Текст книги "Флейта (СИ)"

Автор книги: Melara-sama

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– А почему они Итона не пригласили? – вдруг спросил он, уже выходя на улицу.

– Хороший вопрос, но я думаю, что он бы помешал своим насмешливым выражением лица. Да и особой любви между ним и моей матерью нет и не было никогда.

Мы сели в машину, и я завел мотор, плавно выехал на дорогу. Мы решили сделать небольшой отрезок дороги более удобным и даже сделали стоянку. Сейчас тут были только три машины и внедорожник-монстр Митчелла. Я помню, мы даже все высыпали на пятачок перед главным зданием приюта, когда услышали визг Рея по поводу машины бой-френда.

А потом полночи гоняли по бездорожью, распугивая местных жителей и горланя репертуар Лофа.

– Мне странно видеть такие отношения между родственниками. – Тихо проговорил Шел. – Я, конечно, вообще не совсем понимаю, что такое семья, но…

– Разве? – улыбаясь и смотря на дорогу, спросил я.

Он притих.

А потом я почувствовал тяжесть его головы на своем плече.

– Ты для меня намного больше, чем просто семья, Тони. – Прошептал он. – Ты – музыка моего сердца.

Я тоже немного наклонил голову и потерся о мягкие волосы моего мышонка щекой.

– И ты для меня намного больше, чем просто любимый человек.

Он тихо рассмеялся.

Когда мы открыли двери зоомагазина, он тут же растерялся. Тут, кроме щенков в вольере, были все представители фауны, и мой Ноэль пошел вдоль стены с клетками грызунов, сюсюкая и посмеиваясь, потом потоптался возле крокодильчиков. Птицы его не очень интересовали, но огромный попугай с красным хохолком заставил удивленно округлить глаза. У клеток с непонятными животными он долго стоял и читал таблички.

Я не мешал ему, а подошел к консультанту.

– Вас что-то заинтересовало, сэр?

Надо отдать ему должное, он узнал меня, но тут же взял себя в руки и натянул профессиональную улыбку стоматолога.

– Пока нет, но я хочу узнать о щенках… нам бы что-то среднее… Ноэль?

Он подлетел ко мне, глаза горели, как звезды, и эти его золотые искорки стали такими четкими, делая глаза почти нереальными.

– Тебе что-то приглянулось?

Он кивнул и сжал мои пальцы.

– Можно? – и тонкая рука потянула меня к небольшой клетке, консультант пошел следом.

В ней были мелкие обезьянки, назвать их обезьянами у меня не повернулся бы язык.

– О, это – Cebuella pygmaea (карликовая игрунка), редкое, недавно привезли.

Я посмотрел на Шела.

Он не отводил глаз от клетки, щеки порозовели, пальцы, которыми он дотронулся до тонких прутьев, немного дрожали.

– Лоф тебя не простит, ты же сказал ему, что хочешь собаку.

– Я назову ее Марио. – С придыханием ответил он мне.

– Лофарго тебя не простит, лучше назови ее по-другому.

Он улыбнулся.

– Правда?

– Если ты хочешь обезьянку за несколько тысяч евро, я не могу возразить.

Он еще больше смутился.

– Я не для этого назвал вслух ее цену. Я только боюсь, что она слишком маленькая, Ноэль, потеряется.

– Эм… сэр, для этого у нас продается целая система, ее устанавливают дома или в квартире, и обезьянки спокойно чувствуют себя, бегая по переходам. А потом, эти очень быстро привыкают к рукам…

Я улыбнулся, видя, как Шел внимает консультанту, а тот рассказывал, как содержать экзотику, что с ней делать, чем кормить.

Конечно, это у них незаконно, и в клетке было всего две особи, которых мы и купили, собственно, вместе с клеткой и системой, условились с мастером и отбыли.

Шел сидел в машине в обнимку с клеткой и совал между прутьев кусочки яблока.

– Спасибо, Тони. Они так восхитительны…

– Я рад, что у тебя теперь есть питомцы, я могу надеяться, что не наступлю на одного из них ночью?

Он улыбнулся, и от этой улыбки мне самому стало тепло, и я ощутил себя вот этими контрабандными мартышками, которые еще не знают, какие у их хозяина теплые руки. А я знаю, завидуйте…

Я высадил Шела с его животными около ворот, на которых красовалась надпись «Черный ирис». Я был так горд, что мы почти уже все закончили, перевезли дом, обжили, и ремонт в главном корпусе тоже закончен, остался только бассейн и проводка… и так, по мелочи.

Это было самое мое заветное желание, после Шела, конечно, сделать это старое ранчо чем-то подобным, сделать из него цветок, дом для детей.

– До вечера?

– Мыш, ты меня не жди, ладно? Я пока не знаю, чем может закончиться мой визит в родные пенаты.

– Ладно, но мы с обезьянками будем ждать тебя.

– Придумай им достойные имена, мышонок.

Он наклонился и поцеловал меня, мягко проскальзывая языком мне в рот. Обезьянки притихли. Он отстранился и улыбнулся, облизывая свои блестящие розовые губы.

Я надел солнечные очки и развернул машину, в зеркало заднего вида я видел, как к Ноэлю подошел Бетховен и хмуро осмотрел приобретение, потом улыбнулся и помог Шелу занести все за ворота.

Я подъехал к дому, снаружи было удивительно много народу. Мелкими кучками, парами разгуливали по газону гости, что было удивительно, ведь моя мать не выносит такого по отношению к своему ровному, зеленому газону.

Я поставил машину в ряд с остальными и прихватил букет лилий, который не забыл купить по пути сюда, направился по парадной лестнице в белый зал.

Мама была восхитительно прекрасна, как и должна быть любая леди в свой день рождения.

– Мама, поздравляю тебя с этим знаменательным событием. – Спокойно и улыбаясь проговорил я. Она тоже улыбнулась и тихо проговорила:

– Отец в кабинете, просил тебя подойти.

И всё. Ни «спасибо», ни «здравствуй, сын»?

Собственно, ничего другого, кроме как дань семье, я и не ожидал, она для меня мать «как бы, между прочим».

Я коротко кивнул и вышел из зала.

Создавалось впечатление, что я здесь последний раз, что вся эта роскошь – с самого первого года моего рождения – только иллюзия, подделка действительности. Я должен быть благодарен моим родителям за свое сладкое детство, я должен восхищаться красотой матери и благоговеть перед отцом.

Я остановился перед дубовой дверью и вспомнил один эпизод. Мне было семь, я играл в саду и поранился, пошел за помощью, зная, что папа в кабинете, а маму найти сложно, так как она могла быть где угодно в доме. Но мама и папа были здесь, они разговаривали на повышенных тонах. И моя мать говорила, как устала от своей жизни, как ей надоело вечно следить за мной, как она хочет отдохнуть… На следующий день меня отправили в мою первую школу для мальчиков.

Любовь к семье? Уважение?

Тогда, в таком юном возрасте, я еще не знал, что можно ненавидеть, тихо глотая слезы.

Я открыл дверь.

Первое, что бросилось в глаза, это молодой парень в сером костюме и бежевом галстуке. Отец стоял около окна, повернулся на звук.

– Энтони, рад, что ты не опоздал, мама очень волновалась… – но улыбка сразу сошла с его лица. Я ухмыльнулся и зацепил зубами пирсинг, поиграл им.

Прошел в кабинет и присел на край стола. Почтение?

– Я приехал, потому что ты меня лично позвал, папа. Ты сказал, что у тебя есть разговор, я тебя внимательно слушаю. – Я не смотрел на этого парня, я уже прекрасно представлял все, что мне хочет сказать отец. Новость?

Нет.

– Энтони, прошу, сядь в кресло.

– Зачем, мне и тут удобно. – Я заулыбался шире, когда этот парень передернул плечами. Отец лишь вздохнул.

– Хорошо. Позволь тебе представить, это Филипп Ромою, мой очень хороший друг и коллега. – Отец показал рукой на кресло около окна, там восседал, по-другому и не скажешь, старик. Он хмуро смотрел на меня, я же не среагировал на его ауру власти, сам такой, а может даже лучше.

– А этот молодой человек – его младший сын Сильвестр. Господа, мой сын Энтони. – Отец улыбнулся.

Я продолжал спокойно сидеть на столе. Младший сын, у которого наверняка даже наследства нет, отличный приемник, отец.

– Папа, ты позвал меня сегодня, чтобы познакомить с твоими друзьями? Мог бы так не утруждаться, да и у меня полно дел, знаешь, сегодня купил своему мальчику отличных контрабандных обезьянок, редких и дорогих. Хотел провести прекрасный вечер с ними наедине…

– Тони!

Я видел, как с каждым моим словом лица этих «друзей» вытягивались, у старика даже задергался глаз, а вот парень покраснел.

– Что, папа? Ты думаешь, раз я не участвую в твоей хваленой жизни, то ничего не понимаю?.. Могу тебе сказать, что все прекрасно понял. – Я встал со стола, повернулся к старику Филиппу.

– Мистер Ромою, поздравляю Вас с хорошим вложением денег, но не забывайте, даже если я не занимаюсь делами своего отца, я не позволю Вам захапать мое состояние. Сильвестр, смотри, чтобы кресло моего отца не вскружило тебе голову, ты молод и мог бы сделать свое личное имя, не зависеть от своего старика…

Я посмотрел на них и покачал головой, направился к двери, мне не было совершенно никакого дела до них, я, почему-то, был уверен, что мой отец уговорит этого Филиппа подписать договор. Пусть.

Они не остановили меня, не окликнули, и я свободно спустился обратно в зал. Потанцевал с мамой один танец, выслушал ее домыслы о моей личной жизни и карьере в частности, и с облегчением оказался на своем любимом балкончике.

Все детство я верил, что меня любят, юность – я заблуждался, и сейчас я окончательно понял, что недостоин даже уважения.

Почему?

Я никогда не смогу ответить себе на этот вопрос, может они бы смогли мне ответить, но мои родители подчас совершенно забывают о том, что я их сын.

Я поставил так и не тронутый бокал шампанского на каменное ограждение балкончика и вышел из своего укрытия – чтобы столкнуться нос к носу с Сильвестром.

Он отпрянул и, не сказав ни слова, быстро покинул место столкновения, я ухмыльнулся.

А может, и нет, может ему самое место в стеклянной клетке?

У самого выхода меня поймал отец:

– Тони, пойми, это самое верное решение.

– Я понимаю, и совершенно не злюсь на тебя.

– Я не лишу тебя наследства, просто я устал, мне нужен преемник, я обещал твоей матери, что мы отдохнем…

– Я все понимаю.

– Тони?

– Пап, что ты хочешь от меня услышать? Что я доволен твоим выбором? Я доволен, главное, чтобы ты был им доволен, и чтобы потом не говорил мне, что это моя вина в том, что дело всей твоей жизни летит в пропасть! Я уже давно сказал – мы партнеры и больше ничего. – Я понизил голос, потому что на нас начали оборачиваться гости. – Ты вложил приличную сумму в мое детище, я благодарен и только. Это был знак благотворительности, и мы оговаривали это вместе с Итоном. Я думаю, что и дальнейшие наши отношения будут строиться по этой схеме. А теперь меня ждет мой любимый человек и две обезьянки…

Я аккуратно убрал пальцы с моего предплечья и спустился с лестницы. Семья?

Я влетел в дом, даже толком не закрыв машину, поднялся по лестнице и распахнул дверь нашей комнаты. Он стоял на коленях, клетка с питомцами на кровати, он что-то ворковал. Как только открылась дверь, Шел подскочил и кинулся ко мне:

– Тони, что случилось? Ты бледный, давай, садись. Тони?

Я сгреб его в объятия и уткнулся в пахнущие лимоном волосы.

Он обнял меня за плечи и устроился в объятиях.

– Я люблю тебя. – Тихо прошептал я.

Чувствовал я себя в этот момент как последний вампир.

– И я тебя тоже, очень. А еще, я назвал их Марио и Терри.

Я рассмеялся и накрыл его улыбающиеся губы своими губами.

Ничего больше не надо.

Глава 26. Дом Черного Ириса.

– Вы уверены, мсье Максвелл?

Я ухмыльнулся, смотря на этого, по сути, мелкого чиновника поверх солнечных очков.

– Вы понимаете, это бизнес…

– Нет, не понимаю и понимать не хочу. Здесь список, состоящий из сорока фамилий или имен. – Я придвинул к нему несколько листов со столбиками. – В Ваших интересах принять мое предложение, иначе я пойду выше, и Вам это, конечно, не понравится. Более того, я не шучу…

– Я понимаю, что Ваш отец заинтересован, но…

– Причем тут мой отец, Вы видите его здесь? Нет? Значит, он тут вообще ни при чем. И даже если бы мой отец заинтересовался Вашей мелкой персоной, он бы прислал сюда не меня, а своего секретаря, а тот перепоручил бы это дело своему помощнику… продолжать список бессмысленно, так как он заканчивается помощником помощника… – я снова постучал по бумагам.

– Послушайте, я знаю о Ваших делишках все и если Вы называете это бизнесом, то я называю это преступлением против личности! – я снял очки и серьезно посмотрел на начавшего обливаться потом чиновника. – Вы видели хоть одного из этих детей?

– Нет, но…

– Вот видите, Вы даже не знаете, как они выглядят, как страдают, как хотят просто жить и иметь возможность быть ячейками общества. Я – этот шанс для них. А Вы – мне мешаете, я могу Вас просто раздавить, но предпочел уладить этот вопрос мирно.

– Мсье Максвелл, Вы не понимаете, о чем просите, ведь это структура, система… А тот, кто идет против системы – умирает.

– Вы боитесь смерти?

Он округлил глаза, вытер пот со лба замызганным платком.

– Поверьте, Вас и так уже ждет ад.

– Мсье Максвелл, я понимаю Ваше желание побыть меценатом, но…

– Поверьте, это здесь ни при чем, я просто хочу быть полезным нашему слепому обществу, хочу быть другим, не таким, как Вы, хочу свое место там, где поют ангелы, хочу быть для этих детей опорой, это не благотворительность, это смелость. А Вы – трус.

Он прикрыл глаза и протянул руку к спискам.

– Я делаю это лишь для безопасности моей семьи. – Прошептал он.

Я встал с неудобного кресла.

– И в следующий раз думайте об этом же, думайте о том, как Ваша маленькая дочка будет спокойной ходить в школу, думая, что ее папочка – святой. И еще… – я остановился у двери. – Поменяйте кресло, в нем невозможно сидеть, в следующий раз – я хочу кофе и удобное кресло.

С этими словами я захлопнул дверь в кабинет этой крысы.

Спустился на первый этаж и сел в машину, Итон тут же притянул меня к себе.

– Говорил же, что этот урод не поможет. – Серьезно проговорил он.

– Вообще-то, он помог, только дело не в этом, я чувствую себя так, как будто искупался в бассейне с помоями.

– Он взял списки? – повернулся с переднего сидения Кот.

– Взял.

– Ты угрожал ему?

Я уткнулся в плечо Итона и буркнул:

– Немного.

– Надеюсь, что это не выйдет нам никаким боком… – прошептал Кот.

– Не должно, он – как крыса – первый побежит с корабля. Итон, почему ты не мог поговорить с ним сам?

– Этот урод меня знает как облупленного, я часто с ним сталкивался, роя информацию.

– Понятно. Сначала он решил, что я клиент.

Кот резко повернулся и уставился на меня огромными зелеными глазищами.

– Так он еще и клиентов тут принимает, под самым носом социальной службы? Потрясающе… – дядя вздохнул. – Так, все, на сегодня стрессов хватит, поехали домой.

– Нужно подготовиться к встрече с журналистами, так что стрессы только начинаются. – Кивнул я.

Мысли в голове были похожи на хоровод матерных слов. Я и представить себе не мог, что все продажи детей проходят именно тут, что у них действительно система.

Итон говорил, что надавить не получится, потому что теплое местечко достаточно быстро разжижает мозг, и начинает казаться, что ты неуязвим. Этот чиновник был не главным, но занимался именно поиском «товара», получал деньги и уже после этого искал, по своей личной базе, подходящие кандидатуры. Ведь детей иногда брали и в довольно шикарные условия, но все равно на рабском положении.

За время строительства «Черного ириса» Итон рыл носом землю, но достал именно то, что нам было нужно. Сложность заключалась в другом – в финансовой подоплеке нашего плана.

Всех скупить или перекупить было сложно, но, узнавая списки, мы могли переводить детей бесплатно. С первыми десятью мы так и поступили, и тревогу забила наша крыска, ведь товар ушел туда, откуда достать его не получится, так как мы нечто новое и совершенно непознанное.

Я откинулся на сидение и улыбнулся милому фото на моем дисплее, мой мышонок нервничал и звонил.

– Ответишь? – немного насмешливо спросил Итон.

– Да, мышонок? – ответил я, нажимая на дисплей и не отводя говорящего взгляда от дяди.

Он лишь хмыкнул.

– Тони, как прошло? – взволнованно, и наверняка закусывая губу, спросил мой любимый мальчик.

– Всё хорошо, Ноэль, не переживай. – Я отсел от Итона и снова облокотился на сидение, прикрыл глаза. Мне было достаточно просто слышать его, просто знать, что он волнуется обо мне.

– Когда вы будете? А то тут уже Рей и Митчелл развлекают журналистов, Бета зажали в углу спонсоры… да и я в осаде, точнее в саду. – Зачастил он.

– Ноэль, мы скоро будем, как там ребята?

– Все хорошо, они немного в шоке, но справляются быстро, комнаты понравились всем, а малышам я лично помог устроиться.

– Молодец.

– Тони, я люблю тебя. – Совсем тихо прошептал он.

– Мы скоро будем, и я первым делом поцелую тебя.

– Тони! – в один голос проворчали Итон и Кот.

Я повесил трубку и покосился на дядю.

– Итон, и когда вы перестанете играть в это?

– Тогда, когда Вильям перестанет капризничать и строить из себя обиженного ребенка. – Ответил он мне, Кот фыркнул.

– Ты требуешь от меня невозможного, Итон. – Прошипел Котёнок.

Я вздохнул, всё это уже изрядно раздражало окружающих, после моего дня рождения Кот только и делал, что провоцировал Итона, а дядя все больше припирал его к стенке.

Но несмотря на то, что произошло почти полгода назад, они остались все на той же стадии. Романтизма в их отношениях не появилось, и я так понимаю, моему дяде мешал этот факт. А вот что мешало Коту произнести три решающих слова, я не знал.

– Кот, будь уже взрослым. – Устало проговорил я. – Вы не замечаете, что всё это слишком затянулось и что игра не стоит уже всех этих усилий, что вы оба вкладываете в каждый акт. Итон любит тебя, и я прекрасно знаю, что ты его тоже. Тогда почему бы просто не признаться в этом…

Я видел, как зеленую радужку заполнил черный зрачок, как он приоткрыл губы и уже почти произнёс слова отрицания. Но вдруг покраснел и отвернулся.

– Кот? – Итон наклонился вперед и негромко проговорил: – Люблю тебя.

Мне было интересно наблюдать за ними, я прекрасно знал, что Кот играет, он не был смущенным мальчиком, он был Котом, и я так надеялся, что дяде удастся приручить его.

Кот медленно развернулся и, смотря в его глаза, еле шевеля губами, произнес:

– Тоже.

Я прикусил губу, чтобы не засмеяться и не испортить момент, наш водитель сидел также тихо, потому что давно привык к нашим выкрутасам.

– Что-то это мало походит на признание в любви до гроба. – Фыркнул Итон.

– Хотел быть оригинальным. – Точно также фыркнул Кот.

– Вил, ты у меня уникум, но я хочу услышать…

Кот вздохнул, сверкая злыми глазами, прошипел:

– Ялюблютебяпридурка.

– Хм… четче.

Я прикрыл глаза.

– Итон Сомтоу, я люблю тебя.

– И я тебя, Вильям, люблю.

– Ррррр…

– Мяу. Звучит намного лучше.

– Это невыносимо, парни, вы заставляете меня страдать. – Проговорил я. – Надеюсь, теперь я не буду слышать крики и ор, а до меня будут доноситься только сладострастные стоны.

Но мне никто не ответил. Итон сильным рывком затащил Кота к нам на заднее сиденье, усадил к себе на колени и впился в губы.

Я знал, что небо не упало бы, если бы они и раньше признались друг другу, но они оба были слишком упрямы.

Но сейчас я отвернулся от сладко постанывающего парня на коленях моего дяди.

Возможно, если бы не эта ситуация с открытием приюта и накалом страстей, Итону пришлось бы ждать дольше.

Я смотрел на пробегающие проспекты и думал о будущем.

В начале моей карьеры мне казалось, что это предел всех мечтаний – быть на сцене, дарить свой голос, получать овации и смотреть, как другие восходят на вершину музыкального олимпа и падают с него.

Позже, когда образ Миража стал неотъемлемой частью меня, я уже не наслаждался чужими победами и неудачами, я писал музыку только для себя, я творил и параллельно с этим лепил свою группу.

Еще позже – мне стало казаться, что это крах. Голос был для меня всем, я выражал эмоции при помощи тембра, я сводил с ума лишь взглядом. И когда я лишился этого, я думал, умру, как личность. Но оказалось, что под этой личностью всё еще скрывается тот парень, который плакал на качелях в саду, в день смерти единственного друга. Моя личность под маской была другой, но я не замечал, пока в мое личное пространство не вплелась мелодия флейты.

Пока он не озарил темноту своим светом. Пафосно, но по-другому невозможно, ведь именно так и есть.

Я улыбнулся проносящимся мимо афишам. Лоф и его группа были на пике популярности, Ворон со своими немцами тоже, а я нашел новый путь, новую дорогу, по которой собираюсь идти и вести за собой моих парней.

Машина остановилась у ворот, журналисты были здесь второй день – по факту мы открылись неделю назад, но нам с Итоном нужна была шумиха, и Ханна не подвела и сейчас.

Здесь были представители всех ведущих журналов и газет, я ухмыльнулся, а Итон оскалился. Мы шли к этому долго, но это того стоило, и сейчас мы покажем, чего мы добились.

Я уже хотел выйти из машины, но дядя остановил меня, поправил галстук и, смотря пристально в глаза, проговорил:

– Ты знаешь, что это только начало, ты знаешь, что мы всегда будем с тобой, и я хочу, чтобы ты знал – ты для меня самый дорогой человек, член моей семьи. – Исправился он, получив по голове от все еще сидящего на его коленях Кота. – И я хочу, чтобы сейчас ты блистал, как в своем далеком прошлом.

– Все будет прекрасно, я обещаю.

Он отпустил меня, и я вышел из машины.

Вышел и вспомнил мое далекое прошлое, мою славу и те моменты, когда эти камеры были мне привычны.

Вспышки, вспышки, вспышки…

– Мсье Максвелл, как Вам пришла идея…

– Мсье Максвелл, как Вы планируете…

– Мсье Максвелл, что думает по этому поводу Ваш отец и как относится…

– Мсье Максвелл, почему Вы решили бросить карьеру…

– Мсье Максвелл, Вы не собираетесь возвращаться на звездный олимп…

– Мсье Максвелл, какие у Вас планы на будущее…

– Неужели Вы совершенно не скучаете по сцене…

И еще цепочка бесконечных вопросов. Я поднял руку, как в своем прошлом, успокаивая их лихорадку сенсации, и чуть властно, но тихо, проговорил:

– Господа, Вы приглашены на открытие приюта для сирот, а не на светский прием и не на личное интервью. Так что прошу в гостиную нашего общего творения под названием «Черный ирис».

Они расступились, и я приглашающе указал рукой на вход в главное здание.

Мы решили не сильно отходить от маминого вкуса и сделали холл в теплых бежевых тонах, отсюда на второй этаж вела деревянная лестница с ковровым покрытием темно-кофейного цвета, на стенах пока не было картин, Марс сказал, что можно будет устроить тут галерею детских рисунков. Мы его поддержали.

Мы, всей толпой, включая присоединившихся к нам детей и ребят, прошли в специально сделанную для таких случаев гостиную. Она была выполнена в морской тематике, но так, чтобы не раздражало глаза. Любимое место Рея и Митчела.

Журналисты расселись по голубым в полоску диванам и креслам и уставились на меня.

А я смотрел на детей. Их сейчас было всего с десяток, но зато именно отвоеванных у системы. Они смотрели настороженно и держались ближе к Бетховену и Рею. Я улыбнулся самой маленькой девочке, ее звали Роза, ее я просто вырвал из рук ополоумевшей воспитательницы. Девочка робко слезла с дивана и меленькими шажками подошла ко мне, я присел на корточки, и она обняла меня за шею.

Вспышки, вспышки, вспышки…

Я сел в свободное кресло и устроил Розу на руках, она лишь прижалась ко мне.

– Итак, господа, отвечая на вопросы, я намерен получить от Вас помощь. Она будет заключаться в подробной и качественной рекламе. Мы – не приют и не детдом, мы – дом для детей-сирот. Именно Дом, с большой буквы. Не благотворительная организация, занимающаяся вроде бы проблемами детей-сирот, а именно помогающая им вступить во взрослую жизнь с багажом знаний и с профессией, мы будем учить, развивать, заниматься дикцией и даже этикетом.

При этих словах Итон не смог сдержать смешок, я тоже улыбнулся шире.

– В программу обучения также будет входить музыкальное образование, хореография, сольфеджио, и тех детей, кто проявит рвение в этой, и не только, области, мы будем направлять в специальные учебные заведения, с которыми подписали контракты.

– Мистер Максвелл, это все очень хорошо, и перспектива молодых дарований, описанная Вами, прекрасна. Но нам всем хотелось бы узнать нечто другое… – начала молодая рыженькая, но уже с акульей хваткой, журналистка, как только я замолчал.

– Я понимаю Ваше рвение, но я еще раз повторюсь: мы собрались здесь по другому поводу.

– Узнаю Миража! – хохотнул мужчина на диванчике слева, я тоже ухмыльнулся. – Но, я так понимаю, хоть мы давно знакомы, Вы, мсье Максвелл, совершенно другой человек… а это интересно всем нам. Вы занялись благородным и прекрасным делом, но утолите наше любопытство, расскажите о себе хоть немного.

В этот миг дверь гостиной открылась, и в нее вошел Шел с подносом.

– Простите, задержался на кухне. – Немного смущенно, но смотря только на меня и Розу. – О, у меня уже конкуренты, а только на минутку отвлекся.

Мои ребята не выдержали и засмеялись. Журналистская братия тоже, но каждый из них не забывал щелкать, как Ноэль подошел к столику рядом с ними, поставил поднос с канапе, и устроился рядом с нами с малышкой, прямо на полу, на пушистом ковре цвета лазури. Маленькая Роза погладила его по голове, и я немного позавидовал ее детской непосредственности, но тоже украдкой запустил руку в его шелковистые волосы. Он запрокинул голову и улыбнулся нам.

За неделю мы тут все познакомились. Конечно, было трудно, и первые несколько дней ребята были очень насторожены и на контакт шли неохотно. Первый, как ни странно, пробился Кот.

Роза не отходила от меня почти сутки, она не разговаривает, но у нее потрясающие карие глаза, почти с такими же золотистыми искорками, как у Шела. Итон даже пошутил вчера, что мы похожи на семью, а я воспринял это как-то до боли тепло.

Они все моя семья, но есть люди, которым отведено самое укромное место в моем сердце.

Журналисты задавали вопросы наперебой, я старался держать их в рамках, и моя профессиональная выдержка спасала в период самых нелепых вопросов, на которые даже Кот не мог ответить.

Когда мы проводили экскурсию по территории ранчо, на их лицах было написано только одно «Ничего себе, сколько же вбухано», но я невозмутимо игнорировал финансовый вопрос. А вот идущие рядом будущие спонсоры весьма интересовались им, на что я лишь загадочно улыбался. Наши финансы были в полном порядке, и даже вложения моего отца здесь были не причем. Я просто продал то, что было мне не нужно, самолет, например, и еще один журнал, осталась только Ханна, но и там, в основном, управляла она, это меня устраивало. И доходы были, так что волнение спонсоров я не разделял, мы сможем содержать все в первозданном виде. Да собственно, мы это сделаем и все.

Они уезжали довольные, с очередной сенсацией, с багажом интриг и наконец-то заполучившими интервью в приватной обстановке. Я рассказал им о Ноэле, рассказал им о потере голоса, я рассказал почти все, утаивая те моменты, которые считал личными.

Я был действительно откровенен, и они приняли меня таким, с немного несвойственным мне поведением, новым, но все таким же целеустремленным и значимым.

Я не потерял ничего, только приобрел счастье – и в душе теперь все ее кусочки и нет надрыва, и только песня флейты, мелодия завершения и нового начала.

Я поднялся в комнату Розы, девочка сидела на мягком большом подоконнике и смотрела, как ребята в вечерней заре играют в футбол.

– Спать не пора, Роза? – тихо спросил я.

Она не ответила, а я невольно вспомнил себя больше семи месяцев назад. Девочка покачала головой.

– Тони? – послышалось от двери, и в комнату вошел мой любимый мальчик.

Ноэль тоже изменился, хотя не так сильно, как я. Его детскость давно ушла, и ее место заменила юношеская грация, глаза стали другие, и в них больше нет той тоски и испуга. Я рад этим переменам. Искренне рад.

Он подошел ближе, и я обнял его, с другого боку ко мне прижалась Роза, я погладил ее по белокурым волосам.

Было спокойно и не хватало только одного.

– Шел, сыграй нам. – Тихо попросил я.

– Твой подарок? – также тихо спросил он, я кивнул. – Хорошо.

Флейта в футляре лежала тут же на подоконнике, мы вчера тут занимались с Розой и несколькими желающими.

Он взял ее в свои изящные ручки и поднес к чувственным губам, и она запела песню.

Как в первый раз, только сейчас ее мелодия была завершенной, полной, моей.

Он играл ее только для меня, всем своим существом выражая свои чувства.

Я прикрыл глаза и уткнулся в его волосы, пахнущие лимоном.

Мой мальчик. Все теперь будет по-другому – лучше, качественней, реальней, и только твоя флейта для меня навсегда – оплот надежды и мечтаний.

Эпилог.

– Энтони, ты что, опять не понимаешь? – спросил меня голос матери.

– Нет, мама, я не приеду на очередной банкет по случаю… – серьезно ответил я, помешивая в миске тесто. – У меня полно других, более важных, дел.

– Я понимаю, но этот вопрос не терпит твоего отсутствия! – взвизгнула она, я даже остановил венчик. Моя мать никогда так не разговаривала.

– Мама, что случилось на сей раз? Мы не виделись и не слышались полтора года, мама! – я отставил миску и повернулся к столу, взял другую, с клубникой.

– Вот именно! И у меня для тебя прекрасная новость! – снова сменила она тон.

Я удивленно приподнял бровь и снова поставил миску на стол, в кухню вбежали Ноэль и Роза, он держал ее за ручку и что-то весело рассказывал, они тут же стянули клубнику из миски, я строго погрозил им пальцем.

– Мама, скажи, пожалуйста, все по телефону, будь добра, я не приеду. И что там может случиться такого важного? Отец, наконец, открыл глаза на своего преемника?

Она молчала.

В кухню вошел Вильям под ручку с Итоном, они тоже о чем-то разговаривали, и по нежным взглядам я сразу понял, что они обсуждают свое романтическое путешествие.

– Нет, не это. – Тихо ответила она.

– Тогда что? Только не говори мне, что вы обанкротились, я слежу за новостями, все же это мое наследство.

– Энтони, понимаешь… – замямлила она. Я выпал из реальности. Моя мама и мямлит?

– Пока нет.

– Ты скоро будешь не один у нас в семье. – Робко и с какой-то странной, затаенной нежностью, проговорила она.

– Что, прости?

– Я беременна, и у тебя скоро будет братик или сестричка. – Прошептала она.

Я заторможенно перевел взгляд на собравшихся в кухне людей, они все синхронно повернулись и посмотрели на меня.

Я помолчал еще минуту и спокойно спросил её:

– Мама, вам с отцом больше нечем было заняться?

– Конечно, дорогой, чем, собственно, заниматься в пустом доме? Не волнуйся, на крестины я приглашу весь бомонд… это будет сенсация – в семействе Максвеллов новый член!

– Лучше бы папа перевязал свой…

– Энтони, что за тон, что за манеры, ты там со своим домом «Ириса» уже потерял все величие рода Максвеллов! Я очень надеюсь, что ты приедешь и будешь рад новости, это еще секрет.

– Всё, мама. – Я положил трубку и уставился в одну точку.