Текст книги "Ловец (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Разве нет? – весело отозвался Том и спрыгнул на землю, теперь уже настоящую землю, покрытую желтоватой осенней травой.

– Давно ездил на лондонском кэбе? Даже если никогда не ездил, сейчас прокатишься. Здесь все в стиле ретро, – тоже повеселев, сообщил Имс.

Антон сполз на землю и потрясенно оглянулся. Вокруг расстилался обычный Лондон, Лондон начала двадцать первого века, как он его запомнил из своих четырех поездок в Великобританию. Они находились в Вестминстере, вне всякого сомнения. Вот и дворец, вытянувшийся вдоль берега, как диковинный пирог, над которым вздымалось несколько двурогих башен, ожившая картинка цвета жженого сахара с бесчисленных коробок и банок с английским чаем. А немного позже Антон увидел и мглистые готические громады аббатства с его квадратными башнями и ажурными арками, и стены церкви Сент-Маргарет, облицованные светлым портлендским известняком, с фигурными витражами. Все как раньше. И тут вдруг Антона охватила жуткая паника, до потери дыхания: он остановился и побледнел, пожирая глазами все эту красоту, позолоченную осенним солнцем.

– Что с тобой? – тут же быстро оглянулся Эмиль.

– А с моим, моим городом что случилось? Он вообще есть здесь, в этом мире?

Том непонимающе смотрел на них обоих и нетерпеливо покусывал губы, видно было, что ему не терпится добраться до конечного пункта их пути, да и он не сильно был впечатлен появлением Антона, и история того не очень его интересовала. Но Эмиль подошел к Спасскому и крепко обнял за плечи.

– Тише, малыш, – сказал он, и Антон почувствовал, что сейчас действительно разревется, как десятилетний. – Он есть, но почти полностью под водой. Осталась только небольшая часть исторического центра. Нам повезло больше.

– Куда мы идем? – процедил сквозь зубы Спасский.

Он чувствовал, что заболевает – натуральным образом заболевает, его уже било в лихорадке. Слишком много всего для нескольких часов, слишком сильно, невыносимо!

– Мы идем в мой дом на Винсент Сквер, – ласково произнес Эмиль, не отпуская его, а ведя за собой в продолжавшемся объятии. – Тебе там понравится. Много разных интересных вещей, старинных, по-настоящему старинных, из других столетий. Кое-что из эпохи Шерлока Холмса. Шесть комнат, есть где отдохнуть друг от друга. Выпьем кофе, или чаю, или виски, и я все тебе расскажу. Мы с Томом все тебе расскажем.

Тут прозвонили колокола Биг-Бена, и Антон задохнулся от нахлынувших эмоций. О чем он думал, когда соглашался на эту аферу? Почему пошел за Эмилем, как глупая крыса за Гамельнским крысоловом? Чего он ожидал: сказки, любви, мирного будущего, захватывающего приключения, из которого выйдет победителем, без всяких потерь? Похоже, его ждала настоящая война, такой привкус тревоги носился сейчас в прозрачном, золотистом, ясном воздухе раннего сентябрьского английского утра 2080 года.

Глава 7

Будь у меня небесные покровы, 

Расшитые и золотом, и серебром, 

И синие, и бледные, и темные покровы,

Сияющие утром полночным серебром, –  

Я б их устлал к твоим ногам. 

Но я – бедняк, и у меня лишь грезы.  

Я простираю грезы под ноги тебе… 

Ступай легко, мои ты топчешь грезы.

Уильям Йетс

У Эмиля Антону сразу и бесповоротно понравилось.

Дом был большим, в нем в избытке имелись высокие потолки, широкие двери, двойные окна, громоздкие эркеры и просторные светлые комнаты, где царствовало натуральное дерево: наборный дубовый паркет, стены, обшитые дубовыми же панелями, деревянные карнизы, открытые резные стропила темного дерева на потолках. Ореховая и тисовая мебель отличалась округлыми формами, гнутыми ножками и мягкой обивкой, все кресла были глубокими и с высокими спинками, на которых красовались гербы. Прибавьте к этому посуду из китайского фарфора, тонкого, как бумага, пейзажи Тернера и Констебла по стенам, обилие цветных ламп и легких занавесей, и непременное восхищение гостей этого дома станет вам вполне понятно.

Пили виски, разумеется, у камина – огромного, доходившего почти до потолка, облицованного лазурными изразцами, с каминной доской красного дерева и крючком, где висели кочерга и бронзовые щипцы для угля. Вся современная техника, а ее тут было в избытке, как успел отследить Спасский, пряталась внутри шкафов, столов и буфетов, кроме того, Антон подозревал, что в доме затерялась целая комната с примочками, позволявшими создавать виртуальную реальность и осуществлять слежку самого высокого уровня. А здесь, в гостиной, каминную полку украшали старинные часы с веселой гурьбой резвящихся пухлых купидонов.

Англичане, с улыбкой подумал Спасский. Эстеты и снобы во все времена. Впрочем, у Эмиля же еще где-то был замок – наверняка там витражи и фрески на религиозные и рыцарские темы, вся мебель черная и еще какой-нибудь трон под балдахином.

Том остался вместе с ними, более того, Антон с легким удивлением отметил, что он, как и Эмиль, переоделся в легкие штаны и уютную рубашку и расположился как дома, сразу задрав бесконечные ноги на маленький круглый столик. В руке он задумчиво покачивал стакан с янтарным виски, и Спасский машинально отметил, какой поразительной красоты у него пальцы – длинные, тонкие, сильные, музыкальные, да и сами кисти и запястья изящные, как у самой красивой девушки.

Эмиль где-то бродил по дому, потом вернулся в гостиную, уселся в виндзорское резное кресло и тоже налил себе скотч. Антону он наполнил стакан почти до краев.

– Тони, глушить вискарь с утра у нас с тобой уже вошло в традицию, да и я хочу, чтобы ты сейчас хоть немного расслабился и, может быть, даже спокойно выспался, несмотря на дневное время. Спокойно и безо всяких сновидений. Потому что потом ты будешь об этом только мечтать, увы.

– Да ты мне объяснишь, может, уже? – раздраженно спросил Антон, но стакан принял и сразу сделал большой глоток.

– Ну ладно, – кивнул Эмиль. – Знаешь, кто такие дримшереры? Уже в твое время появились.

– Нет, не знаю, – ядовито сказал Антон. – Я как-то не в теме.

– Ладно, зайдем издалека. Читал Борхеса? Есть у него рассказы о стыкующихся снах и о минутных снах, которые переживаются как годы. Потом был Кастанеда со своими медитациями и наркотическими экспериментами. Да и твои любимые Фрейд и Юнг отводили в психоанализе огромную роль сновидениям, осознанным в том числе. А в девяностых годах двадцатого века на научном небосклоне появился некий Стивен Лаберж, психофизиолог, математик, химик, физик и фармаколог. Он был убежден, что человек способен достичь состояния, при котором осознает, что видит сон, и потому контролировать его течение. Лаберж впервые научно доказал существование осознанных сновидений. Выяснилось, что движения глаз в сновидческом мире совпадают с реальными движениями физических глаз. С помощью специальной глазной азбуки исследователи смогли передавать информацию о сновидении в реальность.

– Насчет Лабержа я читал, – сказал Антон и отхлебнул еще виски.

– Лаберж работал на кафедре психологии Стэнфордского университета и был координатором исследовательских программ Института осознанных сновидений. Разумеется, его сразу взяли под свою бдительную опеку спецслужбы Соединенных Штатов. Довольно скоро команда Лабержа сконструировала аппараты для вызова осознанных сновидений – DreamLight и NovaDreamer. На их основе уже военные лаборатории построили новый прибор – так называемый PASIV, Portable Automated Somnacin Intra Venuous Device. Принцип работы заключался во внутривенном введении участникам общего сна специального снотворного – сомнацина, воздействующего на быстрые фазы сна, и синхронизации деятельности мозга всех участников электромагнитными волнами. Так появились первые дримшереры – извлекатели секретов из чужих снов. Сначала их использовало государство как военных и промышленных шпионов, потом сомнацин и приборы вышли на черный рынок, и независимые дримшереры стали работать на крупные богатые корпорации, на мафию, на террористические группировки. Все смешалось. Ты только представь, какая это была революция: сон перестал быть замкнут на одном человеке, породив возможность доступа к знаниям и мыслям других людей! Какая дивная, дивная идея!

– Подозреваю, что сегодня эта дивная идея стала предвестником конца света, – проворчал уже слегка захмелевший Антон, и Том с Эмилем негромко рассмеялись.

– Ну, разумеется, иначе бы мы тут сейчас не сидели такой теплой компанией, – подтвердил Имс. – Итак, технология дримшеринга сначала развивалась на военных базах и в секретных лабораториях, потом через черный рынок технологий попала в криминальный мир, а чуть позже и в массмаркет через институты широкого профиля. Разработка устройств, погружавших в осознанные сны, была поставлена на поток, и они вошли в каждый дом, как своего рода домашние кинотеатры. Не забывай, что в это же время стремительно развивались компьютерные технологии, и виртуальная реальность набирала популярность. Люди уже не хотели поднимать задницы с диванов и, к примеру, отправляться в реальные путешествия, не хотели реально заниматься спортом и даже сексом, не хотели рисковать даже миллионной частью своего здоровья или безопасности. Постепенно виртуальная реальность начала преобладать над реальной жизнью, но и это потребителям быстро наскучило, как наскучили в свое время стандартные туры в разные страны, стандартные абонементы в фитнес-центры, стандартные порки в bdsm-клубах. А вот возможность забраться в собственные и, что еще более притягательно, в чужие сны, вместе бродить по их непредсказуемым закоулкам… о, это были совершенно новые, безбрежные горизонты! Какое-то время то был действительно чудесный товар, волшебное познание неиссякаемой, всегда удивляющей, сказочной реальности, которая никогда не повторялась… но вот теперь, спустя пятьдесят лет, мы, посеявшие ветер, пожинаем бурю. Потребители сонных машин подвержены риску перестать различать сон и реальность – отсюда имеем огромный рост числа самоубийц, которые принимают воображаемый мир за реальный, и наоборот. «Проснуться» они могут только с помощью собственной смерти – так всегда действовали дримшереры: убивали себя во сне, если надо было проснуться. Но если перепутать… этого боятся даже опытные извлекатели, а что говорить о недалеких адресатах «сонной» рекламы? Извлекатели изобрели тотемы, чтобы не спутать сон с реальностью, и в Штатах даже одно время действовала правительственная программа под названием «Найди свой тотем». Однако она почти полностью провалилась – пользователи все равно путались, не могли разобраться, как действуют тотемы. В тотемной системе есть свои подводные камни, нужна определенная психологическая подготовка, чтобы ими пользоваться правильно. Итак, самоубийства, теперь прибавим сюда рост эскапистских настроений – зачем что-то делать в реальной жизни, если можно все получить во сне? Можно прожить за один сон целую жизнь, а если что-то не понравится, то проснуться, заснуть и переиграть все заново!

– И что же предприняли власти?

– В некоторых странах пытались ограничить время, которое граждане проводят в разделенных снах. Появилась Сонная полиция. Затем был введен запрет на продажу сомнацина, но появились его пиратские копии, дешевые заменители, с большим риском для психического здоровья. Возникли спекуляции на сомнацине, цены на него у черных дилеров выросли бешено, начались кражи, убийства... Отдельные государства, не сумев взять под контроль «сонную» технологию, установили запрет на ее использование. В ответ выросли «сонные» оффшоры и начал набирать силу «сонный» туризм в страны, где сомнацин не был запрещен – сегодня это, прежде всего, Северная Африка. А вот в Великобритании снохождение официально возможно только в сопровождении государственного извлекателя – сотрудника спецотдела. Главная задача таких агентов – напоминать сноходцам, что они во сне. И поэтому в народе их – ладно, не буду темнить, нас! – называют Тотемами, или, гораздо более грубо, Кайфосбитчиками.

– Клево, – кивнул Антон. – Крутое будущее. С одной стороны, люди живут во снах. С другой стороны – их вообще хотят ликвидировать как физическую оболочку.

– В общем-то, эти вещи связаны. Сегодня один человек… один ученый почти закончил работу над мозговым имплантатом, который сможет и сны записывать на носители. Так что через очень короткое время они станут частью виртуальной жизни. Уже виденные сны можно будет воспроизводить в варианте кибернетического существования, более того, можно будет видеть новые, рожденные на вариациях старых, – и они будут так же причудливы, и остры, и сладки. Только вот не будет риска перепутать реальности, ведь человек и так будет существовать только в одной из них – виртуальной. Не будет риска не проснуться. Это привлекательно для многих пользователей снов.

– Ты мне описываешь чистый ад, – медленно сказал Спасский, на секунду представив описанную картину и тут же содрогнувшись. – Мертвые души на технических носителях в дебрях своего спящего разума …

– Торжество интеллекта, – подал голос Том. – Человек всегда хотел быть идеальным, независимым от слабой плоти, быть духом. Ну что ж – теперь это достижимо.

– Да, кстати, – оскалился Эмиль. – Забыл сказать, что PASIV сегодня выглядит как крошечная серебряная пудреница твоей бабушки, а не как здоровый чемодан, с которого все начиналось. В маленькой штучке, почти пластинке, спрятаны игла, ампула с сомнацином и несколько кнопок, активирующих электромагнитное поле. Можно носить эту «пудреницу» на браслете.

– Как у тебя? – спросил Антон. – На левой руке? А на правой тоже браслет, но там какой-то мини-телепорт, я так понимаю?

– Ну что ты, дорогуша, я просто неравнодушен к цацкам, – снова оскалился Имс. – Мне кажется, что широкие браслеты – это стильно и брутально.

– Ладно, и что: вот ты спускаешься в сон и караулишь сноходца? Идешь за ним по всем закоулкам сна? Как это происходит-то?

– Это не так сложно, – фыркнул Имс. – Обычные пользователи не опускаются ниже первого уровня, у них примитивные сны. Некоторые из них слышали об архитектуре сна и даже кое-что на эту тему читали, пытаются сами построить какие-то простейшие вещи. Но они никогда не работали в команде, в поисках заданной цели. Тотем – не главная моя специализация. Да, иногда я охраняю важных персон в их снах, когда им приспичит прикоснуться к запретным наслаждениям. Обычно это дети членов правительства, золотая молодежь. Я – как тот слуга, который вытаскивал в девятнадцатом веке юных аристократов из опиумных курилен. Но это так, игрушки. В основном наша работа – разведка, шпионаж. Военный, промышленный, финансовый. Мы работаем с дипломатами разных стран, с военными шишками, с подозреваемыми в шпионаже, терроризме. Занимаемся извлечением информации и – значительно реже – ее внедрением. Реже не потому, что это неэффективно, а потому что это сложно. Идея должна быть очень простой, чтобы прижиться, и логичной, чтобы казалась естественной.

– Ты сказал: архитектура сна? Сон же сам себя строит… Ну, то есть, наш мозг его строит…Это все наши переживания, воспоминания…

– Архитектор, – пояснил Том своим мелодичным голосом, – это специалист, создающий иллюзорный мир для чужого сна. Цель его – спроектировать сон так, чтобы спящий не смог отличить его от реальности, и создать лабиринт, который помог бы спрятаться от проекций подсознания объекта. Они, как правило, враждебно встречают гостей. А если обучены – то есть, если объект тренировали на защиту от извлекателей, – то могут причинить много боли.

– А есть под вашим снотворным возможность самостоятельно покинуть сон? Или человек обречен там болтаться, пока его действие не кончится? А, Эмиль же говорил, что надо убить себя, вроде так?

– Да, самоубийство во сне приводит к пробуждению. Мы говорим – устроить себе выброс. Можно устроить выброс и извне – резко изменить в пространстве физическое положение извлекателя, опрокинуть стул, на котором он сидит, например. Законы гравитации и все такое. Когда падаешь с кровати, всегда просыпаешься.

– Ладно, и что еще за роли в команде, кроме архитектора? Кто из вас кто, кстати?

– Я архитектор, – сказал Том. – Имс – имитатор. Настоящий колдун, – тут же улыбнулся он. – Имитатор – специалист по перевоплощению, во сне он способен вжиться в образ любого человека. Обычно имитатора используют для манипулирования объектом, он должен быть хорошим актером. Также иногда в команду включается химик, который создает специальные снотворные, и координатор, который заранее узнает все об объекте, его здоровье, хобби, но особенно – психическом и психологическом состоянии. На его совести лежат все риски для команды. Сновидцем мы называем того, в чьем сне в текущий момент находятся извлекатели, где происходит само действие. Обычно команде приходится спускаться на несколько уровней, поскольку настоящие тайны никогда не прячутся на поверхности даже во снах.

– Я думал, вы находитесь все это время во сне объекта, разве нет?

– Нет, это слишком рискованно. Мы должны находиться в привычной, дружелюбной среде. Конечно, объекту кажется, что он видит собственный сон, но на самом деле он внедрен в специально построенный для него сон другого человека. Поэтому возможна манипуляция. Грубо говоря, гораздо легче победить врага на своем поле, чем на его собственном. Но в целом, конечно, сновидения общие, и на их ход влияет психология, решения и комплексы всех участников, неважно, кто держит сон.

Антон поставил виски на стол и посмотрел на обоих мужчин – те заметно оживились, глаза у них зажглись, щеки разрумянились. Обучение уже началось, подумал Антон, вот только зачем им я? У них все так слажено.

– Тебе надо запомнить некоторые принципиальные понятия, дорогой Тони, – продолжил Эмиль. – И самое мрачное из них «лимб». Это глубокий уровень подсознания, где время течет бесконечно долго. Если оказавшийся в лимбе извлекатель перестанет осознавать, что находится во сне, он останется там навсегда. Лимб можно сравнить с состоянием комы. Сам термин происходит от религиозного понятия «лимб» – это место пребывания не попавших в рай душ, но не ад и даже не чистилище. Следующее понятие: «проекция» – образ, созданный подсознанием участника сна, отражение его психики. Пока человек не начинает подозревать, что спит, его проекции подчиняются логике сна. Однако когда сон становится осознанным, проекции реагируют на извлекателя подобно лейкоцитам, пытаются уничтожить его. Члены команды извлекателей удерживают, ну, по крайней мере, пытаются удержать свои проекции, чтобы не принести их в сон, сами же притворяются проекциями объекта. «Тотем» – предмет, позволяющий определить реальность происходящего, то есть не находится ли его хозяин в чьем-либо сне. Так, остальное будем постигать на практике… А, вот еще что. Вот мы говорим здесь: сны, сны… Однако разделенные осознанные сны – не совсем сны. Это структурированное поле действия, которым управляет сознание создателей, извлекателей и прочих славных граждан. Если во сне обычного человека всем управляет подсознание, то дримшереры используют возможности мозга по конструированию чего угодно и процессом управляет сознание, в случае команды – объединенные сознания. Попадание в лимб – переход, когда сознание не в силах держать в рамках информационное поле и сдается подсознанию. Попросту говоря, человек, забывший, что он во сне, попадает в обычный сон подсознания – падает в лимб. Сомнацин не просто погружает в сон, а действует как стимулятор для мозга, позволяя ему обрабатывать образы повышенной сложности. Чем мощнее стимулятор, тем быстрее вынужден работать мозг, тем больше уровней может пройти сновидец. Если стимулятор слаб, то мозг скоро перестает контролировать происходящее, сон становится нестабильным, пациент попадает в лимб, погружается в обычный сон, которым не может управлять. Вот почему все дримшереры так боятся лимба. В обычном сне наше сознание не пытается конфликтовать с подсознанием и структурировать его, воспринимает все его выходки как само собой разумеющееся. При переходе из осознанного сна в лимб мозг, стимулируемый препаратом, работает как в реальности, не может подчинить себе подсознание, но воспринимает все его эволюции с рациональной точки зрения. Чтобы не потерять рассудок в лимбе, человек должен быть морально готов к тому, что он увидит, обладать гибкостью мышления… И да, там не работают никакие смягчающие «цензоры», которые обычно прихорашивают или зашифровывают образы в наших сновидениях, – психика настолько взбудоражена сомнацином, что перестает выполнять защитные функции.

– Есть еще дополнительный профессиональный риск, – добавил Том, ставя на столик пустой стакан. – Для тех, кто регулярно использует препарат, обычный сон почти невозможен. Мозг, постоянно работающий на стимуляторах, при попадании в обычный сон испытывает такой же стресс, как и при провале в лимб из осознанного сна.

– Ребята, да вы как вампиры, – констатировал Антон. – Не спите ночами, сидите на таблетках, зависимы от снов. Космический пиздец, господа.

– Мы стараемся не браться за извлечение чаще раза в полгода. Но в последнее время приходится это правило нарушать. И это, конечно, меня очень не радует, – сказал Имс. – Ну что, ты еще способен воспринимать информацию, или каша в голове уже кипит?

– Способен, – кивнул Антон. – Ты мне говорил о доппельгангерах в Петербурге. Это что за звери?

Тут Том словно бы смутился и в то же время, по едва заметным признакам, разозлился – начал постукивать пальцами по подлокотнику и отвел глаза на очередного Тернера на стене, затянутой поверх деревянных панелей зеленой тканью в мелкий цветочек. Эмиль тоже молчал, лишь налил себе еще виски.

Это становится традицией, подумал Антон с каким-то нервным весельем, опять еще только полдень, а он пьян, как сапожник. Хотя он вовсе не был уверен, что воспринял бы рассказ Эмиля на трезвую голову.

– Ну что же вы? Сказали «а», говорите «б», зачем вы меня сюда тогда притащили?

– Понимаешь, – певуче протянул Эмиль, – до этой минуты я тебе рассказывал о вполне понятной, тысячу раз нами исследованной сфере. Но теперь мы вступаем на очень зыбкую почву почти фантастики.

– Да уж конечно, – буркнул Том.

– Да и начать придется издалека. В общем, еще в юности, когда я не был прикреплен к спецназу, а болтался сам по себе, деньжищи греб, работал я несколько раз с одним парнем.

– Несколько раз? – язвительно спросил Том. – Я тебя умоляю, Имс.

– Ну хорошо, мы работали в паре несколько лет. Парень был уникален, очень талантлив: и координатор идеальный, и архитектор – невиданной фантазии и логики, ни у кого после него такого сочетания я не видел. Конечно, я подозревал, что он повернутый слегка, но мне было плевать. Редкостный нарцисс, ну и что? Зато с интеллектом, воображением и чутьем все было у него в порядке. В общем, были звоночки, но впервые я серьезно задумался о том, что все не очень нормально, когда Артур предложил мне остаться с ним в лимбе. «Мы могли бы прожить чудесную жизнь, полную приключений, – пел он мне тогда, и глаза у него горели. – Пока наши тела будут лежать рядом и питаться специальными растворами, мы сможем прожить несколько сотен лет, а может быть, и тысячи. Мы построим города, мы будем обладать магией, мы полетим в другие миры, на другие планеты, осуществим все мечты человечества». Он просил меня и просил, умолял, мы страшно ругались, но я каждый раз посылал его к черту. Мне вполне нравилась реальная жизнь и реальные удовольствия, нравилось мое тело, вкус настоящей пищи, пение настоящих птиц, плеск настоящих волн… Но Артуром эта идея владела все больше, и я начал бояться, что однажды он против воли утащит меня в свою волшебную страну – ранит, например, во сне, и я потеряю сознание, потеряю счет времени, и так и не смогу проснуться, и забуду все, что держит меня на поверхности… Я с таким сталкивался уже, поэтому знал, чего боюсь. Люди старились в лимбе и умирали там, а после возвращались в реал с чистым разумом, подобные овощам. Лежали, как кабачки на грядке, и хлопали младенческими глазами. Меня такая участь вовсе не прельщала. И я сбежал от Артура, перестал с ним работать, замел следы, чтобы он меня не нашел. Какое-то время я о нем ничего не слышал, но прошло лет восемь, появились эти гребаные идеи записывать жизнь на носители, мысли о кибернетическом бессмертии нескольких миллионов избранных… И я сразу вспомнил Артура. Фактически это была та же идея, только в профиль. И в самом деле, оказалось, что Артур был в составе научной группы, которая развивала этот концепт, и напрямую участвовал в его пропаганде через сны. Он был потрясным хакером, он был потрясным сновидцем, естественно, этот лагерь не мог не использовать его как мощное и острое оружие. Он спускался во сны к нужным людям и нашептывал им свои сладкие байки – внедрение всегда ему удавалось мастерски!

– Однако его можно поймать? – предположил Антон. – Он же, в конце концов, всего лишь человек?

– Он призрак, – фыркнул Том. – Его никто не может поймать.

– Его можно было бы поймать, – мрачно сказал Эмиль. – Если бы он остался обычным, пусть даже искуснейшим извлекателем. Но он стал доппельгангером.

– Да кем же, черт побери, он стал? – вскричал Антон и даже неосознанно вскочил на ноги.

– Магом, – сладко улыбнулся Том, и глаза его затуманились.

Тут Спасский ощутил, как забухал у него в голове медный гонг и глаза начал застилать кровавый туман. Да он просто попал в какую-то другую страну, к двум безумцам, и вовсе не в будущее. Может быть, они опоили его наркотиком или ввели ему что-нибудь, и он воспринял обычные декорации как реальный мир. Может быть, у него просто исказилось восприятие, начались галлюцинации... Надо было бежать, спасать крохотные искры разума, которые еще теплились в истерзанном мозгу.

– Спокойно, дорогуша, – услышал он голос Эмиля и почувствовал, как ему расстегивают воротник рубашки. – Не надо падать в обморок. Ну, пришел в себя? Может быть, кофе? Спокойно, спокойно, Тони. Мы же называем магией все, что не можем объяснить. Черт его знает, может быть, существуют какие-то неведомые науке волны, поля, которые потом будут понятны любому ребенку. Но пока для нас это магия.

– Что именно? – прохрипел Антон.

– Артур теперь обходится без всяких снотворных и приборов. Он просто проникает во сны, сидя где-то…

– В своей темной башне, или в хрустальном дворце, или в каком-нибудь заветном холме, он же такой уникальный… – с сарказмом подхватил Том.

– Ну, это мы так шутим, – приподнял уголок рта Эмиль. – Он проникает во сны людей, как-то настраиваясь на их волну. Вообще, раньше я был более чем убежден, что Артур, как гениальный компьютерщик, просто сконструировал такой вот хитрый чип и засунул его себе в мозг. Это вполне понятно, допустимо, разумно, в этом нет ничего смущающего умы. Просто очень новая технология. Но потом я встретился в своих снах с тобой. И тогда моя стройная теория полетела к дьяволу. Потому что у тебя-то точно нет никакого чипа. А ты также шляешься по чужим снам и принимаешь в них живое участие. В моих точно.

– Но… Может быть, это совпадение, – вяло возразил Антон. – Просто… где-то что-то пересеклось… материя, информация… Я не знаю, я не силен в этом.

– Угу, – промычал Эмиль. – Пересеклось. Просочилось. Да, все верно, только ты тоже бродишь по чужим снам, этого не отменить.

– Тут дело серьезное, – сказал Том. – У Артура аппетиты всегда росли, как в сказке. Чем дальше, тем страшнее. Тот ученый, который скоро представит миру имплантат, записывающий сны, – это и есть Артур. Сегодня он бродит по чужим снам, как живой вирус. Страшно представить, что будет, если идея о кибернетическом бессмертии станет практикой. Если Артур тоже станет «бессмертным», все остальные миллионы избранных будут моментально заражены им уже как вирусом компьютерным. Несомненно, что и в форме двоичного кода он найдет способ бродить по чужим сновидениям, эмоциям, воспоминаниям, управлять глобальной сетью. Эта часть мира превратится полностью в его вотчину. И чем больше людей будут подключаться к этой системе, тем больше у него будет рабов. Вся виртуальная жизнь этих так называемых «бессмертных» станет владениями «короля Артура». Однако, скорее всего, Артур пожелает управлять «бессмертными», сам не примыкая к ним. Он же изобрел большую часть этих технологий, он сумеет манипулировать новой частью мира извне. Я думаю, он оставит для себя несколько видов развлечений. Будет гулять, как кошка: и там, и сям, и здесь.

– Нам надо поймать его, – сказал Имс. – И сделать это можешь только ты. Поскольку ты тоже доппельгангер. Хотя мне и не хотелось бы его смерти, но…

– Не хотелось бы его смерти? – яростно выплюнул Том, и глаза его стали совсем синими, штормовыми, даже лицо исказилось до неузнаваемости. – Да молиться надо о его смерти! О да, какой же он уникальный, как он тянулся к познанию самого себя! Твои восторги неуместны, Имс! Он не интересовался знанием, он всегда интересовался только собой, собой! И умом повредился из-за этого, слишком долго заглядывал в бездну! Так глубоко погрузился в себя, что оказался на самом дне! Его уже нет, Имс! Нет! Того, кого ты знал!

– Том прав, – тихо сказал Эмиль. – Поэтому-то мы порой и зовем его Нигредо. Когда-то алхимики считали, что нигредо – начальная стадия любого процесса, где происходит трансформация. Сначала все должно основательно перегнить, как компост, распасться. Сначала все имеет привкус горечи и гнили. Артуру тоже казалось, что мир разваливается на части и что это никогда не кончится. Но он мог бы прийти к другому финалу.

– Ой, прекрати, Имс, – зло сказал Том.

Имс не ответил и только начал слегка качаться в кресле, уставившись на бутылку перед собой каким-то слепым взглядом, и пальцы его на подлокотниках слегка скрючились. А потом резко встал и быстро вышел из комнаты.

И тут Антона озарило.

– Почему Артур предлагал именно Эмилю остаться с ним навсегда?– спросил он Тома.

Том мгновенно закаменел лицом, молчал долго, но потом все же выдавил слова, которые Антон и ожидал услышать.

– Они были очень близки, – сказал Том, тоже встал и покинул гостиную.

Антон остался один на обитом мягкой кожей диване, пьяный, опустошенный, измученный, казавшийся самому себе очень жалким. Голова кружилась, в желудке сосало, яркое дневное солнце било сквозь тонкие зеленые занавеси, но сейчас Спасскому больше всего на свете хотелось спать. Он свернулся на диване и тут же словно бы мягко сполз в темноту.

Глава 8

А, может, было слишком мало дней?

И, может быть, мы торопились очень?

И что-нибудь не разглядели в ней,

Когда сменялись быстро дни и ночи?