Текст книги "На далёких дорогах забытых времён (СИ)"
Автор книги: Лаурэя
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Чуть склонив голову, она молча смотрела на меня, настойчиво сверля взглядом сияющих серых глаз.
С детских лет мы росли вместе, деля радости и обиды, делясь тайнами и знаниями, получая выговоры и поощрения от родных. Моя самая близкая подруга, ставшая сейчас чужой и далекой… С того самого мгновения, когда я осознала, как далеко мои мысли и интересы ушли за пределы родного поселения. С момента моего возвращения из Лориэна.
– Ты сердишься на меня? – наконец выговорила она.
– Я не сержусь, Гвейнэль.
Странное начало разговора вызывало только недоумение. Уже давно в её глазах не было этого понимания, настойчивости и упорного стремления к общению, с которым сейчас она взирала на меня. Слишком долго в них отражалось лишь вежливое равнодушие…
Повисло неловкое молчание.
– Прости меня, – её пальцы нервно смяли золотистую сверкающую дорожку на платье. – Прости меня, Эль…ириэль, – запинаясь на моем имени, пробормотала она.
– За что?
– Ты знаешь! – выпалила она, вскидывая голову и в упор глядя мне в глаза. – Ты знаешь… и ты сердишься! Признаю, есть за что. Но неужели теперь ты никогда не простишь мне тех слов?
Я криво усмехнулась, отводя глаза. С чего вдруг она решила затеять подобный разговор?
По правде говоря, сейчас было бы сложно в точности воспроизвести сказанные тогда слова. Хотя, наверное, в памяти должно было остаться то, что положило конец нашей дружбе и перевернуло в очередной раз мой мир. Но всё, что помнилось – это лишь глухая стена непонимания, когда, сидя рядом с подругами после возвращения из Лориэна домой, я без особого интереса вслушивалась в их разговоры и ощущала себя частью чего-то иного, совершенно лишнего и неуместного здесь, в их кругу, в тихой беседке у дома владыки, посреди защищённого поселения…
– Я никогда… никогда так не думала! – почти выкрикнула Гвейнэль, возвращая мои мысли из воспоминаний четырехлетней давности.
– О чём ты? – я пожала плечами, недоумённо покачав головой.
– Я никогда не считала тебя ни холодной, ни бессердечной, ни жестокой.
Ах, да, она тогда так и сказала, не понимая, насколько точно попала в цель. Всё же она знала меня ближе, чем остальные…
– Меня в тот момент терзала зависть к тебе! – её голос зазвенел, чуть дрогнув от сдерживаемых чувств.
Её эмоции и волнение вызвали во мне удивление.
– Да, я завидовала, – быстро продолжала она, видя, что привлекла моё внимание, торопясь выговориться и излить то, что, очевидно, не давало ей покоя все эти четыре года, когда наши отношения всё сильнее остывали, а жизненные пути всё дальше расходились. – Я так хотела тогда тоже уехать с вами!
– Зачем? Ты же никогда не горела страстью к приключениям. Тебя же с детства даже в соседнюю долину было не вытащить. – С недоумением рассматривая Гвейнэль, я впервые за эти годы по-настоящему попыталась понять её и осмыслить происходившее.
– Потому что ты ехала туда, где жил он, – её слова прозвучали почти неслышно, вызвав у меня неподдельное изумление.
Конечно, мне было известно об её увлечении одним из воинов Лоринанда, приезжавшим несколько раз к нам в Эрин Гален. Но мне и в голову не приходило, что она может таить обиду за то, что отец взял меня с собой в то путешествие! Зависть… обида… хорошо, хоть не ревность… Как глупо! Глупо и бессмысленно! Ведь два года назад её возлюбленный Халларэн примчался однажды ночью к нашим границам, переполошив стражу, и, повергнув в неописуемое изумление её родных и подруг, предложил Гвейнэль стать своей женой. И совсем скоро их свадьба…
– Ты всегда была другой, не такой как мы все, – быстро продолжала она, очевидно, опасаясь не успеть высказать все мысли до того, как я приду в себя. – Ты была смелой, бесстрашной, уверенной в себе…
«Безалаберной, взбалмошной и глупой», – подумала я, собираясь прервать её тираду. Но Гвейнэль резко пересела ближе и, совсем как в детстве, накрыла рукой мои губы, не давая ничего сказать.
– Позволь мне договорить! – почти выкрикнула она со слезами в голосе. – Я и так слишком долго молчала!
Я изумлённо замерла, а она запальчиво продолжила:
– Ты всегда делала лишь то, что желала. И я тоже хотела поступать так! Но мне не хватало на это смелости. Все юноши тобой восхищались! А я боялась!.. Я так боялась, что он тоже, как и все, увлечётся тобой, не заметив меня!
Тишина, наступившая после её слов, выкрикнутых мне в лицо, поначалу казалась неестественной. Значит, всё же ревность… Глупая, беспощадная и абсолютно безосновательная ревность. Ведь сейчас, когда почти все подруги, с которыми мы вместе росли, уже были замужем, я всё ещё оставалась одна, так и не найдя в своём сердце отклика ни на один взгляд, бросаемый в мою сторону. Да их не так и много было, как думала Гвейнэль, этих взглядов – обычно на меня смотрели почтительно, видя во мне дочь советника, либо пренебрежительно, как на глупую девчонку, стремящуюся что-то доказать. Лишь те взгляды, что достались мне на пограничном талане Южного Лориэна, наполняли моё сердце чувствами – но не любовным томлением или трепетом, а гордостью. Ведь именно тогда я ощутила себя равной им, признанным воинам, и была принята в некое негласное братство, о котором до той поры лишь догадывалась и мечтала, ещё в глубоком детстве глядя на воинов владыки Орофера.
Осторожно отведя её руку от своего лица, я растерянно смотрела, как Гвейнэль заметалась, пряча глаза и отворачиваясь. По её щеке скользнула слезинка и она попыталась отодвинуться. Я удержала её и негромко произнесла:
– Гвейнэль, как ты можешь так говорить? Ты хоть понимаешь, насколько это глупо? Какие юноши? Какие увлечения? Вы, мои подруги, уже все сделали свой выбор. Разве хоть кому-то я стала преградой? – Череда праздников, ознаменовавших свадьбы друзей детства, была тому верным доказательством. – Мы доверяли друг другу, я знала о твоих чувствах к нему. И неужели ты думаешь, что однажды я встала бы между вами?
Дёрнувшись, как от удара, она внезапно обняла меня за шею и прижалась лбом к плечу, всхлипнув:
– Прости! Прости меня, Элириэль! Я виновата…
– За что? – Все эти бурные эмоции начинали утомлять…
– Тогда, три года назад, я уговорила Сэльтуиль пригласить на свидание твоего Лаэрлинда! – глухо произнесла она, закрыв лицо руками.
Онемев, я ошарашено уставилась на Гвейнэль. Вот и разгадка, почему мой друг в последние годы почти не появляется дома, проводя на границе и в разъездах с отрядом Трандуиля неделю за неделей! Вот почему он умолкает при малейшем упоминании имён моих подруг и отказывается от совместных поездок… Что же такого могла сказать или сделать Сэльтуиль, что он теперь избегает меня?..
– Он не мой, – я наконец смогла ответить ей, безропотно пережидая сдавленные рыдания у плеча.
– А чей? – всхлипнула она, чуть приподнимая голову. – Он любит тебя, только тебя. И он никогда не обращал свой взгляд ни на одну эллет. Никогда. Прости… Прости меня, – сбивчиво забормотала Гвейнэль сквозь прижатые к лицу ладони. – Мне так жаль, что я это сделала. Всегда… всегда, где бы ты ни появлялась, все юноши тут же обращали взоры на тебя. Я боялась потерять его… я хотела, чтобы ты тоже переживала… Я пыталась причинить тебе боль. Мне нет прощения, я не смогу об этом забыть…
– Ты ошибаешься, Гвейнэль, – я осторожно отстранилась от неё, опасаясь новых потоков слёз. – Во многом ошибаешься. И на счет Лаэрлинда тоже. Он не любит меня. Он просто мой наставник. Во всём… Если бы ты только знала… Ты бы никогда не думала… и… – я запиналась, не находя слов, не зная, что говорить дальше, отчётливо ощущая годы непонимания и глупых, по-детски смешных обид, пролегших между нами. – И ты бы так сейчас не плакала.
Широко распахнутые серебристые глаза подруги, с удивлением взирающие на меня, заставили улыбнуться. Её губы подрагивали от сдерживаемых чувств, а на щеке блестел влажный след слезы. Она действительно считала себя виноватой передо мной и на самом деле искренне переживала и раскаивалась.
– Зачем ты искала меня? – чтобы избежать неловкого молчания, ненужных объяснений и новых слёз, я попыталась выяснить, что заставило её сейчас искать встречи в этом уединённом месте.
– Твоя мать сказала, где тебя найти и просила передать, что ждёт тебя дома. – Гвейнэль вздохнула, переводя дыхание. – Я хотела извиниться и помириться с тобой. Скоро моя свадьба, а после… после моя новая жизнь будет далеко отсюда. Я не хотела уезжать, оставляя между нами всё так, как сейчас – не рассказав тебе всего, не попросив прощения. Но тебе не нужны мои извинения, ведь так? – после небольшой паузы произнесла она, глядя внимательно и настороженно. – Тебе правда безразлично то, что я сейчас рассказала? Или твоя обида настолько глубока, что мне никогда больше не вернуть твоей дружбы?
В проницательности Гвейнэль не откажешь…
Несколько мгновений я молчала, не зная, как объяснить ей свои чувства. Слишком далеко разошлись наши дороги, мы слишком разные… Но всё же, она нашла в себе силы сделать шаг навстречу, и я не хочу читать разочарование в её прекрасных серых глазах.
– Моя дружба всегда будет с тобой, Гвейнэль. – Она вспыхнула радостью и облегчением, прикрыла лицо руками, утирая остатки слёз. – И в моём сердце всегда есть для тебя место, мэльдис.
– Ты ведь придёшь ко мне на свадьбу? – спросила она, придвигаясь ближе и беря меня за руку.
– Ты пришла сюда только за тем, чтобы об этом спросить? – сложно удержаться под её взглядом от извечной иронии.
– Нет, – усмехнулась она, возвращая мне насмешку – почти как раньше, когда она единственная из подруг спокойно выносила мою несдержанность и шутки. – Я хочу, чтобы ты пообещала однажды навестить меня в Лориэне. С твоей страстью к приключениям это не сложно.
Я засмеялась, чувствуя, как теплеет на душе. Всё же Гвейнэль значила в моей жизни намного больше, чем я сама себя убеждала все эти годы. Протянув руку, я отвела ей за ухо прядь светлых волос и внимательно всмотрелась в лицо, мысленно оценивая оттенок её глаз и кожи.
– Думаю, в моих силах исполнить подобное обещание, мэльдис. Хотя кто может знать, какие страсти однажды ты обнаружишь в глубине своего сердца? Вдруг в тебе тоже проснётся жажда странствий? Мир огромен и не заканчивается на пороге дома… – я резко оборвала фразу, не имея желания снова начинать трудный разговор и вступать в объяснения, рискуя разрушить только-только установившееся хрупкое равновесие отношений. – И, конечно, я приду на твою свадьбу. Тебе не удалось бы от меня избавиться, даже не явись ты сегодня сюда!
– Элириэль… – начала она и смолкла, смущённо улыбнувшись. – Эль… Я ведь могу тебя звать, как раньше?
Дождавшись согласного кивка и ободряющей улыбки, она продолжила:
– Я рада, что решилась всё обсудить. Мне стало легче… Ведь ты наверняка не стала бы никогда начинать подобный разговор. Что ты так на меня смотришь?
– Я думаю, что ты будешь самой прекрасной невестой среди всех наших подруг.
Мысленно я примеряла на неё венец, который готовила в подарок ко дню свадьбы, отмечая про себя, что для листьев маллорн лучше всего подойдёт янтарь, оттенив тёплым золотом её серебристый взгляд…
Поднявшись, я прихватила книгу, переступила ручей и вспрыгнула на пригорок. Обернулась и протянула ей руку, чтобы помочь подняться. Она насмешливо взглянула на меня и, подхватив подол платья, в несколько шагов оказалась рядом.
– Я ещё не всё забыла из наших детских приключений, – упрямо и почти с вызовом усмехнулась она.
– Тебе эти воспоминания понадобятся по дороге к дому мужа, – посмеиваясь, ответила я ей, уносясь мыслями к тому времени, когда изредка удавалось уговорить её покинуть дом и на весь день скрыться среди лесов долины.
Шутя, передразнивая друг друга и вспоминая детские глупости, мы направились к поселению. На душе у меня было на удивление светло и легко…
*
Мать ждала меня у нашего дома, присев на скамью и рассеянно водя ладонью по кусту роз, осторожно касаясь пальцами острых краёв листьев. Её походный наряд вызывал удивление, и я остановилась на дорожке, присматриваясь к тому, как она безмолвно беседует с одной из своих вестниц: та перебралась с куста ей на палец и облюбовала камень массивного перстня, почти всегда сияющего на тонкой руке. Обернувшись при моём появлении, мать чуть улыбнулась и поднялась со скамьи, взмахом руки отпуская бабочку.
– Я рада, что Гвейнэль нашла тебя, дорогая.
– Что случилось?
Мои тревога и растерянность не укрылись от неё. Она успокаивающе улыбнулась и вытянула руку, погладив гриву подошедшего в этот момент коня – скакун слышал её безмолвный зов, как обычно, и повиновался беспрекословно.
– Ничего, дорогая. Просто сейчас я должна срочно покинуть дом и хотела тебя предупредить.
– Уехать? Одной? – невольно вырвался вопрос, вызванный растущим удивлением. – Куда ты едешь? Адар знает об этом?
В тот момент мы с матерью жили одни. Чуть больше недели назад отец отправился к северным границам наших земель с сыном владыки, и их возвращения ждали со дня на день.
– Пока не знает, Эль. Но надеюсь, ты ему объяснишь?
– Куда ты едешь? – снова повторила я свой вопрос, внимательно рассматривая мать.
Она очень редко покидала дом, а на моей памяти вообще никогда не уезжала в отсутствие отца или без его ведома.
– Далеко, дорогая, – мать медленно повела коня от дома по дорожке вниз по склону. – К самому южному краю Эрин Гален, – она загадочно улыбнулась, читая изумление на моём лице. – На встречу с самым старым другом. И нет, я не могу дожидаться возвращения отца, – ответила она, упреждая любые вопросы.
Я молчала при виде того, как она, поравнявшись, прошла мимо, чуть коснулась рукой моего плеча и произнесла, по-прежнему с улыбкой:
– Скажешь отцу, что приближается «arad govannen». Он поймёт, о чём идёт речь. Мне жаль, что он не сможет сопровождать меня, как собирался, но опоздать я не могу.
– Он поймёт?
– Да, – на ходу ответила мать и поспешила вперёд, к появившейся на дороге Линнэн. Тоже верхом, одетая также по-походному, мать Лаэрлинда остановилась у тропинки, уводящей со склона на юг, поджидая мою мать.
– Зато я не пойму!
Мать вскинула удивлённый взгляд и остановилась.
– Одна ты никуда не поедешь! – как можно тверже постаралась выговорить я, читая в её взгляде насмешливое удивление и совсем не ощущая в сердце той уверенности, которую пыталась изобразить голосом.
– Я не одна, – спокойно произнесла она. – Со мной поедет Линнэн.
– Почему не воины владыки?
– Потому что это касается только нас с ней. И я не намерена ослаблять охрану границ ради этого. И воинам нет нужды сопровождать нас туда, куда мы едем, – после небольшой паузы ответила она.
– Я не отпущу тебя одну.
– Почему? – насмешливо бросила она, умело повторив мои интонации.
Сколько раз я произносила это слово в подобных ситуациях, заранее отметая их с отцом возражения, упреки и увещевания!..
– Потому, что ты – это всё, что есть у отца и у меня, – эти слова заставили её остановиться и обернуться. – Потому, что именно это вы с отцом всегда мне говорили, и я старалась подчиняться. И потому, что я не хочу тебя потерять.
Мать протянула руку и погладила меня по щеке:
– Дорогая, мне ничего не угрожает.
– Это ты так думаешь. – Взбегая по ступеням крыльца в дом, я боялась услышать за спиной насмешливые голоса, но и мать, и Линнэн молчали.
Через несколько минут я вернулась со своим луком и колчаном стрел, на ходу застегивая пояс с кинжалами, и свистом подозвала коня. Мать с нескрываемой иронией произнесла:
– И куда собралась ты?
– Либо с тобой, либо навстречу отцу, – ответила я, забрасывая на спину коня седло и дорожный плащ. – Одна ты не поедешь.
Мать рассмеялась. К её смеху присоединился второй голос.
– Воительница…
– Защитница… – таким же насмешливым тоном протянула вслед за ней Линнэн, подъезжая ближе к нам.
Они переглянулись, беззвучно обмениваясь мыслями, и дружно перевели взгляды на меня, явно придя к какому-то решению.
– Возьми с собой запас еды, – произнесла мать, вскакивая на коня и поворачиваясь ко мне спиной. – Времени на охоту у нас не будет.
– Я предупрежу Орофера, – бросила Линнэн, отъезжая за угол дома. – Ни к чему лишние тревоги…
– Ждём на тропе, – коротко кивнула ей мать и снова взглянула на меня, с трудом скрыв улыбку. – Ну что ж, поехали, защитница. Только учти, мы ведь не твои стражи. И я не потерплю своеволия или непослушания.
– Его не будет, нана, – я спокойно встретила ее взгляд, привычно проверяя седельные сумки. – Я уже не ребенок.
– Посмотрим, дорогая, – она отъехала немного вперёд, оглядываясь на меня. – Посмотрим…
…До самого вечера, безропотно следуя за матерью и Линнэн на юг по направлению к лишь им одним ведомой цели, я медленно закипала, замечая их молчаливый разговор. Я была лишней. За всё время пути они не сказали мне ни слова, словно меня не было за их спинами. Они неутомимо двигались всё вперед и вперед, держась то рядом, то след-в-след друг за другом и не обращая на меня внимания, направляя своих коней быстрым шагом, позволяющим выдерживать размеренный темп передвижения.
Сначала, до старой дороги наугрим, путь был мне знаком и очень памятен. Я ехала, погрузившись в воспоминания и чутко вслушиваясь в голоса леса. Молчание матери и Линнэн меня не особо волновало и совсем не тяготило. Я наивно считала себя более опытной и подготовленной для таких путешествий, внимательно следя за происходящим вокруг. Затем, успокоенная царившей вокруг нас мирной тишиной, я стала больше обращать взгляд на движущихся впереди спутниц, и мне открылась истинная причина разлитого вокруг умиротворения.
Память не может подвести! Я точно помнила, что здесь не было никакой тропы! И пространство между старыми елями, пострадавшими от случившегося более десяти лет назад пожара, давно покрывал молодой густой подлесок. А валуны эти были мне знакомы, но их никогда не видно было среди зарослей. В очередной раз оглянувшись, удалось в какой-то момент заметить, как тихо сдвигаются за нашими спинами пушистые ветви молодых деревьев. И всё стало понятно. Обе Мудрые использовали свою силу, чтобы по возможности ускорить и облегчить путь. Лес принимал и беспрепятственно пропускал их, чувствуя родство их фаер, щедро даря им силы и черпая у них любовь.
Осознав это, я лишь вздохнула, ощутив всю глупость своих тревог в отношении матери и её подруги. Им не нужна была моя помощь, и ещё меньше могла бы понадобиться защита…
Когда мы пересекли Мэн-и-Наугрим и углубились в южную часть Эрин Гален, невесёлые мысли на время исчезли, вытесненные новыми тонкими ощущениями от незнакомого леса. Здесь хвойный тёмный мир постепенно отступал, сменяясь лиственными гигантами, тихо шепчущими под тёплым ветром, играющим в их кронах. Рассказы матери о жизни у Амон Ланк ожили в памяти, скрасив на время скучную монотонность поездки. А затем снова стали подкрадываться сомнения и ощущение своей ненужности…
Мать бросила на меня несколько взглядов, и они с Линнэн замедлили движение, разом спешились и вывели коней к небольшой поляне в ограждении плотного кольца кустов – скорее всего, заранее приготовленной для них гостеприимным лесом. Заслышав рядом тихий чистый говор ручья, я усмехнулась, утвердившись в этой мысли. Эта поляна существовала сейчас лишь для нас и для звёзд, взирающих на неё с высоты открывающегося между крон неба.
…Душная летняя ночь полнится звуками и голосами, серебристый свет Итиль озаряет нашу стоянку. Старый плащ, раскинутый на тёплой земле – моя постель. Мать и Линнэн по-прежнему ведут свою безмолвную беседу – и друг с другом, и с окружающим лесом. Я не слышу их, мне это недоступно. Лишь смутные ощущения, легко пробегающие по краю сознания, и вызванные ими полуразмытые образы – вот всё, что я могу понять. Лучше было бы ехать за отцом! Я здесь лишняя…
Ночные грёзы упрямо ускользали, неугомонными птицами разлетаясь от тоскливых мыслей. Поднявшись, я ушла к ручью и с удовольствием остудила лицо прохладной водой. Проведя ладонями по волосам и ощутив под пальцами выбившиеся за день пряди, я достала гребень и расплела косы.
– Никогда… слышишь меня, дорогая?.. никогда так не думай, – мать тихо опустилась рядом на траву и взяла из моих рук гребень. Её рука мягко погладила меня по голове. – Как ты, моё дитя, можешь быть лишней? Ты дочь этого леса – также как и все мы, как и каждый из нашего народа. Этот лес всегда будет помнить и оберегать тебя.
– Будет ли? Я всего лишь одна из многих, ступивших под его своды… – Я растянулась на земле и положила голову на колени матери.
Осторожно разделяя спутанные пряди моих волос, она усмехнулась и произнесла:
– Лес – часть Арды, как и мы. Мы используем одинаково её силы и её жизнь. Арда помнит всё.
– Это чувствуешь ты и Линнэн, и ещё немногие. А я… я не знаю…
– Ты тоже чувствуешь Арду, – мать ласково начала плести мне волосы в косы, – ты ещё не понимаешь, многого не понимаешь… но чувствуешь. Ты ощущала это с рождения, не осознавая. И уже сейчас ты открываешь в себе её дар.
– Какой? – с грустью произнесла я, чуть приподнимаясь.
– Ты видишь жизнь, ты её ощущаешь, ты хранишь память о многом, ты живёшь… – Мать снова уложила мою голову к себе на колени, и ласковые слова тихой речи зажурчали вновь, вторя пению ручья, даря уверенность. При звуках её голоса казалось, что вот-вот приоткроется завеса тайны, и моему пониманию станет доступна частица её мудрости. – …У каждого свой дар. Я слышу жизнь леса, ты видишь силу, сокрытую от других в недрах Арды и её осколках… – Она удержала меня, почти вскочившую от неожиданности этих слов, на месте и с мягкой улыбкой заговорила вновь: – Тише, моя девочка. Неужели ты ещё не разобралась в себе и своих силах? Ты выбрала в жизни свою дорогу и идёшь по ней в гармонии со своим даром. Мой путь – путь мудрости; твой – путь воинов. Я – Хранитель леса, ты – Хранитель памяти. Но при этом и ты, и я – мы обе дочери нашего народа и нашего мира. И одно из наших призваний – хранить Арду. И она любит нас одинаково, как и этот лес… А след, оставленный нами на наших дорогах жизни, одинаково ей дорог…
Голос матери, снимая усталость и тревогу, убаюкивал печали. Так было всегда, сколько я себя помнила. Почему я так не умею? Как мне найти подобную мудрость? Почему в моей жизни всё так запутано?
– Потому что ты только начала свою жизнь, – тихо смеётся мать, привычно читая не скрываемые мною мысли.
Звёзды медленно скользят по небосводу, складываясь в узоры и уплывая к краю мира. Линнэн тихо напевает, наблюдая за их медленным танцем…
…Под тихий шепот звезд уходит время вдаль,
И растворится мир в туманной мгле столетий.
Но теплый жизни дар, держа в своих руках,
Неси сквозь пыль дорог, сквозь бури и рассветы…
Когда серебристая яркая сеть Реммират покинула небосвод, а её место заняла пылающая Боргиль, я невольно улыбнулась. Моя звезда… Мать всегда говорила, что я родилась в алых лучах её сияния, и её восход всегда наполнял моё сердце радостью.
Подняв голову, я взглянула на мать:
– Ты так и не сказала, куда мы едем…
– Пусть это пока что побудет для тебя тайной, – тихо рассмеялась она. – Через несколько дней ты сама всё узнаешь. Ты всегда больше интересовалась и понимала дела отца, а мои для тебя были неясны. Может быть, пришло время тебе познать и другую сторону нашей жизни. Просто слушай и смотри, моя дорогая воительница…
Мать взглянула на умолкнувшую Линнэн, и они загадочно улыбнулись друг другу.
*
К концу третьего дня пути мы настигли ещё двух эллет, едущих в том же направлении, что и мать с Линнэн. Они были мне незнакомы – мать и дочь, несколько старше меня. Они жили в одном из поселений восточной части Эмин Дуир, где мне до сего дня не приходилось бывать. Из нескольких оброненных ими вслух слов я поняла, что и мать, и Линнэн знали об их путешествии и стремились встретить до прибытия к конечной цели пути.
Еще две Мудрые, последовавшие нашей дорогой, не сделали её более понятной для меня…
Понимание всего происходящего пришло к концу шестого дня нашего путешествия.
Выехав на очередную замкнутую лесом поляну и спешившись, мои спутницы сложили вещи у подножия высокого гладкого камня, выступающего из зарослей за границей поляны, и тут же отпустили своих коней. Лес расступился, пропуская животных, и снова сомкнул ветви вокруг нашего зелёного убежища. Встав в центре, женщины соединили руки и тихо запели. Однажды я уже слышала подобную песню, разбудившую жизнь на памятной мне просеке, но сейчас зов их голосов был другим.
Из глубины сгущающихся сумерек вечернего леса на поляну вышли двое онодрим. До этого мне никогда не приходилось встречать народ лесов, но истории, слышанные от матери, позволили безошибочно узнать эти высокие, гибкие, бесшумные фигуры, силуэтами схожие с деревьями.
Боясь помешать матери и ее подругам, я тихо отступила к краю поляны, где были сложены наши вещи, и взобралась на камень. С его высоты мне была прекрасно видна вся поляна, а сама я, не желая привлекать к себе внимание, обхватила колени руками, положила на них голову и замерла, обратившись почти в изваяние и опасаясь упустить что-либо из происходящего.
К песне, звучащей над поляной, добавились ещё два голоса. Один из них был низким, густым, с рокочущими хрипловатыми нотками, а второй – бархатистым, мягким, тёплым. Оба они резко выделялись в журчащей песне среди звонких голосов Мудрых, но никак не портили гармонию мелодии. Прислушавшись к песне, я с удивлением поняла, что в ней говорится о событиях, случившихся задолго до моего рождения. Женщины рассказывали… Они говорили о себе, о нашем народе, о рождении детей, о радостях и об утратах, а в ответ им звучал такой же подробный рассказ онодрим.
Песня казалась бесконечной, но я слушала очень внимательно, открывая для себя новые, неведомые до сего времени эпизоды жизни нашего народа. И не только нашего. Заслушавшись, я не сразу заметила, когда смолкли все голоса, и лишь почувствовала на себе внимательный взгляд чужих глаз. Вскинула голову, и странно знакомое ощущение разлилось по телу. Четыре лета назад я уже ощущала подобное, когда стояла на талане Южного Лориэна и смотрела на тёмную стену Фангорна…
– Значит, это и есть твоя дочь, юная Гвильвилет? – пророкотал низкий бас.
– Да Фангорн, это она, – с улыбкой ответила мать, отзываясь на чуждое для меня имя.
– Фангорн? – ошеломлённо прозвучал мой вопрос. Я уже почти ничего не понимала из происходящего.
– Да, так меня зовут на твоём языке, юная Гараф Дагнир*, – прогудел онод, кивая головой.
При этих словах пришёл черед матери удивлённо вскидывать брови. Я вжалась в камень, желая врасти в него под её взглядом. Хотя, если она смотрит на меня с таким выражением, это означает, что мои приключения в Лориэне ей неведомы, и Ардиль так ничего и не рассказал отцу…
А онод продолжал свою неспешную речь:
– Я видел тебя на талане галадрим несколько вёсен назад, когда их золотой лес менял свою листву. И мне почудилось ещё тогда в тебе что-то знакомое…
– Да, я была с отцом в Лоринанде, – выдавила я из себя под пристальным взглядом матери. – Но, к сожалению, мы так и не побывали тогда в Фангорне, хотя я всегда много слышала об этих лесах.
– Жаль, маленькая Гараф Дагнир… Мой лес всегда рад приветствовать любого из вашего народа. И, должно быть, нам с тобой всё же суждено было встретиться – пусть и не тогда, зато теперь – чтобы я смог поблагодарить тебя за твои деяния. Ты помогла не только им, ты помогла и моему народу. За нашими границами уже много раз я замечал тьму, что поражает мои деревья. Но я не знал, что и другие с нею сталкиваются, – он окинул меня пронзительным взглядом тёмных, светящихся зелёным огнём глаз.
Его спутница – ниже ростом, гибкая, светлая и изящная, по сравнению с Фангорном – легко коснулась его рукой и, переведя взгляд на наших женщин, произнесла:
– Тьма сейчас появилась не только на твоих границах. Мы давно уже слышим о ней от эдайн. Многие из них уходят из тех земель, где родились сами и их предки. Уходят, бросая свои дома, сады, плодородные земли и могилы родных. Мы учили их, учили всему, что знали сами; и их жизнь рядом с нашими садами была спокойной и безбедной. Но сейчас они уходят от нас. Они говорят, что не в силах видеть, как вытаптывают посевы, отбирают урожай и уничтожают их земли слуги той тьмы, что вернулась на юг, в Чёрную крепость. – При этих словах она взволновано затрепетала, словно дерево в бурю, чёрные глубокие глаза вспыхнули зелёными искрами, а голос скрипуче дрогнул.
Фангорн вытянул длинную руку, покрытую толстой и тёмной, как кора, кожей, и успокаивающе погладил волосы-ветви своей подруги узловатыми корявыми пальцами.
– Не грусти, моя дорогая Фимбретиль, – прогудел он. – Они вернутся. Они всегда возвращаются. И вы снова будете вместе радоваться пышной красоте вашей земли и урожаю ваших полей.
Она вздохнула и прошелестела:
– Некоторые не вернутся… Говорят, их забрали. Туда… в Чёрные земли… И, наверное, они уже не вернутся. Их жизни так коротки, что многие даже не успевают насладиться плодами своих садов…
Мать переглянулась с подругами и печально качнула головой:
– Да, их жизнь коротка. Но они сильны и стойки, и в их сердцах есть силы противостоять злу. Так говорит мой супруг, а он за свою жизнь знал многих из этого народа.
Фангорн покачал головой, и его жесткие ветви-волосы чуть скрипнули.
– Жаль, юная Гвильвилет, что я снова не могу с ним познакомиться. Он не приходил на прошлые arad govannen, не пришел и сейчас…
– Он не успел вернуться домой до нашего отъезда, – вступилась я за отца, вызвав лёгкую улыбку матери.
– И он, и сын нашего владыки, и сын Линнэн не смогли сопровождать нас, как им этого ни хотелось, – грустно произнесла мать, словно извиняясь.
– Наши границы тоже не безопасны, – в тон ей отозвалась Линнэн. – Наши воины хранят покой наших домов и наших детей.
Дочь Мудрой из восточного поселения тихо подхватила:
– Лалвенгиль не прибыл с нами, потому что его жена ждёт ребенка, этот путь им был бы уже слишком сложен…
– Как чудесно, – в голосе Фимбретиль появилась улыбка и напевные мягкие нотки. – Может быть, на следующей встрече мы увидим их уже с маленьким квенди…
Они еще некоторое время напевали, шелестели, говорили и вспоминали ничего не значащие для меня имена, но я уже почти не прислушивалась к их речам. Я с трудом сдерживала растущую тревогу под задумчиво-пристальным взглядом матери, бросаемым ею на меня время от времени.
Тихо шептал легкий ветерок высоко в кронах деревьев, из-за стены леса доносилось пофыркивание бродящих за поляной лошадей, а на траву легли первые холодные капли росы, засверкав алмазными россыпями под светлеющим небом. Голоса онодрим стихли, они, переглянувшись, попрощались и направились бок о бок к границам поляны. Когда ветви деревьев бесшумно сомкнулись за ними, мать подошла ко мне, остановилась рядом с камнем, на котором я так и сидела, и произнесла, глядя на меня снизу вверх со странным выражением лица:
