Текст книги "Боевой ограничитель (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Эмили и Квинлан с подопечным остались ждать в лаборатории – просторном полуподвальном помещении. Сразу было видно: здесь похозяйничали мутанты. Ценнейшее оборудование в беспорядке валялось на полу, усеянном вырванными страницами. Рваный испачканный халат, как привидение, распластался по распределительному шкафу.
Эмили прошла вглубь комнаты, безуспешно стараясь не наступать на остатки мерзкого пиршества супермутантов. Те кости, которые хрустели под её подошвами, не были похожи на человеческие – скорее, на собачьи… Господи.
Она опустилась в грязное кресло и уронила голову на руки.
– Мисс Данфорд, я уверен, ваши друзья справятся, – осторожно окликнул её Артур. – Они хорошо вооружены. У мутантов просто нет шансов.
А у меня – есть? – чуть не выкрикнула она. Но сдержалась. Незачем спускать на бедного мальчишку своих демонов.
– Не думал, что окажусь здесь при таких обстоятельствах, – Квинлан, близоруко щурясь, склонился над развороченным лабораторным стендом. – Тут велись крайне любопытные исследования двадцать лет назад. Проект «Чистота», правильно?
Эмили кивнула.
– Жаль, – скриптор вздохнул. – Жаль, что проект закрыли. От бюрократов и перестраховщиков вреда больше, чем от Анклава.
– Как вы меня нашли? – угрюмо спросил мальчишка.
– Старейшина решил, что ты отправился в «Хьюбрис комикс», – Квинлан снисходительно усмехнулся. – Но я-то тебя знаю, Артур.
– Так в чём была моя ошибка?
– Во-первых, ты не очистил логи на терминале старейшины. А во-вторых, мы оба накануне слышали, как Сара Лайонс просила у отца разрешения отправить Прайд на зачистку Мемориала. И как она огорчилась, не получив разрешения.
– Дело не в страже Лайонс, – буркнул мальчишка, заливаясь краской. – Мисс Данфорд, я тут нашёл какие-то голодиски. Возможно, ваш отец их оставил? Давайте их прослушаем.
– Здравая мысль, – кивнул Квинлан. – Но, думаю, это личное дело мисс Данфорд, когда и в какой компании их прослушивать.
Артур протянул Эмили два голодиска в треснувших корпусах. Она повертела кассеты в руках – ни подписи, ни отличительных знаков, но что-то же там было?
– Эмили, хотя бы в общих чертах – неужели ваш отец сумел создать аналог модуля терраформинга? – взволнованно спросил Квинлан. – Я читал его старые отчёты – он двигался в этом направлении, но всё упиралось, по большому счёту, в отсутствие ГЭККа. И раз он решил возобновить работу после стольких лет, у него появились какие-то идеи?
– Понятия не имею, – Эмили даже рассердиться не смогла – настолько неподдельным был интерес рыцаря. – Спросите доктора Ли в Ривет-Сити.
– Обязательно спрошу, – серьёзно кивнул скриптор, поправляя очки в массивной оправе. – Эмили, а вы сами…
Он резко замолчал при появлении Харона и Кирпич.
Что-то было не так – Эмили поняла это сразу.
– Чисто, – Кирпич опустила раскалённый миниган на пол, старательно отводя глаза. – Теперь точно всё. Трое были в ротонде, один – в служебном тоннеле. Харон нашёл какие-то записи, тебе, наверное, будет интересно…
– Записи? – Эмили подняла взгляд. – И всё?
– Нет, не всё, – тяжело сказал Харон. – Идём.
На ватных, негнущихся ногах она последовала за ним.
Ты хотела свободы, папочкина дочка? Ты её получила. Теперь-то тебе все дороги открыты, теперь некому осудить тебя за грехи. Тебе хорошо? Тебе нравится?
У темноты был мамин голос.
– В этой комнате, – Кирпич нахмурилась. – Малая, может…
Эмили шагнула за порог.
Его она увидела сразу. Невысокий человек в заляпанном кровью лабораторном халате, наброшенном поверх комбинезона. Он лежал навзничь у фильтрационной панели, неестественно запрокинув голову. Редкие рыжие волосы прилипли к шишковатому черепу.
– Эмили, это?.. – спросила Кирпич с ужасом.
– Это не он, – сказала она с облегчением. – Да. Не он.
И расплакалась. Слёзы против воли катились по щекам, крупные и горячие, и остановиться она не могла…
– Ну слава богу! – выдохнула Кирпич.
– Если я могу чем-то помочь, мисс Данфорд, только скажите, – горячо выпалил Мэксон. – От имени Братства…
– Иди уже в Цитадель, истребитель мутантов, – Кирпич взъерошила волосы мальчишке, и тот густо и мучительно покраснел.
– Артур, полагаю, нам и правда пора, – прокашлялся Квинлан.
– Я вас провожу, – Кирпич заторопилась к выходу. – А то у вас одна лазерка на двоих, а про броню так и вовсе лучше промолчим. Квинлан, чур, с вас боеприпасы к минигану.
*
И они остались вдвоём.
– Всё в порядке, – Харон осторожно поддержал Эмили под руку, помогая спуститься со скользких ступенек ротонды. – Видишь, его здесь нет. Значит, он успел уйти.
– Значит, успел, – эхом откликнулась Эмили, вытирая слёзы рукавом куртки – уже грязным. – Артур нашёл какие-то записи…
– В ротонде они тоже были. Я собрал, сколько смог.
– И, как назло, их не на чем прослушать, – она устало закрыла глаза. – Значит – опять в Ривет-Сити, да?
– В подвале есть компьютер, – Харон говорил тихо, будто кто-то мог их подслушать. – Кажется, рабочий. Проверишь?
*
Он жил здесь, поняла Эмили, едва переступив порог крохотной подвальной комнатушки. Мутанты ничего тут не тронули – и от этого, пожалуй, было ещё больнее. Всё в этом месте напоминало о папе. Неровное мерцание монитора, разбросанные по столу чертежи и листки из блокнота, исписанные до дрожи знакомым убористым почерком, стайка немытых кружек рядом с кофемашиной, скомканное одеяло в изножье кровати. В Убежище он всегда был таким аккуратным – получается, только ради неё. А сейчас, когда отцовский долг свалился с его плеч, он наконец-то смог побыть собой…
Эмили горько улыбнулась. Не нужна была ей эта чистота и порядок. Как не нужны были и ложь во спасение, и вся эта великая, но бессмысленная жертва. Она изо всех сил притворялась перед папой светлым человечком, маленьким солнышком, не знающим ни злости, ни обиды, – он с не меньшим упорством отыгрывал роль идеального отца. А потом вся эта ложь рухнула на них, искалечив обломками.
Она оглянулась – но, конечно, Харон уже ушёл, чтобы дать ей возможность побыть наедине с призраками. Не то чтобы она так уж искала эту возможность…
– Ну, здравствуй, пап, – проговорила она, проводя рукой по пыльной клавиатуре. – Вот и свиделись.
Ответа не было. Точнее, был – в лежащей на краю стола стопке кассет, к которым так страшно было прикоснуться.
Эмили села на кровать, подтянула к себе одеяло и зарылась в него лицом. Оно должно было пахнуть папой. Но не пахло.
*
Харон вернулся только через полчаса, когда она, с красными от слёз глазами, сидела в кресле, обхватив руками колени.
– В ротонде я нашёл что-то вроде лабораторного журнала и ещё несколько кассет, – гуль заглянул в комнату. – Посмотри, вдруг там есть что-то важное. А я поищу что-нибудь ещё.
– Харон, да не уходи, – горько усмехнулась Эмили. – Тут нет ничего настолько личного.
– Удалось что-то выяснить? – спросил он.
Эмили пожала плечами. И нажала на кнопку воспроизведения.
Из динамиков сквозь помехи донёсся весёлый звонкий голос женщины:
– Тесты не дали окончательного результата, но Мэдисон и я уверены, что всё дело в системе вторичной фильтрации. Мы собираемся провести повторную калибровку оборудования и ещё раз прогоним тесты завтра, так что… Джеймс, ну пожалуйста, я работаю. Ну не сейчас…
– Это мама, – Эмили дрожащими пальцами вытащила кассету из привода. – Знаешь, если бы меня взялись судить, обвинителю следовало бы начать с этой записи. Они были счастливы. Здесь, на Пустоши, в этом аду – счастливы, понимаешь? А потом родилась я – и всё полетело к чёрту. Мама умерла, проект свернули…
– Эми, не надо, – она и не знала, что голос Харона может быть таким. – Тут было что-то другое? Не для обвинителя?
– Было, – коротко кивнула она. – В тех записях из лаборатории. Он живой. В Убежище Сто Двенадцать – или на пути к нему.
– Это далеко?
– Не знаю пока. Понимаешь, Харон, я, может, ужасное сейчас скажу – но… я не уверена, что хочу его искать. Правда. Мне довольно знать, что папа жив – но мне нечего ему сказать. Во-первых, никакие извинения не искупят вот это, – Эмили до боли сжала в ладони кассету с голосом матери. – А во-вторых…
– Давай меняться, – Харон осторожно вытащил диск из её пальцев. – У меня есть целая коллекция записей по проекту «Чистота». И бутылка скотча. Вроде, неплохого.
– Звучит неплохо, – Эмили улыбнулась сквозь слёзы. – А что с меня?
– Компания, – гуль положил кассету на край стола – достаточно далеко, чтобы Эмили не смогла до неё дотянуться. – И обещание не изводить себя понапрасну хотя бы один вечер.
*
– Я по тебе скучал, – сказал Харон негромко.
Эмили чуть не поперхнулась скотчем – и впрямь неплохим, насколько она могла судить. Изумлённо уставилась на Харона, сидящего в кресле напротив неё – сама она, пока гуль ходил за стаканами, разулась и перебралась на кровать. Выражение лица наёмника, как всегда, было непроницаемым, но вот взгляд…
– Я тоже, – проговорила она, покраснев. – Без тебя всё как-то неправильно. А с тобой – видишь, я сижу здесь, в моём персональном сердце тьмы, и мне не так уж страшно. Холодно только.
– Это поправимо, – Харон поднялся, поставив на стол пустой стакан. Склонился над Эмили и аккуратно набросил ей на плечи одеяло. – У тебя есть тёплые вещи в рюкзаке? Могу принести.
– Нет, – бессовестно соврала Эмили. Мысль о том, что он уйдёт куда-то, пусть даже и на пять минут, и оставит её наедине со всем этим ужасом, была невыносима.
Лампочка под потолком мигнула. Уже в который раз.
– Генератор на ладан дышит, – Харон задумчиво посмотрел в сторону двери. – Надо бы резервный запустить.
– Надо. Только не сейчас, хорошо? Не уходи.
– Не уйду.
– Знаешь, какую профессию мне определили в Убежище во время квалификационного теста? – горько усмехнулась она. – Учитель. А здесь, на Пустоши, учителя не нужны, здесь требуются мессии, пророки, герои… И будто бы все от меня ждут, что я этот мир починю. А я не знаю, как. Я вообще не хочу ничего чинить. Не хочу убивать негодяев – мне вообще убивать не нравится, мне даже бродячих собак жалко, а уж людей… Не хочу искать папу. Он ведь просто ушёл, Харон. Бросил меня. Наверное, просто не смог спрогнозировать, что будет потом… он, знаешь, такой типичный учёный, до мозга костей.
Свет погас.
Эмили вздрогнула. Она не боялась темноты, но здесь, в Мемориале Джефферсона, темнота была особого рода.
Харон сел рядом с ней. Такой хороший, такой надёжный… и совершенно не заслуживающий того, чтобы выслушивать её нытьё.
– Если тебе станет от этого легче – расскажи, – он словно бы подслушал её мысли.
– Тебе-то легче уж точно не станет, – она нервно усмехнулась.
– А это неважно, – твёрдо сказал Харон.
– Я же была хорошей девочкой. Думала, что всё-всё сбывается, если только очень захотеть. А хотела я многого. Помириться с нашими хулиганами из Убежища – чтобы они поняли, наконец, какая я замечательная, и попросили за всё прощения, и я бы их, разумеется, простила. Хотела замуж выйти. За Джонаса, папиного помощника. И работать в школе – сначала вместе с мистером Бротчем, а потом, когда придёт время, вместо него. И… всё это таким скучным теперь кажется.
Темно. Как хорошо, что темно. Не видно лиц. Подсветка монитора выхватывает из темноты только бок кофеварки да выцветшие обои над столом.
– Семнадцатого августа, – отстранённо проговорила Эмили, – меня среди ночи разбудила Амата. Моя подружка. Вообще она неплохой девчонкой была, раз уж пришла меня предупредить. Без неё меня бы, наверное, просто придушили во сне. И вот Амата шепчет мне, мол, вставай, твой папа сбежал, тебя ищут, вот пистолет, не попадайся никому на глаза… А я просто не понимаю: это как? Из Убежища ведь только одна дорога – в крематорий, мне папа так и говорил. И на поверхности там нет ничего, только радиоактивные руины. И ладно, чёрт бы с ним, что мир перевернулся с ног на голову – но что папа просто взял и ушёл без меня? Мы же вот буквально несколько часов назад поужинали вместе, поговорили обо всякой ерунде. Он молитву на ночь прочитал, поцеловал меня в лоб, я спросила, поможет ли он мне подготовить презентацию для малышей по основам первой помощи, и он ответил, что да. Вот как он мог уйти? Амата убежала – а я, сонная, кое-как влезла в комбинезон, выскочила в коридор с пистолетом этим дурацким. А там чья-то кровь на полу, да ещё так много… И ни одной живой души. Как в кошмаре. И все двери закрыты.
А потом я нашла Джонаса. То есть сначала я подобрала его очки. Он их постоянно забывал повсюду, в клинике, в столовой. А тогда они валялись на лестнице, с выбитым стеклом и погнутой оправой, и это было так странно, что кто-то просто раздавил их и убежал, потому что Джонаса же все любили, он ведь такой хороший был… А чуть позже я увидела его самого. Его просто забили дубинками до смерти, там всё в крови было, даже на потолке брызги… – она дёрнулась. – От лица, считай, ничего и не осталось. Я только по нашивке на халате его и узнала. И Харон, я такой дурой была – надо было бежать, прятаться, а я просто сидела над ним и выла, пока за мной не пришли. О’Брайан и остальные.
Харон взял её за руку. Эмили вцепилась в его ладонь – такую тёплую и сильную – с той безумной благодарностью, с которой утопающий впивается в спасательный круг.
– И я с ними пошла в кабинет Смотрителя. Сама, по доброй воле. Потому что – ну надо же было разобраться во всём этом кошмаре, правда? Объяснить им, что папа ни при чём, что это какая-то ужасная ошибка, что нужно найти того негодяя, что убил Джонаса… и я ведь видела, что у них ботинки в крови, просто… не могла соотнести. Это же охранники Убежища.
Смотритель меня и слушать не стал, просто сказал: «Избавьтесь от этого отродья». И вышел из кабинета. И Вольф ушёл следом, сказал, что с него довольно грязи. А О’Брайан и ещё двое – остались. И сказали, что пожалеют меня, из уважения к юности и красоте. По очереди пожалеют.
И да, у меня было оружие. Всё тот же горемычный десятимиллиметровый N-99, который я каким-то чудом не выронила. Я знала, как стрелять. Папа как-то показывал – ничего сложного. И… я не смогла, когда пришло время. Потому что это ведь были не какие-то твари с Пустоши, а люди, которых я всю жизнь знала. Кому-то ставила капельницы от гипертонии, кого-то подменяла на дежурстве в пищеблоке… И я почему-то верила, что они тоже это помнят, что – ну хорошо, даже если отец что-то жуткое натворил, это же я стою перед ними – я, Эми Данфорд! А самым немыслимым для меня было то, что у них всё это в голове укладывалось безо всякого противоречия. Я – Эми Данфорд. И я же – кусок мяса, с которым можно поразвлечься…
Она замолчала, собираясь с силами.
– Я думала, они меня убьют. Как Джонаса. И сначала так испугалась, что вот это всё, что больше ничего не будет, что кабинет Смотрителя – это последнее, что я увижу… а немного позже я об этом мечтала. Чтобы всё закончилось прямо там. Навсегда. Хотя вообще-то, по меркам Пустоши, ничего этакого они не сделали, – она горько усмехнулась. – Ну, развлеклись. Выпустили пар. Так не убили же, и уйти позволили.
– Мне срочно нужен отпуск, Эми, – глухо сказал Харон. – На пару дней. Изучить окрестности Мегатонны, познакомиться с местным населением…
– Не надо, – попросила она.
– Маленькая, да почему?
– Я об этом столько думала… Если ты туда придёшь – ведь не получится же убить только их? Обязательно пострадает кто-нибудь ещё. А я не хочу сопутствующих потерь, я ими по горло сыта. А ещё… Я ведь всё про них знаю, правильно? Значит, я смогу уничтожить их. Когда захочу.
– Звучит неплохо. Только когда придёт время – вспомни, что у тебя есть я. И что тебе стоит только назвать имена.
Она крепко сжала его руку.
– Назову, – пообещала она. – Когда придёт время.
– Да.
– Давай уже я всё сейчас расскажу, а то хвост по частям рубить… – Эмили поёжилась. – До Мегатонны я добралась… как-то. Босиком, в рваном комбинезоне, без оружия, полудохлая. А нет, вру про «без оружия». У меня же были ножницы. Классные, из нержавейки, почти острые. Я их на заправке подобрала – там в полумиле от Убежища есть городок, Спрингфилд. В общем, первым делом я сменила имидж. У меня раньше были длинные волосы, почти до пояса… я их обкорнала, как смогла. На ощупь, без зеркала. Чтобы больше ни одна мразь не смогла меня за них схватить и держать…
Харон осторожно вытер слёзы с её лица. Эмили показалось – показалось – что его руки дрожали. И она малодушно порадовалась, что сейчас – темно. И что она не видит его лица.
– А что было в Мегатонне, я толком и не помню. У меня же совсем не было денег. И просить о помощи я стеснялась. Сунулась в клинику, но там меня быстро за порог выставили – без крышек-то. И кругом было столько людей, и все смотрели будто бы сквозь меня… да и не на что там было смотреть, ну подумаешь, ещё одна бродяжка, будущий труп… Я ведь правда тогда была не в себе. Кое-как доползла до общественного туалета, да там и осталась ночевать. У меня просто паника начиналась при виде открытого пространства, а тут всё-таки было хоть что-то нормальное, стены и крыша. В общей комнате они тоже были, но меня туда не пустили… – Эмили стиснула зубы. – Там Нова меня и нашла через пару дней – в туалете. Я просто сидела на полу в обнимку с раковиной и выла. Нова на пару с Харей меня как-то дотащили до клиники. Заплатили местному доктору… Гуль и проститутка. Только им было не всё равно. И только из-за них Мегатонна всё ещё портит вид с балкона Алистеру Тенпенни. Не стоит село без праведника, да?
– Точно, – глухо согласился Харон.
– Так глупо вышло с этим Тенпенни… Я в клинике почти месяц провалялась – тут не только О’Брайану сотоварищи надо сказать спасибо, иммунитет у всех выползней из Убежища ни к чёрту. А когда вышла – чувствовала себя совсем прозрачной. Будто всю суть выпили, осталась только оболочка, тонкая и хрупкая, как скорлупа. И чтобы как-то эту пустоту заполнить, чтобы хоть как-то доказать себе, что я ещё есть, я и ввязалась во всю эту историю с активацией бомбы. Так-то у меня был план. Не оставаться в Тенпенни-Тауэр, нет, конечно. Попросить Бёрка или кого-нибудь ещё, чтобы они нажали на кнопку, когда я успею добраться обратно до Мегатонны. Чтобы я успела произнести прекрасную речь о цене равнодушия – и чтобы все эти уроды поняли, каково мне было, поняли хоть за пару секунд до того, как этот мир сгорел бы в пламени моей ненависти.
– Они бы не поняли.
– Я тоже так решила. И после этого мне весь этот замысел как-то резко разонравился. Хотя папа, конечно, был бы в ужасе уже от того, что мне такие идеи вообще в голову приходили. Знаешь, Харон, я не имею права на него злиться. Но я, чёрт возьми, злюсь! Хотя он столько сил и времени потратил на то, чтобы у меня было счастливое детство…
– А оно было счастливым? – тихо спросил Харон.
– Не очень, – Эмили вздохнула. – Но снаружи было бы ещё хуже, наверное?
– Не факт. Я представляю себе, что такое стая людей, вынужденных десятилетиями терпеть друг друга. Ничего хорошего. И потом, он ведь тоже провёл эти годы в сытости и безопасности, разве нет?
– Не надо, Харон. Ты его не знаешь.
– Я знаю достаточно, – жёстко сказал он.
– А что бы ты делал на его месте? Если бы вдруг у тебя была дочь, ради которой ты отказался от дела всей своей жизни?
– Не врал бы ей, как минимум, – тихо сказал гуль. – И ушёл бы только вместе с ней. Довёл бы до того поселения, где ей захотелось бы остаться. Убедился бы, что она в порядке, что рядом с ней хорошие люди. И только потом отправился бы крушить ветряные мельницы, – он помолчал. – И никогда, чёрт возьми, никогда ни словом, ни делом не дал бы ей понять, что годы, проведённые с ней, были жертвой во имя любви.
– Ты, наверное, был бы лучшим папой на свете, – слабо улыбнулась Эмили. И по тому, как он оцепенел, поняла: сейчас в этой комнате не только её призраки. Дверь открыта, и они лезут из темноты, учуяв тепло, чтобы забрать то немногое, что у них с Хароном осталось друг для друга.
– Нет, Эми. Не был, – тихо сказал он.
И прежде, чем Эмили успела что-то ответить – и, наверное, всё испортить – Харон легко подхватил её на руки, прямо в одеяле. Прижал к себе – осторожно, но крепко.
– Прости, – пробормотала она, чувствуя на щеке его горячее дыхание – и не понимая, как может быть так плохо и так хорошо одновременно. – Ты принёс мне скотч – а я испортила тебе вечер страшными историями. Вот и кто так поступает?
– Значит, в следующий раз принесу что-нибудь другое. По мне, так этот Мемориал – самое подходящее место, чтобы что-то похоронить.
– Думаешь, одних воспоминаний ему хватит? – Эмили прижалась к плечу Харона. – Знаешь, если я здесь умру – это было бы очень выверенной кольцевой композицией.
– Не смей, – горячо прошептал он ей на ухо. – Никаких смертей.
– Харон, что мне делать? – прошептала она в ответ, глядя в темноту широко раскрытыми глазами.
– Ты всё поймёшь и со всем разберёшься. Сейчас или потом. А я буду рядом. Всегда.
– Мне большего и не надо, – она закрыла глаза. – Харон, можно я тебя попрошу? Не уходи. Здесь так скверно. А я такая трусиха.
– Здесь и мне не по себе.
– «Не нравится мне это место»?
– В точку, – улыбнулся он.
Она чувствовала его дыхание – ровное, спокойное – и сама успокаивалась, понемногу проваливаясь в сонное оцепенение, в благословенную тишину, так не похожую на тревожное безмолвие ночных кошмаров. И ей так хотелось верить, что и Харону всё это хоть сколько-нибудь да нужно…
– Сюда идут, – негромко сказал Харон. – Судя по топоту – та девица из рейнджеров.
– Ох, – разочарованно произнесла Эмили, выпутываясь из дремоты и одеяла и неуклюже переползая в изголовье кровати. Нет, она рада была снова увидеть Кирпич, но так жаль было этой тишины.
– Какая прыткая особа, – неодобрительно проворчал гуль, поднимаясь с кровати. – Она бегом обратно добиралась, что ли?
– Нет, просто кое-кто очень любит поговорить, – виновато вздохнула Эмили.
В коридоре вспыхнул свет. Кирпич заглянула в комнату.
– Ребята, а чего это вы тут в темноте сидите? Чёрт, – пробормотала она, уставившись на развороченную кровать. – Я некстати, да?
– Всё в порядке, – буркнула Эмили, залившись краской. – Довела?
– Ага, – Кирпич чихнула. – Мелкий далеко пойдёт, думаю. Если эту ночь переживёт. Там их главный просто люто бесился. Мы с Квинланом давай ему втирать про сотни убитых мутантов, но, по-моему, не подействовало… Схватил рыцарёнка нашего за шкирку и поволок в казарму. А Артур знай себе верещит по дороге: Мэксоны, мол, всегда знали, что бездействие – это преступление. Лапочка такой. Жаль, вырастет таким же дундуком в силовухе, как эти все. Слушай, я уже и спрашивать боюсь – но что с папой?
– Живой.
– И славно. Ладно, я притащу сюда матрас, если ты не против? А то там, снаружи, зуб на зуб не попадает. И мутанты дохлые повсюду валяются, они ж к утру вонять начнут. И вообще я одна спать боюсь. А у тебя тут тепло, уютно так. Хотя если у вас со здоровяком были другие планы…
– Тащи уже матрас, – обречённо вздохнула Эмили.
*
– Тебе правда страшно спать одной ? – спросила Эмили, когда Кирпич приволокла из общей комнаты матрас и закрыла дверь изнутри.
– Честно, малая? Да, – Кирпич стянула через голову свитер. – Страшно до чёртиков. Но я тут не поэтому. Во-первых, давай уже рассчитаемся с тобой за те чертежи – если я хоть что-то понимаю, то ты на мели. А во-вторых… Я извиниться хотела.
– За что?
– За… не знаю, как это сформулировать, – Кирпич растянулась на матрасе. – В общем, когда ты ушла – с искромсанной рукой, вся такая побитая и несчастная, – я Харона твоего придушить была готова, честно. Вот как так – он у нас нашу Эми увёл? Потом ты не вернулась – и мы с Мясником начали тебя искать. И в Подземелье заходили, и в Мегатонну… Без толку. Но в Мегатонне я случайно разговорилась с одним караванщиком. Бедняга гуля хотел нанять, аж пританцовывал. Как начал мне в уши лить, какие гули верные да надёжные. И в качестве доказательства рассказал одну историю. Дескать, выдалась в этом январе одна особенно адская ночка. Мокрый снег, ветер, птицы на лету мрут…
– Ага, бывало такое, – скривилась Эмили, украдкой дотрагиваясь до шрама. – И?
– В общем, их караван задержался на Анакостийской Переправе. Кое-как они спрятались там в одном из домов. До Ривет-Сити оставалось рукой подать – но в такую бурю только полоумный из укрытия нос высунет. Сидят они, значит, вокруг костра. Брамина обернули теми тряпками, что на продажу везли, чтоб не сдох. И вот вдруг откуда-то из этой тьмищи выползает гуль, весь в снегу. С девчонкой на руках. Они сначала перепугались. Народ суеверный, подумали, призрак какой-то, не иначе. Потом до них дошло, что всё взаправду. Они кричат ему – мол, иди к нам, дурак чёртов, греться, – а он знай себе дальше идёт… Малая, он уговорил Харкнесса подать мост ночью. Это ж вообще фантастика! Да и всё остальное… Потом эти караванщики подсчитали – так с его слов вышло, что он чуть не десять миль за ту ночь отмахал, да не один, а с тобой на руках. Донёс тебя до клиники – и просто упал на пол. Думали, он помрёт к утру. Но ничего, оклемался и ушёл…
Эмили молча смотрела в темноту.
– Этот караванщик, наверное, что-то и преувеличил, но знаешь – неважно, – Кирпич вздохнула. – Прости, в общем. Я вела себя как мудак, а кое-кто из рейнджеров и до сих пор ведёт. Но я теперь понимаю, почему ты с ним. И рада за тебя. Вот.
*
Эмили проснулась – и не сразу поняла, где она. Под спиной был мягкий матрас, а не скрипучая продавленная койка. Никто не вопил, не выяснял отношения, не носился с топотом мимо её кровати. И на потолке не было ни единой заклёпки.
Она осторожно повернула голову – и не смогла сдержать счастливой улыбки. На матрасе вместо Кирпич сидел Харон.
– Доброе утро, – сказал он, не оборачиваясь.
– Вот как ты понял, что я проснулась? – Эмили отбросила одеяло – и обхватила руками плечи, разом покрывшиеся мурашками.
– По дыханию. Перед пробуждением оно учащается и становится более глубоким.
– И ты слушал моё дыхание?
– Мне так спокойнее, – невозмутимо ответил Харон.
– А Кирпич где?
– Ушла почти сразу после того, как ты уснула, – усмехнулся гуль. – Сказала, что долгие проводы – лишние слёзы и что на Сьюард-сквер тебе всегда рады. А ещё предупредила, что сюда собирается наведаться разведотряд Братства.
– Восхитительно, – Эмили поморщилась. – Проходной двор какой-то.
– Памятник архитектуры, как-никак, – Харон внимательно посмотрел на неё. – Ты решила, что мы будем делать?
– Я найду отца – и на этом всё, – твёрдо произнесла Эмили. – Я ему всё-таки жизнью обязана. Доберусь до этого Убежища, узнаю, всё ли с ним в порядке. Но потом – всё, баста. Помогать не стану. Хватит с меня проекта «Чистота» и прочих неоплатных долгов.
Он кивнул.
*
Доктор Ли ждала у входа в Мемориал. Очевидно, ждала не первый час – и, очевидно, хорошо подготовилась к чему бы то ни было. Лабораторный халат сменила укреплённая кожаная броня, а ручку и планшет – новенький лазерный пистолет в поясной кобуре.
– Его там нет, – Эмили виновато отвела взгляд. – Папа ушёл в Убежище Сто Двенадцать. Оно расположено в окрестностях Эвергрин-Миллс. Где это, я точно не знаю. Но знаю, что там до чёрта рейдеров.
– Ох, Джеймс, – тяжело проговорила доктор Ли. – Убежище Сто Двенадцать, говоришь? Ты уверена?
– Если он не передумал по дороге, то да, – Эмили пожала плечами. Только сейчас она заметила компактный, но увесистый походный рюкзак, стоящий чуть поодаль. – Но это единственная зацепка, которая у меня есть.
– Ну, хоть что-то, – вздохнула доктор Ли, протягивая Эмили пластиковый пакет. – Кстати, забери свою игрушку. И впредь не разбрасывайся ценными вещами. Уверена, Джеймс тебя этому учил. Или хотя бы пытался.
Эмили заглянула в пакет – и ошарашенно уставилась на «Пип-бой», знакомый до последней царапинки на корпусе.
– Можешь не благодарить, – жёстко сказала Мэдисон. – Это ещё одна инвестиция. Я иду за Джеймсом. И мне нужна помощь.
– Доктор Ли, это, должно быть, неблизко, – осторожно начала Эмили. – И Пустошь – опасное место…
Женщина обидно расхохоталась.
– Ты думаешь, я всю жизнь просидела в лаборатории, мисс тепличный цветочек? Я умею за себя постоять. Но мне нужен Джеймс, а Джеймсу, вот ведь незадача, нужна ты. Мне продолжать?
Эмили помотала головой.
– И я предпочла бы отправиться прямо сейчас, – Мэдисон заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь. – Мне говорили, по ночам в окрестностях Молла особенно неспокойно.
========== 11 ==========
Если у Эмили и были какие-то сомнения касательно совместимости научных сотрудников и Пустоши, то уже к вечеру от них не осталось и следа. Доктор Ли оказалась прекрасным спутником. Не задавала лишних вопросов, не пыталась командовать —неуклонно и сосредоточенно шла вперёд, послушно выполняя все указания Харона. А уж её физической подготовке Эмили могла только позавидовать.
Но, чёрт возьми, эта женщина была здесь лишней. Несомненно, Мэдисон хватило бы такта не вмешиваться в разговоры Эмили и Харона – вот только её молчаливое присутствие отменяло саму возможность этих разговоров.
Довольно скоро Эмили поняла, что доктор Престон был ох как прав, утверждая, что об окончательной реабилитации через пару месяцев после торакотомии и речи быть не может. Идти было невыносимо, хотя Харон и нёс все вещи сам. Одежда насквозь пропиталась потом, голова кружилась, каждый вдох давался с болезненным усилием. Уже через три часа Эмили еле ноги переставляла – а ведь они и до Анкориджского мемориала не добрались! Доктор Ли не выражала претензий, но была недовольна. Это чувствовалось так же отчётливо, как режущая боль в груди – Эмили несколько раз украдкой проверяла, не разошёлся ли шов.
– Эмили, подойди-ка сюда, – непривычно ласковым голосом окликнула её доктор Ли во время очередного привала. – А вы, Харон, проверьте то здание напротив, если вас не затруднит. Насколько я помню, там когда-то была подстанция Скорой помощи. Лишние медикаменты нам не повредят.
– Я что-то совсем на части разваливаюсь, – виновато пробормотала Эмили, проводив взглядом гуля. – Но до метро дойду. Обещаю.
– Этого недостаточно. Нам надо перебраться на другой берег, пока не стемнеет, – доктор Ли достала из рюкзака видавшую виды походную аптечку. – Готовь руку.
Эмили покорно закатала рукав свитера. Мэдисон вытащила из футляра одноразовый шприц и немаркированную ампулу с желтоватым раствором.
– Что это?
– Витамины, – сухо ответила Ли. – Такая большая девочка, а уколов боишься.
Рука у доктора была лёгкая: Эмили почти не почувствовала боли, только холод от прикосновения иглы к тонкой коже предплечья.
Минут через пять мир начал меняться. Определённо, в лучшую сторону.
От усталости не осталось и следа. Боль не исчезла – просто стала неважной, отступила на второй план. С восприятием тоже происходили какие-то метаморфозы: очертания домов на той стороне улицы словно бы растушевались, превратившись в плохо сделанные двухмерные декорации, зато зрение выхватывало из предвечерних сумерек мельчайшие движения.
