Текст книги "Сделка 2 (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

– …Ну, что ж, мальчики и девочки!… – воодушевлённо вещала Таня, моя бывшая сокурсница по вузу, а для подчинённых Татьяна Константиновна, звонко и ликующе хлопнув в ладоши. – Вы можете разбирать каталоги…

Это буквально “тётя Таня” какая-то, а мы с её мужем тут, должно быть, Хрюша и Степаша. Только утренник не совсем детский. Я сидела, слегка развалившись на стуле, вертя шариковую ручку над листом бумаги, и окидывала изучающим взглядом серьёзные лица архитекторов, стараясь не проникать под нарочито запруженный спереди сонно-смыкающихся глаз каскад длинной чёлки одной из служащих. Если бы не сеть нот – паутина образов того, как её нежный шоколад сочетается с моей белёсой кожей, – я бы подумала “лоботряска”.

Некоторые из подопечных по профессиональным талантам вполне могли сорревноваться с нами. Однажды часть их, перешагнув ступень опыта и финансовой планки, включится в своё дело, покинув порог нашей фирмы. Но их место займут другие, перед которыми Таня всё так же будет утолять невинную жажду толкания речей, чувствуя себя в звене боссов и неосознанно оказывая мне услугу. Нерешительная в краеугольных деловых вопросах, она обладала типичной женской социальностью, способная имитировать информационную полноту собрания. Таня была из тех, кто мог с лёгкой руки промахнуть по внушительным суммам прибыли, зато жаться в найме нужного сотрудника. Из-за чего мы постоянно конфликтовали. Со всеми подарками, когда нужно было получить от фирмы выгоды, подмазывались именно к ней. Она наивно полагала, что все просто жаждут скрасить ей и её мужу досуг, организуя изысканные ужины с кальяном в ресторанах. Слава Богу, её муж, в прошлом ладный делец на рынке строительства, Боря, – для подчинённых, Борис Степанович, – носил голову на плечах. Семейный бюджет Таня считала до копейки, пророча и обустраивая дочерям успешное будущее. Поэтому, когда у Бори появилась любовница, ему остро понадобился независимый источник. А я воспользовалась ситуацией, закрутив колесо закулисных проектов, подсадив его на иглу свободы и обеспечив себе незаурядного соратника. Мужикам всегда нужно больше: больше власти, больше средств, больше реализации и важности. Они считают свои деньги и чужие. И мериются, у кого козырнее масть. По темпераменту, Боре впору бы выступать агентом чекаго. Первое, что следовало сделать – нейтрализовать для себя эти его вездесущие наклонности, и я регламентировала свои условия. Если в шахматах я не брезговала открытыми дебютами, то в жизни предпочитала закрытую игру, руководствуясь принципом для окружающих: “Меньше знаешь, лучше спишь”.

– Кстати о злободневном!… – прервал Боря намерения участников к испарению, и собрание продолжилось.

– …Хотите сказать, это должна быть моя головная боль?!… Так давайте разберёмся, кто из нас прав!… – декламировала я на повышенных тонах, проходя по коридору и замерев как вкопанная у отворённой двери, откуда раздавался знакомый голос, уже впол-уха слушая защищающийся лепет прораба на другом конце связи.

– Мы решили пожениться! – радостно сообщала Рита своему отделу пикантную новость.

Ритмичные разохивания сослуживцев прокатились эхом. Холодные муражки пронеслись по телу, заставляя оцепенеть в дверях и потерять дар речи. В ушах зашумело. Молодая, непринуждённо озарённая, со свежим загаром, Рита буквально излучала счастье, пригрев ладошки вокруг большой чашки кофе и опираясь на крепкую грудину своего жениха Сергея, с прошлого года разлоснённого на глазах, в его бережных объятиях. Она смотрелась заметно живее с момента завершения собрания.

– О, Валентина Михайловна! – заприметил меня Сергей, гостеприимно махая рукой.

– Поздравляю, – заслонив трубку, выдавила я. Уныривая от ритиного прямого взгляда вечно смеющихся глаз из-под перьев чёлки, направилась в свой кабинет, попутно возвращаясь к утерянным баранам по телефону.

Прорабы всегда мнили себя умнее, порой способные превращаться в настоящую занозу для архитектора, если их не держать в узде. Впрочем, как всех. Пример Тани показывал, что общаться можно менее жёстко, достигая почти тех же результатов. Но собственная жизнь продиктовала мне каверзный характер. В юношестве я долго отучивалась от внешних реакций – привычек сжимать кулаки и типичных выражений лица, – до сих пор так и не избавившись от внутренних пульсаций.

Минут пять или десять я просто сидела на диване, водрузив локти на колени, всё ещё придерживая, мизинцем к ладони, немую трубку, и потирала виски, пытаясь собраться с мыслями. Меня раздражало, что известие о её свадьбе выстрелило вот так, в спину, без предупреждения, из-за приоткрытой двери. “Ты же логик, Валя. Так думай, как логик”, – внушала я себе. Конкретные задачи. Что ты реально можешь сделать, а главное, нужно ли тебе это? Ведь дело вовсе не в Сергее, а во всей ситуации, туго завязанной в пучок обстоятельств. Ведь сама вела к этому фиаско, выдумывая всё более изощрённые методы противоядия от болезненной зависимости.

В детстве меня покусала бешенная собака. Ни с того, ни с сего. А потом я провалялась в больнице, корчась от боли от перенесённых бесчисленных уколов. Я поняла, что даже от “плюшевых медведей”, какими считала “соба-ачек”, можно ожидать подвоха. Позже я узнала, что самое страшное – в психике человека. Рита никогда не давала заглянуть в себя. А кипы её рукописей, найденные в коробках её гардеробной, описывали весьма тонкие грани того, где кончается человек, и начинается животное. Тот факт, что в тринадцать её отправили подальше от социума, указывал на проявление психических отклонений, возможно, даже насилия. Иногда, когда Рита оставалась у меня на ночь, я просыпалась в бреду, что та бешенная собака настигла меня спустя десятилетия в образе этой молодой опасной женщины. Она обязательно укусит, но на этот раз намного сильнее, и мне придётся горько поплатиться за доверчивость.

На своём веку, помимо бизнесменов, политических деятелей и носительниц послескальпельной пластики, мне довелось повидать воров в законе; мафиози; мошенников, скрывающихся от интерпола. Со всеми ними мы общались почтенно, как с дорогими клиентами. Проблем с ними почти не возникало. Муж мог удариться в бега, тогда переговоры осуществляла его жена. Или – иной поверенный. Сталкиваясь на объекте с омоновской облавой, невинные архитекторы, с заломленными руками, отделывались лёгким испугом и парой синячков. Когда привлекали нас, мы только пожимали плечами: “Ну, где-то здесь, на земном шаре”. Естесственно, нам не докладывали – на Карибах, или Канарах. Случалось, что подрядчики уходили в творческие запои, затягивая сроки. Нам стоило лишь обратиться по адресу, как у самого незадачливого художника, вдохновлённого визитом бритоголовых муз, – да не одной, а целых нескольких, – вмиг повышалась эффективность труда. Но я бы ни за что не хотела переступать деловых границ с этими заказчиками. Я знала, как выглядят глаза безжалостного убийцы. Рита к их числу не принадлежала. Было в ней нечто более неординарное, колыхающее во мне тонкие и глубокие, почти подсознательные, струны фобоса.

Тепличная и избалованная Рита напоминала мне Сашку из “5Б”. Та модничала всем на зависть джинсами из Германии и вызывала благоговейный трепет, несмотря на все её кичливые издёвки и подтасовки. Я мстила ей, наступая на ритины психические мозоли и доказывая, что у всех есть ахиллесова пята. А я умела играть на чужих слабостях.

– Ага, уже иду, – заверила я по телефону.

В дверях я скрестилась с Ритой, по-видимому, собиравшуюся на беседу со мной. Она несколько смутилась от столкновения и оглядела мой ноутбук.

– Встреча? – рассеянно полюбопытствовала она.

– Я спешу, Маргарита, – слегка пожала я её руку, попавшуюся под пальцы. – Вернусь после обеда. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась она.

Я ещё какое-то время прошлась взглядом в её глазах, прежде чем отникнуть от её чар.

Корова существует до тех пор, пока ты на неё смотришь, – вспомнилось изречение неизвестного философа. Забавно, эту фразу подкинул в моей молодости парень, нивелирующий собственные сумасшествия по поводу важности единичных симпатий. Но – заложилось. Со всеми срабатывало. С Ритой почему-то номер оказался пьяный. Если б не сеть нот, я бы улыбнулась. Она не особо-то скрывала своих пристрастий к алкогольным зельям. Нить по генам отца. Вина всему – её дыхание.

– Опять меня укачает! – ознаменовала я, поднимаясь в салон бориного Ленд Ровера и хлопая дверцей. – То ли запах резины какой-то… Нигде не укачивает – у тебя укачивает.

– Ты же не предлагаешь поехать в твоей? Чтобы опять заныла о личном шофёре?… – подначил Боря, заводя мотор. – Я, в принципе, не против. Только ведь Таня сразу тоже захочет…

– Таня не ездит ни на встречи, ни на объекты, – отметила я. – И потом, мы можем взять из других средств, а Тане сказать, что шофёр за мой счёт.

– Хорошо. Так и поступим, – согласился он, вынимая изо рта леденец на палочке. – Хочешь?

– Боря, фу! – скуксилась я.

– Это волшебный леденец, – рассмеялся Боря. – С начинкой. Из Голландии привезли. Ну, не хочешь, как хочешь!

На встрече говорить совсем не хотелось. Я совершала машинальные действия и кидала заученные фразы. Когда-то маска коммуникативной грамотности давалась мне с трудом. Позже, я считала, что виртуозно владею этим искусством. Отточенные годами навыки не подкачали и сейчас.

– Для твоего уровня, из рук вон никак, – штрафанул Боря на обратном пути. – …Что с тобой?

– Серьёзно? – я подёрнула плечами. – Даже не знаю.

– Тебе точно нужен личный шофёр!

– Как прошло? – спросила Рита, догоняя меня в коридоре.

– Истеричка, – негромко огласила я осадок от встречи.

– Мне лучше позже? – нерешительно остановилась она.

– Нет, всё нормально. Чем быстрее мы поговорим, тем лучше, – полуобернулась я, но тут же унырнула взглядом, следуя дальше к кабинету и ожидая её в тылах.

Эта комната с массивным столом и креслом начальника, дышала всё той же рутиной нескончаемых проектов, какой я её покидала. Здесь мы целовались с Ритой, и она когда-то исполняла, по условиям нашей сделки, мои фантазии. Слепленные для неё, но она об этом не позревала. Я не заметила, как скоро этот интерьер сделался фотографичной карточкой памяти, не проявляясь фрагментарно. Я устало замерла по центру, ожидая, когда Рита захлопнет дверь.

– О чём ты хотела поговорить? – спросила я. – Или ты пришла потоптаться?

Она некоторое время выжидательно смотрела на меня.

– Видно, не о чем говорить… – наконец, произнесла она.

– Как Мальдивы? – удосужилась я шелохнуть тему её недавнего отпуска, проведённого с суженным.

– Шикарно! – осветилась впечатлениями Рита. – Много отличных фоток! Даже думаем одну распечатать на полстены и – в рамку!

Меня выводил этот её непобедимый единоличностный восторг жизни, словно кричащий: “Освободи дорогу! Я иду! Красивая, стихийная, завидная!”. А ведь она могла быть моей… Хотя. Кого я обманываю? Она никогда не была моей.

– Рада за вас, – соскребла я крохи праздничного пирога, оставшиеся на моей доле, и бросила ей в ноги. – А я, наверное, махну в Новую Зеландию. На пару лет или навсегда. Проект “Катерина” почти завершён. Закроем его – я беру билет и оставляю тебя с мужем в этом городе.

– Это что, новая шутка в твоём арсенале? – её явно не удавалось смутить даже стремительными зигзагами. – Могу сказать: Ха-ха!

– Я не шучу. Просто… – откидывая ноутбук на диван, подводила я линию. – Конечно, я могла бы склонить тебя к увольнению по собственному желанию. Но вдруг поняла, что вся моя жизнь… Помнишь, я говорила “офис-дом-офис”? Ты добиваешься всего, но так же точно зависим от новых требований. Вчера тебе надо грамотно исполнять проект, сегодня – грамотно общаться с заказчиками. Потому что никто этого не сделает лучше тебя. Особенно, если это – твоя фирма. В этом есть драйв… Был драйв. Сейчас я хочу пожить в своё удовольствие. Насладиться возможностями, которые у меня есть. Оставляю вас. Привет! И оривидерчи.

– О муже и городе – это уже совсем дырявая сага! – скривилась Рита в непроизвольной усмешке. – К чему спектакль? Ты обо мне не вспоминала последние несколько месяцев, под нос подсовывая своих любовниц. Я теперь знаток запахов, только я не собиралась наниматься в парфюмерию. До лампочки, вообще-то, – но я бы назвала это чем угодно, вплоть до бешенства с жиру, только не скованностью в возможностях!

Она опять всё перекосила неуместными бонмо.

– А что мне оставалось?!… – у меня взмокли ладошки от приступа лихорадки, рождаемого ею. – Ты всегда закрыта. Любые вопросы о личном ты воспринимаешь в штыки, включая своего “папу Карло” и уводя тему восвояси, в степь пёстрых бестолковых острот и сборных синопсисов! Где твоя волшебная кнопочка, открывающая все двери? Что я могу думать, если ты кормишь меня своей солянкой?… Да и… что ждать от неадеквата? – не удержалась я от шпильки в её рёбрах. – Любой нормальный человек на моём месте бежал бы без оглядки!

– Что, не далеко убежала? – вызывающе улыбнулась Рита, приобретая красочный вуайеристический отпечаток в речи и расточая своенравный взгляд. – Раз говоришь всё это…

Холод прошёлся по жилам. Сколько раз мне снился этот сон. Поначалу я была склонна думать, что он рождён направленными на неё фантазиями. Я даже как-то произвела элементы этого сна в реальности, вкладывая в собственные уста слова, звучавшие от неё там, в одной и той же позе восседающей на мне в таинственном полумраке: “Хочешь побегать?… Далеко всё равно не убежишь”. Её слегка растрёпанные ниспадающие волосы, с этими перьями высветленных прядок; как будто живой овал лица пьянительно миловидных черт, прорезанных замысловатыми тенями; маняще полуоткрытые припухшие губы, из которых веет нестерпимым жаром; её терзающая нагота сокровенного, столь плотно источающая свой обезоруживающий яд в моё обуреваемое страстью естесство, что парализовала любые мысли к сопротивлению; и, наконец, огненный взгляд, пожирающий душу, – всё всегда заканчивалось этими двумя фразами. Меня не покидало ощущение, кто-то наблюдал из неё за нами и нашими постельными сценами. Именно кто-то. Молчаливый, а потому зловещий.

– Боги, Валя! Что за нелепица средь бела дня? – скороговоркой обрушила Рита, словно захлопывая фантасмагорическую связь. – Ты как тот колобок: от фантазий сбежала к другим телам, от трудовой хандры полетела в Новую Зеландию. Что дальше? А на луне съедят марсиане?

– Насчёт луны я пока не наводила справки, – сухо поддержала я её наколесённый задор, пряча невольную улыбку в уголке губ. – Ты меня уже съела, марсианам нечем будет поживиться.

– Счастливо, Валя, – неодобрительно покачав головой, приготовилась удалиться она.

– Рита!… – вдруг дёрнулась я, словно ужаленная, и вмиг настигла её, хватая за локоть.

– Не трогай меня!… – неожиданно яростно отшатнулась она, скидывая мою руку.

Я недоумённо смерила её взглядом, пытаясь понять причину бурной реакции.

– Ты хоть что-нибудь чувствовала ко мне?… – отразилась во мне горечь. – Ты хоть к одной женщине когда-нибудь что-то чувствовала?…

Она выждала паузу и, наконец, вымолвила, словно нанизывая каждое последующее предложение шашлыком на шпагу:

– Я скажу один раз, и больше ты вряд ли это услышишь… Я любила за свою жизнь одного человека. Это была женщина. И это была ты… Но ты испугалась… рецедивов, или чего там. Даже если бы я действительно забирала души, твоя вряд ли бы меня прельстила: настолько она мизерна. Ты расхоленное дальновидностью разума существо, страдающее от апатичной конвульсии, требующей постоянных выигрышей. Только они настолько же бессмысленны, сколь тщательно продуманы заранее. Скука смертная, не правда ли?… У тебя не получится спихнуть на меня всю “прелесть” своего зомбиленда – я не питаюсь падалью. Ты всё разузнала сама, до всего докопалась, сделала свои выводы. Поздравляю с успехом мероприятия. Ты выиграла. Я не прошу и не хочу реванша. – она решительно развернулась к выходу и порхнула за дверь, прежде, чем я смогла сориентироваться в намотанных витках её тирады, растекаемой по кабинету, словно мороженное в жаркий день.

***

– Привет, Лёш, – чмокнула я его в губы, разуваясь в прихожей почти родной квартиры и укладывая коробочку в яркой упаковке на трюмо. – Завтра развернёшь подарок.

Кот смоляного окраса настойчиво тёрся об ноги.

– Привет, – отвечал Лёша, гипнотически притягиваясь взглядом к цветастому банту. – Ты вовремя. Я как раз ужин готовлю. А что это ты заранее с подарком? Тебя, как в том году, не ждать домой на День Рождения?

– Вряд ли произойдет повторение прошлого раза, – проговорила я, одевая тапочки и вспоминая, как пришлось отмечать в общей толпе, притворяясь, что нас объединяют исключительно деловые отношения.

– Я же говорил, она не шутит, – понимающе огласил Сергей.

– Давай не здесь, – осекла я.

Я знала пространство этой квартиры насквозь. Двухкомнатная, уютная, с довольно устаревшей мебелью и давно не обновляемым ремонтом, она вмещала всё, что нужно для матери с сыном. Одно время я проявляла инициативу заслать сюда бригаду подрядчиков, но хозяйка меня остановила. Ей нравился дух её отделки: округлая арка камешками, разделяющая холл, с высоким встроенным шкафом, и коридор, с трюмо; дорогой коричневый слабо поблёскивающий паркет, потёртый временем; мрачная кафельная орнаментная плитка на кухне, в ванной и санузле; уплотнённые обои светлых тонов, продранные на углах котом, – Мюндхаузеном, или просто Мусей, – и частично залепленные специальными уголками-когтеточками. Её комната вмещала чёрную мебельную стенку с узкими стойками-колоннами, слившимися с шкафами, – расположившимися с двух сторон от широкоформатного плоского подвесного телевизора, купленного мной года три назад, – и на которых встречались экземпляры деревянных статуэток индейцев и аборигенов. Преподаватель по архитектурному направлению, хозяйка почерпала достаточно идей для своего интерьера из работ учеников.

– О, кто к нам пожаловал!…– показалась из комнаты пристарелая худощавая женщина с бледным полотном когда-то красивого лица и, зарыженной хной, сединой длинных волос. – Что это ты с документами какими-то? В машине не могла оставить?

– Отвлеклась, нечаяянно захватила, – я подошла, поджав под мышкой папку с бумагами по проекту, и наклонилась, чтобы чмокнуть её. – Не стала возвращаться.

– Странная рассеянность, – проговорила женщина, с интересом взглядываясь в меня и вытягивая папку. – Дай-ка посмотрим… “Катерина”, – прочитала она приклеенную отпечатанную надпись поверх пластика. – Это что, в мою честь?

– Нет, Кать, совпало. Проект так называется, по имени заказчицы, – растолковала я.

– Ты же знаешь, я не верю в случайности, – огласила Катя свой привычный вердикт. – Что за проект?…

– Обычный проект, – попыталась отмахнуться я. – Просто время подточки углов, таскаю с собой. Расскажи лучше, как ты?…

– Живу, – улыбнулась она. – Скоро же и у меня День Рождения. Сынуля мне подарит ортопедическую кровать, какую я хочу. Правда, Лёш?

– Ма-ам!… – взбунтовался Лёша, всеми частями тела стремясь улизнуть от щепетильного разговора и вернуться на кухню. – Ты же знаешь, я коплю на ипотеку! Я так никогда не наберу!…

– Сынуля порадует маму и купит ортопедическую кровать… – ни в чём не бывало смаковала Катя предвкушение дорогого подарка. – А Валя ему поможет…

– Я сам куплю, – бряцкнул Лёша. – Валя итак везде помогает.

– Ладно, Лёш, напополам, – тихо возразила я в его сторону. – Ты же знаешь, нельзя расстраивать маму. Позволь ей хоть сейчас насладиться теми благами, какими можно.

– Как ты только её терпишь?!… – пыхнул Лёша, снова порываясь к испарению. – Был бы жив отец…

– Лёша! – сорвалась я на повышенные тона от раздражения. – Только не надо эту свою волынку “Был бы жив отец, он бы показал”. Он итак достаточно показал сладкую жизнь твоей матери! Ты ещё половину не знаешь…

Лёша ретировался, что-то пробормотав себе под нос.

– Твоей руки в доме не доставало, – улыбнулась Катя на мою защиту.

– У тебя у самой рука не промах.

– А ты, кажется, подошла к той черте, когда всё больше понимаешь тезис “жить для себя”, – ответно отметила она.

– Может, у меня это в силу возраста, – готова была я частично согласиться. – Но у тебя это просто в характере.

– Опять какой-то выверт задумала? – недоверчиво улыбнулась Катя, прошаривая взглядом шахматную доску и поднося чёрно-коричневого коня над жёлто-рыжим ферзём. – Ладно, съем.

Мы сидели на её диване, по обе его стороны, и переходили от флангового дебюта к миттельшпилю. Я не хотела признавать, что умудрилась прозеваться ферзём, но Катя это быстро поняла по глазам.

– Видно, крепко эта девочка засела тебе в голову, – понимающе отозвалась она.

– Нет у меня никакой девочки, – отрицала я. – Лёша сам не знает, о чём трындит.

Я всегда считала, что Лёша умеет держать язык за зубами. Не хотелось думать, что переоценила его в качестве “своей руки”, и он таки разоткровенничался с матерью, сдав меня с потрохами, минуя год. Но я должна смотреть на факты. Откуда бы Катерине известно о “засевшей девочке”, если она прекрасно знала, что все мои женщины за последние несколько лет быстро теряли место в моём восприятии?

– А Лёша должен был о чём-то рассказать? – опровергла Катя. – У тебя на лице всё написано. Уж мне ли не видеть?… Не рычи. Я не враг тебе. …Иди сюда…

Я уселась на ковре у неё в ногах полубоком, положив голову на её бедро. Катя гладила мои волосы, передвигая нежными движениями пряди с моего лба.

– Совсем возмужала моя девочка, – горделиво оповестила она в приступе сердечного увлечения. – Когда-то это должно было произойти… Давай будем правдивыми, ты меня никогда не любила.

– Катя! Что ты говоришь? – возмутилась я. – Ты – любовь моей жизни. Хоть страсть утихла, но я бы не была здесь сейчас…

– Я тебя умоляю!… – воскликнула Катя. – Мы обе знаем, что я, сама не желая, заменила тебе мать, которой тебе всегда не хватало.

Я молчала, рассеянно скребя взглядом пространство перед собой. Моя мать совершила попытку суицида, когда мне было десять. Но она не погибла, а осталась калекой. Козёл-отец вскоре нашёл новую жену, с которой мы не заладили. Сломленная мать молчала. Отец обвинял меня в чёрствости, нескладности и нелюдимости. Спустя несколько лет мать повторила попытку самоубийства. На этот раз удачно… В двадвать, навеянная толкованиями Катерины, я соблазнила и влюбила в себя отцовскую женщину. Музыка их скандалов услаждала мой слух. Вся моя жизнь была похожа на бесконечную гонку личностных достижений и доказательств. Иногда чудилось, что я родилась под счастливой звездой. Меланхолия одолевала меня в самые курьёзные моменты: на пиках триумфов. Будто печальные глаза матери.

Мюндхаузен прошёл мимо, изображая делового инспектора, двумя прыткими прыжками вскочил на спинку дивана и улёгся на возвышении. Я не сомневалась, что, в отсутсвие хозяев, он вытворял здесь всё, что ему запрещали. Хотя для этого барона, по сути-то, не существовало вето в здешнем доме.

– Валь, тебе какую часть курицы? – возник в дверях Лёша. – Вы здесь кушать будете?

– Грудку, – отстранённо проронила я. – Меня сегодня обвинили в жирах, – усмехнулась я. – Нужно принимать меры.

– Кто это сморозил? – не различил игры слов Лёша. – Боюсь, мне не простят скелета вместо Вали, если ты ещё и на диету сядешь.

– Курица потом, – вставила Катя. – У нас ещё разговор…

Когда он удалился, Катерина снова вернулась к баранам.

– Расскажи мне… – попросила Катя. – Я ещё могу пригодиться советом. Не хотелось бы думать, что ты поставила на мне крест.

– Хорошо… – согласилась, наконец, я. – Да, в общем-то, нечего рассказывать… Веришь ли ты в то… что можно забрать душу?… – попыталась я наскрести из вороха мыслей какую-то ниточку, с чего начать.

– Ты меня пугаешь, Валя, – искренне ужаснулась Катя. – Ты же логик.

– Вот и я не верила… Шучу. Конечно, это – оборот речи. Но… В общем, я немного прокололась. Теперь она меня ненавидит, выходит замуж, а я… остаюсь со своими тараканами.

– Да уж, повеселила!… – съехидствовала Катя. – А ты разве не обновляешься в своих интрижках, забирая у обаяшек их лучшие горячие эмоции? Глядя по тебе, ты хорошо сохранилась для тридцати шести – ты ещё та любоведельница! Что с тобой случилось? Я всегда верила как в твой вкус, так и в то, что ты способна перехитрить самого дьявола в своём получении высокоинтеллектульных сексуальных энергий! Ты же логик, Валя. Так думай, как логик! Что ты можешь сделать? Ты же знаешь игру. Твой мозг способен вырулить обстоятельства на себя, также естесственно, как путеводит дыхание!

Она всё равно бы не поняла…

– Молчишь? – кротко заглянула мне в глаза Катя, и мне показалась её забота искренней.

– Ага, – тихо подтвердила я. – А что говорить? Ей двадцать семь, и она не была лесбиянкой, но я зуб готова положить, что чувствую себя рядом с ней девственницей. Она опытнее меня: как будто играет в эту игру веками, а я новичок с всего-то двадцатилетним стажем!

– Быть может, её кто-то научил раньше?… О, детка!… – умилилась Катя, наклоняясь ко мне. – Однажды наступает этот момент… Я могу сказать только одно: отдайся чувствам, и – будь, что будет! Жизнь коротка.

– Считаешь, стоит рискнуть?…

– А что ты теряешь? Душу? Значит, будет другая, – легкомысленно заявила она. – Свято место… Сама знаешь.

Я уже готова была принять за чистую монету, что у меня банальная любовная лихорадка, с острой симтоматикой помутнённости рассудка, на что намекала Катя, – как вспомнила о ритиных писаниях, которые поддерживали мою версию о том, что не вся причинность причёсывается гладко к экзотичности лишь в моих глазах. Впрочем, пускать тему по воздуху я не стала.

– Знаешь, ты можешь пригласить её сюда, – предложила Катя.

– Ради твоего любопытства? – вскинула я на неё брови.

– Если захочешь… – невозмутимо проговорила Катя. – Уверена, ты здесь совсем другая, чем в своих холодных стенах. Пусть посмотрит, чем ты дышишь. Эту твою сторону….

– Боюсь, не получится, – обмолвила я о гиблости дела с Ритой.

– Смотри сама.

– Не уверен, будет ли для тебя полезной информацией, – начал Лёша, закуривая на кухне. – Я тут узнал, она стреляет в тире. Если нужно, постараюсь пронюхать, где…

Я стояла, облокотившись на столешницу и шныряла взглядом по полу, зацепившись вниманием на кусочке кафельной плитки, отколотом и неказисто отделившемся у стены с окном. Я корила себя, что проговорилась Рите про Лёшу, и теперь он не может предоставлять более развёрнутые сведения. Зря понесло на откровенности и с Катей. “Меньше знаешь, лучше спишь.”

– Спасибо, Лёш. Боюсь, меня уже ничто не спасёт, – подёрнула я плечами.

– Почему ты думаешь, что потеряла её? – спросил Лёша.

– А на что это похоже? – поинтересовалась я. – Она выйдет замуж, нарожает детишек, а я максимум останусь на вторых ролях. Изображать радость? Крепкий орешек?

– Я, конечно, не в курсе всего, – он выдохнул дым. – …Похоже на то, что ты думаешь, что её потеряла. Однако не значит, что так и есть.

Однажды Рита привела меня в свою обитель, куда никого не приглашала, и где я нашла её рукописи. Возможно, мой ответный шаг ей что-то скажет? Или – этот мрачный орнамент…

***

Небо зло пошутило надо мной. С той поры, как коснулась её руки, догоняя у проходной после разноса за юбку-превращалку. Тридцатигадусная летняя жара могла служить оправданием и для ультра-коротких шорт на работе, но меня неприятно задел сам факт клоунады подопечной. Почему же, после строгого выговора, я испугалась потерять её тогда? Почему пальцы обожгло от прикосновения? Почему я внутренне сжалась от её неприязненного взгляда? Не в моём обычае тушеваться перед подчинёнными.

– Рита, стойте-е, – голос осел на последнем слоге, когда я осознала волнение от нежности её кожи под своими пальцами. – Я отвезу вас, – поравнявшись с ней, постаралась незатейливо продолжить я. – Мне всё равно ехать в одно место. Где вы живёте?

Её удивлённые глаза метнули в меня стрелы огня. Я собиралась только провести воспитательную беседу и даже не подозревала, что эта поездка перевернёт всю мою жизнь. К концу её меня трясло от одной мысли, что я бы могла сделать с этой дерзкой девушкой в своей машине, если бы Рита только дала намёк… Вся злость ситуации заключалась в том, что он-то мог быть ошибочно истолкованным сигналом. Со мной никогда не было такого, чтобы один вид женщины заставлял мои соски, словно по-волшебству, отвердевать до боли. Кто она, если не ведьма, – если её колкости только дразнили мой взгляд недостижимыми губами, вызывавшими прилив тоски и желания? Кто она, если не ведьма, – если её холодный взгляд провоцировал меня думать о том, как я хочу быть в её ногах? Кто она, если не ведьма, – если спустя более полутора года я по-прежнему мастурбирую, воображая, как она дарит мне сладкую сексуальную боль? А ведь я никогда не отличалась мазохизмом. Но грани давно размыло безумием. Я откинулась на кровати. Господи, Рита…

Минутой позже я поднялась с простыней и направилась на кухню, где, я знала, найду в заначке “травку”. Во времена моей молодости, в отличие от ритиной, у нас не было сладких напитков: была палёная водка и – это. Я глянула на задребежжавший от пришедшей смс мобильный и прошла мимо. Этот мессадж явно не от неё, а значит, не представлял интереса.

***

– Проходи, Серёж, – ровно огласила я, когда он ступил на порог моего кабинета. – Садись. Есть разговор по нашему делу.

Я ждала, пока он расположится напротив.

– Наше сотрудничество подходит к концу, – без присказок, огласила я. – Со следующего месяца больше не будет “других” проектов.

– Почему? – он чуть не подпрыгнул на месте. – То есть, я хотел сказать, вы не довольны моей работой?

– Нет, Серёж, с работой всё нормально.

– Кто?

– Что кто?… О… – я закатила глаза. – Не беспокойся, ты вне конкуренции, – я повертела шариковую ручку. – Но мы закрываем текущие проекты и закругляемся.

– Признаться… Я обескуражен…

Сергей очевидно чувствовал себя не в своей тарелке, дёргая коленом. Я уже раньше замечала за ним эту манеру, когда что-то было не по его вкусу. Вероятно, он рассчитывал на свой дополнительный источник средств, учитывая Мальдивы и будущие свадебные расходы. Равно Боре, он не знал, что там, где для него лежали деньги, для меня было просто прикрытие, в котором я перестала нуждаться. Я внимательно наблюдала за ним.

– Так сразу… – продолжал он, бегая глазами. – Появилась… какая-то угроза?…

– Скажи-ка, ты говорил Маргарите, откуда у тебя финансы на Мальдивы? – полюбопытствовала я, хотя почти наверняка знала ответ.

– Нет, конечно! Вы что, Валентина Михайловна!… Я – рыба.

– Хорошо, – бесстрастно обмолвила я. – …Веди себя по обычной схеме, и тебе ничто не будет угрожать.