Текст книги "Забытая история (СИ)"

Автор книги: Medea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Шрек отвлекся всего на секунду, но этого было достаточно: маленького ребенка, выбежавшего на дорогу за своей игрушкой, мы заметили слишком поздно! Затормозить Шрек уже не успел бы.

Шрек посигналил, но гудок только испугал ребенка. Он замер, стоя прямо посреди дороги. Шрек резко повернул руль:

– Держитесь крепче! – это были последние слова, которые услышала я.

Звон стекла, детский крик, и невыносимая боль…

Очнулась я в больнице. Врачи суетились вокруг меня, а я не могла открыть глаза и даже пошевелиться: «Неужели они применили наркоз? А как же ребенок?».

– Ну что?

– Уже лучше. Все остальное сделает природа. Палату приготовили? – «Я в операционной?».

Открылась дверь:

– Доктор Маерс, вас срочно просят в операционную номер два. Тяжелая автомобильная авария!

– Еще одни? Откуда только столько машин? Бегу! Инга, попроси медсестер тебе помочь. В палате поставь ей поддерживающую капельницу, больше ничего пока не нужно. И следи за ней, может понадобиться укол успокоительного. Ее мать говорит, она очень ждала этого ребенка…

«Нет! Нет, этого не может быть!» – пронеслось у меня в голове. Меня как будто током ударило: «Моя малышка, мое солнышко! Боже мой, за что? Что я делала не так!».

Не помня себя, я открыла глаза, села и оглядела операционную. Небольшая комната, наверное, для не очень серьезных больных.

Я встала. Голова кружилась так, что я с трудом стояла на ногах. Жутко хотелось спать.

Я снова осмотрелась, и только тогда заметила на столике для инструментов…

Не то, чтобы я не видела этого раньше: все же целый год училась в медицинском институте, но это был совсем другой случай…

Я снова потеряла сознание.

В этот раз я очнулась в палате. Я почувствовала, что кто-то провел рукой по моим волосам. Я открыла глаза и увидела его! Альф был рядом со мной, как всегда, когда мне было тяжело. Он был напуган, но все же старался держаться:

– Гели, – он положил руку мне на плече. Только сейчас я почувствовала иглу в своей руке: капельница! Неужели все так серьезно? – Как же я волновался! Ну, скажи мне хоть слово!

А мне совсем не хотелось говорить. И видеть кого-либо, даже самых родных людей: маму и любимого. Я отвернулась от него и закрыла глаза.

– Гели, ну ты что? Гели, маленькая моя, ты слышишь меня?

Я молчала. То, что я видела днем, не шло у меня из головы. У меня болело все, но эта, внешняя боль, не шла ни в какое сравнение с болью в моем сердце. Мой маленький, мой милый ребенок! Как я ждала встречи с тобой, как хотела взять тебя на руки! Я читала тебе сказки, пела тебе колыбельные. Но тебя больше нет со мной. За что, малышка? Почему ты покинула свою мамочку?

– Ангел мой, ну хоть посмотри на меня! Мы ведь переживаем за тебя.

Никогда не думала, что наступит момент, когда я настолько возненавижу всех окружающих. Слова поддержки раздражали меня, как и сам факт присутствия кого – то рядом. Конечно, я была благодарна Альфу за его заботу, но если бы он оставил меня одну, я была бы благодарна ему еще больше.

Вошла врач:

– Ну, как она? – я узнала голос Инги.

– Молчит, – ответил ей Альф. – Не хочет даже смотреть на меня.

– Это депрессия. Да и сотрясение наверняка есть. Ей нужен отдых. Герр Гитлер, я все понимаю, но время посещения окончено.

– Может быть, возможно сделать исключение? – доктор отрицательно покачала головой. – Доктор, она – самый дорогой для меня человек…

– Я понимаю. Все будет в порядке. Я сделаю все, что смогу.

– Все что только будет нужно, доктор. Я в долгу не останусь!

– Не нужно, это моя работа.

Альф наклонился ко мне:

– Пока, маленькая. Выздоравливай. Я тебя очень люблю, – Альф поцеловал меня на прощание и ушел. Мы остались наедине с доктором.

– Гели, не расстраивай его так. Ты же видишь, он тоже страдает, – как бы я хотела, чтобы она замолчала! – Гели, это бывает. Ты же хотела стать медиком, ты должна понимать, – доктор нежно погладила меня по голове. Как маленького ребенка, расстроенного чем-то! Слезы появились у меня на глазах. Я не стала их скрывать: мне было все равно, что подумает обо мне Инга. – Гели, постарайся не плакать. Береги себя. Мы боролись за твою жизнь, и не смогли спасти ребенка. Но ведь ты жива! – «Зачем она мне это говорит? От этих слов мне не станет легче! Какая мать будет рада тому, что выжила, если ее ребенка больше нет?» – Если тебе что – то будет нужно, зови меня, – «Все, что мне нужно – чтобы меня оставили в покое!».

Доктор ушла.

Темнело. Прошло не менее двух часов, как доктор ушла от меня, а я все еще не могла перестать плакать. Я не верила в случившееся, казалось, это – дурной сон. Очень хотелось проснуться в своей комнате, в объятиях любимого. Почувствовать, как шевелится ребенок…

– Гели, это опять я, – снова вошла эта Инга. – Я принесла ужин. Тебе нужно съесть хоть что-нибудь, – я жестом дала ей понять: «мне ничего не нужно, уходите». – Гели, ну пожалуйста. Ты потеряла очень много крови, и теперь ослабла. Обычно я не говорю этого пациентам, но раз ты хотела быть врачом, ты должна понимать. Ты в таком состоянии, что тебе надо бороться за свою жизнь.

– Я не хочу жить, – прошептала я. Не было сил даже говорить.

– Ты что? Все пройдет, и это тоже. Ты будешь счастлива. У тебя есть любящий муж, а это очень важно для женщины. А дети у тебя еще будут, – Инга снова погладила меня по голове. Она хотела поддержать, но это только раздражало. – Видела, сколько цветков на яблоне? А ведь яблочками станут далеко не все. Так и с детками. У вас будет малыш, обязательно будет, просто не в этот раз. Я понимаю, для тебя это трагедия, но ты не одна такая. Многие проходят через это, – она помедлила. – По крайней мере, ты уже говоришь. Ладно, не буду заставлять тебя есть. Сейчас, поставлю капельницу и уйду. Ты ведь хочешь побыть одна? – я кивнула. – Если вдруг станет плохо – сразу зови меня, – Инга вышла, и вскоре вернулась с капельницей. Скорее всего, это была глюкоза – способ поддержать жизнь в больном. Она быстро сделала все, что нужно, и ушла. Я снова осталась одна.

Меня клонило в сон. «Успокоительное все – таки понадобилось!» – подумала я, засыпая.

Следующий день был таким же: все приставали ко мне с вопросами, а я только молчала. Когда же меня оставят в покое! Ничего я не хочу! Жить не хочу…

Часа в два пришел Альф. Тогда я подумала, что можно было бы прийти и раньше, но только потом узнала: посетителей не пускали до обеда, исключений не делалось ни для кого.

Я слышала их разговор с Ингой. Как глупо было думать, что я не услышу, о чем они говорят прямо под дверью!

– Ну, как она? – спросил Альф.

– Депрессия. Отказывается от еды, все время плачет. Если она сама не будет бороться за жизнь, мы ничего не сможем сделать. Она потеряла много крови, очень ослабла…

– Что нужно? Может, какие лекарства, – Альф говорил очень тихо. Я знала этот тон: на самом деле он прекрасно понимает, что ничего не может сделать.

– Есть один шанс. Переливание крови может помочь. Но это очень рискованно: много летальных исходов. До сих пор неизвестно от чего это зависит…

– Нет, это не подходит. Мы не можем рисковать.

– Тогда только медикаменты. Поговорите с ней, может вас она послушает.

Когда они вошли, я отвернулась и спрятала лицо в подушки. «Сейчас снова будут успокаивать, уговаривать… Не хочу! Ненавижу, когда меня жалеют!»

– Гели, солнышко мое, ну хватит плакать. Своими слезами ты ничего не изменишь, – Альф хотел обнять меня, но я не позволила. – Гели, ну ты что?

– А что я должна делать? – я посмотрела на него. Он был растерян: не знал, как подойти ко мне. – Радоваться, что ли? Я потеряла самое важное, что есть у меня. Моей девочки больше нет! Как ты не можешь понять…

– Могу, маленькая, могу! – он ласково смахнул слезы с моих ресниц. – Ты думаешь, мне не тяжело? Я тоже очень ждал нашу малышку, но ее уже не вернуть. Нужно жить настоящим, ангел мой. Иди ко мне, – он взял меня за плечи и осторожно приблизил к себе. Я обняла его, прижалась к его груди.

– Альф, у меня не получилось! Я не уберегла ее!

– Ты не виновата, – сказал он мне. – Все будет хорошо, Гели. Только не плачь, прошу тебя! – он ласково гладил меня по голове, целовал, шептал что-то…

Утром мне казалось, что жизнь кончена. Теперь я вдруг поняла, что мне еще есть, для кого жить. Я буду рядом с ним, всегда, когда он этого захочет. Буду помогать ему, поддерживать его. Если вдруг он снова захочет расстаться – что ж, я не буду мешать ему, пусть будет счастлив. Но если захочет вернуться – приму его с радостью…

– Ну, вот и хорошо, – только сейчас я обратила внимание на Ингу, которая все это время была с нами. – Гели, вот так бы сразу…

– Мне нужно с вами поговорить, – Альф обратился к Инге. – Гели, я всего на пару минут. Не обидишься? – я отрицательно покачала головой. – Вот и умница. Я сейчас вернусь, – он поцеловал меня. Мне хотелось вцепиться в него, умолять остаться со мной, не оставлять меня ни на секунду. Но все же я не сделала этого.

И снова я слышала их разговор:

– Может забрать ее домой? – услышав это, я даже обрадовалась. Альф всегда понимал меня, вот и сейчас он без слов понял, что мне тяжело здесь.

– Вообще с сотрясением мозга мы рекомендуем полежать в больнице хотя бы неделю, – Инга помедлила. – Не знаю, что с ней делать. Очень тяжелое состояние, она потеряла много крови, но здесь ей лучше не становится, – она вздохнула, – если будет, кому за ней ухаживать. Поймите, ей нужен постельный режим. Дней пять желательно вообще не вставать: она может снова потерять сознание. И это может закончиться чем угодно, даже комой. Но здесь ей будет хуже, я же вижу. А дома и стены помогают…

– Я и Ангела, ее мать, сделаем все, что будет нужно. Или стоит нанять сиделку?

– Нет, родные люди лучше. Пожалуй, я выпишу ее. Скажите ей хорошую новость!

Альф вошел ко мне в палату.

– Гели, собирайся, едем домой! Нечего тебе делать в казенных стенах!

Я лишь слегка улыбнулась ему.

– Ты как будто не рада! Ну ладно, молчи, если хочешь. Давай собираться, – Я хотела встать, но в глазах потемнело, и я упала ему на руки:

– Ну, этого еще не хватало! – Инга вошла в палату. – Гели, ты сама не дойдешь до машины. Даже не пытайся. Принести носилки?

– Нет, не нужно. Помогите одеть ее, хотя бы в пальто. Там холодно, – они помогли мне одеться, и Альф взял меня на руки. – Раз уж так вышло… можно, я подъеду за документами чуть позже?

– Конечно, когда вам будет удобно. Я вас прекрасно понимаю, – Инга улыбнулась. – Гели, тебе повезло с мужем! Не часто вижу мужей, которые так любят своих жен!

– Это мне с ней повезло, – сказал ей Альф.

Как я могла не верить ему? «Мой защитник, только с тобой я чувствую себя спокойно!» – подумала я, и еще крепче обняв его.

Мы сели в машину. Альф все еще держал меня на руках. Я уткнулась ему в плече и расплакалась. Он гладил меня по голове, обнимал, но не говорил ни слова. Как же он иногда понимает меня! Сейчас мне хотелось именно этого: немой поддержки, сочувствия. Именно этого, а не глупых разговоров.

Дома все уже были подготовлены к встрече: сплошное понимание и сопереживание! Даже противно! Альф оставил меня на минутку, и, конечно, этим воспользовалась Мария:

– Фройляйн Гели, не стоит вам так расстраиваться! Я бы поняла, будь это настоящий ребенок, а так… – она перевела дух, – там еще и ребенка – то не было. Зачем оплакивать то, чего не было?

Ее слова вывели меня из себя:

– Нет был! Был! Я видела его! – вчерашняя картина стояла перед глазами. – Это был уже настоящий человечек! С ручками, ножками, пальчиками! Он уже жил! Я чувствовала, как он шевелится! – я вскочила с кровати, и у меня снова закружилась голова. Казалось, я снова теряю сознание. – Он был живой, понимаешь, живой! Он уже мог бы выжить! Если б не авария, он был бы жив! – вошел Альф. Как вовремя! Он подхватил меня, прижал к себе. Я разрыдалась.

– Конечно, был. Мария, зачем ты говоришь ей это? Ты как будто нарочно, честное слово! – Мария вышла из комнаты. В этот раз она не могла хлопнуть дверью: в присутствии своего работодателя она себе этого не позволяла. – Гели, бедная моя… – он уложил меня на кровать, а сам сел рядом, – Ну поплачь, маленькая, тебе это сейчас нужно. Котенок мой, я здесь, я рядом!

– Почему она! За что? – у меня началась истерика.

– Гели, мне тоже тяжело. Но что сделаешь? Значит, судьба такая. Она была слишком слабенькой для этого жестокого мира, и Боженька забрал ее к себе. Ей там хорошо, нашей маленькой! А ты, когда пойдешь в церковь, помолись за нее…

– Не верю! Не хочу верить! Я не смогу смириться с этой потерей…

– Тихо, маленькая, тихо, – он взял меня за руку. – Что тебе нужно, маленькая? Только попроси, я сделаю все. Только чтобы тебе стало лучше…

– Обними меня. И будь рядом, – что еще он мог бы сделать для меня? – Я не могу справиться со слезами. Извини…

– Не стоит, – Альф обнял меня, как я его и просила. – Если тебе хочется плакать – позволь себе это. И тебе станет легче, – он коснулся губами моей щеки. – Не сразу, такое не забывается в один день. Но обязательно станет. Я буду рядом, котенок…

Чуть позже пришла мама.

– Ну что? Ей лучше? – спросила она у Альфа, видимо решив, что я сплю.

– Нет. Но в больнице ей может стать еще хуже…

– Гели, – мама села рядом и взяла меня за руку. Я открыла глаза и посмотрела на нее: бледная, заплаканная, она выглядела так, как будто это она, а не я, недавно попала в аварию… наверное, поэтому мама и не приехала ко мне в больницу: не хотела расстраивать меня.

– Не жалей меня, мама. Не надо, – прошептала я.

– Не буду, девочка моя, не буду. Я просто посижу с тобой, можно? – я кивнула. – Вот и хорошо. Вольф, тебе уже дважды звонили.

– Кто? – без энтузиазма спросил Альф. – Я ведь просил не беспокоить…

– Это журналисты из какой-то газеты. Хотят взять у тебя интервью, кажется. Я все записала, – ответила мама. – Не стоит забывать о работе, Волчонок. Даже в этой ситуации. Я побуду с ней. Ты ведь отпустишь его, Гели?

– Если это нужно, – ответила я.

– Ладно, уговорили, – Альф поцеловал меня. – Я только перезвоню им и вернусь.

На следующий день мне стало хуже. Боль была настолько сильной, что я не знала, что еще сделать. Каждый вдох, каждое движение отдавало дикой болью. Я сжимала кулаки, кусала губы, но боль не проходила.

Я хотела сделать вид, что все не так уж страшно, но Альф сам понял, в каком я состоянии. Он всячески отвлекал меня, успокаивал, и уговаривал дождаться врача: я готова была пить любые таблетки, лишь бы эта пытка скорее закончилась.

Пришедшая врач сделала мне укол и подала лед:

– Тебе станет легче. Так должно быть. Если болит – значит, организм борется за жизнь. Как не странно, но боль свидетельствует о скором выздоровлении, – доктор улыбнулась мне и вышла поговорить с Альфом, а я как всегда прислушалась к их разговору:

– Ну, как она? – спросил он. Как будто не знал, в каком я состоянии была до прихода Инги.

– Признаться, ей очень плохо. Но это нормально для такого случая. Все же стресс, и для организма, да и для нее. Но, я заметила, что за жизнь она уже цепляется. Теперь ее не так просто уговорить сдаться, – «Интересно, что бы я сказала человеку, предложившему мне добровольно расстаться с жизнью?» – подумала я. – Сейчас ей тяжело, это верно. Может даже стать еще больнее, но теперь она справится.

– Как ей помочь в таком случае?

– Лучше не вмешиваться. Вы уверенны, что она не сможет это терпеть?

– Нет, – «интересно, у меня особый случай, или же другие пациентки переносили боль молча?» – подумала я, сжав зубы: новый спазм был невыносим. Казалось, что меня ударили ножом. – Доктор, она сейчас, при вас, держится. А утром она почти плакала от боли. Она не солдат – герой, а молодая девушка, пережившая такое горе. Мы просто не имеем права…

– Я понимаю, – Инга перебила Альфа. – Сейчас я должна порекомендовать вам успокоительные и обезболивающие. Пожалуй, я даже выпишу кое– что. Но как женщина скажу Вам: лучше побудьте с ней. Пожалейте, обнимите, и ей станет легче. В ее случае обезболивающие мешают выздоровлению. А ваше внимание будет лучше всяких лекарств.

– Я сделаю все что нужно, – сказал ей Альф. – Главное чтобы моей Гели было легче.

– Все будет хорошо. Конечно, это не нормально, но… так случается. Она будет в порядке, я это вижу.

«Все говорят мне об этом. Так бывает… не должно так быть! Дети не должны умирать!» – подумала я, и спрятала лицо в подушки: хотела скрыть слезы. После того, что Альф сказал доктору, я стеснялась плакать при ней.

Это были самые тяжелые дни в моей жизни. Я не могла встать: у меня кружилась голова, и темнело в глазах. Серьезно же я ударилась! Альф приглашал разных врачей, некоторые даже приехали из других стран. Но все говорили только одно – «Ей нужно беречь себя. Все остальное природа сделает сама». Альф отменил все свои дела, и все время проводил со мной. Он рассказывал мне о чем – то, читал газетные статьи: мне нельзя было даже читать. Или же просто был рядом. Он понимал меня без слов. Знал, когда мне хочется побыть одной, а когда нужно понимание и сочувствие. Казалось, что мы знакомы всю жизнь. Хотя так оно и было…

Когда мне разрешили вставать, мы стали выходить во двор. Он никогда не отпускал меня: всегда держал под руку или обнимал. Боялся, что я потеряю сознание и снова получу травмы. А, может быть, просто поддерживал меня: от любопытных глаз, как известно, не скрыться даже за самым высоким забором. Всех интересовала наша жизнь, наше горе…

– Гели, привет! – Лиза вбежала ко мне в комнату. Она улыбнулась мне, но, посмотрев на меня, она стала серьезнее. – Как ты, солнышко мое? Вот, это тебе…

Лиза протянула мне небольшой букет садовых роз. Я взяла цветы в руки, коснулась рукой лепестка розы и закрыла глаза: «нежные, как кожа младенца». Я положила цветы на тумбочку возле кровати и обняла подругу:

– Спасибо что ты пришла. Теперь мне лучше…

– Гели, мне очень жаль. Скорблю вместе с тобой…

– Я знаю, – я отпустила ее и провела рукой по своему лицу: вытерла слезы. – Лиза, ты мне нужна. Правда. Не исчезай…

– Не исчезну. Я обещаю. А что твой муж? – она посмотрела мне в глаза. – Что он?

Я вздохнула: Лиза как всегда пыталась разузнать все. Маленькая, любопытная девочка!

– Он очень поддерживает меня. Но я отпустила его на работу: здесь он сойдет с ума.

– А ты как?

– Ну, у меня есть мама, ты, соседские малыши…

– Гели, – Лиза снова обняла меня. – Гели, моя Гели. Сейчас он о тебе заботиться должен. Бедная моя…

– Он делает очень много. Даже больше чем должен был бы делать. Но нельзя быть вместе вечно. Ему это надоест, я знаю. Да и не все я могу ему сказать. Есть же и только женские проблемы, понимаешь?

– Конечно. А я уезжаю, – перевела Лиза разговор.

– Правда? Куда?

– В Австрию. Буду там учиться…

– Умница! – ответила я, хотя и знала об этом уже месяц: когда Лиза сказала мне, что хочет поступить в Венскую Академию, я сообщила об этом Альфу. Порой связи решают очень многое…

Лиза пробыла со мной до вечера, и ушла перед приходом Альфа: она все равно стеснялась его. Альф с пониманием отнесся к ее стеснительности: она напоминала ему его сестру, Паулу.

– Спасибо, ты очень мне помогла, – сказала я ей на прощание. – Извини, что не провожаю.

– Я понимаю, Гели. Выздоравливай, – Лиза по-дружески поцеловала меня на прощание. – Я еще зайду к тебе, хорошо?

– Я буду ждать, – мы снова улыбнулись друг другу: ее энергия, ее радость от встречи со мной как будто зарядила меня жизненной силой.

– Ты все больше молчишь, – в тот день мы вышли на прогулку в парк. Раньше я любила это место, особенно весной, когда природа обновляется, начинает жизнь. Но эту весну я воспринимала как издевательство над собой: все продолжает жить. Все, кроме моего малыша! – Что с тобой? Ведь тебе стало лучше, маленькая. И вот, ты снова замкнулась в себе…

– Чувствую себя никчемной, никому не нужной, – ответила я. Тогда Альф обнял меня за плечи:

– Почему же не нужной? Ты нужна мне, ты нужна своим родным…

– Это все не то, – мы остановились. – Я целыми днями сижу дома. Трачу время попусту. Мне это уже надоело…

– Вот в чем дело? Что ж, это хорошо, – жестом Альф предложил присесть на свободную лавочку неподалеку от нас. Это было очень кстати: мои силы были на исходе. – Может, попробуешь восстановиться в институте?

– Нет, больше никакой медицины, – ответила я. – После того, как я увидела нашего малыша, я буду думать только о нем. Но если ты хочешь…

–Только тебе решать, чем заниматься. Если бы я сам выбрал свою профессию, я был бы несколько счастливее. Хотя, может, намного беднее, – он улыбнулся мне. – Но сначала родители, а потом обстоятельства, решили все за меня. Но у меня был особый случай: мне нужно было выжить. Ты же можешь выбирать. Что бы ты хотела? Может, у тебя есть мечта?

Я пожала плечами:

– Да нет, одни глупости…

– Какие? Когда мне было двадцать, мечта о политической карьере тоже показалась бы мне глупой, – он улыбнулся мне.

– Я хочу быть оперной певицей. Петь на сцене, перед огромным зрительским залом, – призналась я.

– Хорошая мечта, – я боялась, что Альф засмеется, но он отнесся ко мне с пониманием. – К тому же, голос у тебя есть. Хочешь, наймем преподавателя? Конечно, когда тебе станет лучше. Сейчас тебе нужно набраться сил.

Я прижалась к нему:

– Ты, правда, сделаешь это?

– Конечно! – он поцеловал мою руку. – Разве я тебя обманывал? Я обещаю, и обязательно выполню свое обещание. А ты обещай больше не пугать меня так. Договорились, маленькая?

Я улыбнулась ему в знак согласия:

– Ты никогда не рассказывал мне, почему не поступил в институт.

Он обнял меня:

– А что рассказывать? Я был нищим, больным ребенком, приехавшим откуда-то с окраины страны. У меня не было почти никакой подготовки: самоучка, не больше. Родители не считали мой выбор серьезным. И вот, этот мальчик, то есть я, собрался покорить столицу. Кому я был нужен? Они мне прямо сказали: «Мы не можем тебя принять. У тебя нет ни связей, ни денег, ни имени…». Я собирался попробовать во второй раз. Но меня даже не допустили к экзаменам! В тот же год умерла мама. Я был разбит. Беспомощный мальчишка, я оказался на самом дне…

– Почему ты не остался с моей мамой и Паулой?

– Им и без меня было не сладко, – он тяжело вздохнул. – Я устроился работать на стройку. В первый же день местные старожилы избили меня до полусмерти. Они сказали, что не признают задавак: обиделись, что я не пообедал с ними. Даже не подумали, что подростку, потерявшему мать, может быть не до обедов с новыми друзьями, – он на секунду задумался. – Да и какие из них были друзья? Что общего может быть у меня и у шестнадцатилетнего подростка? Конечно, если это не мой родственник…

– И что? Ты продолжал работать с ними? – удивилась я. Я бы предпочла голодную смерть, но не такую работу.

– Нет. Но не по моей инициативе. Я тогда был не в состоянии что-то предпринять. Ну, ты понимаешь, – я кивнула. – Конечно, они меня уволили с работы. Да еще с такими потрясающими рекомендациями, что следующую работу я нашел с еще большим трудом.

– Альф, – я обняла его. – Как же много тебе пришлось пережить.

– Ничего, это пошло мне на пользу. Я был слишком добр раньше. Теперь я стал сильнее. Каждый человек должен пережить что-то похожее, это закаляет характер, – Альф посмотрел мне в глаза. – Но к тебе это не относится. Пожалуйста, оставайся таким же ангелом, каким я всегда тебя знал, – он нежно поцеловал меня. – Я буду рядом, и всегда смогу защитить тебя. Ты только будь со мной. Договорились?

Я улыбнулась ему:

– Вместе навсегда?

– Конечно, – мы снова поцеловались. – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже.

Иногда я выходила на прогулку одна. Обычно я не отходила далеко от дома, чтобы в случае чего самостоятельно дойти обратно. Я находила лавочку в тихом уголке парка, садилась там и думала о том, что я могла сделать не так. Здесь я могла плакать, а дома уже приходилось держать себя в руках: прислуга относилась к моим слезам как к чему-то неправильному. И я стеснялась плакать при них.

В тот день я встретила малышку Энни, гулявшую с мамой и новорожденным братиком.

– Тетя Гели! – Энни подбежала ко мне. Я присела к ребенку и обняла ее. – Я соскучилась, тетя Гели.

– Я тоже очень соскучилась, Энни. Поздравляю с братиком!

– Спасибо, – радостно начала девочка, а после растерялась.

К нам подошла Элизабет, мать Энни:

– Фройляйн Гели, примите мои соболезнования, – сказала она, с сочувствием глядя на меня. Ей я верила: только мать может понять, какого это – потерять ребенка.

– Спасибо, – я опустила глаза. – А я поздравляю Вас…

– Да, очередной сорванец. Наша принцесса все еще одна. А так хотелось подружку для нее, – начала женщина, но, взглянув на меня, осеклась. – Может, зря я Вам это говорю?

– Нет, не зря, – ответила я ей. – Только давайте присядем, мне тяжело стоять. И давайте перейдем на ты, если вы не против…

– Я не против, Гели.

Мы сели, а Энни побежала собирать цветы на лужайке.

– Вроде и с ними сложно, но без них хуже. Ведь я понимаю тебя, – начала Элизабет. – Мой первый ребенок умер через три дня после рождения. Я до сих пор помню его глазки…

– Бэт, я и не знала. Извини, если это заставило тебя вспомнить…

– Нет, не стоит. Это старая рана, она не так болит. Если б я знала, что сделать, чтобы тебе стало хоть немного легче, Гели, – она посмотрела мне в глаза. – Ты еще так молода. Время лечит, Гели, поверь мне.

Младенец проснулся и закряхтел: он явно был доволен жизнью, просто не хотел больше спать.

– Что такое, маленький? – обратилась я к ребенку.

– Хочешь взять его на руки? – спросила Бэт. Я кивнула.

Она осторожно передала мне младенца.

Я прижала крошечного человечка к себе и закрыла глаза. И мне вдруг стало намного лучше: ведь есть и другие детки, которым нужно мое тепло, моя любовь. Они такие маленькие, доверчивые, чудесные, эти малыши…

Я невольно улыбнулась…

Прошло три месяца. Мне стало немного легче, я уже могла без слез говорить о моей неудачной беременности. Альф и моя мама делали все, чтобы мне было хорошо. Я была благодарна им, но у меня появилась навязчивая идея: я хотела ребенка!

Врач, наблюдавший меня, сказал, что детей у меня быть не может: в тот злополучный день врачи спасали мою жизнь, не подумав о возможных последствиях. Я не винила их: кто знает, может быть, меня бы уже не было, если б не они.

Тогда и появилась идея усыновить малыша.

Альф долго не решался, но все же я уговорила его посетить детский дом.

Сказать, что нас там ждали, значит не сказать ничего. Директор вышла к нам навстречу:

– Ой, вы хотите усыновить ребенка? У нас есть мальчик – копия папа! Правда, ему три года. Будете смотреть?

– Мы бы хотели пообщаться со всеми детками. Сначала с малышами, потом с детьми постарше. Мы сами решим, кто нам нужен.

Я с ужасом вспоминаю тот день. Дети, такие же, как дети наших соседей, только не по возрасту взрослые, окружили нас. Альф разговаривал с ними, гладил по головкам, а они выстроились в очередь, и каждый ждал своей порции ласки. Я никогда не забуду их глаза.

Я сидела в углу и хотела стать совсем незаметной. Один мальчик, лет пяти, подошел ко мне:

– Тетя, возьмите меня! Я хороший, только писаюсь по ночам. Но это пройдет, – он преданно посмотрел мне в глаза, и я почувствовала себя предателем: он уже представляет себя нашим сыном!

Другая девочка следовала за мной, как послушная собачонка. Она ловила каждый мой взгляд, и даже пыталась ответить улыбкой на улыбку.

Детки, совсем маленькие, не старше соседских детей. Но какие-то другие: у них взрослые, грустные глаза. Они почти не улыбаются, а если и улыбаются, то как-то грустно. За что им это?

Мы вышли из группы.

– К малышам пойдете? – спросила директриса.

– Нет, – коротко ответил Альф. – Мы еще вернемся, потом.

– Да, хорошо.

– Это – слишком серьезное решение, поймите нас правильно.

– Я знаю. Я не виню вас, просто вы еще не совсем готовы принять в семью чужого ребенка, – директриса шла рядом с нами.

– Нет, дело не в этом. Я сам сирота. Принять я бы смог, а вот выбрать не могу. Взяв одного, я буду чувствовать себя виноватым перед остальными… Если вам что – то будет нужно – обращайтесь, – Альф пожал директрисе руку, и мы сели в машину.

– Тебе кто приглянулся? Тот мальчик не идет у меня из головы…

– И мальчик, и девочка, и еще одна девочка… – Альф как – будто говорил сам с собой. – Я понял, что не имею права осчастливить одного из них. Я помню как это – жить впроголодь! И какое право имею я, богатый парень, вознести одного из них до небес, а остальных оставить здесь!

– А что ты предлагаешь? Всех мы не усыновим!

– Но мы можем помочь им. Гели, клянусь тебе, в государстве, которое построим мы, сироты ни в чем не будут нуждаться!

– Свежо предание, да верится с трудом. Альф, сначала приди к власти, потом уже…

– Осталось совсем не много. Года два, от силы три. Вот увидишь!

– Альф… А как же наш ребенок? Твой и мой? Я хочу стать мамой!

– Ты станешь! Ты будешь самой лучшей мамой!

– Но как?

– Некоторые клиники уже успешно помогают в таких случаях, как твой. Поверь, очень скоро это будут лечить в каждой клинике. Да и у меня, возможно, есть шанс. А если нет… думаю, судьба даст нам другой шанс. Она не может поступить иначе. Только бы не пришлось снова выбирать: не смогу.

Ночью я снова вспомнила мою малышку. Все же не нашу, а только мою. Альф был расстроен, но не ее смертью, а тем, что плохо мне. Он беспокоился за меня, а для меня важнее всего был ребенок…

Я уткнулась в подушку. Слез не было: наверное, и слезы рано или поздно кончаются. Остается только боль, тупая боль. Как от плохо заточенного ножа…

Я представила себе нашу жизнь с малышкой. Представила наш приезд домой, знакомство с родственниками. Как мама взяла бы ее на руки. Странно, но Альфа в этой фантазии не было. Ведь это был не его ребенок…

– Гели, – я не услышала, как он вошел. – Опять плачешь?

– Нет, – я повернулась к нему. – С меня хватит слез. Просто думаю о нашем несостоявшемся будущем…

– Будет другое, – он улыбнулся мне. – Тебе сложно смириться с потерей, мне тоже, но что поделаешь? Ее не вернуть…

– Это был не твой ребенок. Наверное, потому она и не выжила…

– Гели, ты это к чему?

– Мария как-то говорила, что нежеланные дети вешаются на пуповине…

– Ох уж эта Мария, – Альф взял меня за руку. – Твой ребенок, это и мой ребенок. Это уже ни к чему, но вспомни, что он был и моим родственником. Так что я все равно любил бы его. Или ее…

– Ее. Это была девочка. Твоя внучка…

– Дочка, Гели. Пусть это уже не важно, пусть ее не вернуть, но я относился к ней как к дочери. Я был самым счастливым человеком на земле. Думаешь, я не мечтал о будущем? – он поцеловал мою руку. – Но надо понять, что нашим мечтам не суждено сбыться. Понять, и жить дальше. Я уже справился с этой потерей, справишься и ты. Только не прячь свои слезы, не стесняйся своего горя. Я пойму, Ангела поймет, твои подруги тоже поймут! Видишь, сколько человек любит тебя? А на Марию не обращай внимания, – он лег рядом и обнял меня. – Хочешь, останусь с тобой?