Текст книги "Товарищ "Чума" 9 (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

После возвращения из родового святилища мы с Глашей попытались заснуть. Но, то ли нервное возбуждение после встречи с прародителем, то ли не столь уж далёкая канонада, всю ночь озарявшая горизонт огненными вспышками, так и не дали нам нормально выспаться.

Правда, временами, сам того не замечая, я проваливался в конкретное забытьё, совершенно не осознавая ничего вокруг. А вот Глаша так и не смогла заснуть ни на минутку. Когда я в очередной раз пришел в себя, луна еще просвечивала сквозь свинцовые тучи, бросая на пол полосы бледного света.

Глаша сидела на краю кровати, прижав голые ступни к холодному паркету. В руках она держала шёлковую мерную ленту, которую где-то нашла в дедовом доме. Я заметил, как подрагивали её пальцы при замере окружности живота. Она раз за разом натягивала ленту, но цифры предательски «ползли вверх».

– Опять вырос… – заметив, что я проснулся, прошептала она, глядя на живот с немым ужасом. – За ночь ещё на три сантиметра. Как так?

Я обнял её за плечи, почувствовав под ладонью её нервную дрожь.

– Может, ошиблась? – Я попытался её успокоить, хотя сам понимал – нет, не ошиблась.

Глаша качнула головой и резко встала, отбросив ленту в сторону.

– И еще он движется. Постоянно. Будто… будто торопится выбраться…

Тут же её живот дёрнулся – под кожей чётко обозначился выпуклый бугорок, будто кулачок или пятка упирались изнутри. Но не с той нежностью, с какой шевелится обычный ребёнок. Словно наш малыш бил в стенку, не соизмеряя своих сил.

– Вольга Всеславич говорил, он сильный… – пробормотал я, глядя, как кожа на животе Глаши натягивается под странными и страшными углами.

Глаша резко охнула, и в её глазах вспыхнуло что-то дикое, почти звериное.

– А если… если он… не поместится?

Мы оба замолчали. В воздухе повис неозвученный страх: что, если это не просто ускоренный рост? Что, если он действительно не остановится?

В эту секунду за окном оглушительно грохнуло – не артиллерия, а настоящий гром. Дождь хлынул стеной, и ветер захлопал распахнутыми оконными рамами с такой силой, что стёкла задрожали. Я подскочил с кровати и побежал их закрывать, а Глаша вновь вскрикнула и схватилась за живот.

– Снова… – она задыхалась от нервного напряжения. – Рома, мне больно!

Я прижал ладонь к её животу и почувствовал, как сильно вращается в её утробе наше дитя, причиняя боль своей матери. Нужно было срочно что-то предпринять, пока не случилось чего-то непоправимого.

Когда Глаша громко застонала, сжимая простыни в кулаках, в углу комнаты что-то тихо прошелестело. Я обернулся. Тень у книжного шкафа сгустилась, приняв неясные очертания крепкого и высокого, но слегка сгорбленного старика с желтыми глазами. Возможно, что мне показалось, но зрачок у нежданного гостя был узкий и вертикальный.

– Не бойся, мой далёкий потомок, – прошелестел знакомый голос, – я пришёл помочь! Вы сами не справитесь.

Глаша не видела его – её глаза были закрыты от боли, но я узнал голос древнего чародея – прародителя моего рода.

– Вольга Всеславич?

– Зови меня дедом. – Тень качнулась в ответ. Лишь теперь я четко разглядел в ней знакомые черты старого князя-волхва – того самого, с кем встречался в родовом святилище всего лишь несколько часов назад. Но на его лице не было ни доброты, ни спокойствия. Только озабоченность.

– Почему он растёт так быстро? – выпалил я. – Он так может убить свою мать!

– Она простая смертная, а ребенок не может ждать, – проскрипел он в ответ. – Кровь Ящера взывает к нему. Торопит. Рядом каждое мгновение умирают люди. Тысячи и тысячи смертей будоражат его силы…

Глаша вскрикнула резче прежнего, а её живот на этот вздулся ещё сильнее, едва не прорывая кожу.

– Нет! – Я бросился к своей любимой, но тень метнулась быстрее. Холодные пальцы духа древнего чародея схватили меня за запястье и буквально отбросили в сторону.

– Не путайся под ногами, внучок! Твоих сил не хватит, чтобы остановить это…

И я понял – не просто так прародитель явился нам в комнату, и не просто так пообещал свою помощь. Мне пришлось вцепиться в комод, чтобы не упасть, когда комната внезапно качнулась, словно палуба корабля в шторм.

– Что… что происходит? – прошептала Глаша, ее лицо было мокрым от слез и пота. Вольга Всеславич не ответил. Он уже склонился над невесткой, а его полупрозрачные руки легли на её раздувшийся живот. От прикосновения древнего волхва кожа жены начала… светиться. Сначала слабым голубоватым отсветом, потом все ярче, пока не стала похожа на пергаментный фонарь с бьющимся внутри пламенем.

– Дед, что ты…

– Тихо! – рявкнул он, не отрывая взгляда от живота. – Не под руку… Сейчас тебе будет очень больно, девочка моя, – предупредил Вольга Всеславич, и в его голосе впервые прозвучало что-то вроде жалости. – Но ты должна сама пережить это…

Глаша застонала, ее тело выгнулось в неестественной судороге. Ослепительная вспышка света разрезала тьму, и мир на мгновение словно бы раскололся. Комната заполнилась грохотом, будто где-то рядом рушились скалы. Я упал на пол, оглушённый и ослеплённый.

Последнее, что я увидел перед тем, как комната взорвалась ослепительным светом – как прародитель моего рода разорвал, как мне показалось, саму ткань пространства своими скрюченными пальцами, и сквозь эту дыру хлынул настоящий океан силы – незнакомый, древний, и пахнущий отчего-то тиной и медью.

Когда зрение вернулось, передо мной предстало нечто странное – Глаша парила в воздухе! Её тело, всё ещё изогнутое в мучительной судороге, медленно вращалось, омываемое потоком силы, призванной духом прародителя. Вольга Всеславич стоял рядом, его тень теперь казалась плотнее, почти материальной. Руки предка были подняты в странном ритуальном жесте, а глаза – яростно горели.

Комната наполнилась густым ароматом полыни и мокрого камня. Прародитель распахнул руки, и его тень вдруг вытянулась по стенам и побежала по потолку. Глаша ахнула – её живот теперь был обвит синеватыми прожилками, пульсирующими в такт её учащённому сердцебиению. Она содрогнулась, её тело напряглось в последней мучительной судороге – и вдруг… всё затихло.

Воздух в комнате стал тяжелым, словно перед грозой. Её живот, ещё секунду назад будто готовый лопнуть, начал медленно опадать. Кожа, растянутая до предела, постепенно возвращалась в нормальное состояние, а пугающие выпуклости под ней исчезли, будто их и не было.

– Что… вы сделали? – прошептала Глаша, вернувшись обратно на кровать.

Вольга Всеславич отступил на шаг, его жёлтые глаза сузились:

– Кровь Ящера получила свою жертву, а ваш малыш – успокоился. Его время действительно ещё не пришло.

Я подбежал к жене и осторожно обнял её за плечи. Её тело дрожало, но боли уже не было – только глубокая, неестественная усталость.

– Значит, наш ребенок не родится сегодня? – Я не мог этого не спросить.

– Нет, – старый волхв провёл ладонью по воздуху над животом Глаши, и я увидел, как под её кожей на мгновение вспыхнул слабый золотистый свет. – Он не будет сильно спешить…

– Но почему?

Дух чародея покачал головой, и в его голосе вдруг прозвучало что-то вроде досады:

– Он силён, твой сын. Даже сильнее, чем я ожидал. Но даже ему нужно время, чтобы… обуздать свою природу.

Глаша закрыла глаза, под которыми пролегли тёмные тени. Её дыхание выровнялось – она заснула.

– Он будет обычным ребёнком? Или…

– Обычным? – Вольга Всеславич усмехнулся, не дав мне договорить. – Нет, и это ты уже не сможешь изменить! – С этими словами тень начала растворяться, будто утренний туман.

– Подожди! – Попытался я получить ответ и на этот вопрос. – А что нам теперь делать?

– Ждать, – прозвучал уже почти неслышный шёпот. – И беречь его…

А потом дух прародителя ушел. Комната снова наполнилась обычными звуками – поскрипыванием половиц под моими ногами, шумом дождя за окном… и ровным дыханием Глаши, которая, наконец, спокойно спала. Я осторожно положил руку на её живот, в котором спал наш сын.

Живот под моей ладонью была теплый и «гладкий», никаких следов, как и повторения ужасных событий не я не наблюдал. Только легкое пульсирование – слабый, но уверенный ритм жизни ребенка внутри моей любимой.

Я никак не мог оторвать взгляда от её лица. Глаша выглядела хрупкой, почти прозрачной, как будто её тело отдало все силы на эту борьбу. Но в уголках её губ уже виднелось что-то вроде намёка на улыбку – будто во сне она чувствовала, что самое страшное позади.

За окном вновь ослепительно сверкнуло и грянул гром. Стекла испуганно задрожали от удара. Дождь усилился, струи воды хлестали по подоконнику, но мне вдруг стало тепло и уютно. Пусть всего лишь на какое-то мгновение, но я почувствовал себя по настоящему счастливым. Однако, вопросы остались…

«Он не будет обычным ребёнком», – эти слова крутились в голове, пульсируя и переплетаясь вместе с тревогой и странным, щемящим предвкушением. Что это значит? Будет ли он похож на нас с Глашей? Или на него – на прародителя с его жёлтыми глазами и тенью, которая жила собственной жизнью?

Я откинулся на изголовье кровати и закрыл глаза. Усталость накрыла меня волной, но сон не шёл. Вместо этого перед глазами снова всплывали обрывки увиденного: разрыв в реальности, океан древней силы, пальцы Вольги, искривленные в жесте, который явно не принадлежал «обычной» человеческой магии.

А ещё – этот запах. Тина и медь. И это непонятное: кровь Ящера получила свою жертву… Что это было? Чего мы еще не знаем? Я вздрогнул, когда Глаша шевельнулась во сне и невнятно пробормотала что-то. Её рука непроизвольно легла поверх моей, всё ещё лежавшей на её животе.

– Всё будет хорошо, – прошептал я, хотя сам и не был до конца в этом уверен. Но одно я знал точно – наш мир только что изменился. И теперь мы будем ждать и беречь нашего ребёнка.

К утру мне тоже удалось задремать. Пусть и немного, но я отдохнул и привел себя в какой-никакой, а порядок. Разбудил меня, как ни странно, мой мертвый дедуля, а не поднявшаяся раньше Глафира Митрофановна. Когда я открыл глаза и увидел перед собой «слегка» порченную разложением физиономию дедули, я чуть было не залепил по ней «воздушным кулаком».

– Напугал, старый чёрт! – выругался я, сумев удержать на кончиках пальцев едва не сорвавшееся заклинание. – Чуть не зашиб же тебя спросонья!

– Ну, не зашиб же! – отмахнулся от моего колдовства, как от досадного недоразумения, Вольга Богданович. – Да и не прошибёшь ты меня этим «кулаком», – опознав развеянный конструкт, презрительно поморщился он. Отчего его и без того страшная физиономия, стала еще отвратительнее.

Но я уже к этому привык, так как пользоваться мороком дедуля пока отказывался – типа, невместно настоящему воину-князю прихорашиваться, словно красной девице. Я потихоньку продолжал его уговаривать. Ведь если я устрою свою базу в Пескоройке, некоторых сотрудников нашего нового «энергетического ведомства» к такому с кандачка не подготовить.

Дедуля же между тем тяжело «вздохнул» (так-то мертвые не дышат) – звук получился сухим и потрескивающим, будто в его мумифицировавшихся легких пересыпался песок.

– Давай, просыпайся, внучек! – Он ткнул в меня костлявым пальцем, от которогоу меня по всему телу побежали мурашки. – Дело есть.

Я сел на кровати, огляделся – Глаши рядом не было.

– Да не ищи – ненаглядная твоя уже в трапезной. Ей сейчас питаться за двоих надо!Это ты можешь спокойно дрыхнуть, когда у твоего родного дедули к тебе неотложное дело… – Покойник наклонился ко мне, и я почувствовал идущий от него запах сырой земли и старой крови.

– Какое еще дело? – Я тряхнул головой, стараясь сбросить сонное оцепенение. – Тебе вчерашнего мало было?

– Вот, а я-то не в курсе! Невестка сказывала, что ночью сам прародитель к вам заявлялся.

– Заявлялся… – Я вздохнул, и вкратце пересказал события ночного происшествия.

Дедуля слушал, не перебивая, лишь его мутные мертвые глаза, будто светящиеся изнутри изумрудным огнем, сузились, когда я упомянул слова прародителя: «Он не будет обычным ребенком».

– Хм… – Проскрипел он наконец, почесывая треснувшую сухую кожу на подбородке. – Оно и без того понятно было, но чтобы так… Значит, говоришь, чуть не родила вчерась наследника?

– Если бы не прародитель – то и родила б! – Я резко поднялся с кровати, чувствуя, как тревога снова начинает разъедать спокойствие, вернувшееся с рассветом. – Только Глашу мы, наверное, потеряли бы…

– Кровь Ящера пробудилась… – Дедуля покачал головой и повернул ко мне лицо. В его взгляде я прочитал нечто среднее между гордостью и тяжелым предчувствием. – И получила жертву…

Я замер. В комнате вдруг стало тихо, что стало слышно, как одинокая муха бьётся в стекло. Я продолжал молчать, ожидая продолжения. Но и мертвый старик молчал, по-стариковски пожевывая сморщенными губами.

– И что это значит, дед⁈ – не выдержал я затянувшейся паузы.

– Это значит, что наш род… не просто возрождается, а пробуждается, возвращаясь обратно к истокам! – голос дедули стал глухим, словно доносился из глубокой пещеры.

Я почувствовал, как холодная дрожь пробежала по спине. Вот только еще каких-то «истоков» нам не хватало!

– Какого рожна ты мне загадками голову морочишь⁈ – меж тем рявкнул я, сжимая кулаки. – Говори прямо! Что за «жертва»? Что за «истоки»? Что за «пробуждение»?

Дедуля «вздохнул» снова – на этот раз звук был похож на шелест опавших листьев, носимых по асфальту осенним ветром:

– Садись, внучек. Расскажу…

Я не сел, продолжая раздражённо вышагивать по комнате. Но он всё равно начал. Дедуля щелкнул костяными пальцами, и воздух передо мной сгустился в мутновато-зеленоватый туман, в котором замелькали четкие и легко распознаваемы образы. Прямо 3д проектор на минималках.

Такого чародейства я у дедули пока еще не видел. Да и не знал, что он так умеет. Надо срочно опыт перенимать – в моей планируемой деятельности такое умение на вес золота.

– Видишь? Это – древние боги…

В колеблющихся тенях я разглядел гигантские, покрытые чешуёй силуэты, похожие на ископаемых ящеров и гадов, даже отдалённо не похожие на людей. Они ползли по первобытным болотам, их глаза светились тем же изумрудным пламенем, что и у прародителя.

– До Перуна, до Велеса, даже до первых упырей – были Они. Люди звали их «Детьми Великой Матери Змеихи» и платили им дань. Кровью…

Туман заклубился, сменив картину: теперь передо мной был холм, увенчанный капищем с черепами. Жрец в звериной маске поднимал к небу окровавленный нож, а у его ног корчилась в судорогах молодая женщина…

– Когда наши первые князья пришли на эти земли, они нашли не пустошь. Здесь жили «другие» – те, кто помнил времена, когда земля дышала огнем, а реки текли вспять. Их нельзя было убить. Нельзя было изгнать. Но можно было… договориться…

Он шевельнул пальцем, и в воздухе между нами вспыхнуло видение: древний лес, кострище, окруженное фигурами в звериных шкурах. Над огнем – тень чего-то огромного, змеиного, с глазами, как расколотый изумруд.

– Кровь за кровь. Сила за жизнь. Они дали нам власть над этой землей… Так длилось тысячи лет. Но потом пришли другие боги… они были ближе, человечнее… и наш род стал их мечом. Мы разорвали и забыли старые договоры и заключили новые. Мы стали воевать с людьми своих бывших богов, и с многочисленными порождениями Матери Змеихи – смоками, василисками, многоглавыми змеями, гидрами, горынычами и тугаринами… В итоге новые боги победили, вытеснив хтонических чудовищ на самый край мира, а то и загнав их под землю.

Дедуля резко сжал кулак – видение рассыпалось.

– Это в свою очередь, продолжалось до тех пор, пока мать прародителя не понесла от самого Ящера. Так появился Вольга Всеславьевич, сумевший уместить в себе «чуждую» силу, которая вот-вот должна была исчезнуть. А о Матери к тому моменту уже давно ничего не было слышно. Но вместе со своей силой прародитель унаследовал еще и древний долг, предъявленный Ящером своему сыну за нарушение договора… Но Ящер ни разу его не потребовал…

– Значит, что наш род… не просто возрождается, а возвращает какие-то непонятные замшелые долги с помощью моего ребенка?

– Я не знаю точно… – прошептал дедуля. – Никто не знает, даже прародитель… Твой сын – не просто наследник. Он первый за тысячи лет, в ком кровь Ящера проснулась сама.

Я почувствовал, как у меня по спине пробежали струйки ледяного пота:

– Ты говоришь так, будто он… уже не человек.

Мёртвый старик скрипуче ответил:

– Нет, он человек. Но, не только человек. Это же так явно! Глафира выжила – потому что жертва прародителя была принята. Он отдал практически все свои силы, чтобы сохранить две жизни вместо одной. Не знаю, увидим ли мы его еще когда-нибудь… – Дедуля медленно повернул голову, и в его глазах вспыхнула пугающе человеческая жалость. – Возможно, он ушел на перерождение к Колесу Сансары…

– А мне-то теперь что со всем этим делать?

Вольга Богданович протянул руку, и его костлявые пальцы на мгновение коснулись моего лба. Внутри тут же вспыхнуло жжение – не боль, а странное, глубинное тепло, будто под кожей забился еще один пульс.

– Ты сам почувствуешь и поймёшь, когда придет время…

За дверью послышались шаги – легкие, быстрые. Глаша.

– Дед, Глаше не слова обо всем этом! – быстро предупредил я мёртвого дедулю. – Ей сейчас волноваться нельзя!

– Я – могила! – «успокоил» меня покойник.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась – моя любовь и мать моего ребенка. Уставшая, измотанная, но не сломленная трудностями. Я заметил, как в её глазах зажегся тот самый «упрямый» огонёк, с которым она придумывала всё новые и новые магические эксперименты.

– Ромка, ты наконец-то проснулся – Она улыбнулась, но тут же нахмурилась, заметив мое выражение лица, а по мертвой физиономии дедули сейчас вообще невозможно было ничего понять. – Что-то случилось? Опять?

– Нет, любимая, на этот раз всё в порядке! – Я натянул на лицо весёлую улыбку, сделал шаг к Глаше, обнял и прижал к себе.

За окном внезапно завыл ветер, хотя минуту назад стояла мертвая тишина. А затем земля основательно дрогнула, как при землетрясении баллов в восемь[1]. По стенам побежали трещины, а откуда-то из земных глубин раздался утробный гул. Я подошёл к подоконнику и увидел, как вдалеке, над сосновым бором клубится чёрный дым.

Похоже, я накаркал – у нас опять не всё в порядке. Нашу «тайную обитель», как сообщила мне Пескоройка, обнаружил архангел Михаил. И сейчас он настойчиво ломился в гости, пробуя на прочность нашу магическую защиту…

[1] Землетрясение в 8 баллов характеризуется разрушительными толчками, приводящими к повреждениям прочных зданий, обрушению стен и перекрытий.

Эпилог

Октябрь 1942 г.

СССР

Москва

Кремль

Тяжелые дубовые двери, темно-красные ковровые дорожки, приглушенный свет. В воздухе пахло воском и чернилами. За большим столом с аккуратными стопками документов сидел Александр Николаевич Поскрёбышев – личный секретарь товарища Сталина. Его пальцы быстро перебирали бумаги, а взгляд, который он время от времени бросал на единственного посетителя приёмной в это поздний час, был строгий, но очень усталый.

В углу, на жестком диване, нервно теребя портфель, примостился нарком внутренних дел – Лаврентий Павлович Берия. Его обычная уверенность несколько дней назад куда-то испарилась: пальцы легонько подрагивали, взгляд скользил по стенам, будто ища опору. Время от времени он бросал быстрые взгляды на Поскрёбышева, но тот не реагировал, полностью погруженный в работу.

Тишину нарушало лишь тиканье маятниковых часов, да скрип пера секретаря. Берия незаметно вытер вспотевшую ладонь о брюки и вновь погрузился в анализ ситуации, ввергнувшей его в «немилость» вождя. А все этот чертов товарищ Чума, чтобы ему пусто было! Не нужно было давать ему разрешение лично участвовать в операции…

Хотя, честно говоря, Лаврентий Павлович понимал, что не мог ничего противопоставить этому ведьмаку. С такими-то возможностями плевать он хотел на все его запреты. И товарищ Сталин это тоже прекрасно понимал… Вот и разозлился, когда нарком внутренних дел принёс ему «чёрную весть» о том, что самолёт, на котором летел «красный колдун» подбили где-то над линией фронта.

И теперь никто не знал, что с ним случилось, и где он сейчас находится? И вообще – жив ли товарищ Чума? Обломки самолёта были найдены, благо, что он упал на нашей стороне. Но внутри, кроме изувеченных тел пилотов, никого найти не удалось. Ни ведьмака, ни сопровождающего его капитана Чумакова, тоже в некотором роде не совсем обычного человека.

И в ближайшей округе их тел тоже не нашли, поэтому оставался еще шанс, что диверсанты-колдуны всё-таки выжили и добрались до места назначения. Но даже если они и добрались, была большая вероятность, что их могли уничтожить вражеские силы, неожиданно снятые с фронта и направленные именно в тот район.

Большие силы, можно было даже сказать – огромные. Отзыв такого количества боеспособных частей позволил нашим войскам резко перейти в контрнаступление и существенно потеснить врага на некоторых участках фронта. А вот для чего фашисты отозвали эти боевые части с линии боевого столкновения, сразу узнать и не удалось.

Это стало понятно, когда они практически заключили в кольцо район нахождения исчезнувшей Тарасовки (именно туда направлялся за супругой товарищ Чума). А вот когда они принялись планомерно уничтожать лесной массив, вырубая и выжигая его на корню – пришло подтверждающее сообщение от отряда партизан товарища Сурового.

Однако, ни ведьмак, ни капитан Чумаков к тому времени на связь с партизанами не вышли. А вскоре замолчала и рация самих партизан. Похоже, что отряда товарища Сурового больше не существовало – он был уничтожен фашистскими карателями. Но что там на самом деле произошло, в Ставке так и не узнали.

Но те сведения, которые товарищ Берия узнал буквально только что, совершенно выбили его из колеи. А вывести из себя наркома внутренних дел было не так-то просто. Он опять вцепился в портфель, как будто это могло придать ему сил и вновь начал прокручивать в голове полученную информацию.

На столе секретаря тренькнул телефон. Товарищ Берия, ушедший в свои мысли, едва заметно вздрогнул, словно его ударили током, но мгновенно взял себя в руки. Поскрёбышев снял трубку, внимательно выслушал собеседника на том конце провода и, положив трубку обратно, произнёс, не поднимая глаз:

– Товарищ Берия, вас ждут.

Лаврентий Павлович поднялся, поправил тугой воротничок кителя и одернул слегка сбившуюся под ремнем форму. Затем сделал глубокий вдох и тихо произнёс:

– Спасибо, Александр Николаевич!

Нарком подошёл к двери кабинета вождя, задержался на секунду, словно собираясь с духом, а затем мягко постучал.

Из-за двери раздался глухой, спокойный голос с небольшим едва различаемым акцентом:

– Войдите.

В кабинете Иосифа Виссарионовича царил полумрак – тяжелые шторы пропускали лишь слабые лучики заходящего солнца. В воздухе витал острый, но приятный запах табака. За столом, освещенный настольной лампой, сидел товарищ Сталин. Он не поднял головы, медленно выводя что-то карандашом на бумаге.

Берия решительно зашел и остановился в нескольких шагах от стола, вытянувшись по стойке «смирно».

– Товарищ Верховный главнокомандующий, разрешите обратиться?

Иосиф Виссарионович помолчал еще несколько секунд, а затем, отложив в сторону карандаш, наконец поднял взгляд. Его глаза – холодные и изучающие скользнули по Лаврентию Павловичу, вызвав у него внутреннюю дрожь. Только товарищ Сталин умел так «проникновенно» смотреть.

– Садитесь, Лаврентий Павлович, – произнёс Сталин медленно, уводя в сторону свой пронзительный взгляд.

Нарком слегка расслабился, но не до конца. Он осторожно опустился в кресло напротив, положив портфель на колени, и замер в ожидании. И только после этого Иосиф Виссарионович откинулся в кресле, взял уже набитую табаком трубку и, не торопясь ее раскурил. Дым расстелился между ними, как живая завеса.

– Ну, и что у вас, товарищ Берия? – спокойно произнёс вождь.

Нарком сделал еще один маленький и незаметный вдох, а уже после произнёс:

– Буквально несколько минут назад мне доставили отчет и фотоматериалы воздушной разведки, отправленной в район Тарасовки… – Лаврентий Павлович развернул портфель и извлёк папку с грифом «Совершенно секретно». Его пальцы слегка дрожали – не от страха, а от осознания масштаба произошедшего. – Товарищ Сталин, результаты разведки… требуют немедленного рассмотрения и осмысления…

– Осмислэния, говоришь, Лаврэнтий? – усмехнулся вождь, глубоко затягиваясь. – Чувствую, что бэз участия товарища Чумы там нэ обошлось?

– Так точно, товарищ Сталин, похоже, не обошлось!

Берия осторожно положил перед Верховным Главнокомандующим несколько аэрофотоснимков. На них четко просматривалась обугленная земля, неестественно ровные кратеры и… странные, будто оплавленные силуэты техники. Ни танков, ни укреплений, ни даже следов живых людей – только «пепел».

Кое-где еще были заметны догорающие огоньки, но практически всё, что могло гореть, уже сгорело дотла. Местами земля настолько спеклась, что была похожа на гладкое стекло, отражающее лучи света.

Иосиф Виссарионович медленно взял один из снимков, прищурился, внимательно его изучая:

– Это что, товарищ нарком?

Берия непроизвольно сглотнул:

– Район Тарасовки, товарищ Сталин. Точнее, то, что от него осталось на сегодняшний момент. По данным воздушной разведки боеспособные подразделения немцев полностью уничтожены… Да что там – в этом районе уничтожено всё! Это огромная территория, товарищ Сталин, просто превратилась в настоящую пустыню в результате… – он сделал паузу, – экспериментального применения какого-то нового оружия, просто чудовищной силы!

Сталин выпустил клуб дыма, продолжая внимательно изучать предоставленные снимки:

– Какое эксперимэнтальное оружие, товарищ Берия?

– Нам этого не известно. По моим предположениям… – Лаврентий Павлович помедлил, перед тем, как произнести, – это был «магический конструкт особой мощности», примененный товарищем Чумой. Наши агенты в ставке Гитлера сообщают, что немцы уже прозвали это оружие «Zorn der Götter» – «Гнев Богов».

Иосиф Виссарионович положил на стол последний снимок и задумался. Глаза его сузились, будто он просчитывал в уме какие-то варианты.

– Как это работает? – поинтересовался он, понимая, что Берия ничего не может сказать ему на это счет.

– Пока неизвестно. Я еще не советовался ни с консультантом товарищем Бомбадилом, ни с научной группой товарища Трефилова. Но я предполагаю, что это… колдовство, – вновь, словно через силу произнёс он, – воспроизводит эффект применения сверхмощного термического заряда. Но масштабы поражения не просто впечатляют, они ужасают!

Берия достал ещё один документ и протянул его вождю.

– Потери немцев по самым скромным подсчётам…

Иосиф Виссарионович взял документ, и буквально через мгновение его брови поползли наверх.

– Однако… – Пораженно произнёс он, качая головой.

– Они испарились без следа, – продолжил доклад Лаврентий Павлович. – Вся техника превратилась в расплавленный металл. Почва, судя по визуальным эффектам, минимум на глубину двух метров спеклась в стекло. Животные и растительность в радиусе десяти километров от границы применения оружия погибли мгновенно. Но самое главное – немцы не понимают, что их «ударило». Они в панике! Атакованы неизвестным чудо-оружием русских…

– Что с товарищем Чумой? Он так и не вышел на связь? – поинтересовался Иосиф Виссарионович.

– К сожалению, товарищ Сталин…

В кабинете на мгновение повисла тяжёлая тишина. Ощущение было такое, будто сама атмосфера в кабинете сгустилась от напряжения.

Сталин первым нарушил молчание, медленно постукивая трубкой по пепельнице:

– Лаврэнтий… а ты не задумывался… вдруг это… это не товарищ Чума?

Берия резко поднял глаза на вождя, в них мелькнуло что-то похожее на испуг – редкое для него чувство. Но и в рысьих глазах товарища Сталина он заметил нечто похожее. Правда, куда более тщательно спрятанное. Но Лавретий Павлович слишком хорошо изучил реакции Иосифа Виссарионович, чтобы так банально ошибиться.

– Вы считаете, что это может быть кто-то ещё?

– Нэ знаю… – честно признался вождь. В его голосе прорезался жесткий акцент – так было всегда, когда он был чрезмерно взволновал. Это происходило редко, но Берия знал, как это бывает. – Ты сам говорил, Лаврэнтий, что масштабы разрушений ужасают… Даже для товарища Чумы это… чрезмерно…

– А кто это мог сделать кроме него? – Пожал плечами товарищ Берия. – Разве что сам Господь Бог, либо дьявол выступил на нашей стороне… – попытался перевести всё в шутку нарком.

Однако серьёзный вид вождя говорил об обратном.

– Заметь, Лаврэнтий, не я это произнёс…

Берия почувствовал, как по спине пробежал холодный пот. Он резко оглянулся, словно ожидая увидеть в углу кабинета незримого собеседника. И не важно, из какого он лагеря, небесного или…

– Чёрт возьми… – прошептал он про себя, но тут же спохватился.

Сталин тем временем медленно подошёл к окну, затянулся трубкой и задумчиво бросил:

– Гитлер уже давно молится на свою, как мы считали раньше – псевдонауку, надеясь разработать свои «чудо-оружия». И, как оказалось, не так уж он был и неправ… Спасибо за это товарищу Чуме – он вовремя открыл нам глаза! Но, если против немцев действительно выступили «силы постарше»… Что тогда, товарищ Берия?

Лаврентий Павлович растерянно развёл руками:

– Тогда… Тогда война перестаёт быть просто войной…

– Вот именно! – Вождь резко повернулся к нему, глаза сверкнули стальным блеском.

– Иосиф Виссарионович… – осторожно произнес Лаврентий Павлович, понизив голос. – Вы же не верите в такое?

Сталин хмыкнул в усы, выпуская клубы дыма:

– Вера – дело попов. Мы же, коммунисты, исходим из фактов. А факты, товарищ Берия, на сегодня такие: факт первый – мы не знаем, товарищ Чума применил это чудо-оружие, или нет? Факт номер два – и самого чудо-оружия, способного так поражать врага, у нас нет.

– Но если это не товарищ Чума…

– Тогда, – перебил его вождь, – нам нужно срочно выяснить, кто это сделал? Потому что, если это какой-то… «новый игрок» – нам нужно понять, на чьей он стороне. А то ведь мы и ошибиться запросто можем.

Берия кивнул, уже выстраивая в голове план действий:

– Я немедленно отдам приказ усилить разведку в этом районе. И, возможно… стоит осторожно связаться с теми, кто разбирается в таких… э-э-э… вопросах?

– Это ты сейчас о попах, Лаврэнтий Павлович?

– Так точно, товарищ Сталин! К тому же, мы и так в ближайшее время собирались…

Сталин задумчиво постучал трубкой по стеклянной пепельнице. Где-то вдалеке, за кремлёвскими стенами, гремели зенитки – Москва готовилась к новым авианалётам.

– Хорошо, действуй, Лаврэнтий! – одобрил Иосиф Виссарионович. – Я думаю, что у священников имеются свои методы получения информации. Но помни – тихо! Пока мы не знаем, с чем или с кем имеем дело… лучше не привлекать лишнего внимания.