Текст книги "Записки практикующего адвоката"

Автор книги: Luide

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 52 страниц)

Поведанная история была в равной степени смешна и трагична.

Дело в том, что супруги Баруларс были вынуждены жить с тещей в небольшой двушке со смежными комнатами. В дальней комнате, которая была вполовину меньше, проживала теща, госпожа Картеса Дивуарс, а в проходной комнате ютились супруги Баруларс со своим маленьким сыном.

Жизни им теща не давала: то и дело устраивала скандалы и истерики, регулярно жаловалась на дочь и ее мужа во всевозможные инстанции и подавала в суд. К примеру, среди документов была жалоба в орган опеки и попечительства от обеспокоенной бабушки в связи с тем, что зять якобы пьяница, а малыш вынужден жить с ним в одной комнате и наблюдать постоянные пьянки. Сам гоблин уверял, что кроме пары бутылок пива раз в неделю алкоголя не употребляет. Но ведь это не мешало теще строчить жалобы! К тому же она оказалась истово верующей и полагала, что выпивку нельзя употреблять вообще, так что ссоры по этому поводу случались регулярно.

Далее был еще десяток всевозможных заявлений. Больше всего меня повеселил иск об определении порядка пользования служебными помещениями квартиры. Почтенная гоблинша желала ни много ни мало установить график пользования туалетом и официально урегулировать, какая часть кухни принадлежит ей, а какая семейству Баруларс! То есть чтобы в решении суда было написано, что правый ближний угол кухни, к примеру, принадлежит ей и ответчики не вправе им пользоваться. Любопытно, она действительно верила, что это реально? Служебные помещения вроде кухни всегда остаются в общем пользовании, а там уж соседи должны сами разбираться, на какой конфорке чей суп будет готовиться.

Но суды не вправе отказать в рассмотрении иска под предлогом его незаконности, какими бы бредовыми ни были требования, и суд по ее иску прошел честь по чести. Конечно, в удовлетворении исковых требований было отказано, но нервов при этом ответчикам вымотали немало.

Разделить комнаты в квартире не представлялось возможным, поскольку это реально лишь в том случае, если они изолированы. Супруги предлагали сделать перепланировку в квартире (отделить часть своей комнаты как коридор), однако теща встала на дыбы и отказалась дать согласие на переустройство. Так что пожилая гоблинша постоянно ходила через комнату дочери и зятя, как по коридору, что тоже не улучшало отношений между ними.

И вот теперь дошло до того, что теща обвиняла зятя в том, что первого августа этого года он ее избил, вследствие чего остались синяки. Поскольку телесные повреждения были всего лишь легкими, то милиция отказала в возбуждении уголовного дела и посоветовала обращаться в суд, что та и сделала.

Сам клиент клялся и божился именем справедливого Тюра, что даже пальцем не трогал склочную тещу. Как он прямолинейно пояснил: "Не тронь – оно вонять не будет". Впрочем, это он загнул – по его словам, госпожа Картеса Дивуарс бесконечно жаловалась, невзирая на примерное поведение дочери и зятя, и копии исков с приложенными решениями суда вполне подтверждали его слова. Пока ни одно требование тещи не было удовлетворено, что наверняка приводило ее в бешенство. Более того, в результате она, видимо, полагала судей коррумпированными и искренне считала, что зять откупился от справедливого возмездия, так что дальше принималась жаловаться уже на «продажных» судей. В итоге женщина все больше погрязала в своей ненависти и грязи.

Выслушав эту скорбную повесть, я поочередно взглянула на клиентов и поинтересовалась:

– А почему вы не разъехались?

– Так у нее другого жилья нет и у нас тоже, – горько пояснила госпожа Баруларс, – Мы когда поженились, взяли кредит на квартиру в новостройке, но дом достроят только через два года. А теперь у нас денег не хватает одновременно гасить ссуду и снимать жилье.

Что ж, это все поясняло. Вроде бы и хорошо, что скоро у семьи будет своя квартира, но до тех пор еще требовалось дожить, а с такой тещей хоть топись! Интересно, чего не хватает людям, что они так трепетно любят скандалы и ссоры?

У госпожи Картесы Дивуарс единственная дочь, с которой она уже насмерть разругалась, и ради чего? Ведь какой ни есть, а это самый близкий человек. Вот только нередко родители мстят детям за собственную несложившуюся жизнь, за свои беды и крушение иллюзий. Да и родительская любовь порой принимает дикие формы. Вполне возможно, что теща считает выбор дочери крайне неудачным, так что пакостит зятю и мстит дочери. Бессмысленная и непрекращающаяся война…

Конечно, я взялась за дело господина Нарлея Баруларса, провела предварительный инструктаж о поведении в заседании и обсудила с клиентом линию поведения. По счастью, судья попался вменяемый и хорошо мне известный – с судьей Ярешиным я сталкивалась неоднократно и хорошо знала его манеру ведения процесса.

Распрощавшись с клиентами, я покинула консультацию и прямиком направилась домой.

На этот день у меня была запланирована куча мелких домашних дел. В частности, я собиралась основательно перетряхнуть гардероб. В шкафу накопился целый ворох платьев, костюмов, блузочек, половину из которых я уже толком и не помнила. Следовало разобрать все это богатство и определиться, что выкинуть, а что продолжать носить.

Конечно, вещи были в полном порядке (этим занимался Нат), но некоторые просто вышли из моды, другие надоели, а третьи совершенно не сочетались с моим нынешним стилем. Будучи студенткой, я обожала эпатажные вещи не меньше, чем строгие закрытые платья. В примеру, вот в этом синем платье с ассиметричным низом (с правой стороны подол спускался до колен, а слева почти полностью открывал бедро) я была на институтском выпускном… Боги, сколько лет прошло, даже не верится. А вот эту шелковую тунику я последний раз надевала на празднование Шилаэри с Шемиттом…

Ах, вещи! Сколько воспоминаний – то приятных, то болезненных – вы храните в себе! В складках одежды спрятана память о первом свидании и горьком расставании, о поцелуях и слезах, о победах и разочарованиях. Как часто мы начинаем ассоциировать вещи с теми или иными событиями, считать талисманами на удачу или злосчастными свидетелями роковых крушений… И перестаем носить любимое платье, если с ним связаны в нашей памяти неприятные моменты, хотя оно тут вовсе ни при чем!

Оттого перебирать одежду в шкафу – это всегда означает будто крутить в пальцах жемчужины приятных воспоминаний или острые осколки боли. Завораживающе и неприятно одновременно. Как быстро уходят радости и печали, оставляя после себя лишь этих безмолвных свидетелей и, конечно, память…

Спустя несколько часов одежда наконец была рассортирована, а я полна светлой грусти.

Остаток дня я бродила по дому, рассеянно слушала музыку и предавалась воспоминаниям. В голове всплывали сцены прошлого и хрупкие мечты о будущем. И этой ночью мне снилось небо, бескрайнее и пронзительно-синее…

От таких снов не хочется просыпаться поутру, но реальность безжалостна. Работа прежде всего, а для грез остаются лишь ночи.

Перед заседанием я успела заглянуть к судье Ярешину и перемолвиться несколькими словами по поводу сегодняшнего заседания. Насколько я поняла, скандальную госпожу Картесу Дивуарс в нашем суде уже знали все судьи и крепко не любили. Да и посудите сами, за что можно любить взвинченную особу, вечно сочиняющую глупейшие жалобы? А ведь судьям потом приходиться давать объяснения, как и в чем они обидели жалобщицу, и не брали ли они взяток. Конечно, судьи небезгрешны, но в данном случае я практически уверена, что иски гоблинши они рассматривали вполне беспристрастно и в строгом соответствии с законом. На мой взгляд ее заявления были совершенно бредовыми, и по большей части преследовали цель просто как следует насолить дочери и зятю.

Заседание началось минута в минуту – по-видимому, судья намеревался поскорее закончить с этим неприятным делом.

После окончания всех необходимых формальностей мы приступили к допросу заявительницы.

Госпожа Картеса Дивуарс оказалась пожилой гоблиншей с кислым и недовольным выражением лица. На зятя и дочь она смотрела с истовой неприязненностью и одновременно решимостью.

– Поясните суду обстоятельства дела, – еле заметно вздохнув, предложил судья Ярешин.

Заявительница смерила его подозрительным взглядом (а вдруг и этот купленный?!) и начала:

– Я старая, больная, одинокая женщина…

Предположим, особенно старой ее назвать нельзя – по возрасту гоблинша еще вполне вписывается в рамки трудоспособности. Да и насчет одинокой, имея дочь и внука, она все же загнула. Хотя вполне вероятно, что заявительница искренне считает, что говорит чистую правду, и конечно, непритворно себя жалеет. Но послушаем дальше…

Гоблинша тем временем продолжала:

– Волей богов мне приходиться жить вместе с дочкой и оглашенным зятьком. Я ей сразу говорила, как она только замуж собралась: не будет ей добра с этим Нарлеем, как пить дать, не будет. Разве ж это нормальный муж? Да пьяница он горький, и…

– Заявительница, поближе к сути спора, пожалуйста, – не выдержал судья.

Гоблинша смерила его взглядом – кажется, теперь она доподлинно уверилась, что судья относится к ней предвзято. В принципе, это чистая правда, но виновата в этом только сама госпожа Дивуарс.

– Так я и говорю по сути, – огрызнулась заявительница.

Судья только устало прикрыл глаза:

– Продолжайте.

– Так вот, эти изверги надо мной просто издеваются, – упоенно рассказывала теща. – Котлеты мои воруют, и торт когда-то съели… А еще их сын кошку за хвост дергает! И в ванне они вечно по два часа сидят! Что там можно делать столько времени, я вас спрашиваю?

Мы с судьей и прокурором обменялись страдальческими взглядами, но возникать больше не посмели. Заявительнице определенно хотелось высказаться, и заткнуть ей рот или заставить говорить по существу можно было только силком.

– А недавно вообще до чего дошло: бить они меня начали! – в глазах заявительницы горело пламя откровенной ненависти и жажда справедливости. – Этот зятек, будь ему неладно, как явился домой в подпитии, я ему и говорю: что ж ты делаешь, у тебя малое дите, а ты только за воротник заливать горазд! А он мне невежливо так, мол, отвяжитесь!

Как я его понимаю!

А гоблинша заливалась соловьем:

– А я ему и говорю: хоть богов побойся, рожа твоя бесстыжая! Сколько можно-то надо мной издеваться? Да я заслуженный ветеран труда, разве ж можно так со мной? А он меня после этого как стукнет в живот кулаком. А потом за себя и бежать!

– А на руке откуда синяк? – меланхолично поинтересовался прокурор.

– Так он меня стукнул, я упала и еще рукой ударилась! – ответила та.

Хм… Если б такой мужчина, как господин Баруларс, действительно ударил заявительницу, боюсь, что до суда она бы не дожила. Хотя я ничуть не сомневаюсь, что от такой жизни его не раз подмывало стукнуть тещу, и он очень достойный и порядочный человек, раз за восемь лет супружеской жизни ни разу этого не сделал.

– А почему он после этого убежал? – вклинилась я, хотя еще не пришел мой черед задавать вопросы.

– Да милиции испугался! – объяснила гоблинша торжествующе. – Я ж ему и говорю: ах, ты хулиган! Да что ж ты делаешь, гад! Да я сейчас в милицию позвоню!

Мы с прокурором дружно прикрыли лица руками, пряча смешки. Глядя на обвиняемого, сложно предположить, что он так просто сдастся. Если б он действительно бил заявительницу – наверняка отделал бы это основательно – и душу отвести, и чтоб больше неповадно было.

– В какое время это было? – справившись с неуместным смехом, уточнил прокурор.

– Да часов в пять, наверно, – что-то прикинув, ответила гоблинша. – А потом я из квартиры еле вышла, да мне соседки скорую вызвали. Ну, а назавтра я заявление в милицию написала. Такое спускать нельзя, а то завтра он меня убьет, а никто и не почешется!

– Вы уверены, что все было именно так, как вы говорите? – поинтересовался судья.

– А вы мне не верите? Не верите, да? – взвилась заявительница. – Так смотрите же, собственными глазами полюбуйтесь, как этот гад меня изувечил!

С этими словами она принялась задирать блузку, намереваясь показать телесные повреждения во всей красе (если, конечно, от них еще что-то осталось по прошествии времени). Но совместными усилиями нам все же удалось заставить ее угомониться.

– Суду понятны показания заявительницы, – устало выговорил судья, когда гоблинша утихла. – Есть вопросы?

Вопросов не было – нарываться на очередную серию воплей или риск нового сеанса стриптиза не хотелось никому.

– Тогда встаньте, господин Баруларс, – велел судья моему подзащитному. – Скажите, все так и было, как рассказывает заявительница?

– Нет, конечно! – решительно опроверг тот. – Я в тот день домой с работы вернулся рано, жены еще не было, а сына мы в продленную группу отдаем, чтоб с тещей его не оставлять. А она с порога начала на меня кричать, что я пьяный пришел. Ну, и обзывала меня по-всякому. Чтоб не ругаться, я развернулся и ушел – что ж ее, бить, что ли? Только не в пять это было, а часа в три. А домой я в семь вернулся.

– А чем вы занимались до этого? – спросил прокурор.

– С друзьями пиво пил, – честно признался гоблин. – Они и подтвердить могут, во сколько это было. Вы поймите, я ж с тещей уже столько лет живу, сил моих больше нет! Она нам спокойного ни дня не дает, все ругается. Мы уже что только не делали, но она не унимается. Остается ждать, пока в отдельную квартиру переедем. Представьте, теща нам с женой покоя ни днем, ни ночью не дает! Даже, простите, любовью мы дома заняться не можем – она тут же начинает шастать на кухню и обратно, еще и ругается, что оргии устраиваем!

Судя по неприкрытому сочувствию прокурора и судьи, они полностью представляли себе обломы несчастного господина Баруларса. Как он еще импотентом не стал от такой жизни?

– Вот и приходится раз в полгода с женой в санаторий ездить, – смущенно закончил гоблин.

Теперь сочувствие судьи ему просто гарантированно, хотя бы из простой мужской солидарности.

На этом допрос обвиняемого был завершен, и мы принялись допрашивать свидетелей.

Первой свидетельницей обвинения оказалась молодая гномка, которая проживала по соседству с заявительницей. Госпожа Таррея Ластеррсон заявила, что это именно она вызвала скорую соседке.

– По какой причине? – поинтересовался судья.

– Она сказала, что ей плохо, зять избил. Надо же, такой вроде бы приличный гоблин, и вот так поступить! – осуждающе сказала свидетельница.

Показания гномки никто не оспаривал, да и что она толком могла пояснить? Самого избиения она не видела, и знала об этом лишь со слов самой заявительницы.

Вообще, по таким делам отсутствие нормальных свидетелей – это одна из самых больших проблем. Чаще всего подобные события происходят отнюдь не на глазах у посторонних, и они могут подтвердить лишь косвенные обстоятельства.

– А в котором часу это было? – спросила я.

– Я не помню, – растерянно призналась свидетельница. – У меня ребенок маленький, я с ним во дворе гуляла и на часы не смотрела. Помню только, что это до ужина было.

М-да, не густо. "До ужина" – понятие растяжимое.

Вторая свидетельница, гоблинша примерно одних лет с заявительницей, показала, что является близкой подругой заявительницы, и что та неоднократно жаловалась на издевательства со стороны дочери и зятя. Хорошо, хоть речь не о сексуальных домогательствах! С заявительницы сталось бы выдумать и не такое.

Однако она тоже ничего толком не могла пояснить о том конкретном случае, так что допросили мы ее также довольно быстро.

Сразу после этого я встала и заявила:

– Ваша честь! Прошу истребовать из центра неотложной помощи сведения о вызове врача по данному адресу первого августа этого года.

– Зачем это? – вскочила заявительница. – Я экспертизу принесла, там все написано!

– В заключении эксперта указано лишь, что третьего августа у вас были телесные повреждения, но там не сказано, что эти синяки вы получили именно первого числа и до вызова скорой помощи. Я хочу убедиться, что диагнозы совпадают, ведь вполне возможно, что вы уже позже, к примеру, споткнулись и упали, – парировала я.

– Да ты! – задохнулась от негодования гоблинша, но судья не дал ей развить мысль.

– А ну, тихо! – рявкнул он, а потом уже тише обратился к прокурору. – Ваше мнение?

– На усмотрение суда, – дипломатично ответил тот.

– Тогда суд удовлетворяет заявленное ходатайство, – определился судья. – Слушание по делу переносится на восемнадцатое августа.

После завершения заседания я немного пообщалась с клиентом и обсудила дальнейшие действия. В частности, я велела ему в следующий раз привести тех товарищей, с которыми он распивал пиво, а также поговорить с соседями – возможно, кто-то что-то знает об обстоятельствах этого дела.

Надо сказать, что адвокаты сами никогда не занимаются поисками очевидцев и разговорами с ними. К чему мне обвинения в том, что я запугивала свидетелей или пыталась противозаконно повлиять на них? Так что контактировать с ними приходится самим клиентам.

Господин Баруларс понятливо кивнул и пообещал, что друзей непременно приведет. А вот с соседями могли возникнуть затруднения: заявительница живет в том доме уже давным-давно, и ее все знают. С кем-то она дружит, а кто-то попросту побоится связываться с мстительной гоблиншей, так что особенно рассчитывать на свидетелей не приходилось. Но попробовать стоит в любом случае, о чем я и сказала клиенту. Он покладисто согласился, и на этом мы расстались.

Остаток дня я провела в постели, наслаждаясь ничегонеделанием и тишиной. Мне не хотелось даже читать – я просто бездумно валялась и размышляла.

Лишь ближе к вечеру я соизволила покинуть свое убежище – пора было собираться на свидание.

Почему-то подготовка к рандеву с мужчиной занимает намного больше времени, чем к встрече с подружками или к выходу на работу. Так хочется быть "самой обаятельной и привлекательной", что это извечное женское желание заставляет прихорашиваться битых два часа.

Владимир предупредил, чтобы я надела что-нибудь удобное и практичное, а потому пришлось довольствоваться джинсами и нарядной красной блузой, как бы ни хотелось надеть романтичное платье.

Виноградов появился вовремя: об этом мне сообщил Нат, который втихомолку выглядывал из окна.

Я последний раз взглянула на себя в зеркало при входе, удовлетворилась увиденным и крикнула домовому, что к ужину меня не ждать. И тут же себя одернула: как будто Нат сам этого не понял. Кажется, я слегка волновалась. Погрозив пальцем своему отражению, я звонко рассмеялась, вышла из квартиры, легко сбежала по лестнице и распахнула дверь подъезда. Владимир уже ожидал меня возле машины – конечно, с непременным букетом.

Нежно поприветствовав меня, он вручил цветы и помог усесться в машину.

Меня не слишком занимало, куда мы едем – с Владимиром было легко и не возникало неловких пауз. За разговором время летело незаметно, и я не следила за его бегом.

Вдруг Виноградов остановил машину и повернулся ко мне.

– Разрешишь завязать тебе глаза? – преспокойно спросил он.

Я опешила: ничего себе просьбы! Хорошо, хоть не связать предложил.

С некоторой опаской я все же согласилась, подумав, что Владимир совсем не походил на маньяка. Конечно, это не аргумент, многие маньяки были милейшими с виду людьми.

Но серые глаза Владимира так понимающе улыбались, что мне стало стыдно за свои сомнения. Мужчина завязал мне глаза куском черной ткани, которую достал из кармана, после этого машина вновь тронулась с места.

Это было волнительно и пугающе одновременно. С одной стороны, осознание по сути, полной беспомощности заставляло инстинктивно сжиматься и панически искать выход. Но с другой стороны, я понимала, что Владимир не сделает мне ничего плохого, и от предположений, зачем потребовалась такая таинственность, начинало усиленно биться сердце.

Под властью противоречивых желаний и стремлений я даже не сразу осознала, что машина вновь остановилась. Хлопнула дверца – вероятно, мужчина вышел из машины, и через мгновение открылась дверца с моей стороны.

– Приехали, – раздался голос Виноградова.

Ну, приехали, так приехали.

Владимир помог мне выйти. Двигаться с завязанными глазами было непривычно и неудобно, оттого я чувствовала себя очень неуверенно. Впрочем, недолго – спустя мгновение после того, как я выбралась из машины, Владимир подхватил меня на руки.

Откровенно говоря, я до ужаса прагматична. Романтические жесты и пылкие признания не трогают меня, а скорее вызывают неловкость. Зачастую я просто не знаю, как реагировать, если поклонник клянется в вечной любви – потому что хочется сказать что-нибудь скептическое, но вроде бы неудобно. Вот и приходится делать вид, что верю во всю эту пылкую чушь.

Но вероятно, это еще зависит и от самого кавалера. К примеру, ухаживания Шемитта не вызывали у меня такой реакции, и действия Владимира тоже, как это ни странно.

Путь оказался не слишком долгим, по моим ощущениям мы двигались едва ли больше нескольких минут.

Потом я услышала мужские голоса, и вот уже Виноградову кто-то принялся помогать. По крайней мере, я так решила, поскольку меня подхватили уже другие руки. Не успела я толком испугаться (и ничего странного в моем страхе не было – несут непонятно куда, да еще и с такой таинственностью), как мой «носитель» снова поменялся.

– Анна, не волнуйся, все в порядке. Еще немного осталось, – промолвил надо мной Виноградов. Я вдохнула его запах, уже ставший привычным и знакомым, и послушно прижалась щекой к груди мужчины. В его руках мне было намного спокойнее, хотя тревога и не отпустила меня до конца.

Раздавшийся странный звук заставил меня вздрогнуть, но Владимир покрепче прижал меня к себе, и стало легче. Вероятно, это какой-то дремучий инстинкт – положиться во всем на мужчину.

Я терялась в потоке звуков и ощущений. Мы так привыкли рассчитывать на свое зрение, что совершенно разучились ориентироваться в подсказках остальных чувств. Я была совершенно дезориентирована и не могла даже примерно предположить, что издает необычные шумы и отчего вдруг такое странное чувство.

Не знаю, сколько это длилось, поскольку счет времени я тоже потеряла. Наконец послышался голос Виноградова:

– Ну вот и все.

Он осторожно поставил меня на ноги и развязал повязку на глазах.

Первым делом оглянувшись по сторонам, я не смогла сдержать удивленного возгласа. Мы находились в воздушном шаре, уже довольно высоко над землей. Ревущий столб пламени в центре вызывал инстинктивное желание попятиться, но спрятаться было негде.

Но когда я справилась с первым испугом, то меня полностью захватила открывающаяся панорама: шар летел над столицей, и вид был просто потрясающий. Как же я люблю летать! Мне так не хватало этого ощущения бескрайнего неба после расставания с Шемиттом! Впрочем, сейчас было определенно не время думать о драконе. Тем более, что руки Виноградова накинули на меня теплую куртку и уверенно обняли меня за плечи. Рядом с ним было совсем не страшно, да и летать мне не впервой, так что вскоре я совсем забыла о своих опасениях и сполна наслаждалась полетом.

Должно быть, мы летали около часа. Садилось солнце, и с высоты это зрелище было необыкновенным. Отчего-то хотелось плакать, глядя на эту величественную картину. День за днем на протяжении бесчисленных лет все так же садится солнце и восходит луна. А мы всего лишь беззаботные мотыльки, живущие короткое мгновение, но это не мешает нам вновь и вновь любоваться вечной и неизбежной сменой дней и ночей… Боги, как же красиво!

Воздушный шар опустился на землю уже в сумерках. Я ощущала себя удивительно спокойной и будто наполненной светлой радостью. Не зря люди так долго стремились в небо – оно воистину завораживает.

Все время полета нас запечатлели на видео, и капитан команды воздухоплавателей тут же торжественно вручил нам кассету. Виноградов предложил заехать к нему в гости и посмотреть сегодняшнюю съемку.

Конечно же, я согласилась, улыбаясь про себя.

Оказалось, что ехать совсем недалеко, и вскоре мы уже были на месте. Мужчина жил на втором этаже старинного дома. Квартира его на первый взгляд была довольно просторной и показалась мне оформленной со вкусом, хотя никакой излишней вычурности в интерьере не было. Типичное мужское жилье в стиле минимализма: сдержанно, удобно и без всяких излишних украшательств.

Владимир пригласил меня проходить в гостиную и располагаться поудобнее, а сам тем временем обещал приготовить напитки. По его словам, домовая Тая как раз отсутствовала – видимо, пребывала на свидании с моим собственным домовым.

Я спрятала усмешку – кажется, мизансцена была подготовлена заранее и с полным тщанием. Теперь нам уж точно никто не помешает, и можно предаваться полноценному романтическому вечеру.

Впрочем, час спустя я уже была не столь уверена в собственной оценке ситуации. Нет, все было очень мило: свечи, красное вино, фрукты и фильм о сегодняшнем полете создавали нужное настроение. Но мужчина вел себя настолько сдержанно и подчеркнуто корректно, что я уже начинала сомневаться в самой себе. Быть может, приглашение на чашечку кофе означало именно выпить кофе, и ничего более? В таком случае, я изрядно испорчена, раз уж углядела в этом неприкрытый намек.

Владимир за все это время меня даже пальцем не коснулся – он просто сидел рядом на диване, не предпринимая попыток придвинуться поближе. Мы пили вино, болтали и предавались воспоминаниям, как пенсионеры на лавочке. Не ведаю, что чувствовал сам Виноградов, а на меня его близость действовала вполне определенным образом. Хотя я вполне способна держать себя в руках, а потому старалась поддерживать непринужденную беседу, про себя надеясь, что мои глаза не блестят слишком уж откровенно.

На мой вкус, для женщины в первую ночь с новым мужчиной крайне странно и неловко брать на себя инициативу. Роли в этой пьесе расписаны давным-давно, и несмотря на избитость, привычный сценарий срабатывает на все сто.

Теперь же, расположившись рядышком с мужчиной, притом ночью и наедине, я размышляла, не стоит ли самой сделать первый шаг, но пока благоразумно удерживалась.

Не знаю, сколько времени мы так просидели. Меня преследовали двойственные чувства: с одной стороны, даже просто общаться с Владимиром было приятно, а с другой – я определенно желала чего-то большего, нежели просто беседа. Я уже начала всерьез подумывать о том, что пора или поцеловать мужчину первой, или собираться домой – час уже поздний, пусть завтра и не идти на работу.

Решив, что последний вариант будет все же лучше, я поставила бокал на журнальный столик и начала приподниматься со словами:

– Спасибо, Владимир, мне…

Я хотела сказать, что уже давно пора домой, но возможности договорить он мне не дал – мгновение спустя мы уже отчаянно целовались.

Диван был удобным, мягким, со множеством подушек, на которые так удобно было откидываться, и я имела полную возможность убедиться в его комфортабельности.

Однако самого Владимира он чем-то не устраивал – мужчина встал, легко поднял меня и понес куда-то, вероятно, в спальню. Виноградов неисправим – он обожает красивую обстановку и эффектные жесты.

И в самом деле, несколько минут спустя мы уже оказались на удобной постели, и мужчина продолжил прерванную прелюдию.

"Кажется, эта тактика называется "лучше полчаса подождать, чем три часа уговаривать", – весело подумала я, откликаясь на поцелуй…

А летать можно не только во сне или с драконом…

Как и положено, утро наступило с удручающей неизбежностью. Уже почти забытое ощущение чужого дыхания на моей шее умиротворяло, а в крепких объятиях мужчины было так уютно… Вскоре проснулся и Владимир, и мы продолжили начатое вчера. В общем, утро было приятным во всех смыслах…

Потом мы отправились вместе варить кофе и завтракать. Домовая так и не вернулась, так что мы были предоставлены самим себе. Вместо халата я накинула рубашку Владимира – должно быть, я выглядела в ней уморительно, но мужчине понравилось. По пути на кухню я полюбовалась на разбросанные по всей спальне вещи, которые он и не подумал сложить в шкаф, и философски подумала, что при наличии домового неаккуратность – не такой уж большой недостаток. Другое дело, если бы собирать носки постоянно приходилось мне. Впрочем, у меня самой не так уж мало дурных привычек, так что я довольно снисходительно отношусь к чужим манерам – разумеется, если это не доставляет серьезных неудобств.

Но в любом случае, несколько недолгих попыток пожить с избранниками еще в юности убедили меня, что с мужскими привычками проще мириться, а не пытаться из-за каждой мелочи дрессировать. Все равно зачастую это бесполезно, да и я не слишком склонна к воспитательной деятельности.

Задумавшись об этом, я едва не пропустила момент, когда над туркой поднялась шапка кофе, и решительно выбросила из головы глупые мысли. Раздумывать о дальнейших перспективах совершенно не хотелось – здесь и сейчас мне было хорошо, и этого было вполне довольно.

В целом, выходные прошли чудесно, жаль только, что понедельник Владимир должен был отправляться на работу.

Хотя я немного лукавлю, ведь мне самой требуется какое-то время проводить в полном одиночестве, так уж я устроена. Я была рада вернуться домой, хотя и несколько сожалела, что уик-энд так быстро миновал.

Домовой просто светился – то ли для него выходные тоже прошли плодотворно, то ли он был счастлив, что коварный план активно воплощался. Но за все те вкусности, которыми он меня потчевал, я готова была простить Нату и большее, тем более, что я также пребывала в блаженном состоянии.

Рабочая неделя прошла в делах и разъездах. На вторник и четверг у меня были назначены судебные заседания, к тому же требовалось составить и подать заявление Инны о защите прав потребителей, да и накопилось множество других мелких дел.

Второе заседание по обвинению господина Баруларса состоялось в пятницу, восемнадцатого августа.

Я была в минорном настроении, поскольку в четверг вчистую проиграла гражданское дело о признании недействительным договора купли-продажи дома. Несмотря на значительный пропуск срока исковой давности, апелляция оставила в силе решение районного суда. Теперь клиентам предстояло решить, подавать ли кассацию в Верховный Суд, или удовлетвориться таким решением, а я мучительно раздумывала, сделала ли все возможное или что-то все же упустила.

Однако судья Ярешин быстро поднял мне настроение. Перед заседанием я заглянула к нему, чтобы поинтересоваться, как идут дела.

Судья как раз распивал кофе вместе с прокурором, и встретил меня весьма радушно:

– Здравствуйте, госпожа Анна. Походите, присаживайтесь и присоединяйтесь.

Я не стала пренебрегать приглашением, но от напитков отказалась.

– Тут по вашему клиенту ответ пришел, – поведал судья, отпив глоток кофе. – Если вкратце, скорая была действительно в пять вечера.