Текст книги "Обратная сторона мести (СИ)"
Автор книги: Леди Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Он сейчас выстрелит.
Безжалостная мысль ввинтилась в мозг сквозь толщу оцепенения. Секунды, до этого бесконечные, вдруг рванулись вперед, будто взбесившись. Сухой треск в голове стал оглушительным, спасительно поглощая все звуки извне.
Нет-нет-нет. Пожалуйста.
А в следующее мгновение она рванулась к нему.
Оглушительный грохот будто разорвал что-то в ее голове. И вместе с этим звуком медленно возвращалось ощущение реальности. Понимание происходящего.
Зимина недоуменно взглянула на свою руку, почему-то сведенную от боли. И только потом осознала, в чем дело: судорожно сжавшаяся ладонь вцепилась в руку Ткачева, еще меньше секунды назад державшую заряженный пистолет.
– Какого хрена, Ирина Сергеевна? – ворвался в ее сознание яростный крик Ткачева. – Какого хрена вы мне даже сдохнуть спокойно не даете?! Или хотите сами потом меня расстрелять за убийство Климова? Вам что, это удовольствие доставляет, да?
– Какое убийство? – медленно переспросила Зимина, наконец выпуская руку Паши. Сделала шаг назад, поднимая пистолет. – Твою мать! – выругалась она, наконец осознав сказанные опером слова. – Мать твою!
Вмиг оказалась у двери, распахивая настежь, схватила за рукав оказавшегося ближе всех Щукина.
– Останешься с этим… идиотом! – рявкнула, указывая пистолетом в сторону Ткачева, бессмысленно изучавшего взглядом осколки разбитой выстрелом лампочки. – Глаз с него не спускать, понял? Головой отвечаешь!
Вылетела из кабинета, выцепляя взглядом нужное лицо.
– Исаев, со мной поедешь! Звони Савицкому, срочно, пусть едет на квартиру к Климову! Быстро!!! А вы что встали? – обратилась к остальным. – Или работы ни у кого нет? Так устроим! – И помчалась к выходу, чудом никого не сбив по пути.
***
Зимина вернулась спустя несколько часов. Бледная, измученная, с рассеянным взглядом. Опустилась на диван рядом с Ткачевым, все также неподвижно сидевшим с момента ее ухода.
– Кость, выйди, – приказала кратко и холодно, заставив того безропотно скрыться за дверью.
– Я все сделала, Паш, – сказала тихо, осторожно накрыв ладонью руку Ткачева. Тот, прежде непременно шарахнувшийся бы от этого, продолжал бессмысленно смотреть перед собой, даже не вздрогнув. – Ткачев! – вновь повысила голос Зимина, так и не дождавшись ответа. – Ты меня слышишь? Мы подчистили все лишнее, о том, что ты там был, никто не узнает. Тебе еще удивительно повезло: камеры у подъезда в тот день не работали. Машина тоже не засветилась. Официальная версия – ограбление. Теперь главное, чтобы ты держал себя в руках, сам себя не выдал.
– Зачем? – бесцветно спросил Паша, по-прежнему не глядя на полковника.
– Что “зачем”? – вскинула брови та.
– Зачем вы все это устроили? Вам проще было бы меня грохнуть, чтобы проблем не было. И то я сам… А вы… Какого черта, а?! – вновь повысил он голос, разворачиваясь и впиваясь раздраженным взглядом в лицо начальницы. – Кто вас просил вообще? Зачем вы лезете?!
– А ты что, думаешь, пуля в висок – это выход? Кому легче бы стало, если бы ты застрелился?
– Да всем бы легче стало! И вам в первую очередь! – Ткачев схватил ее за плечи, встряхнул, словно пытаясь привести в чувство. – Вы что, не понимаете?! Я вас убить хотел! Я Климова грохнул! Я вообще с катушек съезжаю! Мне все противно, все противны, я сам себе противен! Зачем так жить, объясните!
Зимина молча смотрела на него, выплескивавшего ей в лицо полные отчаяния и горечи фразы. Чувствовала, как подрагивают его руки, стиснувшие ее плечи, и ощущала в горле горячий болезненный комок. Жалость? Нет, это не могло быть жалостью, потому что значение этого слова полковник забыла уже давно. Может быть… понимание? Понимание всей неподдельной безысходности, бившейся в голосе Ткачева. Понимание силы всей той боли, с которой он жил – выживал – столько времени.
– Значит, в этом есть смысл, – непривычно тихо и даже мягко проговорила она, устроив ладони поверх его рук. Поглаживая невесомо, даже как-то неуверенно. – Во всем есть смысл, Паша. Знаешь… Я ведь тоже, наверное, давно бы… Бывало, найдет так, что хоть стреляйся. Только одно держало: у меня мама и Сашка…
– Вы?.. – Сквозь пелену прежних эмоций во взгляде Ткачева мелькнуло что-то, похожее на изумление.
– А ты думал, я железная что ли? – криво усмехнулась Зимина. – Когда вокруг столько дряни… – она замолчала, продолжая зачем-то удерживать руки Ткачева. Сильные крупные ладони, тепло которых удивительно явно чувствовалось даже сквозь ткань. И вновь почему-то совсем неуместно вспомнилось, как осторожно раздевал ее, боясь причинить боль, как потом обрабатывал травмы, стараясь случайно не прикоснуться лишний раз… И снова накатило запоздалое смущение, заставив поспешно отодвинуться, а затем и вовсе встать.
– Так, ладно, хорош философию разводить, – скомканно произнесла Зимина, отступая к двери. – Вот что, поехали со мной.
– Куда? Зачем? – недоумевающе приподнял брови Паша, не двигаясь с места.
– Я не собираюсь рисковать и надеяться, что пронесет, – отрезала полковник. – Нужно исключить малейшую вероятность, чтобы тебя заподозрили. Тебе нужно избавиться от одежды, в которой ты убил Климова. И на всякий случай устроим тебе запоздалое алиби. Вроде как у тебя выходные, отдыхаешь на даче. Оформлю несколько дней отпуска задним числом. Наши не выдадут, я все устрою. Все, Ткачев, хватит тормозить, поехали уже!
– Если бы вы сегодня меня не спасли, я бы подумал, что вы меня убить хотите, – усмехнулся Паша, послушно направляясь вслед за Зиминой. Та резко обернулась, едва не столкнувшись с оперативником.
– А я ведь всегда могу передумать, Ткачев, – на губах Ирины Сергеевны играла самая милая улыбка, а вот взгляд оставался колючим и ледяным. – Просто помни об этом.
– Есть помнить, – не очень весело усмехнулся тот и качнул головой. Он уже совершенно не понимал, как относиться к этой женщине.
========== Уйти или остаться? ==========
– …Теперь вы все знаете, – Зимина отошла от распахнутого настежь окна, откуда доносилось пение птиц и запах мокрой после дождя листвы. Впервые собрание проходило не на мрачном складе и не в квартире полковника, а в загородном домике, где несколько дней жил Ткачев, огражденный Зиминой от нежелательных контактов со следователем и лишних вопросов и подозрений. – И теперь я хочу задать вам вопрос, на который вы все должны ответить даже не мне, а себе. – Ирина Сергеевна обвела внимательным взглядом собравшихся, ловя выражение лица каждого из них. – Теперь, когда вы знаете всю правду, каждый из вас должен решить, хочет ли он остаться. Сможет ли доверять всем остальным и могут ли другие положиться на него в любой ситуации. В том числе и я. Любой из вас может прямо сейчас подняться и уйти. Я не буду держать зла, считать предателем. Вы просто избавите себя от лишней ответственности. Потому что тот, кто сейчас останется, должен быть готов идти до конца. Всегда и при любых обстоятельствах.
– Да я, Ирин Сергевна… я ж всегда… я ж за вас… – забормотал Фомин, первым нарушая повисшую после слов Зиминой тишину.
– Я с тобой, Ир, – уверенно произнесла Измайлова и, поднявшись с места, встала у окна плечом к плечу с подругой. Следом потянулись Исаев, Вика, Щукин, Савицкий, бросивший на Ткачева извиняющийся взгляд. И вскоре за столом остался только Паша, не смотревший на столпившуюся возле Зиминой команду. Снова наступило напряженное молчание: все настороженно ждали его реакции. А Ткачев изучал глазами полированную поверхность стола, не замечая устремленных на него внимательных взглядов.
В памяти снова замелькали кадры, смешиваясь в невообразимое кино. Тело Кати в луже крови и брошенный рядом пистолет. Зимина, размеренно говорившая что-то утешительное и невероятно фальшивое. Больничные коридоры и засевший в самом потаенном уголке души страх, что никогда больше не сможет слышать. Холодное и четкое признание Ирины Сергеевны. Собственная дикая ярость и желание уничтожить эту сволочь. Распростертое на полу ангара тело, на которое сыпались беспощадные удары, наносимые свихнувшимся Олегом. Кажущаяся удивительно хрупкой фигурка в окровавленной рубашке и дрожащие пальцы, с трудом удерживающие бутылку с водой. Грохот выстрела, так и не достигнувшего цели, ледяная рука Зиминой, до боли вцепившаяся в его ладонь, и что-то похожее на страх, застывший в расширенных зрачках. И снова ее рука поверх его, непривычно мягкая интонация, неожиданное признание в слабости…
Ткачев поднял голову, встречаясь взглядом с Зиминой. Словно хотел прочитать в ее глазах ответ на свой вопрос. Показалось или в них промелькнула надежда?
Уйти или остаться? Еще недавно Ткачев был уверен в своем ответе. Еще недавно хотел покончить со всем этим, прекратить все, отстраниться от всех, с кем связывало так много. И вот он, шанс остановиться. Просто встать и уйти. Разве сможет он доверять всем так, как прежде? Всем, включая Зимину. Смогут ли другие доверять ему? В том числе и Зимина. Может ли он дать гарантию самому себе, что не подведет, не оставит в трудную минуту?
Ткачев поднялся, не сводя глаз с Ирины Сергеевны. Почти физически ощущал искрившее в ее взгляде напряжение, сотнями вольт бившее в его глаза. Сделал несколько шагов, останавливаясь напротив. Для него не существовало сейчас всех остальных, настороженно наблюдавших за ними. Только Зимина и ее вдруг ставшие огромными и еще более темными глаза, в которых метался один-единственный вопрос. Тот же самый, что исступленно колотился в сознании Ткачева, необъяснимо выбивая из памяти все, что недавно мелькало перед глазами.
Уйти или остаться?
А в следующую секунду он сделал еще шаг к ней. Последний, решающий шаг, после которого в прямом смысле не могло быть пути назад.
– Я с вами, Ирина Сергеевна, – произнес уверенно и негромко, так, будто больше здесь не было никого, к кому тоже относились эти слова. – Я с вами.
Ткачев мог поклясться, что в глазах Зиминой на мгновение мелькнуло облегчение. И что-то еще, молчаливое, полное теплоты и благодарности.
Спасибо.
========== Часть вторая: Охота на волчат. Недетские игры ==========
– Скучно… – Светловолосый накаченный парень лениво потянулся, небрежно отбросив в сторону навороченный телефон последней модели, и сел, отгоняя ладонью сладковатый дымок – это уже был второй косяк, но разомлевший Леха и не думал останавливаться.
– Тупые задания, – также лениво отозвался брюнет, устроившийся в кресле напротив. – Никакой фантазии у людей. Кто первый телку в постель затащит, кто больше бабла в рулетку выиграет… Хрень одна.
– Предложи че поинтересней, Ник, – хмыкнул светловолосый. – Может нашу горничную в карты разыграть? Девка ниче так, услужливая… – последнее слово он произнес таким тоном, что у впечатлительного человека заныли бы от отвращения зубы.
– Да ну, – отмахнулся Ник и тут же оживился: – Слушай, Макс, а про карты хорошая мысль. Есть у меня одна идея…
***
Рабочий день издевательски медленно катился к завершению. Время, несмотря на кучу в момент обрушившихся хлопот, тянулось бесконечно. С утра, не успела Зимина прийти на службу, явилась очередная проверка, о которой вежливо забыли предупредить. Едва полковник перевела дух и порадовалась, что ничего криминального въедливые проверяющие не нашли, как примчался Олег: в обезьяннике подрались двое задержанных. Особую пикантность происшествию придал тот факт, что, как оказалось позже, один из задержанных таковым не являлся: какой-то умник не придумал ничего лучше, чем закрыть терпилу вместе с уголовниками, потому что все следователи были заняты по самую макушку, да и в коридоре толпилась очередь. Такое могло случиться только у нас, хмуро думала Ира, несколькими минутами позже звеня металлом в голосе в кабинете следователей. Впрочем, остаток дня прошел вполне спокойно: за разбором кипы бумаг, построением расслабившихся подчиненных, выслушиванием ора из телефонной трубки – вышестоящее начальство не могло упустить случая попинать нерадивую начальницу отдела-в-котором-вечно-что-то-происходит.
К позднему вечеру, кое-как разрешив насущные вопросы и заработав бонусом головную боль, Зимина предвкушала спокойный вечер, точнее, долгожданный сон, поспешно собираясь домой. Чисто символический стук в дверь и возникший на пороге Ткачев вызвали новый приступ раздражения: задерживаться в родных стенах хотя бы на одну лишнюю минуту полковник не испытывала ни малейшего желания.
– Что у тебя? – бросила недовольно, нашаривая с трудом найденные в ящике стола ключи. День сегодня был пакостный во всем: начиная от проверки и устроенных высокопоставленным потерпевшим неприятностей и заканчивая сбежавшим поутру кофе и запропастившимися ключами.
– Подпишите, Ирин Сергевна, – Паша торопливо подал ей какой-то листок, надеясь, что Зимина вряд ли будет его читать и обойдется без лишних вопросов.
Однако полковник, поморщившись от разрывающей виски боли, все-таки сосредоточилась на бумаге и после вопросительно подняла на Ткачева глаза:
– А это…
Паша ничего не успел ответить: надрывно громко в повисшей тишине затрещал мобильный. Зимина поспешно взяла трубку, и моментально ее усталый негромкий голос сорвался на встревоженные непонимающие восклицания.
– Что-то случилось? – Паша просто не смог промолчать, видя, как начальница заметалась по кабинету, вновь что-то разыскивая и досадливо чертыхаясь.
– Случилось, – Зимина наконец нашла нужное – ключи от машины, но тут же выругалась, вспомнив, что автомобиль еще с утра находится в автосервисе. – Паш, давай завтра с твоим делом разберемся, мне срочно нужно…
– Я отвезу, – без лишних вопросов откликнулся Ткачев.
***
Заплаканная женщина бросилась к ним, едва заметила в конце коридора.
– Ника… – выдавила она сквозь слезы.
– Что? Вера, что случилось? – встревоженно вскинулась Зимина, подводя подругу к скамейке у стены. Женщина всхлипнула и наконец начала говорить.
Паша видел, как по мере рассказа менялось лицо Ирины Сергеевны, да и ему самому от услышанного стало не по себе. Ника, дочь Веры, возвращалась домой чуть позже обычного – засиделась у подруги. Перспектива идти в поздний час одной девушку не пугала: район спокойный, хулиганы и уголовники не пристают… И действительно, до дома Ника добралась без происшествий. Беда случилась, когда девушка открывала дверь подъезда – сверху прямо на нее рухнул контейнер с серной кислотой.
На этом месте женщина вновь расплакалась, так и не договорив.
– Ты не знаешь, кто это мог быть? – задала вопрос Ирина, дождавшись, когда подруга немного успокоится. – Может, у Ники с кем-то была ссора, кто-то на нее обиделся…
– Ты что, Нику не знаешь? С кем она могла поссориться? – Женщина вновь приготовилась удариться в слезы. – Ир, найди, кто это сделал, пожалуйста…
– Я разберусь. Позвони мне завтра, скажи, что нужно, я помогу, – тихо пообещала Ирина и поднялась.
Ткачев молча последовал за ней.
– Ненавижу больных уродов, которые развлекаются подобным образом, – процедила Зимина и подняла глаза на Пашу: – Сигареты есть? Курить очень хочется.
Ткачев молча подал начальнице пачку и зажигалку, подождал, пока она закурит, и, наблюдая, как рассеивается в сумерках сигаретный дым, осторожно спросил:
– А это не может быть что-то личное? Ну, там подруга позавидовала или еще что…
– Вряд ли, – Зимина сделала еще одну затяжку и раздраженно затушила сигарету о перила лестницы. – Я Нику с детства знаю, она такой позитивный человек… Никогда ни с кем не ссорилась, ее все обожают. – Ирина Сергеевна вздохнула и достала телефон.
– Костя, ты в отделе? – без предисловий спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Приезжай в больницу, я тебе работу нашла. Не время шутить! – повысила голос, видимо, Щукин ляпнул что-то в неудачный момент. – Тут девушка с ожогом, кислотой облили, надо бы… Что-о?! Как – уже пятое? Твою ж мать!.. Ладно, разберешься с этим – и в отдел.
– Что-то еще случилось? – По виду Зиминой ответ напрашивался сам собой, но Ткачев все-таки решился задать чисто риторический вопрос. Полковник наградила недобрым взглядом и вместо ответа отчеканила:
– Поехали в отдел. Похоже, пора вспомнить старые добрые традиции…
***
– Почему, ну почему я все узнаю последней? – бушевала позже Зимина, нервно расхаживая по кабинету. – На районе какой-то псих развлекается тем, что уродует людей, а я об этом впервые слышу! Костя, Вика, Толя! Вы-то куда смотрели?! Неужели нельзя было как-то все это объединить, свести воедино? Ладно, что теперь… Ну хоть какие-то результаты, какие-то догадки, зацепки есть?
– Есть записи с камер наблюдения, – подал голос Щукин. – Незадолго до всех происшествий в подъезд заходил парень, но это все. Ни лица, ни даже комплекции не разобрать из-за бесформенной одежды. Свидетели, как водится, ничего не видели и не слышали. Мы проверяли личные мотивы, но ничего, похоже, тут псих поработал. Надо проверить в психдиспансере, посмотреть, у кого мог быть доступ к кислоте…
– Ну так проверяйте! – снова взвилась Зимина и уже спокойнее продолжила: – Делайте что угодно, весь район переверните, но чтобы этот урод был найден! А если случится хоть еще один эпизод… – полковник, не договорив, обвела взглядом свою команду, и всем все стало ясно без лишних слов.
– И чего это Зяма так взбесилась? – пожал плечами Савицкий, остановившись возле машины Ткачева. Лена задержалась у Ирины, и Рома по опыту знал: это надолго. Даром что офицеры, начальницы, – но все равно – бабы.
– А ты бы не взбесился? – неожиданно встал на защиту Зиминой Ткачев. – Мало того, что на районе такой беспредел творится, так еще и жертвы: ребенок, девчонка, пенсионер… Девчонка, кстати, знакомая Ирины Сергеевны, так что…
– Ну тогда понятно. Похоже, нас ждут веселые времена, Ткачик, – хмыкнул Савицкий и, хлопнув друга по плечу, направился к своему автомобилю – Лена наконец утолила свою жажду разговоров и соизволила вспомнить о муже.
– Н-да, ждут, – протянул вполголоса Паша и вздохнул, вспоминая так и не подписанный Зиминой рапорт. Ну что ж, значит, не судьба.
========== Между прошлым и будущим ==========
Ткачев вернулся в отдел только к вечеру: с утра они с Савицким усердно отрабатывали стоящих на учете психически больных на предмет возможной причастности к “делу психа с кислотой”. Результат был нулевым, а вот усталости хоть отбавляй, так что, вернувшись в отдел, Паша надеялся хотя бы на час тишины и покоя.
Не успел Ткачев рухнуть на диван, прислонившись к спинке гудящей головой, как снаружи простучали каблуки. Сейчас начнется, лениво подумал капитан в унисон звуку раздраженно хлопнувшей двери.
– Ну что, Ткачев, порадуй меня, – в голосе начальницы не было недовольства, только усталость, и Паша понял, что разнос откладывается.
– Нечем порадовать, – со вздохом признался он. – Мы с Савицким всех, кого можно проверили, ни-че-го. Участковые еще раз всех жильцов опрашивают, может, всплывет что-то, да и следаки работают…
– Знаю, – Ирина Сергеевна нервно прошлась по кабинету и остановилась рядом. Паша не видел, просто чувствовал ее передвижения, уловил едва ощутимый запах духов, когда полковник оказалась рядом. – Мне с утра телефон оборвали: журналисты пристали, начальство давит… Бекетов, чтоб ему пусто было, уже намекал, что не упустит случая со мной поквитаться. “А что это у вас за беспредел на районе, да вы еще и не в курсе…”, – процитировала Зимина и неприлично выругалась.
– Да ладно, Ирин Сергевна, прорвемся, не впервой, – улыбнулся Паша, наконец открывая глаза и наблюдая, как полковник осторожно устраивается рядом. Привычно отметил и нездоровую бледность, и потухший взгляд, и напряженно-прямую осанку. Это стало какой-то странной привычкой: все замечать, оценивать, наблюдать. Какая-то чуткость, чувствительность пробудилась вдруг, словно недавние события перевернули что-то в нем, помогли расставить приоритеты, понять что-то очень значительное. Исчезло все наносное, не имеющее значения, несерьезное: и раздолбайство, и дурацкое гусарство, и легкомыслие, раскрывая настоящее, искреннее: верность, преданность, готовность всегда прийти на помощь даже по сути незнакомому человеку. И пусть пришло это все с дикой болью, с разочарованием во всем, что прежде казалось единственно важным, но именно сейчас Ткачев чувствовал, что жизнь наполняется смыслом. Странно: утратив все иллюзии, все надежды, веру во что-то хорошее, – именно сейчас он начал жить. Не для себя жить, незамысловато и беззаботно, а ради каких-то поступков, ради того, чтобы хоть у кого-то все было спокойно, просто и счастливо. Словно стал не только серьезнее, но и старше, мудрее.
– А ты изменился, Паша, – вдруг произнесла Ирина Сергеевна, и от ее внимательного, мягкого и чуть насмешливого взгляда Ткачев почему-то почувствовал себя неуютно.
– Вас это удивляет? – криво усмехнулся он, и Зимина слегка поморщилась, понимая намек.
– Паш…
– Не надо, Ирина Сергеевна. – В глазах Ткачева, когда встретился с ней взглядом, не было ни злости, ни ненависти, ни раздражения. – Я же все понимаю, другое дело, что принять никогда не смогу. И больше никогда, – голос капитана стал незнакомо жестким, отстраненно-ледяным, – никогда не говорите со мной об этом.
– Извини. – Паша решил было, что он ослышался, – Зимина перед ним извинялась. Да и то, как поспешно отвела глаза, нервно поправила галстук, как будто ей вдруг стало душно, – это все было совсем не про нее. Не могла та Ирина Сергеевна, которую он знал, вести себя без извечной уверенности в своей правоте, без того спокойствия, что граничило с наглостью и бесчувственностью.
– Все, проехали, забыли, – резко оборвал Ткачев и стиснул зубы, почувствовав вновь поднимающуюся изнутри горечь пополам с отвращением. Все, что он так усердно гнал от себя последнее время, опять вернулось ноющей болью в грудной клетке, болью, заполнявшей и раздиравшей легкие, мешающей дышать. Паша с трудом сделал вдох, опуская глаза и наталкиваясь взглядом на сплетенные пальцы Зиминой, казавшиеся неестественно бледными на фоне темной ткани. Виски невыносимо заломило, а в голове осколками разорвались картинки: изящная рука с пистолетом, вытянутая вперед, испуганное и непонимающее лицо Кати, темное пятно на полу…
– Паша, Паш! – Что-то ощутимо толкнуло его в плечо, и Ткачев медленно перевел на Зимину непонимающий взгляд, словно совершенно не осознавал, где и зачем он находится. И только пальцы, с силой сжавшие его плечо, помогли вернуться из воспоминаний, отбросить эпизоды, снова и снова вспыхивавшие в мозгу. Неужели он никогда от этого не избавится?
Неужели он никогда от этого не избавится? Ирина молча смотрела на Пашу, надежного, верного Пашу Ткачева, сейчас дрожащего от раздиравших его эмоций, и ей впервые за очень долгое время отчего-то хотелось плакать. И голос предательски сорвался, и горький ком застыл в горле, мешая сказать привычные слова, убедить в собственной правоте, когда осторожно потянулась обнять, словно надеялась этим спасти.
– Никогда не прощу, никогда, – горячо, будто в полубреду, выдохнул Паша, прижавшись раскаленным лбом к ее лбу, к мягким рыжим прядям, упавшим на лицо.
– Я знаю, – также тихо ответила Ира, не убирая рук от его вздрагивающих плеч.
***
– … О судьбе десятилетнего мальчика, поступившего вчера в больницу с ожогом серной кислотой. К сожалению, все усилия врачей оказались напрасны и…
– Ник, да выруби ты эту хрень, – раздраженно бросил один из троих собравшихся и, не дожидаясь ответа, выхватил у приятеля пульт, обрывая речь диктора.
– Что, не по себе? – хмыкнул Ник. – Не твоя порция была, чего кипешуешь?
– Да мне вообще по барабану, – пожал плечами его собеседник и обратился к третьему: – Макс, кто выбыл?
– Ты, кто ж еще, – лениво отозвался Максим и, взяв ручку, принялся что-то черкать на пачке сигарет. – Если считать по нашей шкале, то пацан – шестерка. Девка – десятка, старик тоже. Молодой мужик – валет, а та тетка в золоте – дама. Расклад такой: Ник – шестерка, дама, Леха – десятка, у меня – десятка и валет. Хотя шестерку можно списать, раз мелкий кони двинул.
– Да? А я думал, будет бонус за жестокость, – ухмыльнулся Ник.
– Какой, нахер, бонус? – раздраженно отозвался Макс. – Будет тебе бонус, когда менты примут. Папашка и так от последнего случая отойти не может, грозился кредитки и машину отобрать, а меня как-то не впирает на автобусе кататься.
– Да ладно, кому это надо, – фыркнул Леха. – Будут менты копать, как же. Ну что, когда следующую партию?
– Подождем пока. И “репертуар” надо бы сменить, а то Ника какая-то бабка чуть не спалила. Может, огнестрелами разбавим? Заодно и стрельбу подтянуть.
Все трое рассмеялись, словно речь шла не о человеческих жизнях, а о простой карточной игре. Они действительно заигрались, вот только судьба не всегда благосклонна к азартным, и когда-нибудь они об этом узнают. Узнают, но уже будет поздно.
========== Забытое, но не утраченное ==========
– Есть, Ирин Сергевна! Кажется, мы его нашли!.. – Ткачев споткнулся на полуфразе, поймав сердитый взгляд Зиминой и недовольное:
– Ткачев, тебя стучаться не учили?
– Извините, я это… – стушевался Паша, однако взгляда от стройных ног начальницы не оторвал.
– “Это”, – беззлобно передразнила полковник, убирая ноги со стола и надевая туфли, сейчас приравниваемые к орудиям пыток. – Что там у тебя? Да не стой столбом, сядь и рассказывай.
– В общем, есть одна зацепка, – начал Паша, осторожно устроившись на стуле напротив Зиминой. – В ту ночь, когда пострадал мальчик, одна из вечно не спящих старушек видела во дворе незнакомую машину…
– Ну и? – нетерпеливо подстегнула Ира. – Она что, разглядела номер?
– Разглядела, – как-то без воодушевления кивнул Ткачев. – Больше скажу. Я пробил номер и установил владельца.
– Паш, мне каждое слово из тебя клещами вытягивать? – Зимина медленно, но верно начинала закипать.
– Просто то, что я скажу, вам вряд ли понравится. В общем, – Паша потер ладонью затылок, – машина оформлена на некоего Никиту Баринова, вам эта фамилия ни о чем не говорит?
– Баринов? – Ирина Сергеевна нахмурилась, что-то вспоминая. – Подожди. Это не тот Баринов, который новый зам прокурора города?
– Это его сын. Понимаете, Ирина Сергеевна, куда мы вляпались?
– Да уж, – Зимина медленно поднялась, сделала несколько беспокойных шагов по кабинету и уселась на соседний с Пашей стул. – Очень правильное ты слово подобрал: вляпались.
– И какие наши действия?
– Действий пока никаких. – Полковник, вздохнув, потерла пальцами виски – голова не переставала болеть уже второй день. – Просто очень аккуратно и нежно разузнайте все про этого прокурорского сынка. Сами никуда не лезьте, не подставляйтесь, да что я тебя учу.
– Понял, нежно и аккуратно, как в первую брачную ночь, – Паша выдал свою фирменную улыбку Чеширского кота.
– Ткачев! – осадила полковник, давая понять, чтобы не забывался: все-таки в кабинете начальства находится, но от капитана не ускользнули смешинки в ее глазах.
– Все-все, ушел, – Паша отступил к двери, продолжая улыбаться. – Будет вам нежно и аккуратно.
***
– Ну что, сыщики, какие новости с передовой? – Ирина Сергеевна пододвинула поближе блюдо с котлетами и с незаметной улыбкой наблюдала, как опера жадно накинулись на еду.
– Благодарствую, – пробормотал наконец Савицкий и, сделав глоток чая, блаженно зажмурился. – Пересекся я тут с одним знакомым из прокурорских, чисто случайно, конечно, – в этом месте Зимина понимающе хмыкнула. – Интересные слухи ходят про господина Баринова. Оказывается, совсем не случайно он к нам из Питера перевелся. Во-первых, работая в Северной столице, радетель неподкупности не брезговал взятками и разваливанием дел. Сынок его тоже еще тот кадр, на него даже какое-то уголовное дело заводили, но, видимо, папашины связи его спасли, потому что Никита Александрович вышел сухим из воды.
– Чисто гусь, – резюмировал Ткачев и протянул Ире какую-то папку. – Связался я с одним приятелем из Питера, попросил по-дружески кое-чем поделиться, и он мне ну оч-чень интересные факты биографии милейшего Никиты Александровича поведал. Тут и дело о ДТП, и мелкое хулиганство, и даже заявление об изнасиловании. Последнее, правда, развалилось с оглушительным треском, показания потерпевшей не только опровергли, но и за клевету иск предъявили. Да вы сами полюбуйтесь.
Ирина Сергеевна пролистала бумаги и недоуменно вскинула брови.
– И как это им удалось? Есть заявление, есть справка о побоях…
– Зато результаты медицинского освидетельствования каким-то чудесным образом из дела испарились. Потом нашлись свидетели, однокурсники Баринова, утверждали, что преподаватель Шувалова все время к нему придиралась и вообще вела себя не как подобает по отношению к студенту. Домогалась, красиво выражаясь. В общем, дело развалили, а Шувалова из потерпевших быстро превратилась в клеветницу и заплатила нехилую такую сумму в качестве компенсации.
– Весело, – протянула полковник. – И что, она даже не пыталась добиться правды?
– Ну какая правда, Ир? – Савицкий взглянул на нее даже с долей снисходительности. – Правда была одна: простая преподавательница против прокурорского сынка со сворой адвокатов.
– Понятно, – вздохнула Зимина. – И, похоже, свои привычки он не оставил. Но если эти выходки его рук дело, то я совершенно не понимаю мотива. Зачем калечить случайных людей? В чем смысл?
– Так давайте возьмем и спросим, – Паша выразительно посмотрел на свои руки, но Ирина Сергеевна предложение не оценила.
– Ткачев, ты с ума сошел? Какое “спросим”? Нам сначала надо найти железные доказательства, а потом будем думать, что делать.
– А как искать-то? – Ткачев потер переносицу, борясь с дремотой. Ночь выдалась суматошной, и Паша уже жалел, что согласился взять на себя чужое дежурство. А с другой стороны, дома его никто не ждет, так что провести время в пустой квартире или в отделе – разница небольшая.
– Ну кто из нас опера, я или вы? – фыркнула Ирина Сергеевна.
– Все поняли, будет сделано, – Савицкий незаметно толкнул явно тормозящего напарника и поднялся. – Спасибо за хлеб-соль, как говорится.
– Ну я тогда в отдел, у меня еще дежурство… Спасибо за ужин, Ирин Сергевна, было очень вкусно, прям спасли несчастных оперов, – расплылся в улыбке Паша.
– Ты же сегодня уже дежурил, – удивилась Ира, пропустив слова благодарности мимо ушей.
– Так я, как говорится, “за себя и за того парня”, – подавив зевок, пояснил Ткачев.
– Хоть бы домой поехал, отоспался, – не без сочувствия заметила полковник, даже не обратив внимания на многозначительно-удивленную мину Савицкого, немало озадаченного неожиданной заботой начальницы о простых смертных.
– Да я только домой добраться и успею, смысла нет туда-сюда кататься. Ничего, в отделе посплю нормально…
