Текст книги "Забытая история (СИ)"

Автор книги: Medea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Он подошел ко мне и закрыл ящик:

– Сделай вид, что не понял, – шепотом сказал он мне. – Она была убита из твоего пистолета. Это значит, что убийца из твоего дома, – сейчас он говорил со мной не как подчиненный, а как друг.

Только не это! Это сделали люди, которым я доверял. Все слуги знали, где лежит оружие. Все умели им пользоваться. Я опасался покушений, и они должны были уметь защищаться…

В глазах потемнело. В какой-то момент я думал, что теряю сознание.

– Вольф, тебе лучше сесть,– Гиммлер усадил меня. Зрение постепенно возвращалось. – Вольф, держись! Тебе нельзя уходить…

– Я убью того, кто это сделал! – прошептал я. Боль смешалась с яростью. Теперь я хотел мести.

– Понимаю, – конечно, он знал! Гиммлер понимал меня, как будто мы были знакомы с детства! – Но не сейчас. Выжди время, и мы сможем отомстить. Они хотели представить все, как самоубийство…

– Гели не умела пользоваться моим пистолетом! У нее был свой, совершенно другой модели. А я держал оружие не заряженным.

– Я знаю. Но сейчас лучше и не пытаться что – то доказать. Пресса, купленные судьи… Лучше не привлекать особого внимания. Ради Гели. Вскоре эта история обрастет сплетнями и подробностями, которых никогда не было. Представить страшно, во что может превратить пресса этого ангела. Пусть лучше она будет жертвой…

Я промолчал. Я и без того понимал, что на этом история не заканчивается.

Я вернулся в ее комнату.

Все осталось как прежде. Карандаши, в беспорядке лежащие на столе. Открытая шкатулка с украшениями на столике перед зеркалом. Там же – не распечатанная коробка конфет, я подарил ей их перед отъездом. Не открыла…

Ее любимая картина на стене. Игрушечная собачка на кровати – наверное, думала о Грете. Незаконченное письмо на столе. Все, как если бы она была здесь. Если бы не эти пятна крови…

«Гели, моя Гели, ангел мой, за что же тебя… Прости, любимая. Я должен был услышать…» – мысли путались. Я оглядел комнату, взял со стула платье, висевшее на спинке: наверное, Гели собиралась одеть его на прогулку. Я сел и уткнулся лицом в платье. Оно еще сохранило запах моей девочки. Ее духи, и этот неповторимый запах, принадлежавший только ей…

«Гели, но как же так? Почему ты? Это я должен был умереть, не ты…» – думал я, закрыв глаза. Мне вдруг показалось, что все это – дурной сон. Этого не могло случиться. Нет, только не с ней…

– Мистер Вольф, мне здесь нужно убраться, – Элен отвлекла меня от мыслей. Жестом я дал ей понять: уходи. – Ладно, приду позже, – ответила она, и добавила, глядя в окно: – снег в этом году очень уж ранний…

Я взглянул в окно: первые снежинки робко падали на землю. Первые вестники зимы. Вестники холода и мороза. Холода и мороза, временного на улице, и теперь вечного в моей душе.

Элен вышла. Я отложил платье и достал из кармана фото Ангелики, которое всегда носил с собой:

– Гели, даже природа скорбит вместе со мной, – еле слышно сказал я. – Я люблю тебя. У меня не будет другой женщины, столь же любимой и дорогой мне. Прости, Гели.

Я поцеловал фотографию. Как будто моя малышка могла почувствовать этот поцелуй…

Вечером я позвонил Гоффману. Один из моих друзей позволил мне пожить в его доме, и Гоффман согласился сопровождать меня.

Он приехал почти сразу. Мы молча пожали друг другу руки.

– Вот и все, – ответил я на его немой вопрос.

– Да. Это все. Генриетта сказала, что обязательно поедет на похороны…

Генриетта, дочь Гоффмана, была хорошей подругой Ангелики. Если не самой близкой. Я часто сидел рядом с ними, когда они обсуждали свои девчачьи дела. Странно, но с ними мне было интересно и легко. Я как будто был их ровесником.

– Пусть поцелует ее за меня…

– Вы не едете? – удивился Гоффман.

– Нет. Австрия отказала предоставить мне визу.

На этом разговор был окончен.

Весь день мои товарищи провели в Австрийском посольстве: они разве что не умоляли послов позволить мне присутствовать на похоронах. Но послы не хотели понять. Они думали, что я использую момент для агитации. К черту агитацию! Все к черту! Мне ничего не нужно! Ничего!

Я провел вне дома четыре дня. Все это время Гоффман был со мной. Он всеми силами поддерживал меня, но это мало помогало: я просто не слушал его. Не было таких слов, которые могли бы сейчас успокоить меня.

Когда-то Гели сказала мне, что не умрет естественной смертью. Если б я знал, насколько она права! Тогда я решил, что эти предчувствия – реакция на болезнь Греты. Почему я не прислушался!

Я бы сделал все, чтобы оградить ее от опасности. Я и так делал не мало, но не достаточно! Я запретил моей девочке ехать в Австрию, а лучше бы она уехала! Но я и подумать не мог, что беда подстерегает ее дома. В ее комнате.

Мои враги угрожали мне. Они почти напрямую говорили: если оружие не берет меня, они отберут самое дорогое. И они выполнили свои страшные обещания.

Они знали, кто для меня самый дорогой. Это все знали! Достаточно было взглянуть на наше фото в газете. Увидеть, как она смотрит на меня, когда я выступаю на митингах. Все сразу становилось понятно.

Вскоре только желтая пресса, да пара еврейских газетенок называли наши отношения инцестом. Все остальные понимали: мы не так уж близки по крови. Некоторые газеты в шутку интересовались, когда же свадьба. Другие писали, что свадьба, несомненно, неминуема. Просто нам хочется еще немного свободы.

Неминуема…

И все рассыпалось в один миг.

Моя милая, нежная, ласковая девочка!

Как часто я был не справедлив к тебе. Как часто заставлял тебя плакать. И ты всегда прощала меня…

Когда я узнал, что она беременна от Мориса, я не на шутку рассердился. В первый момент хотел даже оттолкнуть ее, но вовремя взял себя в руки: ну да, они собирались пожениться…

Тогда я проводил ее домой, а сам уехал в город. Я приказал шоферу выбирать самые безлюдные, самые тихие улицы: мне нужно было подумать. Капли дождя, стучавшие в окна автомобиля, как будто приводили мои мысли в порядок. Как метроном, не позволяющий сбиться музыканту.

– Шрек, едем к Морису! – они были знакомы, поэтому адреса я не называл.

С Морисом я говорил всего несколько минут. Приказал ему не приближаться к Ангелике. Оказалось, что Морис знал о ребенке…

Он сказал, что выставил ее за дверь. Подлый, мелочный человек! Он предал ее, а всего две недели назад он клялся ей в вечной любви…

Я вернулся в машину.

И снова мы ездили по городским улицам.

«Значит, она была у Мориса» – подумал я. Получается, Гели хотела вернуться к нему? Она считала его вторым вариантом… или же первым? Не ошибся ли я в ней?

Вдруг я понял все: Гели не хотела бросать меня. И не хотела ничего скрывать, иначе она не призналась бы мне. Избавилась бы от ребенка, или же сделала вид, что забеременела от меня. А она даже не пыталась подстроить эту ситуацию!

А сейчас я оставил малышку одну. Одну, наедине с ее чувствами, с ее слезами! «Гели, прости!» – подумал я:

– Шрек, едем в цветочную лавку!

– Но там закрыто уже…

– Едем, – повторил я.

По сути, чего такого в том, что она бремена не от меня. Она не изменяла мне: ребенок появился еще до наших отношений. Ведь женятся на женщинах с детьми! Вот и я возьму в жены мать, пускай и будущую…

Пришлось разбудить хозяина лавки. Услышав, что покупка крупная и срочная, он неохотно открыл магазин и позвал помощницу, судя по всему – его дочь:

– Выбирайте, – он указал на полку с цветами.

Я взглянул на розы. Розовые цветы были полураспустившимися, нежными и юными, как моя девочка. А кремовые настолько свежи, они напоминали о наших чувствах…

«Что принято дарить в этих случаях?» – подумал я. «Будь что будет! Не прогадаю…» – я улыбнулся своим мыслям.

– У вас есть большие корзины для цветов? – спросил я.

– Конечно!

– Мне нужна самая большая…

– Хорошо. А что будете брать?

– Эти, розовые, и кремовые, – ответил я.

– Сколько? – продавец уже предвкушал выгоду, но даже не подозревал, насколько ему повезло.

– Вы не поняли? Все!

Молодая помощница восторженно посмотрела на меня и принесла корзину:

– Надеюсь, поместятся…

– Должны! – ответил я.

– Это к чему же такой подарок? – поинтересовалась она. – Если не секрет, что должно было случиться…

– Как надо было провиниться, – пошутил хозяин лавки.

Я засмеялся:

– Бог миловал, у нас все хорошо. Даже очень хорошо, – я улыбнулся своим мыслям. – Моя жена беременна…

– Потрясающая новость! – улыбнулся хозяин лавки. – Вот только когда Вы женились, если не секрет? Газеты не так давно назвали вас самым богатым холостяком страны…

– Газеты не знают, что я уж давно не одинок, – ответил я. – И, надеюсь, не узнают, – я подмигнул им.

– Конечно, мы будем молчать! – заверили меня продавцы.

– Вот, так будет еще лучше, – девушка взяла с прилавка искусственную бабочку и приколола на один из цветков. – Порадуйте ее. Когда улыбается будущая мама, вместе с ней улыбается и ребенок…

– Спасибо, – я расплатился и взял корзину.

– Здорового Вам наследника, – пожелала мне девушка. Казалось, она и правда рада за нас.

В машине я достал кольцо, которое давно носил с собой. Я купил его еще до того, как мы с Ангеликой возобновили наши отношения. Я ждал подходящего случая. И вот, он настал…

Мы были так счастливы. Гели так ждала этого малыша, но счастью не суждено было появиться на свет…

Гоффман уговаривал меня поесть, но я отказывался. Отказывался все четыре дня. Или просто не обращал на него внимания. Тогда они придумали другой способ вернуть меня к жизни.

Приехавший как-то Гиммлер сказал, что мне следует выступить на партсобрании. Сказать хотя бы пару слов, чтобы развеять слух о моем самоубийстве. Ему удалось уговорить меня.

Собрания я почти не помню. Я как будто не слышал шумных возгласов, приветствий, слов соболезнования. Я был среди людей, но одинок, как никогда. Последняя нить, связывавшая меня с внешним миром, оборвалась несколько дней назад. Теперь я один. Волк-одиночка…

Я поднялся на трибуну. О чем я говорил? Не помню. Говорил то, что приходило в голову. Но, кажется, люди понимали меня. Или же делали вид. Быть может, это собрание и организовано для того, чтобы вернуть меня к жизни?

– Вопросы есть? – поинтересовался я, закончив речь.

– Да, – отозвался молодой парень, сидевший во втором ряду. – Ходят слухи, что Ангелика Раубал на самом деле не покончила с собой, а была убита. Что же правда?

Боль с новой силой пронзила мое сердце. Я потерял сознание.

Ангелика не раз спрашивала меня, что я чувствую во время приступов. А следовало бы спросить, что чувствуешь после. Приступ – это как волна боли. Она невыносима, но я знаю: это пройдет. И после нее наступает облегчение, в памяти всплывают самые яркие моменты жизни.

В этот раз я видел ее.

Я как будто перенесся в прошлое. В тот злополучный день, когда мои противники впервые угрожали расправиться с ней. В тот раз они сделали это с помощью газеты.

В одной из заметок была интересная концовка: «Он борется и побеждает. Но как бы за победу не пришлось заплатить чем-то дорогим. Быть может, более дорогим, чем власть…».

Конечно, эти слова можно трактовать по-разному. Но в газете была наша фотография. Мы вдвоем. Я прекрасно помнил тот момент: мы тогда возвращались с кладбища: были на могиле Греты. Я поздно заметил фотографа, а охрана была слишком далеко. Фотограф успел скрыться…

Гели плакала: ей было не до фотографов. Моя девочка так и не смирилась со смертью Греты. Я был раздражен: как можно фотографировать в такой момент? Люди совсем совесть потеряли…

И эта фотография была в газете.

Я помню, как в тот день пришел домой. Было около часа ночи, и моя девочка уже спала. Обычно в таких случаях я даже не заходил к ней: не хотел будить, но в этот раз я чувствовал, что должен быть с ней рядом.

Я лег с ней рядом, прижал ее к себе: «Маленькая моя, ты самое дорогое. Только ты!». Она приоткрыла глаза и улыбнулась мне:

– Не уходи. Останься со мной, – вместо ответа я поцеловал ее. Гели прижалась ко мне и почти сразу снова уснула.

А я не мог заснуть. Я смотрел на нее, мою любимую женщину, и верного друга. Самую добрую, милую, доверчивую и открытую девушку из всех, кого я когда-либо знал. Ведь каждый может обмануть ее. Моя малышка не хотела верить в то, что не все люди добры друг к другу. Она жила в мечтах, в своем, нереальном мире. И я не хотел ее разочаровывать. Пусть живет в доброй сказке, я сделаю все, чтобы она не разочаровалась в этом мире.

– Моя девочка, у тебя все будет хорошо, – я осторожно поцеловал ее в щеку. Гели лишь улыбнулась во сне. «Тебя должны окружать только самые лучшие люди. Уж я об этом позабочусь…» – подумал я. Как хорошо, что она не интересуется политикой! Прочитай она пару статей – и разочарование было бы неизбежно. Но она не знала, чего я добиваюсь…

Хотелось каждую секунду, каждый миг быть с ней рядом. Держать ее за руку, прижимать ее к себе, смотреть в ее глаза.

Тогда я думал, что смогу защитить ее. Закрыть от всего неприятного, злого. Не подпускать к ней никого, кто мог бы ее расстроить. «Моя девочка должна быть счастлива» – думал я, а получилось, что я запер ее в четырех стенах.

Мой ангел… ты не знала, что ждет тебя в будущем!

Очнулся я в комнате отеля, любезно предоставившего зал для собрания. Со мной были только самые близкие мне люди: мои сестры, уже вернувшиеся из Австрии, Гиммлер, и Гоффман со своей дочерью.

– Вольф, не пугай нас так! – Ангела обняла меня. – Если б ты знал, как мы испугались!

Ангела всегда заботилась обо мне. С самого раннего детства. Еще мальчишкой я спрашивал ее, за что же она так меня любит. «Я очень долго ждала тебя» – отвечала она. Только потом я узнал, что во время эпидемии дифтерии в нашей семье умерло четыре ребенка. Ангеле тогда было шесть лет, и такое событие не могло не шокировать ее. Возможно, со мной она связывала надежды на будущее. А может, просто боялась остаться одной: наш старший брат Алоиз сбежал из дому.

– Спасибо, что ты со мной. Всем вам спасибо, – я обратился к присутствовавшим. – Без вас я бы умер. Хотя сейчас я не знаю, хочу ли я жить…

– Австрийское посольство позволило тебе побывать на могиле Ангелики. Но виза открыта только на один день, – казалось, Паула спешит сообщить мне эту новость.

– На том спасибо. Гиммлер, предупреди Шрека, что завтра мы выезжаем. Гоффман, ты можешь сопровождать меня? – я не приказывал. Скорее просил. Имею ли я право приказывать друзьям?

– Нет проблем, – Гоффман и Генриетта вышли из комнаты. Гиммлер сказал пару слов Ангеле и тоже удалился.

Мы остались втроем. Совсем как после похорон мамы. Вдруг вспомнилось, как мы, вот так же втроем, вернулись в пустой дом. Тогда Ангеле пришлось успокаивать нас двоих. Пауле было всего тринадцать, совсем ребенок, которому пришлось пережить мучительную смерть матери. Это событие очень изменило ее: Паула стала замкнутой и нелюдимой. Ходили слухи, что она сумасшедшая. Я защищал сестру, как мог, но пресса есть пресса. Чем больше грязи будет на страницах газеты – тем больше людей купят ее. И журналисты умело этим пользуются.

– Клара просила меня заботиться о вас, – Ангела как будто прочитала мои мысли. Она называла маму Кларой, хотя и говорила, что «с мачехой ей очень повезло».

– Я знаю, – ответила ей Паула. – Она просила меня не расстраивать тебя. Говорила, что я должна учиться лучше.

– Меня она тоже просила не бросать вас. Мне она сказала, что я могу стать единственным мужчиной в нашей семье. И не ошиблась.

– Это точно, – отозвалась Ангела. Ее муж умер через три года после свадьбы. – А еще она мечтала увидеть Ангелику. Хотя и понимала, что не доживет. Срок еще был слишком маленьким.

– Мы все ее так ждали, – и снова воспоминания. Я помнил, как гладил живот Ангелы, как что-то говорил ребенку. Помнил, как впервые увидел малышку…

Ангела настояла, чтобы перед отъездом в Вену я немного погостил у них.

«…Раз уж ты не был у нас в Новый Год, приезжай просто так. Мы не скоро увидимся, а возможно и никогда больше не увидимся. Я не знаю, как пройдут роды. Доктор говорит, что стресс мог повлиять на ребенка, и могут быть осложнения …»

Сестра боялась, что умрет, так и не попрощавшись. Но я не приехал сразу после приглашения: банально не хватало денег. Спустя месяц я получил телеграмму от сестры. Там говорилось, что все прошло нормально, и что теперь у меня есть племянница. Я решил навестить их…

Дверь мне открыла Паула:

– Вольф, слава Богу, ты приехал! – она бросилась мне на шею. – Ангела так переживала за тебя!

– Нашла о ком переживать, – ответил я, снимая плащ. – Ей о малышке нужно заботиться. Кстати, сколько ей?

– Три недели, – Паула улыбнулась. – Проходи. Только тихо, она спит…

Я вошел в комнату. Ангела сидела в кресле и держала ребенка на руках:

– Паула, зачем ты обманываешь? Мы уже проснулись, – она улыбнулась, сначала ребенку, а потом мне. Я подошел к сестре и поцеловал ее:

– Поздравляю! – я сел в кресло, стоявшее рядом.

– Спасибо. Хорошо, что ты приехал. Вот, знакомься, Ангелика–Мария, твоя племянница.

Я взял малышку на руки. «А говорят, что младенцы не смотрят на предметы подолгу» – подумал я, глядя в ее карие глазенки. Малышка смотрела прямо на меня. Мне показалось, что она мне улыбается.

– Ну, привет, Ангелика. А я твой дядя Вольф, – я улыбнулся малышке, а после поцеловал ее в лобик. Такая крошечная, хрупкая… Я уже чувствовал свою ответственность за нее.

Малышка нахмурилась и захныкала.

– Ой, нам же кушать пора! – Ангела взяла у меня ребенка. – И вам бы тоже неплохо было перекусить. Паула, накорми брата. А я к вам скоро присоединюсь…

Чтобы не смущать сестру, мы вышли из комнаты.

Я не мог разобраться в своих чувствах. Малышка уже казалась мне родной, как будто я знал ее очень давно. Я уже любил ее, конечно как племянницу.

С тех пор я, хотя бы раз в год, приезжал в гости к сестре. С деньгами были очень большие проблемы, но на подарки детям я всегда старался откладывать небольшую сумму. Они были моими племянниками…

И мне нужно было об этом помнить!

– Ангела, это я виноват. Мне следовало помнить, что она моя племянница. Все эти разговоры о дальнем родстве – сплошные отговорки. Прости, если сможешь…

– Ты не виноват. Если б я не видела, как моя девочка любит тебя – не позволила бы отношениям продолжаться. Наверное, это была судьба…

Я обнял сестер. Они не сдерживали слез, и я даже немного им завидовал. Мне бы стало хоть немного легче. Может быть, хоть часть этой невыносимой боли ушла бы, оставила бы меня.

– Буду жить ради Фридл и Лео, – сказала Ангела. – Не буду скрывать, Гели я любила больше всех. Она была особенной.

– Самой лучшей, – ответил я. – А вот мне незачем теперь жить…

– Вольф, будь сильным. Живи хотя бы для того, чтобы отомстить, – милая Паула, как же ты была права!

– Ты нужен нам, ты нужен своему народу, – продолжила Ангела.

– Не хочу я ничего! После того, что случилось, мне незачем добиваться чего – то. Раньше у меня был человек, о котором я заботился, ради которого готов был на все. Теперь ее нет. Пустота. Нет ничего, что могло бы радовать меня. Вся моя жизнь была связана с ней, а теперь я как – будто оторван от внешнего мира. Оставлен наедине со своей болью… Прости, Ангела, что я говорю так. Я знаю, тебе тоже очень больно. Быть может, даже больнее, чем мне. Но я жил только для нее…

Я чувствовал, как слезы текут из моих глаз. Впервые за долгие годы я позволил себе плакать. Но иначе я не мог: я бы не справился, сошел бы с ума.

Ангела обняла меня:

– Тебе скоро станет легче. Вот увидишь. Не вини себя: ты ничего не мог сделать. Сейчас мне помогает мысль о том, что моя девочка была счастлива. Она прожила счастливую жизнь, пусть и короткую. И это благодаря тебе, Волчонок. Она очень любила тебя, и не хотела, чтобы ты страдал…

На кладбище я пробыл весь вечер.

Весь вечер я не мог отвести взгляд от ее фотографии. Это было ее любимое фото: она считала, что очень удачно получилась на нем. Я не мог ничего сказать об этом: мне она нравилась всегда.

Я любил ее. Любил ее улыбку, ее глаза… Вспомнился ее смех, ее голос. Вспоминались моменты из нашей жизни. Как же много всего было!

Наша первая встреча. Конечно, не первая: все же я был ее дядей. Но тогда мы не виделись лет шесть, или семь. Тогда сестра пригласила меня к ним.

Тогда-то я и познакомился с Гели. С новой Гели, повзрослевшей и невероятно похорошевшей. Не знаю, когда я влюбился. Сейчас мне кажется, что это была любовь с первого взгляда.

Она очаровала меня. Поначалу я стеснялся своих чувств, боялся, что меня не поймут. Но она сама дала мне понять, что наши чувства взаимны…

Я приехал к ним летом. Сестра пришла встречать меня к поезду, взяв с собой Лео и Фридл:

– Привет всем! – я обнял сестру. Дети стеснялись. Фридл было всего четырнадцать, Лео – тринадцать. Совсем еще дети.

– Привет, Волчонок! – сестра была рада видеть меня. – Давно не виделись, вояка! Дети с тех пор очень изменились…

– А старшая где? – спросил я.

– Дома, готовится ко дню рождения, – сестра обратила внимание на мое смущение: я не знал, как девушка отнесется ко мне. Дядя – бывший заключенный тюрьмы – не лучший гость. – Да не переживай ты так, она поймет. Гели на удивление добрая девочка. И совсем не эгоистка…

Вскоре я в этом убедился.

Когда мы вошли в дом, девушка выбежала из комнаты и бросилась ко мне на шею:

– Дядя! Я соскучилась! – я поднял ее на руки. – Мама так много о тебе говорит…

– А ты меня помнишь?

– Конечно! – я отпустил ее. Какой же красавицей она стала! – Я помню, как ты рассказывал мне про разных людей, живших очень давно. Неужели тебе было интересно?

Я засмеялся:

– Ну, вообще-то да…

– А я совсем не люблю историю. Она скучная, – девушка осеклась, как будто сказала что-то не то. – Пошли, я тебе наш дом покажу!

Она рассказывала мне что-то, смеялась, а я не мог оторвать взгляда от моей племянницы. Я вдруг поймал себя на мысли, что смотрю на нее, как на женщину. Внешне она была уже взрослой девушкой, а в душе оставалась ребенком. Она могла потратить несколько часов на прическу, а после пойти на озеро. И конечно в воду она заходила первая. Она все еще участвовала в играх младших брата и сестры, но все же остерегала их от опасностей. Я был удивлен, что девушка не пользуется косметикой: все городские девочки начинали краситься слишком рано. А мне нравилась естественность.

Я смотрел ей в глаза, и она уже не отводила взгляда, как в детстве. Казалось, что мы можем понимать друг друга, просто глядя в глаза. Когда я рассказывал ей о чем-то, она смотрела на меня и улыбалась. Ее улыбка казалась мне неповторимой: как будто она знает о чем-то, о чем я еще не догадался…

На следующий день я встал очень рано: нужно было подготовиться ко дню рождения. Я решил нарвать ей букет полевых цветов. Главное, чтобы их было очень много. Это должно вызвать восторг у малышки.

Я оказался прав. Она не ожидала такого подарка:

– Дядя, меня так еще никто не поздравлял! – она поцеловала меня в щеку. – Я тебя обожаю!

Наверное, так я и очаровал ее. Гели теперь искала встречи со мной. Звала на прогулки, просила что-то рассказать. А я влюблялся все сильнее.

Я ждал с нетерпением каждой нашей встречи. Она часто приходила ко мне в комнату, находя для этого любые предлоги. Например, просила объяснить ей что-либо:

– Я не понимаю сама, и мама не знает, – говорила она. А мне хотелось верить, что пришла она только для того, чтобы увидеть меня.

Один раз, когда мы гуляли по парку, я решился признаться ей:

– Гели, я должен тебе что-то сказать…

– Что, дядя? – она подошла ко мне. Ее глаза загорелись в предвкушении чего-то. Кажется, девочка ждала сюрприз.

– Гели, обещай не обижаться, – я помедлил. – Я люблю тебя…

– Ну и что? Я тоже тебя люблю! – она засмеялась.

Глупенькая! Совсем еще ребенок.

– Нет, ты не поняла. Я люблю тебя, не как племянницу, а как женщину. Как если бы хотел взять тебя в жены…

– Это ты не понял! – она обняла меня. Подошла слишком близко. Мое сердце учащенно забилось, кажется, кровь готова была закипеть. – Неужели ты еще не заметил, что я тоже в тебя влюбилась? Дядя, ты невнимательный… Я хочу быть с тобой!

Я провел рукой по ее волосам.

– Если уж мы признались друг другу, не зови меня дядей. Зови меня Вольф.

– Нет, – она нахмурилась. – Нет, мне так не нравится. Я буду звать тебя Альф. Можно?

– Конечно, – я провел рукой по ее лицу, осторожно коснувшись пальцем ее губ. Девушка смутилась, но не оттолкнула меня. – А ты позволишь? – она улыбнулась в знак согласия.

Так я поцеловал ее в первый раз.

Это был удивительный поцелуй. Она была совсем неопытна, но все же пыталась отвечать мне. Это было невероятно…

– Альф, ты чудо, – она прижалась ко мне.

– А ты умеешь целоваться, – я поцеловал ее в макушку.

– Я никогда раньше не целовалась. Честно, – она посмотрела мне в глаза.

– Я верю, – я улыбнулся ей. – Доверься инстинктам, малышка. Я тебя люблю…

Этот момент навсегда останется в моей памяти. Моя маленькая, как же сильно я люблю тебя!

Теперь мы в тайне встречались. Нет, ничего серьезного не было: она была ребенком. Иногда я думал, что стоит закончить наши отношения: любовь с племянницей нельзя назвать хорошей идеей. Но когда я видел ее, смотрел в ее карие глаза, дотрагивался до ее волос, эти мысли уходили куда-то далеко, на самое дно моего подсознания. Я любил, любил безумно. Страстно, и в то же время нежно…

– Что будет, если мама узнает? – в тот день мы гуляли в парке. Выбрали одно из безлюдных мест, чтобы побыть наедине.

– Боюсь представить, – ответил я ей. – Но, думаю, она сможет понять нас…

– Даже не знаю, что будет большим шоком для нее: то, что ты мой дядя, или что ты старше на девятнадцать лет…

– Гели, – я улыбнулся ей. – Не думай об этом. Главное – мы любим друг друга. Пошли домой?

– Я хочу еще немного побыть с тобой…

– Я тоже не против, – я снял пиджак и постелил его на землю. – Передохнем немного?

– Конечно!

Мы сели рядом. Она прижалась ко мне:

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Будь со мной…

– Я рядом, – я поцеловал ее. – Я тоже очень люблю тебя, ангел мой!

Я мог бы делать с ней все, что только захотел бы. Но одно меня останавливало: девушка была еще слишком юна. Да и эти отношения были слишком серьезны. Я просто не имел права торопиться.

Следующим летом Гели и несколько ее одноклассников приехали в Мюнхен. Я договорился с друзьями, и они приняли ее у себя: не мог же я позволить своей любимой жить в условиях студенческого общежития. А своей квартиры у меня не было. Тогда я был еще начинающим политиком, даже не смотря на путч, меня многие не воспринимали всерьез.

Мы снова были вместе.

Но я понимал: так не может продолжаться. Эта девочка достойна роскоши, а что я мог ей предложить? Я любил ее, и поэтому хотел расстаться. Тогда я думал, что она еще совсем юна, что она забудет меня совсем скоро.

В следующий раз, когда я приехал к сестре, я сказал Ангелике, что между нами все кончено…

Ангелика умоляла остаться, но я принял решение. Наверное, самое неправильное, самое бессмысленное в моей жизни.

Плача, она просила не бросать ее. И я готов был сдаться. Но не сдался…

Моя милая! Когда я узнал, что она хотела покончить с собой, чуть было сам не застрелился. Как я мог так поступить с моей маленькой девочкой?

Позже я не раз просил у нее прощения. Она говорила, что сама виновата. Не в чем она не была виновата! Неужели она бы помешала мне строить мою карьеру? Как я мог так обидеть ее?

Вспоминались дни, когда она была еще маленькой, моей маленькой племянницей. Последнее лето, когда я видел в ней ребенка, а не любимую девушку.

В то время я гостил у сестры. Гели тогда только недавно исполнилось десять лет. Она была удивительно умным и веселым ребенком, живо интересовавшимся всем, что происходило вокруг и не имело никакого отношения к школе. Сестру это почти не беспокоило: лето лишь недавно началось, казалось, что теплые деньки закончатся очень не скоро.

Я приехал поздно вечером, когда уже стемнело. Конечно, я был удивлен тем, что не застал Гели дома.

– А где моя старшая племянница? – спросил я игриво, решив, что девочка просто заигралась в своей комнате.

– И не спрашивай, – отмахнулась Ангела: – целыми днями пропадает где-то с мальчишками. Такое чувство, что у меня два сына. Хорошо еще, Лео пока маленький для их компании.

– И как ты только справляешься одна! – восхитился я.

– Не одна, а с Паулой, – ответила сестра. Её помощь неоценима!

– А я думал, она тебе как четвертый ребенок, – удивился я.

– Нет, она умница! – улыбнулась сестра. – Пойди, поздоровайся с ней.

– Пусть лучше о девчонке побеспокоится, – заметила вышедшая из кухни Паула.

– Привет, ворчунья! – засмеялся я, обняв и поцеловав в щеку младшую сестру.

– Здравствуй, солдат! Мы уж думали, забыл ты нас! Приехал бы раньше! Мы ведь скучали. Да и мужчина нам ой как нужен: старшая девочка совсем из под контроля вышла. Не справляемся с ней. А еще двое растут…

Беседу прервала вбежавшая в дом Гели:

– Можете меня поздравить – мы победили! – почти прокричала она. – Ой, дядя! – девочка хотела броситься ко мне на шею, но Ангела остановила ее:

– Ты что себе позволяешь? Ты хоть представляешь, сколько времени? – сестра схватила девочку за плечи. – Ты вообще девочка или оборванец какой-то? – только тогда я заметил свежие ссадины на локтях и коленях племянницы. Да и состояние одежды больше подошло бы мальчишке…

– Мама, мы победили! – повторила Гели, но уже без прежней радости.

– А мне что от твоей победы? Только проблемы. Извинись немедленно! – девочка молчала, – я сказала, извинись!

Неожиданно Ангела ударила дочь по щеке. Гели закричала.

– Что, не нравится? – крикнула Ангела и снова замахнулась на нее, но я вовремя схватил сестру за руки:

– Не трогай ребенка! – жестко сказал я ей. Я был невероятно зол, но в то же время понимал, что заставило сестру поступить так.

Испуганная Гели убежала к себе в комнату.

– Не указывай мне, как воспитывать моих детей! – сердито сказала мне сестра. – Думал, раз ты сильнее, значит, указывать нам можешь? Не выйдет!

– А ты о чем думала, когда ударила ребенка? – спросил я, уже спокойнее. – Ты тоже сильнее ее. Ты ее защита, ее надежда…

Неожиданно Ангела заплакала. Я усадил сестру на диван, а сам сел рядом и обнял ее:

– Ангела, я знаю, нас тоже так воспитывали. Но вспомни, что ты при этом чувствовала. Вспомни, как защищала меня от отца…

– Прости, Волчонок. Я сама это понимаю. Но я не могу с ней справиться…

– В чем именно?

– Я хотела дочь-подругу, мою помощницу, а она расстраивает меня.

– Ангела, она еще совсем ребенок!

– Она девочка, будущая женщина, а не сорванец в юбке. Я и Паула такими не были…

– Все мы разные. Так даже интереснее. Надо бы побыть с ней…

– Иди, если считаешь нужным. Повлияй на нее, если сможешь. Она тебя любит…

– Любит. И поэтому я не буду читать ей мораль. Дай лучше аптечку, мне ее ссадины совсем не понравились…