355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » maryana_yadova » Ловец (СИ) » Текст книги (страница 10)
Ловец (СИ)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 16:51

Текст книги "Ловец (СИ)"


Автор книги: maryana_yadova


   

Слеш


сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Ты не туда смотришь, Тони.

– Что? – откликнулся Антон, но даже не повернул головы.

– Сосредоточься на своем объекте, – напомнил Имс. – У тебя вроде как задание, нет?

Артур находился сейчас как раз рядом, не больше, чем в двух-трех шагах и выглядел потрясающе реально. Оказалось, что Имс помнит ужасающее количество мелочей: и непослушный вихор на затылке, и что воротник клетчатой рубашки завернулся и торчал вверх, и даже то, что на манжете пуговица вот-вот грозила оторваться окончательно. Когда он успел все это разглядеть, было неясно – ведь даже сейчас очень хорошо видел, что его молодая копия просто стояла рядом, так же, как и все вокруг, пялясь на проплывавших мимо скорбных призраков в белом.

– Кошмар какой-то, – сказал молодой Имс. – Думаешь, они на самом деле собираются ее сжечь?

Антон вздрогнул, заморгал, будто не верил глазам. Имс нынешний тоже замер, все еще не веря и все-таки понимая, что опять насквозь и полностью пропитался прошлыми ощущениями.

– Конечно, собираются, – сказал Артур медленно и четко, и была в его голосе какая-то тягучая сладость, точно патока, от которой по спине вдоль позвоночника вдруг поползла капля холодного пота. Тогда Имс этого не расслышал.

– Это ужасно, – молодой Имс беспомощно повернулся к Артуру. – Этому никак нельзя помешать?

– Этому нельзя мешать, – отрезал Артур, не глядя на Имса и завороженно провожая глазами процессию.

Телега уже укатилась вперед, и спины провожавших скрыли от их глаз вдову.

Страшное наваждение будто схлынуло, и все прохожие вдруг засуетились, словно опаздывали куда-то.

– Это настоящий кошмар, – повторил молодой Имс, сжимая пальцами переносицу, будто старался стереть только что увиденную картину. – Дикость. Это же запрещено?

– Запрещено, – согласился Артур, все еще продолжая смотреть вслед уже скрывшимся людям в белом. – А по-моему, это прекрасно. Самопожертвование – квинтэссенция любви.

– Дорогой мой, ты несешь чушь, – молодой Имс уже полностью взял себя в руки, а повзрослевший согласно кивнул, даже пятнадцать лет спустя полностью разделяя свое тогдашнее мнение. – При чем тут самопожертвование? Это самоубийство, и я почти на сто процентов уверен, что она идет на это не по собственной воле.

– Ее муж умер, – сказал Артур. – Она идет за ним. Что именно тебе здесь непонятно?

– Все в этом мне здесь непонятно, – рассердился Имс. – Зачем ей умирать? Ему этим уже не поможешь. Скорбь и горе – все понятно, но зачем умирать?

– Потому что это правильно, Имс, – убежденно проговорил Артур. – Разве ты не пожертвовал бы жизнью ради меня?

– Э, милый, не надо переводить стрелки, – Имс покачал головой. – Ты прекрасно знаешь, что – да. Я, кстати, уже делал это, когда спасал тебе жизнь тот раз, помнишь?

– Я не имел в виду экстремальные ситуации, – сказал Артур, не глядя на Имса.

– А я как раз их и имею в виду, – отрезал Имс. – Если тебя интересует, готов ли я на самоубийство ради любви, то, прости, конечно, но вынужден тебя разочаровать. Никак не готов. Я, знаешь ли, предпочитаю, когда все живы, здоровы, а еще очень неплохо, когда к тому же и богаты.

– Ты испорченный вырождающийся аристократ, развращенный вседозволенностью и роскошью, – сказал Артур и улыбнулся одними губами.

– Да, я такой и есть, – молодой Имс принял шутку, а сегодняшний – нет, продолжал смотреть на своего бывшего любовника тяжелым взглядом.

Молодой Имс вдруг замахал рукой: увидел машину Юсуфа и пошел навстречу. Артур чуть замешкался и сказал куда-то в сторону, в пустоту, в которой рядом стояли невидимые Имс и Спасский:

– А я – готов.

И пошел к нырнувшему уже в нутро машины Имсу.

***

Хотя вышли из сна они одновременно, почти синхронным движением отключив браслеты, Антон все-таки еще несколько минут лежал на кушетке, отдыхая, а Имс тут же встал, отошел к окну и снова вытащил из кармана сигареты.

– Ты говорил, это запрещено. Ты куришь почти на улице, – голос Спасского был чуть усталый и самую капельку неуверенный, словно он не знал, как поведет себя Имс.

– Неужели ты думаешь, что кто-то на самом деле может хоть что-то запретить Норфолку? – искренне поинтересовался Имс.

– Он, кажется, очень сильно тебя любил, – сказал Антон нейтрально.

Имс усмехнулся, выпустил в раскрытое окно струю дыма и облокотился на подоконник, вертя в пальцах портсигар. Антон сидел на кушетке и смотрел в сторону, ему, наверное, казалось, что Имсу неловко, и так будет деликатнее.

Какой он, в сущности, еще молодой и чувствительный. Вот что было тяжело – понимать, что Спасскому придется избавляться от этих качеств и что задачей именно Имса было помочь ему сделать это быстро. Вот это ему очень не нравилось. Имс считал, что все должно идти своим чередом, но он уже столько раз нарушил этот принцип, а тут ставки были слишком уж велики, чтобы заниматься благодушеством.

– Мы оба сильно любили, – сказал он Антону поэтому. – Это, между прочим, никакой не секрет, и можешь не отворачиваться – я могу разговаривать на эту тему совершенно спокойно.

Антон перевел на Имса глаза, и, наткнувшись на ответный прямой взгляд, снова неловко потупился, уставившись на ковер.

– Ты любишь Тома? – спросил вдруг.

– Ого! – рассмеялся Имс. – Слушай, Спасский. Неловкость – это дурацкое чувство, глупое, смешное и ненужное. Если ты хочешь кого-то о чем-то спросить, надо просто спросить. А поскольку тебе могут наврать, то лучше при этом смотреть человеку в лицо, чтобы это понять.

Антон помедлил, но потом оторвался от разглядывания ковра и поднял голову.

– Я не оперирую такими понятиями, как любовь, – мягко сказал Имс. – По крайней мере, в отношении себя не оперирую. Но, Тони, я хочу, чтобы ты правильно понял ситуацию. Я крайне самодостаточный человек. И хотя я веду социально активную жизнь, и, как ты знаешь, у меня нет проблем в общении с людьми, тем не менее, те моменты, когда я один, сам по себе – самые лучшие моменты в моей жизни. А Том – очень непростой человек. И самое главное – умный. По-настоящему, по-взрослому умный. И, учитывая все вышесказанное, тот факт, что мы с Томом вместе, говорит кое о чем, не так ли?

Имс дождался, когда Спасский кивнет, и закончил:

– Ну и отлично. На этом мы, пожалуй, покончим с душещипательными беседами и займемся делом. У нас до хрена работы.

Глава 12

У «Северуса» обнаружилась маниакальная страсть к преподаванию. «Современные молодые люди, – вещал мертвенный размеренный голос, – считают, что искусственный интеллект способен заменить им собственный. В итоге мы имеем стадо праздных лентяев, которые растворятся в грядущих днях, как стадо баранов теряется среди туманов пастбищ».

Впечатленный этим сравнением, Спасский день за день впихивал в свою бедную голову чертову тучу сведений о современного мире и, особенно, о развитии сонной индустрии. Экзаменовал его все тот же MI, и Антон искренне порадовался, что в мире будущего розги не практиковались. Учился он с помощью специальных программ, ускорявших усвоение информации посредством новых методик НЛП, но и этого было мало: ему приходилось просиживать целые часы во вполне реальной библиотеке Имса – над книгами, которых в виртуальных хранилищах не нашлось. Многое из того, что он прочитывал, казалось ему полной чушью, но он покорно продолжал читать.

Антон узнал много интересного, но ненужного. К примеру, о том, что «сонные» браслеты теперь работали на тех же гибких шелково-кремниевых микросхемах, что использовались для диагностики человеческого организма, работая у него внутри. Электроды, вживленные в шелк, создавали специальное поле, которые глубоко стимулировало определенные зоны мозга, ранее науке недоступные. Таким же образом сегодня лечили Паркинсона или сообщали нервную систему человека и протезы органов. Однако ничего из этого не объясняло Антону его собственной способности бродить по чужим снам. Он-то не применял никаких схем, никаких полей, никаких протезов. Да он даже не употреблял сомнацин! Черт знает, как это делал. У Артура, может быть, как раз для этой способности была научная основа, но у Антона-то нет!

Он попытался найти ответ в изучении фаз сна – однако и там ответов не нашел. В медленной фазе сна массово возбуждались нейроны гиппокампа – отдела мозга, где формируются воспоминания, за ними так же массово включались в процесс клетки неокортекса, где воспоминания сохраняются. А вот в фазе быстрого сна этот процесс шел очень слабо. Но такое поведение нейронов объясняло только то, почему человек далеко не всегда может запомнить свои сновидения – ведь на быструю фазу приходится более чем три четверти снов. С другой стороны, множество сторонников имела теория, по которой именно спешно разбуженный в быстрой фазе человек имел самые большие шансы ярко запомнить свое сновидение от начала до конца. Ученые до сих пор об этом спорили, надо же.

Антон давно знал и о том, что во время быстрого сна мозг работает как во время бодрствования, только блокирует восприятие внешней информации. Знал, что мышление во время сна образное, что в сновидениях действует первичное мышление, как у детей. Однако все это скорее могло объяснить профессиональные тайны извлекателей – как промышленных шпионов, чем его собственную тайну.

Прошло несколько дней, прежде чем Спасский наткнулся на старинную теософическую теорию о природе снов как о путешествии некоего «тонкого тела». Антону приходилось слышать нечто подобное и раньше: он застал еще 90-е годы двадцатого века, когда труды Блаватской и ее последователей снова вошли в большую моду. Впрочем, в те же годы бывших продавцов и дворников обучали общению с высшими силами разные хитроумные гуру. В то время общество сильно галлюцинировало – почти как в средние века в Европе. Все постоянно ждали конца света и опасались сглаза, все играли друг с другом с экстрасенсов и ясновидящих и постоянно чего-то боялись, боялись, боялись…

Теория эта в целом была проста, как яйцо. Считалось, что во время сна так называемое «тонкое астральное тело» человека получает восхитительную свободу и путешествует в высших сферах, невзирая на расстояние и время, подпитываясь энергией Тонкого мира, к которому и принадлежит. Что-то там еще было про выход «тонкого тела» через нижние и верхние энергоцентры у людей низменных и высокодуховных, но Спасский это быстро пролистнул, рассудив, что морализаторство ему ни к чему.

Далее последователи этой древней, еще дофрейдовской, теории, входили в нешуточный раж, с пылом призывая человека не лениться и в Тонком мире: «Достаточно развитый человек перед засыпанием может приказом воли заставить свое тонкое тело работать во сне и в меру сил помогать Воинам Света».

Тут Антон хмыкнул, на секунду представив Эмиля рыцарем в сияющих доспехах и в шлеме с гребнем.

«Можно приказать «тонкому телу» лететь, чтобы оказать помощь нуждающимся. Оно обязательно мгновенно найдет такого человека и окажет ему помощь таким образом, что тот и знать не будет, откуда она пришла».

На этот раз Эмиль представился Спасскому в виде диккенсоновского беспризорника – это смотрелось еще смешнее.

Дальше разворачивалась пространная лекция об обмене энергиями в Плотном и Тонком мирах, автор которой задавал, в общем-то, риторический вопрос: «Неужели треть своей жизни человек спит только для того, чтобы тридцать лет из ста находиться в полнейшей неподвижности, бездеятельности, бессознательности? Неужели сон нужен только для того, чтобы создавать во сне умственные картинки – иногда истинно бредовые и нередко совершенно невероятные и ненужные для физической жизни?»

Действительно, усмехнулся Спасский и отхлебнул кофе. Неужели для этого?

«Мир снов – это астральные сферы Тонкого мира. Это мир живых людей. Энергичный земной человек живет в Тонком мире во время ночного сна такой же наполненной жизнью, как и днем на Земле. И нередко куда более активной и интересной», – продолжали лекторы.

Да уж, это точно, подумал Антон. Куда более интересной!

Движением глаз он переместил визуальный экран на стол, положив его, как обычный планшет в своем времени. Иногда глаза уставали считывать записи с виртуальной вертикали. Сам того не заметив, он не на шутку увлекся пламенными речами вещавших о Тонком мире.

Он прочитал о вещих снах и снах-предупреждениях. Прочитал о телепатических снах – как передавалась, например, последняя предсмертная мысль человека его близким, а то и совсем чужим людям. Прочитал об аллегорических снах, которые «могли быть проблесками реальности, а могли исходить от коллективного бессознательного в искаженном фантазией конкретного человека виде». О ретроспективных снах, «которые вытаскивают из глубин сознания давно ушедшие и забытые события». Прочитал о снах-внушениях, когда какая-то информация настойчиво стучалась к человеку – в частности, вспомнил известную с детства легенду о Генрихе Шлимане, которому именно во сне было рекомендовано бросить банковское дело в Сан-Франциско и заняться раскопками за океаном. Спасский прочитал даже о снах, которые передаются по наследству. В последнем абзаце он наткнулся на цитату Парацельса: «Сновидения могут быть результатом сознательного или бессознательного взаимодействия мозга двух живых людей и даже результатом взаимодействия сознания человека живого и мертвого».

На этом впечатляющем допущении он отключил виртуальный архив, уверившись, что больше читать ему ничего не стоит. Абсолютно точно. Полагаться можно было только на собственную интуицию или, если уж именно так это хотели именовать теософы и космисты, чутье своего «тонкого тела». И помнить о Воинах Света, да. Только вот Антон уже не был уверен в правоте тех, на чьей стороне воевал. Он начинал ловить себя на мысли, что в каком-то смысле даже сочувствует Артуру Каллахану – да, тому самому всемогущему гению Артуру, который грозил все человечество превратить в виртуальное «облако».

Но он вовсе не хотел думать о том, почему ему сочувствует.

***

Следующий день внес приятное разнообразие в течение будней – Том, оставив на день службу, учил Антона обращаться с оружием. Спасскому вручили бластер и несколько разномастных пистолетов, уже запрограммированных на его отпечатки пальцев. Бластер представлял собой, в общем-то, тот же компьютер, в него был закачан целый букет разнообразных программ. Кроме всего прочего, в него был вмонтирован чип-рентген, наделявший оружие суперзрением и позволявший видеть сквозь стены, дерево, пластмассу и даже человеческую кожу. С помощью подобных чипов в новом времени диагностировали опухоли и переломы, искали людей под завалами, отличали фальшивые купюры от настоящих; строителям это позволяло обнаруживать недочеты при проектировании и отделке, спецслужбам – искать наркотики. Бластер элитных войск был способен на все это при необходимости, но пока такое оружие давалось только единицам. Хотя в целом портативными рентгенометрами специалисты в разных профессиях пользовались уже лет двадцать, как пояснил Том.

В процессе обучения Антон также узнал, что уже существует оружие, запрограммированное персонально на противника, на его ID и, соответственно, ДНК. Это оружие было способно узнавать цель даже среди толпы, автоматически ставить его на мушку и уничтожать, не вредя другим людям.

– Впрочем, я учу тебя скорее для приличия, – сказал Том, когда они вышли погулять после часа стрельбы в сад, простиравшийся вдаль большой заброшенной пустошью, по бокам которой ряды старых фруктовых деревьев были вырисованы четко, как на цветных линогравюрах. – В реальности против спецназа ты, конечно, бессилен, а во снах тебя могут и копьем проткнуть, и нож в горло всадить. Хотя в любом случае привести в тонус мышцы и настроить глазомер полезно. Все эти пистолеты, конечно, ретро-модели. Но Артур, например, питает слабость именно к такому оружию. Он вообще любитель винтажа во всем – ему бы лет на сто раньше жить, или даже на двести – мне кажется, он наслаждался бы. Удивительно, как это сочетается с его идей превратить человечество в один бесконечный двоичный код, способный смотреть кино из собственных снов.

– Мы так запросто гуляем, вы с Эмилем уже не боитесь, что меня заметят? Ваше начальство или тот же Артур? – поинтересовался Антон.

– Ну, мы же не с оружием сюда вышли. Всегда могу сказать, что ты наш новый садовник. Или любовник. Или и то и другое вместе. В лучших традициях куртуазных романов прошлых веков.

– А что, и сейчас такое встречается?

– Да сплошь и рядом, – усмехнулся Том. – Ничего не меняется. Люди все те же. Зато у нас есть кибербордели, где ты можешь быть в двух телах одновременно через одну забавную программку. Мальчиком и девочкой сразу. Да мало ли кем! У вас такого не было еще, насколько я помню. Надо будет тебя сводить в одно такое местечко, а то сексуальное воздержание обычно выдает сюрпризы во снах.

– Да неужели? – наигранно поднял брови Антон, и Том отступил, поднял ладони в примиряющем жесте.

– Ну извини, извини за тот случай, Тони. Просто захотелось поиграть.

– Иногда мне кажется, вы вообще тут только играете, а не живете, – сказал Спасский. – Может быть, только во сне вы такие, какие есть на самом деле? Поэтому так любите там бывать? Поэтому так боитесь, что наступит сонный апокалипсис? Может быть, он уже наступил, и совсем неважно, что затевает Артур Каллахан? Может быть, он нужен вам как жертвенный агнец, чтобы не чувствовать себя виноватыми? Я тут вчера читал одну старую теорию – и мне все эти рассказы о черных магах, которые могут управлять тонким естеством своей жертвы, очень напомнили вашу реальность. Вы боитесь Артура, как какого-то колдуна. Как будто он может заставить вас делать все, что прикажет, несмотря на весь ваш извлекательский опыт.

– Он не поддается контролю, – скучным тоном сказал Том. – А все, что не поддается контролю и объяснению… да, можешь считать это магией, Тони. Я смотрю, ты уже начал жалеть его? Подпал под очарование столь масштабной личности? Вот почему я так опасаюсь его. Его так легко представить жертвой. И никто из вас, жалеющих, не знает, что им движет.

– А ты? Ты – знаешь?

Том помолчал и потом нехотя ответил:

– Кажется, да.

Они помолчали, а потом Том спросил, как бы между прочим:

– Не читал новостей? Твой кроткий агнец Каллахан впервые сегодня испытал на нескольких добровольцах имплантаты искусственного мозга, которые позволяют записывать сны для повторного просмотра и анализа. Это еще один шаг к его победе. Сегодня генератор снов получил для своей программы не только образ мышления конкретного человека, но и конкретные примеры снов, какие он видел при жизни. Еще одно различие стерто. Еще одна возможность расширить виртуальное сонное царство получена. Да, и вот еще что. Я о самой главной новости дня забыл тебе сказать! Сам прочитаешь.

Они сели на бортик высохшего фонтана, и Том растянул в воздухе виртуальную панель Сети. Прозрачное изображение подрагивало в воздухе, сквозь него просвечивали пестрые деревья и серое небо, пятна желтых цветов на траве – Том не стал утруждать себя созданием интерфейса какой-нибудь комнаты, но Антону такие мелочи уже не мешали.

Не сказать, чтобы он очень удивился. Судя по виду Тома, тот удивлен не был вообще нисколько. Да и в целом все было предсказуемо – рано или поздно это должно было произойти.

Артур получил первую кровь, как какой-нибудь древний идол: одна из активных его последовательниц, весьма знатная дама, всегда публично поддерживавшая его идеи в Сети, зашла в своей поддержке максимально далеко и торжественно покончила с собой, по старинке приняв некое сильное лекарство. Она заявила, что ее давно начало тяготить физическое существование и что она всегда мечтала продолжить свою жизнь в виде чистого духа, бесконечного саморазвивающегося интеллекта.

«Благодаря мистеру Каллахану я могу исполнить самую древнюю мечту человечества – уподобиться ангелам божьим», – написала она в своем аккаунте. Леди Винтур в течение нескольких лет регулярно навещала Лабораторию Бессмертия и подробно «записывалась», а также славилась бесконечными сложными снохождениями в компании с гидом-спецагентом (привилегия знати!). В общем-то, было вполне логично, что именно она решила стать первым подопытным кроликом в эксперименте Артура. Блог леди Винтур был очень популярен в Сети, и, конечно, ее последняя запись побила все мыслимые рекорды по посещаемости, а там каждое слово сверкало призывом пополнить ряды Бессмертных, которые с появлением знаменитого генератора виртуальных снов Каллахана получали шанс на жизнь-мечту, на жизнь-бесконечный сладкий сон.

– Это не жизнь-сладкий сон, – машинально вполголоса поправил Антон, и Том искоса на него посмотрел. – Это смерть-сладкий сон. Как Белоснежка в стеклянном гробу. Как Спящая красавица, пока башни ее замка обваливаются и затягиваются плющом. Все те же сказки, что и много, много веков назад. Только никакой принц уже не придет. Все рассыплется в пыль. Неужели никто этого не понимает? И почему – обязательно сладкий?! Я уверен, уверен, что им будут сниться и ужасы тоже! Не могут не сниться. Том!

– Да, – сказал Том. – Но ты недавно жалел Артура.

– Он мстит?

Том пожал плечами.

– Самое чертовски хреновое во всем происходящем то, что никто не знает, зачем он это делает. Никто никогда не мог понять Артура до конца. Это такая закрытая шкатулочка. С семью замками и семью днищами. Артур… он сам как сон. Очень сложный сон. В нем столько лабиринтов, столько уровней, и вот тебе уже кажется – ты добрался до самого дна, до самого лимба… и дальше уже ничего не может быть, но нет! До дна еще далеко, очень далеко. Он как бездна, а ты знаешь, что бывает, когда долго смотришь в бездну.

– Знаю, – сказал Антон.

Он и не заметил, как за разговором они прошли огромный сад насквозь и вышли в жилой квартал. Теперь Спасский понял, что имел в виду Эмиль, когда говорил, что Центр Лондона разделен по эпохам. Очевидно, его собственный особняк открывал эпоху начала XX века, по крайней мере, все вокруг выглядело именно так: по обеим сторонам улицы тянулись старинные величественные дома – то красные, то белые, в оконных ящиках была тесно посажена герань, кое-где за пышными прозрачными занавесями мелькали кусочки размеренного быта – старинная посуда и люстры, деревянная мебель, полки домашних библиотек, горящие камины. Там и сям торчали шпили церквей, а на газонах желтели те же цветы, что Антон видел в саду у Эмиля, в кустах шуршали белки, иногда выбегали на дорогу.

Не верилось, что где-то за пределами Центра беснуются голограммы и киборги, непрерывно движущиеся витрины, кричащие рекламы, обваливающие на вас информацию с первого появления вашего ID в общем виртуальном поле… Здесь машины с первой секунды вашего рождения, с вашего первого крика и до вашего последнего предсмертного стона, знали о вас все: какой у вас шрам на заднице, секутся ли ваши волосы, какие вы любите пищевые смеси, в какой позе предпочитаете заниматься сексом, за что ненавидите свою мать. Реклама владела телепатией, сокровенные знания помогали рекламировать товары и обеспечивать безопасность. ID помогал удовлетворять самые личные, самые конкретные потребности, благодаря ему вы становились почти божеством – ни в чем не знали отказа. Он же, как теперь выяснилось, помогал и убивать вас очень конкретно, вы уже никогда не могли затеряться в толпе.

Классический мир будущего, антиутопия. Даже после уже состоявшегося восстания машин, пусть и в Азии. И как мечтал сейчас Антон оказаться не в 2080-м, а, например, в 1960-м. Или даже в том же 2012-ом – плыть по вечерним улицам Лондона на втором этаже дабблдеккера, чтобы в стекле, залитом традиционным, очень холодным английским дождем, отражались огни еще примитивных витрин и реклам.

Хотя что там Том говорил? Люди начинают отказываться от машин искусственного интеллекта в собственных домах? Этот квартал был так упоительно тих, так пасторально спокоен, никакого намека на киборгов и тотальную слежку. И зеленщик на своем старом велосипеде внушал надежды. Хотя кто знает, был ли этот дедуля на самом деле человеком? В любом случае, если и был, то все равно человеком с вшитым ID. И особняк герцога Норфолка тоже ведь выглядел восхитительно старинным, по-старинному наивным и невинным, умело скрывая до поры до времени присутствие MI… Неудивительно, что люди в этом мире тянулись к снам. Что в них было? Туманные взгорья? Вересковые пустоши, как во сне у Тома? Еще не затопленная Венеция, еще холодный Лондон? Антон вздохнул.

– Не печалься, – похлопал его по плечу Том. – Может быть, когда все закончится, ты сможешь вернуться в свое время. Такая возможность есть.

– Ты хочешь убить Артура? – спросил Антон.

– Да, конечно, – ответил Том.

И Антон попросил у него сигарету. В конце концов, он уже имел право считаться почти членом семьи Норфолков, можно было позволить себе маленькие радости.

***

Эмиль так и не вернулся в этот день со службы. Ужинали вдвоем с Томом в небольшой столовой, заставленной коллекционным фарфором, при зажженных свечах. Антона уже начинали раздражать декорации романтической идиллии, тщательно прикрывавшие творившийся в этом мире хаос. Он молчал и лязгал вилкой по тарелке.

– А что, почему в вашем времени не сбылись мечты о программируемой материи? – наконец спросил он, подняв к глазам вилку и внимательно ее осмотрев. Как-то все же неловко было ужинать в полной тишине. – Помнится, когда мы смотрели фильмы про Терминатора… думали, что уж в конце двадцать первого века они точно сбудутся…

– Вы были правы, – тонко улыбнулся Том, и от этой улыбки Антону стало как-то не по себе. – Еще в 2015 году были созданы особые микрочипы размером с булавочную головку, так называемые «катомы». Меняя электрический заряд, они могли перегруппировываться – принимать вид то листа бумаги, то чашки, то вилки. Помнится, автор столь впечатляющего открытия мечтал, что целые города будут вставать в пустынях по нажатию кнопки.

– И почему же вы не продвинулись дальше?

– Я тебе, кажется, уже говорил. Настолько продвинулись, что пришлось сделать ручкой целой Азии.

– Но вы – вы сегодня располагаете и таким оружием, как я предполагаю?

– У тебя, должно быть, тысячи предположений, – с новой туманной улыбкой заметил Том.

– Как тонко, – кивнул Антон, аккуратно кладя вилку. Есть ему резко расхотелось. – Пойду спать. Ну, то есть, попытаюсь, так сказать, поработать над нашей задачей.

– Удачной охоты, Ловец, – сказал Том.

И вот тогда Спасский понял, что от него действительно ждут этого. Что он поймает, черт побери, поймает неуловимого Артура.

***

Он послушно лег в постель, но сон не шел к нему. Он все вспоминал те индийские похороны, что видел в воспоминании Эмиля. Параллелью к этой незабываемой картине шло самоубийство эпатажной леди Винтур.

Каким бы оригинальным гением ни был Артур, мотивы его были древними, как сам человеческий мир. Смерть. Любовь. Классика жанра.

Думал ли Артур сейчас об том же? Вспоминал ли ту же картинку, что и Спасский, – в этот знаменательный день, когда принял жертву? Не казались ли ему эти два звена первым и последним во внезапно замкнувшейся цепи событий?

Артур хакер. Гениальный хакер. Такой гениальный, как говорили спецагенты, что может стать вирусом, переведя себя в состояние виртуальной личности. И сейчас, блуждая по чужим снам, по чужим умам, он действует по принципу вируса. Как он это делает? Как проникает в сознание? За счет чего?

Допустим, в этой теории о «тонких телах» что-то есть. Пусть она утопична, но действия Артура вполне в нее укладываются. Антону, кроме всего прочего, выдержки из трудов Блаватской напомнили другую теорию – иную по идеологии, но похожую по сути. Теорию о ноосфере космиста Вернадского. Конечно, громоздка и наивна она тоже была сверх всякой меры, грешила верой в разум как высшую силу. Что там утверждал этот печальный академик? Ноосфера – мыслящая оболочка планеты, общественное сознание – космическая сила, общие разум и воля – новое живое вещество. Кажется, потом современники Антона создали даже какую-то серию компьютерных игр, где некая группа людей верит в коллективное сознание и общается с информационной оболочкой Земли. И еще, смутно припомнил Антон, когда-то он читал фантастический рассказ о том, что ноосферы планет, населенных гуманоидами, каким-то образом общаются между собой.

Ладно, если допустить, что во всех этих космистких теориях есть рациональное зерно. И если предположить, что Артур мыслит как хакер и что для него ноосфера или Тонкий мир, как его ни назови, скорее всего представляется как своеобразная Сеть, этакий космический интернет, общее информационное поле миллионов человеческих сознаний… То как можно к этой Сети подключиться? Понятно, что проще всего подключаться к сонным объектам. Но как в этой Сети работает поисковик? Что является, так сказать, словом запроса на конкретный объект? Где он, индивидуальный крючок?

Все равно Артур должен обладать сведениями об объекте. Изучить его всесторонне. И если он действительно работает по принципу поисковика в Сети, то единственным подобием запроса могут быть эмоции, Артуру уже известные и очень сильные: воспоминания, ожидания, переживания. Чувства с мощной энергетикой, связанные с отдельными фактами из жизни объекта. Именно они создают своего рода поле, на которое, как антенна, как живой ПЭСИВ, настраивается Артур. По сути, та же телепатия, но с вычленением сознания объекта из общего информационного поля.

А ведь Антон знал эмоцию, которая могла бы послужить крючком для Артура. Леди Винтур, о, леди Винтур! Как же вы, однако, ошиблись. Вы своими руками приготовили лесу для вашей золотой рыбки, исполняющей желания.

***

Некоторое время Антон плыл по черным бархатным водам, полным сияющих звезд и таинственных плещущих звуков, и это так завораживало, что он пришел в полный восторг. Ему уже не хотелось возвращаться на поверхность. Ему казалось, он вернулся в родную стихию, из которой когда-то давным-давно его изгнали – он уже и не помнил, за что. Если так выглядит смерть, которую предлагает Артур, то, пожалуй, он согласился бы. Как можно не согласиться на подобное чувство гармонии? Это же так естественно!

Артур.

Тут он ощутил под ногами землю, вернее, гладкий пол какого-то роскошного дома и еще более неожиданно увидел в глубине этого дома леди Винтур. В Сети он просмотрел достаточно ее фотографий, чтобы четко запомнить этот облик: невысокая, седая, с модной короткой стрижкой, острым взглядом, миндалевидными серыми глазами, высоким умным лбом, узким замкнутым ртом. В молодости она, очевидно, выделялась фантастической красотой – той гордой красотой, которую любили когда-то описывать английские классики. Спину она держала очень прямо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю