Текст книги "На далёких дорогах забытых времён (СИ)"

Спрыгнув со спины отцовского коня, я устремилась к самой кромке воды, успев заметить, как встревоженная мать быстро перехватила поводья. Её оклики остались где-то позади, слились с плеском волн, потерялись в царящей суматохе. Вспенивая синюю гладь Великой реки, к берегу одна за другой приставали большие белые лодки.

Нетерпеливо подпрыгивая на прибрежном песке и пытаясь разглядеть среди мелькания множества лиц отца, я пропустила момент, когда сбоку ко мне приблизился высокий воин, подхватывая на руки.

– Попалась, моя звёздочка, – засмеялся он в ответ на радостный визг, подбрасывая меня высоко вверх над головой и с лёгкостью ловя на лету.

– Ада-а-а!..

Лица стоящих рядом с отцом стражей озаряли улыбки. Со смехом отмахнувшись от моего писка, отец кивнул головой, и его воины рассыпались по берегу, высматривая своих близких.

Один из молодых стражников, впервые в эту поездку надолго покидавший лес, с нетерпением устремился к своей невесте, прибывшей вместе с моей матерью в лагерь… Подруга матери обняла вернувшегося мужа… Их сын с достоинством дожидался своей очереди внимания отца… Светловолосый страж у самой воды целовал молодую жену…

Приблизившаяся незамеченной мать вела в поводу двух коней, своего и отцовского, на котором сегодня удалось проехаться даже мне. Остановившись за спиной отца, она молча улыбалась, сияя глазами. Отец стремительно обернулся и, не спуская меня с рук, обнял её второй рукой, прижимая к своему плечу и касаясь губами виска.

Не в силах совладать с переполнившим сердце восторгом, я безудержно смеялась, поочерёдно осыпая родителей поцелуями и путаясь в золоте их развеваемых ветром волос…

Когда немного улеглась буря радости встречи, отец посадил меня на спину своего коня и в сопровождении матери неспешно направился к лагерю. Мать с мягкой улыбкой шла рядом с ним, временами чуть касаясь его плеча тонкой рукой. Казалось, яркий свет любви и счастья дрожит вокруг них, зажигая ответной радостью случайно брошенные взгляды.

В лагере прибывших с нетерпением ждал сын владыки Орофера, выйдя из своего шатра навстречу вернувшимся посланникам. Тронув плечо моего отца, эрниль Трандуиль склонил голову в приветствии, но на его лице промелькнуло странное тревожно-вопросительное выражение. Отец поклонился в ответ, снял меня с коня и и лёгким ласковым поцелуем коснулся щеки матери перед тем как скрыться в шатре с сыном владыки.

Уловив устремлённый им вслед взгляд матери, я едва не расплакалась – они снова с отцом говорили без слов. Для меня казалась непостижимой эта способность нашего народа, представлявшаяся почти что волшебством, как и многие другие – слышать мир, чувствовать лес, понимать песню Арды. И отец, и мать всегда успокаивали меня. Они в один голос неустанно заявляли, что однажды я найду свой путь и открою дар своей фаэр, но я им не верила – прожив под солнцем уже целых пять лет, я страстно желала уметь всё то, что могли они, до слёз огорчаясь очередной неудачной попытке вторить им.

Отступив в узкий проход между натянутыми полотнищами двух стоящих рядом шатров, я уселась на траву, прислонилась спиной к опорному столбику и сморгнула готовые пролиться слёзы. «Всё равно… всё равно, однажды я тоже смогу!» – упрямо билась мысль под негромкие голоса отца и Трандуиля, доносящиеся из-за спины.

Разговор звучал очень отчётливо, успокаивая и невольно заставляя прислушаться.

– Сигильтаур, – говорил эрниль Ороферион, – ты принёс плохие вести.

– Я твердил об этом ещё десять лет назад, когда многие ощутили то же, что и я, – строгий голос отца обратил меня в слух.

– И мой отец тогда прислушался к тебе, – примирительно согласился Трандуиль. – Хоть и трудно было многим покинуть привычные места.

– Как знать, сколько жизней нашего народа это спасло тогда? – тихие шаги отца раздались совсем рядом, за тонкой тканью стены. – Я боюсь, что это только начало, Трандуиль. Те вести, что доходят в Лоринанд до Амдира, не дают возможности забыть о…

– Но ведь Он был уничтожен, – перебил Трандуиль с вопросительной интонацией в голосе.

– Ты ведь знаешь, что это не так просто, – перед моим мысленным взором тут же возник укоризненный взгляд отцовских глаз, устремлённый на сына владыки. – Источник Его силы не уничтожен, и ничто не способно сейчас помешать Ему вернуться, – с нажимом произнёс отец. – Кто знает, сколько у нас есть времени до того момента, как Он успеет восстановиться? Но теперь нам точно известно, что однажды это случится, что ЭТО уже началось. Мы должны успеть… успеть подготовиться.

– Как ты думаешь, – задумчиво произнёс Трандуиль, – сможем ли мы теперь ему противостоять? Нам больше неоткуда ждать помощи, корабли Амана и Нуменора больше никогда не приплывут к этим берегам.

– Поодиночке слабы все. Но свободные народы способны на многое…

Отец замолчал. Я сидела, затаив дыхание, боясь даже шевельнуться и ощущая пугающее соприкосновение с каким-то неведомым мне, но, несомненно, страшным событием.

– Трандуиль, – я почти воочию видела, как отец опустился на стул рядом с молчаливо-задумчивым сыном владыки, – мы избрали свой путь в этом мире. И я уверен, что даже если кто-то из нашего народа пожелает покинуть эту лишённую теперь благословения землю, большинство всё равно будет бороться за неё. Они не пожелали уйти тогда, а теперь, ещё сильнее сроднившись с ней, они никуда не пойдут из Эннорат. Им не нужен далёкий, прекрасный, чужой Аман, им нужен родной дом, где они будут всё также слышать голос родной земли. Ты знаешь об этом не хуже меня, не хуже своего отца. Что же теперь тебя гложут сомнения, друг мой?

– Это не сомнения, Сигильтаур, – голос сына владыки звучал глухо и напряжённо. – Я не сомневаюсь ни в себе, ни в нашем народе. Но меня страшит вероятность увидеть гибель того, что я люблю – наших домов, наших земель, наших родных и близких.

– Дома и земли можно отстроить и вернуть, – ответил ему отец. – Самое главное – сохранить драгоценные жизни. Поэтому я и настаивал десять лет назад покинуть обжитые места, ставшие наравне с этими родными для многих, и отходить ещё дальше к северу, в более спокойные земли.

– Я знаю, – усталость и тоска проскользнула в словах сына владыки. – Я всё знаю, друг мой. Ты был прав… ты во многом всегда прав. Просто сейчас, когда я вижу этот лес, меня тревожат и до боли трогают воспоминания о старой жизни. Разве ты не ощущаешь этого? Даже твоя жена ходила сегодня с твоей дочерью на холм, показывая ей прошлое.

– Я ощущаю многое, Трандуиль, – в голосе отца проскользнули тепло и усмешка. – Но я знаю, что у меня есть самое главное для жизни и счастья в любом месте. Однажды, я надеюсь, ты тоже это поймёшь. Элириэль, выходи! – громко окликнул он, поднявшись и остановившись прямо напротив меня за стеной шатра.

Вскрикнув и от неожиданности подскочив, я добежала до входа, приподняла полог и заглянула внутрь. Отец и Трандуиль сидели у стола, выжидающе глядя на вход. Отец вмиг оказался у двери – едва заметил мелькнувший в проёме светлый краешек платья – и подхватил меня на руки.

– Снова попалась, звёздочка, – засмеялся он.

Тревога и напряжение, явственно ощущаемые до этого, казалось, исчезли без следа. Отец вернулся на своё место и усадил меня к себе на колени. На чётко очерченных губах сына владыки заиграла мягкая ласковая улыбка.

– У тебя очаровательная дочь, Сигильтаур, – с лёгкой грустью произнёс эрниль, тепло и ласково глядя на меня.

– Я надеюсь, мой друг, однажды сказать тебе такие же слова, – усмехнулся отец.

– Ступайте, – Трандуиль поднялся из-за стола, – Тауриндиль ждёт тебя. Отдохни и побудь с семьёй. Мы выступим к дому завтра утром, один день сейчас уже ничего не решит.

Поднявшись, отец направился к выходу, уводя меня за руку. Обернувшись на пороге, я поймала полный тепла взгляд сына владыки, взмахнувшего на прощание рукой.

Комментарий к Глава 1. Память былых времён

Нана – (синд.) мама

Адар —(синд.) отец

эрниль (ernil) – (синд.) “принц”

фаэр (faer) – (синд.) дух, душа. То же, что на квенье фэа (fea)

имена:

Сигильтаур – (синд.) «кинжал леса»

Тауриндиль – (квен.) «лесная лилия»

Элириэль – «звезда в короне звезд»

Для справки:

Народ Орофера несколько раз переселялся всё дальше на север от холма Амон Ланк, по мере роста влияния Саурона, пока их домом не стали горы Эмин Дуир. Элириэль родилась уже после всех переселений, в лесах у Эмин Дуир в 3325 году. Её отец и Трандуиль в данный момент озабочены растущей мощью Саурона после возвращение его из погибшего Нуменора в 3320 году второй эпохи. С нынешнего момента до начала Войны Последнего Союза ещё 129 лет.

========== Глава 2. Вылазка к Мэн-и-Наугрим ==========

3360 г. в.э.

Эмин Дуир

Свистнув, я пригнулась к шее коня, в надежде всё же успеть оторваться от упорно следовавшей по пятам стайки цветных бабочек. Под копытами коня звонко запели древние плиты Старой дороги, тревожа эхом перестука тишину тёмных ельников. Лучи не достигшего ещё зенита солнца пробивались сквозь переплетение ветвей над головой и заливали путь впереди золотисто-зелёным светом. Резко свернув с дороги вправо, конь на полном ходу влетел в едва заметный проход между стволами старых елей, укрытый за молодой порослью. Позади раздался звонкий смех и громкий крик:

– Эль! Погоди!

Не останавливаясь, я на скаку отёрла с лица налипшую паутину, старательно уворачиваясь от хлеставших упругих зелёных ветвей.

– Эль! Остановись! – снова позвал тот же голос. – Нам от них всё равно не уйти!

Резко остановившись, я обернулась, с негодованием ожидая отставшего спутника. Он придержал разгорячённого коня и подъехал ближе, со смехом стряхивая с одежды и белокурых волос хвою и лесной мусор. Отмахиваясь от подлетевших бабочек, мне не удалось скрыть злость в голосе:

– Если бы ты захотел, то скрыться от них не составило бы трудов!

Он неторопливо развернул коня назад к дороге, выбираясь из густых зарослей подлеска, и пожал плечами:

– Зачем тебе нужны неприятности?

– Мне они не нужны, – раздражённо бросила я.

– Они нас и так уже ждут за то, что мы сейчас на этой дороге. И твой отец меня не поблагодарит за то, что я позволил тебе здесь кататься.

– Ну, так поспеши сказать ему, что ты меня старательно отговаривал от этой поездки!

– Элириэль… – Мой спутник на мгновение приостановился и укоризненно покачал головой. – Разве я виноват в том, что ты делаешь всё наперекор его воле? Он всего лишь пытается тебя защитить.

На мгновение мне стало неловко. Я подняла на собеседника виноватый взгляд, выдержала паузу и произнесла:

– Прости, Лаэрлинд. Я не хотела тебя обидеть. Ты всегда и так прикрываешь меня от обрушивающихся неприятностей…

Он, как обычно, притворно закатил глаза:

– А ты старательно меня в них втягиваешь. Если бы ты хоть иногда слушала мои слова, тебя не пришлось бы ни от чего защищать.

– Я так не могу, – раздражение снова медленно стало подниматься в душе. – Как ты не видишь или не желаешь понять! Мне не позволено почти ничего! Даже отпустив за пределы поселения, мать отправляет следом своих вестников… Отец не выпускает никуда без стражи… и даже владыка следит за каждым моим шагом, словно меня в любой момент утащат орки!..

– Добавь ещё, что я вишу у тебя за спиной, как ненужный груз, – холодно бросил он.

Его обычно весёлые и ласковые синие глаза обожгли льдом. Всё моё раздражение мгновенно растворилось под его взглядом, остудившим мысли подобно холодному дождю.

– Прости… – прошептала я и потянулась к его руке. – Я так не думаю и никогда не хотела этого сказать…

Лаэрлинд не ответил на мои слова, отъехал чуть дальше и, стараясь держаться впереди, оставил меня наедине с совестью.

Всю свою жизнь, с самого глубокого детства, я знала его, сына Гветана и Линнэн – стража владыки Орофера и подруги моей матери. Лаэрлинд был всего-то на полсотни лет старше меня и взрослее… Когда первые попытки познать окружающий мир стали увлекать меня всё дальше от родительского дома, отец посчитал необходимым подобрать мне охрану более подходящего возраста, чем умудрённые многими веками жизни невозмутимые стражи. С Лаэрлиндом мы сразу поладили, но ему часто приходилось нелегко со мной – втягивая его в казавшееся забавным очередное приключение, я никогда не задумывалась о том, что он не просто мой товарищ по играм, но и страж, отвечающий за безопасность дочери главы совета.

Сейчас под его устало-безразличным взглядом впервые пришло отчётливое осознание этого.

– Лаэрлинд, – негромко окликнула я его, пытаясь приблизиться и ещё раз взглянуть в лицо.

Он обернулся и остановил коня.

– Элириэль, – спокойно прозвучал его голос, – я с нетерпением жду, когда же ты повзрослеешь и поймёшь, что все, кажущиеся тебе такими чудовищными, запреты направлены лишь на то, чтобы защитить тебя от опасностей. Ты злишься на отца и мать, но они всего лишь волнуются о тебе, отпуская из безопасности охраняемого поселения на задуманные тобой безумства.

Моё растерянно-смущённое молчание было признанием его полной правоты.

Редко кто из дочерей нашего народа соглашался разделить со мной приключения за пределами нашего поселения. Меня же всегда тянуло обследовать всевозможные долины и ущелья Эмин Дуир, чьи каменистые склоны под сенью густых хвойных лесов хранили множество тайн. Старая дорога, Мэн-и-Наугрим, делившая Эрин Гален на две части к югу от наших поселений, неудержимо влекла меня. Разглядывая в кабинете отца карты, я любовалась чёткой и ровной линией, рисуя в воображении устремлённую сквозь лес стрелу, способную вмиг соединить два мира – встающего и заходящего солнца.

И если для того, чтобы выбраться в соседнее ущелье за гиацинтами, компания подруг-эллет ещё находилась, то для вылазки к Старой дороге желающих среди них не было. Лаэрлинд был единственным, способным поддержать подобное безумство. А я сейчас попросту сорвала на нём раздражение, при этом сознательно втянув его в очередной запретный поход.

Отвернувшись, Лаэрлинд снова двинулся вперед, возвращаясь к малоприметной тропинке, по которой мы выехали незадолго до этого на дорогу из чащи северной половины леса. Попытавшись догнать и поравняться с ним, я снова позвала:

– Лаэрлинд…

Но он в ответ лишь отмахнулся. И вновь стало возвращаться глухое раздражение.

– Не стоит со мной так обращаться, – в моём голосе прозвучал намёк на угрозу, безошибочно уловленный спутником.

Он обернулся и насмешливо вскинул бровь. Тонкие губы сложились в ироничную улыбку:

– И что мне угрожает?

– Я скажу отцу, что ты не старался отговорить меня от этой поездки.

Он лишь беззаботно рассмеялся:

– Эль, поверь, ты очень порадуешь меня этим. Говори что пожелаешь, я слишком устал от всех твоих выходок и буду только благодарен, если ты избавишь меня от необходимости разговора с твоим отцом.

Я опешила. Юноша снова усмехнулся и продолжил:

– Ты считаешь себя достаточно взрослой, чтобы спорить с родителями, избаловавшими тебя вседозволенностью. Ты считаешь, что в мире всё должно происходить лишь по твоей воле. Ты никогда не считаешься с желаниями и чувствами других. Ты не ценишь ни свою жизнь, ни жизнь окружающих, считая все опасности вымышленными, а запреты просто игрой. Прошу тебя, давай, расскажи отцу о том, что я не справляюсь со своими обязанностями. Тем более, что это будет абсолютной правдой. Расскажи всё… И я с радостью и спокойным сердцем уеду с пограничным отрядом подальше от тебя.

Пристально взглянув, он с сожалением покачал головой и отвернулся, ускоряя шаг коня. Мне осталось лишь провожать его взглядом, впервые осознавая его правоту во многом. Но в некоторых вопросах он всё же ошибался. Я никогда не считала чужую жизнь разменной монетой, способной оплатить мои прихоти. И меньше всего хотела бы потерять его дружбу и расположение.

Догнав Лаэрлинда, даже не повернувшего головы при моём приближении, я поравнялась с ним и настойчиво ухватила за руку.

– Лаэрлинд, – очередная попытка заговорить с ним была не намного успешнее предыдущих. – Послушай…

– Тихо, – мой спутник поднял вторую руку, не высвобождаясь от меня, но и по-прежнему не глядя. – Молчи, Эль.

Его негромкий голос прозвучал предостерегающе, заставив меня замолчать и внимательнее вглядеться в его сосредоточенное лицо. Чуть прищурившись, сжав губы и нахмурившись, Лаэрлинд вслушивался в какой-то отдалённый звук, лишь сейчас замеченный мною.

– Быстро, давай к тропе, – скомандовал он. – Только тихо.

Мы устремились со всей возможной скоростью и осторожностью к зарослям на северной стороне дороги, спеша достигнуть тайной тропинки, ведущей к подножию наших гор. Теперь приближающийся топот чьей-то тяжёлой поступи и металлический лязг стали слышны более отчётливо.

– А если это всего лишь путники? Зачем сразу прятаться?

Лаэрлинд, почти втолкнувший меня перед собой под прикрытие зарослей, не обратил на посыпавшиеся вопросы ни малейшего внимания. Спешившись, он отправил своего коня вглубь леса и замер у дерева, сдёрнув с плеча лук.

– Эль, если ты сейчас не замолчишь, я заткну тебе рот, – прошипел он, не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги.

Я обиженно смолкла, спешилась, отпустила по его примеру коня и встала за его спиной. Он резко с удивлением обернулся и в ужасе прошептал побелевшими губами:

– Что ты делаешь?! Немедленно уходи отсюда, иначе…

Не договорив, он оборвал речь на полуслове и быстро прижал меня к дереву за своей спиной. Со стороны дороги донёсся громкий хриплый смех, и в тот же момент напротив нашего ненадежного убежища появился небольшой отряд орков. Это казалось невозможным – не скрываясь, среди дня, по нашему лесу шагали четыре врага, лязгая металлом и топча нашу землю. Я в изумлении смотрела на не виданных ранее чудовищ, рассказы и предостережения о которых слышала с раннего детства.

Лаэрлинд, казалось, перестал даже дышать, слившись с лесом в одно целое. Поравнявшись с нами, один из орков повернул голову в нашу сторону и, принюхиваясь, повёл носом. Его большие чёрные глаза, казавшиеся зеркальными, подслеповато щурились, скользя каким-то полупустым взглядом по нам и скрывавшей нас растительности. Выглянув из-за плеча Лаэрлинда, я тихо положила юноше на плечо руку. Раздражённо дёрнув плечом, он сбросил мою ладонь и снова оттолкнул меня назад, за спину. Отступив, я неосторожно задела ногой сухую ветку, громко хрустнувшую у самого ствола скрывавшего нас дерева. Лаэрлинд в ужасе обернулся.

– Беги, – прошептал он, всё ещё отчаянно надеясь остаться незамеченным. – Эль, беги немедленно! Ты слышишь меня? – скомандовал он уже в полный голос, видя, как один из орков, сойдя с дороги, двинулся в нашу сторону. – Беги!

Выскочив из-за прикрытия ствола дерева, он выкрикнул в сторону четвёрки орков несколько слов на непонятном языке и, вскинув лук, быстро выпустил в них одну за другой две стрелы. Отбежав несколько шагов от нашего убежища и встав у соседнего дерева, он бросил на меня быстрый взгляд и лишь прикрыл на мгновение полыхавшие огнём глаза, ни слова больше не сказав при виде того, как я сползла спиной по стволу к земле и в страхе закрыла лицо руками.

Где-то совсем рядом затрещали заросли под напором ломящегося массивного тела. Лаэрлинд успел сделать ещё один выстрел, уложив третьего из четвёрки врагов, когда вынырнувший сбоку орк сбил его с ног ударом окованной металлом перчатки. Рухнув в высокую траву, мой защитник выронил лук, ставший бесполезным на таком расстоянии. Его правая рука потянулась к висящему у пояса кинжалу и замерла на полпути, впечатанная в землю тяжёлым сапогом. Второй рукой Лаэрлинд попытался удержать на расстоянии от себя орка, с силой сомкнувшего цепкие пальцы на его горле. Судорожно дёргаясь и извиваясь на земле всем телом, он пытался освободиться от мощного захвата, но орк явно был более опытным бойцом и лишь рычал, выплёвывая сквозь хриплый смех слова, смыл которых по-прежнему оставался мне не ясен. Повернув в мою сторону искажённое от боли и яростной борьбы лицо, Лаэрлинд прохрипел:

– Беги… беги же, глупая…

Его умоляющий взгляд сказал мне много более с трудом давшихся слов. Вскочив на ноги, я побежала. Но не в лес, а к нему, наблюдая, словно во сне, как под ударами ног его лицо заливает кровь. Подхватив с земли выроненный им при падении лук, я нашла одну из стрел, высыпавшихся из колчана во время борьбы, и с криком выпустила её почти в упор в морду обернувшегося на звук моего голоса орка. Промахнуться было невозможно – и я попала в цель.

Удивлённо-недоуменный рык орка превратился в хриплый вопль боли, ослабевшие руки отпустили горло замершего на земле Лаэрлинда. Сделав несколько неуверенных шагов, массивное тело рухнуло к моим ногам, противно хрупнув вошедшей глубже при падении стрелой и пачкая землю тягучей чёрной кровью.

Судорожно вздохнув и едва переведя дыхание, я метнулась к другу, без движения застывшему на земле, и в ужасе склонилась над ним, глядя в изуродованное ударами лицо. Он был бледен, губы посинели, тонкие струйки крови сочились из носа и рассечённого лба, пятная гладкую кожу алыми росчерками и скапывая на истоптанную траву. Замирая и трясясь от ужаса, я приложила руку к его груди и едва не разрыдалась от облегчения, ощутив под ладонью лёгкие удары сердца.

– Лаэрлинд, – голос жалко дрогнул, срываясь, – прошу тебя, очнись.

Он не шелохнулся, не открыл глаза, никак не реагируя на мой зов. Первой мыслью было попытаться поднять его и привести в чувство. Где-то с конями должны были быть фляги воды. Коснувшись затылка юноши, я тут же отдернула руку, ощутив под мгновенно окрасившимися алым пальцами слипшиеся от тёплой крови пряди волос. Страх причинить ему ещё больший вред малейшим движением заставил мысли лихорадочно метаться; и тут же нахлынуло полное бессилие перед неумолимой случайностью, способной в считанные минуты унести его жизнь.

И тогда слёзы, с трудом сдерживаемые всё это время, жгучими ручейками неудержимо потекли по щекам. Вскинув голову, я закричала:

– Nana! Ada!

Лес удержал мой панический крик под мягким зелёным пологом, отозвавшись лёгким шелестом ближайших вековечных гигантов. Раскачиваясь над лежащим без движения Лаэрлиндом, я была способна лишь непрерывно повторять:

– Мама, отец, помогите… помогите нам…

Закрыв лицо руками, я зарыдала в голос, захлёбываясь эмоциями и слезами, окончательно осознав всё, произошедшее сегодня. Горячие ручейки слёз прорывались и капали сквозь пальцы, растворяя чужую кровь.

– Элириэль, прекрати, – раздался рядом слабый голос, – твои крики могут собрать ненужных гостей.

Убрав от лица руки, я сквозь застилавшую глаза пелену попыталась взглянуть на юношу:

– Лаэрлинд, умоляю, прости меня! Прости… Клянусь, я клянусь, что никогда больше не ослушаюсь тебя!

Он слабо улыбнулся разбитыми губами и, скривившись от боли, с трудом приподнял раздавленную орком руку, рассматривая пальцы. Шевельнув ими, он снова скривился, недовольно дёрнув уголком губ, и попросил:

– Помоги мне встать и найди наших коней.

– Лаэрлинд, ты простишь меня? – тревога не уходила, заставляя настороженно всматриваться в его бледное окровавленное лицо.

Он шевельнулся и самостоятельно приподнялся, опираясь на левую руку. Я подхватила его за плечи, помогая сесть. Подтянув непослушное тело, он привалился спиной к стволу ближайшего дерева, откидывая назад голову, пытаясь унять капающую из носа кровь и утереть лицо здоровой рукой. Вторая его рука безжизненно лежала на земле.