Текст книги "Stories of Marvel (СИ)"
Автор книги: Мальвина_Л
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
И ты доверяешь мне?
“Доверяю. Я доверяю тебе”.
Дернет за руку так, чтобы ближе. Так, чтобы грудь впечаталась в грудь. Виском – к виску, и ладони скользнут по лопаткам. Дыхание жаром опалит небритую скулу, и мурашки толпой – на шею, под воротник, по спине и к рукам.
– Что бы там ни было, Тони, сейчас мы – команда. Мы обязаны попытаться. Ради тех, кого с нами нет. Любой ценой, понимаешь?
“Мистер Старк… мне что-то плохо…”
– Любой ценой, Роджерс. Да.
> > Это, черт возьми, так. Не ради твоего треклятого Баки, Стренджа, кто еще там пропал? Ради мелкого Питера, может быть, он еще ведь мальчишка и толком даже не жил. Ради тебя, кусок благородства и идиотизма, чтобы снова научился дышать полной грудью, чтобы перестал быть похожим на труп. На памятник себе же из дебильных музеев, куда толпами ходят герлскауты и лупоглазые девчушки в бантах из младшей школы.
– Главное не то, чего мы лишились, а то, что сумели сохранить.
Сумели, смогли, получилось.
> > Потому что, Кэп, если б и ты… к Таносу остатки этого мира.
Я смог бы, наверное, и дальше дышать, поддерживать живым состояние организма. Вот только пытаться изменить и спасать? На это бы сил, увы, не осталось.
– Тони, скажи, что мы сможем? – так отчаянно шепчет, хватаясь за руки. Слышит, как ломается голос. Стив ломается изнутри, как иссушенная зноем ветка на дереве, что мертво столько лет. Мертвы даже корни.
“Скажи, что я снова смогу быть с ним рядом. Скажи… я всегда буду верить… Но ты скажи, скажи мне именно ты. Тот, кто так сильно его ненавидел. Скажи, что поможешь, что ты сделаешь все…” – не подумает Стив и, конечно же, никогда не попросит.
– Нам придется, солдат. Соберись. Ныть мы будем позже. После победы.
У Кэпа расправляются плечи и, кажется, исчезают эти крохотные складки у глаз и у рта. Кэп словно становится еще выше ростом, сильнее. Наверное, это стоит всего.
Видеть, что ты – это тот, кто еще раз ему дарит надежду.
Хотя бы что-то, Тони. Хотя бы вот так.
Любой ценой, чертов Роджерс.
Комментарий к 21. Стони/Стаки (юст)
новому трейлеру посвящается. мы, блять, просто сдохнем массово в кинотеатрах.
========== 22. Тони/Стив (юст) ==========
Как будто не было всех этих лет и смертей. Как будто Тони – прежний Старк – стоит сейчас перед Кэпом не потрепанный жизнью, не с лицом, покрывшимся сетью мелких морщин, не с сединой в волосах, что тогда, в две тысячи двенадцатом были черны, как вороново крыло. Тони Старк – миллиардер, весельчак, балагур.
И растерянный Стив. Стивен Роджерс. Живой.
Здесь, где ничего непоправимого п о к а еще не случилось.
– Тони? Это ты? Где твой костюм? Что такое?
Это Стив. Стив две тысячи двенадцатого года перед ним в руинах разнесенного Локи Нью-Йорка. Стивен как будто… ох, к чему это “как”? Абсолютно живой. Все тот же пай-мальчик Роджерс. Все такой же правильный, боже, зануда.
Тони… странно… Тони хочется рвануться вперед и обхватить эти супергеройские плечи. Наплевать, забыть обо всем и с размаха врезаться в губы губами. Хотя бы раз, хоть вот так, но успеть. Слизать с них вкус крови и пыли.
– Это Локи натворил его магией? Как ты?.. – в голосе Кэпа звенит беспокойство. Он смотрит. Это прежний Стив. Он живой. Он живой и еще не знает про Баки…
“Это шанс”, – шепчет гаденький голосок в голове Тони Старка. Шанс отсюда, с этого места сделать все по-другому. И Стив никогда не узнает, кто такой Зимний солдат. И сержант Джеймс Бьюкенен “Баки” Барнс никогда не разрушит не успевшую окрепнуть дружбу и все, что могло бы случиться потом, но только никогда не случилось, потому что Стивен ушел. Потому что Кэп в любой из вселенных выбирал бы Солдата.
Но только не в той, где не из кого выбирать. Где Барнс к нему просто никогда не вернется, не вспомнит, сгинет где-нибудь в застенках ГИДРы или ЩИТа. Все равно. Просто… никогда и ничего не испортит.
Да, это шанс. Этот шанс гораздо важнее, чем призрачное спасение мира.
– Кэп… это я. И дело не в Локи…
Локи мертвее мертвого уже очень давно. Правда, в этом времени, в этой вселенной все может повернуться иначе. Может, в этот раз Тор научит-таки братца уму. Или попросту вытрахает из него тягу к пакостям и проказам. Надо будет подкинуть Златовласке идею. Потом, когда точно будет все позади. Потом, когда Тони поймет, что сработало, вышло.
– Мы закончили здесь?
– Да. Все позади.
– Тогда давай отыщем место, где нам не будут мешать.
Мстители, Фьюри, даже сам он – тот, прежний Тони, у которого только остроты и секс в голове. Тони, который – пока что – совершенно свободен. Не наполнен приторно-правильным Кэпом до самых краев. Тот Тони еще на самом пороге, он в шаге от того, чтобы рухнуть в пропасть, в которую, кувыркаясь, летит до сих пор. И скоро разобьется об острые камни. Если поймет, что все зря, что Стив Роджерс – там, в его времени, мире. Стив Роджерс мертв, и это никак не исправить. Стив Роджерс мертв, и ему просто останется жить с этим дальше.
Стив Роджерс мертв – там. Сгинул, пытаясь вернуть ненаглядного Баки.
Стив Роджерс там мертв, но сейчас Тони – здесь. Тони здесь, чтобы все это исправить.
– Что-то все же случилось? Мы не справились? Локи…
– К дьяволу Локи, речь пойдет о другом. О гибели половины вселенной.
– Как же…
– Я тебе объясню, только сначала уберемся отсюда.
Где торчат у всех на виду, где в любой момент появится прежняя версия Тони. Или Фьюри увидит и сможет сложить два и два. Или шпионка Наташа Романофф. Любой из мстителей, если честно, кроме разве что Тора. Но у бога в Асгарде сейчас своих дел – выше крыши.
– Пойдем. В твою башню?
– Нет. Не совсем. Ты увидишь. Ты мне доверяешь?
– Доверяю, конечно.
Сжимает его руку своей. Нет, блять, это ведь невозможно. Мурашки табуном пронесутся от запястья к локтю, сыпанут на шею, на плечи и спину. Тони втянет воздух со свистом.
Стивен живой. Пульс в венах под его пальцами бьется.
> > Я теперь не смогу отпустить, не смогу. Даже пальцы разжать не сумею. Ты меня не заставишь.
Ему бы запрыгнуть в костюм, врубить двигатели на полную мощность, сграбастать Стива в охапку и улететь далеко-далеко. Может быть, даже прочь из галактики, куда-то в другую вселенную, где Зимний солдат не появится, чтобы смешать все их карты. Где Танос – безумный титан не похерит половину живого. Где Стив – этот самый Стив не отдаст свою жизнь за то, что считает единственно верным. Где Тони Старк не будет выть над бездыханным телом не-лучшего даже не-друга. Где Тони Старк успеет сделать или хотя бы сказать. Однажды шепнуть тихо-тихо, не громче шелеста ветра:
“Я люблю тебя, Роджерс”.
Люблю тебя, упрямый осел, готовый принести себя в жертву на благо холодной, равнодушной вселенной.
Сгрести мягкие волосы в кулак на затылке, не дав и шанса, попытки попробовать освободиться. Целовать его губы, сминать, и стонать в его рот, совершенно дурея. От страсти падать в безумную, тягучую нежность. Умирать, воскресать. Просто быть. Просто снова быть рядом и стать вдруг опять настоящим, живым.
Ладони Стива у него на плечах. Так правильно… Сердце лупит по ребрам. Глупое… тише, не надорвись. Воздуха нет… он в глотке еще выгорает. Вены разъедает как кислотой. И тянет, крутит каждую жилу. Я могу дышать только тобой…
– Тони… нет…
Отшатывается с каким-то даже испугом, хватая ртом пропитанный гарью и частицами извести воздух. И аккуратно убирает его руки с себя.
– Тони, нет. Прости… не могу.
– Я поспешил… приношу извинения…
Пусто. Пусто-пусто внутри. Как бокал, в котором непоправимо быстро закончился виски.
Стивен тряхнет головой. Пятерней откинет с лица упавшую светлую челку. Стивен… Стивен все же живой.
– Ты не поспешил. Просто я не… никогда… Тони, ты не знаешь про Баки… Это было давно, и Бак… семьдесят лет он, как мертв… Но он был всегда, сколько я себя помню.
Голос дрогнет… и весь мир вдруг для Тони затихнет. Нет полицейских сирен вдалеке и надрывного, горького плача. Ничего. Как будто из мира откачали весь воздух. И губы… эти мягкие губы со вкусом яблок, хлесткого ветра, дождя. Губы шевелятся абсолютно беззвучно. Что там может быть, чего бы Тони не знал?
Что там может быть, если даже не осталось надежды?
Тони как-то привык умирать. Это легче, чем оставаться совсем одному на планете.
Но ведь Стивен… Стивен живой. И все может… все может еще измениться.
Тучи над Нью-Йорком густеют, и где-то в Бруклине сбиваются в кучи. Ударяясь друг о друга, высекают искру. Бьют молниями в оставшиеся целыми редкие небоскребы, что торчат тут и там, как клыки в пасти у великана. Низкий, рокочущий грохот, как гогот сотен сорванных глоток. Может быть, просто развлекается Тор? Снова затеял с придурочным братцем разборки.
– Это глупый порыв. Хватит, Кэп. Замолчи. Нам надо подумать, как спасти миллиарды женщин, стариков и детей… Сейчас только это имеет значение. Я просто… не справился… слишком свежо… здесь ты живой…
И осекается, потому что Стив сразу же понимает.
– Здесь я живой, а там… нет? Где это – там? И кто ты? Откуда?
– Я – Тони Старк. Но не тот, что сегодня здесь сражался вместе с тобой. Хотя именно здесь – начало всего. Танос послал Локи украсть Тессеракт. Один из Камней Бесконечности, что уничтожат Вселенную. Там… Стиви… – нежность сдавливает горло , как ошейник с шипами. Бьет наотмашь, и Тони секунду молчит, – мы с тобой… Мстители… мы проиграли. Там столько людей стали прахом и столько мертвы. У нас была вторая попытка, но мы облажались. Там я держал тебя на руках, и глаза твои стекленели… Мне это не понравилось, Кэп…
> Я не готов терять тебя больше. Я – циник, эгоист и подлец. Я вернулся сквозь время, чтобы не дать погибнуть одному идиоту. Тому, без которого я не дышу. Пусть я ему и не особо то нужен. Но кто-то… ведь должен быть где-то рядом, чтобы ты читал ему нравоучения и морали…
– Если у тебя есть план, я готов. Ради спасения миллиардов невинных.
Стив кивает и закидывает свой треклятый щит на плечо. Стив, что даже не изменился в лице, узнав про свою возможную [вполне реальную] гибель. В этом весь Стив – он живет для других.
Не видит, не чувствует, что кому-то без него невозможно.
“Дай мне шанс. Мне хватит всего одного…”
– План есть, Капитан, только шанс – один среди миллионов провальных.
– Даже если один, мы сделаем это. Любой ценой, так ведь, Тони?
– Любой ценой, Капитан.
А на губах все еще привкус яблок и ветра.
========== 23. Тони/Питер ==========
Он не скучает по пацану, даже не вспоминает его. Нет, ну серьезно, с какого бы перепуга?
У них разборки с Таносом в самом разгаре и очередное спасение Вселенной. У них расклеившийся бог из Асгарда, что даже кружки пивные бить перестал. У них нытик в синем трико, что даже старше дедушки Старка. У них бесячая баба не вылезает из тира, и если ее Леголас в ближайшие дни не вернется, забив на вендетту и тупое противостояние с Якудза, в чьих-то супергеройских костюмах прибавится дырок.
У них половина Вселенной стала чертовым удобрением в зимнему саду для титана. У них каждый вдох по секундам расписан, а про сон ни один из них и не вспомнил.
Так какого же черта Тони Старк должен скучать?
По мальчишке, что доверчиво цеплялся пальцами за рукав или полу его пиджака. Тянул на себя и взахлеб тараторил. Про новую стрелялку: “Мистер Старк, последняя мода, вы видели на YouTube? Когда бы успели, сейчас я вам все расскажу…” Про новый проект, в котором “нет, вы представьте, Нед, он реально ведь гений. Почти такой же, как вы. Ему учиться еще, конечно…” Про новую девчонку в их школе, за которой все парни немедленно выстроились в ряд и, как на привязи, стали таскаться. “Нет, вы бы видели, Тони, смешно. Она как тот крысолов из легенды, только без дудки, а они все строем или стадом?– за ней, разве что слюни не капают на пол. Придурки. А она почему-то на химии села со мной…” И хитрый-хитрый, быстрый взгляд наискось.
Ох, Питер. Такой еще сущий ребенок.
Тони – взрослый мужик. Ему все эти сказки и сопли по боку. Тони сейчас, может, даже дышится легче. Хотя, конечно, жаль пацана. Но в той же лодке – гребаная половина Вселенной, так почему? Почему он д о л ж е н скучать по тому, кто раньше не давал ни прохода, ни жизни?
Непременно лез своей картофельной палочкой в тонин соус, облизывал пальцы, причмокивал и нависал. Все время норовил коснуться руки или подвинуться так, чтобы бедром легонько скользнуть по бедру. Невинно, разумеется, и с о в е р ш е н н о случайно.
Это каждый раз раздражало буквально до взрыва. Только Тони почему-то молчал. И делал вид, что ничего с о в е р ш е н н о не видит. Не догоняет, ослеп и сразу оглох. Не чувствует феромоны, что бьют из мальчонки фонтаном. Это возраст. Гормоны. Пройдет.
“Мистер Старк? Я сделал что-то не то?”
“С чего ты взял? Все путем. Передай мне картошку”
Он так устал от постоянных звонков днем и среди ночи, не взирая на время, часовые пояса и прочую мелкую чушь. От рассказов взахлеб про грабителей в масках, про старушек, которых кто-то должен водить через оживленные перекрестки Нью-Йорка, про карманников, что лезут к девушкам в сумки, про насильников, что устраивают засады в темных парках, в кустах, у неприметных тропинок. Он пуще прочего устал опасаться неизвестных звонков, из которых каждый может оказаться равнодушным голосом из службы спасения. Тем самым, что сообщит, зевая и, может быть, почесывая волосатое пузо, что спасать больше некого здесь, что Питер уже никогда… чертов Паркер…
“Мистер Старк, мне что-то плохо… ох… мистер Старк, не хочу умирать…”
Он не должен все это помнить сейчас. Тони Старк на проклятом Титане. И Паучок, развевающийся пригоршней пепла и дыма. В красных лучах чужого, заходящего солнца. Или то был огонь от пожарищ? Или просто плотная пыль, что с кровью мешалась и забивала глаза. Ничего не осталось в руках. Совершенно. Даже запах пропал. Спрайт и лимонная жвачка, хот-дог без горчицы, он же люто ее ненавидит… пацан.
Нет. Старк искренне не поймет, какого собственно черта. ПОЧЕМУ он должен скучать по чужому, приблудному пацану? Прибившемуся однажды, как дворняга, и решившему где-то рядом остаться?
Почему он должен скучать?
Ни за что.
– Тони… – Наташа осторожно тронет за руку, возвращая сюда. В штаб тех, кто остался в живых. Кто остался. – Мы должны попробовать, Тони. Ради тех, кого с нами нет.
“А вы однажды узнаете, Тони. Однажды вы правда-правда поймете, что я не такая уж и помеха, я тоже могу. Быть полезным, важным. И что-то все-таки значить. Не бесполезный балласт…”
Не балласт.
– Если есть хоть малейший шанс… – сорванным голосом Роджерс. Только тень от того, кем он был. Так, будто Зимний солдат забрал на тот свет не только душу, но и большую часть его силы. А еще желание жить – все, сколько в нем оставалось, до дна, до конца.
– … мы должны попробовать, – боги – они ведь тоже любят, как люди. Теряют, учатся с этим жить. И чаще у них не выходит. Никак.
– Любой ценой, – твердо, без тени сомнения соглашается кто-то, кого Тони Старк никак не может узнать.
– Любой ценой, – повторяет каждый в темном, слишком большом для них зале. – Любой ценой, – говорит он опять. Это он, Тони Старк говорит.
Нет, он не будет скучать.
Питер Паркер до колик еще ему надоест. До оскомины и проеденной плеши. Питер Паркер такой. Шебутной. Баламут.
Самый лучший мальчишка на свете.
========== 24. Клинт/Наташа ==========
Комментарий к 24. Клинт/Наташа
Спойлеры к треклятому Финалу
– При других обстоятельствах я бы сказал, что зрелище незабываемое.
У Клинта дух перехватывает от этой бесплодной планеты. Выжженные равнины у подножий гор, что будто оплавились от дыхания драконов, которые тут, возможно, обитали когда-то. И это раздутое, истекающее кровью светило. Оно пульсирует, как гигантский гнойник, который в любую секунду рванет, заливая все мраком и смертью.
Быть может, Камень Души и должен быть спрятан в филиале, прообразе Ада? Или все проще, и это именно она – преисподняя.
Ладошка Наташи в его руке холоднее, чем лед.
– А ты его не забудешь. Точно также, как я. Не каждый день участвуешь в спасении бесконечной Вселенной.
У нее черты лица заострились. Как барельеф, который вырубил кто-то в скале. Потом, когда все закончится, и еще многие и многие годы Клинт будет думать – она поняла все в самом начале. Еще когда космолет едва-едва коснулся безжизненной, мертвой планеты. Она поняла и решила.
Вормир.
Он не забудет до конца его жизни. И где-нибудь там, уже после всего, где она ждет его с печальной усмешкой и глазами, полными слез, он просто спросит перед тем, как обнять, встряхнет легонько за плечи: “Скажи мне, Нат, почему? Почему ты решила, что можешь оставить? Кто сказал тебе, что я справлюсь один? Без тебя?”
– Давай, Клинт, просто сделаем это. Пойдем, заберем чертов камень и вернемся обратно.
– Пойдем, – у него отчего-то спазмом горло стянуло. Он смотрит на этот выжженный мир и внутри обмирает.
Он знает, – с первой секунды и первого вдоха весь его путь вел лишь сюда. Он знает. Он уже видел эти пейзажи. Считается, что у каждого место смерти, то место, где он сделает последний выдох и вдох, зашито в памяти, запечатано сотней печатей. Но есть у каждого, и он его узнает, когда этот миг наконец-то приходит – а он приходит непременно ко всем.
– Наташа.
– Мы справимся, Клинт. Мы должны.
“Любой ценой”, – в их головах звучит эхом, рефреном. Любой ценой. Что же, значит, так тому быть.
Любой ценой.
Вот только когда они слышат безумную цену… Да, он готов. Ради нее. Потому что иного выбора нет, потому что здесь они – только двое.
Да, он готов. Он узнал.
Касается ее лба своим любом.
“Ты для меня – это жизнь. Я не могу иначе, Наташа”
– Скажи моим, что я их любил.
– Ты скажешь им сам, – и ловит его над раскинувшейся темною бездной.
Она не боится. Его маленькая, такая хрупкая Нат.
– Прошу тебя, Наташа, не надо. Наташа… прошу.
– Я решила.
За себя и меня?
Он до конца своих дней запомнит тот взгляд, с которым она летела спиною на скалы. Тот миг, когда дернула пальцы из его рук. Мгновение, когда Бартон понял – он держит лишь пустоту, а она…
Уже никогда ничего не увидит.
Вормир, на котором должна была пасть не она.
И Камень Души желтым сгустком в ладони. Да будь он проклят, будь они прокляты все. И Красный череп, хохочущий в скалах очередной лучшей шутке.
Душа за душу – говорили они?
Зачем им две – за одну, не равный обмен, невозможный.
Ты все решила за нас, а я не хотел, не просил. Чтобы ты спасала меня ценой своей жизни, которую даже не успела прожить.
А нам бы домик с тобой на берегу озера Тахо или где-нибудь в Альпах, где никогда не найдут. Как после всего в Будапеште, ты помнишь? Далеко же от него мы с тобой забрались.
Сил не осталось даже на то, чтобы подняться и вернуться назад.
Только мертвый Вормир. Только слезы, что выжигают глаза. Больно думать, что-то видеть. Больно попросту быть. Без нее.
“Ну же, Клинт, вперед, размазня. Поднимайся, солдат, ты им нужен”.
– Я люблю тебя. Не успел. Не сказал.
“Иногда слова не нужны”.
– Я не хочу. Ничего без тебя не хочу. Не смогу.
“Я никогда не оставлю тебя. Обещаю”.
========== 25. Стив/Баки ==========
– Хэй, мелкий, давай, выше нос. Тут неплохая выпивка, обещаю.
Стив только кивает, утыкаясь взглядом в полированный стол, затертый тысячей рук, жирных ладоней и мокрых пальцев, миллиардом прикосновений всех этих людей.
– Ладно тебе, снова кислый, как щи миссис Стоун. Выше нос, все ведь уже позади.
Все позади? Ты на самом деле уверен? Баки… ох… Баки, ведь это, наверное, сейчас всего-то лишь сон. Где бы я или ты ни оказались. Теперь. После всего.
– Выпьем за нас?
Они оба – в военной форме, и музыка играет, как в те проклятые годы, когда реальностью были не Камни бесконечности и безумный титан, а нацисты, война, та супер-сыворотка и желание любой ценой доказать, защитить, справиться с теми, кто спустил людей на один уровень даже не со скотом, не с предметами обихода и быта, еще бесправнее, ниже.
– Бак… я…
– Мелкий, тише ты. Зачем так трясешься, – накрывает руку ладонью, и сразу, как будто рефлекс, горячие слезы – из глаз, как фонтан. – Все, что есть там, пускай там остается. Мы с тобой – здесь. Ты. Я. Навсегда.
Патефон за стеной играет вальс, кажется, чуть заедает иголку. Стив слышит смех офицеров за столиком у окна и остроты солдат, что заигрывают с девчонками в длинных, целомудренных юбках. Пахнет рассыпным табаком, кислым пивом и килькой. Пахнет домом. И Бак улыбается так… Так, точно теперь все и всегда будет только в порядке.
– Сейчас мы здесь, вот только там…
– Там – это не здесь. А мы сами выбираем, где остаемся.
Баки на вкус – это солод и грецкий орех, а у самого над губой – пенка от пива. Его глаза – это средоточие бесконечной вселенной. Стив все еще слышит раскатистый смех Таноса там… где-то там, где-то не здесь. Он все еще слышит, но с каждым мигом все тише.
На танцплощадке кружатся пары. Кажется, Наташе платье этой эпохи очень к лицу. Немудрено, что Клинт от нее оторваться не может. Но Роджерс смотрит только на Баки и видит только его.
– Это камень Времени?
– Стиви, не будь дураком. Это всего лишь наш с тобой выбор, что был сделан почти столетие назад. С тех пор ни на йоту ничего не изменилось…
Ничего. Только ты снова умер, ну а потом… Вот только про это “потом” нет мочи вспомнить даже как-то пунктирно.
– … если, конечно, за это время ты встретил кого-то… Кого-то, к кому захотел бы вернуться и получить тот свой танец, о котором мечтал на войне.
– Точно. И дурак из нас двоих – это я? У нее давно муж и семья, своя жизнь. Не скажу, что меня это как-то тревожит. Просто девушка, с которой однажды был поцелуй, а ты готов записать ее в любовь всей моей жизни. Между тем, я мечтал совсем о другом. Бак, заканчивай нести эту пургу и давай просто выпьем.
– За новую жизнь?
– Только вместе.
Стаканы встречаются с легким звоном. Баки отпивает из своего и наклоняется, чтобы собрать алкогольные капли с губ Стива. Под добродушное улюлюканье с дальних столов.
Только вместе и только с тобой. Иного не надо. Ни одной из возможных реальностей. Нет.
Где бы ни было это “сейчас”. На другое они все равно не согласны.
========== 26. Тор/Локи ==========
Здесь хрустальные воды плещутся в горном ручье, и разноцветные пичуги заливаются в кронах, что ярче и зеленей, чем в лесах родного Асгарда. Здесь… это место так похоже на рай – Вальгаллу, которой он не увидит. Не Локи. Не Бог хитрости и обмана. Не он.
Здесь на другом берегу – человек. Или кто-то очень похожий. Пьет что-то из стеклянной бутылки [опять алкоголь?] и плещет в лицо ледяною водою. Гладко выбрит и, да здравствует Один, остриг свои патлы, дел куда-то непомерный живот.
На берегу ручья в каких-то лохмотьях. Босой. И это асгардский Бог грома? Знаменитый Тор-громовержец? В запущенных лесах каких-то местных племен.
Локи ступает осторожно на скользкие камни и тут же входит в поток, что должен бы с ног смести моментально. Любого смертного, но никак не его.
– Народу нужен их царь, а что сделал сын Одина? Пустился в странствия, точно Будда?
Бутыль бьется о камни, и осколки ранят руки, лицо. Тор поднимается медленно, с трудом держа равновесие.
– Локи?.. – не слышно, как будто они вернулись назад, на их захваченный Таносом и Черным Орденом обреченный корабль, и колдун опять сдавил его шею, не позволяя дышать.
Локи по волнам идет, как мессия, и в глазах его разгорается хитрый огонь.
Это Локи. Это брат. Бог лукавства. Это Локи, что умирал столько раз.
– Отдать Валькирии остатки асгардцев? Брат, ты верно повредился умом. Впрочем, о чем это я… Ни для кого ведь не тайна…
– Локи… – кровь из порезов льется на камни и в воду. Конечно, от этого кругом идет голова, и в ногах невозможная слабость.
– Народу нужен их царь!
– Царь – это ты. Прирожденный, а я… совсем ни на что не гожусь.
– Ты – наследник!
Голос Локи гремит, разносясь в горах далеко, отскакивает эхом от скал и рассыпается по ущельям.
– Я держал тебя на руках, я сам закрывал твои веки.
– А потом стал одним из тех, кто по реке времени вернулся назад, чтобы первыми собрать те разноцветные безделушки и отменить все, что случилось. Поправить то, с чем вы, герои, так налажали в тот первый раз.
– Но ведь ты…
– Был в Нью-Йорке, когда Старка сшиб Халк. Во время прыжка. Он не рассказывал что ли? А-а-а-а-а, и правда… когда б он… Ну, я получил Тессеракт и убрался с ним подобру-поздорову, вернулся в Асгард. Там матушка… я так понимаю, ты имел с ней беседу? Если короче, я не горел желанием насовсем умирать от рук какого-то больного титана… Есть много способов остаться в живых.
Он перед ним. Горный ветер доносит запахи меда и дыма, пряных ягод с кислинкой и целой кучи цветов. Ветер треплет его черные кудри, а воды ручья чуть замочили полы плаща.
– Ты живой…
– Я обещал, что солнце вновь воссияет над нами.
Ты обещал, а я между тем не исправил совсем ничего. Я – Тор, сын Одина, Бог из Асгарда…
– Ты не спешил объявиться, – по венам его струится огонь, и счастье, то самое, которого точно знает, что недостоин, радостной птицей бьется в груди. Вот только горечь оседает на языке и губах, как привкус мертвой земли, как остывающий пепел.
– Ты хотел пожить для себя. Я не мешал.
Наблюдал только издали все эти годы. Следовал тенью, смотрел и дышал. Ночью порой садился подле кровати и, усилив чарами сон утомленного брата, иногда себе позволял… коснуться золотистой пряди ладонью, тронуть ледяными губами висок.
Локи в том никогда не признается Тору. Но Тор однажды поймет, что все его сны, в которых брат накрывал его тело горячим собою… было ли что-то из них одним только сном?
– У нас много дел. Если ты не решил остаться бродягой, конечно. Нам нужно отвоевать наш разрушенный дом.
– Брат, я прошу, помолчи…
Его губы прохладные и отдают виноградом. Он ухмыльнется, когда Тор дернет завязки плаща, и тот упадет им под ноги. Зароется в волосы шумно лицом, вдохнет его запах.
– Как же я скучал по тебе, как скорбел.
Локи молчит, но все-все-все позволяет. И стоны срываются с губ, и к брату, вперед подается сильней.
Не признается, что пытался жить собственной жизнью. Без Асгарда и Тора, сам по себе. Никогда не признается, что не вышло, что Бог обмана перехитрил сам себя, что Бог лукавства сдался и понял. Принял, что Тор – не просто семья, но судьба.
========== 27. Стив/Баки ==========
Стив не появляется на помосте Брюса через десять секунд. Профессор-Халк отмахивается от вопрошающих взглядов и ворчит про перепад напряжения, что зависла какая-то там программа или процессор сгорел. Джеймс не вникает.
У него все еще грохот выстрелов в голове да отдача от автомата. У него крик воительниц перезвоном в ушах, ультразвуковое: “йе-е-еху-у-у-у” пацана Тони Старка, у него в глазах темно от орды, наступающей на развалины базы. У него губы Стива – мазком по щеке, а еще торопливо-жаркое: “Баки…” и объятия короче, чем вдох. Морщинки Стива у глаз, а еще все лицо в копоти, смешанной с кровью. Осколок щита и руки… руки Стива дрожат.
– Давай, вперед. Мы успеем. Теперь на все будет время.
Плечом к плечу они – в который раз, они снова – ринулись в бой, приглядывая друг за другом краешком глаз. Снести быстрой очередью окруживших Кэпа читаури, разрезать щитом наступающую на Баки орду…
Эта битва длилась и длилась. Земля хлюпала под ногами от крови. От дыма горящих руин слезились глаза. Эта битва закончилась тоже внезапно. Вдруг стало так тихо, холодок скользнул по груди, и первые горстки праха полетели по воздуху. Баки помнит. Баки помнит необычную легкость, и ноги подкосились, когда он упал. А потом – ничего.
– Сегодня не наша очередь, Баки, – и снова быстрое касание губ. Опять урывками, на бегу, спасая людей и вселенную, вечность. – Баки, ты подожди, я ведь должен…
Знаю, все знаю. Это ведь ты. У тебя ведь в заднице не закончится зуд, если доверишь кому-то другому, не проконтролируешь сам и что-то, не дай боже, упустишь. Все тот же – мой мелкий Стив, подделывающий медицинские книжки и рвущийся на войну уничтожить фашистов, высечь, выжечь под корень все зло.
– Мелкий, я знаю. Буду ждать тебя здесь.
– Не натвори глупостей, пока меня тут не будет.
– Ха, скажешь тоже. Все глупости отбывают с тобой.
У Баки – хриплый, простуженный голос. Его ладонь на спине в коротком объятии – холоднее, чем лед. Так сильно вжимается в Стива, что становится больно.
– Эй. Ты как? Хорошо? Я только туда и обратно.
– Я знаю. Давай, мелкий – вперед. Осталось последнее дело. Все то, о чем ты мечтал.
Стив оборачивается с помоста и смотрит так странно. Он смотрит, как будто пытается мысли читать. Халк-Беннер заводит шарманку. И Стив исчезает, будто напоследок силится ему что-то сказать.
У Баки под ребрами раскрывается пропасть. Та снежная круговерть, в которую он падал давным-давно, шесть или восемь жизней назад. С поезда, что несся в Сибири по рельсам сквозь вышибающую глаза ледяную метель. Падал и слышал, как там, наверху, зовет его Роджерс. Зовет его лучший друг. Зовет домой, умоляет вернуться назад. Не оставлять его одного. Никогда.
А сейчас – как будто сожаление и вспышка. И – пустота.
И снежинки-льдинки колют пальцы, замораживая его изнутри, превращая вены в стеклянные колбы, а жидкость, что струится по ним, – в ту сыворотку-коктейль, что превратил его в машину убийства.
Стив выполнил долг, он ушел. Стив ушел, чтобы быть наконец-то счастливым. Стив спас всех, кого мог. И Стив заслужил свою порцию счастья с той красоткой в форме и с красной помадой. Той девчонкой, что ждала его на свидание. Бак помнит, как кольнуло тогда у него. Бак помнит, с каким восхищением смотрела, но Стив всегда был – только его. Бак помнит… возможно, он видел больше, чем было? Возможно, он все придумал для них, а Стив между тем…
– Брюс, где он?! – рядом надрывается Сокол, который не понял совсем ничего. Наивный Сэм, который больше не увидит Кэпа-героя.
– Я делаю, что могу… подожди.
И тихо-тихо, шепотом, как откровением:
– Сэм… Брюс… не надо. Стив не вернется…
Стив остался в прошлом. Он с той, которая ему обещала сказочный танец. Любовь всех этих долгих лет. Та самая, что снилась, должно быть, ему подо льдами. Все бесконечные семьдесят лет, когда я людей шинковал, точно фарш, когда был не лучшим другом, а страшнейшим позором…
– Не вернется? Да… погоди… вот что-то… сейчас…
Халк шаманит что-то в этой машине. Машина времени… вот хохотал бы Уэллс, ему бы громко, визгливо вторил Эйнштейн, вот только Говард бы понял, наверное. Говард Старк, которого Бак… нет, Зимний солдат… однажды своими руками…
Свист… Брюс что-то кричит, откидывая Сэма с дороги, дергает рычаги и жмет какие-то кнопки. Кажется, супер-машина сейчас прикажет как раз долго жить. Развалится, и сомнений больше не будет…
Ярко-синяя вспышка, и треск. И ободранный Роджерс валится со ступеней прямо им в руки. Падает точно на Баки, весь измазанный, злой. У него в прорехах костюм и царапина наискось по скуле. А еще волосы дыбом, как будто через них пропустили разряд. Или долго башкой возили по полу.