412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Luide » Записки практикующего адвоката » Текст книги (страница 2)
Записки практикующего адвоката
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:11

Текст книги "Записки практикующего адвоката"


Автор книги: Luide



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)

Поэтому я тихо, но твердо сказала. – Нет, Артем, я не выйду за тебя, извини.

Артем выслушал мой ответ так же внешне невозмутимо. – Ну что же, желаю тебе счастья. – Наконец сказал он, поднялся, и, кивнув мне на прощание, вышел. Забытая газета с компрометирующими фотографиями осталась лежать на столе.

Я невидяще смотрела ему вслед. Мне было горько. Неужели я только что потеряла лучшего друга? Так плохо мне уже давно не было. Больно все-таки терять людей, которых любишь, невыносимо больно. Как ни смешно, но у меня не было даже сил разрыдаться или устроить полноценную истерику.

Я всегда завидовала непробиваемым стервам, которым все равно – что в лоб, что по лбу. Нет, в случае необходимости я тоже могу быть злой, язвительной и даже безжалостной, но это как прилив – когда волна злости схлынет, я чувствую полнейшее опустошение и иногда даже сожаление. В конце концов, я типичная женщина, умеющая и пореветь над мелодрамой, и дать обидчику по морде… Единственное, что я не умею категорически и, надеюсь, никогда не научусь – это устраивать сцены. Да, я знаю, что настоящая женщина должна уметь из ничего сделать три вещи: салат, прическу и скандал. Значит, я ненастоящая. Салаты делать я не люблю, прическа у меня вполне обычная – волосы до плеч, без какой-либо хитрой укладки, а скандал… Я предпочитаю спокойно обговорить проблему, чем устраивать истерику. Всегда ведь можно найти компромисс, или даже уступить, если вопрос для меня не жизненно важный. Наверное, это все-таки профессия сказывается, хотя скорее все же это черта характера – даже в юности по-настоящему вывести меня из себя было практически невозможно. Хотя, с другой стороны, это не дает мне возможности выплеснуть эмоции и переживания, и они копятся, разъедая душу изнутри.

Отказавшись от ужина, я забралась с ногами на диван, обняла колени руками, да так и просидела вечер и большую часть ночи, размышляя. Мысли мои были сумбурными и невнятными, так что не стоит их пересказывать, но под утро я все-таки заснула прямо на диване, свернувшись клубочком.

Все воскресенье я также провела в мрачных раздумьях и с нарастающей головной болью. Артем на мои звонки не отвечал и не перезванивал, и, в конце концов, я перестала ему звонить…

С утра в понедельник, посмотрев на свое хмурое и помятое лицо с явными следами недосыпания, я вздохнула, но начала приводить себя в порядок. Как хорошо, что есть косметика! В таких случаях она просто незаменима.

В результате более долгих, чем обычно, сборов, я едва успела закончить приготовления к приходу гостей. Но, как оказалось, спешила я зря. Оливия опаздывала уже более чем на тридцать минут, и я все больше раздражалась. Я понимаю, многие считают, что женщина должна опаздывать, но ведь это никоим образом не касается деловых вопросов, тем более что прилично опаздывать максимум на пять-десять минут.

Наконец в дверь позвонили, и Нат отправился открывать. Вскоре после этого дверь в гостиную стремительно распахнулась, и в комнату влетела молодая дриада, взбудораженная и явно запыхавшаяся. Оливия – вероятно, это была она – умудрилась забежать в комнату прямо в верхней одежде, не дав домовому помочь ей раздеться. Она, увидев наши мрачные лица, тут же начала сбивчиво и многословно извиняться. – Ой, извините, понимаете, тут такая история вышла. Астиэль, мой сыночек, не хотел идти в школу! Этот хитрюга решил сделать вид, что он заболел! И вот что он придумал, баловник! Я впопыхах оставила кастрюлю горячего супа на столе. Ах, какая я неловкая, это я во всем виновата! Ну, в общем, этот плутишка засунул градусник прямо в горячий суп, ну, вы понимаете, чтобы градусник показал, что у него высокая температура, и он не может идти в школу. А градусник лопнул – там же кипяток-то был, в кастрюле-то! И вся эта гадость – ртуть, кажется – вылилась в суп. Асти, бедняжка, испугался и ничего мне не сказал. А потом Доги – это наш пес, очень симпатичный, прям как в мультике, бедняжка, съел этот суп, заболел и умер. Я налила из кастрюли этому проглоту, ой, ну вы поняли, я пса имею в виду, супа в его миску. Он съел суп, и ему вскоре стало плохо! Асти, мой сыночек, очень плакал, но ничем не мог ему помочь, как ни старался. Бедный малыш, он же так любил своего песика! Бедняжка, ему так тяжело. Это только я, все я. Я виновата. Я не догадалась сразу вызвать ветеринара, и несчастный песик издох! Ах, бедный мой малыш!

Смысл потока сумбурных извинений и жалобных причитаний я смогла понять лишь потому, что у меня был большой опыт работы с самыми разными людьми, в том числе с детьми и дриадами. И что-то меня в этом рассказе, изобилующем деталями, насторожило. Но что именно?

Пока Юрий помогал своей клиентке снять пальто, я размышляла. И тут я поняла, что меня зацепило. Хм, а все же это очень странно. Вся семья Наортэля славилась своими замечательными даже для эльфов целительскими способностями, так что даже полукровка должен был унаследовать хоть часть отцовских способностей. Чтобы маленький эльф, искренне пытающийся помочь домашнему любимцу, совершенно не мог ничего сделать… Не верю. Так что после некоторого размышления я пришла к выводу, что у Наортэля все-таки есть все основания оспаривать свое отцовство. Да, похоже, стоит как можно быстрее сказать Наортэлю о моих выводах. Поэтому я быстро вручила Оливии и ее адвокату по экземпляру подготовленного мной проекта мирового соглашения, а потом постаралась максимально ускорить процедуру и прервала взаимные расшаркивания на полуслове, обратившись к коллеге. – Полагаю, вам есть о чем подумать и что обсудить. Предложение моего доверителя подробно изложено в этом документе. – Я указала на проект мирового соглашения. – Давайте встретимся через несколько дней и уже более аргументировано его обсудим. Договорились? – Ни Оливии, ни Юрию ничего иного не оставалось, как согласиться, и мы быстро распрощались.

Как только за ними закрылась дверь, Наортель не выдержал. – Что случилось? Что вы заметили, Анна? – азартно спросил он, в своей заинтересованности даже забыв выражаться высоким слогом.

Я даже несколько удивилась, неужели я неосторожно показала свои эмоции? Наортэль усмехнулся, поняв мое недоумение. – Я не так молод, как вам кажется, многоуважаемая Анна. Мне недавно исполнилось сто лет.

Я едва удержалась от удивленного присвиста. Да, мое несколько презрительное отношение лично к Наортэлю явно застило мне глаза, и я забыла, что юному на вид эльфу вполне могло исполниться лет сто, а то и все двести. Я недооценила Наортэля, приняв его надменность и презрительность за результат отсутствия жизненного опыта. Хотя, в общем-то, возраст – еще не показатель жизненного опыта, а вел себя Наортэль именно как эгоистичный подросток.

Впрочем, сейчас не время смаковать свои ошибки, и я поспешила изложить клиенту свои наблюдения и выводы. Внимательно выслушав меня, Наортэль даже просветлел лицом, и пообещал тщательнейшим образом все проверить и сообщить мне. Это обещание меня совершенно удовлетворило, и я с чистой совестью проводила клиента.

Звонок от Наортэля раздался уже на следующий день. Он сообщил мне, что мои выводы подтвердились, и предложил встретиться в моем офисе вечером. Несколько подивившись, почему встречу необходимо переносить на вечер, я согласилась. Закончив телефонный разговор с Наортэлем, я тут же перезвонила Юрию Полевому и сообщила, что все наши предварительные договоренности отменяются. – Коллега, я советую вам поговорить со своей клиенткой и объяснить ей, что мы будем настаивать на экспертизе. Вне всяких сомнений, экспертиза покажет, что отцом ребенка является не мой клиент. Так что, соответственно, шансов выиграть дело у вас нет. – Закончила я.

Немного растерянный коллега согласился, что ему необходимо обсудить этот вопрос с его клиенткой.

Спустя пару часов Юрий перезвонил мне и сообщил, что Оливия отказывается от своих исковых требований. Впрочем, в этом я и не сомневалась. Ушлая дриада рассчитывала именно на то, что Наортэль предпочтет замять скандал и выплатить отступные, а не затевать судебное рассмотрение. Понятно, что она прекрасно была осведомлена о вероятном результате экспертизы, так что теперь ей ничего не оставалось, кроме как отказаться от иска.

Положив трубку, я грустно улыбнулась. Да, коллега Юрий, вам еще предстоит уяснить, что клиенты, как их не настраивай и как подробно не объясняй им, что нужно говорить, имеют раздражающую манеру в нужный момент растеряться и начать говорить совершеннейшие глупости, что и произошло в этом случае.

Поужинав, я отправилась в свой офис на встречу с Наортэлем.

Наортэль, как ни странно, уже ждал меня возле двери офиса. Я удивилась такой прыти, но предложила ему проходить и объяснить, что именно он хотел мне сообщить.

После того, как мы вошли и расположились в креслах напротив, Наортэль, старательно глядя мимо меня, наконец заговорил. – Глубокоуважаемая госпожа Анна, я должен искренне возблагодарить вас за ваше высочайшее мастерство и беспримерную внимательность, с коими вы защищали мои интересы. Полагаю, вы заслужили некоторое вознаграждение. – И он просто-таки мученически вздохнул. Несколько мгновений я пыталась сообразить, что он хотел этим сказать, а когда до меня дошло, я едва истерически не рассмеялась. Да уж, клиенты еще никогда не предлагали мне расплатиться натурой за мои услуги!

Нет, я во всех смыслах нормальная женщина, но меня всегда бесит такое снисходительное отношение. Да и забавно все же, насколько эльфы считают себя прямо таки пределом мечтаний любой человеческой женщины. Нет уж, я предпочитаю обычных мужчин, а не идеальных. С идеалами мороки больше, и нервотрепки тоже, а результат тот же…

Я вздохнула и попыталась максимально вежливо отказаться – так, чтобы не оскорбить самовлюбленного эльфа. – Господин Наортэль, по-моему, вы меня так и не поняли. Я совершенно не шутила, когда говорила, что не завязываю… хм… отношений на работе. Если хотите меня поблагодарить, то мне намного приятнее будет банальная денежная премия.

В ответ на сей шедевр дипломатической речи, Наортэль вздернул подбородок и, все так же не глядя на меня, достал из кармана чек и молча положил его на стол, а потом, коротко и сухо попрощавшись, вышел.

Я проводила его взглядом и пожала плечами. Ну что за манера обижаться на то, что остальные не считают тебя кумиром?

Я забрала чек, кстати, на весьма недурную сумму, и отправилась домой.

Однако веселые у меня выдались выходные, да и начало рабочей недели тоже оказалось на уровне…

Глава 3. Поделим честно: тебе – вершки, а мне – корешки

Только при разделе имущества супруги понимают, как много общего у них есть (с)

Я проснулась очень рано, и притом на пятнадцать минут раньше, чем должен был прозвенеть будильник. Так что я позволила себе немного понежиться в постели, наслаждаясь ее теплым уютом.

Это был особенный день – день моего рождения, и мне исполнилось двадцать девять лет. Естественно, я собиралась праздновать – день рождения, все-таки. Никогда не понимала тех, кто отказывается праздновать свой день рождения, мол "Я уже не в том возрасте, чтобы день рождения считать праздником". Конечно, я не прихожу в восторг от того, что к моему возрасту прибавился еще один год – да и какая нормальная женщина была бы этому рада? Просто, по-моему, из-за того, что я не отпраздную этот день, мой возраст совершенно не изменится. Так что глупо закрывать глаза на реальность и обманывать себя, говоря, что "я этого не вижу, значит, этого нет". Я всегда предпочитала смотреть в лицо обстоятельствам и старалась принимать то, чего не могу изменить. Зачем же лишать себя праздника? Да и вообще, это один из немногих дней в году, когда близкие и любимые люди не стесняются говорить мне о том, как я им нужна и дорога, и желать мне всего самого-самого. Согласитесь, глупо упускать такой случай и ходить с кислой миной, переживая из-за того, чего все равно не изменишь. Так что, в общем и целом, я люблю свои дни рождения.

В бочке меда праздничного дня имелась только одна ложка дегтя – точнее, даже не ложка, а целый половник – это то, что мне пришлось все-таки идти на работу в день рождения, вместо того, чтобы целый день законно принимать поздравления. К сожалению, одно мое дело рассматривала весьма вредная и педантичная судья, для которой день рождения – еще не повод для переноса слушания дела. Когда я подошла к ней с просьбой перенести дело, она мне ответила, что перенесет его лишь по заявлению клиента и при наличии у меня справки, что я занята в другом деле либо больна. Правда, последнюю справку мне взять проблемы не представляло, но… Боюсь, что злопамятная судья Мышкина припомнила бы мне этот фокус с прогулом заседания очень надолго. Да и просто не явиться на заседание по делу я никак не могла, поскольку моя клиентка, Дваргия Ломмсон, – гномка. Как и положено чистокровной представительнице этого народа, моя клиентка весьма правильна и законопослушна. Одна лишь мысль о том, чтобы обмануть закон либо даже просто слегка воспользоваться им в своих интересах, приводила ее даже не в ужас, а в настоящий праведный гнев. Нет уж, раз закон в лице судьи Мышкиной потребовал нашего присутствия в этот день, то уважительной причиной отсутствия в зале судебного заседания могла быть только смерть, и ничто иное.

В общем, мне ничего больше не оставалось, кроме как собираться и отправляться на работу. К тому же заседание было назначено на девять часов утра, а нужный мне районный суд находится на другом конце города, так что просыпаться мне пришлось в шесть. Впрочем, умильная мордочка моего домового, Ната, который ради такого случая даже принес мне в постель на подносе кофе и кучу всяких вкусностей, быстро подняли мне настроение. Ну и ладно, что рано проснулась. Зато и освобожусь тоже пораньше! С этой оптимистической мыслью я отправилась на работу.

Я вышла из дома слишком рано, так что никто еще не успел поздравить меня по городскому телефону, а мобильный я заранее отключила, чтобы не забыть сделать это перед заседанием. Мало что так бесит судью, как трель мобильного телефона в самый неподходящий момент.

Надо сказать, это дело относилось к особой категории. Пожалуй, через пару лет почтенная Дваргия Ломмсон будет просить предоставить ей скидку как постоянной клиентке, и притом вполне обоснованно. Представьте, она собралась уже в четвертый раз делить со своим мужем, Свартальдом Ломмсоном, имущество, нажитое ими в браке. И это совсем не шутка! Эта милая пара, имеющая пятерых детей, делила имущество в среднем раз в год. Каждый раз вскоре после зимних праздников, которые достойный гном отмечал с размахом и вдохновением, Дваргия подавала на раздел имущества. Как она утверждала, это было нужно, чтобы дети не остались без крыши над головой, с таким-то отцом, способным, по ее словам, пропить последнюю рубаху. Правда, в то, что какой-либо гном может допиться до такой степени, лично мне всегда верилось с трудом. Надежность и основательность гномов общеизвестны, так что, скорее всего Дваргии просто хотелось остроты и некоторой новизны в отношениях. Как она сама говорила, "чтобы ему жизнь малиной не казалась".

Надо признать, что, несмотря на просто таки регулярный раздел имущества, супруги так ни разу и не развелись. Вдохновенно поделив пожитки, уже к осени Дваргия и Свартальд как-то тихо мирились, и жили спокойно, как говорится, душа в душу, до следующих зимних праздников.

Так что исковое заявление о разделе имущества супругов Ломмсон я напечатала уже в четвертый раз. Точнее, я чуть-чуть изменила формулировки в сохраненном в моем компьютере тексте, и составила новый список имущества. И поверьте мне, я не просто так каждый раз брала деньги за составление нового искового заявления, ведь этот самый список имущества состоял из солидного количества пунктов: в разное время он насчитывал от ста восьмидесяти до двухсот пятидесяти позиций. В перечень было включено абсолютно все имущество, нажитое супругами за тридцать лет брака. А надо сказать, что данная семья гномов была просто образцово-показательной, с гномьей точки зрения, конечно. У гномов исстари сложились особые отношения с землей и металлами, и большинство гномов, даже живя в столице, продолжают заниматься привычным делом – от кузнечного дела до сельского хозяйства. В столице имеется даже особый квартал, Свартальв, где живут только гномы. Солидность и рачительность гномов вошли в поговорки и сказки, и гномы традиционно относятся к зажиточному среднему классу. Так что имущества у среднестатистического гнома обычно оказывалось немало.

У супругов Ломмсон имелся солидный дом в Свартальве с приличным огородом и большим хозяйством. Так что перечень всего имущества, находящегося в доме, а также хозяйства, действительно получался очень приличный.

Хочу заметить, что вся прелесть данного дела заключалась даже не в том, что супруги делили абсолютно все имущество, которое у них было. Нет, вся соль именно в том, что разделить имущество они желали в натуре. Переводя на нормальный язык, их не устраивал вариант, что которому одному достанется, например, кофейный сервиз, а второму будет выплачена денежная компенсация половины его стоимости. Нет, это слишком просто и неинтересно! По мнению гномов, имущество следовало поделить поровну буквально: если уж делить вилки, то поштучно. А уж принимая во внимание, что некоторые общие вещи разделить поровну просто невозможно (ну, корову, например – нельзя же ее распилить), то каждый из супругов настаивал на том, чтобы это имущество было передано именно ему.

Да и еще, надо сказать, что список совместного имущества, который составила истица, и список, который составил ответчик, не совпадали – ни по количеству пунктов, ни по наименованию некоторых из них. Например, в нашем списке значилось тридцать девять вилок, а в списке ответчика – всего тридцать восемь. И, с точки зрения гномов, это просто-таки вопиющая неточность, и для ее устранения, безусловно, требовалось вызывать свидетелей!

На мою попытку объяснить клиентке (еще при самом первом разделе, теперь я уже даже не пытаюсь), что эти мелкие моменты не существенны и на крайний случай их можно опустить, я получила возмущенную тираду о том, что так нельзя. На мой резонный вопрос, почему же нельзя, последовал просто обескураживающий ответ: ведь это же неправда! Воистину, одним из незыблемых принципов гномов надо считать пресловутое "Закон строг, но это закон".

Лично у меня складывалось мнение, что супругов вообще не так интересовал результат, то есть итоговый раздел имущества, как сам процесс раздела. Еще бы, сколько эмоций: начиная от скандалов с традиционным битьем скалкой по похмельной голове, и заканчивая желанным бурным примирением в итоге.

Да, конечно, у меня вроде бы не было оснований жаловаться – мою работу клиентка оплачивала в срок и очень щепетильно, но как же они мне надоели!

К счастью, на сегодня было назначено лишь предварительное слушание дела, что давало мне надежду освободиться хотя бы после полудня. В конце концов, обычно предварительное судебное заседание занимает пятнадцать-двадцать минут, не больше. Но с особым, истинно гномьим отношением к судебному процессу, даже предварительное заседание грозило перерасти в просто-таки эпическое действо.

Следует заметить, что с тех пор, как была введена обязательная звукозапись всех заседаний по всем гражданским делам, формализма в судах стало еще больше. Если раньше по простеньким делам можно было обойтись практически без формальностей, то теперь все было, как положено: выяснение явки сторон, объявление состава суда, отводы, заявления и ходатайства… Все это крючкотворство записывается на особые кристаллы и хранится в архиве суда в течение двухсот пятидесяти лет. В принципе, все правильно и вполне разумно. Раньше секретари суда слишком часто записывали слова свидетелей так, как им захочется, что создавало впоследствии множество проблем. Теперь же все, что было сказано в судебном заседании, сохраняется в неизменном виде. Зато расплачиваться за точность приходится уймой времени, которую занимает судебный процесс. А уж в случаях, когда сторонами по делу являются дотошные и въедливые гномы, процесс и вовсе растягивается на неопределенный срок. Так что, пожалуй, я все же с утра слишком оптимистично понадеялась на то, что сегодняшнее заседание быстро закончится, и я освобожусь пораньше.

Предчувствия, а точнее, значительный профессиональный опыт, меня не обманули. Более того, все оказалось еще хуже, чем я ожидала.

Начнем с того, что адвокатом ответчика на этот раз был гном, Дьюрин Доваррсон. Если вы никогда не встречались с гномами-адвокатами, то могу сказать без преувеличения: вам очень повезло. Я и сама достаточно внимательна и придирчива – это типичное и вполне положительное профессиональное качество, но гном-адвокат рассматривает каждый документ буквально под микроскопом, не просто не пропуская ни одной неточности, а вообще доводя это до абсурда. И ладно бы все эти бесконечные пререкания имели реальное существенное значение для дела, а так… В лучшем случае, эти мелкие споры лишь показывали клиенту, как же много времени и сил адвокат уделяет его делу.

Судья, уже заранее предвкушавшая все прелести предстоящего слушания, тянула с началом заседания до последнего. Чем она была занята в своем кабинете – покраской ногтей или болтовней по телефону, я не знаю, но ожидали мы под кабинетом больше часа. Наконец, видимо, поняв, что дальше тянуть бессмысленно, судья решила заседание все-таки начать.

Чем хорошо стандартное начало судебного заседания, так это тем, что сторонам практически не дается возможность высказаться. Ну, разве что, если у сторон есть основания для отвода судьи. Да и оглашение текста искового заявления нареканий не вызвало. В конце концов, данный текст, по-моему, уже имеется в компьютере каждого из судей в этом суде.

Так что начало заседания прошло традиционно без эксцессов, а вот дальше…

Моя клиентка, наученная тремя судебными процессами, четко, как по шпаргалке, проговорила, что свои исковые требования она поддерживает в полном объеме. Дальше она попыталась подробно изложить, в чем именно заключаются ее исковые требования, но была неумолимо остановлена мной. Закаленная практикой общения с гномами, я сразу начала дергать клиентку за рукав, пытаясь привлечь ее внимание и знаками показать, что хватит уже подробностей. Почему знаками? Но ведь судебный процесс-то под звукозапись! А я, вроде бы, не имею права заставлять замолчать собственного клиента… Впрочем, положительного результата я этим не добилась. Пришлось нагло наступить клиентке на ногу. Да, иногда в нашем деле сапожки на шпильке – это большое подспорье… Клиентка вздрогнула и оглянулась на меня. Я провела рукой поперек своего горла, пытаясь этим жестом объяснить, что излагаемые ею детали уже лишние. О, дошло, замечательно… Только Дваргия что-то немного побледнела… Неужели у меня такое зверское выражение лица? Или она просто слишком буквально поняла мой жест? А впрочем, какая разница – главное, что подействовало.

Итак, мы, наконец, перешли к пояснениям ответчика, точнее, его представителя. Ожидаемо заявив, что исковые требования ответчик не признает, адвокат Дьюрин все-таки начал поименно перечислять все имущество и приводить аргументы, по которым именно этот пункт иска недостаточно точен, с его точки зрения. Чтобы, не дай боги, ни одно слово не затерялось, и все было зафиксировано и учтено, коллега, разумеется, подал письменное возражение на иск, но он желал и устно изложить все.

Ну, ладно, пожалуй, когда речь идет о стоимости спорного имущества, я могу согласиться, что это имеет значение, но остальные возражения меня просто покорили.

– Хочу обратить внимание глубокоуважаемого суда, – гулко вещал он. – Что черных кур, которые в исковом заявлении указаны в пункте двенадцатом, в действительности на тридцать две, а тридцать три. Без сомнений, истица пыталась скрыть от суда наличие тридцать третьей курицы, что ставит под сомнение вообще правдивость сведений, изложенных в исковом заявлении…

Тут коллега вынужден был прерваться, поскольку моя клиентка вскочила с места и возмущенно закричала. – Неправду вы говорите, у нас осталось только тридцать две курицы! Я же этому гаду, – с этими словами она погрозила кулаком в сторону сжавшегося мужа, – суп из этой курицы еще месяц назад сварила. Ты ж, гад такой, горькую пил беспробудно, как же ж ты, бессовестный, такое упомнить можешь?!

Судья, с трудом скрывая усмешку, поинтересовалась у ответчика. – Скажите, ответчик, признаете ли вы заявление истицы?

Побуревший от стыда Свартальд Ломмсон смог только кивнуть в подтверждение, но судью это не устраивало.

– Ответчик, напоминаю вам, что ведется звукозапись судебного процесса, а ваши жесты микрофон не воспринимает. – Строго сказала судья Мышкина, и окончательно потемневший лицом ответчик вынужден был выдавить из себя "да".

Коллега, явно не слишком огорчившись такому повороту дела (главное же – не выиграть дело, а сделать все по справедливости!), продолжил. – Кроме того, полагаю несправедливым такой раздел имущества, указанного в пунктах сто двадцатом и сто двадцать шестом, как предложила истица. На каком основании истица предлагает передать ответчику "трусы мужские, семь штук", а истице оставить "трусы женские, кружевные, двадцать пять штук"? Мало того, что количество женских трусов намного больше, чем мужских, так еще и, извините, по стоимости они не равноценны! Не говоря уж о том, что истица не указала в иске наличие у нее бюстгальтеров! Ваша честь, прошу вас истребовать данные предметы в качестве вещественных доказательств. Мы представим эти трусы – и мужские и женские – суду для ознакомления, и вы будете иметь возможность сами в этом убедиться.

Судя по брезгливому выражению лица судьи, копаться в чужом грязном белье, причем в самом прямом смысле слова, у нее не было ни малейшего желания. Конечно, я не испытываю особо нежных чувств к этой судье, но ее явно надо было спасать. Да и вообще, это ведь и в моих интересах тоже – я ведь тоже не фетишистка, знаете ли. Улыбнувшись про себя нелепости спора, я быстро вскочила со своего места и заявила. – Возражаю, ваша честь. Истица не оспаривает, что ее белье по стоимости намного дороже, чем белье ответчика, в общем-то, мы так и указали в исковом заявлении. А согласно требованиям гражданско-процессуального кодекса, обстоятельства, которые признают обе стороны, не требуют дальнейшего подтверждения. – Заявив это, я села на свое место, а на лице судьи даже прорезалась благодарность. Да уж, судья Мышкина, конечно, формалистка, каких поискать, но ничто человеческое ей не чуждо.

Не буду описывать все остальные спорные моменты и пререкания, прозвучавшие во время этого судебного заседания. С потрясающей скрупулезностью мы разбирали каждый пункт искового заявления, споря даже о том, где в тексте необходимо ставить запятые. Больше всего меня раздражало именно осознание того, что заседание все-таки было предварительное, а значит, в следующий раз мы вновь должны будем разбирать и пережевывать то же самое, если, конечно, ответчик и его представитель не придумают еще чего-нибудь новенького, что также крайне необходимо обсудить и учесть при вынесении решения.

Наконец, спустя два с половиной часа, Дьюрин Доваррсон слегка выдохся и сел на место, и судья на радостях попыталась на этом закончить заседание. Но не тут-то было! Как оказалось, запас возражений у адвоката ответчика подошел к концу, но у него еще имелось ходатайство. К сожалению, судья не имела права отказаться выслушать ходатайства сторон, так что нам пришлось внимать речи коллеги Дьюрина.

– Ваша честь, у меня есть ходатайство. – Важно проговорил он, смешно выпячивая грудь. – Я прошу приостановить производство по делу до осени.

Чего-чего, а такого поворота событий не ожидали ни я, ни судья.

– Представитель ответчика, обоснуйте заявленное ходатайство. С какой целью вы просите приостановить производство по делу? – недовольно попросила судья. В общем-то, я ее вполне понимала – за затягивание рассмотрения дела судью по голове не погладят, да и вообще, ей несомненно хотелось побыстрее закончить это дело и сдать его в архив.

Дьюрин пояснил. – Видите ли, в состав имущества входят, кроме всего прочего, цыплята. Проблема заключается в том, что цыплята только вылупились, а, как известно, цыплят по осени считают, так что нам необходимо приостановить дело до осени! – Дьюрин торжествующе посмотрел на меня, по-видимому полностью уверенный в том, что судья удовлетворит его ходатайство.

Судья Мышкина, по-моему, уже чистосердечно сожалела не только о том, что она приняла это дело к своему производству, а и вообще о том, что она стала судьей.

Мне, впрочем, тоже не хотелось тянуть это дело как минимум до следующей зимы, а, судя по замашкам адвоката, он намеревался предельно растягивать рассмотрение дела. Ну что ж, коллега Дьюрин, я тоже умею играть в такие игры. Я решительно поднялась со своего места и заговорила. – Ваша честь, разрешите возразить против ходатайства ответчика?

Судья встрепенулась и с надеждой посмотрела на меня. – Конечно, представитель истца, выскажите свое мнение о заявленном ходатайстве.

Ну, положим, мнение о самом ходатайстве мне высказывать не стоило, поскольку это самое мнение было не слишком цензурным, а вот высказать возражения я намеревалась.

– Прошу обратить внимание, ваша честь, что в список имущества также включена свинья, одна штука. Поскольку свиней режут в августе, то в случае, если дело будет приостановлено до осени, свинья уже будет зарезана, и таким образом, часть спорного имущества будет утеряна. Поэтому полагаю, что приостановление слушания дела нецелесообразно и прошу суд отказать в заявленном ходатайстве. – Высказавшись, я улыбнулась судье и села на место.

Дьюрин тут же вскочил и попытался что-то сказать, но судья решительно оборвала его. – Адвокат ответчика, вы уже высказали свое ходатайство, так что достаточно. Суд, совещаясь на месте, постановил: в удовлетворении заявленного ходатайства отказать.

Вот теперь я с полным правом вернула коллеге Дьюрину торжествующую улыбку.

– А теперь давайте согласуем дату следующего заседания. – Судья торопилась поскорее закончить, чтобы представитель ответчика не успел еще что-нибудь отколоть. Вообще-то уже давно наступил обеденный перерыв, и бедная судья рисковала остаться голодной.

Быстро согласовав дату, мы наконец закончили заседание и разошлись. Впрочем, мне пришлось еще как минимум полчаса отвечать на вопросы, которыми засыпала меня клиентка. Наконец, решив, что в подобных случаях совершенно не зазорно спасаться бегством, я не выдержала и посетовала, что очень занята и вынуждена спешить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю