Текст книги "Товарищ "Чума" 10 (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Возможно, что оружие – это Гнев Господень… – предположил я. – А возможно, и нет. Это должна быть сила способная уничтожить не только демона, но и всё вокруг. И нас в том числе…

Но вот со стражей Веры и с самим Стражем пока были сплошные непонятки – у меня даже предположений не было что это или кто это. Может быть, церковники помогут нам с этим разобраться, если согласятся на сотрудничество с Советской властью. Сотни, а, возможно, и тысячи, и миллионы лет продолжается эта битва между Хаосом и Порядком. И теперь все мы – ее участники.

На улице основательно похолодало, когда мы покинули унылое и серое здание на Лубянке. Казалось, что сама осень почувствовала тревогу, нависшую над Москвой, и старалась поскорее сбросить бразды правления в руки неумолимо подступающей зиме и исчезнуть до лучших времен. Но мы исчезнуть до лучших времён не могли.

– Странно, – произнёс Лазарь Селивёрстович, закуривая на свежем воздухе, – что Церковь не забила тревогу раньше… Я думаю, что им всё должно быть известно.

– Или они сами ещё не всё до конца понимают, – ответил я. – Или боятся. Помнится, отец Евлампий тоже не спешил делиться с нами подобной информацией… Пока не припекло

– Интересно, какое решение будет принято? И что, если отец Евлапий не вернётся…

Он не закончил фразу, но я и без этого понял его мысль. Без священника, обладающего Божественной Благодатью, и без чёткого понимания, кто или что такое «страж Веры», мы остаёмся почти беззащитны перед лицом древнего демона. Ведь неизвестно, возможно ли уничтожить его «Гневом»?

Установка Трефилова – это лишь временное прикрытие. А нам нужен настоящий прорыв. Ну, и нам надо копать инфу в этом направлении. Архивы, метрики, донесения Охранного корпуса, реквизированные церковные архивы… Всё, что связано с предыдущими проявлениями Хаоса.

– А если «Страж» – это не человек? – неожиданно спросил Фролов. – А некий объект? Артефакт?

Я задумался. Это объяснило бы, почему его местонахождение неизвестно, и почему он «ждёт пробуждения». Артефакты не обнаружены, но могут быть спрятаны.

– В любом случае, – сказал я, – если он существует, нам нужно найти его раньше, чем его найдёт Раав.

[1] Шара́шка (также шара́жка, шара́га от «шарашкина контора») – разговорное название НИИ и КБ тюремного типа, подчинённых НКВД/МВД СССР, в которых работали осуждённые учёные, инженеры и техники. Официально использовались наименования особое техническое бюро ОГПУ (НКВД, МВД СССР), центральное конструкторское бюро, особые конструкторские технологические бюро, особые конструкторские бюро.

Через шарашки прошли многие выдающиеся советские учёные и конструкторы. Основным направлением ОТБ была разработка военной и специальной (используемой спецслужбами) техники. Множество новых моделей военной техники и вооружений в СССР было создано заключёнными шарашек.

[2] Первым из попавших в Россию итальянцев был человек, упоминавшийся в летописях как Антон Фрязин. Он приехал в Москву в 1469 году в составе свиты польского кардинала Виссариона, чья миссия заключалась в подготовке брака Ивана III и Софьи Палеолог. Как попал в эту свиту зодчий Антонио Джиларди, не очень понятно. Возможно, сама Софья выразила желание, чтобы резиденцию для нее создал европейский архитектор, потому что будущей царице требовалось не только жилье, но и помещение для библиотеки. Те книги и манускрипты, которые ей предстояло привезти с собой как часть приданого, имели огромную ценность уже тогда, а сейчас легендарная библиотека Ивана Грозного вообще стала сказочной грезой любого археолога.

Глава 15

Отец Евлампий появился на пороге нашего общего с Фроловым кабинета в Кремле (да-да, нам выделили небольшую каморку неподалёку от лаборатории профессора Трефилова) поздним вечером. Вид у него был уставший, но в глазах светилась решимость. За спиной – мокрый от осеннего дождя черный плащ, капли с которого падали на пол, оставляя темные пятна на бетонном полу.

– Мир вам, чада Божии, – произнес священник, осеняя нас крестным знамением. Он, видимо, забыл, кем я являлся. Но мой ведьмовской чин уже давно позволял мне совершенно безболезненно переносить крестное знамение. – Я только что со встречи с Высокопреосвященнейшим Владыкой Сергием, – начал он, не теряя ни секунды. – Православная Церковь не останется в стороне!

В кабинете, где мы с Фроловым ждали вестей, повисла напряжённая тишина. Это было неожиданно. Мы, конечно, надеялись, но до конца не верили, что церковь пойдёт на открытый союз с Советской Властью.

Отец Евлампий стоял молча, но его пальцы судорожно сжимали новый нательный крест, по всей видимости выданный ему в Патриархии вместо утраченного.

– Владыка Сергий передает вам ответ, – продолжил священник, откинув мокрый капюшон. В его движениях была какая-то неестественная резкость, будто он боялся, что время ускользает. – Мы, согласны сотрудничать… но не ради власти, не ради сделки – а токмо ради спасения заблудших душ… Ведь Раав – он не просто древний демон. Он – предтеча Конца света, предтеча нового Апокалипсиса, но не по Божественному попущению, а идущему против его воли.

– Это… хорошая новость, – осторожно произнес Лазарь Селивёрстович.– Да что там – просто отличная! А что обещал Владыка Сергий?

– Всестороннейшую поддержку, – ответил священник. – Молитвенное покровительство, доступ к архивам, которые были скрыты от советских властей, и… согласие на участие в деле противостояния демону Рааву и Хаосу. Митрополит Сергей считает, что времена изменились. Настала пора единства – веры и государства – перед лицом древнего Зла. Он также передал вам это…

Отец Евлампий медленно открыл потертый кожаный саквояж, с которым пришел, и вытащил ветхий свиток, перевязанный черной лентой с золотым шитьём.

– Это записи монаха-затворника Тихона. XVI века. В них говорится о прежнем пришествии демона, И о том, кто его остановил.

Я развернул пергамент. Тонкие буквы церковнославянского текста сливались в строки, но смысл был ясен.

– И прииде дух нечистый, – вслух прочитал я, – иже именуется Раав, и многая души погуби. И восста на него муж, яко огнь, в броне веры нерушимой…

– Страж Веры? – пробормотал я, надеясь, что не ошибся.

– Откуда? – Изумленно вскинул брови монах, но потом опомнился, вспомнив, с кем имеет дело. – Да, Страж Веры, – подтвердил отец Евлампий, и в его голосе впервые прозвучала тень сомнения. – Но за всю нашу историю их было лишь трое. И последний погиб в Смутное время…

– Одним из них был святой инок Фома? – уточнил я. – Мы сегодня в архивах НКВД видели летопись, в которой по преданию, именно он сумел надолго изгнать с земли Русской демона Раава.

– Так и есть, – степенно кивнул инквизитор. – Святой Фома был вторым Стражем, о котором нам известно.

– То есть, «Страж Веры» – это не просто человек, – сказал я, быстро просматривая документы, – это… некий «заступник» или воин, обретающий особую силу?

– Точно неизвестно… – ответил священник. – Но в летописях также сказано, что эта сила может проявиться лишь тогда, когда сама Вера окажется под угрозой. И эта угроза, как мы видим, на сегодняшний день весьма велика.

Это, понятно, тапок в огород наших революционеров-атеистов.

– А что с Божественной Благодатью, батюшка? – спросил Фролов. – Ведь силы одного священника для противостояния демону будет недостаточно?

– Я не один, – серьёзно ответил отец Евлампий. – Владыка Сергий благословил на столь святое дело еще двоих моих собратьев-инквизиторов. Нас теперь больше. И мы будем с вами до победного конца!

Я посмотрел на монаха. В его глазах не было ни капли страха, только решимость.

– Отец Евлампий, тогда нам пора действовать. У нас мало времени. А еще этого Стража как-то нужно найти…

– Искать его нужно не просто «как-то»! – перебил меня отец Евлампий, вынув из саквояжа потрёпанный кожаный фолиант, на обложке которого поблёскивал золотом византийский крест. – А по строго определённым признакам. Вот, читайте…

Он бережно положил книгу на стол. Старые страницы с хрустом раскрылись на нужном месте. Перед нами был список – странный, почти поэтичный, словно специально зашифрованный.

– Страж Веры рождается в час великой смуты, ереси и великого греха, – гласило первое правило, которое я и перевел на понятный всем русский язык, поскольку текст фолианта был написан на латыни. – Кровью грешника, но душою чист – это второе. Трижды отвергший – трижды же прощённый. Ведомый волком и вороном в ночи…

Фролов недовольно поморщился:

– Да это же гадальные бредни! Какой волк? Какой ворон?

Отец Евлампий недовольно поджал губы, словно размышляя, стоит ли продолжать. Его пальцы дрогнули, перелистывая страницы фолианта.

– Это не гадальные бредни, – выдохнул он наконец, и его голос звучал так, будто он сам лишь сейчас осознавал всю тяжесть этих слов. – Это пророчество! Древние знамения! И если вы хотите найти Стража, придется принять их как данность. Если демон Раав уже здесь, если он снова ступил на нашу землю, то и Страж Веры уже должен быть среди нас. Осталось лишь… найти его и распознать.

Фролов хмыкнул, но теперь в его глазах мелькнуло недоверчивое любопытство.

– Хорошо, допустим. Но как эти признаки помогут нам его найти? «Ведомый волком и вороном» – это что, буквально? Или еще один «аллегорический шедевр» от ваших средневековых монахов?

– Ведомый волком и вороном… – Священник медленно поднял взгляд, и в его глазах отразился холодный свет лампы. – Это не аллегория. Во всяком случае, не совсем.

Капитан госбезопасности скрестил руки на груди:

– Ну и?..

– Волк и ворон – знамения, указанные в пророчестве святителя Кирилла Иерусалимского. Волк – символ преследования, гонитель веры. А ворон… ворон – это вестник. Тот, кто приносит весть о смерти. Или, напротив, предупреждает о ней.

Я резко выдохнул:

– То есть Страж Веры…

– Будет отмечен их присутствием, – кивнул монах. – Возможно, буквально. Возможно, в видениях или знаках. Возможно, в деяниях.

– Да, уж, – скептически хмыкнул Фролов, – вариантов до хрена, но ни одного конкретного! «Трижды отвергший…» – процитировал он еще одно условие. – Что отвергший? Веру?

– Вполне вероятно, – спокойно ответил батюшка. Пророчества никогда не отличались особой ясностью. Но всегда сбывались! Понятно одно: Страж уже возродился. И демон Раав его уже ищет.

Фролов щёлкнул языком:

– Прекрасно. Выходит, мы не только должны найти какого-то мифического «защитника», но и сделать это раньше, чем его обнаружит демон?

Отец Евлампий вдруг резко захлопнул книгу и раздражённо убрал её в саквояж.

– Мифического? – Его голос стал тише, но в нём появилась стальная нотка. – Вы думаете, Церковь столетия хранила эту тайну просто так? Стражи Веры уже приходили! И если пророчество сбывается снова, значит, это уже начинается.

– Что начинается? – не унимался Фролов.

– Война, – просто сказал инквизитор. – Та самая, последняя. Апокалипсис!

Тяжёлая тишина повисла в комнате. Ну, да – ну, да, и я один из всадников его. Сомневаться в словах батюшки не приходилось, кое-что из его «пророчеств» я видел, так сказать визуально.

Я взглянул на уголок потрёпанного фолианта, который было видно в раскрытом чреве саквояжа. В его страницах была запрятана не просто загадка – ключ. И теперь нам предстояло его отыскать. А вот к вариантам расшифровки пророчества, предложенным отцом Евлампием, я бы добавил и свои.

Если подытожить каждый пункт, выходило следующее:

«Ведомый волком и вороном». Если понимать слова пророчества буквально – Стражу являются звери-проводники (возможно, духи или оборотни). Если символично – он преследуем (волк) и получает предзнаменования (ворон). Ну, и еще вариант, что это Раав уже послал за ним своих слуг – тех самых «волка и ворона».

«Трижды отвергший – трижды же прощённый». Это тоже можно понимать по-разному. Отрекался от веры, но вернулся к ней. Был предан трижды, но сам простил предателей. В прошлых жизнях (если Страж – это реинкарнация, типа моего «соседа»-всадника) он трижды «падал и поднимался». В общем мутновато пока с этим.

«Кровью грешника, но душою чист». Возможно, совершил тяжкий грех, но раскаялся. Рождён от «нечестивых» родителей, но сам свят. Либо его сила пробудится только после какой-нибудь кровавой жертвы (возможно, даже его собственной). Читал я о таких примерах инициации[1].

– А ещё, – я осторожно приоткрыл саквояж и взял в руки книгу, чтобы еще раз посмотреть на старинный текст, – можно упустить очевидное.

Фролов ехидно приподнял бровь:

– Например?

Я провёл пальцем по пожелтевшим страницам.

– Например, что всё перечисленное – не признаки, а испытания.

Батюшка резко повернулся ко мне, глаза его возбуждённо сверкнули.

– Ведомый волком и вороном, – продолжил я, – потому что он прошёл через гонения и предзнаменования смерти.

– Трижды отвергший, – добавил отец Евлампий, медленно осознавая, что я, возможно, прав, – потому что устоял в трёх искушениях.

– Тогда «кровь грешника» – это что, – криво усмехнулся капитан госбезопасности, – экзамен на тему «убийство во благо»? – Фролов медленно провёл ладонью по лицу, словно стирая с него маску циничного скепсиса. – И при этом – он душою чист…

– Начнём с начала еще раз, – сказал я, указывая на строки пророчества. – Если «волк и ворон» – не просто символы, а ключи, то где их искать?

Монах задумался.

– Волк… Возможно, речь о знаке рода. Или месте. В старину словом «волк» называли не только дикого зверя, но и людей… Волка ассоциировали с преступниками, ворами, а также с инородцами, иноверцами. В то же время, волк мог быть символом мудрости, силы, независимости и даже покровителем. В народных представлениях волк часто выступал в роли оборотня, волколака, и был связан с потусторонним миром, загробной жизнью. А ворон…

– Воронов часто связывали с колдовством, – хмуро добавил Фролов. – Или с местами смерти.

Я почувствовал странный толчок в груди – будто кто-то невидимый ткнул меня пальцем. Комната снова погрузилась в тягостное молчание. А за окном внезапно закаркал ворон. Громко, хрипло – будто отвечал на наш немой вопрос. Я вздрогнул. Батюшка неспешно перекрестился.

– И, кстати, – продолжил Фролов, – одного ворона мы уже с тобой видели, товарищ Чума – он нас с тобой чуть не угробил, когда машину разносил! – Фролов медленно поднялся с кресла и подошёл к окну. Его фигура резко очерчивалась на фоне бледного закатного неба. – Ну что ж, – прошептал он, не отрывая взгляда от большой чёрной птицы, сидевшей на ветке старого дуба. – Похоже, нас опять нашли, товарищ Чума…

Ветер внезапно усилился, завывая в щелях старых рам. По моей спине пробежал холодок. Отец Евлампий сжал крест в руке, его губы беззвучно шевелились – то ли в молитве, то ли в проклятии.

– Каркает неспроста, – прошептал отец Евлампий, прислушиваясь к резким звукам за окном.

Я тоже подошёл к окну. Ветер трепал чёрные перья огромного ворона, сидевшего на фонарном столбе прямо напротив нашего окна. И самое странное – птица смотрела. Не просто в сторону, как обычные птицы, а прямо на меня, будто чего-то ждала.

– Лазарь Селивёрстович, – я обернулся к Фролову, – ты когда-нибудь видел, чтобы ворон так пристально смотрел? Ведомый волком и вороном… – повторил я, всё ещё пытаясь расшифровать эти мутные слова пророчества, чтобы они наконец-то обрели хоть какой-то смысл.

Я перевёл взгляд на книгу. Пожелтевшие страницы будто шептались под моими пальцами, полные скрытых смыслов, которых я пока не понимал. – Возможно, это не просто символы… Может, это… места.

– Места? – Фролов нахмурился, не понимая, о чём это я.

– Обитель волка – лес. Ворон же…

– Лесная крепость! – внезапно воскликнул отец Евлампий, перебив меня. – И я знаю, как она называется… – выдохнул, а его лицо неожиданно просветлело. – Пескоройка!

В этот момент ворон с фонаря резко взмахнул крыльями – не улетая, а будто подавая знак. Ветер завыл громче. За окном внезапно грянул гром, и дождь усилился. Чёрная птица наконец сорвалась с места, кружа над дорогой с протяжным карканьем.

– Вы серьёзно, отец Евлампий? – моему изумлению не было предела. – С чего вы это взяли?

– Знаешь, кто на самом деле был первым Стражем? – спросил меня священник. – Но не был внесён в церковные летописи, потому как считается язычником, оборотнем и колдуном?

– Да не томите уже, батюшка! – прикрикнул на священника капитан госбезопасности.

– Некий былинный богатырь… – произнёс отец Евлампий, а после взял длинную театральную паузу. – Вольга Всеславьевич!

– Ага… – вот теперь мне стала понятна аллегория про «волка и ворона». Только в оригинале – «серым волком и ясным соколом» Но, поскольку былинный князь считался у церковников, как только что сказал батюшка – язычником, оборотнем и колдуном, то «ясный сокол» трансформировался в «черного ворона». Ну, а волк, он и в Африке – волк. – Значит, первопредок и основатель рода Перовских был Стражем?

– Так гласит одно древнее предание, которое нам удалось обнаружить в патриаршем архиве. Но, как на самом деле обстояли дела, теперь уже не узнать, – произнёс отец Евлампий.

Ну, это он так думал, что не узнать. А вот мне несколько дней назад довелось пообщаться с моим самым древним и крутым дедулей… Вот только неизвестно, сумел ли он восстановиться после оказанной нам с Глашей помощи? Или отправился на перерождение, как того опасался Вольга Богданович, растратив все свои духовные силы?

– Значит, нам туда дорога, значит нам туда дорога… – задумчиво пропел я известные строчки, впрочем, еще пока даже и не написанные[2].

– Куда дорога? – вскинулся Лазарь Селивёрстович.

– В Пескоройку, товарищ Контролёр, – ответил я. – Надо с дедулей попробовать поговорить – может, чего и посоветует.

– С каким дедулей? – откровенно затупил капитан госбезопасности.

В обсуждениях моего древнего княжеского происхождения и принадлежности к роду былинного Вольги Всеславьевича, происходивших в полной секретности у товарища Сталина, он не участвовал. Об этом знали всего лишь несколько человек: сам Иосиф Виссарионович, товарищ Берия, Ваня Чумаков и, собственно сам отец Евлампий. Ведь именно он помог нам отогнать от вотчины князей Перовских гребаного демона, чтобы ему икалось в пучинах Хаоса!

– Так уж вышло, Лазарь Селивёрстович, что я являюсь прямым потомком этого легендарного князя и витязя, – сообщил я своему соратнику, поскольку скрывать от него это факт не видел никакого смысла. – И, возможно, что у меня есть к нему прямой доступ…

– Он что, до сих пор жив? – выпучил глаза Фролов.

– Нет, он умер. – Покачал я головой. – Но дух его до недавнего времени был вполне вменяемым собеседником…

[1] Один, согласно скандинавской мифологии, принес себя в жертву самому себе, чтобы обрести мудрость и руны. Он пригвоздил себя копьем к мировому древу Иггдрасиль и висел на нем девять дней.

[2] «Дорога на Берлин» – песня композитора Марка Фрадкина на стихи Евгения Долматовского, созданная в 1944 году. Также встречаются названия «Брянская улица» и «Попутная песня»]; изначально стихотворение Долматовского было опубликовано в 1943 году в газете «Красная Армия» под названием «Улочки-дороги».

Глава 16

Отец Евлампий внимательно посмотрел на меня. Глаза, подобно Фролову, он не пучил, поскольку был знаком и с моим мёртвым дедулей, и с весьма запоминающимся появлением Черномора. А если вспомнить о его специализации, да о том, сколько нечисти и нежити он за свою службу в Инквизиторском Приказе упокоил – удивить батюшку чем-нибудь разэтаким вообще невозможно.

– Вы хотите сказать, что дух первого Стража… вам доступен? – переспросил монах.

– Был доступен, – уточнил я. – Но не знаю, в каком он сейчас состоянии. Силы, которые он использовал, были колоссальны. Возможно, ему удалось удержаться на нашем плане бытия, а, возможно, нет. Может быть, он просто… ушел…Да я уже об этом говорил.

Отец Евлампий молча перекрестился, а капитан Фролов замер с открытым ртом, будто перед ним внезапно материализовался дух самого былинного богатыря-оборотня Вольги Всеславьевича.

– Так ты… это… потомственный князь, что ли? – пробормотал он наконец, опасно прищурив глаза.

– У тебя с этим проблемы? – вопросом на вопрос ответил я. – У Иосифа Виссарионовича с этим проблем нет, у товарища Берии – тоже. Им о моём происхождении всё прекрасно известно. А у капитана госбезопасности Фролова, выходит, есть? – не удержался я, чтобы не постебать своего боевого товарища. Надо же потихоньку отучать делить людей по их происхождению.

– Но дух твоего предка… он действительно может помочь? – Благоразумно не стал развивать поднятую тему Лазарь Селивёрстович, мгновенно переключившись на практическую сторону вопроса.

Я не удержался и считал его мысли – мало ли, классовая ненависть иногда пускала «под откос» очень и очень важные дела. Но ничего подобного в мыслях Фролова не было – он оказался вполне адекватным человеком, а не фанатиком, во чтобы то ни стало старающимся уничтожить «чуждый революции элемент».

– Я надеюсь на это…

– А если нет? – резонно спросил отец Евлампий.

– Тогда придется искать помощь в другом месте, – ответил я, прикидывая в уме возможные варианты. Но никаких возможных вариантов просто не было. Возможно, со временем они и появятся.

Фролов вздохнул, скрестив руки на груди:

– Ладно, будем надеяться, что дух твоего предка сможет помочь.

На этом разговор закончился. Буквально через час мы, поставив в известность товарища Сталина, уже грузились в самолет. Рисковать, возвращаясь в Пескоройку усовершенствованной лесной тропинкой дедули, я не стал. Слишком уж опасной она получилась.

Самолет, который нам выделили по личному распоряжению вождя, был обычным военным транспортником Ли-2, без каких-либо излишеств. Да что там говорить, во время Великой Отечественной войны у самого товарища Сталина не было личного самолета в привычном мне понимании.

Он использовал для передвижения самолеты, которые были в распоряжении правительства и военно-воздушных сил. В основном это были модифицированные пассажирские самолеты, такие как Ли-2 и реже – Пе-8. Иосиф Виссарионович, в отличие от руководителей иных стран, не стремился к демонстрации роскоши или излишнему комфорту, что соответствовало его имиджу простого и скромного лидера.

В самолет загрузились вчетвером: я, капитан госбезопасности Фролов, отец Евлампий и Черномор. Экипаж из двух пилотов, штурман-радиста и стрелка. Ну, и еще один пассажир настойчиво напрашивался со мной в эту командировку – братишка Лихорук.

Однако, из-за его специфических особенностей, пагубно влияющих на простаков (да и не только), брать его с собой в самолёт я не стал. Можно, конечно, было снабдить всех защитными оберегами от проявления «лиха одноглазого», но рисковать нашими людьми я не хотел. Мало ли, что в полёте приключится?

А вот Ваню в этот раз пришлось оставить – он сейчас в срочном порядке перенимал знания у профессора Трефилова. Совершенно неожиданно случайно обнаруженная защитная функция его устройства от проявлений Хаоса приобрела очень важное значение.

Теперь Бажен Вячеславович вместе с Ваней срочно пытались увеличить мощность агрегата, чтобы в идеале можно было бы распространить действие защиты на всю столицу. Пока же в зону действия попадал лишь Кремль с Красной площадью и близлежащими улицами.

Фронт за время, прошедшее с момента нашего с Ваней полета, ушёл далеко от Пескоройки, поэтому практически никакой опасности, которая подкарауливала бы нас в облаках, не наблюдалось. Ну, разве что какой-нибудь случайно залетевший в этот район фашистский лётчик-истребитель попался бы на пути. Но у них хватало работы и на других направлениях – наши ребята, почуяв, что враг дрогнул, старались гнать его и в хвост, и в гриву.

Пилоты, бывалые ребята, не задавали лишних вопросов, лишь время от времени, икоса поглядывали на членов моей команды. По правде сказать, более странного воздушного десанта они и представить себе не могли: крепкий дородный поп с крестом на пузе и в рясе, которую отказался снять даже для прыжка; карлик с огромной длиннющей бородой, которую обмотал вокруг себя; ну, и два нормальных (ну, это они так думали) человека в камуфляжной форме без каких-либо знаков различия.

И приказ, поступивший с самого верха. В общем, летчики были растеряны, не имея никаких предположений насчет нашей миссии. И это, в принципе, было нормально. Но слухи пойдут – к бабке не ходи!

– Снижаемся, – доложил старший пилот. – Приближаемся к точке выброса.

Я стряхнул с себя сонливое состояние, в которое погрузился в полёте и проверил снаряжение.

– Отец Евлампий, вы уверены, что сможете приземлиться? – спросил я, глядя на монаха, которого, несмотря на всю его храбрость, явно подтряхивало. – Вы же впервые прыгаете?

– Господь поможет, – ответил он не дрогнув голосом (но меня-то не обмануть), тоже проверяя свою снарягу. – А если не поможет – значит, не судьба.

Фролов хмыкнул:

– Батюшка, вы меня удивляете. Я думал, что монахи только и умеют, что молиться и поклоны во славу Господа бить, да еще сидеть с книгами, типа Библии, в руках.

– Книги, сын мой, – это тоже оружие. Только не все умеют им пользоваться, – наставительно произнес священник. – Попробуйте как-нибудь…

– Вот разберёмся с фрицами, да и с демоном – обязательно попробую, – пообещал Фролов, нервно дёрнув веком. Так-то он тоже прыгал с парашютом впервые в жизни.

Лишь Черномор нисколько не переживал, хотя тоже был полнейшим новичком. Он вообще хотел выпрыгнуть из самолёта без парашюта – свою способность к левитации он нам давно уже продемонстрировал. Однако, если даже наш внешний вид вызывал вопросы у пилотов, то выход из самолёта бородатого карлика без парашюта – и вовсе поверг бы их в шок.

Мы прыгнули на рассвете. Солнце еще не взошло, а лишь слегка окрасило алым небо на востоке. Земля под нами была словно бы покрыта серой пеленой предрассветных сумерек. Ветер выл в ушах, но я его не замечал. Ниже, всё ниже… Пора!

Парашют раскрылся с резким хлопком, и я плавно поплыл вниз. Пока я снижался, рядом раскрывались белоснежные купола парашютов моих товарищей. Отец Евлампий, несмотря на свои габариты и неадекватную для планирования одежду, держался достойно, мысленно вознося молитвы Господу.

Фролов, напротив, явно боролся с паникой, однако внешне этого никак не показывал, тоже благополучно снижаясь. Черномор, раскрывший парашют только для маскировки, подлетая к земле, сбросил его с плеч, и теперь просто парил в воздухе как воздушный шарик. Еще большее сходство с воздушным шариком придавала Черномору длинная борода, которая теперь свободно свисала.

Место приземления было выбрано заранее – большая поляна, расположенная на самой опушке хвойного леса, где, как я надеялся, теперь заправляет всем дедко Большак. Я приземлился мягко: земля под ногами – влажная, покрытая мхом и опавшей хвоей. А вот батюшка тяжело впечатался в землю неподалёку, так, что даже громко охнул, упав набок.

– Живой? Ничего не сломал?

– Господь не допустил… – хрипло ответил отец Евлампий, пытаясь освободиться от парашюта. – Аминь!

– Все на месте? – крикнул я.

– Есть, – донесся голос Фролова из кустов неподалёку. – Только что приземлился. Чуть не зацепился за верхушку ели…

– И я здесь, – прозвучал третий голос – Черномора. Он не опустился на землю, а продолжал парить в воздухе, держа голову вровень с нашими головами. Так, видимо, он казался себе обычного «человеческого» роста.

– Отлично! – произнёс я, подходя к кромке леса. – Дедко Большак! Отзовись! – позвал я лешего.

Но лес молчал. Лишь ветер шевелил верхушки сосен, да где-то далеко прокричала ворона. Я нахмурился. Такого не должно было быть – дедко Большак чувствовал мое приближение к лесу и всегда выходил навстречу.

– Может, не слышит? – предположил Фролов, вытирая пот со лба. – Заснул, например…

– Лешие не спят, когда в их лес приходят чужие, – проворчал Черномор, медленно вращаясь в воздухе. Его борода извивалась, словно живая, а глаза сверкали подозрительно.

– Ну, вам виднее, – пожав плечами, пробормотал Фролов. – Я пока что ни одного лешего вживую не видел.

Я прислушался – тишина. Только шелест листвы и дальний крик птицы где-то в вышине. Я повторил зов, на этот раз с большей настойчивостью:

– Дедко Большак! Покажись!

Лес как будто затаил дыхание. Даже ветер стих. Фролов нервно переступил с ноги на ногу, оглядывая окружающие деревья. Отец Евлампий твердо сжал крест в руке, бормоча под нос какие-то молитвы. Каждый из нас сейчас подсознательно ожидал каких-то неприятностей. Но вдруг…

– Здрав будь, товарищ мой Чума! – Голос был шершавый, словно кора старого дуба, но в нём чувствовалась какая-то хитринка.

Из-за ближайшей сосны появился старичок – сухонький, благообразный, с длинной седой бородой зеленоватого оттенка, на этот раз отчего-то оказавшейся заплетённой в косу. В руке он держал узловатую клюку, а из-под широкополой шляпы проглядывали настороженные глаза, похожие на угольки.

Дедко Большак щурился, разглядывая нас, и я заметил, как его взгляд на мгновение задержался на Фролове, который во все глаза тоже рассматривал лешего, которого еще недавно считал не более, чем волшебной сказкой или деревенской байкой. Судя по выражению лица Фролова, он сейчас пожалел, что не прихватил с собой чего-нибудь съестного, типа хлеба с солью – традиционный дар для лесного хозяина.

Я сделал шаг вперёд, вступая на территорию леса, и мы крепко обнялись с лешим – моим верным другом и соратником:

– Я рад тебя снова увидеть старина!

– И я тебя, товарищ мой Чума! – отозвался лесной владыка.

– Дедко, а что в лесу не так? – поинтересовался я. – Ты обычно откликался на мой зов намного раньше.

Старик заерзал, поглаживая бороду.

– Неспокойно как-то в лесу, товарищ мой Чума… После того случая с демоном, лес всё еще не восстановился от его губительного воздействия. Вот не всегда и откликается, как положено. Да и новые это владения мои, еще до конца не сжился я с ними.

Я вспомнил деревья, искорёженные силой Хаоса. Вспомнил безумные пейзажи вековечной Тьмы, от которых в пору сойти с ума. Вспомнил, что будет со всеми простаками, которые абсолютно не приспособлены к такой жизни, и умрут первыми. Хотя, и одарённые протянут ненамного дольше… И поэтому нам надо спешить.

– Вы же к Пескоройке собрались? – полуутвердительно произнёс леший. – Так и пойдёмте по-нашему, по-лесному! – Дедко Большак хитро прищурился, ткнул клюкой в сторону густых зарослей и засеменил вперёд, не оглядываясь.

Тропа, на которую он нас вывел, казалась обычной лесной тропкой – узкой, петляющей между сосен, усыпанной хвоей. Но я и мои спутники уже столько раз пользовались этой волшебной дорогой, что никто из них не обманулся в своих ожиданиях.

Был лишь один нюанс: с каждым шагом деревья вокруг будто сдвигались, открывая проход то слева, то справа, а позади стволы сразу смыкались, словно мы и не проходили там вовсе. Ветви тянулись к нам, иногда щекоча лицо, иногда – осторожно проводя по плечам, будто проверяя, свои ли мы.