Текст книги "Stories of Marvel (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Тони смотрит с насмешкой из-под очков. Тони склоняется ниже. Ноздри щекочет его терпкий парфюм – нотки дерева, немного пачули. Питер вытирает ладонь о штанину украдкой. Отчего-то сразу так жмет воротник и о Боги! Не Тор с Локи, конечно! давит в ширинке.

– Это не обнимашки, я просто двери тебе открываю… – предупреждает.

Почему же так хрипло? Почему в разрез только что произнесенным словам горячие губы мажут по шее, а ладонь накрывает промежность? Почему же?.. О Господи… Нет, невозможно.

– Ты уснул?

– Святый Господи… мистер Старк…

– Просто Тони…

И ловит его губы своими. Так, что отбирает дыхание. И глупое сердце, кажется, вовсе не бьется. У мистера Старка, то есть Тони. У Тони в ладони.

Я люблю тебя… я всегда тебя… Тони…

Хриплый смех, точно каркает ворон. И иллюзия рассыпается горстью светящихся искр. Их уносит ветер. Тот самый, что задувает на крышу. Путы врезаются в лодыжки, запястья. Не какие-то простые веревки, отнюдь. Пропитанные особым составом, что не подвластен даже ему – обладающему нечеловеческой силой.

“Щелчок проделал брешь в измерении”, – говорил ему Фьюри и просил о помощи посланнику соседней вселенной. Параллельного мира. “Мистер Бек должен спасти всех от гибели, ему нужна помощь. Питер, давай, ты же был в космосе, ты сражался рука об руку с Тони. Он считал, ты готов”, – запрещенный прием, после которого отказаться – то же самое, что предать память. Разочаровать Тони Старка посмертно.

Посмертно… так ломит в груди.

“Другой мир?”

“Почти что такой же. Может быть, ты даже встретишь там Тони. Живого, как есть. Во плоти. Не факт, конечно, что там он вообще тебя знает…”

Знает – не знает. Какой разговор? Ведь главное, что Тони – живой. Где-то Тони есть до сих пор. Влюбляется, может, ходит на работу и дышит.

Разве был у него шанс пойти на попятный? Спрятать голову, как страус, в песок. Остаться гулять по Венеции с милой девчонкой, которой он, вроде как, приглянуться успел.

Вот только обернулось все немного иначе. “Упс, – сказал бы Нед, – попадос”.

– Ну, что ты? Расстроился что ли? Что Тони здесь нет, Тони мертв, – ведет по щеке холодными пальцами с каким-то даже сочувствием. Стирает струйку крови, что сочится из разбитой или прикушенной все же? губы.

– Квентин? Зачем ты делаешь это?

– Мне нужна твоя помощь. Не уничтожить элементали, а подчинить. Не понятно? Я хочу завоевать этот мир. И ты, Паучок, мне в этом поможешь.

– Почему именно я? Я ведь просто дружелюбный сосед…

“Оставайся дружелюбным соседом, ходи в школу, влюбляйся, расти…”

Я не справился, не вышло по всем пунктам. Я так облажался.

– Почему-то он выбрал тебя среди всех. Не Тора, не Роджерса, даже не патологически честного Клинта – столько лет круги вокруг вдовы нарезать, и так ни разу и не решиться дать волю чувствам. Впрочем, Романофф ведь тоже не пережила тот последний бой. Прискорбно…

Каждое слово, точно острый кинжал, что вонзается между ребер. Так больно. Лезвие скребет по лицу и рукам, сдирает кожу – аккуратно слой за слоем.

– Он просто заменил мне отца… он не собирался передавать бразды… делать что-то такое?

– Отца? Поэтому твои фантазии столь привольны? Не мне судить, конечно, Тони был очень горяч. Жалко, что он не отвечал взаимностью, правда? Но если ты согласишься с моим предложением, ты поверишь, словно все было иначе. Было, есть и, конечно же, будет. Так долго, как ты того возжелаешь, мой мальчик.

– Не надо. Ты – как змей-искуситель, и вся твоя мерзкая ложь, твои игры с сознанием…

– Как ты смеешь, щенок?

Хрясь.

Удар по лицу наотмашь, и рот наполняется теплой кровью. Кажется, вылетел зуб, а второй раскрошился под корень.

Пусть все закончится. Просто. Пусть все это пройдет.

Наверное, он теряет сознание. Наверное, уплывает куда-то, как на раздолбанной лодке, что тихо качается ночью в океане на тяжелых волнах. И только синяя луна насмешливо и холодно таращится с поднебесья.

Так сложно открывать глаза. Тяжело.

– Что, Паучок, попал в переделку? Просил же тебя сидеть дома, не лезть. И что бы ты делал без старины Тони? Иди сюда, не реви…

Такие теплые руки – развязывают проклятые путы и прижимают к себе. Так тепло, хорошо. И ткань тонкой рубашки так быстро пропитывается влагой, что струится и струится из глаз. Очень стыдно, но так хорошо, как наконец-то вернуться домой. Ведь это же Тони, ведь Тони поймет. Тони его всегда понимает.

– М-мистер Старк, я просто…

– Все хорошо, дурачок. Давай заберем тебя отсюда домой. Черт, мелкий, я так волновался…

У его губ тревожный привкус апельсинов с корицей. Тони… он цитрусовые не ест никогда. Не любит или, может быть, аллергия. Тони, ведь он никогда… раскрывает языком его губы, и Питера просто смывает куда-то. Ведь Тони… его больше нет.

– М-мистер Старк…

– ш-ш-ш-ш-ш… ведь мы договаривались. Я – Тони.

Это не он. Это не он. Это все – не по правде.

Питер жмурится и подается навстречу. Можно ведь хотя бы лишь раз? Просто узнать, как это бывает – когда он тоже любит тебя. Так, как ты мечтал с первой встречи. Только сейчас поверить, что он не погиб. Где-то в этой бескрайней параллельной вселенной.

– Тони… Тони, да. Продолжай.

Только раз.

========== 37. Клинт Бартон/Скотт Лэнг (броманс) ==========

Комментарий к 37. Клинт Бартон/Скотт Лэнг (броманс)

упоминаются Клинташа и Скотт/Хоуп

Половина Земли опустела.

Неправда.

Была стерта половина Вселенной.

Кто-то лишился семьи и друзей, кто-то потерял любовь всей своей жизни, кто-то утратил всякое желание жить, но продолжал, все еще призрачно надеясь на что-то. Какое-то сраное чудо, которое все исправит. К примеру, Мстители. Они ведь – супергерои, которые облажались и смогли это все допустить. Пускай теперь подчищают…

Ожидание разливается в воздухе запахом серы. Ожидание звенит тревожно в умах обезумевших от горя людей. Последняя надежда для этого мира, который уже никогда… Слышите, блять, никогда не вернется?!

На исходе первого месяца ранней зимы самого первого года Клинт поднимается в горы, оставив стрелы и лук копить паутину и пыль в гараже. Опустевшего дома, в который он никогда не вернется. Снег весело хрустит под рифленой подошвой, а воздух – прозрачный и звенит чистотой, вливается в легкие свежим потоком. Выжигает изнутри кислотой.

Как будто природа радуется избавлению от лишнего бремени – три с половиной миллиарда долой. В два раза меньше машин, отравляющих воздух и воду, остановились загрязняющие океаны суда, не работают производства. Кажется, даже шахты закрыты. Земля потихоньку рубцует нанесенные раньше раны и залечивает глубокие язвы. Земля ненавидит их всех. Земле было бы лучше, исчезни они до единого все.

Клинт был бы лишь рад. Не быть и не помнить, как она рассыпалась у него на руках, развеялась по ветру пригоршней пепла. Еще секунду назад журчал звонкий смех, и огненные пружинки волос подпрыгивали весело над плечами, когда она, чуть откинув корпус назад, из лука целилась в красное яблоко, что он водрузил себе на макушку и банально развел ее на слабо.

Она так легко заводится каждый раз… заводилась. Наташа.

Снег скрипит на зубах, когда он стискивает их так сильно [или это крошится эмаль], сжимает пальцы в кулак. Опускает ресницы и дышит. Морозный воздух его пронзает насквозь, как тонкие стрелы, что смазаны ядом. Достаточно и царапины, после которой сразу – конец. Но каждая – точно навылет через позвоночник и грудь.

Вот только он как будто бессмертный.

Почему продолжает дышать? Почему не закончит все это? Почему не отправится к ней? Ведь Тони четко сказал – не осталось надежды. Они нашли Таноса слишком поздно, и Камней Бесконечности больше нет, а голова великана, снесенная каким-то осунувшимся без вредного Локи, раздавленным Тором, гниет где-то в полях второго Титана. Быть может, местные вороны все еще клюют жирных червей, что копошатся в давно опустевших глазницах…

На что ты надеешься, Клинт?

Надтреснутый смех ломает грудную клетку, и осколки костей втыкаются в легкие. Он давно не чувствует боли. Там, внутри, ничего не болит. С того проклятого дня, разделившего жизнь на “до” и на “после”.

Ноги одеревенели от холода, но несут его ближе к вершине. Там, чуть не доходя до конца, в густых соснах спрятался домик. Он не возвращался сюда чертову гору впустую потраченных лет. Он хотел привести ее сюда уже этой зимою. Им оставалось всего-то лишь победить…

Хрясь… Где-то слева под неосторожной ногой ломается ветка, и тело вспоминает рефлексы быстрее, чем мозг. Подсечка, и неудачник-шпион летит на лопатки. Вскидывает руки в защитном жесте и тут же трет отросшую щетину.

– Клинт! Это же я, успокойся…

Он и не помнит толком этого паренька, надо сказать. Та заварушка в Лейпциге была очень жаркой, и времени не хватало не то что на знакомство, а даже подумать. Кажется, они сражались на одной стороне. А вот Наташа… впрочем, Наташа всегда выбирала его, несмотря на оболочки и маски.

– Скотт. Помнишь? Я – Скотт Лэнг. Человек-муравей…

Бартон припоминает гиганта, руками разводящего облака и головою достающего до самого неба, не прекращающего как-то странно и непрерывно шутить. Впрочем с юмором у него, Клинта, всегда было туго.

– Да. Ты как здесь?..

…оказался.

– Я даже не знаю. Наверное, просто гулял.

Так далеко от людей?

Впрочем, не имеет значения.

– Ты тоже?

– Здесь хижина… у меня была когда-то. Решил посмотреть, вдруг еще цела, – это больше, чем он произнес за последние пару недель. Горло начинает першить, как от простуды. Или это протестуют отвыкшие связки.

– Можно мне прогуляться с тобой?

– Почему бы и нет?

В конце концов, всегда можно пустить стрелу ему точно в затылок, если будет слишком уж много болтать. Впрочем, лук ведь остался там, позади. Неважно, он сделает новый прямо из веток.

Через тридцать восемь бесконечных минут, в которые Скотт трещит без умолку, а у Клинта начинает болеть голова, за деревьями показывается бревенчатый домик с огромными окнами на втором этаже. Там должны быть кровати, кое-какие припасы, генератор в подвале, может быть, даже остался бензин. Наверняка хватит, чтоб поиграть в Робинзона. Хотя этого болтливого Пятницу он себе не просил. Хотя… он ведь очень давно не играет.

– Вау… чувак, это круто.

– Чувствуй себя, как дома.

Ладно, почему бы и нет. В одиночестве он совсем одичает.

*

Через пару недель они выбираются в крошечный городок у подножия, чтобы пополнить припасы. На обратном пути к ним присоединяется пес и во время привала съедает половину разогретой на костре консервы с бобами и мясом. Клинт думает, в следующий раз надо взять собачьего корма. Впрочем, может быть, хватит белок и зайцев, что как-то совсем обнаглели и вокруг их жилища ходят едва ли не табунами.

Природа оживает. Природа непременно отвоюет свое.

*

Скотт кличет их нового друга Маркизом и пускает спать в гостиной к камину, не слушая ворчания Клинта на вонь от свалявшейся, вымокшей шерсти и грязные отпечатки совсем не маленьких лап, на слюни, заливающие диван и светлый ковер.

Вечерами они смотрят фильмы по DVD все втроем и слушают завывание ветра в трубах камина. Порой целыми днями молчат. Как будто болтливость Скотта куда-то пропала. Или во время пути тот исчерпал последний ресурс. Перегорел, как и Клинт?

Черт знает. Он об этом просто не думал.

Где-то через месяц Клинт замечает, что глаза у Скотта будто потухли. Они как стекло, за которым кто-то задул огонек, распахнул настежь в стужу все окна, и покрылся внутри плотной и жесткой коркой острого льда, что с каждым вдохом врезается глубже.

Он ведь ни разу его ни о чем не спросил.

Совесть вздрагивает, но тут же с ворчанием заползает поглубже. Оставим скелеты на местах, по шкафам.

*

Зима в этом году почему-то лютует. Они все чаще не выходят за порог, где просто по грудь навалило сугробов. Небогатая коллекция дисков засмотрена до царапин, а местами – до дыр.

Лэнг рассказывает сам через три с половиной недели. На исходе этого безумного года, кажется, в самый Сочельник они напиваются, как две безобразных свиньи. Мешают виски со льдом [снаружи его – сколько хочешь], запивая красным вином, после переходят на скотч, потом – зачем-то на темное пиво, которое, наверное, все-таки эль, который так любят ирландцы.

Алкоголь [и когда Скотт успел натаскать?] вначале кажется не крепче воды. Только во рту как-то неприятно и сушит. Опьянение накатывает, как медленный, ленивый прилив, когда ты уснул на жарком песке и совсем не понимаешь, что происходит снаружи, когда тебя накрывает волна, поднимаясь все выше, и вот уже захлестывает подбородок и льется в глаза… Бежать бесполезно, да и путь к отступлению отрезан.

Он и сам не успевает понять, почему вдруг держит Скотта за руку, а тот рассказывает, перебивая себя. Про маленькую Кэсси и распавшийся брак, про хитроумного Пима и прекрасную Хоуп, про тюрьму и новую жизнь, что пошла прахом в одну лишь секунду. Собственно, как и у Клинта.

– Мне жаль, что это случилось с тобой.

– Случилось с нами. Знаешь, я думаю постоянно, останься отец Хоуп в живых, он что-нибудь бы непременно придумал. Открытый им квантовый мир… это нечто… ты становишься меньше молекул. Представь? Там даже время ведет себя совершенно иначе. Ты можешь плавать в нем, будто в реке… туда и обратно – против законов природы и против течения…

– Что ты сказал?

У Клинта проясняется в голове. Ирония – как по щелчку. Весь хмель, взвившись облачком пара, уносится в приоткрытые двери.

– Время…

Наверное, рубильник переключается и у него в голове. Скотт поднимается с пола рывком и зачем-то хватает Клинта за ворот рубахи.

– Время и квантовый мир… и есть установка. Нужно только все просчитать. Здесь справится только гений, но такие ведь есть… – с мольбой, с такой безумной, почти истеричной надеждой. Клинт может разглядеть каждую пору на коже и каждый его волосок. Клинт видит, как раздуваются ноздри и как сжимаются побелевшие губы.

Тебе нужен гений? Что может быть проще, дружок?

– Старк! Или, если он вдруг откажется – это ведь Тони, то Халк, то есть, Брюс согласится без каких-то вопросов. Собирайся, до Нью-Йорка с неделю пути, если мы не достанем машину.

Впрочем, если надо, можно просто угнать…

Хватает бутылку и осушает одним гигантским глотком.

В груди о ребра колотится ожившее сердце: “Я здесь, все еще здесь. Я стучу”.

Конечно же, это ни при каких обстоятельствах не дастся легко и не получится за секунду. Быть может, им еще предстоит отчаяться пару десятков раз и разбить в отчаянии руки о стены. Быть может…. будет еще много всего.

Клинт дышит глубоко-глубоко.

Он вспоминает этот запах. Надежды.

========== 38. Тони Старк/Брок Рамлоу ==========

Комментарий к 38. Тони Старк/Брок Рамлоу

Упоминается Стони и Баки/Брок

– Думаешь, твои демоны здесь тебя не достанут?

Он хмыкает в темноте. Щелчок, огонек зажигалки. Затяжка. Вонючий, приторный дым с оттенками яблока с вишней вливается в легкие, попутно размазывая по горлу деготь и жидкий мазут.

– Думаю, за каким хреном мои демоны сдались тебе?

Откинет голову на спинку дивана, позволяя отяжелевшим векам закрыться. Все равно единственное, что он видит – абрис крепкой фигуры на фоне ночных огней из окна. Все равно – так и есть. И он слишком устал. Шутка ли – почти неделя без сна. Пеппер давно бы вытрясла душу. Впрочем, мисс Поттс здесь, конечно же, нет.

– Старк, думаешь, это выход? Запереться в этом сраном домишке, где ни Фьюри, ни Щ.И.Т. не найдут, и тогда все разом сотрется?

У него ухмылка кривая на обожженном лице. И нет, Тони ни на секунду не думает, что съезжает с катушек или видит какой-то там призрак. Сказки для малышни. Он как-то и не думал ни разу всерьез, что там, в Лагосе, Брок Рамлоу на самом деле погиб. Как известно, лишь тараканы выживут, когда над миром распустятся взрывы-грибы, как язвы, которые прорвет все и сразу. Тараканы и, видимо, Брок. Впрочем, это ведь равнозначно.

– Ближе к делу, Рамлоу. Я весь во внимании. Или ты внезапно случайно в Болгарии и заскочил проведать по дружбе?

Сил и эмоций не хватает даже на то, чтобы вложить в голос хотя бы капельку яда. Весь мир – он просто черно-белый какой-то. Ему лень попробовать встать, зажечь верхний свет, приказать даже Пятнице что-то.

Он может просто сидеть и крутить в своих пальцах давно опустевший стакан, туша о дно сигарету. Запустить Броку в голову, что ли? Хоть какое-то веселье.

Ха-ха.

– Что я вижу? Великий Тони Старк размяк и как-то даже раскис. Неужто знание, что о н выбрал убийцу отца тебя прямо так доконало? Бросил в Сибири ветрам и снегам. Печально. Казалось, твой стержень несколько крепче. Что ж… и соломинка ломала верблюду хребет.

– Избавь меня от таких банальностей, Рамлоу…

Тот равнодушно дернет плечом и зачем-то стащит черную куртку, швырнет куда-то в угол, не глядя. И совершенно свободно, будто бывал здесь тысячи раз, пройдет к неприметному бару, плеснет себе виски.

– Ты ведь не против?

– Разумеется, нет. Угощайся.

Глазные яблоки колет и жжет. Так, будто кто-то вонзает в них раскаленные длинные иглы. Старк веки трет и виски́. На затылок опускаются горячие руки. Одно движение, и террорист заберет его жизнь. Шею свернет легко, как цыпленку. Отчего-то Тони на это плевать. Так, словно внутри и впрямь давно все сгорело. А что могут чувствовать пепел, зола? Им неведомо даже уныние…

– Выпьешь со мной?

– С какой это радости?

– Потому что – а что бы и нет?

И пихает в пальцы бокал. Холодный и влажный. Глухо стукнутся друг о друга кубики льда.

Старк пьет машинально – крепчайший алкоголь, будто воду. Чужие ладони зачем-то гладят затылок. Скользят, точно змеи, по шее, к ключицам. Отравляют сквозь кожу безумия ядом.

– Я знаю, Старк. Я тоже проходил через это, – горячий шепот ползет по хребту, и губы – твердые – тычутся в шею. – Так тупо было считать его другом – марионетку, серийного убийцу под психокодом. Лучшего, из всех, что Гидра взрастила. Знаешь, позже я долго гадал, как вообще он смог бороться с программой? Как сумел вспомнить твоего треклятого Кэпа? Зола ведь так и не понял, не нашел объяснений. Он стирал его личность, а тот возвращался. Каждый чертов раз возвращался к нему…

Пальцы впиваются, наверняка оставляя безобразные метки. Боль… боль – это так хорошо. Боль немного прочищает рассудок.

– Каждый раз для него – только Стив.

Это злость, это ненависть, это отрава. Это ревность черней самой безлунной и холодной из всех одиноких ночей. Это то, чего Рамлоу никогда не признает. Это то, что – он думает – их с Тони роднит.

– Капитан Америки, гордость нации. Мститель, – Брок плюет смачно под ноги, его улыбка в темноте как оскал. – Он выбирал не тебя, Тони Старк, не героя. А этого недочеловека, террориста, убийцу. Ты ведь думаешь именно так? Он уходил от тебя и шептал ему это пафосное: “Баки, всегда”. Я выблевал бы свои кишки, если бы видел… Теперь ты здесь… одинокий и брошенный Старк.

Наклоняется вперед, как в омут ныряет. Целует отчаянно, вгрызаясь в нижнюю губу. Струйка крови стекает по подбородку, и вязкие капли путаются в щетине. Старк не отталкивает и не отвечает. Как будто ждет – что же дальше, на сколько хватит его?

Брок отстраняется спустя часы или секунды. Утирает с губ следы от крови, слюну. Тони и бровью не дернет, лишь сядет удобней, закидывая ногу на ногу. Скрывая внезапный нелепый стояк.

– Чего ты хочешь, Рамлоу?

– Забыть о Зимнем солдате. Ведь это не может быть сложно для гения, так? Помоги все забыть, и больше обо мне не услышишь. Будешь и дальше здесь сиднем сидеть, топить тоску в виски и скотче и пялиться на пламя в камине. Ты только мне помоги. Какое-то средство для потери памяти? Промывка мозгов? Черт, Старк, да посмотри же ты на меня! Что мне сделать? Молить? Ты ведь знаешь, каким это может обернуться отчаянием…

Сухой, ломкий смех кажется болезненным кашлем, предвестником смерти.

Забыть?

Действительно, ничего сложно, Брок.

Он ведь – действительно гений. Он – Старк. Ему все по силам.

– Мы вместе забудем с тобой. Так и быть, – и подается навстречу, сокращая расстояние между ними в микроны.

Это действительно просто – забыть.

Стирая себя из реального мира.

Как два пальца. Легко. Об асфальт.

========== 39. Харли/Питер, упоминается Старкер ==========

Комментарий к 39. Харли/Питер, упоминается Старкер

Старкер без какого-то сексуального подтекста, отношения отцов и детей

– Куда разогнался, молодой человек? Живо вернулся и запихал в себя эти тосты и сок. Давай.

– Эм Джей очень ждет, да и Нед…

– Я считал, ты уже достаточно взрослый для того, чтобы элементарно позаботиться о своем организме. Видимо, ошибался.

– При чем тут завтрак вообще? Мистер Старк, так нечестно.

Но тот уж скрылся за своими очками и непроницаемыми страницами ежедневной газеты. У Питера будто заложила в ушах и во рту как-то горько от постоянной, не проходящей обиды.

Ты даже не замечаешь меня. Тебе все равно. Ты… ты просто мучился чувством вины, а сейчас, когда я вернулся… будто не было той битвы и этого “Паучок… Питер, родной”. Снова выстроил между нами холодную, твердую стену, не разнести ее, не обойти, не перепрыгнуть как-нибудь даже. Хоть паутину всю изведи.

– Пеппер мне даже не мать. Вот вернутся из путешествия Мэй и Хеппи, отправлюсь домой, раз мешаю.

– И откажешься от лабораторий в подвалах этого дома? Как скажешь, пацан…

Он даже носа не высунет из-за газетных страниц. Лишь рука с роликсом на запястье покажется на пару секунд, чтобы ухватить со стола кружку с черным, без сахара, кофе. Кленовый сироп, но ни корицы, ни сливок.

Питер знает его привычки лучше, чем даже свои. Странно, что за пять лет они не стали другими. Да и сам Тони все тот же – ядовитый и циничный, порой равнодушный заноза. Он – циник. Порой Питер думает, что совершенно без сердца. Может быть, тогда, очень-очень давно, в жаркой пустыне Афгана его вырезали вместе с шрапнелью, оставив качать кровь какой-нибудь поршень?

Вот только он помнит. Там, на развалинах базы. В бою, который, возможно, вполне мог стать их последним… Измазанный грязью и копотью Тони его прижимал, как родного, груди. И через две железных брони Питер слышал. Питер слышал, как стучало сердце героя.

Глотает свой завтрак на вкус – пластилин и бумага вместе с тягучей обидой, что горло забивает, как слизь. Ну и ладно. Осталась всего-то неделя, а там тетя Мэй вернется домой, и он сможет…

Он сможет отказаться от того, кто стал его надеждой, опорой, кто стал ему ближе отца и дороже лучшего друга? Наставник. Пример. И, наверное, все же семья.

В школу сбегает с черного хода, проигнорировав водителя, что ждет его в “Мерседесе” на подъездной дороге. Еще чего не хватало.

*

– Опять что ли сбежал? Слушай, я знаю Тони, он будет злиться.

– Угу. Только если заметит. Да и вообще… ему наплевать. Не занудствуй.

– А я заслужил поцелуй?

– Ни хрена. Хотя… я соскучился вроде. Иди сюда, мелкий.

– Сам ты сопляк, я уже тебя перерос. Эй, Питер, постой.

Целует его, зарываясь пальцами в волосы чуть светлее своих. Сжимает и оттягивает, чтобы добраться до горла. Под губами судорожно дернется кадык. Оставит метку чуть ниже левого уха. Куснет. В ответ раздастся шипение.

– Однажды ты у меня все же отхватишь.

– Но не сегодня. Я прав?

Прогнется, помогая стащить с себя рюкзак и футболку.

Теплые ладони скользнут вдоль спины, пуская россыпь мурашек по коже.

*

– Значит, Эм Джей? – Пеппер устроится у него на коленях, опуская голову на плечо.

Тони обнимет, привлекая к себе и оставляя поцелуй на плече, на виске, в волосах, что пахнут ландышами и рассветом.

– Ты правда веришь в эти россказни про девчонку из школы? Он каждый день с ней уходит с занятий, чтоб проводить. Но сворачивает раньше за два перекрестка, – проигнорирует ворчание супруги: “Опять что ли шпионил?” Зачем отвечать на не требующий ответа вопрос? – Они просто дружат, а он… Боится, что мы не примем сделанный выбор. Осудим, ужаснемся и не поймем. Как будто это могло быть возможным после Кэпа и его психа-солдата. Или Тора с его впечатлительным братцем…

Она вскинет глаза удивленно и поймает смешинки в его темных глазах.

– Скажи мне, что это не тот истеричный мальчишка. Как его? Флэш?

– Тот самый, что задирает Питера в школе и сходит с ума по Человеку-пауку? К счастью, нет.

– Мы с тобой, как старые сплетники, знаешь?

– Не молодеем, мисс Поттс.

Она давно – миссис Старк, но он зовет ее так по привычке. Как дань воспоминаниям о былом. Он все равно никогда не собирался с ней расставаться. Никогда, ни при каких условиях, ни за что. Как вообще он смог бы жить без нее? Немыслимо, дико и совершенно нелепо – подумать что-то такое.

– Так ты мне раскроешь главную тайну?

– Про мальчишку Пита? Да ты знаешь его. Помнишь 2012 год и тот маленький городок где-то в Теннеси?..

– Харли Кинер с его гаражом? Но… как?

– Переехал с семьей после второго щелчка. Он даже приходил к нам как-то на ужин. Кажется, тем вечером было заседание правления, а сразу после – срочный вылет в Берлин. Но Морган ведь тебе рассказала? Признаться, я как-то забыл. Ничего такой вышел вечер… семейный…

– Мы совсем запустили детей. Даже понятия не имеем, что с ними твориться.

Старк хмыкнет на это безапелляционное “мы”. Ладно, раз она хочет. В конце концов, кто глава их империи и семейства? Уж точно не он. Скромный инженер и изобретатель. Может быть, немножечко гений… Может быть, даже в чем-то мудрый отец?

*

Телефон беззвучно мигнет, и Харли потянется через кровать на пол за трубкой, стараясь не задеть спящего рядом. Коротко поцелует в плечо.

Входящий вызов. Конечно же, из поместья.

– Да, Тони?.. Не волнуйся, он спит. Не думаю, что вернется сегодня… Нет, со школой не будет проблем… Серьезно? Ты как наседка. А ты знаешь, что Питер решил, будто тебе глубоко наплевать на все, что с ним происходит?.. В каком смысле “так надо”?.. Ладно, это ваши дела, я ни причем. Но его мучает вся эта ситуация… Тони… Что значит, “он однажды поймет”? Если я ни хрена не понимаю сейчас… Нет, не надо. Может быть, он поживет у меня?.. Я скажу…

Отключится и рухнет назад на подушки. Задумчиво проведет рукой по бедру. Спящего, как он искренне считает, мальчишки.

========== 40. Баки/Стив ==========

Комментарий к 40. Баки/Стив

модернAU

Впервые Джеймс видит его вечером в хмурый, дождливый четверг. Тот пьет крепкий кофе с кленовым сиропом у крайнего столика ближе окну. Читает книгу в ярко-синей обложке с дурацкой желтой ракетой, время от времени перелистывает страницы назад и долго задумчиво трет мизинцем край левой брови.

Он залипает на эти руки просто на раз. И возвращается в окружающий мир [спустя минуты? часы?] лишь от резкого окрика Сэма.

– Серьезно? Джеймс, ты в каком сейчас из миров?

– Прости, задумался просто.

Он часто-часто моргает. Почему-то слезятся глаза. А незнакомец [Джеймс прозвал его Капитан. Наверняка, пехотинец или десантник] тем временем откладывает уже закрытую книгу и с самой милой улыбкой на свете поднимает со стула свой [надо отметить, вполне залипательный] зад.

Колокольчик звякнет над дверью, впуская блондинку, что будто бы только что с обложки журнала сошла. И не какой-нибудь там бульварной, желтой и пошлой мазни. Как минимум, что-нибудь вроде Vogue или The New York Times Magazine. Красавчик обнимает ее за хрупкие плечи, а девица мажет яркой помадой тому по щеке, прижимается к широкой груди пышным бюстом.

Джеймс с грохотом опускает свою кружку на стол. С соседних столиков на них бросают любопытные взгляды.

– И что это было? Ты что вот так взял и запал? – Сэм упирается ладонями в стол, ожидая ответа. Такая реакция друга – загадка.

– Ничего особенного, просто забей.

Капитан покидает кофейню со своей подружкой под руку. Та что-то негромко ему говорит, доверчиво склонившись к самому уху.

“– Серьезно, ведь это плевое дело. У них что ли больше нет никого?.. В конце концов, мы даже не в Будапеште…”

“– Нат, ты не понимаешь всей серьезности обстановки…”

“– Нет, Стив, я-то вижу ее хорошо…”

Джеймс обращается в слух, пока эти двое не исчезают за дверью. Не видит, что Сэм давно замолчал и наблюдает за ним с очень странной улыбкой. Прокручивает подслушанный диалог опять и опять в своей голове. Не так уж похоже на разговор двух влюбленных.

Значит, его зовут Стив. Стиви. Стивен…

Лыбится, как полный дебил, пробуя звуки на вкус так и эдак.

*

– Слушай, одному здесь дико скучно. Я могу тебя угостить?!

Джеймс набирается смелости через целых четыре недели. Каждый день из которых проводил безвылазно здесь. Прятался за меню, за широкой кружкой с давно остывшим кофе или чашкой с бульоном. Смотрел, как е г о капитан то пьет свой напиток, неспешно глотая, то читает бумажную книгу [в наше время? реально чудак], то просто смотрит в окно, как будто все время ждет, что кто-то вернется. Наташа? Или кто-то еще?

Чашка обижено звякнет о блюдце, но он поставит ее все же на стол и усядется рядом с самой обворожительной из улыбок. Такой напряженной, что меньше, чем через минуту скулы уже ноют и страшно болят.

– Джеймс Баки Барнс.

– С-стивен Роджерс. Спасибо.

Берет кружку с дымящимся кофе и машинально делает огромный глоток. Зрачки расширяются от удивления. Конечно же, Джеймс угадал.

– Я вижу, ты здесь часто бываешь.

– Здесь тихо и похоже на дом.

Стивен прячет в чашку улыбку смущения и сбивчиво пытается что-то добавить про Бруклин и маленькое, точно вот такое кафе, где диванчики, в которых целиком утопаешь, старинные абажуры, и лампы, а еще бумажные книги, которые можно брать с полки и свободно читать.

– Понимаешь, они словно дышат. История как будто оживает в руках, становится объемной. В сотни раз лучше, чем электронный файл или фильм. Оставляет пространство фантазии что ли.

Стив говорит с таким жаром, Джеймс глаз не может от него оторвать. Вдруг умолкает сконфуженно посреди оживленной тирады. Откуда он? Из прошлого века? Такой потрясающий. Блядь.

Джеймс по уши. Он в нем просто с самой макушкой.

– Прости, я, должно быть, тебя утомил, – Стивен мнет в пальцах салфетку и отчего-то краснеет. Так мило – краской смущения по скулам, на шею, под вязаный свитер, а еще – на самые мочки ушей.

– С чего ты взял? – предательски срывается голос. – Мне интересно с тобой.

Если честно, я тону в тебе с головой.

– Это вежливость, я понимаю, – Стивен кивает, сворачивая несчастные обрывки салфетки в пятитысячный раз.

– Ты делаешь мне одолжение и этого даже не видишь.

Джеймс улыбается на его ошарашенный взгляд и повторяет заказ.

– Еще по одной. Ведь ты же не против?

*

– Баки! А я тебя жду.

Сегодня Стив в умопомрачительной лётной куртке [нет, ну точно служил в ВВС. Кажется, в этом он Сэму проспорил], что так плотно облегает широкие плечи. Чертовски сложно сосредоточиться на чем-то другом. Да просто взгляд отвести и хотя бы сделать заказ.

– Б-баки?

– Ну, это ведь твое имя? Джеймс Баки Барнс.