Текст книги "Обратная сторона мести (СИ)"
Автор книги: Леди Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Выруливая со стоянки, Ира поняла, что возвращаться домой нет ни малейшего желания, так что вместо нужного направления свернула совсем в другую сторону. Она знала, что поможет ей вернуть душевное равновесие и привести в порядок мысли.
***
Уснуть этой ночью Паше было не суждено. Казалось бы, сначала дежурство, потом эта дурацкая учебная тревога, из-за которой впустую был убит целый день… Но Ткачев знал, что сегодня о спокойном сне можно только мечтать.
Год. Ровно год прошел с того рокового дня, а кажется – целая вечность. Целая вечность, за которую произошло столько событий. Целая вечность, за которую он столько важного узнал и понял про человека, еще не так давно бывшего для него врагом. Целая вечность, за которую он сам стал совершенно другим человеком.
И внезапная, предательская мысль обожгла, в первое мгновение покоробив своей чудовищностью. А если бы у него был шанс все изменить, что бы он сделал? Как и чем он смог бы помешать Зиминой? Неужели позволил бы Кате предать и подставить их всех, отправить в тюрьму и его, кому клялась в любви, и Рому с Леной, которых называла друзьями, и Ирину Сергеевну, так много сделавшую для них для всех? А что бы он сделал на ее месте? Так просто рассуждать о морали, о том, кто и на что имеет или не имеет права, так легко обвинить и возненавидеть, даже не пытаясь разобраться в сути вещей. А она, эта женщина, чьей силой и твердостью он так восхищался, избавила их всех от тяжелого выбора, от угрызений совести и чувства вины. Добровольно, желая спасти и оградить, взвалила на себя неподъемный груз и продолжала бы нести его в одиночку, если бы иначе сложились обстоятельства. Так какое он имеет право винить и осуждать?
Нервно щелкнув зажигалкой, Паша закурил и бездумно уставился на раскинувшийся внизу ночной город. Он ненавидел себя сейчас. За слабость, неопределенность, неспособность принять правду и смириться с ней. А еще – за то ненормальное, нелогичное, больное, что испытывал с каждым днем все сильнее к той, кого должен был ненавидеть. Должен был, но не мог, все больше увязая в своей дурацкой, ни кому ненужной преданности, в совершенно необъяснимом, не поддающемся пониманию желании оберегать, хранить, защищать. Он не испытывал подобного никогда прежде ни к одной из женщин, с которой сводила судьба, да и не была для него Ирина Сергеевна женщиной в полном смысле этого слова. Паша не мог не признать правоту слов Савицкого: любовь к такой, как Зимина, не принесет ничего, кроме разочарования, а этого в жизни Ткачева и так имелось предостаточно. Да и не посмел бы он подумать о ней в каком-то ином, непривычном ключе: что может быть более пошлым и нелепым, чем связь с еще совсем недавно ненавидимой начальницей? Вот только Паша знал: теперь, что бы она не совершила, он не сможет от нее отвернуться, а уж тем более – возненавидеть.
***
Ира редко бывала у мамы: работа, работа и опять работа. Да и не хотелось расстраивать, огорчать, вываливать свои проблемы. Но сегодня, изменив своему правилу, она все же приехала именно к маме. Вчерашняя тревога никак не рассеивалась до конца, да и Сашку тоже хотелось увидеть. Но была и еще одна причина, о которой полковник старалась не думать. Эта самая причина не позволит уснуть ей сегодня ночью, да и днем то и дело будет зудящей раздражающей болью напоминать о себе.
– Ириш, ты не заболела? – от заботливого взгляда матери, от ее встревоженной интонации захотелось зажмуриться, а еще лучше – спрятаться, стать невидимой, совсем как в детстве, когда разбивала очередную чашку из любимого маминого сервиза или приносила из школы замечание в дневнике. Интересно, как скоро отреклись бы от нее все друзья и близкие, узнай они, не дай бог, всю правду? Смогла бы мама пережить такой удар? Что стало бы с Сашкой, если бы ее посадили? Что случилось бы с сыном Савицкого, если бы их с Леной осудили? Кто помогал бы семье Исаева, окажись он в тюрьме? И ждала бы теперь Вика ребенка, успей Русакова осуществить задуманное? Нет, все правильно сделала она тогда, тут и рассуждать не о чем. Только от понимания собственной правоты ничуть не легче.
– Я, пожалуй, спать, что-то устала сегодня, – Ира отставила кружку с нетронутым чаем и, поцеловав маму, направилась в комнату, уверенная, что поспать ей не удастся. Однако едва голова коснулась подушки, как усталость моментально затянула ее в темный, беспокойный омут сна.
Ирина очнулась от смутного грохота и звона, поначалу даже не различая, явь это или продолжение тревожного кошмара. А затем, наконец поняв, где источник звука, рванула в гостиную, где спал Сашка. Точнее, уже не спал, а недоуменно рассматривал стекло, покрытое сеточкой трещин.
– Что здесь… – начала Ира и машинально наклонилась, поднимая лежавший на полу сверток. Развернула бумагу и почувствовала, как от лица отхлынула кровь.
“Око за око”, – в безумном вихре замелькали перед глазами всего три слова.
========== Живые мертвые ==========
Ирина с трудом дождалась утра, изводя себя беспокойными мыслями и догадками. Первое, что пришло на ум: вчерашнее ДТП, чудом обошедшееся без последствий. Неужели записка – это угроза, что в следующий раз дело все-таки доведут до конца? Но кому пришло в голову пытаться ее напугать? И зачем? Из всех недавних событий только смерть Ведищева могла стать поводом для мести. Но кто и откуда мог узнать правду или хотя бы догадаться? Неужели и правда Авдееев?
Утром за завтраком, с трудом осилив полчашки кофе (вид еды вызывал стойкое отвращение), Ира объявила, что не видит смысла в такую погоду торчать в городе, поэтому Саша с бабушкой отправляются на дачу.
– Но, мам! – Сын отставил тарелку, прерывая трапезу. – Ты же обещала, что этим летом мы поедем в Испанию!
– Если обещала, значит поедем. А пока, вместо того, чтобы все время торчать за монитором, ты подышишь свежим воздухом и поможешь бабушке по дому. Кое-кто, между прочим, еще прошлой весной обещал разобрать бардак на чердаке, но дальше обещаний дело не зашло.
Саша вздохнул, но спорить не стал – то ли не решился, то ли понимал, что бесполезно. И полчаса спустя, собрав лишь самые необходимые вещи, семейство отбыло за город.
***
В отделе Ирина появилась только вечером: внезапно разом навалились проблемы, решение которых требовало ее непосредственного участия. Суровые переговоры, жесткие ультиматумы и еще всякие-разные способы воздействия на строптивых собеседников вымотали окончательно, и к концу дня полковник еле держалась на ногах.
Отмахнувшись от дежурного, моментально принявшегося докладывать все последние новости, больше похожие на сообщения о маленьких и не очень катастрофах, Зимина прямиком направилась к операм. Нужно было озадачить их выяснением местонахождения Авдеева и прикинуть иные возможные варианты того, кто мог за всем происходящим стоять.
Когда пальцы легли на ручку двери, Ира внезапно ощутила совершенно дурацкое, постыдное желание развернуться и сбежать прочь. От мысли, что придется сегодня все-таки встретиться с Ткачевым, между лопаток ввинтилась ледяная нестерпимая боль, волной прокатившаяся по спине и пронзившая каждый позвонок. Подобного, абсолютно иррационального страха полковник не испытывала очень давно.
Дверь открылась, а затем притворилась совершенно бесшумно, и Зимина, замерев у двери в какой-то нелепой надежде, что ее не заметят, мысленно цветисто обругала себя, а заодно и Пашу, за этот глупый, ничем не обоснованный испуг.
– Проходите, Ирина Сергеевна, что же вы? – Ткачев крутанулся в кресле, разворачиваясь, и Ира еле удержала застывший на языке вопрос, как он догадался о ее присутствии, не успев разглядеть. Резко вскинула подбородок, выпрямила окаменевшую от напряжения спину и медленно прошла к диванчику, усаживаясь не с привычной хозяйской расслабленностью, а вызывающе-безукоризненно-ровно.
– Я думала, ты сегодня отгул возьмешь, – нарушила паузу, на долю секунды запаниковав, что забыла, зачем пришла.
– Не вижу надобности, – сухо отозвался Паша, холодно и пристально изучая взглядом выпрямившуюся напротив начальницу. Как-то моментально размылись, затерлись, выцвели недавние эмоции, успевшая сложиться доверительность и тепло. Зачем она пришла? Сегодня Паша хотел видеть ее меньше всего.
– Я еще в прошлый раз хотела вас с Ромой попросить, – полковник принялась разглаживать на юбке несуществующие складки. Чувствовать на себе тяжелый, изучающий, будто препарирующий душу взгляд было невыносимо. – Нужно узнать, где сейчас Авдеев, не вернулся ли, не обращался ли опять к своим приятелям-уголовникам…
– Будет сделано, – кратко и четко отозвался опер и посмотрел вопросительно, полагая, что на этом разговор можно считать законченным.
– И вот еще что, – вспомнила Ира и протянула Паше смятый листок бумаги. – Сегодня ночью бросили камень в окно. Может, это как-то связано… Я Сашку от греха подальше отправила на дачу, только все равно как-то не по себе, – начальница непроизвольно передернула плечами, отгоняя глухое давящее беспокойство.
– Опасаетесь? Может, охрану приставить?
– Ну какая охрана, Паш? Не хватало мне еще семью перепугать. Да и… Я мало кому доверяю, сам знаешь.
– Это намек, что мне туда надо поехать? – В приглушенном свете настольной лампы Ира не видела лица Ткачева, но удивительно четко уловила скользнувшую по его губам улыбку.
– Да я в принципе могу Фомина или Исаева попросить, – осторожно начала полковник, на что Паша только усмехнулся.
– Фомина? Вы это щас серьезно? Чтобы он в первый же день весь самогон в деревне выжрал? – Ира, не сдержавшись, тоже смешливо фыркнула, представляя пьяные похождения участкового. И вспомнила недавно услышанную дивную историю, отчего-то совсем не удивившую своей нелепостью и идиотизмом. Заявившись с парой оперов на квартиру одного мутного человечка, подозреваемого в ограблении, Фомин нашел в баре целую коллекцию дорогой выпивки, как позже оказалось – ворованной из магазина, где человечек обчистил кассу. Так что участковый и опера, ужратые в стельку, не только в прямом смысле проспали возвращение, а затем бегство подозреваемого, но и уничтожили вещественные доказательства…
– Ну, значит я прямо сейчас и отправлюсь, – подытожил Паша, взглянув на часы. – Вы не волнуйтесь, не подведу.
Фраза, призванная успокоить и вселить уверенность, буквально ударила наотмашь. Насколько же сильно изменили, перекроили Ткачева недавние события, что он готов, забив на свои планы, мчаться решать чужие проблемы? Ее проблемы.
– Или что, все-таки не доверяете? – Паша, будто разгадав ее мысли, обернулся, держа в руках взятый из сейфа пистолет. А ведь ему сейчас ничего не стоит выстрелить, вдруг подумала Ира, ощутив, как заледенело все внутри. Это не было страхом, скорее понимание, что такой вариант развития событий оказался бы самым логичным и объяснимым. Правильным.
– Если бы я тебе не доверяла… – Зимина не договорила, но Паша и так догадался, что она имела в виду. Если бы она ему не доверяла, он давно отправился бы вслед за Катей. И все, пережитое вместе, не имело бы никакого значения.
– Я понял, – криво ухмыльнулся Ткачев. – Вы бы меня пристрелили, не раздумывая, как ее. И вряд ли потом сожалели бы.
В его голосе было столько вновь всколыхнувшейся боли, столько застарелой, запрятанной в глубине души муки, что Ира вздрогнула. А в следующую секунду, рывком поднявшись, сделала нескольких стремительно-нервных шагов, приближаясь к Паше.
– Сколько можно?! Сколько можно, Паш? – взорвалась, зазвенев горечью в голосе. Ткачев, не видя ее лица, скрытого полумраком, чувствовал, как пылают ее глаза – взгляд больно обжигал лицо, как будто все эмоции, сверкавшие в отчаянно-карих, стали материальными. – Сколько ты можешь себя хоронить? Сколько можешь травить себе душу, напоминать?! Зачем?! Да, ее нет! Но ты, ты ведь жив! Так почему ты не можешь просто отпустить и жить, черт тебя побери!
Выстрелив последней фразой, Ирина Сергеевна резко замолчала, дыша тяжело, громко и рвано, чувствуя, как ледяная дрожь колотит изнутри.
– А вы, Ирина Сергеевна? – вдруг спросил Паша, кажется, совсем не впечатленный ее вспышкой. Подался немного вперед, пытаясь различить выражение лица начальницы, явственно ощущая прерывистое дыхание, эмоции, эхом затихшей фразы вибрировавшие в воздухе. – Вы сами разве живы? – Он сделал едва уловимый шаг, оказываясь еще ближе. Ступая бесшумно, завораживающе мягко. И тон был еще ниже, удивительно спокойный, без малейшего раздражения. – Разве что-то не умерло в вас той ночью? Неужели вы просто вернулись домой и преспокойно заснули? Или до утра мучились от кошмаров?
Ира промолчала, нервно сглотнув и неосознанно делая шаг назад. Как будто пыталась уйти, спастись от этих безжалостных слов, беспощадных своей правдивостью. Ведь действительно какая-то часть ее души медленно и мучительно умирала той ночью, когда полковник полиции, совершив непоправимое, сидела на полу в своей прихожей, не в силах поверить, что действительно решилась на этот шаг. Один из тех шагов, после которых нельзя вернуться назад. Один из тех шагов, что неотвратимо приближают к пропасти.
– Вы разве живете? – повторил Ткачев, наконец замирая, словно не решаясь перейти какую-то невидимую границу. – Покупаете красивые шмотки, спите с этим отглаженным следаком, устраиваете разносы на совещаниях, сплетничаете с Измайловой… Вот только здесь, – горячие пальцы коснулись виска, и Ира вздрогнула от этого жеста, как будто кожу обожгло пистолетное дуло, – здесь вы живы?
– Хватит, – тихий, умоляюще-беспомощный выдох растаял в воздухе отчаянной просьбой остановить эту пытку. – Пожалуйста, Паш, хватит…
Слабо покачнувшись, непробиваемая, выдержанная полковник Зимина медленно начала сползать на пол. Последнее, что отпечаталось в памяти перед тем, как сознание погрузилось во тьму, – сильные осторожные руки, удержавшие от падения.
========== Предел прочности ==========
– … Вообще-то можно было сразу сказать, что у тебя неприятности, а не придумывать всякие отговорки.
– Мам…
Женщина лишь укоризненно качнула головой и вышла, не желая слушать оправданий дочери. Ирина тяжело вздохнула, признавая свою вину за то, что из-за ее не слишком честных дел опять страдает семья. И снова замельтешили назойливые мысли о том, стоит ли это все таких жертв, не слишком ли высокую цену приходится платить и не пожалеет ли о своем выборе. Хотя отлично знала, что подобное просто слабость, потому что иначе жизни не представлялось – работа для нее и есть жизнь, и никак иначе уже не получится.
– Ирин Сергеевна, вы простите меня, – уже в который раз принялся извиняться Ткачев, на что Ира только отмахнулась.
– Да ладно тебе, Паш, нормально все. Просто так навалилось все… Почти сутки не спала, да и день выдался тоже…
– Стесняюсь спросить, вы когда ели в последний раз? – Неприкрыто сочувствующий взгляд скользнул по бледному до прозрачности лицу. – Вид у вас…
– Не могу на еду смотреть, – Ира непроизвольно прижала ладонь к шее, подавляя вновь подступившую дурноту.
– Ирин Сергевна, а может быть, вы… – Рука дрогнула, и на столе проступило кофейное пятно, но Ткачев, ошарашенно уставившись на начальницу, этого не заметил. – Ну… Того… – Щеки полыхнули краской, и Паша резко замолчал, споткнувшись и запутавшись в словах.
– Может быть я что? – Вздернула бровь Ирина.
– Ну-у… Э-э-э… – Лицо Ткачева запылало сильнее, кажется, еще немного – и кожа вот-вот вспыхнет.
Ира, ненадолго растерявшись, недоуменно смотрела на готового от смущения провалиться сквозь землю опера и, наконец поняв, что он имел в виду, искренне, от души расхохоталась.
– Господи, Паш, – отсмеявшись, с трудом выговорила она. – Ну и фантазия у тебя! Нет, я, как ты выражаешься, “не того”.
– Ну… Я просто подумал… – вконец стушевался Ткачев, нервно потерев рукой затылок. – В обморок упали еще, вот я и…
– Смешной ты, – Иру откровенно забавлял этот куда-блин-деваться вид. Мало того, что Паша моментально забыл про все философские и душеспасительные беседы, так еще и краснеет как школьник перед горячо любимой учительницей. И это Ткачев, первый бесстыдник отдела! Чудеса чудесатые, да и только.
– Извините, – пробормотал Паша и, желая избежать взгляда откровенно насмехающейся начальницы, принялся усиленно вытирать кофейную лужицу на столе. Угораздило же брякнуть! Теперь от подъ… подколов отбиваться устанешь. Вот уж воистину: молчание – золото.
– Да ладно, зато повеселил, – фыркнула Ирина Сергеевна и встала из-за стола. – Спокойной ночи, юморист. И без комментариев, – добавила – прям как лыко в строку – прихватив из кухонного шкафчика пачку соленых крекеров. Паша, покосившись на тяжелую лампу на столе прямо под рукой начальницы, последовал мудрому совету и от комментариев благоразумно воздержался.
***
– В общем, Ир, пробил я Авдеева, из-за границы он не возвращался. Приятели его тоже отрицают, что он с ними связывался, похоже, не врут. Звонки я проверил. Так что в этом направлении глухо. Но… – в этом месте Савицкий сделал театральную паузу, наблюдая, как начальница загорается нетерпением, – я заметил кое-что интересное.
– Ром, не томи уже, – раздраженно поторопила Зимина, строго взглянув.
– Буквально за два дня до наезда Авдееву звонил некто Донской, правая рука бизнесмена Ведищева. Причем звонил не один раз. И разговоры были не из серии “здрасьте-до свиданья”, судя по продолжительности, какая-то общая тема у них имелась.
– Можно предположить, какая именно, – хмуро бросила Ира, в задумчивости стиснув в пальцах карандаш. – Ведищев, похоже, поручил этому Донскому разобраться с делом о гибели сына, тот пообщался с его приятелями… Вот и результат. Не надо нам было Авдеева оставлять, – процедила полковник. – Это оказалось большой ошибкой. Если у Ведищева появятся какие-то доказательства, нам всем придется плохо. Хотя доказательства ему и не нужны, он все для себя решил.
– И что будем делать?
Ирина Сергеевна, помолчав, крутанула карандаш по отполированной до блеска поверхности стола и решительно произнесла:
– Думать. Искать. Надо найти, за что зацепить Ведищева, чтобы его успокоить.
– А если… – осторожно начал Савицкий, не осмелившись вслух озвучить свои мысли. Резкий, холодный взгляд полоснул в ответ.
– Ром, ты че, маленький?.. Если бешеную собаку нельзя успокоить, ее нужно пристрелить.
***
Мамин знакомый Павел, или “просто Паша, без всяких дядь”, оказался, что называется, своим в доску. Он слушал самые крутые группы, легко шпарил на интернет-сленге и даже одолжил диск с недавно выпущенной новой частью модной игры, правда, после клятвенных заверений, что мама в глаза не увидит заветную коробочку. Ко всему прочему, заметив неподдельный интерес, не стал отнекиваться и показал, как собирается и разбирается пистолет, а вечером на прогулке, отойдя подальше в лесок, даже дал пострелять.
На обратном пути, как водится, схлестнулись с местными: эти недо-футболисты уже привыкли, что городские проигрывают всегда. Но в этот раз что-то пошло не так, и поражение с разгромным счетом не заставило себя ждать. Так что взмокшие, взбудораженные и ужасно довольные победители возвращались с вполне себе обоснованным чувством собственного превосходства.
Такими их и встретила на пороге Ирина Сергеевна, показательно хмурясь, хотя особо сердитой на самом деле не выглядела.
– Паш, ну что за детский сад? – строго спросила, деликатно отводя глаза от голого накаченного торса, пока Ткачев, нимало не смущаясь, с удовольствием плескал на себя ледяной водой прямо из шланга.
– А чего такого-то, Ирин Сергевна? – вроде бы удивился Паша, перекинув через плечо полотенце. Видя, что в дом его пропускать по-прежнему не спешат, уселся на лавочку, устало вытянув ноги. Ира, вздохнув, опустилась рядом, раздраженно стянула душащий галстук и расстегнула пару пуговиц на рубашке. День выдался невыносимо жарким, и ходить в наглухо застегнутой форме было сущим издевательством.
– Как-то не по себе мне, сам понимаешь, – призналась, немного помолчав. – Так надоели эти разборки…
– Ирина Сергеевна, все будет в порядке, я обещаю, – моментально посерьезнел Ткачев. Осмелившись, легонько сжал ладонь, ловя измученный взгляд, в котором светилась искренняя признательность, с каким-то странно теплым чувством отметил мимолетную улыбку, чуть тронувшую губы.
– Спасибо, Паш. И я рада, что вы с Сашкой нашли общий язык, – добавила мягко.
– У вас замечательный сын, Ирина Сергевна, – улыбнулся Ткачев и вновь ощутил смутную жалящую горечь: ну неужели она не заслужила иного? Преданная любимым человеком, в одиночку поднимавшая сына, упрямо и старательно строившая карьеру и никогда ни у кого не просившая помощи… Не каждая женщина смогла бы выдержать столько, но она выдержала и больше: и предательство сотрудников, и кровавые тайны, и груз страшных грехов. Все вынесла, вытерпела, не дрогнув, не сомневаясь в своих действиях и решениях, не позволяя себе ни малейшей слабости и не требуя помощи лишний раз. Но почему судьбе все казалось мало, и новые испытания, проверки на прочность следовали друг за другом непрерывной чередой? Если бы только в его силах было избавить ее хотя бы от малой доли того, что она вынуждена пережить. Если бы он только знал, как и чем можно отплатить ей за все, что она совершала для них и ради них, порой переступая границы морали и совести, просто потому что не могла иначе.
Но одно Паша знал точно: теперь ему есть ради чего жить и есть за кого умереть.
========== Параллельная реальность ==========
Проблемы, разом навалившись, норовили выбить из колеи, раздавить, но лишь сильнее злили и заставляли собраться, сохранять равновесие. Фомин впервые, пожалуй, пострадал не по собственной дурости и раздолбайству, а по чьему-то злому умыслу, и если бы не случайный прохожий, спугнувший нападавшего, все обошлось бы не столь оптимистично. А потом неприятности закружили словно вихрь: испорченные тормоза в машине Исаева, к счастью, вовремя замеченные на техосмотре; напавшие на Лену грабители, от которых той чудом удалось отбиться, следом – едва не сбившая Вику машина… Последней каплей должны были стать проверки, одна за другой сыпавшиеся на отдел. Придирались буквально ко всему, начиная от неровно стоящих в кабинете стульев и заканчивая неразборчивым почерком в документах. Ира мило улыбалась, вежливо пытаясь объяснить и поставить на место, а после, едва за проверяющими закрывалась дверь, грохотала, какой кругом бардак и обещала поувольнять всех к такой-то матери.
Напряжение копилось, норовя разорваться грозой: Вика кое-как отошла от случившегося, Измайлова с трудом держала себя в руках, Костя с Ромой ходили мрачнее туч, обещая найти виновных и как следует наказать. Плачевный вид допросной и допрашиваемых с пристрастием серьезность намерений подтверждал: даже не сторонник подобных методов Щукин сдерживаться нужным не считал.
Ирина, кое-как приведя соратников к порядку и задействовав связи, пришла к выводу, что источник всех неприятностей один, в том направлении и велела работать. Однако Донской словно сквозь землю провалился, и ниточки к исполнителям оборвались. После долгих усилий удалось кое-что нарыть на Ведищева, но в свете последних событий полковник сильно сомневалась, что шантаж возымеет нужное действие, так что информацию придержала, прокручивая иные варианты решения проблемы.
– Ир, мы что, будем ждать, пока нас всех не переубивают в темных переулках? – не сдержался Савицкий после очередных заверений, что и так делается все, что возможно. Похоже, заверения уже мало кого успокаивали.
– Ром, я сказала, что разберусь, значит, разберусь, – отрезала Ирина, не желая ни о чем распространяться и посвящать в ненужные детали.
Савицкий ответом явно остался недоволен, наверняка прикидывая, что мог бы сделать сам, и в этот момент Ира только порадовалась, что Ткачев остался от всех разборок в стороне: эти “двое из ларца” на пару могли наворотить такого, что не расхлебаешь.
***
– То есть вы предлагаете мне подставить своего конкурента, чтобы он оказался в тюрьме, и гарантируете всяческое содействие? – Человек напротив недоверчиво прищурился, словно пытаясь что-то для себя прояснить.
– Леонид Петрович, я бы сказала другими словами, – невозмутимо ответила полковник, с удовольствием делая глоток кофе. Весь ее расслабленный, безмятежный вид должен был настроить собеседника на нужную волну и заставить принять правильное и выгодное для обеих сторон решение. – Я предлагаю заключить взаимовыгодный союз, от которого никто не останется в минусе. Вы получите бизнес, а нашему отделу достанется поощрение за раскрытое преступление.
– Заманчивое предложение. Только откуда я могу знать, что это не какая-то подстава, которая выйдет мне боком?
– Но ведь риск оправдан, не так ли? – усмехнулась Ирина уголком губ. – Подумайте. Подумайте о том, что у вас появился шанс наказать человека, который в свое время лишил вас всего и никак за это не ответил.
Не дожидаясь ответа, Зимина поднялась, бросив на стол деньги, и направилась к выходу. Она была уверена, что ее собеседник решение уже принял.
***
Переступив порог, Ира словно окунулась в другую реальность. Из кухни доносился аромат любимого с детства яблочного пирога, слышался звон посуды и весело переговаривающиеся голоса.
– О, Ирин Сергевна, – поприветствовал Ткачев, что-то увлеченно кромсавший на разделочной доске. – Вы как раз вовремя.
– Мы шашлыки замутили, – пояснил Сашка, гремя чем-то в навесном шкафчике. – А бабушка пирог испекла, с яблоками…
– Весело вам тут, смотрю, – не без некоторой зависти заметила Ира, наливая себе чаю.
– Ага, – кивнул сын и наконец оторвался от раскопок, помахав в воздухе каким-то пакетиком с ароматным содержимым, которое от энергичного жеста едва не просыпалось на пол. – Мы сегодня опять стрелять ходили. А еще Паша мне рассказал, как правильно девчонок пи… – сын споткнулся на полуслове, поняв, что сболтнул лишнее, и, выпалив “ой, я ж про шампуры забыл!”, скрылся из кухни.
– Та-ак! – грозно протянула Ира, вперив в “пикап-мастера” суровый взгляд. – Это еще что?.. Ну ладно стрельба, это я еще понимаю! Но про девок-то нафига? Еще бабушкой мне стать не хватало!
– Да ладно вам, Ирин Сергевна, – обезоруживающе улыбнулся Паша и налил начальнице еще чаю. – Сахарку?
Ира, метнув очередной сердитый взгляд, признала свое поражение, озадачившись: и почему она только терпит это восхитительное нахальство? Ответа почему-то не нашлось.
Вечер за суетой и веселыми посиделками пролетел незаметно, и сомнения, стоило ли тащиться в такую даль вместо родной квартиры, оставили Ирину. От цепкого внимания не ускользнуло, как легко и непринужденно Паша вписался в ее семью, завоевав расположение и мамы, и Сашки. Да и ей самой присутствие Ткачева в столь близком кругу вдруг показалось удивительно правильным и естественным, словно именно так и должно быть. Удивительно, как, несмотря на все пережитое, Паше удалось сохранить ту душевную простоту и открытость, что неизменно располагали к нему людей.
– Замерзли? – От Ткачева не укрылось, как Ирина Сергеевна зябко повела плечами, поудобнее устраиваясь на деревянных, нагретых солнцем ступеньках. Дневная жара спала, с озера неподалеку тянуло прохладой. Умиротворенная тишина царила вокруг, и вдруг все перестало иметь значение: и в один миг навалившиеся проблемы, и все поводы для тревог, и даже хроническая тоска, прочно въевшаяся в душу. В это мгновение, когда ладонь Ткачева легла на ее плечо, придерживая наброшенную сверху куртку, Ира с внезапной остротой ощутила, что, несмотря ни на что, счастлива. Ее друзья, слава богу, живы. Ее семья в безопасности, Сашка, целый и невредимый, мирно спит, умаявшись за день. И здесь, с ними, с ней, этот мужчина, который не позволит, не допустит, чтобы случилось что-то плохое. И лишь это по-настоящему важно. Как и его теплая рука, бережно обнимающая за плечи.
– Вы так и не рассказали, что произошло, – нарушил безмолвие Паша. Он как-то удивительно ясно уловил нечто незримое, смутное, что объединило их сейчас – нет, не очередные посиделки, не расстояние в несколько миллиметров и даже не его ладонь на ее плече. Это нечто было таким необъяснимым, трепетным и хрупким, что, казалось, могло растаять от одного неловкого вздоха. Но Ткачев все же решил прервать молчание. Потому что это молчание могло сказать то, о чем он сам предпочитал даже не догадываться.
– Потом, Паш, – скорее выдохнула, чем произнесла Ирина Сергеевна, прикрывая глаза. И не замечая, как неосознанно прижимается к его руке, словно желая отстраниться от всего, что мучило и не давало покоя.
– Я могу чем-то помочь?
Ира, чуть повернувшись, удивленно взглянула в излучавшие тепло и тревогу глаза, не обратив внимания, насколько опасно-волнующе-близко оказались их лица в этот момент.
– По-моему, ты и так делаешь очень много для меня, – ответила мягко и тут же поправилась: – Для нас, для Сашки…
– Только то, что должен, – твердо ответил Паша, по-прежнему не убирая руку.
Все было абсолютно и неоспоримо правильно сейчас: одна тишина на двоих, невесомое прикосновение и долгожданное чувство покоя. Так правильно. Только так и никак иначе.
========== Барьеры ==========
К своему стыду, закрутившись в водовороте неприятностей, она совершенно забыла про Марка. Телефон, непрерывно разрывающийся от звонков с сообщениями об очередном ЧП, совсем не годился для романтических переговоров. Редкие спокойные минуты, что выдавались весьма нечасто, полковник предпочитала проводить в тишине, пытаясь найти решение всех проблем сразу и обойтись при этом малой кровью. Еще совсем недавно ответ был бы очевиден и напрашивался сам собой, но сейчас… Что-то надломилось в ней после того случая с убийством Ведищева-младшего, и теперь прибегать к радикальным мерам Ирина не хотела.
Леонид Петрович, конкурент Ведищева, имевший к нему свои счеты, принял правильное решение, и план, так тщательно продуманный, принес свои плоды. Можно было бы порадоваться своему хитроумию, если бы не одно “но”: Ведищев, по примеру своего помощника, бесследно исчез. Он вполне мог догадаться, кто стоит за его поражением, и это могло стать еще одним поводом для мести.
Предаваясь нерадостным размышлениям и лениво кроша ложечкой лежавшее на тарелке нетронутое пирожное, Ира не сразу заметила Марка. Только почувствовав чужое присутствие, вскинула голову и столкнулась с внимательным взглядом насмешливых голубых глаз.
– О чем это ты так увлеченно думаешь, что ничего вокруг не видишь? – улыбнулся Забелин, накрыв ладонью ее руку. “Над тем, где найти уродов, которые едва не убили моего сына и моих друзей. И над тем, что с ними сделать потом”, – хмыкнула про себя Ирина, а вслух, мило улыбнувшись, произнесла:
