Текст книги "На далёких дорогах забытых времён (СИ)"
Автор книги: Лаурэя
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Хватит! – оборвала я её, не имея более намерения выслушивать подобные обвинения и глубоко жалея о том, что вообще затеяла этот разговор. К чему мне разубеждать её в чем-то? Да и вообще… Это становится уже просто законом – выслушивать переживания друзей детства, искать в своём сердце сочувствие и оправдание их поступкам и молчаливо сносить их жалобы. Меня она не слишком щадила в тот момент, когда шла к Лаэрлинду с признаниями, поставив свои чувства выше всего!..
Я резко встала и, выпрямившись, бросила ей в лицо:
– Хватит! Достаточно я слушала подобные речи и молчаливо сносила твоё пренебрежение, как и недомолвки за спиной. Больше этого не будет! Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моих мыслях или желаниях. И не тебе, решившей когда-то причинить мне боль, упрекать меня в бесчувственности! Никогда, я никогда не становилась на пути чужого счастья. А ты с лёгкостью это сделала. И в твоих печалях нет моей вины.
– Откуда ты об этом знаешь? – ахнула она, и на мгновение в моём сердце шевельнулась давняя жалость к ней и её несчастьям.
– Иногда я слышу лучше, чем вижу, Сэльтуиль, – ответила я, досадуя на вырвавшиеся в раздражении слова.
Она чуть прищурилась, кривя губы в язвительной усмешке, и моя досада разом погасла под взглядом ледяных глаз.
– Ты никого никогда не любила и не имеешь права меня судить, – процедила она сквозь зубы. – И ты привыкла брать всё, всё… Даже то, что тебе не нужно!
– Тогда не тебе говорить о моих привычках и нуждах, – мой голос даже мне показался глухим шипением, настолько мучительной была попытка сдержать полыхнувшую ярость. – И не тебе перекладывать на меня свои беды. Я не властна над сердцами своих друзей, – при этих словах злость исчезла так же быстро, как и вспыхнула, оставив лишь старую жалость и пепел горечи. – И никогда не брала и не требовала ничего, за что не могла отплатить тем же. И мне тоже бывает больно – особенно от несправедливой ненависти и твоих обвиняющих взглядов.
Губы Сэльтуиль дрогнули, но она не произнесла ни слова и резко отвернулась, сцепив на груди руки. Я опустилась на настил площадки, скользя взглядом по пустынной местности, чувствуя себя опустошённой и горько сожалея о сказанном. Ни к чему это было. Мне не изменить её отношение и ничего не объяснить – она давно считает меня своей соперницей. Но вот так, неожиданно даже для самой себя, открыться той, что винила меня во всех своих бедах… Верх глупости…
– Знаешь, Элириэль, – негромко произнесла Сэльтуиль, по-прежнему не поворачиваясь и глядя вдаль, – мне с самого детства казалось, что ты либо непроходимо глупа, либо абсолютно наивна.
Глупа… безусловно, даже не оспорить…
Но не меньшая глупость – гнаться за тем, кто тебя отверг…
Вздрогнув, она резко обернулась, смерила меня сверху вниз долгим взглядом и опустилась рядом. Услышала и прочла?..
– Скажи, Элириэль, это правда, что Земля-за-Морем может дать исцеление и утешение во всех горестях? – спросила она, немного помолчав.
Вопрос был настолько неожидан, что я растерялась.
– Как могу я говорить о тех землях, где никогда не бывала?
– Но слышала об этом больше моего, – она чуть склонила набок голову, ожидая ответа и сверля меня настойчивым взглядом.
– Если ты ищешь исцеления от любви, то даже там не знают причину горести и боли, рождаемой ею, – осторожно ответила я, вспоминая все песни, разговоры и баллады, звучавшие на моей памяти в Каминном зале Имладриса. – Как никто не знает причину, по которой она зажигает одни сердца, оставляя холодными другие…
Откинув голову назад, Сэльтуиль внезапно рассмеялась.
– Из твоих уст это звучит забавно, – ответила она на моё удивление. – И забавно видеть твои жалкие попытки объяснить недоступное твоему пониманию.
– Ну что ж, забавляйся в своё удовольствие, Сэлла*. Рада, что развеселила тебя.
Поднявшись, я попыталась положить конец бессмысленному разговору. Она ухватила меня за руку.
– Постой, Элириэль! Ты сама это затеяла, так давай же договорим до конца.
– Я думаю, мы уже всё сказали друг другу. Мне больше нечего к этому добавить.
– А я так не думаю! – Она потянула меня вниз, заставив снова присесть рядом. – И мне есть, что сказать тебе.
Я села, подогнув под себя ноги, и взглянула ей в лицо:
– Говори.
Она немного помолчала, словно собираясь с мыслями, и медленно заговорила, опустив глаза:
– Глупость, считаешь… А что, если это надежда? Что, если это всё, что мне осталось? Ты так гордишься тем, что никогда не стояла на пути чужого счастья. Но ты и не знаешь, каково это – лишиться даже надежды. Ты гордишься… А мне нечем гордиться, да и гордости уже нет. Я отдала её за призрачную надежду однажды заметить в его взгляде, обращённом на меня, хоть каплю той радости, с которой он смотрит в твою сторону. За что мне любить тебя?
– Не за что меня любить, Сэльтуиль. Но я не знаю, как ещё объяснить, что никогда не была тебе ни соперницей, ни врагом… И с гораздо большей радостью я бы пела тебе свадебные песни, чем видеть, как ты ломаешь свою жизнь ради недостижимого, – я кивнула на лук, зажатый в её руке.
– Ты считаешь, что я училась военному делу из-за тебя? – Она насмешливо фыркнула. – Как всегда, ты мнишь себя сердцем мира!
Чтобы подавить очередной прилив раздражения, я окинула взглядом дорогу и попыталась встать. Она снова дёрнула меня за руку, удерживая.
– Я не договорила. Это было сделано не из-за тебя, а ради попытки испытать себя и свои силы.
– И как, довольна? – не сдержалась я.
– Нет, – покачала головой Сэльтуиль, – не довольна. Мне прекрасно понятно, что умение стрелять из лука не сделает меня тобой. – Её губы искривились в горькой насмешке. – Но кто знал, что дорога жизни свернёт в такую сторону? Что придут для нашего народа такие тёмные времена? Сейчас этот лук оказался как нельзя кстати. И я буду делать всё, что смогу, пока в моих навыках есть необходимость.
В этом она права…
– А когда закончится эта война, – медленно продолжала Сэльтуиль, – и воины вернутся из южных земель, я сделаю то, что давно решила.
Я настороженно молчала, ожидая продолжения.
– Ты говоришь, что никогда не была мне соперницей. Так?
– Так. Сэльтуиль…
– Тихо, Элириэль, – она предостерегающе подняла руку, – дай договорить. Когда они вернутся, я хочу ещё раз поговорить с ним. И если он и в этот раз откажется от того, что я желаю ему дать, я уйду.
– Куда?
– Я уйду за море, в иные земли… Я не хочу мешать его спокойствию и жизни, как он считал все эти годы.
– Сэльтуиль, он так не считал!
– Значит, так считала я! – раздражённо бросила она, мотнув головой. – Но если он изменит своё решение… То ты докажешь, что никогда не была мне соперницей. И уйдёшь…
Я растерянно моргнула, но она не дала мне произнести ни слова и снова заговорила:
– Уйдёшь из нашей с ним жизни. Куда угодно, мне всё равно. Но я не хочу видеть тебя рядом.
– Сэльтуиль! Как ты можешь?.. Как ты можешь решать всё за него?! Ты ведь совершенно не знаешь… не знаешь о нём ничего… – почти беззвучно закончила я.
Она поднялась, устремляя мечтательный взгляд на дорогу, и отвернулась.
– Узнаю… – пробормотала она с пугающей одержимостью. – Всё узнаю… Я поговорю с ним по его возвращении и всё выясню.
Я настороженно смотрела ей в спину, только сейчас понимая, что она любила всю жизнь того, кого сама придумала. И для кого уже наперёд расписала все возможные роли. Он всегда был с ней предупредителен, холоден, спокоен и вежлив. И неведомо было ей, как он может одним взмахом руки властно оборвать любые доводы. Как может зазвенеть в его переливчатом голосе металл. Как он хмурится и молчит, принимая решения или строя планы. Как сжимаются в тонкую линию его губы, а взгляд сверкает опасным блеском при словах «Я так решил…» И как он всегда берёт лишь то, что считает для себя необходимым…
– Поговори, Сэльтуиль, – прошептала я, – выясни…
«Мне тоже нужно многое с тобой выяснить, мэльдир», – промелькнула мысль при воспоминании о молчаливом прощании в Имладрисе у последней сторожевой башни…
*
К вечеру четвёртого дня напряжение ощущалось уже даже в воздухе. Вестей с севера по-прежнему не было, как и не видны были на дороге ушедшие к дальним рубежам юноши.
Алордин, не находивший себе места эти дни, наконец, решился снять с постов нескольких воинов и сам выступил с ними навстречу Индору. Аэглэн, со словами «С мечом от меня толку мало, но на выстрел я не подпущу никого», ушёл к тому посту, что делили все эти дни его ученики, и остался сидеть на площадке в одиночестве, обозревая горизонт, разогнав нас по домам для короткого отдыха. Но тревожно было всем. И по-настоящему отдохнуть не удавалось.
Не находя себе места в гнетущей тишине родного дома, я вышла из спальни, на ходу завязывая волосы, и собираясь снова присоединиться к Аэглэну. Мать и Линнэн были в общем зале. При взгляде на них мне стало ещё тяжелее – Линнэн сидела за столом, бессильно уронив голову на руки, а мать молча помешивала какой-то отвар в придвинутой к ней кружке.
С той ночи, когда какое-то ужасное видение выдернуло Мудрую из забытья, она не произнесла ни слова. Не звучали больше её насмешки и ядовитые колкости, рассыпаемые и мне, и воинам. И не спешила она по ночам к дому Целителей на помощь Антаре. Лишь сидела, изредка отвечая что-то на мысли моей матери, и даже горестный Плач по погибшим той ночью не тронул ни единого мускула на окаменевшем лице с опустевшими глазами.
Я была уже почти у входной двери, когда над поселением разнёсся сигнал с северного поста, где сидел Аэглэн. Мы с матерью, переглянувшись, выбежали за порог. И, неожиданно, прозвучал хриплый голос:
– Погодите. Я пойду с вами.
Поднявшись и расправив согнутую спину, Линнэн поспешила следом, прихватив со скамьи у входа свою сумку с травами.
Наконец-то, северная дорога перестала быть пустынной – у самого дальнего витка, исчезающего за обрывистым склоном, под завесой пыли, поднятой с каменистой тропы, появились быстро приближающиеся фигуры. Часть верхом, часть пешком, они двигались плотной группой, и вскоре стало видно, что некоторые из них, несмотря на приказ Алордина, всё же не пожелали расстаться с какими-то привычными вещами. Очевидно, из-за этого и задержались, добравшись лишь сейчас.
Я с облегчением перевела дыхание – они всё же дошли, и никто не пострадал. Больше не нужно будет Алордину отсылать стражей к дальним рубежам, проще и спокойнее станет воинам у наших границ, да и юношам можно будет вернуться к охоте – зима не за горами, а забот прибавляется…
И в этот миг почти одновременно раздались два тревожных сигнала – с постов у южной границы и от приближающегося с севера отряда.
Встав во весь рост, Аэглэн быстро, одну за другой выпустил четыре стрелы. Проследив его выстрелы, я ахнула – на дороге за спинами наших эльдар появились преследователи. И, словно этого было мало, из погружающегося в сумрак леса, по левую руку от дороги, появились несколько всадников на волкоподобных тварях, отрезая беженцам путь к спасению. Проскользнув через неприкрытые сейчас северные рубежи, они всё же настигли их почти у цели.
Бой закипел на дороге – развернув воинов и приказав остальным спешить к посту, Алордин сцепился с настигшими со спины орками. Сбивая выстрелами появляющихся из леса врагов, я с ужасом видела, что их количество не уменьшается, а воины Алордина, зажатые между двух отрядов, слишком медленно отступают, не успевая прикрывать безоружных.
Орки-всадники, с их проворными тварями, были трудной мишенью – быстро перемещаясь и часто уворачиваясь от стрел, они окружали безоружных беженцев, спешащих к нам. И, когда первые три женские фигурки упали на дороге под их ударами, раздался громкий крик стоящего рядом Аэглэна:
– Стой!
Приняв этот окрик на свой счёт, я на мгновение замерла.
– Сэльтуиль! Стой!
Спрыгнув вниз, она ринулась на дорогу, к упавшей эллет в синих одеждах, не обращая внимания ни на орков, ни на окрики. Аэглэн сквозь зубы выругался, выпуская еще несколько стрел, затем сунул мне в руки свой колчан и начал спускаться вниз – неловко и поспешно, прихрамывая сильнее обычного. Внезапно я поняла, что осталась на площадке одна – мать и Линнэн куда-то исчезли, лишь только раздались сигналы с южных постов, а прибежавших вместе с нами на сигнал Аэглэна юношей он сам ещё до начала боя отправил к каунам. Никто не ожидал, что здесь может завязаться такая стычка.
Сбив одного из верховых орков удачным выстрелом, я нашла взглядом фигурку Сэльтуиль. Подхватив неподвижную эллет под руки, она пыталась тянуть её к посту. И только через два выстрела мне вспомнились рассказы детства о её поездках к родичам матери на северные пастбища.
Аэглэн был уже на полпути к Сэльтуиль, когда в его сторону ринулись сразу два орка. Я выстрелила, подранив взвывшего волка под одним из них, и, потянувшись за следующей стрелой, нащупала лишь пустоту. Охота окончена… Аэглэн мощным ударом меча с высоты своего роста сшиб второго наездника и, не оглядываясь, поспешил дальше.
Бой между отрядом Алордина и орками кипел уже недалеко от Сэльтуиль, по-прежнему не обращающей ни на кого внимания и упрямо тащившей неподвижное тело вслед за беженцами, почти добравшимися до безопасных границ. Аэглэн, видя, что его крики никак не действуют, ухватил Сэльтуиль за плечо, с силой поднимая и разворачивая к себе лицом. Он что-то ещё говорил, тряс её и хлопал по щекам, пытаясь привести в чувство, когда за его спиной пронёсся орк-всадник. Мелькнул занесённый клинок, и последнее, что ещё ясно воспринял мой разум, был хриплый вскрик Аэглэна, заглушённый сигналом, донёсшимся из посёлка.
Отбросив бесполезный лук, я прыгнула вниз с площадки.
«А ведь так уже всё когда-то было…» – мелькнула мысль. И, словно в ответ ей, родилась другая – отчётливая, трезвящая и холодная: «И будет ещё не раз. Ты сама выбрала это…» Перед мысленным взором возникло суровое лицо отца, и мать, шепчущая что-то с лёгкой улыбкой. А потом справа мелькнула тёмно-серая тень, пахнув запахом псины, и я, увернувшись от щёлкнувших над ухом зубов, с мрачным удовлетворением полоснула кинжалом по горлу твари. Всадник со всего маху слетел на землю и умер, получив удар под высокий ворот доспеха…
До Аэглэна оставалось несколько шагов, отряд Алордина был совсем близко, и уже никакая сила, наверное, не могла бы меня остановить. Взмах руки, разворот, удар – всего один, но в нужное место, – и вот уже я рядом с целью. Сэльтуиль, как зачарованная, сидит неподвижно…
Пригнувшись и проскользнув под занесённый топор, я опрокинула нацелившегося на неё орка ударом по ногам и, полоснув открывшееся горло, упала на колени рядом с Аэглэном.
– Неплохо, Звёздочка, – прохрипел он. – Кое-чему ты всё же научилась в чужих землях…
– Тихо, Аэглэн, – я попыталась поднять его, но он лишь отодвинул меня взмахом руки.
– Эль, отойди, – раздался рядом голос Алордина, – ты его не поднимешь. Забери Сэльтуиль. Индор, быстро, помоги ей.
Двое стражей по его знаку унесли Аэглена. А мы с Индором, ухватив слабо сопротивляющуюся Сэльтуиль, потащили её к посёлку, откуда уже приближались воины, подоспевшие с других постов.
Орки немного отошли назад, падая под меткими выстрелами, всадники скрылись с глаз, не решаясь появиться у дороги, путь к дому был свободен. Мы с Индором опустили Сэльтуиль на землю рядом с Антарой, хлопотавшей над Аэглэном, и оглянулись, ища Алордина. И лишь сейчас я заметила звенящий напев, разливающийся над лесом.
Однажды я уже слышала подобное – чёрная от пепла прогалина у Старой дороги, истоптанная тяжёлыми сапогами, три голоса и Песня жизни, взывающая к лесу… Сейчас голос был один, но его сила заставляла воздух дрожать неверным маревом, а ответ леса чувствовала даже я.
– Не-е-ет! – донёсся до меня крик матери. – Линнэн! Не-ет!
Оглядевшись по сторонам, я заметила её подругу. Раскинув руки, Линнэн медленно шла навстречу оркам, словно пытаясь загородить от них и опустевшую дорогу, и посёлок, и отступающих воинов. Её голос звенел несдерживаемой силой, а орочьи стрелы пролетали мимо, не причиняя вреда. И лес отвечал её призывам, шепча, вздыхая и окутываясь зыбкой дымкой.
Зачарованная этим зрелищем, я не сразу поняла происходящее.
Лишь когда сильный толчок в плечо отбросил меня к матери, судорожно стиснувшей объятия, а сквозь окутавшую разум пелену прорвался голос Алордина, разводившего стражей по постам, я осознала, что дороги к северу больше нет. Непроходимая и неприступная полоса леса встала за границами посёлка, оградив зелёной стеной нас от любой опасности. Не было больше вырубок у обрывистого склона, не было лощины с ручьём, не было осыпи около каменоломни, не было орков. И не звенел больше голос Линнэн над лесом, забравшим её в свои объятия. Мудрая отдала своей земле всё – и силы, и защиту, и саму себя…
Ошеломлённая и испуганная, я растерянно взглянула на мать, с каменным лицом глядящую вдаль.
– Нана, но…
– Тауриндиль! – окликнула её Антара.
– Иду, Антара, – отозвалась она и перевела на меня взгляд, медленно разжимая объятия. – Потом, Эль, всё потом… – прошептала она, качая головой и поворачиваясь к целительнице.
– Нана, но… что мы скажем Гветану и Лаэрлинду, – мой голос дрогнул, и я замолкла, подавив всхлип.
– Ничего, – бросила она, не глядя на меня и склоняясь к Аэглэну, – ничего…
Шестеро… Ещё шестеро ушло той ночью.
Но на долгие семь лет это стали последние эльдар в наших землях, покинувшие лес не по своей воле.
Мы жили. Жили благодаря Линнэн и её защите, жили ожиданием возвращения наших воинов. И каждый раз, глядя на кольцо леса – такого ласкового к нам и беспощадного к врагам, – я задавала себе один и тот же вопрос, ответа на который так и не дала мать. «Что мы скажем её семье?..»
И так было до той поры, пока лес не расступился, повинуясь не менее сильной воле, чем та, что призвала его, а в глубине зелёного сумрака не раздался голос сигнального рога, возвестившего о начале иной жизни…
Комментарий к Глава 13. Меж границ и тревог
*Сэлла – от синд. sell – девочка
Антара – “благородный дар”
Гланмир – “белое сокровище”
========== Эпилог ==========
3441 г в.э.
Эмин Дуир
Они выходили из глубины леса стройными рядами, стекаясь к центру поселения, где собрались в нетерпеливом ожидании все жители. Сияющие начищенные доспехи, открытые лица, расправленные плечи и, несмотря на все пережитые тяготы и оставшиеся позади лиги, высоко вскинутые головы. И глаза, горящие предчувствием радостных встреч, удовлетворением и гордостью. Трандуиль шёл впереди войска, наравне с несколькими советниками и командирами. С непокрытой головой, сверкая серебром брони и драгоценными камнями, украшающими его одежды и оружие, он скользил по встречающим внимательным взглядом, изредка склоняя голову в ответных приветствиях.
Они шли гордо, слаженно, чётко и невозмутимо. Но…
Но как же их было мало…
Ища в ровных рядах воинов знакомые фигуры и лица, я с накатывающим отчаянием замечала, как то тут, то там среди встречающих раздаются сдавленные стоны или вздохи облегчения. А над поселением разворачивает крылья тёмная туча – тоски, боли, разочарования, печали…
Прижавшись к отцу и спрятав лицо у него на груди, мать неподвижно стояла среди тех, кто дождался минуты встречи с родными и близкими. Он приобнял её плечи, потёрся щекой о разметавшиеся под порывами ветра золотистые локоны и чуть прикрыл глаза, ведя с ней молчаливый разговор.
Ликования и восторгов не было. Да и откровенную радость мало кто выказывал – слишком дорогой ценой досталось счастье встречи и слишком многие были лишены его.
Заметив моё присутствие, отец вытянул руку и поманил к себе. Я приблизилась к ним и, переведя сбившееся от волнения дыхание, уткнулась в окованное железом плечо. Его объятие было сдержанным и холодным. Подняв голову, я встретила строгий тяжёлый взгляд, непроницаемый, как и укрывавшая его тело броня.
– Я думал, что твоё слово нерушимо и на него можно полагаться, – спокойно произнёс он, не отводя глаз.
– Разве я когда-либо нарушала его? – мне искренне не хотелось омрачать момент встречи, но я не собиралась сейчас виниться перед отцом за то, что вернулась домой без него.
– В тот день, когда ты решила остаться в Имладрисе, ты сказала, что ничего не будешь делать без моего ведома.
Мать подняла голову, взглянула на отца, но вмешиваться в разговор не стала.
– Я сказала, что любые мои решения будут тебе известны.
– В последнюю нашу встречу ты не сказала ни слова, что собираешься покинуть Имладрис.
– В последнюю нашу встречу ты слышал лишь то, что желал слышать, и я не верю, что с твоим даром читать сердца, ты ни о чём не догадывался.
– Но ты не сказала… Я разочарован, Элириэль. Очень… В тебе… Разочарован.
Его слова полоснули ледяной обидой и болью.
Да, я ничего не сказала ему… Но в его последний приезд подобный разговор был выше моих сил. Я не смогла. Не смогла его огорчить, не смогла добавить ещё бед к тем, что обрушились на его плечи. Он старательно уходил от беседы, сводя разговоры к пустякам, а мне… Мне хотелось помочь. И казалось, что так будет лучше, что я вынесу годы разлуки, как было всегда. Но раньше всегда рядом был Лаэрлинд…
А теперь всё, что мне осталось – лишь его разочарование и холодная отчуждённость?
Мать молчала, наблюдая за нами, отец тоже молчал. А я, преодолевая тяжесть сомнений, вины и обиды, произнесла:
– Значит, адар, ты тоже нарушил своё слово.
Он чуть изогнул бровь в немом вопросе.
– Перед отъездом из Имладриса ты сказал, что твоё благословение, любовь и мысли всегда будут со мной. Ты говорил, что твоё сердце всегда будет открыто для меня. А сейчас лишаешь даже своего расположения. Прости… Прости, что не оправдала твоих надежд.
Горькие слова разбились о броню его холодности. На короткий миг мне показалось, что он обнимет меня, как в детстве, а в прозрачных глазах вспыхнут тёплые огоньки прощения и одобрения… Но он лишь качнул головой и произнёс:
– Мы поговорим об этом позже, Элириэль. Сейчас тебя хотел видеть владыка. Пойдём, я провожу тебя, – добавил он, отстраняясь и протягивая согнутую в локте руку.
Я коснулась ладонью металла на его руке и церемонно проследовала за ним к дому владыки, по-прежнему пытаясь отыскать среди вернувшихся воинов знакомые лица…
Трандуиль, в одиночестве сидевший за массивным столом в кабинете владыки, мгновенно вскинул голову на звук чуть скрипнувшей двери и поднялся, приветствуя нас. Он был всё ещё в сияющих доспехах, лишь сбросил расшитый парадный плащ, посверкивающий драгоценной вышивкой в одном из кресел у входной двери. Светлые волосы, удерживаемые узким серебристым венцом, ровными прядями обрамляли его спокойное лицо. Но взгляд ярких глаз стал другим – отстранённо-безразличным и усталым, словно погружённым в себя, хотя по-прежнему цепким и проницательным. И не было в нём прежней теплоты и понимания. Война изменила всех, бросив тень на сердца и лица…
Отец остался стоять у порога, лёгким движением руки проводив меня перед собой.
– Долгожданное возвращение тебя и воинов в родные земли, эрниль Трандуиль, рождает в сердцах народа радость и надежды, – я склонила голову в официальном приветствии.
– Владыка Трандуиль, – негромко поправил отец из-за спины.
Я в изумлении обернулась и наткнулась на невозмутимого отца, качнувшего головой в сторону сына Орофера. Внезапное осознание смысла сказанного легло тяжестью на сердце и взбудоражило мысли.
– Прости… владыка, – пролепетала я, не находя слов и вновь склоняя голову, чтобы скрыть выражение лица. – Ты хотел видеть меня?
– Мне нужно сказать тебе несколько слов, Элириэль. Присядь, – раздался его звучный голос, и я опустилась в кресло у стола. Отец остался стоять у двери, проигнорировав приглашающий жест Трандуиля.
На несколько мгновений в кабинете повисла неловкая тишина – я настороженно молчала, лихорадочно пытаясь угадать причину столь внезапного разговора и осмыслить нежданные новости, отец сверлил меня от двери внимательным взглядом, а Трандуиль нарочито медленно обошёл вокруг стола и присел напротив, словно собираясь с мыслями для предстоящего разговора.
– Я слушаю тебя, владыка, – слова прозвучали натянуто и неестественно, разрушая тишину, но это заставило Орофериона принять какое-то решение.
Вытянув руку, он положил что-то на край стола между нами и, чуть шевельнув тонкими пальцами, подтолкнул в мою сторону сверкнувший серебром предмет. Я опустила взгляд, оставив попытки прочесть что-либо на его бесстрастном лице, и застыла на месте, наблюдая, как чернеют капли гранатов в тусклом потемневшем серебре витой фибулы, лежащей на столе.
– Я обещал передать тебе это украшение, Элириэль, – негромкие слова падали, словно камни обвала, прочно отпечатываясь в мыслях, но не рождая отзвуков в замершей душе. – Мне жаль… – он на мгновение запнулся, но тут же продолжил прежним спокойным голосом: – Мне очень жаль, Элириэль. Я ничем не смог помочь Лаэрлинду. Твой друг спас мне жизнь. Но я не смог отплатить ему тем же…
Он замолчал, настороженно наблюдая за мной. Я сидела, опустив голову и не в силах оторвать взгляд от стола, пока его тёплые пальцы не коснулись моей руки, придвинув ближе серебряный кубок с вином. Ярко-красным, как сверкающие на столе гранаты…
Накрыв ладонью фибулу, я поднялась из кресла, изо всех сил стараясь сдержать дрожь, и отодвинула предложенный кубок.
– Благодарю, владыка Трандуиль, – губы казались чужими, но голос прозвучал ровно. – Могу я уйти?
– Да, – глухо отозвался он.
Я повернулась и пошла к двери, до боли сжав в кулаке серебристую фибулу, несколько десятилетий бессменно украшавшую левое плечо золотоволосого стража с синими смеющимися глазами.
Отец посторонился у входа, пропуская меня, а затем негромко окликнул:
– Эль…
Но сил говорить с ним не было.
Казалось, что мои шаги разносятся по полутёмному коридору гулким эхом. Взгляд бесцельно скользнул по знакомым с детства гобеленам и резным узорам у потолка. Навстречу мне спешили стражи, сопровождая к новому владыке двух целительниц; а я, взглянув в их лица, невольно задумалась, сколько же ещё раз предстоит сегодня Трандуилю повторить только что сказанные слова. И глубокая отрешённость его взора теперь уже не казалась чем-то необычным.
Отец нагнал меня у источника во дворе, окликнул и взял за руку, поворачивая к себе. Я остановилась, обернулась, подняла взгляд и увидела в его глазах сочувствие. Но меньше всего мне сейчас хотелось вести разговоры.
– Прости, адар, мы поговорим позже, – осторожно высвободив локоть, я отступила на пару шагов и покачала головой. – Прости… позже, – повернувшись, я почти бегом бросилась вверх по дороге, к конюшне, где находился единственный сейчас желанный друг, Хелег.
“Ничего… ничего не скажем…” – в висках стучал лишь голос матери, склоняющейся над Аэглэном. Ты ведь знала всё уже тогда, нана. Знала и молчала. Всё это время…
Мягкое покрывало ночи ласково укутало лес, скрыв внизу, под обрывом каменистого склона, мигающие огоньки неспящего посёлка. Горестный Плач здесь почти не был слышен, заглушаемый журчанием воды. В ветвях надо мной распевал для своей избранницы песню невидимый соловей, а в глубоком чёрном омуте истока Зачарованной бурлили далёкие звёзды. Говорят, что если выпить воды из этого источника, то можно крепко уснуть и утратить часть памяти…
Протянув руку, я коснулась густого серебра, в котором плавало отражение Итиль, и зачерпнула пригоршню холодной воды. Запах хвои, листьев, земли, мха, мёда и ещё чего-то. Неуловимого и незнакомого. Забвения… Молчавшее всё это время сердце внезапно трепыхнулось, левую руку ожгло болью – задумавшись и отрешившись от всего, я слишком крепко стиснула в пальцах украшение. Серебристый металл хрустнул, рассыпаясь на осколки, острыми холодными льдинками разрезавшими руку, а освободившиеся от его плена камни скользнули в ладонь. Да, красные… как кровь…
Выплеснув назад набранную воду, я встала и чуть наклонила руку, вспоминая, как много лет назад так же держала на ладони эту фибулу и, глотая отчаяние, уговаривала принять нежданный подарок. Я не хочу это забывать. Я ничего не хочу забывать. Я буду помнить всё…
Капельки крови медленно капали с ладони, исчезая в неведомой глубине бездонного омута, а я смотрела на них и знала, что теперь уж точно никогда не забуду.
Даргиль, Ненарион, Мельтаур… друзья детства, я всегда буду вас помнить.
И я не забуду вас, воины золотого леса… Насмешник Эртан, упрямец Халларен, мудрый Ардиль… Вы все, кто так и не вернулся к своим домам, будете жить в моём сердце…
Я не забуду, Гланмир, как ты целовал жену у площади, уходя к восточному посёлку. И не стереть из памяти твоих песен, Хэнэлин, когда ты откладывал меч и брал в руки арфу…
Я буду помнить тебя, Лассэлин, а единственным утешением для твоей сестры станет возвращение домой Аглариона…
И никогда, я никогда не хочу забывать тебя, мэльдир…
Сжав руку с остатками украшения, я повернулась, собираясь вернуться домой. И наткнулась взглядом на тёмную фигуру, застывшую под раскидистым деревом у южной части поляны.
Отец не стал скрываться.
Он медленно приблизился, коснулся моей сжатой в кулак руки и с сожалением покачал головой, не говоря ни слова. За его спиной тихо вздохнул лес, где-то далеко заухал филин, а у расщелины ниже по течению реки взвыли волки. Мир по-прежнему шептался, дышал и жил. Но он был другим…
А может быть, это я выросла…
*
Крупный зелёный кузнечик неожиданно прыгнул на страницу раскрытой книги, заставив сидящую под нагретым от солнца валуном деву вздрогнуть и оторваться от чтения.
Окинув беглым взглядом широко распахнутых глаз раскинувшееся перед ней плоскогорье, покрытое мягким ковром колышущейся под ветром серебристо-зелёной травы, она перевела дыхание и собралась вернуться к книге.
Но внезапно её чуткий слух уловил знакомые шаги, и она растерянно моргнула, возвращаясь к реальности.
– Мэллерин, – негромко позвала остановившаяся около осыпи валунов эльфийка в поношенной дорожной одежде, рассматривая краешек синего платья, выглядывающий из-за камня.
– Я здесь, нана, – дева поднялась в полный рост, выходя к поджидающей у тропинки эльфийке, и крепко сжала в руках книгу в переплёте зелёной кожи, заложив страницу пальцем и пытаясь укрыть её в складках юбки от внимания матери.
– Мэллерин, дорогая, мы ведь собирались уезжать. Разве ты забыла?
– Прости, нана, я думала, что наш отъезд завтра…
Эльфийка покачала головой и насмешливо приподняла тонкую бровь.
– Позволь узнать, что же так поглотило твоё внимание, что ты утратила счёт дням? – протянув руку, она выжидающе замолчала.
Мэллерин тоже молчала, устремив взгляд на узкий серебряный браслет, усыпанный осколками тёмно-красных камней, плотно охватывающий тонкое запястье матери. Наконец, решившись, она вложила в протянутую ладонь книгу, попытавшись незаметно убрать из неё палец. Эльфийка лишь улыбнулась, перехватывая нужную страницу. И в тот же миг ей пришлось приложить явные усилия, чтобы удержать на лице прежнее невозмутимое выражение – чуть дёрнулся уголок губ, прищурились яркие зелёные глаза.
