Текст книги "Сделка 2 (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– А Рита? Ведь она служила отводом для глаз…

– С ней ничего плохого не случится. Обещаю.

Он правильно истолковал мой взгляд, брошенный на монитор, и собрался к выходу.

– Серёжа, – окликнула я. – Возможно, позже появится что-то ещё. Я пока не обещаю.

– Хорошо, – сухо реагировал он, но вдруг развернулся в дверях. – Вы же… королева. Мне не верится, что что-то в ваших руках пошло не так! У нас ведь много желающих на проекты…

Я молча смотрела в его глаза. Всё так. В плане проектов, в плане денег. Но не в плане меня. Не в плане женщины, в которую мы оба влюблены. И которая досталась ему. Для меня прозвучали странно его слова. Единственная королева, которую он должен был видеть – невеста.

– Ладно, извините. Это лишний вопрос, – Сергей ретировался и захлопнул за собой дверь с внешней стороны.

В уме не укладывалось, как Рита могла быть с ним. Он превосходный архитектор, но редкостный зануда. Мелкий, с уязвлённым самолюбием, с этими гнусавыми нотками. Ябедник и плакса: никогда не забуду, как она пришла защищать своего мальчика… Также, как не понимала, чем её привлекла заказчица Катя, девизом которой служило: “Купила за 10, продала за 15”. Это – тип людей, не хороших и не плохих, – которые делают деньги. Я не раз сталкивалась с ними. Их вера в то, что всё покупается и продаётся – не истребима. Они знают магию денег и привыкли ею пользоваться. Не удивлюсь, если ритин шикарный дизайн катиного дома будет продан за хорошую сумму. Пусть, – хотя бы попадёт к тому, кто по достоинству оценит.

***

– Вызывали? – строго воззрилась на меня Рита, входя в кабинет.

– Да, есть некоторые моменты по нашему проекту, – непроницаемо начала я. – Но прежде я хочу использовать моё право на твои внеурочные два часа по сделке. Сегодня.

Если б она только знала, чего мне стоила эта маска хладнокровия. Но я готова всеми ширмами, лишь бы она не уличила “лесбийский масляный взгляд”. А он бы был лесбийский. И масляный. Чуждая сентиментам, она бы быстро взнуздала обратно в рамки, словно лошадку в загон. Она – животное, которое понимает только силу.

– Брось, Валя, – недоверчиво скосилась на меня Рита, усмехаясь. – Ты что, снова решила всем испортить попойку на лёшином Дне Рождения?

– Мы его отметим у него дома, – выложила я карты, не теряя серьёзности. – Не беспокойся, я налью тебе, сколько попросишь.

– А что, если я откажусь?

– Лучше тебе не расстраивать меня, – улыбнулась я, излучая ту долю опасности, на которую была способна при неисполнении договорных обязательств другой стороны.

– Ладно, – утвердительно кивнула Рита. – У тебя осталось не так много времени…

– Гульну напоследок, – я вышла из-за стола, собирая с её глаз соки ненависти продолжительным взглядом.

Моё напряжение и одновременное желание, заклокотавшее внизу живота, возрастало по мере приближения. Я мечтала о ней со всеми женщинами, о её рваном накаляющемся дыхании; о её губах, пронзающих поцелуем; о её глазах-капканах. Хотя знала, что всё это – лютая фальсификация. Я молча коснулась ладонью её щеки. Во мне всё взрывалось от заструившегося по венам наваждения.

– Мой дьявол!… – пронёсся бессознательный выдох по моим устам.

– Тебе ведь не так много надо… – проговорила она, и её рука уверенно тронула поверх тканей мой жар между ног.

Стягивая бурю эмоций в тугой узел, я сверлила её лицо взглядом и немым жестом попробовала направить её встать на колени, но она не двинулась с места. Я испугалась, что моя слабость слишком заметна, и придала жёсткость голосу:

– Сопротивляешься?…

– Не верится, что ты собралась уезжать, – проговорила Рита, слегка двинувшись на меня и шаря взглядом по моему лицу. – Я соскучилась по тебе…

Сердце неистово заклокотало от её слов. Я вряд ли уже способна была прятаться за какими-либо масками, когда её губы коснулись моих, а я непроизвольно опёрлась о стол, натолкнутая на него её напором. Во мне всё закричало от дикой нежности её рта, но ни одного звука не пролилось наружу. Только внутри всё раздирало приливами любви, одолевшими каждую клеточку, каждый уголок души, не оставляя от меня ни миллиметра, где бы не было её. Её пальцы тем временем расстёгивали мою рубашку, пуговица за пуговицей обнажая меня перед ней. Я не в силах была сопротивляться.

– Мне не верится, что ты выходишь замуж… – пробормотала я.

– А что ты предлагала? Смотреть, как ты путаешься с другими женщинами? – она отникла от меня, и мне показалось, что в ней зазвенела ревность, совершенно чуждая ей по диагнозу.

Её губы, режущие без ножа. Она делала со мной всё, что хотела. Эти искорки, проявившиеся в её замутневших глазах – они сжигали меня. В ней никогда не было человеческой нежности. Я сомневалась, что она способна испытывать чувства. Она могла обмануть мужчину, но не женщину. Я усомнилась, были ли её слова о “соскучилась” искренни, или – очереднной имитацией. Я никогда не могла понять её. Я не знала, что лучше: мучиться от её непробиваемости с ней, или умирать без неё.

– Теперь что?… – продолжила она. – Будешь уверять в вечной любви?

Я молчала, глядя на неё снизу вверх. С расстёгнутой рубашкой. С развинченными нервами. С немым обожанием.

– Ты прекрасно знаешь, что я всё отдам за тебя… – прошептала я, не справившись с губами.

Господи, я готова была отрезать себе язык за эти слова. К чему признания? Она уничтожит меня. Я снова окажусь во всём виновата. Она уйдёт, не получив моего доминирования, и я не смогу оправдаться. Я ожидала, что она развернётся, напоследок измерив во мне весь мой рабский трепет. Но вместо этого она продолжила раздевать меня. Я целовала её горячую нежную кожу, не в состоянии верить своему счастью. Меня знобило под её прикосновениями, от всей её близости, от её запаха.

– Кончишь от меня… – прошептала она мне на ухо.

***

– Нет-нет, даже не думайте! – обрекла я Ларисе, непроизвольно закатывая глаза от самой парадоксальности с очевидным. – Пусть они эти решётки и подравнивают, или заменяют. А нет – не получат от нас больше заказа. Отпишите с намёком…

– Да, я так и думала! – отпорхнула Лариса.

– Вы кто? – спросила я незнакомку возле моего кабинета, обрасывая её взглядом с ног до головы.

Это была довольно сбитая миловидная шатенка лет двадцати восьми, с химическими завитками почти до плеч, несколько выше меня. В глазах её жила добропорядочность. Я уже насмотрелась всех фиф на высоких каблуках из дорогостоящих вузов. Они бы вряд ли согласились носить кофе и покупать орешки.

– Я по поводу вакансии… – начала девушка.

– Да. Проходите.

Я выдернула её резюме из стопки на столе и, бегло проштудиров бумагу, приступила к перечню вопросов. Меня всегда привлекала в людях стеснительность, даже обращающаяся изнанкой – слегка забористым поведением. Она станет неплохим работником.

– Когда вы сможете выйти?

***

– Это – Катерина… – представляла я Рите свою бывшую. – Она – мама Алексея… Катя, это…

– О, Господи!… – прервала меня Катя на полуслове, непроизвольно ахая. – Малышка Рита… Это просто праздник какой-то! У сына День Рождения, и малышка Рита в гостях!… Аж сердце прихватило!

– Извините, мы знакомы? – недоумённо переглянулась со мной Рита.

– Я не называла твоего имени, – не менее шокированно подёрнула я плечами.

Сквозь ткани тапка и подследника я почувствовала прикосновение головы кота. Он растянулся по ковру пузом кверху, прижмуриваясь на Риту.

– Господи, какая красавица!… – тем временем продолжала ликовать Катя, подхватывая ритины ладошки в свои руки и неприкрыто залюбовываясь ею.

– Катя, ты, наверное, что-то путаешь… – пыталась усмирить я её реакцию. – Может, какое-то совпадение…

– Не бывает совпадений, Валя! – грозно обернулась на меня Катя.

– Да если б ты её даже видела когда-то, она изменилась до неузнаваемости!… – прыснула я в нервном воспалении.

– Это ты на неё смотришь “из будущего в прошлое”, а я-то – другими глазами! – непререкаемо осадила меня Катя.

– Как, говорите, звать?… – задумчиво пробормотала Рита, морща лоб. – Катерина?…

– Да, Катерина! – воскликнула Катя. – Ты вспомнила меня?!

– Неужто… та самая “гнусная вакханка”?… – обронила Рита, не следя за выражениями, и настороженно всматриваясь в Катю.

Я побледнела.

– О, Боже… – поникла Катя. – Твой дед наклепал на меня… Закоснелый старикашка!… Но неужели… он настолько закрыл тебя?…

– Я ничего не помню… из тех времён, – сухо ответила Рита.

– Ах, – обречённо проговорила Катя. – Ясно. Располагайтесь, кумушки, в той комнате, – она указала на накрытый праздничный стол. – Надо доделать салаты…

– Я помогу тебе! – сразу же вызвалась я.

– Это ты её научила?! – захлопнула я за собой дверь на кухню, задыхаясь от бешенства. – Ей же не было и шестнадцати!!!

– Валя… Валя… – заохала Катя с вытянутым лицом. – Ты даже понятия не имеешь!…

– Что?! – грубо одёрнула её я. – Как ты растлевала малолетних?! Кем бы ты мне не приходилась… я клянусь, я это так не оставлю! Я подниму это дело. Хрен тебе, а не ортопедическую кровать!

– Ах, моё сердце… – снова схватилась она за левую грудину. – Валя, ты не знаешь, о чём говоришь!… Эта девочка… она…

– Что – она?! – с силой встряхнула я её за локти. – Что?! Ты не настолько стара, чтобы изображать сердечные приступы!

– Она ведь входила в твои сны?… – выдавила Катя, обмякая в моих руках. – У меня слабое сердце…

– Не пытайся увильнуть с темы, Катя! – обрушивала я на неё гнев.

– Она считывает эмоции с детства… часто не понимая их, смешивает с воображением… У меня мутнеет в глазах…

Я вдруг поняла, что Катя не блефует, и спешно кинулась в ванную к аптечке, перебирая ящички в поисках валокордина или валидола.

– Что-то не так? – выглянула из комнаты Рита.

– Сердце… – откликнулась я. – Извини. Посиди пока…

– Лёша – м***к!… – не соображая от остервенения, с пылу выдохнула я и метнулась обратно на кухню, вспомнив его дурацкую затею хранить сердечные лекарства отдельно в матрёшке на холодильнике: мол, будут всегда под рукой.

– Её дар был опасен в том возрасте… – минут десять спустя после принятия капель, начала рассказ Катя. – …Когда малые знания о мире обращают белое в чёрные, и наоборот… Мы с её дедом никогда не питали симпатии друг к другу, но мы чувствовали, что оба нужны ей… Её дар проявился в полную силу в период полового созревания, родители отчаялись и думали отправлять её в клинику. Но циничный учёный впору оценил в ней неогранённый алмаз, каким она была… То, что ты говорила вчера,… она в игре веками… Я ещё подумала, но вслух не произнесла, что встречала только одного человека… Так и есть, Валя… Валечка-девочка, ты даже не представляешь, твою-мать, с чем связалась…

Я же говорила при мне не ругаться матом.

– Ты спала с ней? – требовательно вопрошала я, пытаясь проникнуть сквозь грим её лица к истине.

Катя молчала.

– Валя,… всё не так, как кажется… – наконец, понуро забормотала она.

– Да?! – сорвалась я на крик. – Иначе бы ты просто сказала “нет”. Господи… Я не могу в это поверить!… Ты двуличная тварь!…

– Валя… – её голос сошёл на мольбу. – Прошу, не отворачивайся от меня… Я за всё уже расплатилась… Это всё она… Она хочет отнять тебя у меня…

– Ты ещё понятия не имеешь о расплате! – наклоняясь над ней вплотную, яростно прошипела я.

– Ты всё равно ничего не докажешь! Посмотри на неё – она похожа на жертву? Валя, очнись же!…

Я уже не слушала её фраз, наступающих мне на пятки. Рита сидела возле разложенного “стола-книжки”, накрытого белой скатертью и сервированного приборами, и откусывала яблоко.

– Мы уходим, – проговорила я, замерев в проходе.

– Зря, – отразила Рита, и мне показалось, в её глазах различалось понимание, о чём она говорит. – Милый интерьерчик!

– Хочешь остаться? – исподлобья поинтересовалась я.

– По крайней мере, уделить пару минут “старой знакомой”, – пояснила она. – Ты мне обещала веселящие напитки, но кроме шампанского здесь ничего не видать!

– У меня дома есть ром, – попробовала уберечь её я.

– Здравствуй, Катерина! – поприветствовала Рита, приподнимаясь на появление Кати за моей спиной.

Я отступила в сторону, давая дорогу. Катерина смерила меня недружелюбным взглядом и проскользнула за стол.

– Как поживаешь, Рита? – хладнокровно спросила Катя. – Валюш, побеспокойся, пожалуйста, о бокалах, – кивнула она в направлении непочатых пузатых бутылок.

Я принялась за шампанское, откупоривая одно. Пузырящаяся жидкость заструилась по стенкам фужеров.

– Навещала деда? – снова обратилась Катя к Рите.

– М-г, – подтвердила она. – Но он считает, что моему джинну лучше в бутылке! – улыбнулась она, перенимая протянутый ей бокал.

– О, я вижу по глазам, Он неплохо себя чувствует… Только молчит, – оповестила Катя. – Твой дед был не в курсе нашей маленькой тайны, открывающей дверь… Хочешь узнать о себе больше, рискни.

– Мне чуждо то, о чём ты говоришь. Нет, не хочу… – пробовала отказаться Рита.

– Бартодакт-адох-мергаланиум-х’унде, – вдруг заговорила Катя на незнакомом языке, будто произнося заклинание и продолжила скороговоркой: – Когда синие реки возвратятся из морей в истоки, зверь вернётся на зов с долин края мира.

Я чуть не выронила бокал от изумления. Хотя никаких кардинальных изменений не последовало: ни рёва из преисподней, ни агоничных приступов, ни воздушных вихрей, ни грома с небес. Рита сидела в той же позе, только её глаза странно заблицали. Кот на тумбе под телевизором ощетинился, выпучив зелёные очи.

– Абракадабру забыла вставить, – с привычным чувством юмора, заметила она, и я, признаться, вздохнула с облегчением.

– Как же я сразу не догадалась!… – обескураженно выдавила Катя. – Он вовсе не засыпал…

Тут Рита стала говорить на том же иноязъе, из которого я ни слова не понимала. Она вдруг засмеялась, и я догадалась, что она пошутила над чем-то. Катя улыбнулась в ответ, но продолжила серьёзно. Я не могла избавиться от ощущения, что уже слышала этот язык, но не могла припомнить, где.

Я никогда не верила в магию, колдовство, заговоры. Хотя знала, что такие люди существуют. Катя подсунула свинью. Чем дольше длился этот перфоманс, тем больше я видела в Рите человека. Именно человека. Несчастный ребёнок, ставший полем битвы предрассудков магии и науки, но перешагнувший навязываемые догмы. То, что с ней делали – святотатство. Не перед Богом, а, – прежде всего, над человеком. Я всё больше понимала её: такую хрупкую, и такую громадину, расправившую крылья личного выбора; её неутомимый снобизм и регулярное фиглярство. В ней всё тонуло: и гнусавая мелкость жениха, и денежная пронизанность Кати-заказчицы, как и жернова Катерины или деда из её детства, – словно не способные коснуться её нутра. Я искренне раскаивалась за собственные маловерие и равнодушие.

– О чём вы говорите? – не выдержала я от любопытства. – Что за Батра…как там?

– Ты что, не научила её?! – удивилась Рита на Катю. – В начале примерно звучало: “Узнай свои корни”. А вообще-то, это непереводимый язык, построенный на образах, с множественными значениями одного и того же слова. Они называют его довавилонским. Но меня одолевают сомнения, не выдуман ли он кем-то, вроде Катерины! – съязвила она. – Бартодакт – обращение к сакральной части души…

Вслед за этими словами она снова переключилась на разговор с Катей, отчего-то повышая тона.

Ритино лицо вытянулось от изумления, смешанного с глубоким разочарованием. Катя напряжённо подбирала фразы.

– Она извиняется, – поясняла Рита. – Говорит, что давно хотела разворожить тебя, что это было бы правильно,… “жизнь вкладывает новый свет в обстоятельства – великое горе тому, кто помешает”… Но она боялась… От преждевременного снятия она много теряла, помимо тебя. Она решила отложить это, пока рядом с тобой не появится хороший человек. Но вышло иначе. “…Пока животное не высосет чёрную кровь”, или “кровь мрака”… так звучало заклятие. Шанс один на миллион, что ты бы встретила “животное, над которым не властна магия”…

– Она опять сказала “бартодакт”?… Ты перевела как “животное”?

– Бартодакт – очень редкое животное, – улыбнулась Рита. – У тебя тоже есть сакральное имя. Без ритуала наречения она не могла обойтись.

– Слушать не хочу этот бред, – передёрнулась я. – А меня даже не удивляет, почему она вдарилась в магию. Потому что из тех, кто, скорее, удавится, чем упустит своё!

Мне показалось, я ощутила от Риты одобрение. Оно было лучшей наградой.

– Вабилисмус… – огласила Катя.

– “Белая королева”, – произнесла вслед Рита. – Однако тебе досталось имечко поизящней!

– Ты любишь её? – наконец, на русском спросила Катя.

Я невольно поёжилась. Моё сердце задрожало, будто наступал момент истины.

– Мне пора, – после некоторой паузы сказала Рита, захватывая надкусанное яблоко. – Для полной кондиции игры не хватает последнего ингридиента – моей любви?

– Постой, – я подорвалась за ней. – Я отвезу тебя!

Мы молча сидели в машине. За окнами моросил мелкий дождь, испещряя опустившуюся темноту вечера. Я не спешила трогаться с места, с силой сжимая руль и переваривая событийную ленту, пестрящую абсурдностью, какая и во сне-то не привидится. Как я могла быть столь слепой и бездушной? Во мне бурлила ненависть к Катерине за то, что она сделала с Ритой. Если б я могла оказаться там тогда и узнала, что она хоть пальцем тронула невинную девочку, я бы разорвала её на месте. А теперь… я просто её уничтожу.

– Прости меня, – приглушённо вымолвила я, обращаясь к Рите.

Она обернулась от запотевшего стекла, и я увидела её осаждённое горечью лицо.

– За что? За то, что копалась в моём грязном белье? За то, что стала свидетелем…этого?!… – послышался её нервный возглас.

– Ты не животное, Рита.

– Конечно, я не животное! Потому что его никогда не было. Я его выдумала. Знаешь, как дети заигрываются? Да и взрослые не меньше. Катерина! Питала и взращивала его льстивыми речами,… пока оно не стало почти реальным… Иногда кажется, что она и впрямь верит в свой спектакль!… Ей так интереснее, – она осеклась и продолжила мгновением позже. – Я не дьявол и не Бог. Настолько же, сколько в этом яблоке – яблоня. …Если б Катерина не была твоей бывшей, при других я бы постыдилась с ней стоять в радиусе десяти метров, чтоб никто подслушал!…

Только сейчас я заметила, что щёки Риты налиты красноречивым румянцем.

– Ты стыдишься за неё,… или за что-то другое?… – как можно аккуратнее попробовала уточнить я. – Ты всё вспомнила, что происходило тогда?…

– Просто отвези меня домой, как обещала, – отозвалась Рита, резанув холодом. – И оставь меня в покое.

– Я отвезу, – непроизвольно падая в голосе и заводя мотор, проговорила я. – Хотя… я бы не отказалась отдаться… твоему “животному”.

– Предлагаешь?… – бросила на меня нескромный и вопросительный взгляд Рита.

– Сделаешь со мной всё, что захочешь. Я буду молиться на тебя, – проговорила я, поворачиваясь к ней лицом. – И кончать по первому твоему велению.

Какое-то время Рита молча смотрела моё лицо. Вдавливая в меня упорный взгляд и нажимая на слова, она сказала:

– Мне не нужно клятв от тебя.

– А я буду, – упрямо отразила я, отважно вменяясь её сжигающему взору, хотя всё во мне трепетало. – Накажи меня за “малую душонку”.

– Хочешь этого?… – недоверчиво уточнила она. – Я бы тебя наказала!…

– …Парня не троньте. Только старушку, – говорила я в темноте на кухне, хрумкая орешками. – И еще, у неё слабое сердце. Сделайте как-то аккуратно. Мне бы не хотелось сюрпризов. За это ваши молодцы будут отвечать головой.

Посмотрим, что сделает её магия против бритоголовых муз. Надеюсь, они подарят ей достаточно вдохновения. Она ещё, мать-её, не знает с кем связалась. Таких, как она, сжигали. И я сожгу её, медленно. В её собственной жизни. Мы все очень смелые, пока не опустят, куда надо. Я выжму её волю по крупицам. Начну с малого, а там увидим.

– Вы сейчас предлагаете постращать бабусю, или проводить за хлебом? – подтрунил надо мной низкий мужской голос с другого конца.

Хотя и не лишённая чувства юмора, я паталогически не особо чествовала шутки.

– Просто сделайте, как говорят, – подчеркнула я и, вздрогнув от прилива света, бросила: – Мне пора.

Рита выдернула у меня из руки мобильный и присела на стул, собираясь закурить.

– Не могла дождаться, пока уйду? – спросила она с смеющимися глазами.

– Ты пока поговори… – я опустилась перед ней на колени, помещаясь между её ног. – А я займусь чем-то более приятным…

– Нет, Валя! Стоп-стоп, – тормознула она. – Вообще-то, мне пора.

– Нет!… Куда…

– О, надеюсь, ты не думала, что это что-то значит?!… – закатила она глаза. – Не могу отрицать, ты очень интересная женщина, особенно, когда становишься такой, и я не могла не соблазниться на приезд…

– Какой? – зацепилась я.

– Такой… Бонза с щенячьими глазами, – она отвернулась, затушивая недокуренную сигарету в пепельнице, но мне показалось, что об моё сердце. – Ладно, Валь. Мне действительно пора!

Ничего… Завтра она у меня попляшет. Далеко всё равно не убежит. Завтра мы поменяемся ролями.

========== Часть 2 ==========

Ночь прошла тревожно. Орешки бурлили в животе. Несколько раз просыпалась. “…Я не враг тебе… мать… которой тебе всегда не хватало…” – мякли обрывки яви, разваренной в котле морфея. Действительно, трудно представить в моей судьбе человека, кто был бы ближе, чем Катерина. Сколько помню мать, она всегда жила своими далёкими и непостижимыми мыслями. После первой её попытки суицида, нас посещали мужчины в белых халатах. Меня маленькую выпроживали за дверь, но я подглядывала и подслушивала. “Какие умные вопросы они задают! И смотрят так внимательно, будто сейчас всё-всёточки узнают!…”, – думалось мне. Козёл-отец всегда был занят собой, изредка поколачивая мать, – до суицида; а после – просто её не замечал. Ни на одном школьном собрании никто из них не засветился. Детством сизокрылым, я гоняла с мальчишками во дворе, казавшемся огромным. На поверку, во взрослых глазах, он выглядел типичным сталинским “колодцем”, заасфальтированным и узким. “Эй, Валька! Лови на головку!”, – крикнул один из мальчиков, якобы друзей, и мяч отскочил от моего затылка. Я сжимала кулаки. Это было невинное мальчишеское изъявление силы, перетягивание каната. Девочкам, по детству, лучше водиться с девочками. Они сделают из вас куклу, но, по крайней мере, бережно. Мне нравилось играть в доктора. Я внимательно смотрела на лица и тщательно выдумывала вопросы, подражая тем умным мужчинам в белых халатах.

Я ехала на встречу, посреди “пробок” отпивая из термокружки кофе. Солнце било по капотам, рождая светлячков. Надеюсь, следы недосыпа не слишком заметно пропечатались на лице.

Рита меня наказала… В постели она была гибкой, как кошка, угадывающая и непредсказуемая, способная одним видом своих действий, – да и просто видом, – спереть дыхание любому мужчине, и в самом скромном из них взвинтить низшие и, в чем-то даже грязные, рефлексы. Боюсь, она бы вылечила импотента. Вокруг неё всегда вились мужики, каким-то образом чуя это. Иногда я и сама была не прочь их охапистых и кустарных, как сам палеолит, колыханий. Только меня, в отличие от Риты, они считали стервой. Я почти слышала это недавно вдогонку от дюжего прораба Вадима, оправляя юбку и пиджак. В тот момент, когда он обрушивал на меня свою могучую и незатейливую мужскую особь, я бы, не моргнув, отдала душу, лишь бы на его месте оказалась Рита. Одна мысль об этом произвела волшебство с моим телом. “Даже не думай”, – осекла я вслед Вадима, полуобернувшись и предотвращая его запальчивое расслабление. Рита начала наказывать с бесчеловечной нежности, дразняще и нагнетающе разливая по моей плоти трансцендентные аккорды, сравнимые разве с проникновенным звучанием сонаты Моцарта, словно ещё до рождения знала все мои тайные струнки. Растравленная и подорванная в самом основании, я щемяще ненавидела её, умоляла. Но ей и печали не было, что творила со мной. Пока я, наконец, совершенно потеряв рассудок, силой не затребовала её рта. Сладость, в темноте, коленями на переполошенной кровати, с пальцами-хватками, пластично изведённая в поясничный-вовнутрь-прогиб осью позвоночника и слегка задуженными вперёд плечами, спелёнутая сомкнутыми веками, растворяясь туманом, молниеносно облеклась плотью и кровью моего существа. Мне почудилось, Рита лишь скорбно усмехнулась во мраке, с досады прихлопнув по боку моей ягодицы и не догадываясь, какой отзвук родит этим небрежным движением. Она наказывала крепко, ровно и упоительно во втором акте. Так, как никто никогда не делал, и как разрешалось только ей. Со всеми её нервными, и даже истерическими, нотками, проступающими в голос. Я бы бежала от них на третьей скорости, заподозрив рядом эйфоричного наркомана, если б это не была Она. Страх за себя застревал в поджилках. Она осаждала давно пленённую мою крепость, заставляя почувствовать себя лошадкой в загоне под накатом жеребца. Я отдавалась самым запретным, куда никому не позволяла доступа. А она непринуждённо брала, также естественно, словно плуг распахивал плодородную землю. Она подстёгивала вполне буквально, кожей ремня, резко и пьяняще. Я закусывала подушку от трепетной боли.

– Так, Валя?… – причастно-ласково осведомилась она, бережно касаясь снизу по моему животу вереницей пальцев. – …Не бегаешь?…

– Только не щади,… пожалуйста… – стонала я смешанным с мёдом голосом. – Ты итак достала до самого сердца… Куда мне ещё бежать?…

Я едва успела затормозить, чуть не врезавшись в пикап. Адреналин впрыснулся в кровь. Мне точно нужен личный шофёр.

“Сначала скажите нет”, – этот заголовок я видела пару лет назад в витрине книжного магазина и подумала, что он идеально описывал правило успешной сделки. Сначала скажите нет. Или вам навяжут свои условия и будут считать, что вы ещё и должны; или вы не сможете вовремя выплачивать зарплату своим служащим и превратитесь в раба счетов. Сначала скажите нет. И ваше терпение окупится сторицей. Человек должен сам выбирать, насколько заинтересован в получении того, чего хочет, и понимать, что всё имеет свою цену. Выходя со встречи, я не спешила гнать лошадей радости, пока все бумаги не будут подписаны. Оформление документов и скрепление сделки планировалось к следующему дню. Я так и не купила ту книгу, хотя точно знала, что она написана человеком, которому было, что сказать.

В холле бизнес-центра я отражалась в зеркалах твёрдой и оптимистичной поступью. Не успела я сесть за стол в своём кабинете, как вслед мне ворвался Лёша.

– Валя!… Ты уже совсем… все границы перешла!… – задыхаясь, расстрёпанно возгласил он. – Зачем ты их заслала?!…

Меня подмывало узнать, всё ли в порядке с Катериной, но я спросила другое:

– Кого?

– Валя!… Вот только не надо своего вот этого!… – он конвульсивно закрутил рукой в воздухе, будто играл в “Ассоциации” и выражал слово “подковырка”. – …непонимания!… Только ты знала, что ключ за щитком!…

– Во-первых, успокойся. Сядь.

Лёша брезгливо смерил стул возле себя и остался стоя.

– Посреди ночи вломились четверо… – продолжал он. – Я всю ночь не спал. Мать не спала. Только ты, наверное, прекрасно проводила время!…

По крайней мере, жива.

– У меня были причины, – наконец, коротко обмолвила я, понимая, что отпирательство только усугубит ситуацию.

– Ка-акие?! – не сдержал запальчивого возгласа он. – Она тебе что, сроки затянула?!… Работу какую-то не выполнила?…

Уверена, ему не составило труда связать А с Б. Я молча смотрела на него. Лёша исступленно то опускал, то поднимал руку, потирая затылок. Мне хотелось обнять его и утешить, огородив от всего. В нём жила горячая кровь, понятная и родная. Он был важной частью моей, ныне потерянной, “семьи”.

– Да что ж это такое-то?!… – безысходно исторг Лёша.

– Ты и сам знаешь, твоя мать далеко не ангел, – наконец, взвешенно произнесла я. – Поверь, я имела достаточные основания.

Толпа засасывалась в зал. Я ещё со спины различила Риту. Как же ныло моё тело и разум от болезненного притяжения закутать её в свои руки, вдохнуть её, шептать нежные приветствия. Мой взгляд безотчётно ревновал, изъедая психику параноидальными мыслями, ко всем, кто видел эти изгибы её сексуальности, не способной камуфлироваться тканями одежд.

– Здравствуйте, с вами говорят сигналы…, – облачая мягкость в деловую флегматичность, пародировала я монолог её автоответчика, когда мы поравнялись. – Научитесь брать трубку, Маргарита.

– Сигналы не по душе? – обернувшись и заставив тонуть в контурах её губ и взора, осведомилась она.

– Определённо, они душевнее предыдущей заставки, – отметила я. – Но менее сдержанны.

Я всегда учила служащих сторониться неформальных проявлений в том, что хоть как-то касалось работы. Особенно, не переходить с прорабами и строителями на их присный матерный, прекрасно зная, как быстро эта зараза прилипает. А потом с клиентами начинаются казусы.

Сергей демонстрировал очередной дизайн в кругу коллег, замученных собственными проектами, а потому вяло реагирующих на чужой труд. Сергея я долгое время считала уникумом в своём роде и тем “красавчиком”, за какого держалась бы любая фирма. Обычно, даже если мямли-сослуживцы, отвлечённые личными заботами, одобряли один из эскизных вариантов, то от заказчика не удавалось избежать корректировок. Клиент всегда прав: то ему не нравится одно, то другое, а то – вообще всё переделать. Большая редкость, если даже тщательно проработанный, – причем, при бдительном участии нескольких голов архитекторов, – и подкованный проект полностью удовлетворял заказчика. Пару раз Сергей вписался. У него явно был талант. Но не гениальность. Он пока не знал об этом, причиняя проблематичность. Однажды мы с ним расстанемся. Зачатки гениальности обнаруживались, скорее, в Рите, но с ней была отдельная история.

– …Отличное сочетание фактур, – выразил один из коллег. – В общем и целом, всё хорошо смотрится! Можно оставлять основной вариант.

Без лукавства, проект получился добросортным. Однако не сквозило в нём той стихийной пронзительной дизайнерской мысли, как в серёжиных работах ещё год назад. Я разочарованно созерцала представленные эскизные варианты и ни в одном не находила перчинки. Не хотелось думать, что только мне заметен этот диссонанс, но факт всеобщей солидарности свидетельствовал об обратном.

– Чего-то здесь явно не достаёт… – произнесла я, задумчиво потирая подбородок, и уже намеревалась перейти к изложению перечня более конструктивных и конкретизированных предположений, как меня бесцеремонно прервал знакомый голос, обрушиваясь со спины.

– Если позволите моё скромное мнение, – выступила со своего места Рита, сохраняя официальный тон с будущим мужем. – Тут надо… вставить большие предметы,… например, большой диван… И, желательно пожёстче, формы… Тогда, я уверена, Валентине Михайловне понравится. Не правда ли, Валентина Михайловна?

Точно уж, завещание Катерины сработало: узрела корни. Картина маслом: Маргарита, с её фундаментально перекошенными мозгами, устраивает путч начальства в защиту своего мальчика. Ей всегда хватало врождённой хамовитой бестактности, чтобы быть смелее и задиристее других. По этой причине, я когда-то всерьёз примеряла для неё плаху увольнения. Очевидно, лицо Сергея вытянулось намного сильнее моего. Моё – застыло мраморной маской.