Текст книги "Ловец (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Наверное, ему понадобилось свежее мясо, раз уж мы проводим сравнения с людоедами, – ввернул Антон.

– Это ты проводишь такие сравнения, а не мы, – подчеркнул Эмиль. – Вот они!

– Сигареты? У вас тут еще курят? – отвлекся Спасский.

– Крайне немногим это разрешено. На улицах, курить запрещено в принципе. Но здесь, в доме, можно, у меня есть свои привилегии.

– Конечно. Старичок с зеленью на велосипеде – и возможность дымить. Хороши нынче привилегии у аристократов. Ах да, и еще настоящий виски.

– Чему смеешься? Не всем сегодня это позволено.

– Я начинаю хотеть вернуться в Питер, – сказал Антон – просто так сказал, не подумав, но Имс вдруг застыл с сигаретой в одной руке и какой-то чудной круглой крошечной зажигалкой без огня в другой – и внимательно на него посмотрел.

– Правда, хочешь? Ты же понимаешь, что я не могу тебе позволить.

– Я отлично понимаю, что я тут у вас вроде дрессируемой ищейки, – кивнул Антон. – Можете творить со мной все, что хочется. Во всех смыслах. И от властей меня скрываете, и вообще – меня же здесь, в этом мире, словно бы и нет вовсе.

– А там ты был? Там ты был, Тони? Ну, скажи мне!

Эмилю даже и не надо было спрашивать: он-то ведь знал, что Спасский в прошлой жизни был будто бы случайным негативным силуэтом на чьей-то испорченной фотографии и проявился только тогда, когда в красно-зеленом ресторанчике увидел полупьяного Эмиля – смотревшего на него так, как весна смотрит на лед.

В Петербурге по-прежнему, вероятно, шла жизнь: пасмурные отражения величавых домов в воде, серые тени в глубоких дворах, старушки в кофейнях, отщипывающие крошки от безе, приближение холодов – река, наверное, уже совсем остыла, и ветра стали пронизывающими…

– Сколько там прошло времени? – безжизненно спросил он.

– Столько же, сколько здесь, – ответил Эмиль. – Месяц, около того.

– Ты не возвращался туда?

– Нет, а зачем?

– А где ты был в этот раз?

– В Лондоне, – недовольно проговорил Эмиль. – В Лондоне твоего времени. Туда любят сбегать детки из королевской семьи.

– Так ты еще и вроде няньки для принцев и принцесс?

– Заткнись, Тони.

– А вы с Артуром много работали вместе? – вдруг спросил Спасский. – Когда и где? Ты мне должен это показать, Эмиль. Свои воспоминания, свои проекции, его самого – как ты его помнишь. Если я ищейка, вы должны дать мне понюхать платок жертвы. Я должен знать, как он может чувствовать, где его слабости, какие у него пунктики…

– У него нет слабостей, – сказал Эмиль. – И вообще, я не думаю, что это хорошая идея.

– Да неужели? – раздался от двери тягучий голос Тома. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и попивал кофе как ни в чем не бывало. – А мне кажется, малыш прав. Ему надо начать изучать Артура, и архивы здесь мало что дадут – большую часть информации Каллахан стер отовсюду. Но вот из твоей головы – вряд ли. Ты и сам не смог этого сделать, правда, Имс?

Эмиль сел в кресло, устроился поудобнее и затянулся сигаретой.

– Тебе не понравится, что я скажу, Том, но тогда, в нашем общем сне, куда Тони умудрился затащить свою жену и какую-то адски страшную башню, Артур появился вовсе не в виде проекции.

Светлые брови Тома поползли вверх, и казалось, этот процесс не имеет окончания.

– Что-о?

– Он, конечно, пытался пудрить нам мозги, вернее… ладно, ладно, каюсь, это я чуть с катушек не слетел и доказывал ему, что он – моя проекция. Но, к сожалению, нет. Он явился ко мне в сон лично. И, конечно, никаких следов. Кроме того, что он всадил нам каждому в грудь по старинному кинжалу.

– Артур всегда был парнем с фантазией, – поддел Том, и Эмиль скривился. – Но эти кинжалы ничего нам не дают, он мог бы и топором первобытным кинуть, и волшебной палочкой вас на атомы разнести. Меня волнует другое: он, выходит, видел Тони?

– Да, – кивнул Эмиль и сжал челюсти.

– Вот чертов сукин сын! Как же его занесло?

– Очевидно, у него по городу развешены камеры. В Центре – точно, но и на платформах Внешнего края тоже. Засек. Заинтересовался. Пока не понял, но… Когда-нибудь поймет.

– А, может быть, наш загадочный Каллахан бывает в городе собственной персоной?

– Вряд ли, – сразу отмел эту мысль Эмиль. – Зачем ему это, он и так все прекрасно контролирует. Кроме камер, думаю, у него и так везде есть глаза и уши. Вполне, так сказать, живые.

– Думаешь, он не бывает во дворце? Думаешь, наш министр не ведет двойной игры? А королева? А лорд Кавендиш?

– Меня в это никто не посвящал, Том, – процедил Эмиль сквозь зубы. – Я подозреваю, что правая рука вообще не подозревает, что делает левая.

– А раньше… раньше Артур разве не наведывался к тебе во сны? – вкрадчиво спросил Том.

– Нет, – отрезал Эмиль. – Никогда.

– Странно, ведь вы были такими близкими друзьями.

– Смотри, не отравись своим же ядом, дорогуша, – ощерился Эмиль.

Антон мотнул головой и вышел из комнаты.

***

Утро было никакое: окна как будто залепили серым полотном, таким, из которого часто делают задники в фотостудиях. Небо сливалось с землей, из-за дождя толком даже не было видно домов на другой стороне улицы. Казалось, водная масса, беспрерывным потоком лившаяся сверху, заглушила все городские звуки, погрузив дом Имса в почти абсолютную тишину.

Галерея, по которой Имс направлялся к комнате Антона, была совсем темной. На стенах, в тяжелых вызолоченных портретных рамах, едва проглядывали лица Имсовых предков. Имс ненавидел ранние подъемы, терпеть не мог утра, с глухой убежденностью считая, что утро добрым быть не может по определению. Поэтому все его сейчас слегка подбешивало, и даже две чашки убойного по крепости кофе, выпитые в столовой в компании визуального планшета, не принесли обычного удовольствия. В доме было тихо, как в гробу, MI, с интуицией более тонкой, чем у живых людей, затаился где-то в своих цифровых недрах. Имс с большим наслаждением пнул бы что-то вроде корзинки для бумаг, но в галерее ничего такого не было предусмотрено, и поэтому он просто пошел дальше, к тому крылу, где поселили Спасского, для развлечения представляя себе, как родня на портретах смотрит ему вслед.

Потом мысли его перескочили на другую картину: длинные, сливочного оттенка ноги с наливавшимися синяками, оголенное предплечье и почти медные на фоне белых простыней кудри. Том распластался по всей немаленькой кровати, не успел Имс встать, раскинулся звездой и обмотался простынями – и при всем этом даже не проснулся, демонстрируя отличную солдатскую выучку: уметь спать при любых обстоятельствах, хоть стоя, хоть сидя, хоть повиснув на стропах парашюта (было такое один раз, Имс сам его тогда с дерева снимал). В хмуром сегодняшнем утре была все же приличная ложка меда – зарвавшемуся напарнику вчера досталось прилично. Имс вышел из себя, и Тому досталось и за самоуправство, и за беспечность, и за резко повысившееся за последнее время количество провокаций, а рука у Имса была тяжелая.

О том, что он вчера вполне сознательно спустил себя с поводка, Имс ничуть не жалел. И, несмотря на синяки Тома и собственное распухшее ухо, ему бы даже и в голову не пришло извиняться – и это, кстати, было весьма ценное качество отношений с Томом. Перед ним никогда не нужно было извиняться. И объясняться с ним тоже никогда не было нужно.

Пар они оба спустили небыстро: сначала как следует поорали друг на друга в библиотеке, потом колотили друг друга в спортзале, и колотили по-настоящему, без поблажек, в полную силу. А потом измотали друг друга до полного бессилия в Имсовой спальне. На той самой двухсотлетней кровати, увенчанной внушительным бархатным балдахином цвета свежей крови, сплошь расшитым герцогскими гербами, где рождались, умирали и занимались всем остальным десятки поколений Норфолков.

Лондонский дом Имса был выстроен и отделан еще в XVIII веке, к счастью, мало пострадал во время катастроф, и Имс полагал, что аристократические стати Тома отлично смотрятся в барочных интерьерах. А то, что Том вел себя иногда, как последняя сука, Имс в глубине души находил нормальным. Искать неизбитые пути для борьбы со сплином – это было очень по-английски. Имс последнее время часто отсутствовал, работы у самого Тома было выше головы – ничего удивительного, что он слегка отпустил тормоза.

В общем-то, единственным, из-за чего Имс по-настоящему разозлился на Тома, было обстоятельство, что тот втянул в свои сомнительные развлечения еще и Антона. А Имс на самом деле опасался, что перегруженная событиями психика Спасского не выдержит и даст сбой. А этого никак нельзя было допустить, тогда полетели бы к чертям все планы, которые Имс позволил себе начать выстраивать, да и все перспективы, которые пока еще воздушными пунктирными линиями начали прорисовываться у него в мозгу, тоже бы накрылись с фанфарами.

Поэтому, когда Имс вошел в комнату Антона и нашел того сладко спящим под толстым уютным одеялом, откуда торчал только взъерошенный темноволосый затылок, а «Северус» тут же вкрадчиво и с почти незаметным ядом в голосе сообщил, что гость провел ночь спокойно, хотя поначалу и прислушивался к шумам в доме, Имс расслабился.

Из приотворенного окна тянуло дождевой влагой.

Что ж, раз уж так все вышло, никакого смысла тянуть дальше больше нет. Пора приступать к выполнению задачи, ради которой все было затеяно.

Имс коротко подумал о том невидимом крупье, который вертит колесо рулетки, где вместо цифр проставлены души, мысленно попросил благословения у богов игры и тронул Антона за плечо.

Антон, несмотря на ту расслабленную позу, которую он принял во сне, подскочил так, словно там, в глубинах сновидений, за ним гналось стадо чудовищ.

– Спокойно! – сказал Имс, даже отступив на шаг от кровати. – Это я.

Антон сидел на кровати во всей красе: с растрепанными каштановыми вихрами, с вытаращенными глазами, в которых почти невозможно было разглядеть радужку – все залили чернотой расширившиеся до предела зрачки, да еще и одеяло натягивал на себя на манер невинной девственницы перед похищением.

– Эмиль?! – выпалил он и заморгал.

– Ну а ты кого ждал, дружок? – спросил Имс и уселся в кресло у окна. – Надеюсь, не Томми?

Антон затряс головой так горячо, что Имс фыркнул. И не удержался, поддразнил:

– Он еще спит, переутомился вчера… даже не знаю, где больше – во сне или в реале…

Антон потянул на себя халат и, очевидно, сильно смущаясь – так и не вставая, неловко натянул его на себя. И только тогда сполз с кровати. Имс и не подумал отводить глаз: в конце концов, кто вчера занимался всякими странными делишками с его собственным любовником? Пусть даже во сне, пусть даже неосознанно: Имс отлично представлял себе, как Том при желании может заморочить голову. Но и от маленькой дозы мести отказываться не собирался.

Тони бочком пробрался в ванную, прикрыл дверь и уже оттуда крикнул в щель, очевидно, сразу почувствовав себя увереннее:

– А что ты хотел?

– Тони, не задавай вопросов, на которые ты не готов услышать ответы! – крикнул Имс игриво, но тут же сменил тон. – Будем работать, раз уж тебе не терпится.

***

Когда Антон появился в комнате, полностью одетый, свежеумытый и причесанный, Имс уже успел все подготовить. Браслеты лежали на кушетках, техника вся настроена, время погружения выверено и установлено. Помимо этого, Имс распахнул окна, и помещение купалось в утренней свежести.

Сам Имс стоял у окна и курил, выдыхая дым наружу.

Антон огляделся и спросил с ощутимым ехидством в голосе:

– Пытаешься создать другой антураж?

– Ты меня уколоть не пытайся, Тони, все равно не получится, – миролюбиво ответил Имс. – Меня можно разозлить – сложно, но можно, но обидеть точно не получится. Еще никому не удавалось. А антураж нормальный, рабочий. Время экскурсий кончилось, теперь будем работать.

Антон при этих словах подобрался, глаза заблестели. Имс подумал, что он все-таки еще совершенно мальчишка и для него все вокруг – сказка, может быть, страшная, но ужасно интересная, а все эти разговоры насчет «хочу вернуться домой» лишь своеобразная попытка шантажа, способ побыстрее добиться своего.

– Ложись, – Имс кивнул на вторую кушетку и улегся сам. – Расслабься, я поведу.

Антон тут же послушно улегся рядом и вытянулся в струну. Покосился на Имса. Имс смотрел на него со странным чувством: с какой-то непонятной смесью нежности и сожаления. Как будто этот молодой мальчик, а Имс почему-то не мог воспринимать его по-другому, хотя прекрасно знал, что разницы в возрасте у них почти никакой, был ему кем-то вроде младшего брата, самую малость наивного, восторженного и неопытного. И брат этот вступал сейчас на тот путь, начало которого у самого Имса осталось давно позади, но где-то там, в дымке времени, уже почти незаметный, все еще маячил другой мальчишка, тот, которым он сам был когда-то.

Хотя, конечно, это все фантазии, спровоцированные обстановкой. Сколько Имс себя помнил, наивным он не был никогда.

***

Открыв глаза внутри сна, Имс понял, что обстановка спровоцировала не только фантазии.

Вместо задуманного им Нью-Йорка они оказались в весенней Индии, в одуряющей смеси запахов цветов, жарившейся прямо на лотках снеди, среди галдевших на разных диалектах потных людей – и людей этих были толпы. Влажная жара тут же облепила грудь рубашками, рванулась в легкие пряным коктейлем, осела на висках и верхней губе испариной.

Имс оглянулся по сторонам. Антон стоял рядом и растерянно озирался. Кажется, он тоже рассчитывал на что-то другое. Вот теперь он выглядел действительно мальчишкой: в широких шортах цвета хаки и тонкой, почти прозрачной майке с неприличной надписью на груди, в сандалиях, с ошалелым взглядом. Мимо бодро прокатилась рикша с поднятым верхом, которую тянул за оглобли тощий, выдубленный солнцем индус.

– Мы где? – спросил Антон, оглядываясь.

Было видно, что он быстро приходит в себя. Уже с любопытством приглядывался к деловито суетившимся вокруг людям, рассматривал разномастные дома на узкой улочке, как рекламными растяжками перечеркнутой тряпьем, развешанным на протянутых из окна в окно веревках.

– В Бангалоре, – неохотно признался Имс. – Пятнадцать лет назад.

– Бангалор? Это где, в Индии?

– Да, на Юге. Штат Карнатака, если тебе это что-то говорит.

Видимо, Антон уловил недовольство Имса, отвлекся от окружающей обстановки и уставился уже Имсу в лицо, пристально и внимательно. Ну что ж, ничего удивительного, что парень обладает такой сильной способностью чувствовать окружающих – с его-то талантами…

– Неприятный момент? Эмиль?

Ну, уже ничего не поделать. Что ж, Имс хотел показать ему другое, но теперь – будут смотреть это. В конце концов, это такое же воспоминание, не хуже и не лучше прочих.

– Нет. Нет, ничего плохого и неприятного, не суетись, – отмахнулся он от Антона и принялся рассказывать. – Сейчас город, как и Лондон, полузатоплен, хотя все равно сохраняет прежние позиции. Еще в колониальные времена, в начале XIX века, здесь находилась британская резиденция. Надеюсь, я тебя не шокирую упоминанием о временах величия Британской империи?

Антон покачал головой, видимо, ничуть не уязвленный имперскими замашками Имса. Имс кивнул и медленно двинулся вдоль по улице, ловко уворачиваясь от сумасшедших рикш, да еще успевая придерживать Антона, чтобы не попал под колеса.

Антон, как догадывался Имс, хоть и побывал в прошлой жизни в паре-тройке разных стран, где-нибудь в приличной Европе, совершенно оказался не готов к реалиям Южной Азии. Он вертел головой по сторонам, явно оглушенный многоголосым гамом на улице и ослепленный буйством красок. Их выкинуло на базаре, люди вокруг ожесточенно торговались, продавали и покупали так, будто это был последний день в жизни. Имс ловко выхватил Антона из-под оглобли пронесшейся мимо них тележки, нагруженной папайей размером с мяч для регби и на двуногой тяге размером в одну человеческую силу.

– Ты постарайся не зевать, – предупредил он Антона. – Так вот… Жизнь тут кипела, народ наведывался разный, в совсем уж старые времена, до нас, город переходил из рук в руки, то к одной династии, то к другой. В общем, со временем превратился в этакий тигель, в котором смешались и сплавились разные народы. А, как тебе известно… – тут пришлось дернуть Антона за рукав, потому что тот прилип глазами к двум дамам, наряженным в зеленое и розовое сари, и дамы, заметив это, тут же начали стрелять глазками. – Тони, мы пришли женщин разглядывать или делом заниматься?

– Извини, Эмиль, – покаялся Антон, все-таки следя краем глаза за яркими, словно волнистые попугайчики, красотками.

– Шею не выверни, – хмыкнул Имс, не прекращая движения. – Короче, как известно, полукровки всегда получаются умненькими и зачастую даже хорошенькими, вот, кстати, Артур тому отличный пример, если уж на то пошло. Так вот, вся эта этническая каша начала тут бурно расти и развиваться и ухитрилась создать местный аналог Силиконовой долины. Да и вообще, надо честно признаться, индийцы в целом поразительно умные…

– Твои предки-герцоги сейчас в гробу не перевернулись? – как бы невзначай поинтересовался Антон.

Имс скосил глаза.

– Ваш сарказм, юноша, совершенно не к месту. Позвольте вам напомнить, у Британской империи цели всегда были глобальнее во времени и пространстве, нежели чем примитивный захват новых территорий. Без англичан они тут до сих пор умно пасли бы слонов или кого там? Скажем, священных коров…

– Эмиль, боюсь тебя разочаровать, но священных коров не пасут. А ты сейчас выражаешься, как «Северус».

– Вот и учись… – пробормотал Имс, присматриваясь к выкрашенному в персиковый цвет двухэтажному дому на другой стороне улицы.

Было еще рано. Они встали в тени маленького прилавка под ярким расписным зонтиком, и Имс, бросив тщедушному торговцу с выдубленным жарой коричневым лицом пару монет, получил взамен два зеленых корявых шара размером со среднее яблоко.

– Возьми вот, займись, – сказал он Антону, расковыривая свой фрукт.

– Это что такое? – Антон с подозрением рассматривал бугристую поверхность угощения.

– Понятия не имею, как это называется, – сознался Имс. – Мы всегда звали эту штуку «кремовое яблоко». Да ты не бойся, попробуй, – и показал свой, уже вскрытый плод.

На лице у Антона появилось мученическое выражение, когда он увидел бело-прозрачную мякоть, разделенную на дольки.

– По крайней мере, не какие-нибудь жучки, – смирившись, проговорил он, нерешительно отделяя одну дольку.

– Ну слушай, – пожал плечами Имс. – Что ты ноешь? Ты же хотел новых миров и приключений? Так вот одно из первых приключений в любом новом мире – гастрономическое. И кстати, напрасно ты так о насекомых…

– Ого! – перебил его Антон. – Да это отлично! Как виноград с заварным кремом! Так что там дальше, про город?

– Мы с тобой в старой части города, не очень престижной, зато самобытной и полной местного колорита. Вся эта промышленная, ай-ти и бизнес-элита сидит в больших стеклянных небоскребах, как ей и положено, в другом месте. Но некоторые не брезгуют побывать в Старом городе. Разные случаются у людей нужды, сам понимаешь.

Теперь ярмарочные декорации вокруг уже не так привлекали Антона. Все еще продолжая жевать, он посмотрел на Имса сосредоточенно и заинтересованно.

– Ты хочешь сказать, вы оказались тут по делу?

– Именно это я и хочу сказать, – согласился Имс. – Это было пятнадцать лет назад, мы фактически еще только начинали, и все было совсем по-другому. С риском тебя шокировать сразу скажу, что деятельность наша была стопроцентно нелегальной, хотя вряд ли противозаконной – тогда законов еще таких не написали. Мы, как бы это выразиться, заимствовали некоторые секреты…

– Выразись проще: тырили чужую интеллектуальную собственность, – поправил Антон.

Имс широко улыбнулся. Правильно он сделал, что вытащил этого мальчика из той дыры.

– Люди так беспечны, дорогой мой Тони, – сказал он. – А нам очень нравилось заниматься тем, чем мы занимались, да еще и получать за это деньги. Кто же не хочет сделать хобби профессией?

Все то время, пока они ели не известные цивилизованному миру фрукты и болтали, Имс не упускал из виду окна на втором этаже персикового дома. И когда занавеска дрогнула, чуть сдвинувшись в сторону, а потом вернулась на свое место, он свински бросил фруктовую кожуру прямо под ноги, подобрался и сказал Антону совсем другим, отрывистым тоном:

– Так, Тони! Соберись и смотри внимательно. Никто толком не знает, как это работает. Что это будет: запах, мысль, эмоциональный контур или что-то еще, что поможет тебе в дальнейшем искать Артура – не известно никому. Я говорил тебе уже: все это сродни легендам. Так что придется тебе самому. Смотри и пытайся поймать ощущение. Я буду помогать: показывать, рассказывать и объяснять.

– Без умолчаний? – тут же уточнил Антон. Он тоже собрался и чем-то вдруг напомнил Имсу терьера, взявшего след.

Вот дотошный щенок!

– Без умолчаний, – криво усмехнулся Имс. – Можешь не стесняться.

Он отодвинул пальцем подвернутый рукав льняной рубахи и бросил взгляд на часы. Без двадцати трех час. Ну, как раз вовремя.

И тут же распахнулась неприметная дверь, и из нее выскользнули и быстро двинулись прочь по улице два парня. Один прижимал к бедру маленький металлический чемоданчик, а у второго была приметная походка вразвалку, отчего создавалось ощущение, что он бредет по улице не торопясь, хотя удалялась пара от них с Антоном с очень приличной скоростью.

– Пошли за ними, – дернул Имс Антона за рукав и двинулся следом, стараясь держаться в отдалении.

Парень с моряцкой походкой оглянулся и быстро пробежался глазами по толпе на улице, будто что-то почувствовал.

Антон изумленно ахнул и в свою очередь схватил Имса за рукав.

– Слушай, Эмиль! Да это же…

– Да, да, – нетерпеливо дернул плечом Имс. – Это я, а это – Артур. Пошли.

– Да как же это!.. – возбужденно забормотал Антон, торопясь за Имсом и то и дело наталкиваясь на него то плечом, то грудью. – Как это? А я думал, что… Слушай, а разве так можно? Это же не проекция?

– Слушай, Тони! – огрызнулся Имс. – Да, это не проекция, и да, я могу быть во сне в двух телах сразу! Давай потом, а? Потом задашь свои вопросы, а сейчас просто помолчи и смотри, договорились?

И прибавил шагу. Пара впереди них быстро удалялась, и хотя Имс прекрасно знал, куда те направляются, терять их все же не хотелось.

Артур и его, Имса, собственная молодая версия целеустремленно пробирались к выходу из рыночного квартала.

Как все это выглядело для Антона, Имса не особенно интересовало. Скорее всего, с определенной долей фантасмагории, но делать нечего, никто и не обещал, что будет легко и просто. Спасскому придется как-то справляться самому, и Имс не сомневался, что он справится. Так или иначе, раньше или позже, но справится. Под всей внешней чувствительностью и склонностью к рефлексиям Имс тренированным чутьем ощущал в Антоне внутреннюю твердость, в чем-то похожую на твердость высокосортной стали, гибкой, но прочной. Сломать такого почти невозможно. Главное – провести правильную закалку.

Но вот собственная реакция стала для Имса неожиданной. Не то чтобы он раньше не практиковал сны-воспоминания, но старался делать это редко – опыт, честно говоря, был не самый приятный. Странно было видеть себя со стороны, а в тех случаях, когда у него получалось ощущать себя одновременно в двух телах, нужен был железный контроль. Сознание в таких случаях как-то странно растягивалось, и иногда Имсу казалось, что на самом деле он висит где-то в пространстве, невидимый, привязанный к обоим телам такой же невидимой, но крепкой нитью.

Толком еще было неясно, как влиять на процесс, и не очень хотелось форсировать эти исследования. Если уж совсем честно, Имс ни с кем почти этой информацией и не делился, знал только Том, наверняка знал и Артур, теперь знал и Антон.

В этот раз, к счастью, обошлось без раздвоения сознания. Но зато именно в этот раз, очень некстати, Имс вдруг понял, какая вереница лет отделяет его от того молодого парня, еще совсем юноши, которого он видел в нескольких шагах от себя. Артур при этом почему-то казался ровно таким же, как всегда, таким, каким Имс видел его всего несколько дней назад, и теперь он задавался вопросом: так ли это на самом деле или все же подсознание начало играть с ним в свои странные игры?

Юные версии его и Артура слаженно, плечом к плечу, двигались в толпе. Артур крепко сжимал в кулаке ручку матового металлического контейнера – да, много воды утекло с тех пор, когда прибор выглядел не как браслет, а как стильный портфель для бумаг футуристического дизайна. Только сейчас Имсу бросилось в глаза, что та, молодая его копия, движется так, как будто прикрывает Артура – так мать идет рядом с ребенком, будто все время настороже, готовая закрыть своим телом в случае опасности. Имс точно помнил, что ничего подобного тогда не думал и даже не чувствовал, а вот сейчас как-то отчетливо бросилось в глаза и почему-то вызвало неприятное чувство потери. Как будто он жил счастливо, ничего не подозревая, а кто-то внезапно ткнул ему в глаза чем-то, о чем он давно забыл, и от этого нелогично и глупо засосало под ложечкой и стало отдавать куда-то в левое подреберье.

Имс досадливо поморщился. Ведь сам только что иронично приписывал Антону склонность к рефлексиям и вдруг тоже начал расклеиваться по какому-то дурацкому, эфемерному поводу.

Да и повода никакого нет, все чушь.

Вот поэтому он и не любил лезть в воспоминания, искренне не понимая, как можно находить в этом что-то приятное. Настоящее – вот чем стоит жить. Ну и, в какой-то степени, будущее. Какой смысл ворошить прошлое, неважно, хорошее оно было или плохое? Ну разве что только из этого можно извлечь хоть какую-то практическую пользу, вот как сейчас.

На этой правильной мысли Имс отмахнулся от приступа рефлексии и сосредоточился на Антоне. Тот, кажется, вообще не обратил внимания на то, что Имс на некоторое время выпал в какое-то иное пространство, не спускал глаз с пары впереди, полностью отдавшись наблюдению. Имс опять подумал, что Антон напоминает ему молодого пса, которого хозяин взял на охоту. Вот он точно не испытывал никаких переживаний сейчас – только чистый азарт. Пожалуй, стоило взять с мальчишки пример.

Дорога тем временем все меньше походила на городскую – и все больше на проселочную в деревне. Дома стали меньше и еще неказистее, а прохожих поубавилось. Уже никто ничего не покупал, немногочисленные торговцы упаковывали товар на свои тележки, то и дело навстречу попадались стайки детей и группы женщин: попарно, по трое, все с котомками. День еще не кончился, и даже сумерки еще не начали опускаться, но в воздухе запахло вечером.

Пара впереди остановилась. Имс видел, как тот, молодой, Имс, оглядевшись, забрал у Артура чемоданчик, а Артур вынул из кармана телефон и принялся набирать номер, тоже поминутно оглядываясь.

Имс очень хорошо помнил, что их местный контакт по имени Юсуф, который должен был забрать их в условленном месте в заранее оговоренное время, опаздывал, и как сам Имс, нервничая, уже начал просчитывать варианты отхода. Он помнил также, что в тот момент ситуация начала казаться ему угрожающей, хотя ничего особенного вокруг не происходило: все так же неспешно проходили мимо женщины в ярких сари и в обычной, европейской, одежде; с воплями, пасуя друг другу потрепанный мяч, пробежали мальчишки; деловито глядя строго перед собой, прошел высокий старик-сикх с оранжевым тюрбаном на голове. Сейчас, со стороны, Имс видел, что никакой слежки не было и в помине – но это сейчас, когда он уже знал, что операция закончилась благополучно, и мог спокойно оценивать то, что когда-то зафиксировало его подсознание.

Однако в теплом сладком воздухе ясно чувствовалось напряжение. И оно увеличивалось, становилось гуще – видимо, именно это напряжение и вызвало у них тогда такую нервозность. Сейчас Имс знал, откуда оно пришло, но память прилежно сохранила помимо фактов эмоциональный фон, и вот уже Антон точно так же начал озираться по сторонам и бросать тревожные взгляды на Имса.

– Подойдем ближе, – сказал Имс.

– Они же нас увидят, – возразил Антон.

– Не увидят.

– Ты уверен?

– Антон, – сказал Имс с легким упреком. – Пойми же – сон, даже сон-воспоминание, это нереальное состояние, которым, тем не менее, можно управлять. Даже ты сам можешь это делать, да и делал уже – только неосознанно. Осознание этого факта ничуть не уменьшает возможностей. За исключением некоторых вещей, можно абсолютно все. Здесь нет такого понятия как «нельзя» или «не получится». Все очень просто – сон мой, поэтому я, как говорят у тебя на родине, заказываю музыку. Например, я не хочу, чтобы они нас слышали и видели, и поэтому они нас не услышат и не увидят. Да, признаю, это довольно трудно, поэтому мы не будем совершать никаких сложных действий, но нам сегодня этого и не надо – мы пришли только смотреть. Так что иди и смотри.

Антон неуверенно сделал шаг в сторону другого Имса и Артура.

– Давай-давай, – Имс вынул из воздуха уже дымящуюся сигарету и мотнул головой.

И приготовился смотреть сам.

***

Время он рассчитал идеально. Именно тогда, когда Спасский приблизился к тем, другим, процессия показалась из-за угла. Низкая телега, которую, едва перебирая ногами, тянул вол, была вся завалена цветами. На этом ворохе, в жаре уже начавшем подгнивать, был уложен закутанный с ног до головы в белые полотняные простыни покойник, удушающая смесь аромата цветов и гнили, казалось, окутывала его почти видимыми клубами. За телегой, на небольшом расстоянии, так же медленно, почти не отрывая подошв от дороги, брели люди, судя по всему, родственники. У всех у них в руках было по охапке хвороста, который они несли, будто хрупкое, бесценное сокровище. Сейчас Имс насчитал около тридцати человек, но помнил: тогда ему показалось, что их больше полусотни. Между телегой и остальными хорошо было видно женщину с огромными черными кругами под глазами, тоже всю в белом. Имсу тогда бросилось в глаза множество золотых браслетов, которыми были украшены ее запястья и щиколотки. При каждом ее шаге он отчетливо слышал позвякивание и почему-то долго не мог отвести глаз от ее босых запыленных ступней. От женщины к телеге тянулась длинная красная лента; вспомнилось, что тогда он с ужасом подумал, что женщина к телеге привязана, – и Имс понял, что Антон сейчас подумал о том же самом, – но в этот момент женщина переложила конец ленты из одной руки в другую, сжимая пальцами так крепко, словно боялась потерять.

Удивительно, как много деталей врезалось тогда ему в память. Имс посмотрел на Антона, тот чуть ли не втиснулся между молодым Имсом и Артуром и, видимо, тоже не мог оторваться от похоронной процессии.

Имс досадливо качнул головой, подошел ближе и сказал вполголоса: