Текст книги "Комбатанты (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4

В своём домике мне быстро надоело, там ничего не было кроме кровати, да и та поражала воображение только размерами, но габариты служили не роскошью, а средством уложения крыльев. Я и не старался украсить жилище – не с моей фантазией мастерить интерьеры. Что есть, то и сойдёт. Предвиделись развлечения и поинтереснее, потому я взял и пошёл к светлому в гости.

Едва ввалившись в дверь, снёс правой плоскостью какую-то хитрую штуку, приделанную к стене, как выяснилось, недостаточно прочно. Деликатно отскочил в сторону и налетел на другую непонятную фигню, после чего завис в пространстве озираясь с недоумением. Он нарочно что ли? Нашему брату, как пегасу, всего-то нужно стойло, чтобы было где копытами побрыкаться и крылья расплескать. Зачем громоздить валкие приспособления, которые лишь затрудняют жизнь? Хочется красоты – можно потолок расписать неприличными картинками (хорошая, кстати, идея, надо осуществить на досуге), а вещи богам без надобности.

– Зачем ты всё портишь? Зачем вообще пришёл? – сердито вопросил светлый.

Я наскоро соорудил на лице виноватое выражение.

– Прости, Ари! Я общительный, мне плохо одному.

Следовало к нему подлизаться. Чтобы извлечь из кого-то пользу, надо делать вид, что пользу извлекает он. Мне, раздолбаю, катастрофически не хватало теоретической подготовки, я же не предполагал, что вправду нужно учиться, а не просто так время проводить на папины денежки. Вот и оказался тут как девственник на ложе, когда не знаешь куда вставить и как, хотя и понимаешь – что, потому что оно само за себя говорит.

– Ладно, – буркнул светлый. – Сиди, только не ломай ничего.

Я плюхнулся на обширный диван, заняв его весь задницей и крыльями. Показалось мне, что не так уж златокудрый недоволен вторжением в его личное пространство, как хотел показать. Я поразмыслил. Зубрил и отличников нигде не любят, а кое-где ещё и бьют – дело в этом? Вряд ли много приятелей было у особи, вечно торчащей в информационном поле. Поддразнивая его, я неправильно начал обработку, скорее всего, он вообще плохо понимал, что шутки могут быть милыми, а не только злыми. Надлежало действовать со всей душой, ну если предположить, что она у меня есть.

Когда парень вместо того, чтобы таскаться за девушками, корпит над книжками, он, скорее всего, любит учиться, а следовательно, и школить других. Для меня аномалия выглядела странно, но я знал, что всё в этой жизни можно так или иначе пристроить к делу. Я сказал проникновенно:

– Понимаешь, мне очень стыдно, что я такой необразованный. Получается, что тебе, по сути, навязали обузу.

Он подозрительно набычился, ноздри раздул, пытаясь по запаху определить подставу. Бедный Ари! Крепко же ему прилетало от своих предвечерних собратьев! Вот вам и светлые – такие же разгильдяи и мошенники как наши, только обставляются красивее.

Я продолжал быстро, пока он не успел зачехлить разум привычным недоверием ко всем, кто не такой паинька как он:

– Помоги мне, пожалуйста, наверстать утраченное. Я ведь не ведаю толком что должен знать в целом, где там беспокоиться о деталях.

– Ты хочешь, чтобы я научил тебя нашей профессии?

Столько изумления проступило в голубых как небо глазах, что я мысленно ругнулся! Кажется, перегнул палку, и она обещала треснуть. Похоже я крупно промахнулся. Разумеется, не нашлось бы на свете и во тьме дурака, согласного задаром вставлять квалификацию в болвана, не потрудившегося сделать это собственноручно. Следовало начинать атаку издали, просить сначала малого. Как люди говорят: дай воды напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде. Смотри-ка ты и у смертных есть чему поучиться, те ещё, похоже, мошенники, надо иметь в виду на будущее.

Между тем ошеломлённость на благообразном лице сменилась другим выражением – задумчивой решимостью что ли. Я с любопытством ждал результатов своего рискованного эксперимента.

– Хорошо! – сказал Аргус. – Я согласен, но у меня есть условия!

Ага, сделка! Этот подход мне был понятен и, значит, вполне устраивал, любопытство разгорелось: что же всесветлый он потребует от тёмного меня?

– Говори!

– Ты будешь слушаться! Если я велю выучить это и это, ты делаешь в срок, а если нет, я тебя наказываю.

Вот тут я завис.

– Прости, что?

Мы оба, насколько я понимал, ощущали недоумение, словно общались на разных языках, хотя пользовались практически одним – человеческим. Так всегда бывает, когда принимаешь под своё крыло расу разумных существ. Их речь и обычаи проникают в подвалы сознания сами собой, и взять нужное слово или понятие не представляет сложности.

– Тебя никогда не наказывали? – спросил он шёпотом.

Я мотнул башкой, отдавая себе отчёт в том, что это тоже человеческое движение, значит, сокуратору вполне понятное.

– Я слышал, что это значит: лишение неких благ или использование в качестве возмездия боли, унижения, позора, но сам никогда не испытывал.

– Тебе даже от родителей не влетало? – продолжал он социальный опрос.

– Конечно, нет. Мама меня любит, а отец – банкир, если пользоваться людскими определениями. Денег у него много, а свободного времени мало. Бывало погладит по голове, наделит малой толикой своего имущества и снова исчезает в энергетических сферах.

– И вот так всегда?

Я честно поразмыслил.

– Иногда казалось, что он не прочь мне всыпать, но стоило маме нахмурить брови, как событийный ряд тут же восстанавливался, а толика становилась даже жирнее. А у тебя было не так?

– Меня держали в строгости, – уныло ответил он. – Я из небогатой семьи, вероятно, родители считали, что лишь упорный труд поможет мне подняться в высшие сферы.

– Ну сработало ведь, раз ты очутился в паре со мной.

Судя по тоскливому взгляду, брошенному на героического напарника, преимущество казалось ему сомнительным. Я решил не обращать на это внимания. Мои предки обосновались на самой вершине иерархии тёмных и распоряжались там как хотели. Я не скрывал семейного статуса, но и не кичился им – жил своей жизнью.

Внезапно мне в голову пришла любопытная мысль:

– Слушай, светлый, а ведь это по сути своей игра. Если я справляюсь с твоим уроком, я молодец, а налажаю, ты лишишь меня какого-то преимущества или причинишь страдание. Это разогреет мою кровь! Я согласен!

Он изучил меня долгим взглядом.

– Ты ненормальный, ты в курсе?

– Ой, кто бы говорил! – ответил я.

Он улыбнулся, разом став симпатичнее и компанеистее.

– Думаешь, здравомыслящие особи в такую живописную местность не попадают?

Ну вот, дело пошло, он уже готов иметь со мной общие шутки, а с этого и начинается божеское братство, жаль, иногда тут же и заканчивается, но последнее не в мою смену.

– Мы подружимся, – заверил я.

– Тогда приступим к занятиям!

Вот так сразу я, конечно, не был готов пасть жертвой своей наивности и его усердия, намекнул робко, что полезно сначала сгонять – присмотреть за телодвижениями прилетевших на нашу планету, шею и больную голову людей, но Аргус проявил невиданную суровость. Сопя от усердия, он соорудил информационную капсулу и выставил меня вместе с ней, велев освоить знания в кратчайший срок.

– Люди не маленькие, сами разгрузят ковчег, – присовокупил он к посылу здравую мысль. – Мы боги, а не ишаки и делать за них ничего не обязаны.

Возразить я не решился, до такой степени основы знал, но и поплыть мог в любой момент, так что не пришло время козырять образованностью. Я побрёл к своему дому, волоча по земле крылья и всем видом показывая, как мне тоскливо и грустно одному без заботы и понимания. Аргус глядел мне вслед, но заговорил о другом:

– Мерцур! – окликнул он. – Можно спросить?

– Конечно!

– Ты необычный: волосы синие, а не чёрные или коричневые как принято у ваших, глаза оранжевые, а не красные, вишнёвые или карие, кожа довольно светлая.

– Это не вопрос, – уточнил я.

Он сразу перешёл к нужному пункту:

– Тебя в детстве дразнили?

Ну в этом-то предмете я был хорошо подкован, потому отвечал без запинки.

– Безусловно.

– И что ты делал в ответ?

– Я давал обидчикам в лоб, и дразнить переставали.

Кажется, я не убедил его в здравости моих суждений, светлый чуть задумался, потом уточнил:

– А когда был совсем маленький?

– Тогда в лоб им давала мама. Я у неё и научился.

– И всё? – поразился он. – Это помогало?

Я ответил честно:

– Иногда с первого раза нет, но я не ленился и повторять.

Я подождал ещё немного, но кажется получение информации плавно сменилось у него обработкой, и моё присутствие или отсутствие перестало занимать внимание. У умных в голове, наверное, исспотыкаешься, как внутри их жилища. Надеюсь, никогда не доведётся узнать это точно. Я пошёл к себе.

Повесив информационную капсулу в сторонке и украсив её искрами и молниями, я сложил крылья лодочкой и плюхнулся на кровать.

Жуткое неудобство доставляют иногда эти фиговины на спине и не нужны они совсем, поскольку летать мы способны и без маховой силы перьев, а вот с их помощью – хреновенько. Кто ввел моду их отращивать я уже и не знаю. Зря он это сделал.

Я оглядел потолок и начал его расписывать. Дело пошло так живо, что воображение разыгралось, и некоторые детали моего тела пылали нешуточным огнём. Я вспомнил свою подружку из светлых и застонал от досады. Вот зачем отправили на одно задание двух мальчиков? Как тут приводить к гармонии подвластные народы, если в себе самом её не находишь?

Хотя конечно, с девочкой я охотнее проводил бы время в постели, а не в трудах праведных, слезая с кровати так редко, что подопечные отбившись от рук, додумались бы до атеизма гораздо раньше, чем им полагалось по канону.

Изрисовав весь потолок, я сделал картинки движущимися и совсем уже вознамерился прийти себе на помощь общеизвестным способом, когда ко мне без предупреждения вломился светлый.

– Я так и знал, что ты не учишь! – сказал он торжествующе, но тут разглядел, что именно происходит на моём потолке, да уже частично и на стенах.

Нежные щёки налились кармином, слёзы закипели в глазах.

– Ты! – взревел он. – Ты! Ты – наказан!

Бах, и вокруг кровати выросла массивная решётка, заперев меня в тесном пространстве, а капсула знаний оказалась прямо перед носом. Так вот ты какая – суровая кара за злостное безделье!

Я встал на колени, кое-как подобрав крылья, и ухватился ладонями за массивные прутья. Они дышали прохладой снежных вершин. Аргус торчал в дверях и сопел носом, созерцая меня как бык арену.

Внутри разгорался тихий восторг. Никто, никогда, ни в чём не смел меня ограничивать, а этот решился! И ведь знает прекрасно, что смести все его построения, а потом и отметелить его самого не составит для меня труда. Энергия разрушения в темных сильнее созидательных потуг светлых – потому мы и договорились однажды поддерживать равновесие в мире. Это чтобы фатально не налажать всем сообществом.

Он показал, как хорош, мой новый друг Ари, и я решил, что не стану его бить, ну хотя бы в ближайшее время. Во-первых, он кругом вышел прав, как ни скорбно это признавать, во-вторых, у нас ведь затеялась игра и, разумеется, я буду соблюдать её правила. До каких пределов – подумаю потом, а пока следует проявить немного прилежания. Вот и кровь уже отлила обратно к мозгу. Самое время сесть за ученье.

Я грустно вздохнул и сокрушённо извинился:

– Прости, Ари, я повёл себя глупо, но я исправлюсь, дай мне, пожалуйста такую возможность.

Я уселся на ложе скрестив ноги и послушно нырнул башкой в информационный кокон, который окружал мою голову мерцающим облачком. Искры и молнии я убирать не стал, они ничуть не мешали.

Светлый постоял на пороге с ошеломлённым лицом, пожалуй, весь фарс стоил того, чтобы его разыграть. Такие минуты согревают. Я наблюдал представление, старательно делая учёный вид. Потоптавшись, мой учитель тихо развернулся, задев крылом косяк, и ушёл.

Ладно я ведь и вправду, если честно разобраться, необразованный балбес, которому полезно подкачать извилины. Раз уж открыл учебник, почему бы не прочитать в нём пару страниц? Я так и поступил, а потом зацепило одно, затем другое. Я с любопытством вникал в законы развития цивилизаций, там, оказывается, всё шло по определённым правилам, а не просто слезли с дерева Адам и Ева и не забыли нарвать с собой яблок. Интересная оказалась штука.

Я глотал знания постепенно, последовательно – только так можно что-то выучить. Если схватить одним разом, то добыть сведения из пыльных закоулков чердака потом окажется не так и просто. Это как хранить кота Шрёдингера в коробке: с одной стороны, прикольно, и все о тебе говорят, а с другой – никакой ведь практической пользы. Чтобы пустить в дело навык, надо в первую очередь знать о его существовании.

Когда информационный рой рассеялся, отдав полностью свой заряд, я ощущал во всём теле приятное тепло. Никогда не думал, что смогу получить удовольствие от такого извращённого занятия как усвоение новых знаний. Надо же! Я усматривал в себе расположенность ещё раз попробовать этот фокус, только, конечно, не сразу.

Решётка по-прежнему торчала вокруг моей постели, значит, тюремщик не смилостивился или ни на грош не верил в добропорядочное поведение узника без видимых ограничительных знаков его свободы.

Я аккуратно просканировал окружающее пространство, коллеги поблизости не обнаружил, зато сообразил, что провёл в образовательном трансе несколько дней. Вот, значит, как! Светлый небось наблюдает за человечками и их созидательно-разрушительной деятельностью, а меня в клетку оков и постижений? Я рассердился, но совесть (вот это ещё откуда нарисовалось?) подсказала, что не явись я на планету без базовых понятий, не пришлось бы торчать над учебником, почёсывая молниями в причёске.

Если я великовозрастный дурак, в чём виноват Ари?

А я именно что полный неуч, потому что лишь с вершины знания постигаешь, как глубока пропасть невежества. Я в неё заглянул и ужаснулся.

Благие мысли и намерения терзали минут пять, после чего я тихо телепортировался в знакомую долину, но не на горные склоны, где Аргус вполне мог меня засечь, а в гущу событий – в лесок по ту сторону озера.

Прокравшись под сенью кущ до берега, я осторожно выглянул из кустов и обозрел сияющую гладь.

Водоём оказался больше, чем выглядел с кручи, да и вся долина тоже. Отличное место попалось для основания новой цивилизации: тёплый, но в меру климат, строевой лес под боком, вдоволь чистой прозрачной влаги, достаточно пахотной земли, чтобы кормить общину первое время. Я умилился, использовав недавно полученные познания, чтобы покрасоваться перед самим собой.

Уродливое тело корабля, точнее, его частей, неровно, хотя и кучно севших ниже по течению главного ручья, виднелось над верхушками деревьев. Вокруг корпусов кипела работа. Я прислушался к человеческим голосам и шуму механизмов. Ужасно хотелось подкрасться ближе и посмотреть, но я воздержался. Пусть Ари думает, что я послушно дожидаюсь его возвращения. Главная прелесть любых занятий в прогуливании их, потому я чувствовал себя прекрасно. Сбегать из-под стражи мне ещё никогда не приходилось, и это ощущение ласкало новизной.

Я чудно развлекался, старательно скрываясь в зарослях, а когда на песчаный бережок водоёма высыпали наши с Ари подопечные и принялись снимать одежду, восторгу моему не было предела. Большинство купальщиков оказались совсем молодыми женщинами, и я быстро подрегулировал зрение, чтобы рассмотреть всё как следует.

Подглядывать мне понравилось. Безобидное и одновременно захватывающее ощущение. Оскорбить мой жадный взор никого не мог, поскольку в компании на озере были мужчины, и девушки знали, что за ними наблюдают, так что я с чистой совестью (опять она?) погрузился в приятный процесс.

Далеко от берега никто не заплывал, вероятно опасались нападения неведомых тварей. Один человек вообще стоял у самой кромки воды с каким-то прибором, за показаниями которого внимательно наблюдал. Похвальная осторожность, я радовался, что люди её проявили. Осваивая новый мир, дорожить надо каждым его населенцем, богатый генетический выбор обеспечит здоровье будущей нации.

Когда купальщицы оделись и ушли, мне стало грустно. Тоже приятное ощущение, я иногда не прочь предаться и ему, сразу чувствуя себя значительной особой, поскольку смешливых все считали легковесными.

Отступив под прохладную лесную сень, я побрёл куда-то с живым любопытством разглядывая всё, что попадалось на пути. Меня занимали и огромные деревья, что тщились соревноваться в долголетии с нами, и тонкие былинки. В траве копошилось множество мелких существ. Учить биологию нового мира ещё предстояло, но я уже точно мог сказать, что прибывшим людям она не враждебна. Вскоре они приспособятся и начнут употреблять в пищу плоды здешней земли, наряду со своими, привезёнными издалека, а потом и вовсе забудут прежнюю жизнь, проскочит мимолётно несколько поколений, и совсем иные смертные предстанут моему удовлетворённому взору.

Каким совершенством наделит их планета, имени которой я пока не ведал? Люди сами придумают название дому, со временем выучу и это.

Я погрузился в свои мысли, а шелест листвы и травы так умиротворял, усыплял осторожность, что встреча оказалась совершенно неожиданной.

Глава 5

Когда я увидела это существо в неверном пятнистом свете, какой бывает под пологом листвы, я не поверила своим глазам. Сказки не становятся былью, ангелы не бродят по тверди, да и физиономии у них другие, если верить поклонникам чудесного.

Стройный высокий юноша вышел ко мне из зарослей, и я застыла, пытаясь осмыслить происходящее. Кто он? Откуда? Как? Местный житель, которых просмотрели разведчики? Если они и пропустили, то ведь самые зачатки цивилизации, разве что её наивную простую зарю. Поиск был произведён квалифицированно, я сама многократно изучала отчёты. Максимум разумный абориген мог ходить в шкурах и с дубиной, а незнакомец был облачён в чистую гладкую тунику, шёлковую на вид. Облегающие штаны отсвечивали той же материей, аккуратные сапожки утопали в траве и мелких кустиках. Черты? На память сразу пришло старинное слово чарующие. Лицо как воплощение вселенской гармонии, я не сумею сказать точнее. Волосы отливали густой глубокой синью, глаза сияли словно жаркие огоньки. Всё бы ничего, случаются в природе и красавцы на радость всем, но за спиной юноши громоздились крылья.

Почему-то я сразу поняла, что это не карнавальное украшение, а присущий ему атрибут, как руки или ноги. Они растут или как там правильно говорить о крыльях, из его тела, частью которого, безусловно, являются. Он человек и одновременно птица, он – ангел, независимо от того, существуют они в природе или нет.

Материалист во мне взрычал и потребовал рационального объяснения, но впервые в жизни мне захотелось оголтело поверить в чудо и хоть ненадолго послать лесом опостылевший реальный мир. Я так и сделала. Это оказалось просто.

– Здравствуй! – сказал я.

Ожидала в ответ растерянности, недоумения, сожаления о том, что мы дети разных миров, которым так трудно понять друг друга – всего того, что обычно происходит по уму, а не по желанию, но юноша сначала забавно сморщил верхнюю губу и нос, а затем ответил без тени затруднения:

– Привет тебе, прекрасная дева!

– Я вдова, – уточнила сразу для полной ясности.

Не люблю обманывать, хотя вот именно сейчас проявленная деликатность показалась чрезмерной. Почему я такая молодая, а меня уже обходят стороной? Выказывают уважение обязательному горю, а я ничего не чувствую, только смутную боль и изрядную опустошённость, словно муж, который так и не стал любимым человеком, занимал в моей жизни много места, но избыточного, лишнего, не слишком пригождавшегося, как гостевая комната в неприветливом доме.

Сейчас этот юноша уйдёт. Такому красавцу не интересен использованный товар, лишившийся вдруг своего обладателя. Вещь с распродажи. Это я о себе сейчас? Стоит ли так думать, ведь мысли материальны? Сердце отчаянно заныло, так мне захотелось, чтобы ангел остался, я даже сделал невольный шажок в его сторону.

Прекрасный незнакомец в бегство не обратился и постную рожу не скорчил, напротив, в глазах его заплясали искорки как крошечные язычки пламени в печи, а взгляд довольно откровенно скользнул по моей фигуре, задерживаясь именно там, где следовало. Сигналы тел оказались ещё понятнее слов.

Я вспыхнула непонятным радостным жаром, дыхание и то сбилось, румянец наверняка залил щёки. Прежде я за такие вольности могла незадачливому ухажёру и по морде засветить, но сейчас после тягот пути и бед посадки, после того, как обнаружилось отсутствие сгоревшего командного модуля, и я стала официально считаться вдовой, душа жаждала лишь тепла и утешения. Любого.

Мужчину с ковчега, знакомого и знающего меня, я бы оттолкнула, но сейчас передо мной стояло невероятное сверхъестественное существо, и плавиться в огоньках его глаз ничуть не казалось мне стыдным. Напротив, радость распустила лепестки, наполняя душу славными неизведанными ощущениями.

Юноша тоже сделал шажок, осторожный, маленький, не иначе давая мне понять, что подкатывает с уважением, ценя мою добрую волю и согласие. Я едва не рассмеялась от прелести и новизны происходящего. В крови плясало щекотными пузырьками беспричинное веселье, от стука сердца немного оглохли уши.

– Как тебя зовут? – спросил он.

До чего же мелодичный у стервеца голос!

– Сирень!

– Какое чудное, воздушное, гармоничное имя!

– Людям не нравится. Большинство зовёт меня просто Рена.

Муж вообще кривился и как-то предложил поменять причуду родителей на что-то традиционное. Я отказалась. Я чувствовала себя родственной цветам, которые никогда больше не увижу. Я не могла забрать их с собой, хотела, чтобы сохранилось в памяти хотя бы слово.

– Я буду звать тебя Сирень! Мне нравится. Я – Мерцур.

– Ты ангел?

Вопрос прозвучал нелепо, но он так не посчитал, ответил чётко, обстоятельно:

– На вашем языке – предутренний.

– Это как? – растерялась я.

– Существо ночи.

– Тёмный принц?

– Ещё какой тёмный и вне всяких сомнений принц!

Обмениваясь короткими репликами, мы постепенно сближались, делая это с одинаковой осторожностью, словно подстерегали друг друга как хищники дичь. Два охотника, не то смущённых, не то слишком раззадоренных, чтобы разом избавиться от неловкости.

Юноша атаковал первым. Движения я вообще не увидела, хотя и не моргала. Миг – и уже оказалась в его объятиях, а крылья сложились вокруг шалашом, словно пряча обоих от резкого света дня. Мы оказались внутри маленького уютного синего домика. Я слышала поскрипывание перьев, своё дыхание, стук сердца. В первую секунду показалось, что у моего принца оно не бьётся, но тут же уловила глухие удары.

– Ты – девочка Сирень!

– А ты – ангел Индиго!

– Предутренний Мерцур, – бархатно пророкотал он, – но ты можешь называть, как захочешь!

– Поцелуй меня!

Вырвалось само и прозвучало банально, но Мерцур, как мне показалось, услышал не обыденный призыв, а что-то большее.

Озорные оранжевые глаза посерьёзнели. Вертикальные на свету зрачки в полумраке разлились, став почти человеческими. Тепло и уют я ощущала с ним рядом. Ненавязчивую защищённость от бед и в тоже время собственную силу, о которой так часто приходилось забывать.

– Как скажешь, цветок из легенд!

Его губы коснулись моих, слегка, едва уловимо. Я замерла, пытаясь осознать происходящее. Мерцур отстранился, опять смешно сморщился, словно проверял, так ли я хороша на вкус, как на вид, рассматривал со всех сторон свои ощущения.

Мысль о том, что я могу быть отвергнута не мелькнула ни разу. Наш домик создавал не только нежнейший синий полусвет, но и неслышное доверие, от которого голова кружилась куда сильнее, чем от клятв всех мужчин, которые когда-либо меня домогались.

– Я хочу запомнить! – пояснил Мерцур. – Каждый наш шаг друг к другу. Первое робкое тепло, жар откровенного желания, огонь его пылкого удовлетворения. Ты хороша!

– Ты прекрасен! – вырвалось у меня в ответ.

Он более не медлил. Оранжевые огни вспыхнули бурной радостью, а губы впились в шею, так хищно по-вампирски, что я от удивления застонала, хотя не ощутила боли. Язык заскользил по коже оставляя на ней влажный горячий след от которого мурашки разбежались по всему телу. Мерцур прошёлся быстрыми поцелуями по горлу, спустился ниже. Я никогда не думала, что у меня такие чувствительные ключицы!

Молния рубашки расползалась, впуская ласковый рот всё глубже, к беззащитной груди, мягкому животу. Я так сосредоточилась на незнакомых ощущениях, что не сразу поняла, как уверенно и бережно поглаживают меня его ладони. Спина горела и жаждала сильных, грубых прикосновений, но крылатый юноша не спешил.

Как он раздел меня, я так и не поняла, как сам оказался обнажён – тоже, просто это случилось, и я опрокинулась на шёлковое ложе из перьев, такое скользкое, сияюще-чистое, что терзавшие меня мурашки совсем озверели.

Впервые в жизни я отчаянно хотела мужчину. Одно лишь прикосновение его горячей кожи к моей наполняло сладким пылом.

– Возьми! – пробормотала я.

Терпеть больше не было сил. Его член камнем упирался в живот, а хотелось ощутить его внутри, слиться с индиговым совершенством, почувствовать мощные толчки, стать, наконец, женщиной, а не объектом удовлетворения чужих желаний.

– Сейчас, милая! Моя Сирень!

Он прижался, буквально растекаясь по мне, прикипая всем телом. Ладони разведя мои ноги нащупали там что-то такое от чего с ног до головы сотрясла дрожь, а потом и его орган ворвался в меня да так, что я вскрикнула от острого никогда раньше не испытываемого наслаждения.

Все получилось ещё лучше, чем мечталось. От каждого его движения расходился по телу жар, я перестала понимать где я и что со мной, да и неважным казалось всё, кроме этого мощного единения – самого правильного события моей недлинной жизни.

Наверное, я кричала, стонала, слышала себя как со стороны. Победный рык любовника щекотал нервы и наполнял особенным счастьем. Я была желанна как никогда и знала об этом.

Быстрее, отчаяннее, а потом остатки рассудка смело наслаждение, почти напугавшее меня неистовой силой. Те короткие стыдные судороги, которые я прежде называла оргазмом не шли ни в какое сравнение с этим чудом. Я открыла для себя суть любви!

Раз за разом, волна за волной в надёжных объятиях страстно прильнувшего ко мне прекрасного юноши. Имей я веру в сверхъестественное, подумала бы что угодила не на чужую планету, а прямо в рай.

Когда острое удовольствие сменилось тёплой негой, Мерцур бережно отодвинулся, и заботливо умостил меня рядом с собой на волшебном ложе из крыльев. Наши бёдра переплелись, голова моя лежала на широком плече, синие волосы перепутались с белокурыми. Сильные руки обнимали меня, ладони легонько поглаживали, успокаивая, губы касались иногда макушки, словно проверяли на месте ли я, не сбежала ли прочь.

– Мы их не сломаем? – забеспокоилась я.

– Крылья? Да что им сделается? Лежи! Ты такая красивая на них, такая светлая! Жемчужина в раковине на просторах океана.

– Спасибо!

Я провела пальцами по его коже тоже светлой и очень гладкой, бархатисто-нежной, потом как бы невзначай забралась осторожным прикосновением на спину.

Мерцур фыркнул мне в макушку:

– Проверила? Настоящие? Да, они действительно растут у меня из тела – вот незадача!

По голосу я слышала, что улыбается, но всё же подняла голову, чтобы заглянуть в лицо. Лишь теперь разглядела совершенно нечеловеческие на вид зубы.

– У тебя ещё и клыки!

Он не отрицал, наоборот, даже голову запрокинул, гордясь:

– Да, правда красивые?

– Бесподобные! – ответила я, не кривя душой.

– Не бойся, Сирень, я никогда не кусаюсь.

Я спросила своё внутреннее состояние и получила ответ.

– Знаешь, я и не боюсь. Ты такой сильный, что тебе незачем быть злым.

Мерцур фыркнул, сморщил нос, а потом спросил серьёзно:

– А знаешь, что ещё у меня растёт, когда ты рядом?

Догадаться оказалось несложно, но я не смутилась, как сделал бы прежде, а просто позволила ему начать всё сначала, и во второй раз получилось ещё лучше, чем в первый, потому что я прислушивалась к себе и к нему, старалась запомнить каждую ласку, короткий шёпот, прикосновения пальцев, дразняще-неторопливое соединение наших тел.

Я иногда закрывала глаза, а иногда вглядывалась в прекрасные черты, сверкающие очи, не смогла удержаться и дотронулась до клыков, на что Мерцур не рассердился, напротив, улыбнулся до ушей.

Он был так естественен, спокоен, уверен, мягок, что я совершенно расслабилась, позволяя себе и ему абсолютно всё. В нашем синем домике царило долгое острое гармоничное наслаждение любовью.

Когда ласки из нежных стали бурными и всё завершилось новой волной сладких оргазмов, я почувствовала себя совершенно выжатой. Прислушиваясь к тому, как бешено колотится сердце, стараясь успокоить дыхание такое глубокое, что от одного этого кружилась голова я пробормотала, что, наверное, и встать не смогу, не то что дойти до лагеря переселенцев.

Не знаю, что хотела услышать в ответ: обнимет и унесёт в заоблачную высь? Я не верила в сказки. Мне без них досталось так много! Тело насытилось, успокоился в нём каждый нерв, дрожавший ещё с безумной посадки. Голова прояснилась. Мысли текли внятно.

– Мерцур, тебе ведь, наверное, пора, да и мне тоже. Люди настороже и будут волноваться, если кто-то не вернётся в срок. Мы пока не слишком хорошо знаем, есть ли здесь крупные хищники и другие опасности.

– Вы справитесь, – сказал он. – Зверья тут много, но долина относительно спокойное место, а после того как вы с грохотом рухнули с небес, и последнее благоразумно разбежалось.

– Ты видел, как мы садились?

Он кивнул.

Я внимательно вгляделась в красивое лицо прежде, чем задать так тревоживший меня вопрос:

– Это ты замедлил падение, не позволил нам разбиться?

– Нет! – сказал он.

Хотел бы, объяснил подробнее, потому я промолчала. Синий домик раскрылся, отчего дневной свет сразу показался ярким и холодным. Я поспешно натянула комбинезон, стараясь не смотреть на обнажённого ангела, но, когда всё же подняла глаза, он оказался полностью одет, хотя, как будто, не сделал ни одного движения.

Оранжевые глаза светились мягко, кошачий вертикальный зрачок показался зловещим, но лишь на мгновение.

– Мы ещё встретимся?

Жалкие слова, которые не следовало бы произносить, но я их на языке не удержала. Только что всё было правильно и понятно, как снова вокруг вырос щетинистый неуютный мир.

– Если ты захочешь! – ответил Мерцур.

Он обнял меня, старательно пригладил растрепавшиеся волосы и, выбрав из них какую-то травинку, объяснил:

– Я живу неподалёку, иногда бываю здесь, хотя и не всегда это зависит от моих желаний.

– Значит, вас много таких?

– Да, но в других сферах. Идём, я провожу.

Короткая прогулка, когда я ещё ощущала его тепло рядом и наблюдала, как уверенно он проносит сквозь заросли крылья, закончилась слишком быстро, а потом я просто осталась одна, так и не поняв, куда и как он ушёл.