Текст книги "Боевой ограничитель (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Эмили помотала головой.
– В каком-то смысле ты проект моей лаборатории, – Ли смерила её задумчивым взглядом. – Пока – до неприличия убыточный, но кто знает… Может, со временем тебе хватит совести окупить наши усилия?
– Мэдисон, – сердито перебил её доктор. – Девочка только что пришла в себя. О чём речь?
– Но рано или поздно она ведь встанет на ноги, так? Пистолет у неё есть, отцу она кое-чем обязана. Так что, если будет минутка свободная – ты уж не обессудь, деточка, сходи прогуляться до Мемориала.
Ли развернулась на каблуках и вышла из палаты.
Эмили стиснула кулак – и охнула: отросшие ногти впились прямо в свежий шрам. Да уж, достойное сопротивление. Ровно то, на которое она способна: сделать больно себе самой, пока не сделали другие.
– Не принимай близко к сердцу, – доктор Престон вздохнул. – Мэдисон просто хочет всё контролировать. И небезосновательно, в общем-то, без неё тут многое давно бы развалилось. А ещё она старый друг Джеймса и действительно беспокоится за твоего отца. А бросить лабораторию и уйти за ним не может: слишком нужна она Ривет-Сити.
– Печально, – сказала Эмили сквозь зубы.
– Ты, главное, не переживай. Джеймс ведь далеко не дурак. Сто к одному, что он успел убежать, когда туда мутанты заявились. Сидит сейчас где-нибудь в лаборатории Братства, всем нам на зависть… Вот придёт твой наёмник – и отправишь его проверить Мемориал.
– Это если он вернётся.
– Конечно, вернётся! – Престон выглядел удивлённым. – Здесь, в Ривет-Сити, гуль не вполне… уместен. Ну ты понимаешь. Если бы он тут остановился, нашлись бы недовольные. А так всем хорошо. Он заходит время от времени. Вчера вот, например.
– Когда?
– Примерно за час до того, как ты очнулась.
– Вот же ж чёрт, – разочарованно протянула Эмили.
– Он принёс денег и захотел тебя увидеть. А я… разрешил. Что, не надо было? – встревожился доктор. – Просто этот гуль из тех товарищей, которым не так-то просто отказывать. Да и ты всё равно спала, я решил, что вреда не будет, если он постоит одну минутку, посмотрит на тебя и уйдёт…
– Харон может приходить ко мне в любое время, – прервала Эмили поток оправданий. – Когда ему только заблагорассудится.
– Ясно, – кивнул Престон. – Ну что ж, справедливо. Он тебе жизнь спас. Хотя, конечно, приди ты сюда на пару дней пораньше – обошлось бы без перикардита. Даже если бы экссудат и начал скапливаться, можно было бы обойтись дренированием, это не так страшно, хотя приятного тоже мало…
– Да неважно. Как он? – жадно спросила Эмили. – Когда вернётся, не сказал?
– Он не из общительных. Но, как я понял, он договорился с какими-то караванщиками – поможет им добраться до Кентербери и обратно. Путь неблизкий, погода – дрянь… Пару недель это займёт.
Две недели! Эмили чуть не взвыла от досады.
Хотя, может, оно и к лучшему. Ну что бы она ему сказала? «Спасибо, Харон, что снова спас мою жалкую задницу»? А он бы что ответил? «Проклятый контракт!»
– И, что бы Мэдисон тебе ни наговорила – без глупостей, ладно? – доктор пристально посмотрел на Эмили.
– Не надо меня утешать.
– Надо. Ты, главное, выздоравливай. Набирайся сил.
– Есть, сэр, – сказала она.
*
Постепенно доктор начал снижать дозу анальгетиков. Вместе с сознанием возвращалась и боль – тысячеликая, но неизменно мучительная. Правда, сны всё равно были хуже. Извилистые коридоры Мемориала Джефферсона, бесконечные лестницы, скользкие от давно остывшей крови, что сочилась с потолка подобно воде. И грустный ласковый голос мамы, который нашёптывал Эмили недобрые вести об отце и о ней самой.
С постели Эмили встала на третий день (на самом деле, как она с ужасом узнала от Престона, с момента операции прошёл почти месяц). На четвёртый день она, цепляясь за стены и каждую пару минут останавливаясь перевести дух, кое-как доползла до общей комнаты. Выяснилось, что там можно снять койку всего-то за двадцать крышек в неделю – какая экономия ценнейших ресурсов лаборатории доктора Ли! Престон протестовал, конечно, но скорее для приличия – больных на авианосце всегда хватало, и наутро, придя в клинику на перевязку, Эмили обнаружила, что место в палате интенсивной терапии уже занято каким-то бедолагой. Что ж, к вечеру койка вновь была пуста.
А на следующий день принесли ту девчонку.
В назначенное время Эмили пришла – вернее, приковыляла, – на осмотр. Едва доктор успел разложить на столе необходимые для перевязки инструменты, в коридоре послышались тревожные звуки шагов и взволнованные голоса.
– Посиди пока в палате, – велел Эмили хмурый как туча Престон, надевая хирургический фартук. – Там что-то серьёзное.
…Их было двое. Глупые дети из Ривет-Сити, вздумавшие перехитрить Пустошь. Старый, избитый сюжет: он нашёл в старых журналах упоминание о хранилище с ценными данными, а она не смогла позволить ему пойти на поиски Грааля в одиночку. Ей только-только сравнялось шестнадцать, он был на год старше.
У них была цель – аккуратный домик в Мегатонне. Подальше от прежней жизни, поближе к природе. И оружие у них было: пара пистолетов, выкидные ножи и даже лазерная винтовка, правда, одна на двоих. Вот только всё это не имело никакого значения для Пустоши, столкнувшей их с отрядом рейдеров.
Ему удалось сбежать на третий день. Вежливый домашний мальчик, у которого подкашивались коленки при виде крови, перерезал горло тюремщику осколком стекла собственных очков. Ей повезло меньше. Вообще-то, ей повезло меньше с самого начала. Родиться симпатичной девчонкой на Пустоши – незавидная участь.
Он дополз до аванпоста Братства за пять часов. Довольно быстро для человека с перебитыми ногами. И рыцари согласились помочь – только было уже поздно. Нет, она была ещё жива, когда её нашли. Но в иных случаях выносливость – не дар, а проклятие…
Всё это Эмили узнала позже от словоохотливых обитателей ночлежки. А тогда она послушно побрела в пустую палату, отчаянно надеясь, что доктор Престон ошибся.
Парня после беглого осмотра унесли в операционную. А девчонке вкатили лошадиную дозу морфия – и, оценив шансы, этим и ограничились. В стремлении бросить все силы на спасение того, кого можно спасти, не было ни жестокости, ни несправедливости… наверное.
Хмурый медбрат внёс девчонку, кое-как завёрнутую в рваное одеяло, в палату – ту самую, где Эмили покорно ожидала своей участи. Положил на незаправленную койку и торопливо вышел, почти выбежал из тёмной комнаты. Эмили последовала было за ним – но, на беду, поймала взгляд той, кого оставили умирать. И после этого уйти уже не смогла.
Она смотрела на эту девушку – а видела саму себя. Спутанные русые волосы, длинные, почти до пояса. Разорванный чьей-то торопливой рукой ворот комбинезона. Сухие растрескавшиеся губы, кровь, запекшаяся в уголках рта. Слипшиеся от слёз ресницы. И совершенно жуткий, невыносимый взгляд широко распахнутых светлых глаз.
Из операционной доносились резкие, отрывистые команды доктора Престона, взволнованные голоса помощников, лязг инструментов о поднос. А в этой комнате было тихо, как в гробу.
Эмили осторожно подошла к девушке. Чуть помедлив, взяла её за руку – холодную, грязную, с кровью под сломанными ногтями. Обмякшие, безвольные пальцы чуть шевельнулись в ответ на прикосновение.
– Держись, – попросила она. Девчонка не ответила. Но Эмили слишком хорошо знала, какой вопрос она могла бы задать. – Зачем? Не знаю. Жизнь – ужасная дрянь. И справедливости нет никакой, а тем более для таких, как мы. Для слабых. И мир всегда будет сильнее, и нам его не одолеть. Но ничью мы можем выгрызть. Показать тем тварям, что они не победили. Что жизнь есть и после них.
Приступ кашля заставил её сложиться пополам. Доктор Престон утверждал, что кашель – это нормально, что дыхательная система должна очиститься от остатков слизи. Но Эмили не орала от боли только потому, что невозможно кричать и кашлять одновременно.
– Ужас, – прохрипела она, сморгнув выступившие слёзы. И сквозь дрожащую дымку увидела, как на грязно-розовом одеяле, в которое была завёрнута девушка, расцветает красное пятно.
– Я позову доктора, – прошептала Эмили, понимая: бесполезно.
Девушка помотала головой.
– Тогда… Просто побуду рядом. Так?
Она еле заметно кивнула.
Мебели в палате не было, так что Эмили, морщась от боли в рёбрах, присела на край койки. Отвела от бледного, воскового лица девушки свалявшуюся прядь волос.
– Засыпай, – проговорила она негромко. – Это очень похоже на сон. Только сейчас дорогу выбираешь ты. В церкви, наверное, говорят другое, но что они понимают. На той стороне будет только то, что ты захочешь увидеть. И те, кого ты любишь.
Девушка послушно зажмурилась.
– Я не знаю, что ты придумаешь для себя, – Эмили рассеянно гладила её по щеке. – Но могу немного рассказать про мой рай. Он у меня… странный. На лоскутное одеяло похож. Какие-то кусочки книжек, старых песен, ощущений. Там спокойно. Ведь всё уже было, больше с тобой ничего плохого не случится, а значит, можно просто жить.
В операционной стало тихо. Эмили заговорила быстрее:
– Там есть много чистой, прозрачной воды, для всех. Никакого холода, и боли тоже нет, потому что – ну сколько можно-то? И дом. Именно такой дом, как ты хочешь. В моём много книг, просто до ужаса много, все, что есть на свете. Даже словари и сборники задач. Я не думаю, что многие люди берут книги в свой рай, – у кого-то же они должны храниться, правильно?
Кашель в очередной раз заставил лёгкие судорожно сжаться. Эмили против воли вцепилась в ладонь девушки, и та ответила ей слабым движением.
– Дом стоит в лесу. В настоящем лесу, дремучем, что бы это слово ни значило. А стало быть, идти до этого дома придётся по траве. И, само собой, босиком. Идти и думать – а как эта трава, собственно, называется? Мятлик, спорыш, эспарцет? Люцерна, полевица, стеблелист? Я читала о них, но вживую-то не видела… Вот и представится случай.
Она говорила и дальше. Слова срывались с губ, бледнели и гасли в затхлой темноте палаты. А потом не осталось ничего. Только мерный стук дождя по обшивке.
Эмили поднялась с койки. Провела рукой по лицу девушки, закрывая ей глаза. Осторожно дотронулась губами до лба – пока ещё тёплого. И замерла, не в силах отвести взгляд от слабой улыбки.
Так странно было смотреть на несбывшийся вариант собственной судьбы.
Доктор Престон пришёл, когда уже совсем стемнело. Положил ей руку на плечо – и тут же отдёрнул, вспомнив, видимо, о её фобии. Но Эмили не почувствовала ровным счётом ничего. Как не чувствовала она ни страха, ни горя. Осталась только бесконечная усталость и странное чувство свободы.
– Спасибо, – сказал Престон хрипло.
Эмили молча кивнула.
Доктор вытащил из прикроватной тумбочки тёмную плотную простыню. Накрыл ей девушку – с головой. И Эмили поняла, что побоялась бы отогнуть край этого покрывала. Страшно было увидеть себя мёртвой. Плохая примета, наверное.
– С Виктором всё будет в порядке. Выживет, – доктор вздохнул. – А её скоро унесут. Побудь пока в приёмной. Если страшно.
– Нормально.
Её действительно скоро унесли – двое встревоженных, бледных парней из охраны. Потом пришёл уборщик, вытер пол. Потом понемногу начал стихать гул голосов в коридоре. А Эмили всё сидела на краю пустой койки, глядя в темноту.
Вернулся доктор Престон с початой бутылкой виски в руке. Присел рядом.
– Не думай, что я такой уж пьяница, – попросил он. – Просто, раз уж сегодня больше никого не привезут… В девять охранники поднимут мост, и даже если вся Пустошь придёт сюда за помощью, им понадобится ждать утра. Суть Ривет-Сити.
– И что, мост ни разу не опускали в неурочный час?
– Случалось несколько раз, – доктор задумчиво посмотрел на Эмили. – Один из них, пожалуй, не напрасно.
Он отпил из бутылки. Поморщился, обтёр губы рукавом халата.
– Харон, – произнёс он так неожиданно, что Эмили вздрогнула. – Его же так зовут, да? Ты ведь знаешь, откуда это имя? В какой-то древней сказке так звали Перевозчика. Парня, который провожал души на тот свет.
– Значит, я сейчас выполнила его работу.
– Да, – доктор сделал очередной глоток. – Я бы прислал сюда кого-нибудь из операционной… но мне показалось, что тебе это нужно так же, как этой горемыке. Пройти этой дорогой, чтобы вернуться. Извини, понесло меня в метафизику… Просто, ну…
– Это тяжело.
– Да, – он поставил бутылку на пол. – Тяжело.
– Как её звали?
– Не помню. А, про́пасть, – выдохнул доктор, теряясь под внимательным взглядом Эмили. – Эмилия Тереза Сантос. Только… не бери в голову, ладно? Совпадение.
– Док, да я в порядке, – мрачно усмехнулась Эмили. – Чего-то в этом роде я и ожидала.
– Знаю, – он поднялся на ноги. – Ладно… Спасибо за компанию. И знаешь что? Я рад, что ты жива. И рад, что ты больше, чем дочка Джеймса.
========== 8 ==========
– А где можно посмотреть остальные книги? – робко спросила Эмили, глядя на полупустой покосившийся стеллаж.
– Это всё, мэм, – Бекингем казался смущённым. Настолько смущённым, насколько может выглядеть мистер Помощник. – Чтение – не самый востребованный вид досуга в Ривет-Сити. К тому же многие гости мисс Веры не слишком щепетильны в отношении сроков возврата литературы.
Эмили вздохнула. Пресловутая библиотека Ривет-Сити, о которой с таким придыханием отзывались местные, и в подмётки не годилась папиной книжной коллекции.
– Осмелюсь напомнить, что неподалёку отсюда находится Арлингтонская библиотека, – робот дотронулся манипулятором до «Пип-боя». – Полагаю, этот объект исторического наследия сможет удовлетворить вашу потребность в просвещении, мэм. Я загружу координаты.
Что ж, будущее постепенно обретало определённость. После Мемориала Джефферсона – если хоть что-то на свете будет иметь смысл после Мемориала Джефферсона, – она обязательно наведается в книгохранилище. И найдёт-таки второй том «Унесённых ветром». А пока…
– Возьму эту, – Эмили стащила с полки видавший виды фолиант. «Мифы народов мира». Всяко интереснее, чем сборник анекдотов с двухсотлетней бородой или заботливо проклеенная изолентой брошюрка под названием «Как её соблазнить?».
Судя по записям в библиотечном журнале, предыдущим посетителем библиотеки, единственным за два месяца, был некто А. Стейли, заинтересовавшийся сочинением Н. Макиавелли под названием «Государь». Эмили никогда о такой книге не слышала – фэнтези, наверное?
Осторожно прижимая к груди потрёпанный томик, Эмили побрела обратно в ночлежку. В дальнем углу общей комнаты стоял поломанный диван, настолько засаленный и скрипучий, что даже неприхотливые обитатели нижней палубы им брезговали. Для Эмили же он был настоящим местом силы.
Она привычно откинулась на спинку дивана. Вытянула нестерпимо ноющие ноги. Четыре недели неподвижности дорого стоили мышцам, и каждая прогулка по заплёванным лестницам Ривет-Сити была той ещё пыткой. Но потакать себе Эмили не собиралась, заставляя себя каждый день проходить хотя бы на триста шагов больше, чем накануне.
Эмили раскрыла книгу. Пробежалась взглядом по оглавлению. Против воли улыбнулась, увидев знакомое имя. Уж конечно, в книге речь шла о другом Хароне. Но всё равно это была встреча.
– Харон, – прошептала она, проводя пальцем по буквам – и покраснела, как девчонка. Нет, серьёзно, что может быть нелепее, чем эта её игра в имена?
Она испуганно подняла взгляд – но нет, никому до неё не было дела.
*
Книги из подсобки гостиницы Уизерли стали для Эмили настоящим спасением. Они позволяли погрузиться в анабиоз в ожидании тепла. Спрятаться от грязной и шумной реальности в довоенную жизнь, в которой было столько света и покоя, что казалось просто невероятным: как, вот как людям, помнившим, какой должна быть жизнь, достало сил пережить собственный мир?
Народа в комнате всегда было хоть отбавляй. Люди отсыпались после ночной или дневной смены, играли в карты, развешивали бельё на верёвке, протянутой через всю комнату, ели, бранились, плакали, пели, – но Эмили, замершую на диване с очередной книжкой в руках, никто не замечал, словно она была невидима.
Лишь один раз её уединение нарушили.
Эта невысокая женщина, невзрачная и незаметная, плоть от плоти ржавых стен Ривет-Сити, словно из-под земли выросла. Проскользнула сквозь толпу обитателей ночлежки, ловко перешагнула через колченогий комод, отгораживавший заветный диван от основной части комнаты, и, не спрашивая разрешения, присела рядом с Эмили.
– Ты та самая девчонка из медблока, – проговорила она. И это не прозвучало как вопрос. – А я Мей. Мей из Парадиз-Фоллз, если это тебе о чём-нибудь говорит.
– Не очень-то ты похожа на работорговца, – Эмили отложила книгу. – Видимо, ты представитель другой страты рабовладельческого общества. И видимо, тебе от меня что-то нужно.
– Надо же, какие ты слова знаешь – «страты»… А с виду приличная девочка, – Мей настороженно огляделась, понизила голос. – Но насчёт «нужно» – ага, всё так. Я сбежала от Тенпенни. Думала, перекантуюсь в Ривет-Сити, пока не потеплеет. И всё шло хорошо, пока не объявился один урод из свиты Гробовщика. Его зовут Сестра – вообще без понятия, почему, – и он работорговец. Сто к одному, он тут по мою душу. В лицо он меня, похоже, не помнит, но рано или поздно вычислит, и вот для этой-то встречи мне нужно раздобыть оружие. Хоть какое-то. И патроны.
Это было до того симметрично, что даже улыбнуться не получилось. Закон парных случаев в действии.
– Нет, я вижу, что ты тоже на мели, – Мей прикусила губу. – Просто – ну кого мне ещё попросить? Харкнесс мне и так помог, пустил сюда без вопросов. А остальные местные… Не верю я им. За крышку удавятся. А ты не такая, это сразу видно.
Чем всё закончилось в прошлый раз, Эмили помнила отлично: ноющие под повязкой рёбра и шрам через всю грудину – лучшее средство от забвения. И от идеализма. Сейчас, с этой рабыней, сам добрый боженька позволяет переиграть. Выйти из роли утолительницы печалей. Было бы глупо не воспользоваться шансом.
– Сколько? – спросила Эмили тихо, глядя девушке в глаза.
– Снаряд обещал за восемнадцать уступить, – также шёпотом ответила Мей.
– Держи, – Эмили вытащила пригоршню крышек из кармана ветровки. Поморщилась – зазубренные края зацепили шрам на ладони. – Тут двадцать три, что ли. На пушку тебе хватит.
– Спасибо, – Мей жадно сгребла крышки. – Господи, спасибо! Мне, сама понимаешь, нечем отплатить. Но если смогу… хоть как-то…
– Не надо, – отмахнулась Эмили. – Иди уже.
Она откинулась на спинку дивана, глядя вслед убегающей Мей (убегающей – куда? На рынок? В бар? Искать следующего доверчивого дурачка?) Сто к одному, что к завтрашнему утру несчастной беглянки и след простынет.
Да к чёрту. Что так жрать себя заживо, что этак.
Эмили вздохнула. И снова раскрыла книгу.
*
Две недели тянулись бесконечно. В лаборатории наверняка была уйма интересных штук, но туда, во владения доктора Ли, Эмили заходить побаивалась. В общей комнате некуда было деваться от болтовни и суеты, и даже книги не всегда спасали. Странно: когда-то она не представляла себе, как можно жить без толпы людей вокруг, теперь же не знала, куда от этих людей спрятаться.
Эмили проходила сквозь толпу – невидимая, никем не замеченная. Слишком мелкая рыбёшка для стальных челюстей Ривет-Сити. Всматривалась в лица – иссушенные, словно пергаментные, такие бледные, будто люминесцентные лампы выпили из них жизнь. Лица, не знавшие солнца, – или наоборот, узнавшие его слишком хорошо, чтобы согласиться на ещё одну встречу.
Город, окружённый водой, умирал от жажды. Танталовы муки, сказал бы папа. Так странно было осознавать, что отец был здесь, что они разминулись на жалкие несколько недель… Что он тут делал? Какими дорогами ходил? Может, так же пробирался по тесным и шумным коридорам, как и Эмили? Так же замирал на балконе, глядя на главные ворота в напрасном ожидании? Не напрасном, сердито обрывала себя она. Харон вернётся. И, собрав волю в кулак – а это несложно, когда у тебя не остаётся ничего, кроме воли, – шла дальше. Взбиралась по скользким лестницам, мерила шагами, всё более уверенными и быстрыми, рыночную площадь…
На рынке всегда было на что посмотреть, о да. Но интереснее всего было на секунду отстраниться от впечатлений и увидеть саму себя со стороны. Кто бы ещё год назад сказал ей, книжной девочке, что прилавок с оружием будет интересовать её несоизмеримо больше, чем довоенные наряды? Но вот так уж вышло.
…Этот дробовик она узнала бы из сотни других. И, чёрт возьми, тут – среди паршивых снайперок со сбитыми прицелами и чиненых-перечиненных автоматов – ему было не место. Как и аляповатому клейму «Снаряда и Шрапнели», выжженному на его прикладе.
– Что вас интересует, мисс? – учтиво спросил продавец – коренастый усач с неуклюжей улыбкой. – Хочется пострелять, да?
– А вот это оружие у вас откуда?
– Недавнее поступление. Я бы этот дробовик вам не рекомендовал. Вы, при всём уважении, его в лапках ваших не удержите.
– Я уж постараюсь, – Эмили облокотилась о прилавок. – Сколько он стоит?
– Опять же, при всём уважении, мисс – больше, чем вы себе можете позволить, – усач фыркнул.
К прилавку отовсюду начали стекаться зеваки. В основном – пёстрый сброд с нижних палуб.
– Ты, это, пару пуговок расстегни, он и подобреет, – залился пьяным смехом какой-то бродяга, заглядывая в лицо Эмили. – Снаряд у нас до сисечек большой охотник!
– А ну пшёл вон отсюда! – рявкнул Снаряд. – Нет, мэм, дробовик не продаётся. Соплячкам – точно не продаётся. Сама ж потом прибежишь: «Ах, какое страшное и неудобное оружие, дяденька, заберите обратно»…
– Да даже если я себе мозги вышибу сразу после покупки, тебе-то что за печаль? Цену назови, – Эмили заставила себя не отвести глаза. Это не тряпки в «Нарядах Потомака». Это – важно.
– У тебя деньги-то есть? – жалостливо спросил торговец. – А то не похоже что-то.
– Есть.
– Сиськи! – напомнил бродяга. – Я тебе дело говорю.
Эмили повернулась к нему.
– Эй. Ты чего? – он изменился в лице. – Да я ж так, пошутил…
Она расстегнула три верхние пуговицы на рубашке. Под тонкой фланелью ничего не было, вот совсем ничего: накануне доктор Престон решил, что уже можно отказаться от перевязок. Бродяга икнул и заморгал, таращась на шрам – багровый, в палец толщиной, кое-где до сих пор стянутый скобами. На испещрившие грудную клетку кровоподтёки всех тонов – от бледно-жёлтого до иссиня-чёрного. Зрелище было жутким, и Эмили это знала.
– Видишь, не будет скидки, – ухмыльнулась она, застёгивая рубашку.
Зевак как ветром сдуло.
– Что ж ты творишь-то? – жалобно спросил Снаряд. – Ладно, ладно, только дальше не оголяйся, ради всего святого. Пятьсот крышек – и дробовик твой.
Эмили задумчиво посмотрела на левое запястье. И быстро – пока рука не дрогнула – отстегнула один ремешок, потом другой. Смотритель Альмодовар когда-то любил повторять, что для жителя Убежища снять «Пип-бой» – это сродни ампутации. Ну и ладно. Всё равно она больше не житель Убежища.
– Эта штука стоит дороже, наверняка, – Эмили в упор посмотрела на торговца. – Так что – прямой обмен. Вы мне – дробовик, я вам – компьютер. Ну?
*
В день возвращения каравана она проснулась ещё до зари. И поняла, что день будет долгим. Очередная книга – «Убийство в Восточном экспрессе» – не спасала. Мысли убегали куда-то далеко, превращая занесённые снегом рельсы в разбитые тропинки Столичной Пустоши, изысканное убранство вагонов – в мрачные очертания пустых городов… Едва дождавшись открытия рыночной площади, Эмили отправилась к мосту.
На посту у входа в Ривет-Сити дежурили Харкнесс и два оболтуса в дурацких шапках-ушанках. После пары минут на пронизывающем февральском ветру Эмили, впрочем, взглянула на головные уборы по-новому. Прекрасные шапки же.
– А, наша Одинокая Путница, – улыбнулся ей начальник охраны Ривет-Сити. – Далеко собралась? Погода собачья.
Тут он был прав. Позёмка вилась по причалу, швыряя снежную крупу на металлические ступени. Мутно-серые волны зло бились о заледеневший борт авианосца. Мост стонал и поскрипывал.
– Ага, – рассеянно кивнула она. – Караван ещё не вернулся?
– Который?
– Не знаю, – Эмили вцепилась в поручень: голова после подъёма по лестнице кружилась, а сердце колотилось, как бешеное. – Тот, с которым ушёл Харон.
– Ты про гуля? – отозвался один из охранников. – Его, вроде, Вольфганг нанял. Да, запаздывают ребята. А гуль-то тебе зачем?
Эмили не ответила.
– Как ты этого урода так выдрессировала, подруга? – спросил другой.
– Уймись, Гарти, – Харкнесс поморщился.
– Да я же шучу! – парень шутливо поднял руки вверх. – Просто восхищаюсь – ты, видно, не из робкого десятка, гулять с такой-то образиной. Я бы, наверное, в штаны наделал, если б этакую рожу, как у него, увидел спросонья.
– Не сомневаюсь, – сквозь зубы сказала Эмили, глядя ему в глаза. – Вот нисколько не сомневаюсь в твоей способности обосраться.
– Я что-то не понял… – нахмурился было охранник.
– Так, тихо! – осадил его Харкнесс. – А ты… подожди внутри, что ли. Мне док Престон голову оторвёт, если увидит, что ты на таком ветру ошиваешься.
– Иди, иди, сучка, – прошипел ей вслед Гарти. – Ещё поговорим.
*
Отгорел закат – недолгий и слабый, как огонёк спички в морозную ночь. Эмили успела дочитать – и перечитать – книгу, подмести пол в ночлежке, перестирать вещи, помочь в клинике доктору Престону… А когда все дела закончились, оставалось только ждать.
Она сидела за столиком в «Галере Гэри», рассеянно прихлёбывая горький, давно остывший кофе. Посетителей – запоздалых торговцев, доедавших поздний ужин, – можно было по пальцам пересчитать. Анжела, симпатичная блондиночка-официантка, протирала стойку, вполголоса подпевая какой-то песне по радио. А Эмили всё не могла оторвать взгляд от своего отражения в зеркальной дверце барного шкафчика. Уродище, что и говорить. Краше в гроб кладут. Бледная, костлявая девица с сине-багровым шрамом от трахеотомии на тонкой шее и очень, очень неприятным взглядом.
Она попыталась стянуть края воротника – не слишком-то это помогло. Может, купить шаль, как в «Унесённых ветром»? «Наряды Потомака» ещё открыты, кажется. И, как знать, вдруг Тэмми Харгрейв согласится поделиться румянами?
– Это смешно, наконец, – процедила Эмили сквозь зубы.
– Мисс, мы тут уже, вроде как, закрываемся, – Анжела вопросительно уставилась на неё. – Вы ждёте кого-то?
Эмили неопределённо мотнула головой.
Жду Харона. Жду, чтобы… чтобы – что?
Чтобы увидеть его, с отчётливой ясностью поняла она. Чтобы увидеть его, услышать его голос, дотронуться до обожжённой кожи рук. Потому что это в какой-то момент стало необходимо. Необходимо настолько, что если и завтра этот чёртов караван не вернётся, то впору надевать непомерно просторный бронежилет, покупать на все оставшиеся крышки патроны для «Магнума» – и идти по следам каравана, и пусть даже сдохнуть где-то там, на Пустоши, – но перед этим увидеть его…
Вот так всё плохо.
– Он вам свидание назначил, да? – Анжеле явно хотелось поболтать. – И опаздывает? Ох, как я вас понимаю. Но у меня всё ещё хуже, мой Диего – священник. А им нельзя, понимаете, жениться. Я-то надежды не теряю, но иной раз так тяжело…
Эмили невесело улыбнулась. Да уж, куда хуже.
С лязгом и скрежетом опустился роллет галантерейной лавки. Погас прожектор у главной лестницы. Немногочисленные прохожие потянулись к выходам с рыночной площади.
– И спасибо за Эми Сантос, – негромко сказала Анжела, убирая посуду со стола. – Мы не очень-то дружили, но она была хорошим человеком. И я рада, что кто-то был с ней рядом, когда это случилось.
Вот это было внезапно. Эмили с любопытством уставилась на болтушку-официантку.
– Откуда ты знаешь?
– Люди многое говорят, – Анжела заперла на ключ холодильник. – Если уметь слушать – а я умею – то рано или поздно складывается картинка.
– Занятное хобби, должно быть.
– Не хуже прочих, – глаза Анжелы, яркие и зелёные, казались сияющими в темноте. – Тот караван придёт сегодня ночью. Илай рассказывал Синди Кантелли, что видел его у Анкориджского мемориала. Доброй ночи, мэм.
*
Эмили ворочалась на скрипучей койке, то и дело проваливаясь в неглубокий беспокойный сон. Мост уже давно подняли. До рассвета оставалось ещё пять с половиной часов – долгожданная возможность отдохнуть, даром что обитатели ночлежки, вопреки обыкновению, не стали бузить допоздна. Но пропустить ещё и эту встречу? – нет, это было невозможно.
Ночь выдалась лунная, и по потолку плавали неясные тени. Стоило Эмили смежить веки, тени оживали. Превращались в беспокойных юрких зверьков, мечущихся по каюте в поисках неспящего нарушителя покоя. Если приглядеться, можно было разглядеть заклёпки, мерцающие под тонкой кожей зверьков. Лары Ривет-Сити просто не могли быть другими.
Где-то в коридоре чуть скрипнула половица. Может, охранники делают обход, или подвыпивший посетитель бара возвращается домой… Но сердце Эмили забилось быстрее, каждым ударом разгоняя сонное оцепенение.
Дверь общей комнаты приоткрылась. Чья-то тень на секунду – на долю секунды – замерла в луче света, льющемся из коридора.
– Харон? – прошептала Эмили.
И, так и не проснувшись до конца, не осознавая толком, что делает, – она просто рванулась к нему навстречу и обняла его, так крепко, что рёбра заныли, – но эта боль была необходимой и правильной. Затаив дыхание от счастья, Эмили прижалась щекой к холодной куртке. От него пахло снегом, землёй и металлом. Как всегда.
– Это лишнее, – проговорил Харон, мягко отстраняясь. – Как ты?
В темноте Эмили не могла разглядеть его лица, но чувствовала взгляд. И под этим взглядом, усталым и тревожным, те слова, те настоящие слова, которые она хотела сказать, выцветали, оставляя лишь пустые оболочки дежурных фраз.
– Я? В порядке, конечно – что со мной сделается? Доктор Престон, должно быть, в ящике стола хранит диплом по некромантии. А у тебя всё хорошо? Я пыталась узнать что-нибудь про тот караван… ой, Харон, а как ты вообще сюда пробрался?
– Эти охранники звёзд с неба не хватают, – проворчал гуль.
– Да уж. Но знаешь, хорошо, что так, правда?
– Тихо, вы там! – зашипел кто-то с верхней полки.
Эмили торопливо извинилась. Спотыкаясь о чужую обувь, бросилась к двери, выскочила в коридор – пустой и безлюдный, залитый тревожным дрожащим светом аварийной лампочки… Как во сне. Эмили испуганно обернулась, – но нет, Харон по-прежнему был здесь, рядом с ней.
– Ты извини, что я чушь несу – на самом деле я просто дико рада тебя видеть, – смущённо улыбнулась Эмили. – В прошлый раз я всё на свете проспала. А теперь, видишь, уже шустро бегаю. Хоть и на короткие дистанции.
– Приятно слышать, что тебе лучше, – сдержанно ответил Харон. – Должно быть, мне не следовало уходить, не предупредив тебя, но я всё же счёл это разумным. Мы изрядно задолжали клинике, и любая возможность заработать несколько сотен крышек…
