Текст книги "Либо ты, либо я (СИ)"

Автор книги: Lirva

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Ну… Ну, ладно… Меня пригласили на свидание, – вздохнув, шепчет сестра и опускает взгляд в пол. – Можно мне пойти? – да-да, нечего удивляться, я всё ещё старший в этой семье, и у меня спрашивают разрешения.

– Что я, изверг, что ли? Можно, конечно. Тем более, я знаю, что ты уже согласилась, – обнимаю сестру и взъерошиваю её волосы. – Но только до вечера. Чтобы в десять дома была.

– Да мы и не планировали так долго засиживаться! – возмущается Сонька, наверное, из-за того, что я её наставляю.

– Ну, ты не планировала, а он, может быть, да, – скептически хмыкаю, потому что кому как не мне знать, какими парни могут быть иногда непредсказуемыми. – Если что, так ему и скажи, что дома тебя ровно к десяти ждёт злой и страшный старший брат.

– Хорошо, передам ему, если понадобится, – смеётся Сонька и вся счастливая убегает обратно к себе.

Да, выросла моя девочка, и так быстро, что я и сам заметить не успел. Вроде совсем недавно она мучилась ночными кошмарами и прибегала ко мне ночью вся в слезах, чтобы я её успокоил. А теперь уже вон, на свидание с парнем собирается. Всего полгода, как ей исполнилось восемнадцать, и она поступила в ВУЗ, а уже успела завести кучу подруг и просто знакомых и даже привлечь к себе внимание мужского пола. Да, я бы тоже не прочь привлечь к себе внимание мужского пола, но в нашем универе моих единомышленников не так уж и много. В гей-бар или клуб идти не вариант, там ищут лишь развлечений на одну ночь, а для меня это сейчас непозволительная роскошь. Да и мозги уже давно вправлены как надо. После того, как меня в мои неполные семнадцать выставили за дверь родители, едва узнав о моей ориентации, я многое переосмыслил в плане отношений с людьми. Только в сестре я был уверен, потому что эта несмышлёная тогда восьмиклассница – одна из немногих, кто поддержал меня, и даже увязалась за мной в другой город, авантюристка. Да и Антон начудил, поступив так, как мы с ним застолбились миллион лет назад, – подал документы сюда, не куда-нибудь ещё. Поначалу нам с сестрой было очень трудно, и эту квартиру мы нашли далеко не сразу. Но потом я устроился на работу – официантом, платили неплохо, так что хватало на необходимый минимум. Сестру пришлось устроить в новую школу, самому идти туда же, но требовать для себя свободного посещения. Благо, терпеть мне пришлось всего один год, а там уже универ, нормальная работа, совершеннолетие и Тоха, появившийся так же неожиданно, как и пропал.

Но это всё лирика, а сейчас мне нужно готовиться к завтрашнему тесту по истории. Надеюсь, Олег Николаевич не перепутает меня снова с Якуниным, иначе я просто не выдержу и зарежу кого-то одного из них. Удивительное дело, но путали нас все и всюду, хотя я был куда как выше этого коротышки, да и волосы крашу в тёмный, а Антон сивый вообще. Этот идиот никогда ничего не учит, но каким-то волшебным образом получает половину зачётов автоматом, а остальные сдаёт неплохо и сам. Зато я, сколько бы ни учил, обязательно наберу 2-3 пересдачи, да и преподы не сильно меня любят из-за того, что я «нарушаю дисциплину», хотя нарушают её совсем другие люди, которые достают меня. Но, поскольку я очаг проблемы, всех собак на меня, естественно. Но завтра уж мне нельзя облажаться, иначе историк точно заставит меня ходить на электив, на который я никогда не записывался.

Зубрёжка всех императоров Российской Империи вместе с их реформами и итогами правления занимает часа четыре с половиной, так что спать я ложусь немного за полночь, измотанный, но довольный. Попробуй там разберись, где князья, где «Князь и Великий Царь», где цари, а где уже «Великий Царь и Император», но я разобрался. Ай да я!

В универе на тесте мне «и скучно и грустно и некому руку подать», но делать всё же приходилось. История – штука сложная, но важная. Работа у нас с Тохой и Ритой была совместная, чего уж скрывать. Чего не знал я – знали они, и соответственно наоборот. Итог: три абсолютно одинаковые работы. Ну и наплевать, если там всё правильно, ему не к чему будет придраться.

– Якунин, ты не забыл, что должен в понедельник быть здесь на четвёртой паре? – строгим голосом обращается – да-да! – именно ко мне Олег Николаевич, отчего у меня нервно задёргался глаз.

– Эмм… Я тут, – скромно подняв руку, пробубнил Тоха, улыбаясь мужчине немного неловко.

– Да? – удивляется он и смотрит на меня недоверчиво и недовольно одновременно.

– Да. Макс мне вчера передал.

– Миронов, Якунин, сделайте уже себе таблички на лоб, что ли. Всё время вас путаю, – обращаясь уже к пустоте, ворчит преподаватель и отходит к своему столу.

– Всенепременно, – шиплю ему вслед, но он не слышит, а ручка в моей руке жалобно затрещала, грозясь сломаться пополам.

– Полегче, мужик.

– Да он задолбал уже! Как нас вообще можно перепутать?

– Можно подумать, тебя одного это бесит. Англичанка уже настое…кхм…ла меня Максимом называть.

– Фу, Тоша, прекрати материться, – обидчиво шепчет ему Ритка и шлёпает по губам.

– Фу, Рита, прекрати блядовать, – не уступает ей друг, чем задевает девушку, и она отворачивается от нас.

– Ты перегнул.

– Да знаю я, блять. Отвали, – нехотя отвечает он и утыкается снова в свой тест, перепроверяя.

– Вчера что-то случилось, когда я ушёл?

– Отвали, я сказал. Акваланг, – завуалировал по нашей с ним традиции своё «отъебись» друг.

– Как хочешь…

История – это интересно и увлекательно, так что мне нравится слушать Олега Николаевича, даже на протяжении двух пар подряд. Не знаю, для кого как, а для меня это время пролетает довольно быстро. Если записывать за ним некоторые особенно интересные моменты, которых просто так не найти в справочниках или статьях, то можно не переживать быть подловленным на зачёте на каком-нибудь вопросе с подковыркой.

Перед мифологией мы с ребятами решили заглянуть в столовую и перекусить чего-нибудь, потому что времени было достаточно. Мифология – не самый мой любимый предмет и не самый понятный, но обязательный и, безусловно, полезный. Но даже это не изменит того, что пара на нём – это ещё большая вечность, чем на двух академических иностранных.

Присев за свободный столик мы втроём, довольные донельзя, уплетали дешёвые столовские булочки с джемом. Точнее, это были мы с Тохой, а Ритка бережёт фигуру, так что взяла лишь греческий салат и сок.

– Что именно во фразе «быть у Калинина в восемь вечера» тебе было непонятно? – раздаётся где-то надо мной злой голос Самойлова, и меня тут же за шкирку вздёргивают с насиженного места.

– Ты охренел? Отпусти меня сейчас же! – мои барахтанья, пока он держит меня, наверное, выглядят со стороны довольно забавно, но вот мне не до смеха.

– Да ты хоть знаешь, что должен был быть коронным номером этой вечеринки, ушлёпок?! – буквально рычит парень, с силой встряхнув меня, из-за чего я опять теряю опору.

– Кирилл, серьёзно, отпусти его, – твёрдым голосом говорит Тоха, направляя на того свой прямой взгляд.

– Заткнись! – кинул он, даже не глядя на друга, и прошипел уже мне на ухо. – Тебя ждёт за это наказание, конфетка. Знаешь, котят надо тыкать мордочкой, если они напортачили.

– Пошёл к чёрту, психопат!

Но меня уже никто не слушает, этот ублюдок просто тащит меня на улицу, мимо гардероба, а ведь там сейчас мороз и снег идёт. Но кого волнует моё здоровье, если сейчас он собрался как раз подпортить его. Но за угол здания меня почему-то не ведут. Он останавливается на крыльце и, взяв в кулак мои волосы на затылке, заставляет посмотреть вперёд. А там, возле ворот, располагающихся не так далеко от выхода из самого корпуса, стоит Сонька. За руку её держит парень, с которым она мило щебечет и смеётся, а затем они уходят по направлению к парку. И всё бы даже ничего, если бы этим парнем не оказался один из шестёрок Самойлова, тот ещё отморозок, который однажды чуть не сломал мне ребро.

– Смотри, сука. Ну что, нравится? – его омерзительный голос и взгляд, острый, как бритва, глаза в глаза.

========== глава 4 ==========

POV Кирилл

Как же меня дико бесит этот маленький засранец! Я обещал привести его на вечеринку, прилюдно обещал! Он должен был быть гвоздём программы! А в итоге что? Денег проиграл, да ещё и друзья не упустили шанса поглумиться. Мол «не дрессируешь ты его как следует, дружище». Уж после трёх лет я то думал, он, как шавка натасканная, будет беспрекословно делать так, как я скажу. Но нет же, конфетка умудрилась не только ослушаться, но и подставить меня. Наверное, он совсем тупой, если ему в голову хоть вбивай, хоть не вбивай – ничего не понимает. Сделал бы всё, как надо, не было бы никаких проблем ни у него, ни у меня, а так теперь придётся платить по счетам. Не то что бы мне этого сильно хотелось, но нужно это сделать для того, чтобы как-то реабилитировать себя в глазах людей. И это, чёрт возьми, самое противное. Дурак, что ж ты не послушался меня? Ладно, поздно уже об этом думать, надо делать то, что должен. Вот «прям-умираю-как-люблю» делать что-то напоказ, особенно для шайки этих идиотов с тусовки. Но они моя опора, что поделать.

Пока не знаю, что и придумать для него в этот раз такого особенно колючего. Нужно задеть его по-настоящему за живое, чтобы больше не смел мне перечить и не слушаться. Может, мне и не очень хочется это делать, но нужно, потому что авторитет либо есть, либо его нет. Всё то, что я столько лет завоёвывал собственными трудами, не может рухнуть из-за одного нахального мальчишки, который возомнил, что может мне хамить, что может выставлять меня дураком. Гнев с каждой секундой всё сильнее кипит в жилах, но я вдруг вспоминаю, что вовсе не ненавижу этого слабого, скорее морально, чем физически, паренька.

Помнится, по первости у нас с ним были вполне себе нормальные отношения. Я познакомился с ним в первый день, когда все перваки уже сидели в актовом зале нашей шараги, а мы с ним вдвоём, как истуканы, тупили возле входа. А тупили мы потому, что опоздали, затем задержались возле листка с распределением фамилий, а после такого опоздания было уже стрёмно заходить в зал. Но, если я с самого начала был полон сил и уверенности в себе, от него веяло, пусть и скрытой некоторой силой, но в то же время скромностью и застенчивостью. Он улыбался мне как-то опасливо, постоянно сутулясь под моим взглядом. В тот момент я впервые почувствовал свою власть над другим человеком, ведь я мог так запросто заставить его смутиться!

В итоге мне пришлось самолично толкать его в спину, пропихивая в узкий проход между рядами, и усаживать на свободное место рядом с собой. Он, снова виновато улыбнувшись, тихо поблагодарил меня, и на этом наш с ним первый день знакомства закончился. Как я узнал уже позже, мы с этим парнем на разных факультетах, но оба на первом курсе. Он постоянно шлялся вместе с каким-то шумным придурком, который меня немного раздражал своей позитивностью. Оказалось, что зовут этого скромнягу Максим Миронов, а того психанутого – Якунин Антон. Да, та ещё парочка, они вместе смотрелись странновато, так что сразу были восприняты всеми, как фрики. Я лично никакой особой агрессии к ним не испытывал, так что даже пытался завести дружбу, когда заметил, что Миронов ходит непривычно бледный и вымотанный. Но в ответ на моё благородное предложение пропустить пивка и поговорить за жизнь, как мужик с мужиком, он только поморщился и сказал, что шутка не удалась. Естественно, мне стало интересно, что именно он имел в виду. Так что, расспросив людей, какие слухи ходят о нём в шараге, я узнал, что этот скромный парень, оказывается, гей. И пусть даже лично меня этот факт не смутил, но всё моё окружение уже относилось к нему презрительно, а я не хотел тоже оказаться в опале. Вот так и вышло, что я стал укротителем этого зверёныша. Ну «прям-умираю-как-люблю» то, что от меня и моего слова ничего не зависит. Даже когда я пытался оправдать парня в глазах друзей, они не послушали, а насчёт меня у них закрались некоторые сомнения, поэтому мне и пришлось по первому их намёку взять этого Максима под свой контроль. Добавляло масла в огонь ещё и его дерзкое поведение и агрессивный настрой, которые он продемонстрировал сразу, вызвав во мне только больший азарт.

Чем сильнее я пытался его подколоть, задеть, тем яростнее этот юнец отбивался, шипел, выпускал коготки. Кликухи типа «конфетка», «куколка», «голубок» и прочее придумали парни, которые со временем прочно влились в моё окружение. Да и мне самому, если честно, понравились эти пошлые обращения, в которых так и сквозил разврат. У меня не было особого желания избивать его, мне хватало просто забавных подъёбок, публичных сцен, но идея о физическом воздействии в голову пришла первому не мне, а парням. Дело пустилось как-то на самотёк, и я не уследил за тем, как всё уже вышло из-под моего контроля. Его хотели унижать, топтать в грязи, причинять боль, а я, по сути, не имел права противостоять мнению большинства. Поэтому и закрывал глаза на то, как он морщит свой курносый веснушчатый нос, когда очередной пустоголовый хрен бьёт его с ноги по рёбрам. Со временем я даже привык сам иногда прикладывать к нему руку, ну а три года спустя это уже стало неотъемлемой частью меня, начало доставлять садистское удовольствие.

Смотреть, как эта маленькая блядь харкает кровью на мокрый снег, стало привычным и даже полюбилось, хотя внутри было неуловимое ощущение того, что что-то в этой ситуации неверно, нечестно, неправильно. Но я силой всегда давил в себе эти идиотские позывы. Ну что мне этот уёбок всем моим друзьям? Стану я терять всё, что имею, ради сраного педика? Да он же, наверное, затраханный уже во все щели, как последняя шлюха. Уговаривая себя подобными мыслями, я продолжал делать то, что делал всегда – опускать его ещё ниже.

Наконец, вынырнув из ностальгии, я понимаю, что план уже созрел в моей голове. Ха-ха, мальчик мой, моя конфетка. Раз тебя нельзя задеть, вычислив твоих ёбырей, то уж за сестрёнку свою милейшую ты будешь стоять горой, это точно. Собственно, почему они живут только вдвоём в съёмной квартире, меня не особо волновало, так что я и не пытался узнать подробнее. Нахуй надо? Теперь нужно только добраться до этой девки и устроить так, чтобы они непременно встретились в нужное время в нужном месте.

Буквально зверею, увидев его в столовой на следующий день после не совсем удавшейся вечеринки, где ему была отведена роль балерины-стриптизёрши. Сидит, сука, и с довольной харей болтает со своим этим фриком и шлюховатой на вид девкой. И ни намёка на нервозность, весь погружён в свои радужные мысли, ещё и жрёт, блядь такая. Подлетаю к нему мгновенно, хватая за шиворот и поднимая со скамейки. Этот его обдолбанный дружок, кажется, что-то брякнул в мою сторону, но это неважно. Сейчас нужно выволочь это уёбище на улицу и не опоздать.

Пусть холодно и дует пронизывающий ветер, а мы оба без курток, я всё равно уже ликую, заметив нужную парочку возле ограды. Тыкаю его конопатую харю в ту сторону и интересуюсь, почувствовав, как он вздрогнул:

– Смотри, сука. Ну что, нравится?

Заглядываю в его растерянные бездонные глазёнки с сузившимися от страха зрачками и не читаю в них ничего, кроме этого животного страха и отчаяния. Внутри всё ликует и трепещет от удовольствия, ведь такое выражение я вижу на его лице впервые. Это моя первая и долгожданная победа над ним! Наконец, он дрожит и боится, смотрит на меня с сомнением.

Неожиданно, вместо того, чтобы привычно взять себя в руки и зашипеть на меня, он как-то болезненно стонет, вцепляясь тонкими угловатыми пальцами в мою рубашку и смотря на меня взглядом, полным бездонного отчаяния. С его ресниц срывается слеза: одна, вторая, третья – и вот они уже безостановочно бегут по его лицу так быстро, что я не успеваю их считать. Это не мужские скупые слёзы, это истерика, самая настоящая паника. Его губы начинают сильно дрожать, кривясь в болезненной гримасе, и он, кажется, пытается что-то сказать, но выходит только бессвязный шёпот. Я стою, даже не пытаясь отодрать его от себя, и просто смотрю на то, чего я, наконец, добился. Вот он, предо мной, разбитый, плачущий, сломленный. Не этого ли я хотел? И внутри опять что-то ёкает о том, что всё в этой ситуации неправильно. Нет, не этого я хотел. Веснушчатый нос морщится, только уже из-за громких всхлипов, вырывающихся будто из самого горла, а он даже не пытается их приглушить. Только приближается к моему лицу, пытаясь более осмысленно шевелить губами, которые становятся влажными из-за омывающих их слёз. Когда он почти касается своими губами моих, когда я чувствую на лице его сбивчивое дыхание, я начинаю немного разбирать этот безумный шёпот. Он непрерывно смотрит мне в глаза, повторяя:

– Что ты хочешь? Не трогай Соньку, я сделаю всё, что скажешь. Чего ты хочешь? Что? Что мне сделать? – парень срывается на хриплый крик, от отчаяния ещё сильнее сжимая ворот моей рубашки. – Что мне сделать, чтобы ты отстал?

Не могу больше терпеть этого душераздирающего хрипа. Даже у меня от него мурашки по коже. Парень уже срывается в откровенную истерику, постепенно слабея и оседая на колени передо мной, раскидывая в стороны безвольные руки.

– Чего ты хочешь? – дурным голосом кричит он, обнимая мои ноги и прижимаясь лицом к коленям, отчего я пошатываюсь, но равновесия не теряю. Физического, может, и не теряю, а вот моральное. Какого чёрта он стоит сейчас на грязном снегу на коленях передо мной и кланяется в ноги, умоляя оставить его семью в покое? Разве он не должен привычно шипеть и огрызаться, поносить меня, как всегда, трёхэтажным? Какого хуя он сломался? Какого хуя я его сломал?!

– Я всё сделаю, но прошу, оставь в покое Соню, она ни в чём не виновата, – не переставая, шепчет этот ёбнутый индивид, когда я грубо хватаю его за плечи и заставляю подняться на ноги.

– Заткнись нахуй. Сука, заткнись, люди смотрят.

– Пусть смотрят, – он хватает своими заледеневшими ручонками моё лицо, сжимая его в ладонях, приближает к своему и начинает снова шептать почти в губы, – Не трогай её, пожалуйста, – слёзы застывают на его лице, превращаясь в замёрзшие льдинки и стягивая кожу, отчего появляются вроде бы морщинки. Он судорожно всхлипывает, шепчет мне что-то ещё, но потом отпускает моё лицо, отходя на несколько шагов назад. Во взгляде неверие, безысходность, отчаяние. Помолчав всего несколько секунд, он снова падает на колени, но уже поодаль от меня, и кричит, срываясь на непривычный фальцет:

– Что ты ещё хочешь от меня? Ты всё у меня отнял! Уважение, нормальную жизнь! Ты слил три года моей жизни просто в помойку! Чего ещё ты хочешь? У меня больше нет ничего для тебя! – он замолкает, закашлявшись, и продолжает снова хриплым шёпотом. – Ты всё, что мог, забрал у меня. Прости, но у меня для тебя больше ничего нет…

Эти бездонные глаза с сузившимися зрачками вновь пронизывают меня тоскливым взглядом, но я не нахожусь, что ответить. Просто открываю и закрываю рот, как рыба, но слова не идут на ум. А что тут можно сказать? Парень шумно всхлипывает, не дождавшись моего ответа и, видимо, решив, что его вовсе не последует, срывается с места, направляясь в сторону ворот. Без раздумий сразу бегу за ним, а он тем временем сворачивает в ту сторону, куда несколько минут назад направилась парочка. Бегу за ним, сломя голову, и, кажется, выкрикиваю его имя, пытаясь остановить, образумить. Как так вышло, что он отчаялся? Как так вышло, что он не выдержал? Это же моя конфетка, моя куколка, мой голубок, мой строптивый, непослушный котёнок. Это тот, кого я должен был месить с грязью вечно, а он обязан был терпеть. Но сейчас не испытываю ничего, кроме жалости, тревоги и вины. Лишь бы это была просто истерика, лишь бы он не сломался на самом деле. Я не хотел этого, по-настоящему никогда не хотел. Как так вышло, что я смертельно обидел того, к кому поначалу испытывал симпатию? Послушался мнения остальных, прибился к стаду, побоялся выразить своё мнение. Я просто бесхребетный мудак, а этот мальчик сильный, он сильнее меня.

Максим бежит, и я слышу даже на расстоянии его хриплое, сбившееся дыхание, его тихие попеременные стоны, вижу, как огромные клубы пара вырываются из его рта с каждым новым вздохом. Замечаю, что уже на противоположной стороне улицы преследуемая им парочка заходит в здание кинотеатра, трогательно держась за руки и улыбаясь. Максим припускает ещё быстрее вслед за ними, выбегая на пешеходный переход. Я и не сразу успел понять, что горит вовсе не зелёный, но я бежал позади, так что только успел проследить взглядом, не останавливая ни на секунду бег, как маленький Форд, не успев набрать большой скорости, всё-таки толкает Максима, его ноги подгибаются, а голова с характерным глухим ударом стукается о лобовуху, после чего с опозданием слышится визг тормозов, а его тело безвольной куклой падает перед машиной. Нет, блять, нет! Подбегаю к нему, лежащему на асфальте в позе звезды, раскинув в стороны руки и ноги, и падаю рядом на колени. Из горла звериным рыком вырывается что-то нецензурное, одно за другим. Едва касаясь пальцами его красивого, замершего в спокойной маске лица, замечаю, как рядом с ним по асфальту тонкой струйкой сочится тёмно-красная кровь. Как так?! Блять, боже мой, как?! Максим, не умирай, не смей умирать, мать твою, конфетка! Не оставляй меня, куколка моя, не смей умирать!

Отдалённо, краем сознания улавливаю, как из Форда вылезает, прикрывая рот рукой и давя в себе истошный крик, молодая женщина, хорошо одетая и ухоженная. Она топчется, стуча каблуками, вокруг нас и что-то причитает визгливым голосом. Народ вокруг гудит, кто-то куда-то звонит, меня пытаются оттащить от Максима, но я вцепляюсь в него, как в спасательный круг. Нет, моя куколка, мой котёнок, ты не умрёшь, я не дам тебе! Никто не отнимет тебя у меня! Блять, да не трогайте меня никто! Не подходите!

========== глава 5 ==========

POV Максим

Я бежал от этого беса, как сумасшедший. И одновременно бежал за Соней с её хахалем. Чтобы оторваться от Кирилла и успеть спасти сестру от того, что этот придурошный успел задумать. Но неожиданно мой путь прерывается. Отдалённо, будто из-под толщи воды, слышу чей-то обезумевший голос, женский крик и сильный шум вокруг. Не могу понять, какого чёрта тут происходит, мне нужно идти. Но сознание постепенно ускользает, а вместе с ним и разрывающая боль в голове. Перед глазами темно, и я уже ничего больше не слышу.

Видится мне наш старый дом. Мама и папа. И я вспоминаю, как вообще оказался в этом городе, как вляпался во всё это и ввязал сестру. Мне едва исполнилось шестнадцать, когда я понял, что мои интересы немного не сходятся с интересами сверстников. Ну, как немного… Совсем не сходятся. После многих попыток обзавестись девушкой и построить с ней хоть какие-то отношения я сдался, окончательно признав, что ни женское тело, ни тем более характер меня не вдохновляют, а вот парни… С ними дело обстояло куда лучше. Во-первых, парни всегда лучше понимают друг друга, во-вторых, я находил весьма и весьма сексуальным мужское тело, причём, чем более мускулистым оно было, тем более приводило меня в восторг. Естественно, поначалу всё это долго и упорно отрицалось моим мозгом, сердцем и что там ещё есть у людей. Я уговаривал сам себя, что это обычная светлая зависть и что я просто хочу быть таким же сильным и красивым, но обмануть мне себя так и не получилось. Подсознание взяло надо мной верх. Так что на вечеринке, устроенной моими друзьями в честь моего же шестнадцатилетия, я, упившись в хлам, к концу вечера с упоением сосался в углу с каким-то малознакомым парнем. Он был старше, явно выше и сильнее меня, да и одних со мной ‘интересов’, так что нетрудно догадаться, чем закончился этот вечер. Честно признаться, это был самый зашибенный подарок на мои шестнадцать лет. Нет, с этим парнем я больше не виделся, да и он, думаю, не сильно рвался увидеть бы меня снова.

Следующие полгода были бы самыми сумасшедшими в моей жизни, если бы я не знал, что это не так. Я шлялся по всем клубам, куда только мог пройти по возрасту. Иногда удавалось проскочить и в более приличные заведения, построив охраннику глазки и засунув пару накопленных купюр в карман его пиджака. Как только я осознал себя настоящего, мне совсем сорвало крышу, я искал новых партнёров, новых ощущений. Естественно, изменения в моём поведении не скрылись от взглядов семьи. Беспокоилась за меня только Соня, которая не понимала, что происходит, но постоянно предостерегала. Я не рассказывал ей ничего, но её тогда ещё совсем детское сердечко понимало, что происходит нечто ужасное. Мать с отцом спохватились лишь тогда, когда в нашем доме раздался звонок из школы – директор. Из-за похождений мои оценки ухудшились, собственно, как и посещаемость. Хотя я знал, что в десятом это неважно, ведь аттестат я буду получать только через год, а сейчас можно отдохнуть. Вот я и расслабился, видимо, даже слишком.

Естественно, родители закатили скандал, хотя половина из того, что они сказали мне, вообще не имела ко мне никакого отношения. Они ведь даже не могли понять, в чём суть проблемы. Да и не хотели они этого понимать. Самым главным для них было то, чтобы мы с сестрой были идеальными детьми с идеальными оценками, поведением, внешним видом и мировоззрением. Короче, чтобы не портили им жизнь, а на остальное им было плевать. Отец был пьяницей столько, сколько я себя помню, хоть при этом и сохранял свой собственный бизнес – сеть магазинов для охотников и рыболовов. Мать была намного моложе его, красивая, статная. Когда-то она хотела стать моделью, но помешало этому моё рождение. За это она и тихо ненавидела меня всю свою жизнь – за то, что я отнял у неё желанное будущее, отнял мечту. Аборт ей категорически запретили делать, как ни странно, её родители, которых я видел всего пару раз в детстве, прежде чем они умерли. Отцу, насколько я знаю, всегда было наплевать на меня, потому что и для него я не был желанным ребёнком. Когда я родился, он хоть и был намного старше мамы, но ещё не нагулялся, а я связывал ему руки. Рождению Соньки они были рады чуть больше, хотя и относились к ней потом с присущей им небрежностью. Мы с сестрой не мешали отцу пить, а матери шляться по тусовкам – они не мешали нам заниматься тем, что нам нравится.

Но своими плохими оценками и нерегулярной посещаемостью я разбил эту иллюзию идиллии, и их это взбесило. Помню как сейчас – мама стояла в красивом вечернем платье, облокотившись на спинку кресла, и курила, отец сидел в этом самом кресле и буравил меня пристальным хмельным взглядом.

– Какого хрена ты творишь, мелкий?! Каждое утро уходишь из дома в одно и то же время, а в школе появляешься раза два в неделю. Ты совсем страх потерял?! Где ты шляешься? – отец был зол, но старался сохранять спокойствие. Он чуть повысил голос, чем было обычно, но не кричал. Мама была, как и обычно, меланхолична.

– Нигде. С друзьями, – мой голос чуть дрожал, но я сохранял уверенность в себе.

– С какими нахер друзьями?! Кто тебе разрешал не ходить в школу? Ты свои оценки видел вообще?

– Двойка на тройке и тройкой погоняет, – тихо и задумчиво отозвалась на его фразу мама, выдыхая сизый дым, красивым жестом отводя руку с сигаретой, зажатой между пальцами, в сторону.

– Мам, я же не спрашиваю с тебя, где ты пропадаешь целыми днями и ночами…

– Не хами мне, малыш, – это ласковое «малыш» не имело ничего общего с тем, что я её сын, так она называла почти всех мужчин и парней, с кем общалась. Видимо, она думала, что это добавляет ей шарма.

– Отвечай мне, мелкий спиногрыз, где бродишь?! Иначе за ремень возьмусь!

Не знаю, какой чёрт меня дёрнул за язык, но я выложил всю правду. Может быть, я просто перенервничал, а может, был слишком уверен в себе. Или я был в эйфории после бурного вечера, не помню. Но выложил всё, как на духу, наблюдая, как глаза отца становятся всё шире и шире, а мама даже забыла стряхнуть сигаретный пепел. После пары моих отрывочных фраз воцарилось тяжёлое молчание. Мои руки дрожали, но в глазах была уверенность, родители же были совершенно растерянны.

– Мало того, что ты мне этого выродка нагуляла, так ещё и гомосека?! – крикнул отец, резко поднимаясь из кресла и всплеснув руками, и уставился на мать прожигающим взглядом.

– Отстань, Валера, я тут не при чём. Это ты плохо воспитал своего сына, – всё так же флегматично и тихо откликнулась мама, глубоко затягиваясь, что выдавало её нервозность.

– Это отродье даже не моё! Не смей меня обвинять! – дальше я их криков не слушал. Только сидел, уставившись в пол под своими ногами, и понимал, что это полный крах. Когда я всё же осмелился поднять взгляд, сразу встретился с перепуганными заплаканными глазами Соньки, выглядывающей из-за угла. Я нахмурил брови и махнул на неё рукой, чтобы она ушла, и девочка тут же исчезла из поля моего зрения.

Дальнейшее отложилось в моей голове, как замедленные кадры глупого французского кинофильма, – отец помчался в мою комнату и начал собирать вещи, мама бросала на меня задумчивые взгляды и курила сигареты одну за другой, не пытаясь его остановить. Думаю, она, при её клубном образе жизни, вполне сносно относилась к геям, но на меня у неё давно был заточен зуб. Хотя в её взглядах я уловил даже долю понимания и некоего сочувствия. Но это не оправдало её в моих глазах, ведь отцу она так и не воспрепятствовала. Глухой удар спортивной сумки об бетонный пол подъезда я услышал и осознал не сразу, а затем с таким же глухим ударом за моей спиной захлопнулась дверь. Так я потерял дом.

Естественно, первым делом и направился на автовокзал. Почему не на обычный? Бумажной волокиты меньше и цены нормальные. Может быть, это прозвучит слишком амбициозно, но я, не раздумывая, купил билет на ближайший рейс и отправился в незнакомый город в поисках лучшей жизни. В пути я получил эмоциональное смс от сестры. Мне пришлось рассказать ей, куда и зачем я направляюсь, взяв с неё слово никому об этом не рассказывать.

Время шло, я нашёл подработку, дешёвое жильё. Жил кое-как, но на поспать в тепле и поесть раз в день хватало. Через пару недель устроился в новой школе, документы куда смог подать не сразу, – пришлось просить сестру забрать документы из старой и прислать их мне. Это было весьма неосмотрительно с моей стороны, ведь так она смогла узнать адрес, и уже через несколько дней она стояла на пороге моей квартиры, растрёпанная, заплаканная, но счастливая. Меня такой расклад, конечно же, не устраивал. Я не мог позволить ей жить тут, так как хотел для неё лучшего. Родители вполне могли дать ей это «лучшее», так что я пытался несколько раз отправить её домой, но все мои попытки заканчивались полным провалом. Эта лиса всё предусмотрела – привезла с собой необходимые нам обоим документы, забытые мною вещи и свои шмотки, конечно, тоже. После нашего с ней разговора по душам, я понял, что она сильно взрослая для своих лет. Она приводила неоспоримые доводы, почему со мной ей будет лучше, и я сдался. Всё-таки она уже вправе решать что-то для себя сама, за мной теперь оставалось только обеспечить её благосостояние.