Текст книги "You are not alone, brother. Part II (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21. «Оно».
Едва Бог Грома дотрагивается до окровавленной спины брата – трикстер вздрагивает и вцепляется здоровой рукой в край подушки. На предплечье уродливо выделяются татуировки, которые сейчас кажутся только ярче.
Тор старательно не замечает этого судорожного движения и продолжает наносить на изуродованную кожу белую жидковатую мазь. Пальцы скользят по краям глубоких рассечений, задевают лоскутки отстающей кожи на пояснице...
Они хлестали плетью прямо по открытой ране. По той, что снова открылась...
Ее края воспалились и выглядят жутко... Обычно с подобным сталкиваться приходится редко. Раны воспалялись только от отравленного оружия... Да и площади поражения были всегда меньше...
– Я не бог теперь... – едва слышно выговаривает Локи, будто считывая мысли, – все раны будут выглядеть, как раны обычного человека... Это воспаление пойдет дальше, потому что попала грязь. Мази недостаточно. Нужен антибиотик. Тот, что ты использовал... в камере. Он должен помочь...
Тор уже открывает рот, чтобы напомнить, что в коробке были и другие дезинфицирующие средства, как вдруг на лопатке мага проступает синее пятно, растекается все больше... перебирается на правую сторону...
– Нет! – с губ трикстера срывается протяжный крик, – только не это...
Младший дергается в сторону и резко переворачивается на спину, одновременно натягивая одеяло. Правая рука неудобно подгибается, вызывая у мага резкую судорогу и болезненный стон.
Тор прижимает трясущиеся плечи Лофта к постели и осторожно пытается откинуть причиняющую боль ткань... Но трикстер почти со злобой отталкивает брата от себя и прижимает ладонь к стремительно меняющему цвет лицу. Ногти на тонких пальцах черные, будто покрытые лаком и Бог Грома заворожено протягивает руку, пытаясь дотронуться до гладкой поверхности, но маг отворачивается от старшего и истерично шепчет:
– Сейчас... Подожди, я сейчас уберу это...
Тор осторожно подцепляет пальцами край одеяла и резко откидывает его в сторону.
Тело Бога Безумия покрылось йотунской синевой с головы до ног. Ярко выделяются узоры, пересекающие руны на руках...
Громовержец осторожно касается хрупкого плеча, чувствует, как лопается кожа на подушечках пальцев... Но ничего не происходит. Цвет не растворяется...
А Локи вдруг выгибается на измазанной черным постели и хрипло кашляет, зажимая разбитые губы ладонью. Холодные капли просачиваются сквозь пальцы, капают на грудь, текут по подбородку... Кровь буквально выплескивается из младшего. Такого не было даже тогда...
Тор забывая о боли, которую причиняет холод, обхватывает мага поперек груди и поворачивает на бок, чуть приподнимая голову трикстера.
– Это... защитная... реакция, – с трудом выдыхает Лофт, сквозь кашель, – йотунская часть чувствует, что тело умирает... И пытается взять под контроль... Но я... человек... И организм не вынесет этих перегрузок... Я истеку кровью... – худое тело снова выгибает судорогой. Локи бьется в руках Бога Грома, обжигая открытую кожу. Но Тору плевать. Он вслушивается в отрывистые, едва различимы слова брата, пытаясь понять хоть что-то...
– Лопаются капилляры... – хрипит трикстер, – сердце слишком быстро... Тор...
По впалым щекам вдруг катится кровь... Черные крупные капли текут из широко распахнутых глаз вместо слез. А Локи вдруг с силой вцепляется в рубаху на груди старшего и хрипит, брызгая с разбитых губ каплями черной влаги:
– Оно здесь! – в голосе не испуг. Паника. Настоящий темный ужас, лишающий способности анализировать происходящее, – оно пришло!
– Очнись, брат! – Тор чувствует, как страх младшего передается ему, липкими щупальцами обхватывая тело, – здесь ничего нет! Мы одни!
Бог Безумия поднимает окровавленное лицо к брату и, трясущейся рукой дотрагиваясь до своей груди, шепчет:
– Во мне... Оно снова во мне...
И хрупкое тело прошивает очередной судорогой. По подбородку стекает кровь...
Тор уже не чувствует боли от ожогов. Он судорожно сжимает брата и отчаянно перебирает в голове варианты...
Успокоительное! Оно должно замедлить сердцебиение!
Времени на размышления нет. Да и, в общем-то... громовержец как-то не верит, что положение может ухудшиться еще больше. Поэтому он выхватывает из ящика склянку из черного стекла, вырывает пробку и буквально насильно заливает раствор в рот младшего. И зажимает рот трикстера, чувствуя, как скользит под ладонью изуродованная плоть губ. Локи давится, дергается, вырывается... А Бог Грома прижимает брата к постели и шепчет в холодное ухо, касаясь губами прядки слипшихся волос:
– Потерпи... Пожалуйста, только терпи!
Несколько тяжелых, наполненных болью минут – и вдруг маг расслабляется, приваливаясь к груди Тора. Синева медленно сходит, растворяясь... И Бог Грома чувствует, как к глазам подкатывают слезы...
Локи слабо шевелится и тихо выговаривает:
– Спасибо...
Громовержец мягко прикасается губами к уголку рта брата и, слизнув крупную каплю, стекающую на подбородок, отвечает:
– Что бы ни было внутри – оно никогда не поможет тебе. А я – рядом. Всегда, слышишь?
И целует закрытые глаза.
Сознание оставляет измученное тело легко... Тор почти чувствует это. Как откидывается голова младшего, как выравнивается постепенно тяжелое хриплое дыхание...
Он мягко отнимает трикстера от себя и укладывает на живот, осторожно пододвигая его правую руку. По всей ее длине – уродливая воспаленная ссадина. Локоть разбит. Ссажен до мяса. На обожженном, покрытом язвами от наручников запястье – широкий темный синяк. Предплечье чуть припухло, как обычно бывает если треснула кость, а под воспаленной кожей проступают тонкие черные линии...
Тор закусывает губу и прижимает ткань, пропитанную антибиотиком к первой ссадине. И благодарит всех богов за то, что младший сейчас без сознания.
***
Наконец наложен последний шов, и Тор устало ложится рядом с братом. Тягучая тишина заливается в уши. Обволакивает разум... Время будто остановилось. За окном – полная луна. Как в ту ночь, когда Локи не стало... Мысль глухой болью устраивается где-то глубоко в груди. Накатывает вдруг смутное беспокойство, какой-то тянущий страх... И Бог Грома прижимает подрагивающие пальцы к артерии мага.
Кровь слабо толкается под прозрачной кожей, и громовержец вдруг понимает, насколько тонка сейчас нить, удерживающая трикстера в мире живых.
Нет... Не в этот раз. Он больше не отпустит младшего от себя. Не даст ему умереть.
И вдруг, прерывая мутную полудремоту, под потолком вспыхивает яркий слепящий свет.
На пороге стоит Фригг, с ужасом смотря на сваленные в кучу трупы...
И тут же Локи, резко дергаясь, широко распахивает глаза.
– Мама? – почти беззвучно проговаривают чуть подсохшие губы, и по бледной щеке ползет крупная прозрачная капля, ярко блестящая в сиянии светильников.
***
Тор накрывает тонкие пальцы трикстера ладонью и успокаивающе сжимает. А Фригг опускается на колени рядом с трупом мужа, поднимает на братьев наполненные ужасом глаза и тихо спрашивает:
– Кто из вас это сделал?
Бог Безумия вздрагивает, бросает на старшего быстрый, наполненный болью взгляд и глухо выговаривает:
– Я. Это сделал я.
И Тор чувствует, как лопается что-то в воздухе.
Верховная Богиня поднимается на ноги. И когда она начинает говорить – в ее голосе звучит металл:
– По закону я должна назначить казнь. За все что ты сотворил. Но это будет слишком милосердно. Поэтому я изгоняю тебя. В Мидгард. В тот мир, который ты с такой жестокостью уничтожил, – и жестко добавляет, глядя в глаза приемного сына, – я не ожидала от тебя подобного, Локи. Ты разочаровал меня.
– Ты вот так вот вышвырнешь его? В таком состоянии? – растерянно выговаривает Тор, – это ведь...
– Жестоко? – спрашивает Фригг, – конечно. Но это даже близко не сравнится с деяниями, совершенными им. И с тем, как он накажет себя сам, – и снова обращается к трикстеру:
– Воины доставят тебя к Мосту.
– Нам не нужна охрана, – тяжело выговаривает Бог Грома, поднимаясь с постели, – я сам позабочусь о своем брате.
На секунду воцаряется гробовая тишина, а потом Верховная Богиня холодно отвечает:
– Ты только что добровольно отказался от трона, Тор, сын Одина. Забирай предателя и уходи. Вас не должно быть здесь через час.
И выходит, щелчком пальцев погружая комнату во мрак...
Глава 22. «Изгнание».
Локи еще несколько минут лежит без движения, судорожно уткнувшись лицом в подушку, а потом с глухим стоном садится, цепляясь за плечо Бога Грома.
– Я отнесу тебя, – выговаривает Тор, останавливая попытку подняться на ноги, – тебе нельзя идти.
– Прости... – голос трикстера пустой, отдающий какой-то холодной отстраненностью, – я не хочу, чтобы ты лишался трона. Тебе не обязательно идти со мной... Я найду какой-нибудь угол и...
Громовержец качает головой и целует младшего в лоб.
– Мне не нужен трон, Локи. Я буду с тобой.
И встает, чтобы собрать в походный мешок хоть какие-то вещи.
Перекладывает лекарства из коробки...
Трикстер так и сидит на краю кровати, неестественно выпрямив спину. Тор чувствует на себе его взгляд. Он будто проникает под кожу, забирается в самую душу... Брат всегда умел смотреть так. И Бог Грома, не выдерживая, ставит сумку на пол и опускается перед младшим на колени. Целует тонкие пальцы и тихо спрашивает:
– Что не так, брат? Ты не хочешь, чтобы я был рядом?
Лофт протягивает руку и, стирая с лица брата свою кровь, выговаривает:
– Мне страшно от того, насколько сильно я хочу чтобы ты был со мной. Захочешь ли ты сам быть рядом? Смотреть на все это... Мать права – я предатель и должен получить по заслугам.
Тор обхватывает ладонями лицо младшего и молча прикасается к разбитым губам. А Локи вдруг подается вперед и сам целует старшего. Резко, жадно, истерично... Словно боится, что Бог Грома оттолкнет его.
Едва поджившая кожа лопается, выступает кровь... И Тор слизывает ее, целует каждую каплю, осторожно убирает волосы упавшие на лицо трикстера... Маг порывисто обнимает брата, обхватывая за шею здоровой рукой. Кажется, он плачет...
***
Наконец, все необходимое собрано и Тор, закинув сумку на плечо, подходит к младшему, намереваясь взять на руки, но маг отталкивает брата и сам поднимается на ноги.
– Я смогу самостоятельно дойти, – зло выговаривает он, – оставь жалость при себе.
Бог Грома молча кивает и просто поддерживает трикстера под локоть, когда он, пошатываясь, делает первый шаг.
Дорога к Радужному Мосту идет через весь Асгард. Через главную площадь, мимо позорного столба...
Локи идет, гордо вскинув голову, и Тор невольно сам расправляет плечи. Младший не выглядит сейчас сломленным умирающим человеком. Он будто победитель шагает по грязной мостовой... Но в глазах – пустота. Взгляд – будто остановившийся, стеклянный...
В спину со всех сторон несутся злобные выкрики, ругательства, проклятия... полные ненависти вопли:
– Тварь! – надрывается какая-то женщина, потрясая сжатыми кулаками, – грязный предатель!
– Йотунский выродок!
– Шлюха!
Тор отшвыривает в сторону какого-то вставшего на пути мужика и едва успевает подхватить споткнувшегося обо что-то трикстера.
Бог Безумия только ускоряет шаг, сбрасывая руку брата. На лице Лофта – ни тени эмоций. Тонкие разбитые губы плотно сжаты, подбородок поднят... И Тор думает, что он бы не смог так. Терпя адскую боль вот так вот спокойно идти, выслушивая все эти издевательства...
Наконец, впереди появляются золотые высокие ворота. Створки распахиваются, пропуская братьев и сразу же захлопываются, отсекая рев толпы...
Едва щелкает последний затвор – маг, хватаясь за грудь, сгибается в приступе кашля. Кровь брызгает на переливающуюся блестящую поверхность, попадает на белую рубаху, которую Тор накинул на плечи младшего... Красные капли расплываются на тонкой ткани уродливыми цветами.
– Идем, брат, – Бог Грома обнимает трикстера за плечи и стирает с острого подбородка влагу, – осталось всего ничего. Я попрошу Хаймделла, чтобы он перебросил нас к какому-нибудь пустующему дому. Там ведь сейчас много таких...
Локи ничего не отвечает, просто благодарно смотрит на старшего. Громовержец целует брата в висок, а маг вдруг откидывается на его руках, безвольно роняя голову.
Тор подхватывает его на руки и шагает к порталу.
Толкает дверь и замирает. Рядом с Хаймделлом стоит Фригг с большой холщовой сумкой в руках.
– Тор, – голос у Верховной Богини подрагивает, – прости, что так вышло. Там, в замке я не могла поступить иначе, слишком много ушей... – она порывисто шагает к сыну и ставит у его ног мешок, – я кое-что собрала вам... Для Локи. Он разберется.
Бог Грома чувствует, как к глазам подступают слезы.
– Спасибо, мама, – выдыхает он, – прости нас...
– Береги его, – Фригг осторожно касается ладонью лица трикстера, гладит покрытый испариной лоб, – не дай ему умереть. Я люблю его. Так же как и тебя. Вас обоих...
Наклоняется, целуя приемного сына. А потом прикасается губами ко лбу старшего.
– Когда-нибудь вы сможете вернуться, обещаю. А теперь – идите. Хаймделл все устроил. Там, куда он вас перенесет, воздух не будет сильно отравлен.
И быстро выходит, не оглянувшись.
– Ты видишь Малха на Земле? – спрашивает Тор, подходя к порталу.
Чернокожий ас качает головой:
– Сейчас я мало чего могу увидеть на Земле. Все – будто в дымке. Но и смерти колдуна я не видел. А он довольно значимая фигура.
– Спасибо, – благодарно кивает Бог Грома.
И Хранитель резким движением вонзает меч в паз.
***
Мидгард встречает холодным пронизывающим ветром и сумраком. Серое, почти свинцовое небо мрачно нависает над полем. В воздухе – явственный запах смерти. Он воспринимается даже не обонянием... Скорее каким-то шестым чувством. На интуитивном уровне.
Тор дергает плечом, поправляя ремни сумок и осторожно перехватив брата, шагает к кромке леса, где виднеется черепичная крыша двухэтажного кирпичного дома.
– Я не хочу здесь! – вдруг хрипит Локи, широко распахивая глаза и судорожно дергаясь, – Тор, пожалуйста! Я не хочу...
– Нам больше некуда идти, брат, – Бог Грома прижимает младшего к себе еще крепче, чтобы тот не смог вырваться, – здесь нет такой сильной радиации, как в других местах, а тебя теперь нужно беречь от нее...
Калитка чуть приоткрыта и Тор беспрепятственно проходит во двор.
И ударяет по замку, открывая дверь нового пристанища.
В нос ударяет запах пыли, затхлости... Темно, тихо...
А трикстер заходится внезапно хриплым надорванным кашлем, пачкая кровью грудь старшего. Задыхается, пытаясь остановить судорогу... Из носа тонкими струйками вытекает красная густая жидкость. Бог Безумия ловит ртом воздух, захлебываясь кровью.
Тор отворачивает его голову набок, с ужасом наблюдая, как стекает на пол кровь... И наконец все прекращается. Маг замирает, будто боясь шевельнуться.
Бог Грома толкает первую попавшуюся дверь и укладывает младшего на широкую кровать, скинув пыльное покрывало.
– Мне холодно... – едва слышно выговаривает Лофт, безучастно глядя в потолок, – я не чувствую...
Заострившееся бледное лицо покрывают крупные капли испарины, под глазами черные синяки...
Потеря крови. Тор видел такое... Много раз. Когда рана не закрывалась. И очень часто от этого умирали. Просто переставали дышать...
Охватывает паника. Парализующий ужас... Бог Грома лихорадочно шарит взглядом по комнате, пытаясь найти сам не зная что...
На глаза попадается сумка, переданная матерью.
Громовержец подхватывает мешок и высыпает содержимое на пол.
По ковру раскатываются какие-то склянки, тюбики, свертки... Переливающиеся голубоватым светом камни...
Бог Грома осторожно поднимает теплый гладкий булыжник – и пересаживается на край кровати.
– Локи, мама передала тебе это... – он вкладывает в дрожащую руку камень, – и еще лекарства... Сказала, что ты разберешься.
– Мама?! – трикстер, с какой-то болезненной надеждой и недоверием заглядывает в глаза старшего, – но она ведь...
– Тебе нельзя было оставаться в Асгарде, поэтому ей пришлось так... сказать. А потом, на мосту, она пришла снова. Передала это и просила сказать, что любит тебя...
– Почему я не очнулся... – тоскливо шепчет маг, – я проклят, наверное...
– Ты не проклят, – Тор осторожно снимает с младшего рубашку, – мы еще вернемся домой.
Воспаление на спине распространилось. Теперь в уголках ран выступила прозрачная жидкость... Кожа покраснела, припухла...
– Там должно быть еще три таких камня, – выдыхает трикстер, – найди их.
Бог Грома наклоняется и подбирает светящиеся камни с пола.
– Положи два на левую лопатку, и два на поясницу.
Едва Тор кладет последний камень – между ними, на коже, протягиваются светящиеся линии. Они разветвляются, обхватывают все тело... И теперь, младший будто весь светится. Тор почти благоговейно дотрагивается до охваченных нежным белым сиянием волос, гладит прядки...
А Локи вдруг перехватывает его руку и тянет на постель, заставляя лечь рядом.
– Останься со мной, Тор... – шепчет он, – я скоро потеряю сознание, и ты сможешь уйти... А пока... побудь рядом, пожалуйста...
Бог Грома обнимает хрупкое светящееся тело и, прижимая к губам тонкое запястье выговаривает:
– Когда ты очнешься – я буду здесь, брат. Обещаю.
Глава 23. «Безумие».
С ума сходят по-разному. Кто-то быстро и резко, кто-то медленно и незаметно... Безумие накрывает с головой, утягивает в трясину несуществующих видений, воспоминаний, голосов... Ведет во тьму, мягко держа под руку... А потом, с печальной улыбкой толкает в пропасть.
Эта пропасть – наполнена криками умирающих, проклятиями выживших и собственным бессилием что-то изменить.
И это самое страшное.
Ты не можешь изменить ход времени. Не можешь переиграть события.
Может, лучше действительно быть мертвым? Пусть и пребывать в перманентных муках. Так от тебя хотя бы ничего не зависит. Ты не можешь причинить боли или поступить неправильно. Потому что ты – всего лишь объект. Ничего больше.
Тор сидел у приоткрытой двери и уже час слушал захлебывающиеся шипящие споры мага с пустотой.
Бог Безумия то умолял кого-то невидимого оставить хотя бы на минуту... Потом угрожал, плакал, судорожно всхлипывая...
За неделю, что они пробыли в этом доме – Локи стало только хуже. Камни сняли воспаление, но затормозили регенерацию клеток... Или, может, организм просто больше не мог сопротивляться?
Раны практически не закрывались, а только чуть подсыхали, чтобы начать слабо кровить от любого резкого движения.
Тусклые глаза будто остановились. В них не было больше ни боли, ни отчаяния, ни искорок улыбки... Только застарелая тяжелая тоска.
Трикстер раз за разом тихо просил брата выйти из комнаты, мучительно кривя от боли губы. А потом снова истерично кричал, зовя старшего, прося спасти от чего-то невидимого...
А Тор только прижимал к себе холодное тело, не зная, чем помочь... Оставалась единственная надежда – найти колдуна и умолять его о помощи.
Он искал Малха, скрепя сердце, оставляя младшего одного. Искал везде. В опустошенных обезлюдевших городах, в селениях... А потом снова возвращался в дом, находил забившегося в угол брата и долго качал на руках, уговаривая успокоиться.
Бог Безумия вцеплялся ледяными пальцами в волосы громовержца и тянул к себе, впивался губами в губы старшего... А Тор останавливал дрожащие руки, пытающиеся расстегнуть пуговицы на рубашке – и прижимал трикстера к груди, пытаясь согреть. Локи вырывался, зло кричал что-то о смерти, своем предательстве, о том, что такого как он – можно только иметь, как шлюху... А потом тихо просил прощения, опуская подернутые слезами глаза.
Наконец шипящий спор прерывается и Тор, тяжело поднимаясь, заходит в комнату. Присаживается на край кровати и осторожно, боясь спугнуть, касается пальцами щеки младшего. Гладит холодную кожу...
– Как ты?
Вопрос глупый, но слова давно кончились, а тишину нужно нарушить. Разбить это гнетущее молчание...
– Не знаю... Плохо, наверное, – тихо отвечает маг, накрывая ладонью руку Бога Грома.
И вдруг грустно выговаривает:
– Я скоро надоем тебе.
– Почему? – как-то глупо спрашивает Тор, зачем-то дотрагиваясь до белой прядки в волосах Лофта.
Трикстер дергает плечом и отворачивает голову.
– Ты ведь хочешь меня... А я бесполезен. Слаб... Я теперь – не для тебя...
Бог Грома наклоняется к младшему и целует. Прижимает его к себе, чувствуя, как сладко тянет в паху, и сжимает зубы, прикрывая глаза.
Нет... он не должен. Не должен причинить боль хрупкому телу... Как бы ни хотел прижать брата к кровати и впиться поцелуем в тонкие губы...
– Ты не сделаешь мне больно, – шепчет маг, опуская вдруг руку на промежность Тора, чуть поглаживает... – если ты хочешь – то возьми.
– А ты? – задыхаясь, спрашивает Бог Грома, скользя ладонями по плечам трикстера, – ты – хочешь?
Локи только слабо улыбается, откидываясь на подушку. Черные волосы рассыпаются по белой ткани, оттеняют неестественно бледное лицо...
Губы чуть поджили и теперь, стянутые, воспаленные – выглядят почти чужеродно. Взгляд тусклых глаз – безучастный, спокойный... Но на дне расширившихся зрачков – жуткое, темное безумие.
И Тору становится страшно и больно за брата. Он запускает пальцы в густые волосы на затылке младшего и прикасается губами к тонкой коже под глазами. Целует эти черные синяки, пытается согреть ледяную кожу дыханием...
Теплые губы, чуть шершавые... Скользят по лицу, шее... Так нежно... Словно брат действительно любит его.
– А целовал бы он тебя так, если бы видел, что происходило в камере?
Шипящий голос, будто улыбается, просачиваясь в разум.
– Смог бы дотронуться без отвращения?
Маг обнимает старшего за шею, зажмуривая глаза. Главное – не слушать. Не слышать... Пожалуйста!
– А может, тебе напомнить?
И в мозгу вспыхивают жуткие картинки недельной давности. Реальность рассыпается кусками, теряясь в водовороте отвратительных образов...
Грязный, залитый кровью пол, запах гнили и тревожные всполохи факела. Трикстер осторожно, пытаясь не потревожить сломанное ребро, подползает к небольшой лужице воды, натекшей с потолка.
Боги, как унизительно... Но жажда сильнее. И маг опускает голову, касаясь губами пахнущей затхлостью влаги. И вдруг грубые руки вцепляются в слипшиеся грязные волосы и отшвыривают ослабленное тело в сторону.
Бог Безумия давится стоном, прикусывая губу. Руки неосознанно прижимаются к правой стороне груди, пытаясь сдержать боль. Воздуха не хватает, перед глазами – черные круги...
И тут же, тяжелый сапог ударяет прямо по сжимающим кожу пальцам. По лиловому синяку, охватывающему весь бок... И Локи вскрикивает, не в силах больше себя контролировать.
– Больно? – с издевательским участием интересуется ударивший.
И тут же ему отвечает другой голос, несущийся откуда-то сбоку:
– Не порть его пока. Я не хочу трахать полутруп.
Маг чувствует, как к горлу подступает ком. В глазах набухают позорные слезы... Хочется закричать, убежать отсюда... Но он только сжимает зубы, приказывая себе успокоиться. Унижения будет еще достаточно. Не стоит пополнять список и радовать мучителей...
– Ты такой сладкий... – кто-то прикасается к ягодицам, поглаживает кожу, – понимаю, почему Бюлейст не убил тебя, а оставил себе.
– Худенький... – влажные теплые руки вздергивают на четвереньки, разводят ноги, – и узкий... – пальцы без подготовки врываются в напряженное тело.
Боги! Как же это больно!
Трикстер дергается, тяжело выдыхая. Все тело пронзает дрожь, отдающаяся болью в каждой мышце, в каждой клетке...
– Да не растягивай ты его!
Лофт вскрикивает, сжимая кулаки, когда пальцы резко выдергивают из него, вызывая мучительную тянущую судорогу. И тут же, наказывая себя, прокусывает губу, с мстительным удовольствием чувствуя, как по подбородку течет кровь.
Нет... кричать он не будет. По крайней мере, пока может контролировать себя.
И тут же все мысли буквально вышибает из головы жгущей, выворачивающей наизнанку болью...
Член буквально разрывает его. Втискивается внутрь...
Чужие пальцы впиваются в бока, сжимают...
Маг всхлипывает, хватая ртом ставший вдруг твердым воздух, и пытается заставить себя расслабиться. Но тело не слушается, не желает подчиняться разуму...
– Совсем девочка... – сладострастно тянет голос, и воин дергает за трикстера волосы, заставляя запрокинуть голову и взглянуть в лицо одного из мучителей, – давай, раскройся для меня...
Толчки набирают силу, выворачивают наизнанку... И Локи чувствует, как по ногам течет кровь. Колени разъезжаются, стесывая кожу о шершавый пол.
И вдруг в рот толкается влажный, отвратительно подрагивающий ствол... Скользит по губам, пытается проникнуть внутрь...
– Открывай ротик, шлюха! Это ведь наверняка меньше чем у Бюлейста! Давай!
И Бог Безумия послушно приоткрывает губы, позволяя скользкой головке пройтись по языку... А потом сжимает зубы и вздрагивает от животного вопля, разорвавшего наполненную грязными звуками тишину...
А через секунду он уже забывает, что существует что-то кроме боли. Удары сыпятся со всех сторон, рассекают кожу...
И внезапно спину обжигает настолько дикая, неимоверная боль, что на мгновение – все существо сосредотачивается на этой полосе. А потом – тонкий свист – и удар повторяется. И снова...
Горло перехватывает спазмом, крик не может вырваться из пережатой болью груди. Пальцы судорожно вцепляются в шероховатый пол, пытаются оттащить тело из-под этой муки... На предплечье, пресекая движение, ломая кость, опускается тяжелый сапог.
А плеть все свистит... И Локи отчетливо чувствует сквозь какую-то мутную вязкую массу, обволакивающую тело, как лопается кожа, как хлещет кровь...
– Тор... – выдыхает он единственное слово, которое способен выговорить, – Тор...
– Не смей пачкать имя наследника своим грязным ртом! – тяжелый удар по лицу вышибает дыхание, губы немеют, дергают болью...
И еще один... Кровь льется по лицу, стекает по шее...
Как же он отвратителен сейчас!
И вдруг удары, рассекающие спину прекращаются, а в поле зрения, чуть расплываясь, появляется ребристая, поблескивающая металлом рукоять плети...
– Хочешь почувствовать это в себе? – хрипловато спрашивает мучитель, обхватывая пальцами за подбородок, – хочешь? Я буду медленно двигать ее... Вот так...
И буквально вбивает окованную железом деревяшку в тело Бога Безумия... И мир взрывается. Рассыпается на мелкие осколки, крошится, забирая разум...
Трикстер кричит, срывая связки, чувствует, как по щекам потоком льются слезы, жгут разбитые губы...
Толчок... Еще один!
Его поднимают, растягивают, раздвигают ноги...
Рукоять вырывается из тела, а ее место тут же занимает горячий, напряженный член и... еще один. Вталкивается, трется о вход...
Маг закидывает голову, дергается, в тщетной попытке избежать проникновения... Но его фиксируют на месте, стягивают цепь наручников, заставляя выгнуться...
Локи уже не ощущает собственного тела. Оно будто превратилось в сгусток боли и грязи. В нечто отвратительное.
Время исчезает. И маг отдается происходящему, не в силах уже сопротивляться, анализировать...
И остается только одна мысль. Короткая, режущая острыми краями... Но она дает объяснение боли.
Он заслужил.
Заслужил...
И вдруг сквозь серое марево, наполненное мукой, прорывается знакомый голос. Он будто охлаждает воспаленный разум, успокаивает...
Его имя... Кто-то зовет его по имени... Прижимается губами к виску, стирает слезы...
Тор...
Трикстер улыбается, чувствуя, как отступает боль. И шепчет едва складывая слова кровоточащими губами:
– Ты здесь, брат...
И проваливается в бархатную тьму, мягко обнимающую измученное тело.
***
Тор разжимает сведенные судорогой пальцы младшего, укладывает хрупкое тело, осторожно устраивая забинтованную руку. Гладит брата по голове, поправляет спустившиеся на бедра легкие штаны и... замечает на боку трикстера – будто мокнущий ожог. Рана с отслоившейся кожей... Совсем не такая, как остальные.
И чувствует, как холодно вдруг становится в груди.
