Текст книги "Боевой ограничитель (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Хорошо, – Эмили растерялась. – Чёрт, Харон… Так ты всё это время знал, что есть такой объект? Знал – и молчал? Ладно. Отметь мне координаты на карте, если можно.
– Это лишнее.
– То есть?
– Рейли знать об этом месте незачем, – нехотя процедил гуль.
– Почему? – опешила Эмили. – Харон, но у рейнджеров сейчас дела совсем плохи. Ты сам видел. Рейли мне помогла, доверила мне работу – а я вот так с ней поступлю, да? Буду сидеть на горе жратвы и припасов, а они пусть сами разбираются с заказчиком, да?
– Именно так.
– Ох, ну знаешь ли, это… – она вытерла выступившую на лбу испарину. – Чем мы тогда лучше всех этих мразей с Пустоши? Тех же рейдеров из «Супермарта»? Раз мы – сами за себя?
– В твоей системе координат – ничем, – спокойно ответил он.
– Видимо, подразумевается, что есть моя – а есть правильная, – мрачно усмехнулась Эмили. – А на самом деле, чем мы лучше?
– Мы ещё живы. В отличие от них.
– Ладно, Харон. Чёрт с ним, со складом, – Эмили поднялась на ноги, с трудом сдерживая очередной приступ кашля. – С тобой-то что?
– Со мной?
– Что-то не так, я ведь вижу. Помимо моей системы координат.
– Ничего.
Это было настолько очевидным враньём, что Эмили не выдержала. За последнее время в её жизни и без того накопилась критическая масса кошмаров, разочарований, холода и боли, – и ложь Харона стала последней каплей.
– Ты должен мне сказать! – заорала она. И в ужасе сжалась от собственной интонации.
– Сегодня день рождения моей дочери, – ледяным от ярости голосом отчеканил гуль. – Её звали Кира, и я её любил. Поэтому – да, извини, я не развлекаю тебя анекдотами и не излучаю радость. Ещё вопросы будут?
– Мог бы не отвечать, – проворчала Эмили, остывая.
– Не мог бы. Я, видишь ли, должен выполнять твои приказы.
– Приказы? Я просто вижу, что тебя что-то беспокоит, и…
– Беспокоиться мне не о чем уже очень давно, – огрызнулся он. – И это был приказ.
Да что ж такое? Всё летело к чертям, и самое ужасное, что Эмили не могла понять, почему. Какой приказ? О чём он вообще? Он ведь мог промолчать. Соврать, наконец.
– Прости, – испуганно проговорила она. – Я меньше всего на свете хотела тебя обидеть, и…
– Тихо! – оборвал её Харон, бросив на неё резкий взгляд.
Эмили обратилась в слух, но ничего подозрительного не услышала. Всё так же барабанили по крыше редкие капли дождя, так же свистел ветер в каминной трубе.
– Первый этаж, – прошептал гуль еле слышно. – Кто-то влез в дом. Проверю.
Эмили испуганно потянулась к револьверу. Только этого ещё не хватало. Ведь они же нарочно выбрали для ночёвки невзрачный полуразрушенный дом поодаль от трассы! Ну кого такое жилище могло приманить?
Вслед за Хароном она осторожно спустилась на первый этаж. Прошла через гостиную – паркетные доски скрипели на разные голоса под её ногами, но гостя это, видимо, не смущало: теперь и Эмили слышала возню и шорохи на кухне. Гулко хлопнула дверь холодильника, с недовольным визгом отодвинулась панель стенного шкафчика – кто-то самозабвенно копался в старье в поисках пищи.
– Вы только посмотрите, кто у нас здесь, – проворчал гуль, останавливаясь у входа на кухню.
– Кто? – Эмили боязливо выглянула из-за его плеча – и выдохнула с облегчением. Девушка, всего лишь девушка. Худенькая, коротко стриженная, она, привстав на цыпочки, пыталась дотянуться до верхней полки кухонного шкафа.
– Там ничего нет, – сказала Эмили негромко. – Зря стараешься.
Ойкнув, девушка обернулась. Выпавшая из грязных пальцев солонка, подпрыгивая, завертелась на столешнице.
– Так, чур без пальбы! – неожиданно низким и хриплым голосом выкрикнула гостья. – Я ничего и не взяла. И вообще, ухожу уже. Откуда мне было знать, что это ваша халабуда?
Она неуклюже попятилась в дальний угол комнаты: разношенные, надетые на босу ногу ботинки явно были ей велики. Из-под грязного сине-зелёного пончо, наброшенного на тощие плечи девушки, выглядывал подпоясанный верёвкой балахон из мешковины. Господи, да на неё смотреть было холодно!
– Не бойся, – Эмили попыталась улыбнуться тепло и искренне; получилось, видимо, не очень. – Мы не рейдеры. И мы не против компании. Ты кто?
– Джон Генри Эдем, – девчонка почесала немыслимо грязную шею.
– Очень смешно, – ледяным голосом сказал гуль.
– А то не видно, – гостья шмыгнула носом. – Я из Парадиз-Фоллз. Нас с ребятами погнали в Эвергрин-Миллс, и мне вот посчастливилось удрать.
– Ты рабыня?
– Как можно, мэм? Нет, я старейшина Братства Стали. Рабыня, да. Звать Девяткой. Всё, познакомились, и ладненько. Можно, я пойду уже?
– Конечно, как хочешь, – Эмили кивнула. – Но если мы можем чем-то помочь – просто скажи.
Харон вздохнул.
– Ну, если так, я бы от пистолета не отказалась, – осклабилась Девятка. Улыбке недоставало нескольких зубов. – И от одёжки. Путь-то неблизкий.
– А куда ты хочешь попасть? – осторожно спросила Эмили. Мало ли, вдруг им по пути?
– Мэм, при всём уважении – вам это на хрена знать? Вы не чья-то частная собственность, вам прятаться не надо. Вот, может, страшилу вашего и заинтересовало бы, куда беглому рабу податься. Хотя нет, вру. Не заинтересовало бы. Он же из Олниевских, эту породу я знаю.
– Поговорить любишь, да? – проворчал гуль.
– Тю, обиделся, – Девятка зашлась хриплым смехом. – А на что обижаться? Ну нет на тебе ошейника – так есть кой-что попрочней.
– Что будешь с ней делать? – быстро спросил Харон, повернувшись к Эмили.
Она пожала плечами. Сложно было не проецировать. Не видеть в избитой, никому не нужной замухрышке собственное отражение. Правда, Девятка, в отличие от Эми Данфорд, не давилась собственной кровью вперемешку с недоумением – «как же так, Господи, за что мне всё это, я ведь была хорошей девочкой», – а огрызалась. Хотя, наверное, её просто дольше били.
– Помогать, – твёрдо сказала она. – Харон, ты же подобрал вчера какой-то пистолет? Отдай ей его. И патроны.
– Пару дюжин, не меньше, – вставила Девятка. – И лекарства. Мне ещё лекарства нужны. И если б вы с едой помогли, так вообще было б замечательно.
– Нет, ты слышала? – гуль удивлённо покачал головой. – Вот это наглость.
– Мне не для себя. Для друзей, – торопливо заговорила рабыня. – Я вот думаю, их же наверняка по этой дороге и поведут. Тут яо-гаи толпами шастают, на пустоши от них хрен отобьешься – вот народ и топает вдоль шоссе, тут хоть в халабуду вроде вашей можно заскочить, если что. И я за ночь миль семь отмотала, а конвоиры наши еле телепаются, у Стэна чирей на заду вскочил, так что…
– Можешь не объяснять, – оборвал её Харон. – Не думаю, что у нас есть на это время.
– Что ты говоришь? – Эмили сердито уставилась на него. – Конечно же, у нас есть время!
– Так, ладно. Вы перетрите тут, а я снаружи подожду, – озадаченно пробормотала Девятка, пятясь к выходу.
– Харон, надо им помочь! – прошипела Эмили, проводив девушку взглядом. – Сам подумай: ну кто за них ещё вступится? Нет, я понимаю, что тебе всё равно, но…
– Мне не всё равно, – негромко отозвался он. – Но у меня мало патронов, и ты не в лучшем состоянии.
– Так отдай ей тот пистолет! Если я слажаю, она подстрахует.
– А кто за ней тогда будет приглядывать?
– Господи! – она чуть не задохнулась от возмущения. – То есть она, по-твоему, сама себя избила, чтобы втереться к нам в доверие?
– Всякое бывает.
– И что ты предлагаешь? Просто послать её куда подальше?
– Не худший вариант, – проворчал гуль. – Но решать – тебе.
– Я решила, – Эмили хватило смелости выдержать его взгляд. Хоть что-то она сделает правильно в своей дурацкой жизни. Хоть что-то. – Идём.
*
Идти далеко не пришлось: Харон просто перенёс вещи в коттедж на повороте дороги, почти неотличимый от того, где они ночевали. Та же планировка, тот же выцветший рисунок на обоях. Те же выбитые стёкла, через которые из дома вытекла жизнь. Сколько их уже было на пути Эмили, этих брошенных, отчаянно неуютных и ненужных жилищ…
Девятка с кошачьей ловкостью устроилась на подоконнике, согревая дыханием замёрзшие пальцы и нервно поглядывая на дорогу. Эмили, чтобы не тратить время зря, разложила на письменном столе чертёжные принадлежности, но так к ним и не притронулась: голова кружилась до тошноты. Харон сидел на диване, вытянув длинные ноги и прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что гуль дремлет, но Эмили-то знала, насколько обманчив этот расслабленный вид.
Он злился. Злился не на шутку. Ему действительно было не всё равно. И, наверное, надо было что-то ему сказать, что-нибудь правильное; и Эмили сказала бы, почему нет-то, у неё же индульгенция в виде фебрильной температуры… Но Девятка была здесь. Это всё меняло.
– Вот они, голубчики. Гадов всего трое, – рабыня недобро прищурилась. – Кстати, о гадах. Плохие парни – это те, на которых нет ошейников. Не перепутайте. Так что, дадите девушке пострелять?
– Нет, – Харон поднялся с дивана. – Но ты всё равно пойдёшь со мной.
– Это с какого такого хрена? – возмутилась девушка.
– С такого. Условия здесь устанавливаешь не ты, – о, Эмили была знакома эта интонация. «Поговори с Азрухалом». – Наедине я вас не оставлю. А снаружи ты будешь гарантией того, что я смогу подобраться к твоим хозяевам достаточно близко.
– Они мне не хозяева, мальчик из Олд-Олни, – огрызнулась Девятка.
– Я скажу им, что поймал тебя, начну торговаться, – спокойно продолжил гуль. – Тем временем ты подашь своим знак, чтобы они не прыгали под пули, и сама уберёшься с линии огня. Если тебя что-то не устраивает, иди и разбирайся сама.
– Я вам помогу, – Эмили подняла голову – и вновь уронила на руки. – Подстрахую отсюда.
– Поможешь, – гуль мельком выглянул в окно. – Постараюсь подвести их поближе. Если снимешь того охранника, что в ковбойской шляпе, будет неплохо. Но не уверена – не стреляй.
– Ага, это точно, – Девятка нетерпеливо закивала. – Только давайте скорее, а? Они уже на подходе.
– И Эмили, – она вздрогнула, услышав своё имя. – Если что-то пойдёт не так – бросай всё и беги. В Ривет-Сити. Рейли слишком далеко.
– Их всего трое, – она попыталась улыбнуться.
– Или семеро.
– Эй, полегче! – возмутилась Девятка, но Харон даже не обернулся в её сторону. Он смотрел только на Эмили.
– Всё будет хорошо, – прошептала она. – Правда, Харон. Мы поможем им и пойдём в Ривет-Сити. Только вместе. Куда ж я без тебя.
– Туда, где ты сможешь выжить. Будь осторожна.
Он ушёл. Девятка бросилась за ним – только мелькнули в дверном проёме пёстрые обрывки пончо.
– Ты тоже, – Эмили закрыла глаза. Стук сердца отдавался шумом в ушах.
Она вытащила из кобуры «Магнум». Уткнулась лбом в холодную рукоять. На миг – до очередного приступа кашля – стало легче. Она сплюнула мокроту и побледнела, увидев кровавые сгустки.
Это могло быть симптомом чего угодно: от лопнувшего в бронхах кровеносного сосуда до запущенной пневмонии или открытой формы туберкулёза. Хоть монетку бросай. В одном можно было не сомневаться: Харон был прав насчёт врача.
Вот только сейчас это ничего не меняло.
Проверять барабан «Магнума» не было необходимости: Эмили прекрасно помнила, что после позавчерашней стычки с дикими гулями осталось четыре патрона. Коробку с запасными она потеряла во время одной из ночёвок, в очередной раз пытаясь поудобнее упаковать вещи в рюкзак – да так и не сказала об этом Харону, постеснялась. Значит, стрелять придётся наверняка.
Она прижалась щекой к подоконнику. По ту сторону окна остывал под бледными лучами солнца тоскливый зимний пейзаж: разбитая дорога, остов автомобиля в кювете, тающие в тумане очертания коттеджного посёлка. Злой порывистый ветер трепал билборд с рекламой кафе – девушки с золотыми волосами и белоснежными улыбками смотрели на Эмили с жалостью. Такие безупречные. Такие мёртвые.
Эмили взвела курок. Прицелилась, задержав дыхание. Нажала на спусковой крючок – на выдохе. Работорговец в ковбойской шляпе скорчился, зажимая простреленное горло, словно пытаясь стянуть края раны. Почти сразу же рухнул навзничь и второй, скошенный выстрелом из дробовика. На чей счёт – её или Харона – записывать третьего, Эмили так и не поняла: выстрелили они одновременно.
*
Таща за собой рюкзаки – наверняка друзьям Девятки прямо сейчас понадобятся лекарства и одежда, – Эмили, чудом не потеряв равновесие, спустилась вниз по лестнице. Сердце билось как-то неправильно, то срываясь в тахикардический галоп, то замедляясь.
Чуть поодаль от входа в дом Харон деловито обшаривал трупы работорговцев. Девятка обнимала избитого до полусмерти доходягу с лишаем на щеке. Двое других рабов стояли в стороне, глядя хмуро и настороженно.
– Знаешь, как сломать ошейники? – спросила Эмили девчонку.
– Ага, – отозвалась она, с неохотой отрываясь от друга. – Там у главного при себе есть такая хрень… как бы это… отключалка. О, спасибо, здоровяк. Это она. Давай сюда.
Харон молча бросил в её сторону какое-то устройство размером с аккумулятор «Пип-боя» и продолжил инспектировать карманы забрызганных кровью тактических жилетов.
– Так я не понял, вас что, Тенпенни нанял? – проворчал один из рабов – тощий, как оглобля, с изрытым оспинами лицом. – Это он теперь наш хозяин?
– Вы свободны, – Эмили вымученно улыбнулась. – Правда. Свободны. Никаких больше хозяев. Идите, куда хотите.
– Оно, конечно, спасибо, дамочка. Только хрена с два мы куда дойдём, – сварливо отозвался другой. – Джек совсем никакущий – гляди, как его Тихарь отделал. И буря вон какая собирается. Вы раньше не могли прийти, а, спасители?
– Тихо вы, охреневшие, – прикрикнула на них Девятка, колдуя над «отключалкой». – А то на одну циферку ошибусь – и хана вам.
– Да нам и так хана. Сдохнем в канаве, зато, мать его, гордые и свободные, – ухмыльнулся рябой – и вдруг улыбка сползла с его лица.
Откуда выскочил яо-гай, Эмили понять не успела. Казалось, вот же, секунду назад, дорога была чистой – а теперь огромный чёрный зверь, будто возникший из холода и сумерек, мчался прямо на них. Харон обернулся. Медленно. Слишком медленно.
Эмили подхватила с земли штурмовую винтовку и бросилась наперерез зверю – действие, как и положено, опережало осознание. Поскользнулась, упала, тут же вскочила, не чувствуя боли. Палец скользнул на спусковой крючок – и очередь прошила тёмный, покрытый свалявшейся шерстью бок зверя.
Взмах когтистой лапы вышиб винтовку из её рук – хорошо хоть, сама Эмили успела увернуться. Прямо перед глазами оказалась земля – красное на белом, золотистые цилиндрики гильз…
Она инстинктивно поползла прочь – или не прочь? Перед глазами заплясали тёмные пятна, сердце словно стиснула шершавая рука – и Эмили, задохнувшись от боли, вжалась лицом в грязный подтаявший снег. Пара выстрелов из дробовика отозвалась привычным звоном в ушах.
Эмили приподнялась на локте, надсадно закашлялась. Небо было свинцово-серым и низким – казалось, протяни руку и достанешь. Вокруг неподвижной туши яо-гая расползалось тёмно-красное пятно. От крови, разлитой по снежной корке, поднимался пар.
Харон придержал её за плечи, не давая снова упасть лицом в снег. Живой. Злой, как дьявол – но живой. Это было единственным, что имело значение.
– Прицельная дальность штурмовой винтовки R 91? – рявкнул он.
– Тысяча двести футов, – машинально ответила Эмили.
– И? В чём проблема?
– У меня не было тысячи футов, – через силу проговорила она. Боль в сердце никуда не ушла – изменилась, стала тупой, ноющей, усиливающейся на вдохе. – Были шестьдесят. И на этих шестидесяти футах между мной и яо-гаем был ты. А стреляю я… сам знаешь как.
Только сейчас она заметила вмятины на своей плечевой пластине. Значит, она всё-таки не сама тогда упала – удар лапы сбил. Надо же, а она и не почувствовала.
– Почему ты так хочешь умереть? – спросил гуль с тихим отчаянием.
– Я не хочу умирать второй, Харон. Не хочу… после тебя. Вот и всё. Чистой воды эгоизм.
Он помог ей подняться. Осторожным, почти невесомым прикосновением отвёл от лица слипшиеся от пота и талого снега волосы. Эмили жадно схватилась за его руку, чтобы снова не упасть.
– Я прогрессирую, – пробормотала она, уткнувшись лбом в плечо Харона, – восхитительно холодное плечо, – и украдкой отирая с губ кровь. – Видишь? Теперь я причиняю вред не только себе, но и другим…
Другие! Девятка и её друзья. Как она могла о них забыть?
– Ребята, как вы? – еле слышно спросила Эмили, выглядывая из-за плеча Харона.
Ребят не было. Как не было и рюкзаков, которые она оставила на крыльце. Лишь вдалеке, на гребне холма, маячили четыре тёмных фигуры.
Харон оглянулся, словно почувствовав её смятение. Отстранился, молча подхватил с земли штурмовую винтовку и бросился за убегающими рабами.
– Не стреляй! – беспомощно крикнула Эмили.
– Почему? – заорал гуль, оборачиваясь к ней.
– Не надо, – её голос сорвался. – Да, они сволочи… но не надо, пожалуйста! Они просто не знают, что можно по-другому… И им всё это нужно, ты же видел, как они одеты. У нас ведь модуль остался, и чертежи, и оружие…
– Убил бы, – процедил сквозь зубы Харон, опуская винтовку.
Настолько злым Эмили его ещё не видела, пожалуй. Даже там, на палубе Ривет-Сити.
– Меня? Валяй, – произнесла она бесцветным голосом.
– Того, кто вбил тебе в голову всю эту херню про жертвенность и всепрощение.
– А какое я имею право кого-то осуждать? – она подняла на него измученный взгляд. – Что я хорошего сделала? Мама умерла из-за меня, папа страдал столько лет… Тюльпан, Ленни… Я такая тварь, что оно, может, и к лучшему…
Ладонь Харона легла ей на лоб – и слова, которых накопилось так много, просто замерли на губах.
– Антибиотики были в рюкзаке? – спросил гуль как-то странно. – Все?
– Да, – потерянно кивнула Эмили.
Он выругался – впервые на её памяти. И крепко прижал её к себе.
– В Ривет-Сити, – глухо сказал он. – Прямо сейчас.
*
Непогода совсем разгулялась через пару часов – наверное, через пару часов, потому что со временем стали происходить какие-то странные метаморфозы. Оно то сужалось до мучительного «сейчас», то растягивалось до размера Вселенной, вбирая всю нескладную жизнь глупой девчонки из Убежища.
Мерзкая морось сменилась метелью. Совсем, как тогда, в районе Мейсон. И Эмили брела сквозь снег, черпая силы из «тогда», из тех вариантов прошлого, в которых она прислушалась к Харону и вовремя вернулась на Сьюард-сквер, пока все эти варианты не были вычерпаны до дна, оставив только одно видение – неласковый холодный рассвет завтрашнего дня. Того дня, в котором она не могла разглядеть себя, сколько ни старалась.
Огонь был внутри. Он жрал лёгкие, заставлял сердце колотиться. Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали бессвязные картинки. Четыре силуэта на фоне свинцово-серого неба. Барная стойка, заляпанная кровью Азрухала. Иней на проводах. Растрескавшаяся от зноя земля у входа в Убежище. Вырезанный на парте символ «Тоннельных змей», шум диапроектора за спиной, дрожащая, еле различимая картинка на доске – бессмысленно-тупые рожи поселенцев, перечёркнутые заголовком «Картографирование как основной вектор возрождения Пустоши».
– Можно выйти? – Эмили подняла руку – и с ужасом уставилась на пальцы, перемазанные кровью.
Мистер Бротч укоризненно покачал головой:
– Я очень разочарован, Данфорд. Твои результаты… Джеймс не переживёт такого разочарования. Ты всех подвела. Ты гнилой человек. Мы так хотели…
– Хотели, – подтвердил О’Брайан, нависая над партой. С комбинезона стекала вода, заливая тетради. – И ты хотела, сучка. Что, ты не в силах была отбиться? Да как же. Ты могла убить себя, детка. Раскроить череп об угол стола и избавить нас всех от искушения. Но нет, тебе лишь бы жить, – он облизнулся.
Чьи-то руки обхватили её и потащили прочь – сквозь колючие взгляды, гневные возгласы, паутину чужих слов.
– Нет! – заорала она, пытаясь вырваться. Но руки держали крепко. Тёплые, надёжные.
Джонас заглянул ей в лицо. Грустно улыбнулся, поправил на переносице разбитые очки.
– Где папа? – прошептала Эмили.
– Если бы тебе можно было доверять, он бы взял тебя с собой. Но он знал, что ты всё испортишь. Что с тебя не будет толка, – Джонас печально покачал головой. – Знаешь, Эми, это ведь тебя должны были убить, а не меня.
– Прости, – она прижалась к белому халату. Прикосновение отдалось болью в ладони – но ведь ладонь была потом, позже…
– Ты ведь хотела взорвать их всех, да? – строго спросил Джонас. – Всех жителей Мегатонны. Просто за то, что они не помогли жалкой трусливой девчонке. И ты говоришь о прощении?
– Не надо мне прощения, – всхлипнула Эмили. – Просто не умирай. Не уходи. Не бросай меня. Не бросай!
– Доченька, не кричи так. Что люди подумают?
– Папа? Мне без тебя так плохо…
– Зато мне хорошо. Наконец-то. Кэтрин, скажи ей.
– Нет, – завизжала Эмили, пытаясь вырваться. – Нет-нет-нет!
– Тише, тише, маленькая, – хриплый, срывающийся шёпот заставил их всех замолчать. – Я здесь.
Призраки уходили – а руки, которые несли её через темноту, оставались. И тепло оставалось.
========== 7 ==========
Открыв глаза, она увидела заклёпки. Заклёпки, удерживающие потрёпанную пластиковую обшивку потолка. Какие-то из них совсем проржавели, другие казались совсем новенькими из-за бессовестного жизнерадостного блеска. Сколько же их было, этих заклёпок…
Ривет-Сити.
Эмили с трудом повернула голову. Болезненно прищурилась от яркого света: в глаза словно песка насыпали. Лампа – источник её страданий – стояла на откидном столе рядом со старым, надсадно гудящим процессором. Экран процессора загораживала широкая спина, обтянутая грязно-серой тканью медицинского халата.
Эмили разлепила губы, чтобы спросить – ну, хоть что-нибудь, – но вместо слов из пересохшего горла вырвался стон. Такой жалобный и слабый, что ей стало стыдно.
Врач обернулся. Неторопливо поднялся из-за стола, побрёл к койке.
В прошлый раз он показался ей совсем стариком. Теперь же она поняла, что не меньше десятка лет доктору Престону добавляла печать усталой отрешённости на смуглом, изрезанном морщинами лице. Но он был рад видеть Эмили живой, хотя и не улыбался до ушей. Это точно.
– Очнулась? – он смерил её сочувственным взглядом. – Узнаёшь меня? Ненадолго мы тогда распрощались, да?
«Тогда»? Эмили помнила свой недавний визит в Ривет-Сити. Крики чаек, залитая кровью палуба, металлические инструменты на подносе из нержавейки… Помнила базу рейнджеров, трупы у дороги, беззубую ухмылку Девятки. Но всё, что было потом, казалось спутанным и смутным, словно обрывки плохого сна. Единственным чётким, почти осязаемым воспоминанием, был огонь, разъедающий лёгкие, – но о нём как раз хотелось бы позабыть.
Эмили попыталась приподняться – и не смогла. Тупая ноющая боль, словно разбуженный хищник, вгрызлась в рёбра так, что в глазах потемнело.
– Тихо, тихо, – врач склонился над ней. – Куда помчалась?
Осторожно, стараясь не задеть инфузионную трубку, Эмили ощупала тугую повязку, опоясывавшую грудину.
– Торакотомия, да? – пробормотала она. – По Мильтону или по Лефору?
Довольно бессмысленный вопрос. Это в сказках угаданное имя может усмирить нечисть. С болью такие штуки не проходят.
– Откуда ты это… – Престон нервно усмехнулся. – Всё забываю, что отец у тебя – медик. Доступ Мильтона, да. Красивый, как на картинке.
Доступ к переднему средостению путем продольной тотальной стернотомии. Проще говоря – вертикальное рассечение от вырезки грудины до processus xiphoideus, мечевидного отростка. Ещё проще говоря – здоровенный разрез от горла до живота, скреплённый проволочными швами. Неудивительно, что ей не сразу понятно стало, на каком она свете.
– Что, очень всё плохо?
– Пневмония, экссудативный перикардит, тампонада сердца… – доктор Престон задумчиво посмотрел на неё. – Да, думаю, это можно описать как «очень плохо».
– Говорить больно.
– Трахеостома, – рука Эмили невольно потянулась к горлу. – Не бойся, уже извлекли.
– Я и не боюсь. Шрамом больше… – она поморщилась от звука собственного голоса. – Вот чёрт!
– Хрипота пройдёт, – заверил её доктор. – Шрамы, конечно, останутся. И что? Тебе, знаешь ли, крупно повезло. И нечего тут ухмыляться. Чудо, что мы тебя вытащили – с нашим-то оборудованием. Я вообще не думал, что ты переживёшь операцию. Но, наверное, у тебя на этом свете какое-то очень важное дело.
Важное, да.
– Где Харон? – спросила она.
– Гуль? Понятия не имею. Ушёл куда-то.
Ушёл, значит. Что ж, этого можно было ожидать.
Эмили закрыла глаза.
– Ты отдохни, – Престон дотронулся до её лба тыльной стороной ладони. – Поспи немного. Пока можешь.
Эмили, дёрнувшись от прикосновения, стиснула зубы, чтобы не завыть от новой вспышки боли – и от того, что было хуже боли.
*
В следующий раз она очнулась утром. Наверное, утром. Свет, пробивавшийся сквозь мутное запотевшее стекло, оставался таким же тусклым, как и до того, – и всё же было в нём что-то рассветное.
Эмили облизнула пересохшие губы. Пить хотелось невыносимо. Очень, очень осторожно, чтобы не разбудить боль в сломанных рёбрах, она приподнялась на локте. Огляделась. Ободранные, будто жёваные, обои на стенах, испещрённый заклёпками потолок. Ривет-Сити. Не приснилось, значит.
– Доброе утро, милая! – незнакомый женский голос раздался так близко, что Эмили вздрогнула. – И нечего закрывать глаза. Я ведь вижу, что ты не спишь.
При виде женщины в медицинском халате Эмили на секунду прошиб холодный пот – но нет, на маму гостья совсем не была похожа. Да и ни на кого из её знакомых, если честно.
Её халат был действительно белым. Обычно докторам на Пустоши недолго удавалось поддерживать исходный цвет униформы: слишком много чужой крови и грязи, слишком мало «Абраксо», – но эта женщина каким-то чудом справилась. Замысловатая причёска незнакомки, уж конечно, была не менее идеальной – волосок к волоску. Да что там, даже морщинки на её лице казались аккуратными и симметричными. Тёмные, чуть раскосые глаза смотрели на Эмили испытующе и недоброжелательно.
– Мэдисон Ли, – представилась гостья, усаживаясь на табурет у изножья койки. – А ты – дочка Кэтрин и Джеймса.
– Вы знали моих родителей?
– Знала, конечно же. И с тобой я планировала возобновить знакомство… несколько раньше. Долго же ты добиралась сюда, Эмили Данфорд.
– Так уж вышло, – растерянно улыбнулась она. – Я, если честно, не знала, что могу вас здесь встретить.
– Не знала о моём существовании, – поправила её Ли. – Надо сказать, для ребёнка двух учёных ты до безобразия нелюбознательна. Что ж, будем восполнять пробелы. Джеймс был здесь. Не так давно.
Сердце Эмили забилось так, что стало тяжело дышать. Она инстинктивно схватилась за грудь – и охнула от боли.
– Осторожнее, – поморщилась гостья. – Доктор Престон творит чудеса, конечно, но в твоём случае лимит чудес исчерпан.
– Как он? – через силу спросила Эмили.
– Сейчас – не знаю. Но в декабре твой отец был жив, здоров и полон планов на будущее. Прямо как в старые добрые времена. Собственно, об этих планах я и хотела с тобой поговорить, если это вообще имеет смысл.
Эмили кивнула.
– Джеймс решил возродить проект «Чистота», – женщина нервно сплела пальцы. – На мой взгляд, это не лучшая идея. Нет, по сути своей начинание благое, но тех ресурсов, которые необходимы для его реализации, у нас по-прежнему нет. За двадцать лет мы многого лишились. Старых наработок. Поддержки Братства Стали. Более того, мы потеряли Кэтрин. И всё это…
«Из-за тебя, жалкая ты тварь из Убежища».
– … делает мечту Джеймса химерой, – губы доктора Ли дрогнули. – Так я ему и сказала. И он ушёл.
– Куда?
– В Мемориал Джефферсона.
– Так это же недалеко отсюда, – пробормотала Эмили.
– Мэдисон, ты уже здесь? – с тревогой спросил доктор Престон, заходя в палату. – Х-м… Эмили, знакомься: это доктор Ли, глава нашей лаборатории…
– Уже познакомились, – оборвала его женщина. – Слушать о моей научной деятельности умнице Сто Первой, полагаю, неинтересно. Она ведь занимается по-настоящему важными делами. Картографирование пустырей, ну надо же. Отец подождёт.
– Он ушёл втайне от меня. И сделал всё, чтобы я его не нашла.
Господи, и это она сказала? Но больше было некому.
– Ты и не старалась! Этот парень с радио – сколько раз он просил тебя зайти к нему, чтобы поговорить о Джеймсе! А ты?
– Зачем усложнять? – буркнула Эмили, сжимаясь под презрительным взглядом доктора Ли. – Сказал бы сразу, чтобы я шла в Мемориал.
Что заставляло её огрызаться, глядя в глаза единственному человеку, которому не всё равно? Харон ушёл. Теперь надо быть милой. Быть хорошей девочкой.
– Хорошо, отец тебя не слышит, – Мэдисон огорчённо покачала головой. – Он-то, наивный, всё переживал, как ты там справляешься в Убежище совсем одна.
– Мог бы найти меня и спросить лично, как я справляюсь, – Эмили вздёрнула подбородок. – Я-то не пряталась, в отличие от него.
– Не утруждайся. Я уже всё поняла, – сквозь зубы процедила Ли. – Бедный Джеймс.
– Доктор Ли, довольно! – вступился за неё врач. А зря. Эмили опустила глаза. Эта женщина, что отчитывала её, как школьницу, была трижды права.
– Уже ухожу, – Мэдисон поднялась с табуретки. – В последний раз я беседовала с Джеймсом в канун Рождества. Он звал меня с собой. Насовсем уйти я не могла, но обещала ему изредка заходить в Мемориал. Когда я наконец собралась его навестить – восьмого января, – оказалось, что Мемориал оккупирован супермутантами. Я не знаю, был ли твой отец внутри на момент нападения, выжил ли он или спасся бегством. Охрану Ривет-Сити я не имею права отрывать от дел: это всё-таки личное… Я надеялась, что ты мне поможешь узнать, что же случилось с Джеймсом. И до сих пор надеюсь.
Нет, серьёзно?
– Мисс Ли, я действительно так похожа на единственного человека, который способен разогнать орду супермутантов? – нервно усмехнулась Эмили. – Вы уж простите, но сейчас мне доступна единственная тактика: психологическое насилие. Вся надежда на то, что они помрут со смеху, когда припрусь я в их лагерь, волоча за собой капельницу и путаясь в катетерах.
– Смешно, – ледяным голосом сказала Ли. – Очень смешно. Гульский юморок, надо полагать? Знаешь, я ведь ожидала большего. Хотя бы элементарной благодарности.
– Я благодарна, – Эмили сглотнула. – Доктору Престону.
– Доктор у нас прекрасный, это так, – согласилась Мэдисон, поправляя и без того безупречную причёску. – Но кто, по-твоему, оплатил твоё лечение?
– Мэдисон!
– Да, Престон? Тех грошей, которые притащил гуль, не хватило бы и на оплату операции. Ты, деточка, наверное, не знаешь, но антибиотики, которыми тебя поставили на ноги – очень мощные антибиотики – стоят немало. А ещё кетгут, послеоперационный уход, местные антисептики, обезболивающие, внутривенное питание, – она загибала пальцы. – Ничего не забыла? Ах да, ещё палата интенсивной терапии – одна на весь город. Нет, тебе определённо повезло родиться дочкой Джеймса. Ты, надеюсь, не думаешь, что такой же уход получает любой бродяжка с Пустоши?
