355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Lucrezia Borgia » Герцогиня с Османского берега (СИ) » Текст книги (страница 7)
Герцогиня с Османского берега (СИ)
  • Текст добавлен: 12 мая 2017, 07:00

Текст книги "Герцогиня с Османского берега (СИ)"


Автор книги: Lucrezia Borgia



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Нигяр?

Сюмбюль ошарашено уставился на женщину, стоявшую напротив него. Неужели это она? Нигяр Калфа, которую он лично посадил на корабль, плывущий до Англии, и которую все при султанском дворе считали мёртвой? Как же она изменилась со дня их последней встречи… Нигяр улыбалась, как ни в чём не бывало.

– О, Аллах Всемогущий, как же…? – ага никак не мог придти в себя. – Неужели это вправду ты?

– Да, это я. – непринуждённо ответила Нигяр. – Неужели я так плохо выгляжу?

Ещё около минуты Сюмбюль продолжал рассматривать бывшую калфу. Наконец на его лице нарисовалась широченная улыбка.

– Нигяяяяяр Хатун, наконец-то ты дома! – евнух аккуратно взял молодую женщину за руки. – Вай-вай-вай, какая ты стала красавица! Повернись-ка. Машалла, не женщина – конфета, так бы и съел целиком, ииии-хи-хи-хи! Губки, что фиалки, глазки, что изумруды, кожа, что бархат…

– А ты всё такой же, как прежде, Сюмбюль Ага. – с нежностью сказала Нигяр. – Со дня нашей первой встречи не изменился, помнишь?

– Иииии, ещё бы я не помнил! Ты сбежала от меня, коленки себе разбила, ох, и влетело же мне тогда от Дайе Хатун, так влетело, что я пожалел, что вызвался нянькаться с тобой, ах!

Бывшая калфа смеялась так задорно и заразительно, что главный евнух не мог не засмеяться вместе с ней. Нигяр поймала себя на мысли, что Сюмбюль едва ли не единственный, кого она искренне рада встретить в Топкапы, не считая, пожалуй, Ибрагима Паши, но того сейчас нет. Зато подвернулся отличный случай выяснить причину отсутствия Паргалы.

– Послушай, Сюмбюль, – герцогиня сменила тон и заговорила тише, – ты не скажешь мне, войны сейчас нет никакой?

– Аллах да не покарает тебя, хатун! – воскликнул Сюмбюль, но Нигяр приложила палец к губам, призывая его, тем самым, говорить тише.

– А где может быть Ибрагим Паша?

– Тебе-то зачем знать? Мало тебе досталось от Хатидже Султан?

– Нет-нет, ничего такого. Просто, когда султан встречал делегацию, рядом с ним не было Ибрагима Паши. Был Аяз Паша, а того, другого, не знаю.

– Ааааа, вот оно что! Так ведь с недавних пор Рустем Эфенди – личный помощник, секретарь и протеже Хюррем Султан. Сопровождает её в различных важных миссиях.

– Понятно. А Ибрагим Паша где?

На секунду Сюмбюль переменился в лице. Неужели эта женщина, дважды восставшая из мира мёртвых, ехала в такую даль с единственной целью, узнать, что случилось с некогда могучим визирем Османского государства? Так значит, новости распространяются действительно быстро. А она не поверила… Об этом можно было догадаться сразу… Что же теперь ей сказать? Нигяр не должна узнать правду.

– Помнишь Гюля Агу, который одно время увиливал за тобой? – весело спросил Сюмбюль, проигнорировав заданный вопрос. – Он написал мне недавно. Говорит, что держит таверну в Эдирне, и доход внушительный имеется. А ещё пишет, что нанял себе помощницу по хозяйству – вдову с двумя детьми. Так ты представляешь, через пару месяцев он женился на ней, и-хи-хи!

– Очень рада за него. А что с пашой?

– А Гюльшах, Гюльшах-то помнишь? Она ж умерла два года назад.

– Да? – такая новость крайне заинтересовала Нигяр. – От чего?

– Цветы в саду собирала, и тут змея как укусит! Вот и скончалась от яда, даже до вечера не дожила.

– Несчастная. – вздохнула Нигяр. – Как жаль бедняжку.

Теперь удивился Сюмбюль. В глубине души он надеялся на то, что бывшая калфа начнёт злорадствовать. Однако слова, сказанные ею, привели его в замешательство.

– Тебе в самом деле жаль Гюльшах? – спросил евнух.

– Да какая там Гюльшах, я змее сочувствую. Укусила эту крысину, отравилась небось.

– Ой, Нигяр, ты шутницей была, шутницей осталась! – засмеялся Сюмбюль.

– Так что с пашой-то? – настаивала на своём Нигяр.

– А Эсма Хатун, няня детей Хюррем Султан, помнишь? – продолжал ага. – Её замуж выдали за сына…

– Сюмбюль! – оборвала его Нигяр. – Ты слышал мой вопрос?

Главный евнух снова изменился в лице. Теперь он понял, что уйти от ответа не получится. Молодая женщина заглянула ему в глаза.

– Скажи мне правду. – потребовала она. – Какой бы страшной она не была. Что с Ибрагимом Пашой?

Ага никак не решался заговорить. Он долго подбирал слова, но опасался причинить боль дорогой гостье. Однако молчание затянулось, и герцогиня начала терять терпение.

– Ну хорошо. – сказал Сюмбюль, не скрывая волнения. – Во время персидского похода Ибрагим Паша присвоил себе титул Сераскера. Всё бы ничего, но он велел называть себя Сераскер Султан. Когда Повелитель узнал, рассердился жутко. А потом всплыл протокол приёма французских послов. Ибрагим Паша такого наговорил им, что вспомнить стыдно, ай, Аллах, помилуй! Тут наш султан рассвирепел окончательно. Он выпросил у верховного кадия Эбу Сууда Эфенди фетву об отмене клятвы на непричинение паше вреда и недопустимость его смертной казни. И в прошлом году, в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта…

Аге даже не пришлось договаривать. Нигяр поняла, что произошло. Она почувствовала, как стремительно воздух уходит из её лёгких, а ноги подкашиваются. Нет, этого не может быть! Ибрагим Паша не мог умереть! С надеждой герцогиня посмотрела в лицо Сюмбюлю; она расчитывала, что сейчас он возьмёт эти слова обратно или признается, что пошутил, однако тот, ничего не говоря, дал ей понять, что это правда. Теперь для Нигяр самым трудным было не расплакаться навзрыд.

– О, Нигяр, ради всего святого, не плачь! – поспешил утешить её Сюмбюль. – Ибрагим Паша – не тот человек, по которому нужно рыдать. Ничего хорошего бы он тебе сейчас не сделал, узнав, что ты жива.

Эти слова словно уберегли несчастную женщину от истерики. Она мысленно приказала наворачивающимся слезам остановиться. Ей совершенно необходимо было взять себя в руки.

– Пожалуй, ты прав. – спокойно сказала Нигяр главному евнуху. – Да и мне не хотелось бы позориться перед моим королём и заставлять моего мужа нервничать.

– Мужем? – недоверчиво произнёс Сюмбюль. – Так ты вышла в Англии замуж?

Нигяр покивала головой в знак положительного ответа.

– Значит, ты и веру сменила, да?

– Лишь на словах. Я ведь всё та же Нигяр, какой была, когда уезжала.

Бывшая калфа изо всех сил старалась не показывать своей боли, не спешащей успокоится, но это давалось ей с великим трудом. Сюмбюль понял это, и молча предложил Нигяр опереться на него и положить голову ему на плечо, что она и сделала. Что ж, по крайней мере она знает правду по одному пункту её цели визита в Турцию. Легче, правда, ей от этого не стало. Но хорошо, что рядом есть кто-то, рядом с кем можно ничего не говорить и чувствовать, что тебя поймут и поддержат, пусть даже этот человек порой ведёт себя, как самая настоящая сволочь.

Издалека Нигяр заметила, как мимо деревьев и декоративных кустов проходил богато одетый по-европейски человек, явно из высших слоёв общества. В нём молодая женщина узнала своего супруга. Если он разыскивал её, значит, настало время официальной части приёма.

– Вон мой муж. – шепнула она Сюмбюлю. – Будь осторожен, общаясь с ним.

– Где он? – евнух стал оглядываться по сторонам, пока не столкнулся взглядом с Томасом Говардом.

– Джоан! – окликнул Нигяр её супруг, недовольный тем, что застал её в неизвестно чьих объятьях.

Герцогиня мгновенно высвободилась из рук Сюмбюля. Она представила себе реакцию мужа, и по её спине побежали мурашки. Между тем, главный евнух не знал, как ему реагировать на происходящее.

– Что такое «Джоан»? – недоумевающе спросил он. – Почему он тебя так назвал?

– Потому, что это моё имя. – скороговоркой ответила бывшая калфа.

Сюмбюль не успел сказать что-либо в ответ. Герцог чуть ли не подбежал к супруге и наградил её недовольным взглядом. Та слегка поклонилась ему, выражая своё почтение (а может, просто из сложившейся годами привычки) и приняла не совсем естественную для себя позу – выпрямилась, словно аристократка и подняла голову так, как это делают настоящие герцогини и принцессы.

– Дорогая, приём вот-вот начнётся, не хватает только вас. – сказал герцог и повернулся к Сюмбюлю. – А этот так и будет таращится на меня, или всё-таки выразит хоть какое-нибудь почтение к моей персоне?

От тона, которым были произнесены эти слова, главный евнух буквально вздрогнул. Ему не понадобилось даже просить Нигяр перевода. Сюмбюль отвесил герцогу поклон до земли, как всегда, жестикулируя и улыбаясь. Всё бы ничего, но сэр Томас не высоко оценил сей знак внимания. Он сурово взглянул на евнуха.

– Джоан, переведи ему. – холодно сказал он супруге и обратился к Сюмбюлю. – Слушай внимательно, раб. Может тебе и дозволено вести себя с твоими хозяевами – турками, как угодно, но с англичанами такой номер не пройдёт. Если я ещё раз увижу, как ты прикасаешься к моей жене, то не посмотрю на то, что твоя жизнь принадлежит другим людям.

Нигяр не оставалось ничего другого, как исполнить требование мужа. Сюмбюль переменился в лице и начал медленно отступать назад от грозного герцога. Сэр Томас подхватил жену за локоть и потащил за собой. Нигяр

лишь обернулась и взглядом попросила прощения у евнуха за поведение герцога. А Сюмбюлю осталось лишь вернуться к султаншам, дабы никто не подумал, что он отлынивает от работы, попутно пытаясь уложить в голове поток информации, так внезапно на него обрушившийся.

Норфолк тащил супругу к месту приёма, попутно отчитывая её.

– Ты разочаровываешь меня, Джоан. – говорил он строго, но спокойно. – Не успел я тебя отпустить побеседовать с бывшей хозяйкой, как ты уже тискаешься с каким-то рабом.

– Вовсе не с каким-то. – возразила Нигяр. – Я знакома с этим человеком с детства, он мне как брат.

– Это ничего не меняет, дорогая. То, что когда-то дозволялось Нигяр Хатун, совершенно недопустимо для леди Говард! Впредь ты не должна общаться столь тепло с теми, кто значительно ниже тебя по социальному статусу. Особенно с рабами. С ними вообще стоит вести себя так, чтобы они не зазнавались, лишний раз подчеркнуть, кто ты, а кто они, вовсе не грех.

– При чём тут социальный статус? Я просто соскучилась.

– По кому? – сэр Томас даже усмехнулся. – По рабу, что-ли? А может по везучей стерве – султанше?

Нигяр сильно задели слова супруга, но молодая женщина справедливо рассудила, что демонстрировать это не стоит. За недолгий период брака она успела изучить характер герцога, и поняла, что не живёт с этим человеком, а терпит его потому, и только потому, что об этом её просила Анна Болейн. Однако, половина успеха затеи с визитом короля в Стамбул принадлежит ему, поэтому ей не на что жаловаться, особенно когда вся её дальнейшая судьба может решиться в ближайшие дня три. Лучше ей не спорить с мужем и действовать, согласно складывающимся обстоятельствам. Когда они пришли к месту встречи, на площадке уже были подняты флаги и расставлены шатры. Нигяр поняла, что официальная часть приветствия со всеми приглашёнными первыми лицами Османского государства начнётся с минуты на минуту.

========== Глава 11. Посольство ==========

Английская делегация выстроилась у главного входа Топкапы. В широком раскрытом шатре собрались члены султанской семьи и особо приглашённые гости. Под бой барабанов и вой труб глашатай объявил о выходе султана Сулеймана и Хюррем Султан. Собравшиеся встали и склонили головы в поклоне. Османский правитель и его супруга устроились на шикарных золотых тронах, после чего султан махнул рукой своему секретарю, подавая, тем самым знак того, что он готов встретить гостей. Глашатай начал поочередно объявлять имена членов делегации.

– Его Величество Генрих VIII Тюдор, король Англии и принцесса леди Мария Тюдор! Сопровождает и переводит сэр Френсис Дойл!

Трубы возвестили о прибытии короля и его старшей дочери. Генрих и Мария поклонились Сулейману и Роксолане. Султан поднялся с трона и ещё раз обнял своего английского коллегу.

– Я рад, дорогой Генрих, что ты смог найти несколько дней, чтобы посетить Османскую землю. – сказал он гордо.

– Я счастлив быть твоим гостем, Сулейман. – вежливо ответил Тюдор. – Я уверен, что наши народы впредь будет связывать крепкая дружба. Что бы там не утверждали скептики, я глубоко убеждён – союз между Западом и Востоком вполне реален; мирное сосуществование мусульманской и христианской цивилизации вполне возможно.

– Король Генрих, леди Мария, – обратилась к высоким гостям Хюррем, произнося слова по-английски, – для нас большая честь видеть вас. Я надеюсь, за то время, которое вы проведете с нами, вы ни в чём не разочаруетесь и останетесь довольны поездкой.

– Благодарю, Ваше Величество. – с огоньком в глазах ответил Генрих.

– Вы очень добры, госпожа. – дрожащим от волнения и страха голосом пролепетала принцесса Мария.– Мы надеемся, что оставив друг о друге лишь приятное впечатление.

– Да будет так, принцесса. – улыбаясь, сказала в ответ Роксолана.

Между тем, Сулейман указал рукой на собравшихся в шатре.

– Позволь, дорогой Генрих, представить тебя моей семье. Моя сестра Хатидже Султан. Мой старший сын Мустафа. Ради встречи с вами я вызвал его из Манисы. Его мать Махидевран Султан. Моя дочь Михримах Султан. Мои сыновья Мехмет, Селим, Баязет. Моя бывшая наложница Гюльфем Хатун. К сожалению мой младший сын Джихангир ещё слишком мал, поэтому не может присутствовать на церемонии.

Генрих поздоровался с каждым. Принцесса Михримах шутливо подмигнула королю, так ей было приятно познакомится с европейским правителем. Старшие сыновья Сулеймана, Мустафа и Мехмет были преисполнены гордости от того, что им выпала возможность поздороваться за руку с королём. Что касается Селима и Баязета, то происходящее вызывало у них скорей любопытство. Махидевран и Гюльфем удостоили короля и его дочь сдержанными улыбками. И лишь сестра султана, Хатидже, пребывала в апатии. Она даже не улыбнулась гостям, а на юную Марию глянула не как на молодую леди, а как на пустое место. Однако дочь Екатерины Арагонской была слишком хорошо воспитана, чтобы демонстрировать своё неудовольствие.

Между тем глашатай представлял королевскую свиту. Все, кого он называл, неизменно кланялись султану и его семье.

– Сэр Чарльз Брендон и леди Кэтрин, герцог и герцогиня Саффолк!.. Сэр Френсис Брайан и его невеста леди Элеонора Фейган!.. Сэр Томас Говард и леди Джоан, герцог и герцогиня Норфолк!

Едва завидев герцогиню Норфолк, Махидевран и Гюльфем раскрыли рты от удивления, а Хатидже аж привстала со скамьи. Без сомнения, они узнали в герцогине Нигяр Калфу, бывшую служанку гарема. Никто бы не подумал, что она посмеет ступить на землю Стамбула после того, что она сделала… Да и никто бы не подумал, что она вообще осталась в живых.

– Я рада приветствовать вас в доме моего брата, герцогиня. – сухо сказала сестра султана по-турецки.

Нигяр учтиво поклонилась ей. Ни один мускул на её лице не дрогнул, когда она глядела ей в глаза. Султанша заметила, что теперь перед ней стоит совсем другой человек, и где-то в глубине души её одолел страх. Нет, эта женщина вернулась с того света не просто так!

В толпе приглашённых с турецкой стороны гостей был ещё один человек, который был ошарашен возвращением Нигяр. Матракчи Насух Эфенди также, как и остальные, не ожидал столь крутого поворота в жизни бывшей супруги. Словно кровь ударила в голову писателю, ему многое нужно было сказать этой женщине. Вот только Хатидже Султан может быть страшна в гневе, это Матракчи осознавал совершенно ясно. Да и как подойти к Нигяр и обмолвиться с ней парой словечек, если теперь она – жена крупного иностранного вельможи, а правила и законы дипломатии ещё никто не отменял? Лишь только один учтивый поклон в качестве знака почтения; лишь пара шаблонных фраз, сказанных в приветствии – вот и всё их потенциальное общение. А ведь у Насуха Эфенди была весьма информация, которую нужно было срочно передать Нигяр… Разумеется, вышло именно так. Новоявленная герцогиня, конечно, узнала бывшего мужа, вот только поговорить с ним не было возможности. А ведь у неё также накопились вопросы, ответить на которые мог только лучший друг бывшего великого визиря Османской Империи…

Следующие несколько часов прошли на редкость скучными. Гостей разместили в огромном шатре в саду. Султан с сыновьями беседовали с королём и его герцогами, женщины уединились в своём углу, отгороженные занавеской. Конечно, Нигяр не испытывала особой радости от пребывания с гаремом – гадюшником с одной стороны и постоянно чем-то недовольной Кэтрин, распутной Элеонорой и закомплексованной Марией с другой стороны. Позади стояли служанки женщин и свита евнухов. Услуги переводчика были практически не нужны дамам – его обязанности по большому счёту исполняла бывшая калфа. Светский разговор, надо сказать, находился на грани скандала и это было заметно.

– Вы счастливы в браке, леди Норфолк? – ядовито спросила Хатидже.

– Очень. – ответила Нигяр.

– Я слышала, герцог человек неслыханно богатый, и он дарит вам украшений больше, чем король королеве. – не менее ядовито добавила Махидевран.

– Поговорите об этом с самим герцогом.

– И в своём кругу, разумеется, вы занимаете высокое положение и являетесь авторитетом? – спросила Гюльфем, стараясь выглядеть спокойной.

– В этом не сомневайтесь.

Хюррем и Михримах, ранее занятые беседой, в основном с Марией и Кэтрин, теперь обратили внимание и на Нигяр. Элеонора передавала через переводчика что-то невразумительное, в основном глупые шутки и совершенно бестактные вопросы относительно жизни в гареме, так что продолжать общаться с ней было бесполезно.

– Герцогиня, а вы по родине не скучаете? – вкрадчиво заметила Хюррем.

– По новой или по старой?

– По единственной.

Нигяр промолчала. Она держалась гордо, как положено женщине её статуса. Со стороны могло показаться, что она прирождённая аристократка, если бы никто не знал о тайне её происхождения.

– Я не привыкла скучать по чём-либо или по кому-либо. – ответила она. – Ни по вещам, ни по людям, ни по местам.

– Очень странно слышать от вас такие вещи, миледи. – сказала Михримах. – Помнится мне, вы всегда были патриоткой, когда служили при дворе моих родителей.

– Принцесса, быть может это не моё дело, – неожиданно для всех вмешалась Мария Тюдор, – но леди Говард всегда отзывалась лишь положительно об Османской Империи. И это никогда не мешало ей быть образцовой англичанкой и доброй католичкой, хотя стала она ей совсем недавно.

Принцесса искренне считала, что защищает эту скромную женщину, не участвующую в бесконечных интригах при дворе отца Марии, однако султанши только рассмеялись. Хатидже истерично хохотала, потому англичанки засмеялись в ответ.

– Да какая из тебя англичанка и добрая католичка, Нигяр Калфа?! – выкрикнула наконец сестра султана. – Ты ничтожество с рождения! Ты рабыней была, рабыней и умрёшь, и никакое замужество с английским беем этого не исправит! А за предательство Аллаха ты сгоришь в аду! Гюльфем, – обратилась она к подруге и служанке, – я возвращаюсь домой, надеюсь, ты со мной.

– Я, пожалуй, прикажу, чтобы закладывали карету в Манису. – добавила Махидевран. – Не могу больше находится в обществе этой шлюхи.

– Махидевран Султан, не стоит бросаться такими словами в отношении наших гостей. – приструнила её Михримах. – Или вы хотите, чтобы повелитель объявил войну Англии прямо здесь и сейчас?

Роксолана с одобрением посмотрела на дочь. Она сама бы сказала эти слова, но Михримах её опередила. Безусловно, дипломатический скандал не был нужен ни одной из сторон, однако поведение султанш могло его спровоцировать.

– Я не знаю, что вам сделала леди Норфолк, но оскорбляя её, вы сейчас оскорбляете всех нас. – выступила Мария.

– Леди Мария права. – присоединилась к ней Кэтрин Уиллоуби. – Законы дипломатии, насколько я знаю, запрещают подобные выходки на территории одной из договаривающихся сторон.

– Вы просто плохо знаете обычаи и традиции великих османов, леди Саффолк! – ответила новым выпадом Хатидже. – Вы можете сколько угодно защищать бывшую рабыню, но факт того, что она была рабыней, ваши неуместные высказывания не изменят!

Теперь пришла очередь Хюррем вмешаться в разгорающийся конфликт. Поведение золовки вывело её из себя. Если не предпринять срочных мер, то последствия могут быть самыми плачевными.

– Послушайте, госпожа, – обратилась Роксолана к Хатидже, – не для того мы с таким трудом организовывали эту встречу, чтобы вы закатывали истерики!

– Не смей повышать на меня голос! – ещё больше распалялась принцесса. – Никто не имеет права повышать голос на прирождённую султаншу!

– Хатидже Султан, Махидевран Султан, вы, кажется, собирались уйти. – напомнила разгорячившимся дамочкам Михримах.

– Она права, госпожа, пойдёмте. – тихо и спокойно промолвила Гюльфем, взяв подругу под руки и ведя её к выходу из шатра.

Разъярённая Хатидже тяжёлым шагом покинула собравшихся. Махидевран и Гюльфем последовали за ней, хотя последняя предпочла бы побеседовать с леди Марией и леди Кэтрин. Принцесса обратилась к брату с просьбой отпустить её домой; султан, сохраняя олимпийское спокойствие, удовлетворил её просьбу, однако не отпустил Махидевран обратно в Манису. Шехзаде Мустафа хотел пообщаться с королём Генрихом, и Сулейман не видел ничего противоестественного в желании сына, так что единственное, на что могла рассчитывать его мать, так это переночевать у Хатидже и наутро уехать одной. На подписании турецко – английских договоров должны присутствовать принцы, рассуждал Сулейман, а глупые прихоти матери старшего наследника препятствием для этого не являются. Хотя и Генрих, и его министры, отнеслись с пониманием к «недомоганию» султанш, Роксолана и её дочь лишь ехидно улыбались, понимая, что Хатидже и Махидевран неслабо опозорились перед англичанами, а им, собственно, делать-то ничего не пришлось. Надо сказать, что Нигяр тоже получила свою порцию удовольствия от происходящего. Как ни крути, но осознавать, что бесящиеся стервы, которые готовы были плясать на её могиле, теперь даже пальцем прикоснуться к ней не смеют, и поэтому изходятся желчью в бессильной злобе, по меньшей мере приятно. Что касается англичанок, то принцесса Мария тихо молилась, леди Кэтрин задыхалась от возмущения, а леди Элеонора лишь вытянула ноги в длину и спросила, не подадут ли ей ещё фиников.

– Если бы кто-нибудь из родни Его Величества повёл себя подобным образом, – говорила герцогиня Саффолк, – то непременно бы нарвался на ответную грубость. Не так ли, Ваше Высочество?

– К сожалению, это так. – подтвердила Мария. В эту минуту Хюррем заметила, что эта скромная англичанка с грустными глазами больше похожа на настоящую принцессу, чем её нервная и эгоистичная золовка.

– Очень странно, что султан спустил ей это с рук. – выдохнув, промолвила Роксолана. – Видимо для того, чтобы не смущать вашу делегацию. В свою очередь я хотела бы извиниться за поведение Хатидже Султан. Впрочем, угрюмый вид и внезапные вспышки агрессии – её обычное состояние.

Михримах хихикнула над тем, как её мать описывает тётушку, но мгновенно приняла вид, соответствующий её положению.

– Я бы посоветовала вам молиться за неё. – сказала Мария. – Вероятно, внутри вашей золовки сидит бес.

– Спасибо, дорогая, за участие. – ласково проговорила Хюррем, в глубине души жалея девушку, которая совершенно не знала Хатидже. Впрочем, Мария всегда полагала, что хуже, чем в её семье, ситуаций просто не бывает.

– Так что там с финиками? – недовольно протянула Элеонора. – По-моему, это неуважение к гостям, когда хозяева не торопятся исполнить их простое желание.

– Если финики, это всё, что интересует вас, леди Элеонора, то вы могли бы совсем не вылезать из покоев, которые вам приготовили. – ответила ей Михримах. Однако девица шутки не поняла и обиженно надула губки. Потеряв последнюю надежду на то, что с данной особой можно наладить разговор, принцесса обратилась к Нигяр.

– Так чем же вы занимаете своё время, любезная герцогиня Джоан?

– В основном рукоделием и музыкой. – ответила та. – Английские песни запоминаются на удивление легко.

– А турецкие песни вы ещё помните? – спросила Хюррем.

– Кое-что помню. При английском дворе песнями Османской Империи не особо интересуются.

– Вот как! – османская королева была поражена услышанным. Она бросила вопрошающий взгляд на англичанок.

– Это правда. – ответила ей Мария. – Англия – государство христианское, несмотря на то, что сейчас в нём творятся ужасные вещи на почве религии.

– По-моему, это глупо. – возразила ей Роксолана. – Государства должны жить в мире и согласии, обмениваться опытом и перенимать друг у друга самое лучшее, не смотря на религиозные взгляды и народные обычаи.

– Вы правы, Ваше Величество. Я думаю, простым людям, населяющим наши страны, меньше всего нужны войны. А войны являются ничем другим, кроме как результатом интриг вельмож, которым всегда мало власти и денег.

Хюррем ласково поглядела на девушку. Она не ожидала, что найдёт в её лице столь прекрасную собеседницу.

– Вы так молоды, но мудры не по годам. – сказала она. – Из вас получится прекрасная королева, если вы будете проявлять такую же мудрость по отношению к вашим будущим подданным.

Мария смущённо опустила взгляд и покраснела. Она вымолвила лишь одно: «Благодарю» и принялась с энтузиазмом обмахиваться веером, чтобы сбить внезапно накативший на неё жар.

Между тем, Сулейман и Генрих плавно свернули тему политики и вели чисто светскую беседу. Сыновья султана интересовались европейской архитектурой и литературой, что она из себя представляет и как вяжется с христианской религией. Кто-то спрашивал у турков о восточных породах лошадей, а кого-то занимал светский этикет в Англии. Что касается короля, то ему было крайне любопытно узнать, не тяготит ли его турецкого коллегу огромное количество женщин, требующих постоянного внимания.

– Признаюсь, Сулейман, я бы не смог жить в Османской Империи. Я, конечно, женщин люблю, но мне не хватило бы ни денег, ни нервов, чтобы содержать их всех и при этом относится ко всем одинаково и никого ненароком не обидеть. – говорил Генрих.

– Быть может, это потому, что в мире исламском и в мире христианском отношение к семейной жизни различно. – ответил Сулейман и, немного подумав, прибавил: – Насколько я знаю, христианский бог запрещает своим детям иметь более одной жены.

– Да, верно.

– А вы, Генрих, женаты третьим браком. Разве такое возможно для христианина?

– Конечно. – не задумываясь, ответил Генрих. – Вам кажется это странным?

– Европейцы не держат гаремов. – словно поставил его перед удивительным фактом Сулейман. – Или только королям дозволено их иметь?

Тюдор рассмеялся в ответ. Объяснять туркам, что в моногамный брак можно вступить более одного раза, будет проблематично, но он постарается. И надо не забыть спросить османского правителя, как ему удаётся при засилии полигамии в восточной культуре хранить верность всего одной женщине.

– Вообще-то, ни короли, ни простые англичане, не ведают о том, что такое гарем. – сказал он весело. – Официально у нас подобные явления не приветствуются.

– То есть, гаремы можно иметь, но скрыто? – встрял Мустафа, чем заслужил строгий неодобрительный взгляд отца.

– Личная жизнь на то она и личная, принц, – ответил Генрих, – в Европе короли, герцоги и графы распоряжаются ей, как угодно. Вот Чарльз вам подтвердит.

Герцог Саффолк не решался хвастаться перед турками подробностями всех своих любовных побед. Интуитивно он чувствовал, что в этой стране на него станут не только смотреть с презрением, но и начнут открыто пристыживать, а отсюда недалеко и до международного конфликта на религиозной почве. Зная характер короля, он сделал попытку одёрнуть его, чтобы тот ненароком не начал рассказывать о внебрачном сыне от Бесси Блант и смаковать подробности романа с Анной Болейн и Джейн Сеймур.

– А в вашей стране принцы управляют провинциями? – спросил Мехмет.

– С рождения сыновьям короля дают титул герцога Уэльского или герцога Йоркского. – ответил Саффолк.

– И в это время им разрешено иметь своих наложниц?

– Обычно ещё в детстве происходит обручение принца с принцессой другого государства, однако это не мешает влюбляться в абсолютно любую женщину. – живо ответил король.

– И жениться на ней?

– Ну… – Генрих долго решал, что ответить, и бросил взгляд на ухмыляющегося султана. – Можно и так. Однако эти развратные старикашки, Римские Папы, имеют крайне вредную привычку нагло вмешиваться в личную жизнь королей.

– Хорошо, что наш главный муфтий не выбирает наложниц для Повелителя и шехзаде. – снова перебил говорящего Мустафа.

– Да, это очень хорошо. – выстрелил Генрих. – Однако я отделил свою страну от порочного Рима и теперь никакой Папе не вправе диктовать мне, кого мне звать в свою постель.

Сулейман решил не спорить с этим человеком. Ему было понятно, что брачная моногамия, о которой говорит его английский коллега – лишь оболочка, и соблюдается разве что в низших слоях общества. Как бы делегация не старалась преподнести свою страну в лучшем свете, всё же был порок, который проявлялся даже сейчас, в разговоре при первой встрече. Вседозволенность. А когда страной руководит человек, страдающей вседозволенностью и уверенной в собственной безнаказанности перед своим народом и богом, то этой стране остаётся лишь посочувствовать.

На другой стороне стола сэр Френсис Брайан рвался вступить в разговор. Выпил он довольно много, поэтому сидевший рядом герцог Норфолк счёл своим долгом сдерживать его. Но даже ему не удалось предотвратить ситуацию, когда не совсем трезвый милорд перестанет контролировать свою речь.

– Ваше Величество, а как вы управляетесь с таким огромным количеством женщин? – спросил он, обращаясь к Сулейману. – Я бы на вашем месте давным – давно сошёл бы с ума.

– Я не заведую всеми этими женщинами. – невозмутимо ответил тот.

– Понимаю. – выдохнул Френсис. – Кто лучше организует армию женщин, как не женщина?

В ответ на это султан от души расхохотался. Англичане определённо весёлые люди, особенно этот парень.

– Гаремом действительно управляет женщина, а именно Хюррем Султан. – произнёс Сулейман. – Однако вопросами охраны и организации порядка в гареме женщины не занимаются.

– Ого! – Френсис был ошарашен услышанным. – А кто же тогда, если не мужчины и не женщины?

Прежде чем султан успел что-то произнести, в разговор снова встрял Мустафа.

– Евнухи. – отозвался он. – Эти вопросы входят в их компетенцию.

– Кто? – протянул сэр Брайан.

– Френсис Эфенди, вы и так узнали слишком много о гареме. – сдержал его пыл Мехмет. – Благодарите Повелителя за то, что он позволил вам узнать то, что в принципе человеку, не принадлежащему к мусульманской вере, знать не положено.

Султан одобрил такой поступок сына. Он одобрительно посмотрел на шехзаде. Мустафа же удостоился лишь молчаливого гнева за то, что в очередной раз не удержал язык за зубами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю