Текст книги "Боевой ограничитель (СИ)"
Автор книги: Lone Molerat
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Когда пойдут они, я понятия не имею. Мы – наверное, сейчас.
– Я думал, они предложат тебе вступить в отряд, – Харон пристально посмотрел на неё. – Вот даже не сомневался.
– Нет. Мы с Рейли решили не торопить события, – смутилась Эмили. – Буду пока полевым агентом – вроде скриптора при Братстве. Только наёмного.
– Это никак не связано со мной? – спросил он негромко.
– Да что ты! – нервно рассмеялась она. – Просто – ну, не могут же они вот так взять и принять человека с улицы…
– Ты мой работодатель.
– Э-э… ну да.
– Ты можешь продать мой контракт кому-нибудь другому, как Азрухал. Это… нормально. И с юридической точки зрения, и с этической, – он подошёл ещё ближе. – Ты не обо мне должна думать, а о себе. О том, что лучше для тебя.
– Харон…
– Просто отключи к чёрту свой боевой ограничитель, а? Раз уж насовсем не получится, то в данном конкретном случае, – он горько усмехнулся. – Это хорошие люди, Эмили. Правда, хорошие. Я бы не отпустил тебя к ним одну, если бы это было иначе.
Он в первый раз назвал её по имени.
– Харон, – прошептала она, – тебе со мной плохо?
– Я ведь не об этом.
Глаза у него были синие-синие. И грустные.
– Тогда просто пойдём.
========== 5 ==========
На Пустошь наконец пришла зима. Настоящая, мрачная и безжалостная. Со всеми прелестями вроде холода, шквального ветра и мокрого снега, который так ловко забивался в рукава и под воротник. Согреться не удавалось нигде и никогда – даже во время ночёвок. Эмили уже привыкла спать в одежде и не разуваясь, но раньше это хотя бы помогало.
Рука заживала – но медленно, слишком медленно. Свежий шрам постоянно ныл под бинтами, отзываясь резкой болью на любое движение и навевая невесёлые мысли о заражении крови. Работа над простейшими чертежами превращалась в многочасовую пытку с весьма прискорбными результатами. Нет, если рассматривать её чертежи как памятник человеческому упорству, ценность они имели. Но Эмили почему-то сомневалась, что Рейли, а уж тем более заказчика устроят корявые почеркушки.
И, как будто всего этого было недостаточно, к концу первой же недели похода организм подкинул Эмили ещё одну подлянку. Вполне ожидаемую, впрочем, – но легче от этого не было. Эти славные деньки и раньше-то, в Убежище, давались ей нелегко, а теперь… Больно было до ужаса – словно низ живота распиливают ржавой цепной пилой. Сил оставалось ровно на то, чтобы не выть в голос. А надо было работать.
Повезло ещё, что эта напасть застигла её не посередине долгого пешего перехода, а в особняке на окраине района Мейсон, а . На этом везение закончилось. Да, в доме хотя бы была вода из крана и крыша над головой. А ещё надёжные стены, постель – настоящая постель! с матрасом! – и шкаф со старыми книгами. Только всё это предстояло покинуть.
Эмили кое-как стащила себя с кровати, выползла в холл – и упёрлась лбом в стену, пережидая очередной приступ боли.
– Доброе утро, – окликнул её гуль. Она вяло кивнула. Села в кресло, включила «Пип-бой», уставилась в карту с метками указанных Рейли объектов – значки расплывались перед глазами.
По стёклам сбегали капли дождя, просачиваясь сквозь рассохшиеся рамы и собираясь в мутные озёрца на подоконнике. Чудо-погодка, конечно. Вроде бы, неподалёку, в паре часов пути, есть развалины школы. Не бог весть что, конечно, но начать можно и с этого.
– Школа, – проговорила она самой себе. – Да, школа.
И скорчилась в кресле, обхватив колени руками.
Харон молча подошёл. Положил на журнальный столик два стимпака.
– Это зачем? – настороженно спросила Эмили.
– Затем, что у меня есть глаза, – проворчал гуль. – Разувайся и иди наверх. Выходной.
– Я в порядке, – огрызнулась она.
– Оружие нуждается в регулярном техобслуживании, знаешь ли, – гуль положил дробовик на кухонный стол. – Что там этот парень по радио говорил?
– Харон, да Рейли мне голову оторвёт! – простонала Эмили. – И стимпаки забери, у меня свои есть…
Он кивнул. Достал из рюкзака коробку с патронами, высыпал гильзы на стол, всем своим видом показывая, что никуда идти не намерен.
– Вот же ж чёрт! – Эмили откинулась на спинку кресла. – Это саботаж, да?
Он не ответил.
Ругаться не было ни сил, ни настроения – так что Эмили просто смотрела, как Харон возится с оружием. Как поблёскивает металл в неярком свете лампы, как пляшут на стене размытые тени, отражая спокойные, уверенные движения рук – красивых, кстати, рук, отстранённо подумала Эмили. Одно удовольствие было следить за тем, как он рассыпает дробь и порох по патронам, отмеряя нужное количество на глаз, быстро, но размеренно – словно творит какой-то ритуал.
Эмили задремала. Надолго ли, понять было невозможно; когда она проснулась, Харон всё ещё колдовал над дробовиком, и дождь за окном продолжал безуспешные попытки смыть район Мейсон с лица земли, – и всё же что-то изменилось. Эмили потянулась, опустила взгляд – и обнаружила, что укрыта одеялом. Тем самым здоровенным пыльным одеялом, которое она вчера откопала в недрах платяного шкафа в спальне.
Получается, Харон, пока она спала, поднялся на второй этаж, принёс это чёртово одеяло – и укутал её. Просто так. Чтобы она не замёрзла в продуваемой всеми ветрами гостиной. Эмили помнила, что «огневая поддержка – понятие растяжимое», но не ожидала, что оно может оказаться настолько растяжимым.
– Ты такой хороший, – сонно прошептала она, пряча улыбку в складках одеяла. Но Харон услышал.
– Что, тебе настолько плохо? – спросил он растерянно. – У меня есть «Мед-икс»…
*
«Мед-икс» не понадобился. Но поразмыслив, Эмили решила отложить продолжение картографической экспедиции на пару дней. Слишком уж хорошо было здесь, в этом доме. Тихо и спокойно.
За окном снег сменялся дождём – и наоборот. Остатки черепицы на крыше простуженно дребезжали, сквозь потолочные щели просачивалась талая вода, а ветер чуть было не срывал дверь с петель. Казалось, что мир, которому столько всего надо от Эмили, бесится, потеряв свою любимую жертву из вида.
Но старый дом держался. И она старалась держаться. И всем невыполненным обещаниям, незавершённым делам и недодуманным мыслям ничего не оставалось, кроме как подождать её снаружи.
Так Эмили и встретила две тысячи двести семьдесят восьмой год. Взгляд уловил какую-то неправильность в дате на экране «Пип-боя» – и, нате вам, выяснилось, что на дворе уже второе января. Эмили принялась вспоминать, что она делала накануне: закончила три чертежа, прочитала первую часть «Унесённых ветром» (второй в доме не нашлось, да и ладно бы), пару часов просидела с Хароном над картой, пытаясь составить маршрут, а потом умудрилась проспать десять часов подряд – без сновидений… Что ж, пожалуй, это был лучший Новый год в её жизни.
*
Впрочем, вечным такое счастье быть не могло. И уже третьего января Эмили стояла на пороге, подслеповато вглядываясь в снежную хмарь и пытаясь разглядеть очертания района Мейсон.
Пустошь как следует подготовилась ко встрече: погодка была что надо, настоящая буря. Снег летел отовсюду. Он забивался в карманы разгрузочного жилета и в капюшон куртки, оседал на экране «Пип-боя», мельтешил перед глазами, окончательно сбивая Эмили с толку. Уже через пять минут пути она начала сомневаться, что в случае чего сможет найти дорогу обратно к особняку – а немного позже сомнение превратилось в уверенность. Хорошо хоть, Харон уверенно шагал сквозь метель. Эмили послушно тащилась за гулем, стараясь наступать на его следы, но чёртовы ботинки всё равно промокли.
У входа в павильон метро Эмили поскользнулась на обледеневших ступеньках. Чтобы удержаться на ногах, вцепилась в ржавую решётку ворот – правой рукой, а то! Взвыв от боли, она разжала пальцы – и чуть ли не на четвереньках ввалилась в вестибюль.
– Ужас, – выдохнула она, замёрзшими пальцами распутывая завязки капюшона, чтобы вытряхнуть снег. – Может, вернёмся в тот особняк, а?
Харон невозмутимо развернулся и пошёл обратно ко входу.
– Эй, ты что? – перепугалась Эмили. – Я туда второй раз не полезу! Харон!
Гуль остановился.
– Это, вроде как, была фирменная тупая шутка, – нервно усмехнулась она. – Не обращай внимания. Мы ведь и так кучу времени потеряли, так что всё, никаких стоянок.
Она стащила с головы шапку, взъерошила пятернёй отросшие волосы – чёлка уже начинала лезть в глаза.
– Нам надо отсюда пробраться к Фоллз-Чёрч, там есть какой-то супермаркет… Правда, до него от станции ходу несколько часов. Слушай, такие бури – они вообще сколько длятся?
– Я не синоптик, – гуль подошёл к Эмили. – Но обычно – дольше, чем хотелось бы. Что у тебя с рукой?
Заметил.
– Да вроде пока на месте, – она уставилась на мокрый, перемазанный грязью и ржавчиной бинт. – Повязку только надо бы сменить.
– Так меняй, – он снял с плеч рюкзак. – А я тем временем пойду проверю тоннель.
Эмили согласно кивнула. Толку-то спорить?
*
Казалось бы, выходец из Убежища в подземке должен чувствовать себя как дома: те же лестницы, эскалаторы, длинные коридоры; даже кафельная плитка, которой облицованы стены – почти такая же, как в атриуме… Но от этого сходства, если честно, становилось только хуже. Будто кто-то взял понятие безопасности и вывернул его наизнанку. Здесь же, на верхнем уровне пересадочного узла, Эмили чувствовала себя особенно уязвимой. А когда Харон ушёл, это ощущение стало совсем уж невыносимым.
Перетащив вещи к подножию эскалатора, она занялась рукой: более подходящего места для практикума по военно-полевой медицине всё равно не было. Эмили вытащила из рюкзака перевязочный набор – благо, за прошедшую неделю она приловчилась управляться с ним без посторонней помощи. Стянула размокшие бинты, поморщилась: багровый шрам и тощий, искривлённый мизинец выглядели отвратительно. Ну да ладно.
Она зубами откупорила бутыль со слабым раствором карболки, плеснула на ладони, растёрла – и в этот миг где-то там, в тоннеле, раздался выстрел из дробовика. Эмили застыла, вслушиваясь в ледяную тишину. Ещё один выстрел. И – ничего в ответ. Рейдеры или мутанты начали бы отстреливаться. Значит, дикие гули. Это ничего. Не опасно. Ведь не опасно же?
Наскоро закончив перевязку, Эмили подбежала к краю платформы. Тревожно вглядывалась в темноту, убеждая себя, что Харон способен о себе позаботиться, что глупо бояться за лучшего убийцу на Пустоши… и прекрасно понимая: да никогда она не перестанет за него бояться.
Спустя несколько бесконечных минут она наконец-то услышала знакомый звук шагов. Харон умел передвигаться бесшумно – это Эмили знала; знала также, что сейчас он нарочно идёт так, чтобы его было слышно – чтобы она не беспокоилась…
Харон вышел на свет – и она с трудом удержалась, чтобы не закричать от ужаса. Вся правая половина его лица была залита кровью.
Спрыгнув с платформы, Эмили бросилась ему навстречу:
– Что у тебя с лицом?
– Гулификация, – проворчал он, отворачиваясь. – Руку-то хоть перевязала? Идём.
– Харон!
– Дикий гуль цапнул, – поморщился он. – Не поверишь: с потолка свалился. И ведь заполз же он туда зачем-то, придурок чёртов… Ну что такое?
– Да ничего, – сквозь зубы сказала Эмили. – Кроме того, что ты ранен.
– Ерунда.
– Нет, не ерунда! Ты же себя со стороны не видишь!
– И слава богу, – он направился к брошенным у входа в тоннель вещам. – Не о чем тут волноваться. Заживёт, как на собаке.
– Харон, мне что, по всей станции за тобой гоняться? Это смешно, наконец! – возмутилась Эмили. – Если всё так замечательно, просто дай мне в этом убедиться.
– Убеждайся, – гуль тяжело вздохнул. – Только быстро.
Эмили, привстав на цыпочки, заглянула ему в лицо.
Тонкий и длинный – от середины лба до скулы – лоскут кожи был содран почти начисто; параллельно ране тянулись ещё два узких, но глубоких пореза.
– Ну? – нетерпеливо спросил Харон. – Теперь мы можем идти?
– Десять минут – и пойдём. Скажи спасибо своему тоннельному верхолазу, – Эмили через силу улыбнулась. – У тебя препаршивейшая скальпированная рана.
– Ужас-то какой, – язвительно ухмыльнулся он. – Знаешь, гули немного по-другому устроены. Если бы они могли умереть от заражения крови, они бы… давно умерли от заражения крови. Каждый первый.
– И? Может, мне хочется поиграть в доктора.
– Ну наконец-то серьёзная причина.
– Я быстро, – пообещала Эмили. – Без излишеств, просто промою и перевяжу. Ладно?
Гуль нехотя кивнул. Подошёл к нижней ступеньке эскалатора, уселся на неё.
Эмили метнулась к рюкзаку, вытащила из него аптечку. Ополоснув руки антисептиком – растревоженный шрам заныл под повязкой, ну да и чёрт бы с ним, – подбежала к Харону. Тот закрыл глаза, выражая полнейшую покорность.
Эмили осторожно отвела в сторону слипшуюся от крови прядь волос.
– Это надо срезать, – проговорила она севшим голосом, глядя на тонкую перемычку, на которой держался сорванный лоскут кожи. – Обратно пришивать… не знаю, есть ли смысл. И это будет очень-очень больно, а я не хочу делать тебе больно.
Харон молчал.
Протерев лезвия ножниц раствором карболки, Эмили аккуратно поддела пальцами левой руки окровавленную полоску кожи. Примерилась. Руки не дрожали – не было у них такого права.
– Всё, всё, – прошептала она успокаивающе, откладывая в сторону отрезанный лоскут. – Осталось перевязать – и я от тебя отстану, слово даю.
Эмили вылила на сложенную в несколько слоёв марлю остатки чистой воды и начала вытирать грязь и кровь с лица Харона, злясь на собственные пальцы за неловкость и медлительность. Вроде и помогала отцу в клинике всю сознательную жизнь – а толку никакого. Хотя в Убежище даже самые суровые конфликты обычно заканчивались парой выбитых зубов да несерьёзными порезами. До семнадцатого августа две тысячи двести семьдесят седьмого года, конечно.
Эмили выбросила грязную повязку, потянулась за новой, смоченной в антисептике, – и, стиснув зубы, принялась обрабатывать края раны. Харон замер, крепко зажмурившись и не дыша. Только вена на виске билась под тонкой прозрачной кожей.
– Прости, – чуть не плача, попросила Эмили. – Прости, знаю, что больно. Потерпи ещё немножко.
– Это ведь так мерзко, – процедил он сквозь зубы. – Дотрагиваться до…такого вот. Тебе, должно быть, невыносимо…
Вязь шрамов на сожжённой радиацией коже, мышцы и сухожилия, просвечивающиеся из-под тонкого прозрачного слоя эпидермиса – всё это Эмили прекрасно видела, но это зрелище с самого начала не вызывало в ней ни страха, ни брезгливости, ни жалости. Вот такой уж он есть, Харон. И другим не будет. А значит, проблема заключалась только в одном. Как объяснить Харону, что никакой проблемы нет.
– Господи, так в этом всё дело?.. – её голос дрогнул. – Ну, перестань. Всё хорошо. Я… открой глаза, ну пожалуйста. Ты же такой храбрый и опасный гуль. Просто посмотри на меня. Видишь, я в порядке.
Ресницы Харона шевельнулись. Рыжие ресницы. Золотые.
– Мне стыдно, – глухо проговорил он. – Стыдно, что тебе приходится пачкать руки.
– Харон, – попросила она ласково. – Вспомни, пожалуйста, где ты меня встретил?
– В «Девятом круге».
– В Подземелье. В городе гулей. Я там провела почти месяц, и, наверное, осталась бы жить, если бы не встретила Рейли. И потом, ты правда думаешь, что мне что-то в тебе может быть противно?
– Ты ненормальная, – он обречённо покачал головой. – Ладно. Делай что хочешь. Хоть скальп с меня сними.
– Это как-нибудь в другой раз, – прошептала Эмили. И, повинуясь безотчётному порыву, осторожно дотронулась до щеки Харона внутренней стороной ладони. На секунду, не больше. Но этого мимолётного украденного прикосновения к горячей шершавой коже хватило ей, чтобы окончательно понять: нет. Не неприятно и не страшно. Как угодно – только не неприятно.
*
Харон не обманул – действительно, заживала рана на удивление быстро. Ночью Эмили размотала бинты, ожидая увидеть под ними ужас ужасный, – ничего подобного: не было ни гноя, ни воспаления, а рана наполовину затянулась тонкой прозрачной кожицей. К утру Харон выбросил старую повязку, а от новой отказался, заявив, что если Эмили так уж хочется попрактиковаться в медицине, то он может поймать для неё дикого гуля и хорошенько его отделать.
А к полудню они добрались-таки до супермаркета.
Сначала они увидели трупы. Присыпанные снегом, изувеченные, почерневшие, – Эмили даже не сразу поняла, что это такое. Кто-то просто свалил их в кучу у обочины дороги – на радость тощим воронам, слетевшимся сюда со всей округи.
Что ж, по крайней мере, этот жутковатый знак невозможно было истолковать неправильно. Мертвецы – значит, поблизости обосновались рейдеры. Значит, будет драка.
– Не смотри, – мягко сказал Харон, снимая с плеча рюкзак. – Хватит с тебя кошмаров собственного сочинения.
– Не понимаю, – Эмили устало помотала головой. – Нет, не понимаю. В чём смысл, Харон? Хорошо, ну нужно тебе чьё-то барахло – так отбери. Убей. Но мучить, издеваться – зачем? Зачем рейдеры это делают? Просто потому, что могут?
– Да, – гуль принялся раскладывать боезапас по карманам разгрузочного жилета. – Когда-то давно я бы сказал тебе: всё, что нужно знать о рейдерах – это что они убогие злобные мрази, без которых мир станет чище.
– Но не так всё просто? – Эмили, выпутавшись из лямок рюкзака, поставила его на землю рядом с вещами Харона и потянулась, разминая затёкшую спину.
– Несколько позже я сказал бы, что у них нет особого выбора в условиях примитивной стайной иерархии и недостатка ресурсов. Жестокость – простейший способ самовыражения. Ну и какая-никакая сублимация творчества.
– Ишь ты, – Эмили откинула барабан «Магнума», проверила, все ли гнёзда заполнены патронами.
– Ещё позже я сказал бы тебе, что они так борются со страхом смерти. Умирать страшно, – нет, гранаты не трогай, их я понесу, – и рейдеры, превращая убийства в ритуалы, создают для себя иллюзию контроля над собственной жизнью. Пытаются приручить смерть, стать с ней накоротке.
– Бедненькие.
– Но знаешь что? Всё это нисколько не отменяет моего изначального мнения, – Харон мрачно улыбнулся. – Мрази они, и нечего тут понимать. Ну что, как будем действовать? Эффективно или благородно?
– Благородно? – Эмили приподняла бровь.
– Мы можем дать рейдерам знать о нашем присутствии. Они примутся по нам палить, мы станем отстреливаться. Суть этого идиотского действа в том, что первыми начнут они. Если вдруг для тебя это важно.
– Они уже начали первыми, – Эмили посмотрела в сторону мертвецов. – Сделай что надо. А я помогу.
– Удивительно приятно с вами работать, мисс Данфорд, – Харон одобрительно кивнул.
*
Что ж, по крайней мере, всё закончилось быстро. Или, с грустью подумалось Эмили, она просто начала привыкать к смертям, перестрелкам и прочему непотребству.
Рейдеры, чтобы укрыться от мороза, засели в офисе директора, не додумавшись выставить охрану снаружи. Связка гранат, брошенная в окно, решила все проблемы. Кроме одной: объект, на который Рейли возлагала столько надежд, ни к чёрту не годился.
Здание супермаркета доживало последние дни: торец раскололи огромные трещины от крыши до фундамента, пол прогнил, генератор, судя по всему, отказал лет сто назад, и даже на складах было хоть шаром покати… Нет, не то, чтобы Эмили считала, что эти рейдеры умерли зря. Они заслужили. Но на душе всё равно было погано.
– Будешь заниматься чертежом? – спросил Харон, выразительно глядя на прорехи в потолке, сквозь которые сыпался мелкий чистый снежок.
– Ну… без фанатизма, – Эмили вздохнула. – Так, план набросаю. Раз уж мы здесь.
По проржавевшему траволатору она поднялась на второй этаж – гуль отправился проверять подсобки. А что проверять-то? Нет, было бы, конечно, здорово, если бы в барахле рейдеров нашлось что-нибудь ценное…
– Чудно, мисс Данфорд, – процедила она сквозь зубы. – Мыслите как обитатель Пустоши. Так держать.
Нет, в самом деле, – а откуда «чему-нибудь ценному» взяться в этом логове? Об этом могли бы рассказать разве что те мертвецы, на которых они с Хароном наткнулись поутру. Все вещи, которыми можно было бы поживиться, уже были оплачены чужой кровью. Или смародёрить у мародёров – не такой уж и грех? Нет, ну, а что. Пробраться сквозь кровавое месиво и обломки мебели к сейфу с хабаром, сгрести в карман пригоршню дешёвых портсигаров, часов и украшений, не думая о том, из чьих ушей были вырваны вот эти вот серёжки и кто близоруко шарил по земле, пытаясь нащупать отлетевшие в сторону от удара очки в мельхиоровой оправе. Продать всё это – так же, горстью, не торгуясь, – первому попавшемуся торговцу, купить гранат и патронов, а потом заказать в трюме Ривет-Сити дешёвой водки, нажраться в сопли, наутро проблеваться и потащиться на Пустошь навстречу холоду, голоду и гиблой тоске, найти ещё один лагерь рейдеров, – и всё по новой. Смыть, при необходимости повторить, как пишут на пачках «Абраксо».
Да пошло оно всё.
Эмили перешагнула через обезглавленный манекен, изрезанный ножом. Второй этаж был не лучше первого, вот сюрприз-то. Крохотное кафе, галантерейные магазинчики – всё разгромлено, разворовано, опоганено, на плакатах с красотками в летних платьях – тёмные потёки грязи, а может, и крови… Взорвать бы это всё, да и дело с концом, устало подумала Эмили, бредя через атриум. Чище будет. Если хоть что-то вообще способно сделать этот мир чище.
Что-то – шорох за стенкой? Запах? – заставило её замедлить шаг и достать «Магнум» из кобуры. Взвести курок, поморщиться от того, как грубо этот звук расколол промёрзшую тишину. Подкрасться вдоль стенки к двери подсобки, резко распахнуть её ударом ноги – и отпрянуть в сторону.
В нос ей ударила едкая вонь испражнений и гниющей плоти. Эмили прищурилась, всматриваясь в кучу тряпья, наваленную посреди комнаты. Ещё один труп? Да сколько можно-то, господи!
– Да ты не ссы, заходи, – куча пошевелилась, и парень – совсем молодой, ровесник Эмили, наверное, – приподнялся на локте ей навстречу, выбравшись из-под вороха одеял. – Оружия у меня нет, ног – нет. Шансов, по ходу, тоже. Ребятам хана, так же? Я видел, как вы с тем мертвяком через парковку шли. Орал этим недоумкам там, внизу, чтобы они сваливали – так кто меня когда слушал?
– Ты рейдер?
– Нет, что вы, мэм. Эти добрые самаритяне из милости меня приютили, – парень облизнул искусанные до крови губы. – Такие милые ребята, и за что вы их только убили? Сердца у вас нет.
– Хорош трепаться, – оборвала его Эмили.
– Раз такая умная, зачем спрашиваешь? – он закрыл глаза. – Или тебе надо, типа, исповедь заблудшей души принять? Бери пример со своего гуля, Альфы и Омеги бедствий моих. Он хоть сразу убивает, а не топчется на пороге по полчаса.
– Ты знаешь Харона?
– О да, – парень ощерился. – Знаю, ещё как. Папаша задолжал какому-то мертвяку из Подземелья пару сотен. Идиот старый, земля ему стекловатой. Ну и, как водится, через пару недель просрочки за ним пришёл твой дружок. Меня-то он пожалел, только руки переломал, когда я на него с ножом кинулся. Ну, что – лучше бы сразу грохнул. Не пришлось бы в Парадиз-Фоллз ублажать старикашек. Чего рожу-то кривишь? Типа, я тут самый великий грешник? А хрен там, я уже за всё сполна расплатился.
– С чего ты взял?
– Ну, ты же здесь, – просто ответил он. – Да стреляй уже, что ты мнёшься. Вы с Хароном в команде работаете. Он начал – ты закончишь.
Эмили отвернулась. Перехватила револьвер левой рукой.
– Что, сука, уйдёшь? – визгливо заорал парень. – Вот так и уйдёшь? И оставишь меня здесь подыхать? Да будь ты проклята, будьте вы оба —
Пуля прошила тощую грудь рейдера. Тот дёрнулся и медленно-медленно осел на матрас.
– Будем, – прошептала Эмили, склонившись над мертвецом и глядя в неподвижные глаза. Не было в них ничего, в этих глазах. Ни ответов на вопросы, ни гнева, ни испуга. Только её отражение.
В разбитое окно влетали снежинки. Потерянно кружась, таяли в воздухе, не долетая до пола.
– Харон, ты его помнишь? – спросила Эмили, не оборачиваясь. И так знала, что он здесь.
– Да, – отозвался гуль.
– Ты всех помнишь, да?
– Нет. Но этого – помню.
– И его отца?
– А как по-твоему, что я делал для Азрухала? – тихо и зло спросил гуль. – Ты знаешь, что я такое. А если не знаешь – что ж. Если тебе вздумается рыться в моём прошлом, ты и не такое найдёшь.
– Харон.
– Мне, видимо, надо что-то сказать? – горько усмехнулся он. – «Это неправда»? Или «Мне так жаль»?
– А мне надо ответить что-то вроде: «Ах, как ты мог?» Или: «Это чудовищно»… – Эмили обхватила плечи руками. – Может, мы просто пропустим эту фазу диалога?
– А что, можно?
– Надеюсь, да. Нет, Харон, а что ты хочешь от меня услышать? Проповедь о прекрасном и добром? От меня, серьёзно? – она прикрыла глаза. – Ну, скажем так: прекрасно, что ты отправил Азрухала на тот свет. После всего, что он заставлял тебя делать, ты отнёсся к нему очень по-доброму. Я хотела бы убить и остальных – тех, кто составлял твой контракт, – но подозреваю, что они уже мертвы. Если вдруг всё-таки нет – скажи мне, и мы это исправим. А вообще, ты мне не должен ничего объяснять. Никогда. Особенно сейчас. Видимо, гореть нам с тобой в аду на соседних сковородках – но меня компания устраивает… Ну, вот и поговорили.
– Нет там никаких сковородок, – Харон тяжело вздохнул.
– А что есть?
– Та самая пропущенная фаза, полагаю. Вообще весь этот разговор с тобой, – он помолчал. – Ещё, наверное, тот день в Ривет-Сити, когда одна юная особа решила, что месть – это дело личное, а я, как на грех, задержался с опровержением.
– То есть в твоём аду довольно-таки много меня.
– Похоже на то, – признал Харон. – А давай пропустим ещё одну фазу? Ту, в которой я говорю, что наш диалог приобретает неловкий характер, а ты вспоминаешь о степени готовности своего чертежа и длительности светового дня.
– По рукам, – кивнула Эмили, не в силах отвести взгляд от снежинок, пляшущих в бледном луче зимнего солнца.
========== 6 ==========
Раньше Эмили не верила в проклятия. Но дать рациональное объяснение тому кошмару, в который превратилась её жизнь за последние несколько дней, было просто невозможно. Всё, что могло пойти не так, шло не так, причём с максимально паршивыми последствиями.
Во время очередного марш-броска через метро один из тубусов с чертежами упал в застоявшуюся жижу из воды, мазута и грязи. Просто ни с того ни с сего лопнул ремень крепления. От удара о рельсы герметичный корпус тубуса треснул, и чертежи, и без того, мать их, неидеальные, превратились в папье-маше.
Консервы, которые Эмили тащила с собой аж от самого Ривет-Сити и на которые так надеялась, оказались безнадёжной тухлятиной. А караванщики, как на грех, обходили район экспедиции стороной. Мысль о сочном, прожаренном стейке из собачатины с каждым днём казалась всё менее безумной, вот только ни одна собака не была настолько тупа, чтобы рыскать по улицам в пять градусов по Фаренгейту.
За последние шесть дней из более-менее перспективных объектов удалось найти только фабрику по производству игрушек – с вышедшим из строя и дико фонящим генератором, просевшей крышей и оравой диких гулей на нижних этажах. Эмили прекрасно понимала, что платить за такую находку станут только из дружеских чувств, – но остальные-то были и того хуже! От юридического колледжа остались только руины; на месте, где должно было располагаться пожарное депо, и руин не осталось. А вот дома военного городка выглядели довольно крепкими – жаль только, что их стены едва ли не светились от радиации…
Ох, ну и конечно, простуда. Сухой, лающий кашель прицепился к Эмили ещё с начала января, и с каждым днём становился всё назойливее и мучительнее. Он мешал спать по ночам, раздирал изнутри горло, отдавался болью в груди. По ночам Харон, вопреки обыкновению, стал разводить огонь, чтобы Эмили могла согреться – но это не помогало, хотя она подтаскивала спальный мешок почти вплотную к костру. Наверное, чтобы прогнать ломоту из костей, и залезть в пламя было бы недостаточно.
В общем, если бы Высшие Силы хотели сообщить Эмили, что она свернула куда-то не туда и занимается чем-то не тем… что ж, более ясные намёки и представить себе было сложно.
*
В тот день она проснулась на заре, после двух или трёх часов беспокойного, мутного сна. Проснулась, дотронулась непослушными замёрзшими пальцами до лба – и выругалась. И без градусника было ясно: дело дрянь.
Она села – медленно, осторожно, чтобы не разбудить дремлющий в груди кашель. Потянулась к рюкзаку, вытащила из переднего кармана изрядно отощавший пакет с лекарствами. В кладовке с глухим окном и плотно запирающейся дверью, в которой Эмили устроилась на ночлег, не могло быть так уж холодно, но её бил озноб.
Без антибиотиков на Пустоши делать нечего – это она поняла ещё давно. Поэтому антибиотики у неё были. Двухсотлетней давности пенициллин, который они нашли в одном из домов, вариация на тему азитромицина, купленная в Ривет-Сити, бутыль с мутной амоксициллиновой суспензией – подарок Берроуза… Не помогало ничто.
Эмили высыпала на ладонь две таблетки азитромицина. Подумав, добавила ещё одну. Даже в тусклом свете фонарика «Пип-боя» они не внушали доверия – неровные, асимметричные, с крупными кристаллическими вкраплениями.
– Больше веры, мисс Данфорд, – слабо усмехнулась она – и тут же скорчилась от приступа кашля, сжимая в руке таблетки; только бы не выронить, их и так-то почти не осталось…
Дверь кладовки распахнулась. Без стука, без предупреждения – на Харона это не было похоже. Впрочем, уже пару дней Харон сам на себя не был похож. Нет, внешне это особо не проявлялось – только реплики сводились к совсем уж односложным, да на пустую дорогу он поглядывал словно бы даже с надеждой, что встретится кто-то, кому можно будет снести башку.
– Проснулась? – гуль заглянул в комнату. – Собирайся.
– Что-то случилось? – Эмили с трудом выпрямилась. – Что-то важное?
– Мы возвращаемся на Сьюард-сквер.
– Это с чего бы? А, из-за кашля, что ли? – догадалась она. – Слушай, мы ведь это уже обсуждали. Я лечусь. Вот, антибиотики пью.
– И это ни хрена не помогает.
– Ну… лекарствам нужно время, – Эмили поморщилась. – И мне, кстати, тоже. Я обещала Рейли вернуться с чертежами к концу января. С полезными чертежами. Теми, что у меня есть, разве что подтереться можно.
– Это уже проблемы Рейли, – гуль скрестил руки на груди. – Которые меня не касаются, в отличие от твоих суицидальных стремлений.
– Ну да, как же. Только когда рейнджеры пошлют меня к чёрту, проблемы появятся уже у нас. Ты что, не понимаешь? У нас же не осталось денег – ни единой чёртовой крышки! Мы же с голоду сдохнем, если не выполним этот заказ!
– Есть один склад, – взгляд Харона был непроницаемым. – Крупный, армейский. Азрухал его, конечно, подчистил, но осталось там немало.
– «Там» – это где? – с жадностью спросила Эмили.
– Неважно, – проворчал он. – Просто знай, что от голода ты при любом раскладе не умрёшь. И от нищеты тоже. А вот насчёт пневмонии я не уверен, так что собирайся.
