Текст книги "Обратная сторона мести (СИ)"
Автор книги: Леди Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Издеваешься? У нас в отделе нормально? Вот что, постелю тебе в гостиной, поспишь как белый человек.
– Но…
– Это приказ, – долетело из кухни до Савицкого, успевшего незаметно переместиться в прихожую, и майор только покачал головой. Чудны дела твои…
– Спасибо, – просто ответил Паша.
– Иди уже, – пробурчала Ирина Сергеевна, сама не совсем понявшая свой порыв.
Когда полковник, убрав со стола, прошла в комнату, Ткачев уже спал. Ира стянула со спинки дивана плед и укрыла Пашу, стараясь не потревожить. На мгновение вдруг возникло нелепое, совсем необъяснимое желание провести по волосам, коснуться щеки, словно снимая усталость. Что-то давно забытое, утраченное вдруг всколыхнулось в душе, напоминая будто, что еще осталось нечто человеческое, не все еще было безнадежно уничтожено после бесконечной череды страшных событий, не все еще отмерло после совершенных поступков.
– Спи, Паш, – едва слышно произнесла Ира и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. Полковник сама удивилась бы, если бы поняла, что впервые за долгое время улыбается нежной и немного печальной улыбкой.
========== Двойное дно ==========
Ирина ненавидела больницы. Ненавидела специфический запах лекарств и хлорки, ненавидела жесткие лавочки возле уныло выкрашенных стен, ненавидела белые потолки и белые халаты. А еще ненавидела мысль, которая, наверное, возникает у каждого, оказавшегося в этих стенах: все там будем. Рано или поздно наступит твой час, потому что везение не может длиться бесконечно. Климов пытался покончить с собой, но его спасли, чтобы спустя время он погиб от руки одного из своих товарищей. Олега однажды чуть не убили на выезде, потом он чудом выжил после ранения, подстреленный Ткачевым, но от пули Климова не ушел. Русаковой посчастливилось оказаться вне отдела во время той страшной бойни, но смерть все равно, пусть и запоздало, настигла ее. Савицкий, Исаев, Вика, Щукин… Почти каждый из ее людей был на краю пропасти, кто-то ближе, кто-то дальше. Кому-то повезло в один раз, но в другой удача все же отвернулась. Ее, Лену и Ткачева едва не застрелил урод, возомнивший себя борцом против системы, но тогда ангел-хранитель уберег. А еще были палачи с автоматами на заброшенной автосвалке, и опера Карпова, обуреваемые жадностью… Сколько всего было, сколько еще будет? И не окажется ли следующий раз последним? Неведомо никому.
– Спасибо за помощь, Паш, – нарушила раздражающую тишину полковник. – Просто моя машина все еще в сервисе, а на такси с такими деньгами…
– Да я все понимаю, – перебил Ткачев. – Не за что.
Паша смотрел вслед удаляющейся по коридору женщине и в очередной раз не мог понять, что чувствует к ней. Он должен был ее ненавидеть, и порой ему казалось, что именно это чувство он испытывает к Зиминой. Вот только вместе с этим приходило и понимание: ее поступок не смог перечеркнуть все, что было прежде. Никуда не ушло восхищение ее силой духа, ее твердостью и жесткостью, которую может проявить не каждый мужчина. Не пропали воспоминания обо всем, что она сделала для каждого из них, не забылось все, что довелось вместе пережить. Эта женщина совершила много разного: плохого и хорошего, справедливого и жестокого. Не всегда поступала как того требует закон, не всегда руководствовалась моралью, но… Это самое “но” не позволило Паше убить начальницу, хотя поначалу считал это самым верным и справедливым. Именно это “но” заставило его вытащить Зимину из ангара, хотя казалось, что она заслужила смерть. Именно это “но” до сих пор держит его рядом с ней, хотя мог просто уйти, оставив ее разгребать все, что она успела совершить. Что это было? Привязанность, чувство долга, просто страх изменить свою жизнь? Паша не знал. Не хотел знать.
Ирина Сергеевна вышла из больницы примерно через полчаса. Хмурая, задумчивая, сосредоточенная. Молча опустилась на сиденье рядом с ним и только после паузы отстраненно бросила:
– Думала, ты не дождешься.
– Ну что там? – проигнорировал реплику Паша, нажимая на газ. Ирина отвернулась к окну, разглядывая пролетающий мимо город.
– Хорошего мало. Операцию сделают, конечно, но прежней хорошенькой девчонкой Ника уже не станет, – мрачно ответила полковник после продолжительного молчания. И Паша снова подумал, какой разной она бывает: безжалостной к чужим и готовой на многое ради своих. Ровно до тех пор, пока считает тебя “своим”.
– И что будем делать, когда найдем этих уродов?
– Ну для начала их надо найти. А потом… – Зимина повернула голову, встретившись с Ткачевым взглядом. Сердце, превратившись в ледяной комок, испуганно ухнуло куда-то вниз. В глазах Зиминой не было тени сомнений, раздумий, колебаний. Только беспощадный, вымораживающий все холод наполнял ее глаза. Глаза убийцы.
***
– А я смотрю, ты личным водителем обзавелась, – Измайлова, бросив хитрый взгляд на подругу, вернулась к разорению коробки конфет, явно всерьез ожидая реакции на свой прозрачный намек.
– В смысле? – непонимающе приподняла брови Ира и даже отставила чашку.
– Ну-у… – Лена многозначительно помолчала, старательно размешивая чай и нарочито громко звякая ложкой. Опытным взглядом распознала момент, когда Ирина Сергеевна уже готова была взорваться, и выдала: – Только не говори мне, что тот факт, что Ткачев тебя уже почти неделю везде возит, – просто совпадение.
Рука Ирины, державшая очередную конфету, на этих словах дрогнула, и на одной из бумаг проступило пятно.
– Измайлова, ты издеваешься? – неожиданно спокойно, словно разговаривала с душевнобольной, осведомилась Ира.
– Ну почему сразу “издеваешься”? – продолжала веселиться Лена. – А что такого-то? Ткачев, конечно, тот еще кобель… Но, с другой стороны, тебя ни разу ни в чем не подводил. Даже теперь. Молодой и симпатичный опять же. И холостой, твоими стараниями…
– Лена!!!
– Молчу-молчу-молчу, – Измайлова подняла руки, сдаваясь, однако долго сдерживаться не могла. – Но ты подумай, подумай. Не все ж из себя железную строить, расслабляться надо как-то… Да и отношения вам как-то наладить надо уже, а то кто его знает, чего у него в голове…
– Лен, иди работай, а?
– Попили, блин, чайку, – с досадой протянула Ира, когда начальница дознания покинула кабинет. Убрала чашки, привела в порядок стол и потянулась к трубке.
– Ткачев? Зайди ко мне.
Чисто для формальности постучав, Паша распахнул дверь, запоздало осведомившись:
– Вызывали?
– Вызывала, проходи.
Заставать начальство в не слишком подобающем виде становится традицией, поиронизировал Паша, исподтишка наблюдая, как Ирина Сергеевна подправляет макияж.
– Ну что, есть что-то по нашему делу? – Полковник закрутила тюбик с помадой и принялась за маникюр.
– Да есть кое-что, – Ткачев наконец оторвался от захватывающего зрелища и принялся излагать: – Мне тут один стукачок рассказал, что этот Баринов постоянно в клубе “Zero” зависает, тусовочка там у него своя. В общем, был я в том клубе…
– Читал стихи проституткам и с бандюгами жарил спирт? – От начальницы не ускользнул легкий запах спиртного и след пошлого блеска на воротнике рубашки.
– Да я это… – Паша даже слегка покраснел – стыдно оперу оказаться так легко рассекреченным.
– Да расслабься, – хмыкнула полковник и, вытянув руки, полюбовалась на результат трудов своих. – Ну так что ты выяснил?
– В общем, этот Баринов, поговаривают, со своими приятелями, тоже мажорами, любят всякие споры устраивать. Ну, кто больше телок… кхм, девушек разведет… ну, вы понимаете… кто больше денег просадит и всякое такое. Один раз даже поспорили, кто не испугается пройти с завязанными глазами по двору с разбросанной взрывчаткой. Вроде как немного ее было, но что-нибудь оторвать вполне могло.
– Ужас какой-то. Только каким боком эти придурки к нашему делу?
– Так вот это и надо выяснять. Самые двинутые там Баринов и некие Максим Ведищев с Алексеем Авдеевым.
– Это те, у которых отцы бизнесмен и банкир?
– Именно, Ирин Сергевна, именно.
– М-да. Чем дальше в лес… Копать это дело нам никто не даст, – моментально помрачнела Зимина. – И если эти трое действительно причастны, думаю, родители их быстро отмажут.
– Да это понятно. Тем более что не впервой.
– В смысле? – насторожилась Ирина.
– Да эти двое тоже те еще кадры. Авдеева часто ловили с наркотой, причем с немалыми дозами. Еще на нем ДТП, там потерпевшая скончалась, но дело быстро замяли, думаю, старший Авдеев не поскупился, потому что родственники очень быстро успокоились. А Ведищев однажды во время стрельб, он стрельбой увлекается, чуть тренера не положил, но и ему все с рук сошло. И это в семнадцать лет, заметьте.
– То есть он еще и несовершеннолетний? Да уж, с таким раскладом нам ничего не светит…
– И что, оставим все как есть? – хмуро уточнил Паша.
Полковник перевела на него взгляд, и от темной бездны в ее глазах Ткачеву вновь стало не по себе.
– Мне плевать, – очень тихо, очень медленно и очень зло отчеканила Зимина, – мне плевать, кто родители этих ублюдков. Мне плевать, сколько у них денег и сколько раз они отмазывали своих недоделанных детей. Но если это действительно они…
Ирина Сергеевна не договорила, взглянув Ткачеву прямо в глаза. И Паша, как было много раз прежде, понял ее без слов.
========== Жесть за жесть ==========
– Ну ко-отик…
Совершенно дурацкое обращение и приторная, липко окутывающая интонация заставили поморщиться и раздраженно звякнуть пряжкой ремня. Паша набросил рубашку и лишь тогда неохотно повернулся, бросив равнодушное:
– Тебе пора.
Девушка недовольно фыркнула, передергивая точеными плечами, а Ткачев яростно стиснул зубы, совсем не к месту и не ко времени почему-то вспоминая изящный разворот других плеч. И совсем другой оттенок волос, и другую фигуру – не такую высокую, не такую манящую. Зачем, к чему, почему вспомнилось все совсем ненужное, лишнее, то, о чем он не должен был думать? Не имел права думать.
Паша упустил момент, когда девица оделась, не услышал, как по коридору раздраженно простучали каблуки, как сердито захлопнулась дверь. Мысли, надоедливые, навязчиво-оглушительные, снова терзали его. Ткачев отказываться понимать и принимать те перемены, что перевернули все в нем, разорвали на клочки и перекроили заново. И это, черт возьми, было невыносимо больно. А еще – страшно. Страшно, потому что Паша замечал, как жадно и неотвратимо его поглощает пустота. Пустота в чувствах, ощущениях, эмоциях. Словно что-то отмерло, атрофировалось в душе, не позволяя ему снова просто жить – легко, беззаботно, не оглядываясь по сторонам. Не спасало ничего: ни попытки выместить ярость, когда выбивал из подозреваемых признания, ни посиделки в баре с последствиями в виде жуткой головной боли поутру, ни хорошенькие сотрудницы, игриво стрелявшие глазками и намекавшие, что не прочь провести с ним пару вечеров, а то и ночей. Ничего не трогало душу, не отзывалось в сердце. Теперь казались смешными все бессмысленные интрижки, погоня за новыми впечатлениями, бурливший в крови азарт. Наверное потому что теперь не было ничего. Всепоглощающее и беспощадное ничего, от которого нет и вряд ли существует спасение.
Паша бросил хмурый взгляд на разворошенную кровать, раздраженно стянул постельное белье, вновь поморщившись от совершенно чужого, чуждого запаха. Забросил вещи в стиральную машинку и оперся сжатыми кулаками о раковину, бездумно разглядывая свое, казавшее совершенно чужим, отражение в зеркале. Не сразу услышал уверенный звонок в дверь, с недовольством подумав, что если это вернулась недавняя гостья, то он, наплевав на вежливость, просто захлопнет перед ней дверь.
На пороге стояла Зимина.
***
Ирина и сама не могла объяснить, почему, зацепившись взглядом за бетонный массив домов, развернула машину, вместо того, чтобы проехать мимо, отложив очередное дело на потом. Конечно, формальный повод и такое же формальное объяснение нашлись сразу, вот только полковник понимала, что это все больше для успокоения самой себя; для того, чтобы у Ткачева не возникло лишних вопросов и недоумений. Совсем другое объяснение, никак не обрадовавшее, моментально и подло возникло на поверхности, но Ира без труда затолкала его в самый темный угол сознания. Просто слишком вымоталась за день, просто слишком пустой и одинокой казалась квартира после очередного отъезда Сашки, просто слишком много ненужных мыслей и терзаний прорывалось сквозь броню выдержки, едва оставалась наедине с собой, не отвлеченная никакими делами.
– Ирина Сергеевна?..
Женщина лишь насмешливо вздернула бровь, оценив и риторический вопрос, и потрепанный вид капитана, говоривший сам за себя. Не дожидаясь приглашения, шагнула внутрь, сама захлопнула дверь. Качнула головой, стряхивая с волос дождевые капли и впуская в квартиру тонкий пряный запах мокрой листвы. Паша, опомнившись, помог начальнице снять плащ, закинул его на вешалку, молча кивнув в сторону кухни.
– Ничего, что я так? Просто мне уже не терпится узнать, что ты там такое интересное накопал. Надеюсь, не нарушила твой зажигательный отдых, – добавила Зимина, иронично дернув уголком губ, и наконец устроилась на стуле, блаженно вытянув гудящие ноги.
– Я думаю, вам это нужно самой увидеть, – Паша переставил ноутбук с подоконника на стол, нажал несколько клавиш и развернул монитор к Ирине. Сам остался стоять чуть позади, ладонью опираясь о столешницу. Почему-то подумалось, что если немного наклониться, то можно будет уловить аромат ее шампуня, почувствовать запах духов… Очередная нелепая, ненужная, необъяснимая в своей настойчивости мысль.
– Паш, а ты уверен, что это именно то? – осторожно спросила Ира, просмотрев несколько кадров, и, подняв голову, вопросительно взглянула на него.
– Смотрите, – Ткачев пробежал пальцами по клавиатуре, нажимая на паузу и приближая одно из лиц. – Это младший Баринов собственной персоной. А это, – на экране поочередно возникли еще два изображения, – Ведищев и Авдеев. А вот девушку не знаю, хотя где-то точно видел.
– Боюсь даже предположить где, – хмыкнула Ирина Сергеевна, бросив на Пашу хитрый взгляд.
– Да нет, – капитан сосредоточенно хмурился, вспоминая, и снова принялся терзать клавиатуру. – Вот, точно. Фотомодель Надежда Вайнер. Ее лицо не так давно чуть ли не на всех обложках красовалось. Так… Была убита в собственной квартире, предварительно… Что-то припоминаю, вроде кто-то из наших это дело вел, но потом его забрали.
– Подожди, – Ирина резко развернулась, поворачиваясь к Паше. – То есть ее убили вот эти трое, записав все на камеру?
– Похоже, что так, – Ткачев выдвинул второй стул, усаживаясь рядом. – Сначала сделали укол, избили, потом “поразвлекались”, а потом вкатили смертельную дозу.
– Жуть какая-то, – Зимина подняла на Пашу глаза, полные чего-то, очень похожего на недоуменный страх. – То есть эти трое просто ради развлечения… – Она не договорила, переводя тяжелый взгляд за постепенно темнеющее окно. – В голове не укладывается.
– Ну вы же читали все, – вздохнул Ткачев, захлопывая ноутбук и поднимаясь. – Эти уроды, видимо, привыкли, что им все сходит с рук. Они ничего не боятся, считают, что им все дозволено. Да и неудивительно, при таких-то родителях…
Паша замолчал, доставая из холодильника открытую бутылку коньяка. Не спрашивая, разлил напиток по фужерам, сделал глоток, подумав, что сейчас не помешало бы что покрепче. Ира последовала его примеру, не вспомнив даже, что ей еще садиться за руль. Повисло молчание, наполненное мрачными мыслями, совсем не радужными выводами и догадками.
– Знаете, иногда мне кажется, что я делаю что-то совсем неправильное. Что не имею права брать на себя роль… роль того, кто ставит на место всяких зарвавшихся ублюдков, не выбирая средств. – Паша с непривычной спокойной задумчивостью взглянул на Зимину. – Но когда я сталкиваюсь с такими, как эти трое, я понимаю, что мы правы. Мы все правы. По-другому это не работает. Жесть за жесть, что ли…
– Жесть, – тихо повторила Ира. – Я тут вспомнила любимый тост Карпова. Знаешь, как он звучал? Коротко и со вкусом. “За жесть”.
– За жесть, – эхом отозвался Паша. Негромко звякнуло стекло фужеров. За жесть.
========== Сложные отношения, новое знакомство и не героические будни ==========
Следователь Марк Андреевич Забелин, приятный мужчина средних лет, встретил Ирину весьма приветливо, даже радушно.
– А позвольте нескромный вопрос: почему это дело заинтересовало целого начальника ОВД, да еще и спустя столько времени? – не без лукавства поинтересовался Марк Андреевич, наконец покончив со светской беседой.
Ирина неторопливо сделала глоток чая, осторожно отставила чашку и, небрежно закинув ногу на ногу, с подкупающей искренностью ответила:
– Видите ли, Марк Андреевич… Дело в том, что у меня здесь, как бы это выразиться, несколько личный интерес. Конечно, это можно расценивать как наглость и все такое… – Полковник чуть виновато и смущенно улыбнулась, мягко взглянув на Забелина. – Да и к кому-то другому я бы вряд ли обратилась, а вы все-таки знакомый Евгения Палыча, – упоминание Мясницкого окончательно расслабило Марка Андреевича. – Поэтому вам я объясню. Понимаете, эта девушка, Вайнер, как оказалось, была знакомой одного моего друга. И если я смогу чем-то помочь, помочь установить истину…
– У вас есть какая-то информация? – Забелин сразу подобрался, даже выпрямился на стуле.
– Ну… скажем так, у меня есть некоторые догадки, – аккуратно сформулировала Ирина, понимая, что ступила на опасную почву.
– Может быть, поделитесь?
– Ну отчего же нет? Например, насколько я знаю, одним из соседей Вайнер был некий Максим Ведищев, а спустя время после убийства он вдруг перестал появляться в своей квартире, переехав в другой район. А его приятели Авдеев и Баринов проходили по делам об изнасиловании. Интересное совпадение, вы не находите?
– Ирина Сергеевна, давайте откровенно, – Забелин сразу же погасил улыбку. – У вас есть основания полагать, что эти трое молодых людей, один из которых несовершеннолетний, причастны к тяжкому преступлению?
– А вы полагаете, что преступления совершают только закоренелые уголовники? – Глаза Зиминой сверкнули насмешкой. – Странно, учитывая вашу профессию.
– Вы поняли, что я хотел сказать.
– Марк Андреевич, я понимаю, как это звучит… Я сама мать, мне трудно представить, как молодые парни из благополучных семей творят такое, но я же читала все эти бумаги! Своими глазами видела все протоколы, заключения экспертиз… Но, несмотря на это, все трое до сих пор на свободе!
– Ирина Сергеевна, говорите прямо, – Забелин устало вздохнул и принялся размешивать уже успевший остыть чай. – Что конкретно у вас есть? Вы же понимаете: если по горячим следам раскрыть не удалось, то теперь уж вряд ли получится. Преступники действовали просто идеально, никаких следов. И потом… – следователь замялся. – Вы же понимаете, что если эти мажоры действительно замешаны, то разбираться нам никто не даст. Пропадут важные улики, свидетели вдруг резко поменяют показания, начальство начнет давить… Я тоже наслышан о подвигах этих богатых раздолбаев, и если уж тогда им все сходило с рук, то и сейчас рассчитывать не на что. Думаю, как только запахнет жареным, любящие родители сразу отправят детишек куда-нибудь за границу, подальше от рук правосудия.
– Я вас поняла, – сухо ответила Ира и поспешно отставила чашку. – Суть такова, что посадить этих беспредельщиков, что бы они ни натворили, будет нереально.
– Я этого не говорил, Ирина Сергеевна.
Зимина холодно усмехнулась, остро посмотрев на следователя. Осторожный сукин сын. И умный.
– А я умею читать между строк, Марк Андреевич, – бросила она, подхватывая сумку и поднимаясь. – Что ж, прощайте.
– До свидания, – с улыбкой поправил Забелин, заинтересованным взглядом проводив изящную фигуру новой знакомой. Но Ирина Сергеевна даже не обернулась.
***
В отделе было непривычно спокойно. Не носился по коридорам Фомин, приставая ко всем с очередной гениальной идеей, не щебетали очаровательные сотрудницы, строя глазки операм, не матерились патрульные, заталкивая в обезьянник очередного алкоголика или мелкого уголовника, не толпились потерпевшие, атакуя заявлениями. В первое мгновение Ирина решила было, что ошиблась и неведомым образом перепутала свой отдел с каким-то другим, и только потом вспомнила, что рабочий день давно закончен.
Заглянув в кабинет за забытым телефоном, полковник решила навестить оперов: она совсем не удивилась бы, узнав, что Ткачев в очередной раз решил кого-то прикрыть, взяв на себя чужое дежурство.
Капитан, легок на помине, маячил у двери, с неподдельным интересом изучая какие-то плакаты на стене.
– Что интересного пишут? – вкрадчиво осведомилась Ира, заставив Пашу вздрогнуть от неожиданности и торопливо обернуться.
– Ирин Сергевна, ну чего вы так пугаете? – возмутился Ткачев, украдкой бросив взгляд на дверь.
– А ты чего такой нервный? – парировала Зимина, чутко прислушиваясь.
– Да я это… Задумался просто… О деле думал, вот и задумался, – пробормотал Паша, ненавязчиво преграждая начальнице путь в заветный кабинет, чем еще больше разогрел женское любопытство. Интересно, что это там такое происходит, что нужно строжайше “не пущать”?
– И о чем же ты задумался? – поддержала милую беседу Ира, также ненавязчиво приближаясь. А в следующее мгновение слух уловил весьма характерный стон, и полковник с угрожающей вопросительностью вскинула брови:
– Это что?
– Где? – прикинулся валенком Ткачев, тут же словив разъяренный взгляд. Подбором рифм Ирина Сергеевна не озаботилась, весьма невежливо оттеснив Пашу от двери и ввалившись в кабинет в самый разгар ну очень горячего действа. Ткачев позорно зажмурился, готовясь принять смерть от разрушительного урагана “Товарищ Зимина в гневе”.
– Вы что, охренели совсем?! – грохотала полковник, испепеляя взглядом вытянувшихся перед ней в струнку сотрудников. – Олег, ты дежурный или кто? Ты куда вообще смотрел, тактебяперетак?!
Олег пристыженно молчал, виновато понурившись.
– А вы! – негодующий взгляд впился в Ткачева и второго опера – недотепу Чернова. – Вы вообще головой думаете или каким местом?! Ну да это и так понятно… Но устроить такое в отделе! Это что надо было принять, чтобы перепутать здание ОВД с борделем?!
– Я не… – робко прошелестел Чернов.
– Ирин Сергевна, у нас просто по этим… по проституткам рейд был, – осторожно начал Ткачев, решив вызвать огонь на себя.
– Рейд, – чуть ли не по буквам повторила Зимина, расцветая ехидной улыбкой. – Прелестно! Тогда, может, вам профессию поменять? Из ментов в сутенеры? А что, тогда все, как говорится, будет под рукой!
– Виноват, – выдавил Чернов.
– Еще как виноват! – подтвердила Ирина Сергеевна. – Радуйся, что я сегодня добрая. Месяц будешь отдуваться за сегодняшнее дежурство! И про отгулы с выходными забудь! Хотя за такое… – Полковник махнула рукой, давая понять, что тратить время на нерадивых сотрудников больше не намерена. Правильно расценив жест, троица потянулась на выход.
– А вас, Ткачев, я попрошу остаться, – ласково (чересчур ласково, чтобы быть правдой) окликнула Зимина, и Паша послушно остановился, прикидывая, какую страшную кару изобретет извращенный мозг сердитой начальницы.
– Да, Ирин Сергевна? – Ткачев выдал улыбку святой невинности, надеясь, что это хоть немного смягчит суровое женское сердце.
– Паш, ну я все понимаю, – Ира устало опустилась в кресло, моментально отключив режим строгого босса. – Но зачем прямо в отделе?
– Да я-то чего? – искренне возмутился Паша. – Чуть что, так сразу Ткачев…
– Был бы на твоем месте кто другой, уволила бы к чертовой матери, – продолжала Ирина, не обратив на реплику капитана никакого внимания. – Но запомни…
Паша хмуро молчал, подумав с невеселой усмешкой, что впервые ему прилетело ни за что: развлекаться с этой девицей он не собирался.
– Паш, ты меня понял? – настойчиво повторила Ира, и Ткачев сухо кивнув, отчеканил:
– Так точно.
– Вот и хорошо, – мягко, словно неразумному ребенку, улыбнулась полковник и наконец позволила: – Ладно, свободен. Хотя нет, подожди, – от Ирины не укрылся посмурневший вид Паши, и она решила сменить кнут на пряник: – Пойдем-ка поужинаем, я с этими нашими делами скоро забуду, как еда выглядит, да и у тебя, так понимаю, было кое-что поважнее, – не удержалась от “шпильки” полковник и подтолкнула Ткачева в спину, к собственному удивлению избежав сакраментального: “Это приказ!”
***
Паша, разливая вино по бокалам, насмешливо думал, что это уже почти традиция: совместный вечер, спиртное, разговоры за жизнь… Да уж, более неподходящего человека на роль собутыльника и утешителя вряд ли можно найти.
– Ирина Сергеевна, – серьезно начал он, повертев бокал и тут же отставляя его на стол. Зимина сделала глоток, по достоинству оценив напиток, и лишь тогда переключила внимание на гостя.
– Паш, – к его удивлению, в голосе начальницы не промелькнуло ни тени раздражения, хотя она прекрасно поняла, какую тему он вновь собрался поднять. – Ты, кажется, сам просил больше не упоминать ни о чем, что…
– Упоминать? Да я скорее не об этом. Скорее о себе. О нас. Не собираюсь упрекать, обвинять… – задумчиво произнес Паша, глядя куда-то чуть в сторону, словно боялся встретиться с Зиминой глазами. – Я просто хочу понять. Как так может быть: у меня есть полное право вас ненавидеть, желать вам зла…
– Есть, – тихо согласилась Ира, тоже не глядя на него.
– А я… Мне страшно даже подумать, что с вами что-то случится; тем более – что могу что-то сделать вам. Бред какой-то. Наверное, я просто слабак. Терещенко вот смог переступить через все, что было. А я не могу.
– Нет, Паш, – голос Ирины стал совсем тихим и чуть сдавленным – мешали слезы, вдруг застрявшие комом где-то в горле. – Ты очень сильный. Простить такое… Я бы тоже не смогла, наверное. – Зимина замолчала, стискивая хрупкое стекло бокала. Паша тоже не говорил ни слова. Кажется, они и так уже сказали друг другу чуть больше, чем могли.
– Вот такие… сложные отношения, – с неловким смешком подытожил Ткачев, неуверенно накрыв ладонью руку Ирины. Тонкие пальцы слегка сжались в ответ, и Паша неожиданно улыбнулся, наконец решившись взглянуть в темные, излучавшие совсем непривычное тепло глаза. И в этот момент, чувствуя осторожное касание прохладных пальцев, капитан Ткачев дал себе обещание беречь эту женщину, что бы ни случилось.
Он просто начал ее понимать.
========== За чертой ==========
– Что, прямо так и сказал? – недоверчиво переспросил Щукин, откинувшись на спинку стула. – Даже с железной доказухой посадить этих уродов невозможно по определению? Как такое вообще возможно?
– В нашей стране возможно почти все, – невесело хмыкнула Зимина, с материнской снисходительностью подумав, как Костя умудрился сохранить свой почти юношеский максимализм и веру в силу правосудия. – А если у тебя есть деньги и связи, то возможно даже невозможное. Забелин мне намекнул, что не горит желанием копаться в этом деле, да и смысла не видит: все равно в итоге спустят на тормозах.
– Ир, а может все-таки стоит обнародовать копию записи? – предложила Измайлова. – Отправить в прокуратуру; поднять волну в прессе, в интернете…
– И что это даст? – Ирина покачала головой. – К делу, подозреваю, ее все равно не приобщат, а что до шума в прессе… Да им плевать на общественное мнение. Дальше народного возмущения все равно не зайдет. Если уж суд ничего не смог сделать…
– И что ты предлагаешь?
Полковник помолчала, задумчиво разглядывая свою команду. Савицкий с Ткачевым переглянулись и дружно выдали вопрос:
– Что нужно сделать?
Ирина хищно усмехнулась, недобро прищурившись.
– Может, пора объяснить золотым деткам, что такое хорошо и что такое плохо?
***
– Где Леху носит? – Ник недовольно нахмурился, взглянув на дорогие наручные часы. – Опять что ли в кумаре? Достал со своей травой уже…
– А мы че, куда-то торопимся? – лениво ответил Макс вопросом на вопросом. – Явится, че ему сделается. Ну на крайняк завтра отправимся, какая разница, никуда ваша база отдыха не денется.
– Тоже верно, – кивнул Ник и потянулся к телефону, отвлекаясь на звук смс-оповещения. Открыл сообщение, и Макс заметил, как изменилось лицо приятеля, но спросить ничего не успел: Ник сам протянул ему смартфон. На экране крупным планом появилась фотография Лехи, точнее, его залитого кровью лица, и надпись: “Может, пора прекратить ваши подвиги?”
***
– То, что случилось, просто возмутительный пример беспредела, – мужчина в дорогом костюме откашлялся, собираясь продолжить обличительную речь. – Мы платим налоги не для того, чтобы в темном переулке на наших детей нападали всякие отморозки! Полиция, которая должна…
– Новостями наслаждаетесь, Ирин Сергевна? – прерывая монолог из телевизора, спросил Паша, появляясь на пороге. Зимина щелкнула пультом, затыкая фонтан красноречия типа в костюме, и жестом предложила Ткачеву присесть.
– Даже пресса слетелась, какая трагедия – зарвавшегося мажора отметелили, – с сарказмом бросила Ирина, раздраженно отшвырнув пульт. – Что же любящий папочка не упомянул, что его сынок – наркоман и урод, не один раз избегавший правосудия? Вот только доказывать это никому нахрен было не нужно, а теперь, когда задели такую, блин, важную птицу, всех на уши поставят – найти негодяев и наказать!
Полковник нервно прошлась по кабинету, отступила к окну, разглядывая тонувший в сумерках двор перед зданием отдела. Паша молчал, изучая взглядом напряженную спину, почти физически ощущая раздражение, усталость и даже какую-то обреченность, исходившие от начальницы. И снова кольнуло каким-то непрошеным горьким чувством, нет, не жалостью и даже не сочувствием. Может быть, это было… сожаление? Сожаление, что эта сильная, умная и бесконечно одинокая женщина вместо спокойного тихого счастья вынуждена видеть всю эту грязь, вынуждена сама совершать поступки, которым нет оправдания. Вынуждена? Разве это не было ее выбором, ее решением? Разве ее заставляли убивать, заставляли брать на себя роль правосудия? Что мешало ей остановиться, прекратить эти жестокие игры?
– Нет, Паш, – Ирина медленно повернулась, взглянув на него с уже знакомой затаенной тоской и печально усмехнувшись уголком губ, будто прочитала его мысли. – По-другому не будет. Мы все давно уже переступили черту. И возвращения нет. Катя хотела остановиться, но ничего хорошего из этого не вышло. А мы… Мы никогда не сможем по-другому. Потому что мы уже не сможем смотреть спокойно на все, что происходит вокруг. И когда бессилен закон… Тогда мы сами становимся законом. Разве не так? Кто-то должен останавливать всю эту мерзость. Нет, не кто-то. Мы. Потому что мы – менты.
Ирина говорила, и ей становилось страшно. Все эти слова, вроде бы правильные, но чудовищные по сути, что-то ей напоминали. Ведь точно так же считал Захаров, когда создавал свою команду – команду людей, поначалу отстаивавших справедливость и не заметивших, как переступили тонкую грань, грань, за которой заканчивается справедливость и начинается беспредел. И она, что так отчаянно боролась против этой системы, в итоге пришла к тому же самому. Все оказалось бессмысленно.
