Текст книги "Товарищ "Чума" 10 (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7

Октябрь подкрадывался тихо и незаметно, оставляя за собой следы сентябрьского золота и багрянца. Леса вокруг Подмосковья горели огненными кронами – березы трепетали последними желтыми листьями, а клены отчаянно бросали под ноги алые звезды.

Осенний воздух был густым от запаха опавшей листвы и едкого дыма железнодорожных составов, что нескончаемым потоком шли в сторону фронта. Черная «эмка» с затемненными стеклами мчалась по грунтовке, оставляя за собой шлейф пыли. В салоне пахло кожей сидений, махоркой и холодным металлом. Конец сентября дышал предзимней прохладой.

Дорога петляла между дачными участками, где уже опустели веранды, а в садах чернели мокрые от росы скамейки. Трава потеряла сочность, но еще держалась, поблескивая серебристыми нитями паутины на восходе. Ветер нес запах грибной сырости, прелой листвы и печного дыма – кто-то уже начал топить печи, и терпкий аромат березовых дров висел в воздухе, как приглашение к теплу и уюту.

Капитан госбезопасности Фролов, единственный из нашей команды, кто выдвинулся со мной в Москву по распоряжению товарища Сталина, сидел вместе со мной на заднем сиденье, смачно ругаясь, когда машину подбрасывало на какой-нибудь здоровой кочке. А кочек на грунтовке в Подмосковье всегда хватало.

Молчаливый водитель в черной кожаной куртке, плотно сжимал руками баранку, а его взгляд, сосредоточенный и цепкий, неотрывно следил за дорогой. Но даже его мастерства не хватало, чтобы объехать все неровности просёлочной дороги.

Я облокотился об дверцу, глядя в приоткрытое окно на мелькающие поля. Там, где ещё вчера шумела пшеница, теперь торчали редкие стебли, будто щетина на бритой голове. Ветер гнал по земле опавшие листья, и они кружились в своём завораживающем танце.

– Как всё прошло? – спросил Лазарь Селивёрстович впервые с начала пути.

Я дождался, пока водитель переключит передачу после резкого обгона грузовика с бочками и произнёс:

– Нелегко пришлось… – произнёс я, глядя на мелькающие телеграфные столбы.

Привалившись к дверце, я чувствовал, как леденящий ветер сквозь открытое окно обдувает моё все еще разгорячённое после бани тело.

– Представляю… – Фролов понимающе хмыкнул, и сжал моё плечо крепкими пальцами. – О подробностях не спрашиваю – сейчас у товарища Сталина будет подробный разбор… Только скажи, с твоими всё в порядке? Ведь без них вернулся…

– Да, всё в порядке, – кивнул я. – Посчитал, что тащить их с собой – опасно… И не ошибся. Оставил по пути в надёжном месте…

Водитель неожиданно резко затормозил. Нас с капитаном госбезопасности сорвало со своих мест и впечатало в передние сидения автомобилей. Водитель громко выругался, показывая что-то сквозь лобовое стекло. На дороге сидела ворона, огромная, с хорошую собаку размером.

Я прекрасно видел, как отливают сизым отливом её перья. Птица медленно повернула голову и уставилась на нас выпуклым и непроглядным, как настоящая чёрная дыра, глазом.

– Что за чертовщина?.. – испуганно выдохнул водитель, нажимая на клаксон.

Но ворона и не подумала улетать, она взъерошила перья и растопырила широкие крылья, громко выдав:

– Ка-а-ар!

– Вот ведь, какая тварь! – возмущенно произнёс водитель, отпуская сцепление и прибавляя газ. – Давай-ка теперь с тобой пободаемся!

Машина дёрнулась вперёд, но в тот же миг ворона взмыла в воздух с неестественной для птицы стремительностью. Чёрная тень мелькнула перед лобовым стеклом – и вдруг раздался оглушительный удар, будто кто-то швырнул в машину увесистый камень.

Никакого камня не наблюдалось, но стекло покрылось паутиной трещин, а водитель инстинктивно выжал тормоз до упора, выругавшись сквозь зубы. Нас с Фроловым вновь бросило на спинки передних сидений.

– Что за хрень⁈ – Капитан госбезопасности вскинул пистолет, его карие глаза сузились, сканируя светлеющее небо. – Это была не просто птица… Верно, товарищ Чума?

– Похоже, что так… – Я тоже почувствовал неладное. Ворона вела себя слишком… осознанно, да и стекло же она чем-то расколола. Хоть и говорят, что вороны умнейшие существа, но эта история явно из другого расклада. – Гони дальше, – сквозь стиснутые зубы приказал я водителю, собирающегося выйти для оценки ущерба. – Быстро!

Водитель, бледный, но собранный, резко включил передачу. «Эмка» с ревом рванула вперёд, вновь подбрасывая нас на ухабах. Я оглянулся – через стекло заднего вида был отлично заметен чёрный силуэт, кружащий над нами в небе.

– Она нас преследует… – изумлённо прошептал Фролов, не опуская пистолет.

– Похоже на то… – пробормотал я, и в груди уже сжимался холодный ком – я догадывался, чьи это происки.

– Может, пальнуть в эту погань? – передернув затвор, спросил Лазарь Селивёрстович, вновь взяв птицу на мушку.

– Думаю, не поможет, – мотнул я головой. – Эту птичку простой пулей не взять. Если только серебром… У тебя есть серебряная пуля, Селивёрстыч?

– Ты сейчас серьезно? – Фролов повернулся ко мне, а его глаза сузились до щелочек.

– А похоже, что я шучу? – Я хрипло рассмеялся, но тут же выругался, когда ворона снова спикировала к машине, словно чёрный клинок, со свистом рассекающий воздух.

– Ка-а-ар!

На этот раз удар пришёлся по крыше. Металл прогнулся с жутким скрежетом, будто по нему ударили кувалдой. Водитель дёрнул руль в сторону, и мы едва не вылетели в кювет. Фролов выстрелил в открытое окно, почти не целясь.

Грохот выстрела оглушил нас на секунду. Через треснутое лобовое стекло я увидел, как пуля прошила птицу насквозь, только перья полетели. Но это абсолютно не причинило ей никакого вреда, разве что траекторию полета немного сбило. Ворона лениво взмахнула крыльями и продолжила кружить над нами с какой-то жуткой, почти издевательской неторопливостью.

– Да её… реально что ли пулей не взять⁈ – возмущенно воскликнул водила со своего места, тоже прекрасно разглядевший точный выстрел Фролова.

– Вот и ответ… – Я сглотнул, чувствуя, как волосы на затылке медленно поднимаются. За себя я особо не боялся, а вот товарищ капитан с водителем могли серьёзно пострадать. – Это не просто птичка. Это… посланник с предупреждением…

– Чей посланник⁈ – Фролов резко повернулся ко мне.

Я не ответил. Вместо этого достал из внутреннего кармана маленький мешочек с заговорённой солью – старый ведьмовской трюк, которому я научился еще на заре своей колдовской карьеры.

– Держи руль ровно! – рявкнул я водителю и, приоткрыв окно пошире, швырнул щепотку соли в воздух, направляя её мелкие песчинки потоком скастованного ветра точно в сторону проклятой птицы.

Когда облачко соляной пыли достигло вороны, раздался громкий хлопок, будто лопнул детский воздушный шарик. Ворона болезненно каркнула – и отпрянула, спикировав куда-то в сторону. Но не улетела. Однако, так просто от осевшей на её перьях соли ей не отделаться. Наконец она ушла в глубокое пике, а её чёрная тень размазалась в клубах поднятой пыли и исчезла.

– Так, дела-а-а… – протянул Фролов, медленно опуская пистолет и вперившись в меня взглядом. – Значит, ты знаешь, с чем мы имеем дело.

– Догадываюсь, – произнёс я глухо. – И если это он… то это только начало.

Наступившая следом за этими словами тишина, разбавлялась только натужным урчанием мотора и свистом ветра в раздолбанном стекле.

А мы уже подъезжали к окраинам Москвы. На горизонте замаячили трубы заводов, а потом и первые сталинские высотки – серые и острые, как зубы дракона, торчащие из земли. Утренний город мы проскочили быстро, и вскоре перед нами открылась громада Кремля – красная, как старая густая кровь.

Наш автомобиль остановили у Боровицких ворот. Офицер НКВД, щурясь от ярких лучей восходящего солнца, сухо спросил документы, настороженно пялясь на вдавленную крышу и разбитое стекло. Фролов что-то пробурчал ему в ответ, сунув под нос «пропуск-вездеход» за личной подписью товарищей Сталина и Берии, и нас немедленно пропустили.

Через несколько минуту мы уже шли по пустынным кремлёвским коридорам, где каждый шаг отдавался затяжным эхом. Дежурный офицер провёл нас в приёмную с неизменным и постоянным секретарём Сталина – Александром Николаевичем Поскрёбышевым.

Заметив наше появление, Поскрёбышев удовлетворённо кивнул, словно хорошим знакомым, и произнёс:

– Проходите, товарищи! Иосиф Виссарионович вас ждёт!

Кабинет Сталина встретил нас тяжёлым запахом табачного дыма, который висел в кабине сплошной стеной, забивая все остальные ароматы. Сам Иосиф Виссарионович стоял у окна и задумчиво курил трубку. Его взгляд был тяжёлым, но в уголках глаз светилась едва уловимая искорка интереса.

Рядом, в тени, притаился Лаврентий Павлович Берия – его оценивающие и холодные, как у змеи, глаза, скользили по мне и Фролову, поблескивая за стеклами круглых очков-велосипедов.

– Ну, вот и наш герой… – произнёс Сталин, улыбаясь.

Если наложенный мною морок действовал и на Берию, и на Фролова, заставляя их видеть привычный образ стареющего вождя, то я прекрасно видел, цветущий и подтянутый вид молодого Иосифа Виссарионовича.

– Здравия желаю, товарищ Верховный главнокомандующий! – синхронно с капитаном госбезопасности бодро поприветствовали мы вождя.

– Не кричите, товарищи, – поморщился от звука наших луженых глоток Иосиф Виссарионович, а затем подошел и крепко обнял меня.

– Молодэц, что вижил, товарищ Чума! Садитэсь, товарищи, – отпустив меня, произнёс вождь, – разговор у нас будэт долгим. Не так ли, товарищ Берия? – с прищуром посмотрел он на наркома.

– Так точно, долгим, товарищ Сталин, – отозвался из тени Лаврентий Павлович. – А что произошло с вашим автомобилем? – неожиданно спросил нарком внутренних дел. Похоже, что охрана Кремля уже доложила о раздолбанной в хлам машине. – На вас напали по пути? Кто? Диверсанты?

– Так точно, товарищ нарком государственной безопасности! – оттарабанил Фролов. – Во время пути на служебный автомобиль было совершено нападение… вороной… – смущенно добавил он, зная, какую реакцию у слушателей вызовет своим заявлением.

– Вороной? – Берия медленно поднял бровь. – Всего лишь одной вороной?

В кабинете повисло напряженное молчание. Сталин, не меняя выражения лица, выпустил кольцо дыма и неспешно занял своё место во главе стола.

– Товарищ Фролов, вы уверены? – спросил он тихо, но так проникновенно, что у капитана госбезопасности мурашки пробежали по спине.

Лазарь Селивёрстович замер, словно почувствовав, что сказал что-то не то. Он нервно облизнул пересохшие губы. Его пальцы непроизвольно сжали фуражку, которую он держал в руках, оставив на ней влажные отпечатки.

– Товарищ Сталин, я… – начал Лазарь Селивёрстович, но Берия перебил его резким жестом.

– Капитан… – Голос наркома звучал как острое лезвие конька, с хрустом вспарывающее лёд, – может быть, вам стоит пояснить? Что это за ворона такая, что чуть не сплющила служебный автомобиль в лепёшку?

В воздухе запахло опасностью. Я видел, как капельки пота выступили у Фролова на висках. Его глаза метались между мной, Сталиным и Берией, словно ища спасения.

– Лаврентий Павлович, – я вступил в разговор, стараясь снять возникшее напряжение, – вы же прекрасно поняли, что это была не простая ворона? Ну, и зачем же так нагнетать?

Сталин медленно повернул ко мне голову, его глаза загорелись холодным любопытством:

– Продолжайте, товарищ Чума.

– Это был… посланник… наблюдатель, посланный по мою душу одним псевдоархангелом… – произнес я и заметил, как пальцы Берии непроизвольно дернулись. – Но на самом деле он демон…

– Псевдоархангел? – Сталин отложил дымящую трубку в пепельницу и прищурился. – Это не тот ли трехметрового роста и с железными крыльями, о котором нам разведка докладывала?

– Так точно, товарищ Сталин, – четко отрапортовал я, – он самый, падла!

– Ну, вот, Лаврэнтий Павлович, а ты верить не хотел, – Иосиф Виссарионович по-отечески пожурил верного наркома. – Больше доверять надо людям, товарищ нарком!

Берия резко выпрямился, его лицо стало каменным:

– Виноват, товарищ Сталин! Исправлюсь!

– Значит, товарищ Чума, дэмон под видом архангела… – задумчиво произнёс Иосиф Виссарионович, вновь вынув трубку из пепельницы и глубоко затянувшись. – А вам нэ кажэтся, товарищи, что надвигается нэчто серьезное, если одна из сторон рэшилась проявить себя так открыто? – проговорил он, и впервые за весь разговор в его голосе проскользнуло что-то, напоминающее тревогу. – Они тысячелетиями нэ выходили из тэни…

Сталин задумался, медленно постукивая пальцами по столу. Я видел, как его взгляд стал глубже, тяжелее – будто за мгновение он перебрал десятки вариантов и последствий. Я не стал забираться в его голову, чтобы их прочитать – сам скажет.

– Если дэмоны уже действуют столь открыто, значит, баланс «потусторонних» сил нарушен, – продолжил Сталин, хмуро глядя на дым, струящийся от трубки. – И, если они идут на такой риск, значит, где-то есть слабое место… или, наоборот, угроза, которую они спешат устранить.

– Так точно, товарищ Сталин, угроза имеется, – произнёс я. – Только чтобы понять, мне нужно рассказать вам всё – с того самого момента, как мы со старшим лейтенантом Чумаковым вылетели на задание из аэропорта.

– Ну, так для этого мы и собрались, товарищи, – усмехнулся Сталин, чтобы послушать о ваших гэроических подвигах, товарищ Чума… Уничтожение огромных сил противника на Тарасовско-Покровском направлении ваша работа?

– Так точно, товарищ Сталин…

– Сиди-сиди! – опередил мое желание подняться Иосиф Виссарионович. – Тебе за этот подвиг и «Золотой звезды» мало. Там такие силы были сосредоточены… А без них наши войска проломили оборону фрицев на нескольких участках фронта, и погнали фрицев взашей! Нэужели всю эту свору послали за тобой?

– Думаю, что да…

– Да за такое оружие, которым ты их… Что это было?

– «Гнев Господень», товарищ Сталин, – скрывать это мне не было никакого смысла. – Именно с его помощью были стёрты с лица земли Содом и Гоморра.

– Ошалеть… – выдохнул Берия, нервно постучав ногтем по ручке кресла. – И никакого ядерного проекта[1] не надо… Простите, товарищи… Но это просто немыслимо!

– Вот что, товарищ Чума, давай-ка ты с самого начала, – произнёс вождь, поудобнее устраиваясь в кресле. – Расклад сил вероятного противника надо разобрать досконально.

Ну, я и начал, так сказать, с самого начала: как нас подбили, как мы спаслись, как набрели на усадьбу Вольги Богдановича, оказавшегося, кроме всего прочего моим кровным родственником. Рассказал в подробностях и про спасение Глаши с Акулиной, про вербовку трёхсотлетней ведьмы Глории, про спасение деда Маркея и отца Евлампия, выживших из всего отряда товарища Сурового, про встречу с Черномором.

Дальше пошел рассказ о нашем совместном уничтожении целой орды фрицев, о противостоянии с псевдоархангелом, о бегстве от него, а следом о нападении этого демона на поместье, и о нашей дороге в Москву с промежуточной остановкой в мире Хаоса. Ну, и на сладенькое – о вороне, едва не сплющившей автомобиль словно паровым катком.

По мере моего повествования глаза у слушателей (всех без исключения) становились всё больше и больше. А к его концу едва совсем не повылазили из орбит. Но меня никто не подумал остановить, либо усомниться в моей правдивости. Похоже, что репутацию себе у руководства страны я заимел безупречную.

– Ну… товарищ Чума… – произнёс Иосиф Виссарионович, изумлённо качая головой после того, как я замолчал. – Иные и за дэсять жызнэй такого нэ пэрэживут, как ты за пару-тройку нэдэль. Похожэ, что с твоим появлением мир становится совершенно иным…

[1] Разработка ядерной бомбы в СССР началась в начале 1940-х годов, с конкретных шагов, предпринятых в 1942–1943 годах. После получения разведывательных данных об американских и британских разработках, а также писем советского физика Георгия Флерова, указывающих на необходимость продолжения исследований, советское руководство приняло решение о возобновлении работ по атомной энергии. 28 сентября 1942 года ГКО (Государственный комитет обороны) издал постановление об организации урановых исследований (а на дворе у нас как раз конец сентября).

Глава 8

Товарищ Сталин медленно выдохнул дым, задумчиво наблюдая, как кольца табачного аромата растворяются в воздухе кабинета. Его глаза, обычно такие проницательные, сейчас казались «глубже» обычного – будто в них отражались не стены кабинета Кремля, а бездны иных миров, о которых я только что рассказал. На мгновение мне даже показалось, что он – одарённый… Но, нет – он был обычным человеком.

– Товарищ Чума, – наконец произнёс вождь, откладывая трубку. – Ты понимаешь, что всё это… это нэ просто история. Это стратегическая информация. Если демоны рвутся за тобой и рядятся под архангелов, если древние силы вдруг ожили – значит, и мы должны действовать… не так… Не как солдаты на фронте, а как… – он запнулся, подбирая слово, – как участники совершенно другой войны. Но и о первой забывать не следует! Сдаётся мнэ, она – прямое следствие другого противостояния.

Берия, до сих пор молчавший, резко встал, словно его наконец прорвало:

– Иосиф Виссарионович, это же… это же прямая угроза! Если какой-то ворон может играючи давить машины, если демоны могут имитировать небесных посланников – как нам от этого защищаться? Я совершенно не понимаю, как этому противостоять!

– Ошибаешься, Лаврентий, – тихо сказал Сталин. – Всё ты прэкрасно понимаешь. У нас есть он…

Все взгляды устремились на меня.

– Товарищ Чума уже показал, что способен успэшно противостоять этим силам. А значит, его знания, и его… э-э-э… нэобыкновенные способности – это и есть наше оружие.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не страх, нет. Но осознание того, что теперь на мои плечи ложится куда больше, чем я до этого предполагал.

– Вы хотите, чтобы я…

– Ми хотим, чтобы ты ускорил процесс создания спецподразделения, – спокойно произнёс Сталин. – Нам срочно нужны люди… силовики-энэргетики… из тех, кто может видеть то, что скрыто. Кто сможет сражаться не только с фрицами, но и с тем, кто стоит за ними. И несколькими одарёнными здэсь не обойтись…

Молчание повисло в воздухе.

– И где же мы их столько найдём? – тихо пробормотал товарищ Берия.

Сталин постучал трубкой в пепельнице, выбивая пепел из чаши и вдруг усмехнулся:

– Как-то же товарищ Чума нашёл ещё одну ведьму? И до этого привел к нам ведьмака товарища Тома, и товарища Трефилова со старшим лэйтенантом госбэзопасности Чумаковым, которые тоже обрели эти чудесные способности. И попа, который выжил в аду. Думаю, он знает, гдэ искать остальных.

Я глубоко вздохнул, работы предстояло много:

– Так точно, товарищ Сталин. Я постараюсь найти.

– Тогда дэйствуй, – резко сказал вождь. – Время работает против нас.

И в его глазах снова мелькнула та самая тень – та, что бывает у человека, который уже видит грозовые тучи на горизонте. Но не в коей мере не собирается отступать.

– Товарищ Берия, – продолжил Сталин, повернувшись к наркому, – как продвигаются работы у товарища Трэфилова? Вэдь запуск его машины тоже помог бы снять нэхватку силовиков в наших рядах.

– По заверениям самого профессора, – ответил Лаврентий Павлович, – а проверить это мы, к сожалению, не в состоянии – он единственный специалист в этой области, работы продвигаются успешно…

– Товарищ Чума, – вождь кивнул Берии и повернулся ко мне, – я прошу вас тоже подключиться к работе профессора, чтобы постараться форсировать его разработки. Жаль, что ваша супруга не сможет присоединиться к нему в ближайшее время…

– Я думаю, товарищ Сталин, что в ближайшее время у нас появятся новые разработки в магической области. У моей супруги, как я говорил, появился отличный учитель и напарник. Я считаю необходимым, чтобы кто-то перенял его бесценный опыт… Лучше бы, конечно, это был одарённый, да еще и с задатками исследователя… и такой, которому мы могли бы всецело доверять…

– Форсируйте введение «в строй» изобретение Бажена Вячеславовича – и такие люди у вас появятся! – вновь напомнил Иосиф Виссарионович. – И вот что я еще подумал, товарищ Чума… – Сталин наклонился вперед, положив локти на стол, и его глаза засверкали тем самым стальным блеском, который заставлял трепетать даже самых закаленных политиков.

Присутствующие в кабине Берия и Фролов тоже непроизвольно напряглись.

– Ты сам видел, что враг наш… – медленно продолжил Иосиф Виссарионович, делая паузы между словами, – нэ человэческий. И если бэсы осмеливаются прикрываться ликами ангелов, значит… Значит нам нужэн настоящий щит! А что является щитом против бэсов и дэмонов, товарищи?

Сталин резко встал, прошелся по кабинету, покусывая мундштук опустевшей трубки.

– А щит этот – наша Вера, товарищи! Мы глупо тратили силы, борясь с церковью. Время показало: попы нэ сбэжали за границу и нэ предали родину, нэ считая горстки рэнэгатов. Священники в окопах, они рядом с красноармейцами плечом к плечу защищают нашу страну от фашистских захватчиков! Они служат молебны и хоронят наших солдат под свист пуль….

Иосиф Виссарионович резко остановился и пристально посмотрел мне в глаза:

– Отец Евлампий, которого ты спас – разве он враг?

Берия хотел что-то сказать, но Сталин жестко оборвал его взглядом.

– Нет. Он – наш! Лаврэнтий, – вождь перевел взгляд на наркома, – ты сам докладывал: в блокадном Ленинграде священники делятся последним куском хлеба с голодными. Во время бомбежек выносят раненых из-под обломков. Это ли не доказательство их преданности?

– Но… товарищ Сталин, – попытался вставить Берия, – наша идеология…

– В жопу такую идэологию! – грубо перебил наркома Иосиф Виссарионович. – Свои ошибки нужно уметь признавать! А мы ошибались… Сыльно ошибались… Может быть, поэтому истинная Тьма и открыла нам своё настоящее лицо… А что объединяет людей перед лицом Тьмы? Вера, Традиция и Дух! – Вождь ударил кулаком по столу, заставив вздрогнуть даже меня.

Берия, так тот вообще побледнел, словно полотно – таким раздражённым он не видел вождя, наверное, с самого начала войны.

– Хватит лжи… Завтра же подготовить указ о прекращении преследований церкви. Пусть храмы вновь откроются, пусть звонят колокола, пусть священники молятся во славу нашего оружия и победы! Пусть знают все – если против нас восстали силы Тьмы, то с нами Бог!

Тишина повисла тяжёлым покрывалом. Да… Я, конечно, рассчитывал на такой поворот, но… чтобы он случился так резко и внезапно… даже и помыслить не мог!

– А иначэ… – вождь хрипло рассмеялся, – какой смысл называться Святой Русью, если мы сами свою святость растоптали?

Возражать против этого заявления никто не стал.

– Конечно, будет сложно объяснить всё это нашим товарищам… Особенно старым большевикам… Но тяжёлые времена требуют нэпростых рэшений! – И ещё… – Сталин опять повернулся ко мне. – Ты, товарищ Чума, теперь не просто солдат, если сам Господь вручил тебе силу, способную уничтожать целые города…

– Простите, товарищ Сталин, – пришлось мне перебить вождя, – Господь здесь совершенно ни при чём. Он не вручал мне ничего, даже разрушительный «Гнев». И моя сила происходит совсем из другого источника… Вот сила отца Евлампия – точно от Творца.

– Спасибо, товарищ Чума… – Медленно произнёс Иосиф Виссарионович. – Я совсэм об этом забыл…

От его слов, тяжёлых, словно неподъемные валуны, по спине побежал неприятный холодок. Впервые я видел, как вождь… колебался. Я вновь не стал заглядывать в его мысли, хотя подозревал, что это решение не будет легким.

Холодный осенний ветер шевелил занавески на окнах и гнал по улицам опавшие листья, словно напоминал: зима близко. Но в кабинете Сталина было душно – тяжелое, наэлектризованное молчание, будто перед грозой. Товарищ Сталин медленно ходил по кабинету, не выпуская погасшую трубку из зубов. Его тень, вытянутая в лучах восходящего солнца, казалось огромной, двигаясь следом за ним на противоположной стене.

– Товарищ Чума, – произнёс наконец вождь, не оборачиваясь, – ты говорил, что твоя сила – не от Бога… – Иосиф Виссарионович развернулся и пристально посмотрел мне в глаза. – Но разве это так важно?

Я почувствовал, как все присутствующие – Берия и Фролов напряглись, ожидая ответа.

– Моя сила – от Тьмы, – произнёс я спокойно. – По крайней мере, так утверждали все известные мне источники… Скажу честно, мне совершенно не по душе такая трактовка, но… Иного объяснения я пока не нашёл. И я считаю, что отказываться в данный момент от этой силы – настоящее преступление!

– Ты предлагаешь… – тихо произнёс Берия, – договориться еще и с самим Сатаной?

– Нет, Лаврентий Павлович – ничего подобного! Я не служу Тьме. Я лишь использую силу, данную ей. Так же, как мы используем вражеские трофеи в этой войне – немецкие танки, пушки, автоматы и винтовки… Разве это делает нас фашистами?

– Хочэшь сказать, – тягуче произнес товарищ Сталин, – всё равно какой рукой вбивать осиновый кол в сердце нэчисти – святой или проклятой? И само Зло можно натравить против Зла?

– Именно так, товарищ Сталин! – не моргнув глазом выдал я.

– Война на два фронта – опасная игра, товарищ Чума.

– Война – это всегда опасная игра, Иосиф Виссарионович.

Сталин медленно кивнул:

– Хорошо, действуй. Зло во имя Добра… – Он не договорил. Да это, в общем-то, было не нужно – все присутствующие и без этого прекрасно поняли. Война предстоящая, а вернее, уже идущая война теперь была не только против людей. И нам предстояло вести боевые действия «на всех фронтах».

«Зло во имя добра» – это не компромисс, а мой… теперь уже наш осознанный выбор. Если враг играет «грязно», то вся твоя святость – роскошь, которую ты не можешь себе позволить. И товарищ Сталин это прекрасно понимал: чтобы победить Тьму, иногда нужно самому на мгновение стать частью её.

Тишина повисла тяжелым саваном, словно сама комната затаила дыхание. Сталин медленно опустился в кресло, его пальцы постукивали по подлокотнику, словно отсчитывая никому не слышимый ритм.

– Ты уверен, что сможешь удержать эту силу под контролем? – спросил наконец вождь. Его голос был тихим, но каждый слог резал воздух, как лезвие.

Я почувствовал, как в груди сжимается что-то холодное. Не страх – нет, я давно перестал бояться. Скорее… предчувствие.

– Нет, – ответил я честно. – Но у меня нет другого выхода, товарищи. Вход в ведьмаки – рупь, а выход не два, и даже не десять! Выход вообще не предусмотрен.

Вождь резко повернулся. Его глаза, тёмные и пронзительные, будто сканировали меня насквозь.

– А если эта Тьма поглотит тебя? Если однажды ты проснёшься и поймёшь, что уже не отличаешь врагов от своих?

Я молчал, поскольку Иосиф Виссарионович был прав в своих опасениях. Они преследовали меня постоянно. Но ответа на эти вопросы у меня не было.

– Тогда мы его прикроем, – неожиданно вступил Фролов. Его голос, обычно спокойный, сейчас звучал жёстко. – Если товарищ Чума сорвётся, и мы это поймём – я лично всажу ему пулю в лоб.

– Смело, Лазарь Силивёрстович, – усмехнулся я, пожимая руку капитану госбезопасности, – но честно. Только я не уверен, что к тому моменту пули меня возьмут…

Берия хмыкнул:

– Действительно, если он к тому моменту уже превратится в нечто… большее, чем просто человек? Вернее, ведьмак…

– Тогда мы найдём другой способ, – сказал Сталин, наконец опуская трубку на стол. – Но пока… мы воюем. И если Тьма даёт нам шанс – мы его берём!

Он подошёл ко мне вплотную, и внезапно его рука легла мне на плечо – тяжёлая, как смертный приговор.

– Только запомни, товарищ Чума: или мы… или они…. Третьего не дано.

Я кивнул. В голове пронеслось: «А что, если этот выбор уже сделан за меня?»

Но вслух я произнёс сакраментальное:

– Служу Советскому Союзу!

Сталин отпустил меня и шагнул к карте на стене, где алыми флажками были отмечены линии фронтов.

– Лаврэнтий, – бросил он через плечо, – подготовь список. Нам нужны все, кто сталкивался с… необычным. Колдуны, знахари, шаманы – те, кого народ называет «видящими». Если мы вступаем в эту войну – нам понадобится каждый…

Сделаем, товарищ Сталин! – Берия коротко кивнул.

– И еще… – голос вождя прозвучал сухо. – Срочно поднять исторические архивы по всем сверхъестественным явлениям – и пересмотреть. Особенно дела о колдовских процессах со времён Петра Первого… Ивана Грозного… Нет! Все, какие найдутся!

Лаврентий Павлович кивнул, но в его глазах мелькнуло что-то тревожное – будто-то бы он уже видел те документы и знал, что там такое, отчего даже у него, человека с железными нервами, пробежали бы мурашки.

– А что насчёт церкви… – начал было нарком, но Сталин резко поднял руку:

– С церковью – как решили ранее. Если даже их святые – реальность, то они нам сейчас больше нужны как союзники, чем как враги.

В этом и заключалась вся гениальная логика товарища Сталина: прагматизм, перемалывающий даже чудеса в жерновах стратегии выживания Союза Советских Социалистических Республик.

– Иди, Лаврентий Павлович, – произнёс вождь, – не буду больше задерживать – у тебя и так накопилось слишком много дел.

– Слушаюсь, товарищ Сталин! – Дверь кабинета с тихим скрипом закрылась за Берией, оставив нас втроем: Сталина, Фролова и меня.

– Товарищ Чума, – внезапно сказал вождь, – у меня к тэбе личный вопрос… Как ты справляешься… с этой Тьмой внутри тэбя?

Я замер – такого поворота я не ожидал.

– Я стараюсь не думать об этом, – ответил я честно. – Если сильно заморочиться, недолго и с ума сойти.

Сталин кивнул, будто мои слова лишь подтвердили его догадки. Его взгляд, тяжёлый и неумолимый, будто взвешивал каждое моё слово.

– Ты молод, и ты романтик. Но война не терпит романтики. Ты – оружие, товарищ Чума. Тебе поможет только жесточайший контроль!

Да, пусть с первым и вторым товарищ Сталин ошибся, считая меня совсем юным, но с жесточайшим контролем – это он попал в самое яблочко. Без него я бы уже давно захлебнулся Тьмой и с радостью перешёл на «другую сторону», как это и положено обычным ведьмакам.

– В прошлый раз ты докладывал, – вождь подошёл к окну, за которым медленно разгоралось утро, – что немцы тоже пробуют… договариваться с этой Тьмой.

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил я. – И они уже достигли значительных успехов.

Сталин повернулся, и в его глазах вспыхнул холодный огонь.

– Ты должен быть быстрее. Сильнее. Безжалостнее. Потому что если их «договор» состоится – мы проиграем не только войну. Мы проиграем всё, товарищи… До сих пор не могу поверить, что всё происходящее с нами – реальность, – признался «под занавес» вождь.

– А вы знаете, товарищ Сталин, – неожиданно произнёс Фролов, – моя бабка говорила: когда земля перенасыщается смертью, она… пробуждает древние силы. И хорошие, и дурные…

– Возможно, товарищ Фролов, возможно… – Сталин вновь медленно прошелся по кабинету. – Главный вопрос – в каких руках окажутся эти силы? Когда умирает Свет… Тьма приходит сама собой, – тихо произнес он. – Мы стоим на пороге новой эры, товарищи. И я не знаю, готово ли к ней человечество.