Текст книги "Идеальный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава 17. «Вопрос веры».
Забрать Тома из больницы оказалось не так уж сложно. Врачи только понимающе кивали, когда Крис объяснял, что хочет хоть немного скрасить последние дни двоюродного брата.
Хемсворта снабдили длинным списком таблеток, которые нужно было принимать Тому. Объяснили, как хоть немного облегчить приступы.
Средних лет мужчина в белом халате рассказывал об этом так, словно лекцию читал. С равнодушной интонацией профессора. Но Крис не винил врача. В конце концов, он всего лишь работает здесь. И его обязанностью не является проявлять участие к каждому, кто имел несчастье заболеть раком.
Из машины Тома приходится почти выносить. Англичанин безвольно обвисает на руках Криса. Хрипло, с трудом дышит. Он похудел настолько, что кажется совсем прозрачным. Черные отросшие волосы растрепались, их ерошит налетевший внезапно ветер.
– Мне холодно, – Том шепчет это едва слышно.
Хемсворт, не зная, что сказать, просто притягивает музыканта ближе, пытаясь согреть хотя бы теплом собственного тела.
Том спотыкается, запинаясь о пустоту, сгибается, прижимая ладонь ко лбу. Хрипло выдыхает, сдерживая стон.
– Тише, – Крис помогает ему выпрямиться и тянет к крыльцу. – Сейчас уложим тебя.
– Заботишься обо мне, – Хиддлстон снова едва не падает, зацепляясь о ступеньку. – Не проще было... оставить все как... есть? В больнице меня могли... просто привязать... – он говорит с частыми паузами, периодически жмурясь от боли.
Крис видит эту боль. В мутных покрасневших глазах. Слышит в хриплом прерывистом дыхании. Чувствует в дрожи, прокатывающейся по всему исхудавшему телу музыканта.
– Ничего, все будет хорошо, – Хемсворт закрывает дверь и включает в прихожей свет. Том вздрагивает, зажимает ладонями глаза, втягивает голову в плечи. Но не говорит ни слова.
– Я погашу, – Крис поспешно стягивает куртку сначала с себя, а потом пытается снять ее с Тома. – Опусти руки, это нужно снять.
Хиддлстон послушно отнимает ладони от лица, но глаз не открывает. В их уголках скопилась прозрачная влага. Крис осторожно проводит большим пальцем, стирая.
– Это больно! – Том дергается. – Не трогай глаза!
– Прости, – Хемсворт прикасается губами к уголку рта музыканта. – Идем ложиться.
Едва Крис укладывает Хиддлстона в постель, тот вцепляется трясущимися пальцами в его руку и сбивчиво шепчет:
– Ты же видел кого-то из них? Ты отдашь меня?! Крис!
– Нет, – Хемсворт наклоняется и мягко целует холодное запястье музыканта. – Ты будешь здесь. С тобой все будет хорошо. Ты будешь моим.
– Мое тело... дороже для тебя, чем родные? – в голосе у Тома вдруг появляется истеричное веселье, – ты подумал только о моей драгоценной заднице? Не о людях, которые погибнут? Я был уверен, что ты отдашь меня... Боже!..
– Том, я... – Хемсворт кладет ладонь на живот музыканта и начинает тихонько поглаживать через тонкую ткань рубашки. – Я должен объяснить тебе кое-что. Ты выслушаешь?
– Не хочу, – обескровленные губы растягиваются в улыбке. – Теперь нет больше ничего важного для меня. Еще немного потерпеть...
– Ты же не хочешь умирать! – Крис хватает англичанина за плечи. – Напрягись, Том! Десять минут! Мне нужно твое внимание на десять минут!
– Я сказал, что боюсь смерти... – Хиддлстон прикрывает опухшие веки. – Я не сказал, что не хочу умереть. С моей смертью все проблемы просто исчезнут на ближайшие... – Том смеется, не договаривая. – Это все настолько дико... Вся эта чертова мистика, моя флейта, какие-то способности, которые приносят только боль! Я не хотел этого!
– Как раз об этом, – Крис говорит совсем тихо, делая акцент на контрасте своих интонаций и Тома, – я и хотел рассказать, – он успокаивающе поглаживает пальцы музыканта. – Выслушаешь?
– Мне больно... – Хиддлстон слабо улыбается. – Я едва понимаю, что ты говоришь. Я не...
– Мы будем стараться, чтобы ты понял, – Крис ложится рядом, обнимает за плечи. – Ты просто слушай, хорошо?
Том едва заметно кивает. В мутных от боли, слезящихся глазах – никакого выражения.
А Крис начинает объяснять. Рассказывать то, что услышал от последнего из Старейшин. Проговаривает предложения по нескольку раз, упрощает их. Под конец он уже шепчет в самое ухо, массирует затылок музыканта, зарывшись пальцами в его густые волосы.
Том только хрипло смеется, когда Хемсворт, наконец, заканчивает. И почти с издевкой спрашивает:
– Ты сам-то... веришь? Это же чушь... Чтобы я сам...
– Вспомни, Том! – Крис сжимает пальцами плечо англичанина. – Просто сопоставь! Едва они сказали, что это рак – тебе резко стало хуже! Только вот... Почему это произошло снова? Они ведь дали год...
– Когда я... ездил в магазин, помнишь? – Хиддлстон запинается, прикрывает глаза. – Я ездил не только туда... Я ведь был у врача. Хотел провериться на всякий случай. И он сказал, что болезнь вернулась. Показал снимки... И мне...
– И тебе тут же стало плохо, – Крис заглядывает в блеснувшие мыслью, снова ставшие прозрачными глаза. – Ты поверил этому человеку.
– Думаю... мне уже было... плохо перед этим, – Том неуверенно касается кончиками пальцев виска. – Я же...
И Крис вздрагивает. В черных волосах англичанина на секунду проявляется рыжина, тонкая прядка. А Том зачем-то проводит ладонью по волосам, приглаживая.
– Ты не помнишь? – Крис садится и тянет за собой Хиддлстона, тоже заставляя сменить положение. – Или тебе не хочется об этом думать?
– Пусти! – англичанин безуспешно пытается вывернуться. Отталкивает Криса от себя. – Я не хочу ничего помнить! Это больно! Мне больно, Крис!
– Что ты помнишь, Том?! – Крис встряхивает худое тело музыканта. – Тогда, когда он трахал тебя, что ты помнишь?!
– Боль! – Хиддлстон истерично вырывается. – То, как безумно мне было больно! Какого черта ты спрашиваешь меня об этом?! Тебе мало того, что я умираю?!
Но Крис не отступает. Заставляет себя забыть о том, как больно сейчас Тому, о том, что вся эта память, пусть и им же самим созданная, она причиняет ему еще большее страдание.
Он должен добиться того, чтобы Том поверил.
Да, он испытает боль. Но она приведет к исцелению.
– А его лицо? – Хемсворт говорит намеренно жестко. – Когда он трахал тебя, ты видел его лицо?
– Он был сзади, – Том смеется. – Он брал меня сзади. Это только ты у нас иногда пытаешься быть нежным.
– А как он поранил тебя? – Крис сдергивает с музыканта тонкую рубашку, намеренно грубо проводит пальцами по шраму на его груди. – Ты помнишь, как он наносил тебе эти раны? Чем?
– Я не хочу думать об этом! – Том вдруг всхлипывает, прижимает ладонь к лицу. – Я не хочу вспоминать! Мало мне было отца...
– Ты сам свел с ума своего отца, – сейчас Хемсворт чувствует себя настоящим подонком. Но что он еще может? Только эмоции помогут Тому хотя бы слегка отвлечься от боли. – Ты сам сделал его алкоголиком и насильником. Ты виноват.
– Зачем ты так? – на щеках музыканта влажные дорожки. – За что, Крис? Как я мог...
– Ты просто должен помнить, Том. Вся твоя жизнь – череда неудач. Родители, которые странным образом потеряли рассудок. Друзья, которые отворачивались от тебя. Твое одиночество. Все, что преследовало тебя. Твои крики по ночам, – Крис больше не смотрит на англичанина. Он просто не может видеть боли в прозрачных глазах. Не может видеть в них этот немой вопрос: «за что?». Так что ему просто остается говорить.
– Что бы ты ни сказал... – Том вдруг безвольно откидывается назад, расслабляясь, – это все равно ничего не изменит. Я не... Я не чувствую уже. Я не хочу, чтобы все это продолжалось. Моя жизнь, пропитанная одиночеством, все эти несоответствия, которые сводят с ума. Я просто хочу покоя. Я устал чувствовать боль.
– Боже... – Крис осторожно опускает Хиддлстона на подушку. – Том, я ведь... Просто попробуй хотя бы подумать о том, что я сказал! Они заставили тебя поверить в реальность, которую внушили тебе. Ты сам создавал себе всю эту боль! Тебе стоит просто захотеть! Вот, гляди!
Хемсворт вскакивает, сдергивает со стола маленькое карманное зеркало. Подносит его к лицу Тома. И просит:
– Посмотри на себя. Просто вглядись! Ты говорил, твои волосы ведь не всегда были такими! Вспомни!
– Мне больно, Крис! – англичанин невидяще смотрит в свое отражение. – Бога ради, перестань! Я не... оно разрывает изнутри! Скребется!
Хиддлстон вцепляется в виски так, словно и правда пытается...
Крис отбрасывает зеркало, перехватывает тонкие запястья музыканта, разводит его руки в стороны. И четко проговаривает:
– Просто сосредоточься. Поймай это чувство. Осознай то, что доставляет тебе эту боль.
– Оно... – прозрачные глаза вдруг закатываются, Том мучительно выгибается на постели, пальцы комкают простынь. А потом он затихает. Только слабое, едва слышное дыхание свидетельствует о том, что жизнь еще теплится в измученном организме.
А Крис просто улыбается, перебирая в пальцах тонкую рыжую прядь.
______________________________________________________________________
Patrick Doyle – Letting Go
Глава 18. «Пусть он не забудет».
Теплые пальцы касаются шеи, щек. Гладят ласково. Так, будто его кожа и не кожа вовсе, а что-то хрупкое, до чего боишься неосторожно дотронуться.
Том приоткрывает глаза и тут же видит перед собой уставшее лицо Криса. Голубые глаза смотрят обеспокоенно.
Хиддлстон улыбается этим глазам, тянет руку, дотрагивается до небритой щеки Хемсворта. А потом вдруг понимает, что все это может быть... лишь выдумкой. Реальностью, которую он сам себе создал. Ведь если рассудить здраво: стал бы Крис вот так сидеть рядом с ним? Стал бы возиться с умирающим, при условии, что вся его семья... Черт!
На глаза отчего-то наворачиваются слезы. Все это неправильно! Почему то, что так волшебно, так тепло – оказывается вымыслом? Сном, пусть и красивым.
– Том? – Хиддлстон зажмуривается, чувствуя на щеке теплое дыхание. – Ты ведь очнулся?
Голос звучит отчаянно. Так, будто...
– Я долго был без сознания? – слова получаются хриплыми, едва слышными. Том сам пугается своего голоса и поэтому не говорит больше ничего, а просто вопросительно смотрит на Хемсворта, надеясь на ответ.
– Долго, – его подхватывают под спину, осторожно меняют положение. Движение отзывается тупой болью в затылке. Неприятной, ноющей. Хиддлстон морщится и прикрывает глаза. Снова. Это, похоже, начало входить в привычку.
– Это пройдет, – Крис едва ощутимо касается его волос, почти... благоговейно. А потом целует куда-то в висок.
Хиддлстон касается пальцами щеки, удивленно ведет по гладкой коже. За то время, как все это началось он ведь ни разу не...
– Это ты сделал, Крис? – в интонации столько неуверенности, что Том удивляется сам себе. Но, в конце концов, кто его осудит?
Хемсворт смущенно улыбается и скомкано кивает:
– Я просто не знал, что делать. И подумал, что тебе будет приятно, если... – он запинается, бросает быстрый взгляд на Тома, – когда ты очнешься.
– Мне приятно, – Хиддлстон еще раз проводит ладонью по идеально выбритой щеке. – Спасибо, Крис.
И неосознанно тянется к губам Хемсворта, наклонившегося совсем близко. Тот прерывисто выдыхает и ловит его губы в поцелуй. Осторожно зарывается пальцами в волосы на затылке, посасывает губы, не проникая внутрь. Как-то очень мягко, ласково. И опять возникает ощущение, будто Крис боится что-то сломать. И Том словно растворяется в тепле, что дарит ему Хемсворт вместе с этим поцелуем. Так сладко...
Хиддлстон обнимает Криса за шею еще крепче и приоткрывает рот, давая понять, что позволяет больше.
Пальцы, перебирающие волосы, замирают на мгновение, будто Хемсворт не верит в происходящее, а потом музыкант тонет в ощущениях. Губы Криса словно везде. Посасывают, ласкают. Жадно, почти агрессивно. Но все равно нежно, словно боясь повредить.
И Том стонет, выгибаясь. Прижимаясь еще ближе.
Неправильно?
Да кого это волнует, когда стоишь на самом пороге? Когда реальность истончается, оставляя место такому прекрасному самообману.
Том проводит ладонями по плечам Хемсворта, гладит напряженные мышцы, подставляет шею, лицо, губы... Чтобы Крис мог дотронуться везде, чтобы почувствовать его, пусть и выдуманного. Вцепляется в его плечи так, что Крису, наверное, больно. Но тот только крепче прижимает к себе. И целует уже как-то... успокаивающе?
– Зачем так? – невнятно шепчет Том, – зачем ты... Это ведь лишь сон, ничего не...
– Боже, Том! – в голосе у Хемсворта усталое отчаяние. – Ты ведь обещал, что будешь верить мне!
Обещал?
Хиддлстон вздрагивает и отстраняется. Заглядывает в глаза, пытаясь понять, о чем идет речь.
– Ты уже приходил в себя, – тяжело выговаривает Хемсворт, похоже, осознав, что сказал лишнее. – Три раза. И каждый раз...
Даже так?
Том закусывает губу, пытаясь нашарить в памяти хоть что-нибудь. Но там только тьма. Муторная липкая тьма.
– Я не помню, – Хиддлстон растягивает губы в ненатуральной улыбке, – ничего из этого.
– Ничего, – Крис касается губами лба. – Ничего страшного. Это пройдет. Хочешь в душ?
– Хочу, – Том откидывает одеяло и пытается приподняться. По телу тут же разливается отвратительная слабость. Такая, что каждое движение отдается ноющим ощущением беспомощности.
– Давай аккуратно, – Хемсворт подхватывает под спину, помогая встать. – Не спеши.
Том усмехается про себя. И вцепляется в поддерживающую руку, пытаясь справиться с головокружением.
Но той жуткой боли нет. Все выглядит так, словно он просто много выпил накануне. Смешно... Теперь похмелье будет снова казаться ерундой. По крайней мере, два ближайших месяца, пока не притупятся воспоминания. Если болезнь и правда отступила.
Если.
Если все это не очередная ложь, что вероятней всего.
Том спотыкается на каждом шагу. И после каждой такой запинки бросает на Криса виноватый смущенный взгляд. Словно в том, что он испытывает слабость, есть его вина.
И Хемсворт снова, в который раз ругает про себя чертову английскую вежливость.
– Почти пришли, – зачем-то говорит он. Наверное, чтобы сказать хоть что-то. Как и всегда рядом с Томом.
– Спасибо, что предупредил, – музыкант улыбается. – Не даешь мне никакого шанса забыть планировку этого дома.
– Почему «этого»? – Крису не дает покоя такая формулировка. – Почему ты так говоришь о своем доме?
Хиддлстон неопределенно пожимает плечами:
– Привык.
Звучит как-то обреченно.
– Все наладится, – Хемсворт отодвигает легкую створку. – Ты ведь... Ты же здоров?
– Как знать, – Том снова дергает плечом. – Может, да. А может, все это только очередное бредовое видение. Как и те, что были до... Как и мои воспоминания об инициации. Все выдумка.
– Ты должен научиться разграничивать реальность и то, что они заставили тебя считать реальностью, – Крис почему-то боится отпустить музыканта. Но тот мягко расцепляет его руки и отходит чуть в сторону.
– А что реально, Крис? – тонкие пальцы как-то осторожно подцепляют края синей больничной рубашки. – Где кончается вымысел и начинается эта пресловутая реальность? Ты сам-то можешь разграничить их с полной уверенностью?
– Тогда смотри.
Хемсворт резко сдергивает с Тома рубашку и толкает к зеркалу.
И Хиддлстон с удивленным выдохом подается вперед, ведет ладонью по груди. По тому самому месту, где гладкую кожу уродовал кошмарный шрам.
Касается растрепанных волос, пропускает меж пальцев тонкую рыжую прядку. Поворачивается боком, пытаясь разглядеть спину.
– И на спине ничего нет, – Крис подходит вплотную, обнимает его за талию. – Ничего не было, видишь? Стоило лишь понять это.
– Невероятно... – в шепоте восторг и страх одновременно. – Как ты сделал это, Крис?
– Ты сам это сделал, – Хемсворт улыбается и целует музыканта куда-то в плечо.
А тот оборачивается и просто прижимается к губам. Благодарно, ласково. И Хемсворт целует в ответ.
***
В гостиной как всегда полутемно. И Крис думает, что такими темпами скоро совсем отвыкнет от света.
Хиддлстон сидит на полу перед тускло светящимся камином и перебирает клапаны флейты. Гладит их пальцами, периодически заглядывая в ноты.
Еще влажные после душа волосы слиплись, с кончиков стекают капельки воды.
Крис поднимается с дивана и, подхватив полотенце, так и не отнесенное обратно в ванную, подходит к музыканту. Вытирает воду, отжимает мокрые прядки.
И неожиданно даже для самого себя просит:
– Сыграешь мне?
– Это новое, – Том как-то неуверенно вскидывает взгляд. – Боюсь, я еще не смогу контролировать себя в некоторых местах. Ты получишь слишком... много моих эмоций.
– Сыграй, – Крис откладывает полотенце и проводит ладонью по спине Хиддлстона. – Пожалуйста.
Том улыбается уголком рта и встает:
– Иди на диван, устрою тебе мини концерт, так и быть.
Крис с готовностью вскакивает и возвращается на место.
А музыкант словно застывает на секунду и подносит флейту к губам. Так нежно, что Крис ловит себя на совершенно неуместном в этот момент чувстве ревности.
Но когда тишину разбивает первый звук – Хемсворт забывает обо всем. Он жадно впивается взглядом в одухотворенное бледное лицо. А сквозь тело словно раз за разом пропускают ток. И с каждым звуком разряд все сильней.
Музыка заливается в уши раскаленным металлом. Это почти больно. Но есть еще одно чувство, которое не дает здравому смыслу возобладать, не дает прервать музыканта.
Что-то яркое, щемящее. Царапающее, заставляющее с болезненным удовольствием ловить каждый звук. Вслушиваться в каждую ноту. Потому что, возможно, минута – и придет какое-то понимание. Словно откроется иной уровень. И та тонкая занавеска, что приоткрыл Том, исчезнет вовсе.
Еще совсем немного!
Крис даже привстает в предвкушении. Подается вперед, чтобы не пропустить ничего.
Но звук вдруг обрывается. Сетка, сплетенная нотами, истончается, исчезает...
– Я не успел! – обиженно выдыхает Хемсворт, откидываясь на спинку дивана.
– И слава богу, – Том трясущейся рукой стирает со лба испарину. – Я едва сознание не потерял.
– Черт, Томас! – Крис поднимается на ноги и отходит к окну, прижимается к холодному стеклу лбом. – Как ты делаешь это? Я ведь... Я поверил в происходящее. Действительно поверил.
– Я тоже хотел бы узнать, как я это делаю, – судя по звуку, Хиддлстон снова опускается на пол. Причем явно с трудом.
– Тебе плохо? – испуганно спрашивает Крис, подбежав к музыканту.
– Устал, – криво улыбается Том. – Поздно уже. Нужно ложиться.
Когда он засыпает, Крис еще долго сидит на краю постели в какой-то прострации. Поглаживает через одеяло худое плечо музыканта. А потом, наплевав на все свои убеждения, встает на колени и шепчет:
– Господи... Пусть он не забудет. Пожалуйста!
_____________________________________________________________________
Прошу прощения за такой большой перерыв, товарищи. Возникли некоторые проблемы.
Песня: Sopor Aeternus & The Ensemble Of Shadows – The Urine Song
Глава 19. «Конверт».
– Я не знаю, Крис, – Хиддлстон сидит на полу, безвольно привалившись к стене, влажные после душа волосы неопрятно торчат в разные стороны. – Я не помню ничего из того, о чем ты сейчас говоришь.
Хемсворт прикрывает глаза, пытаясь унять нервную дрожь. Просто успокоиться. Том здесь не при чем. Разве виноват он в том, что ничего не помнит?
– Скажи, – Крис садится рядом, точно так же облокачиваясь о стену, – что последнее ты помнишь?
– Я уже говорил, – музыкант опускает голову. – Как ты просишь вспомнить... Что-то о моих ощущениях. Мне было больно. Я помню плохо. Может, обратиться к врачу? Они могли бы провести обследование...
– Мы не можем, – Хемсворт осторожно гладит худое плечо Тома. – Я уверен, что за тобой следят. Непонятно, почему с их стороны пока ничего не предпринимается.
– Такая ситуация, а я почти невменяем, – Том улыбается веселой открытой улыбкой, пугающей Криса еще больше, чем его безвольно опущенные руки и периодически меняющие цвет волосы, становящиеся то рыжими, то черными. – Скоро мне придется делать себе татуировки, как в том фильме. Только их содержание будет гораздо прозаичней.
– В фильме? – перевести тему сейчас было бы очень кстати.
– Да, – едва заметный кивок. – Я давно смотрел, но запомнил хорошо. Главный герой страдал потерей кратковременной памяти. Совсем как у меня. И чтобы не забывать делал на теле татуировки, – Том снова улыбается. На этот раз грустно.
Хемсворт ждет с минуту, надеясь, что он продолжит пересказ содержания. Но тот только тихонько барабанит пальцами по полу и молчит.
– Нам надо решить что делать, – Крис вынужденно возвращается к насущной теме. – Есть один человек, он, надеюсь, сможет помочь нам...
– Ты должен сначала помочь себе, Крис, – Том медленно поднимается. И Хемсворт думает, что у него точно затекли ноги. А музыкант продолжает:
– Поспи. Хотя бы несколько часов. Ты очень плохо выглядишь.
– Все хорошо, – Хемсворт тоже встает на ноги. – Тебе не о чем волноваться. Я выспался.
– Как хочешь, – Том равнодушно пожимает плечами.
– А тебе нужно поесть. Пошли, – Крис удивленно смаргивает, слыша в своем голосе командные нотки.
Том, видимо, тоже замечает новую интонацию, дергает уголком губы, некрасиво усмехаясь. И преувеличено вежливо кивает:
– Ты здесь главный.
– Прости, – Крис мягко касается губами лба музыканта. – Но ты и правда должен поесть.
Простреливает абсолютно неуместное в данный момент возбуждение. Он сжимает дрожащие пальцы в кулак и пытается мягко разорвать контакт, так, чтобы Том ничего не заподозрил.
А тот вдруг опускает ладонь на плечо Хемсворта, удерживает, не давая отстраниться. И шепчет:
– Чего ты боишься? Что я забуду?
– Том, я... – Хемсворт тяжело сглатывает, – если ты...
– Так сделай так, чтобы я не забыл, – последние слова Том проговаривает в самое ухо, обжигая дыханием.
Криса перетряхивает. Он вцепляется в плечи музыканта и несколько долгих мгновений смотрит в прозрачные глаза. А потом перехватывает его губы в жесткий, почти болезненный поцелуй.
Тома хочется. Хочется так, что темнеет в глазах только от одной мысли об этом. Целовать гладкую кожу, касаться пальцами...
Крис непослушными пальцами подцепляет майку Тома и тянет наверх. Стаскивает такую ненужную сейчас вещь и с хриплым выдохом прижимается губами к худой груди музыканта. Целует, лаская кожу. Хочется оставить свои метки везде. И на шее, и плече... Яркие следы, которые будут напоминанием. И Хемсворт озвучивает свое желание. Шепчет бессвязно, перемежая слова легкими поцелуями.
А Том подается вперед, запускает пальцы в волосы на затылке и выдыхает:
– Оставь... Крис, если хочешь, оставь...
И Хемсворт буквально впивается губами в светлую мягкую кожу. Плечо, шея... Снова плечо, грудь, живот... Боже, да!
Том выгибается у него в руках, стонет задушено.
Прикоснуться к острой вершинке соска, чуть втянуть губами – и Том, всхлипывая, подается вперед, льнет, явно пытаясь увеличить площадь соприкосновения.
– На кровать, – Хемсворт обнимает музыканта за талию и прижимает совсем близко. – Там будет удобней.
– Подожди, – Том как-то странно облизывает губы. – Я кое-что сделаю для тебя.
И опускается вдруг на колени, одновременно скользя ладонями по бокам Криса. Тонкие ловкие пальцы дергают молнию джинсов, тянут их вниз, спуская до колен вместе с бельем. Том бросает на буквально онемевшего Криса короткий взгляд и осторожно прикасается кончиками пальцев к почти болезненно возбужденному члену. Хемсворт вздрагивает, неосознанно опуская ладонь на затылок музыканта. А тот чуть подается вперед и обнимает губами головку с уже выступившей капелькой смазки. Именно обнимает. Нежно, мягко... И Крис глухо стонет, зажмуриваясь. То, что делает Том...
– Боже... – его хватает только на задушенный всхлип, когда Хиддлстон берет глубже, чуть сильнее сжимая губы. И эта несколько неумелая ласка лишает возможности связно мыслить. А Том как-то ласково поглаживает по бедру, словно успокаивающе. Словно уговаривая.
Перед глазами марево. Комната плывет, предметы – будто отражения в кривом зеркале. Внизу живота словно сворачивается в жгут болезненное возбуждение.
Грешно? Неправильно?
Крис глухо усмехается, аккуратно перебирая мягкие прядки волос Тома. И хрипло стонет, потому что язык музыканта с невероятно пошлым влажным звуком скользнул по головке, проходясь по спирали.
– Идем в постель, – Крис чувствует, что еще немного и...
Подхватывает Тома под мышки, поднимает на ноги. Прижимает к себе, целует в припухшие блестящие губы. Забирается ладонью за пояс его нелепых домашних штанов на резинке, оглаживает ягодицы, в который раз поражаясь гладкости кожи. Она словно шелковая. Словно ласкает пальцы...
Хиддлстон тихо выдыхает, сжимает пальцы на плечах Криса. Сминает ткань рубашки. И шепчет:
– Теперь я согласен на кровать.
– Да, – Крис почти задыхается, водя ладонями по бедрам музыканта, – кровать. Сейчас...
– Я буду с тобой там, – Том тихо смеется, – отвлекись на секунду.
И тянет за собой.
Хемсворт, не желая отстраняться, обхватывает за талию, прижимает. Несколько шагов, наполненных отяжелевшим дыханием. Неудобных, неловких... И мягко опустить на постель. Прижать всем телом, впиться губами. Так, чтобы застонал, забился, поцеловал в ответ.
Да, вот так. Ловить губами дыхание, делить его на двоих.
Горячие губы скользят по шее. Крис зализывает чуть жгущие болью отметины, зарывается пальцами в волосы. Ткань рубашки неприятно трется о голую кожу. Снять.
Том резко переворачивается, подминая Хемсворта под себя, сжимает его бедра своими, садясь верхом. Настолько развратная поза, что щеки заливает румянцем. Но он только склоняется, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы.
И вдруг Крис хрипло шепчет:
– Подвигайся... Том. Том... – его голос срывается.
И Хиддлстон, дурея от пошлости происходящего, упирается ладонями в уже обнаженную грудь Криса и двигает тазом, создавая эффект трения. Крутит бедрами, чувствуя через ткань тонких штанов возбуждение Хемсворта.
– Боже... – выстанывает Крис, больно вцепляясь в бока, – Боже...
– Можно просто Том, – голос хрипит. Звучит как-то... пошло.
– Том... – согласно повторяет Хемсворт.
И Хиддлстон, не выдерживая, сам впивается в его губы жадным поцелуем. Выходит как-то истерично. Но хочется... Именно так. Чтобы чуть больно. Чтобы ярко...
И сильные руки, вдруг опрокидывающие обратно, прижимающие к кровати, оглаживающие все тело, заставляющие кожу гореть.
– Рубашку... – выдыхает Том. – Крис, сними.
Содрать с себя ненавистный кусок ткани. Отбросить в сторону, сдернуть штаны с Тома. Так резко, что тот едва успевает приподнять бедра, невозможно выгнувшись.
Крис подхватывает это идеальное тело под спину, прижимает Тома к себе, садясь на колени. Теперь они сплетены будто узел. Худые руки музыканта обвивают шею, голова запрокинута, открытая шея, едва заметные веснушки... А в бедро упирается напряженный почти до боли, как кажется Крису, член музыканта.
Том чуть слышно хрипло постанывает от каждого движения. Выгибается, трется, но рук не расцепляет.
И Крис обхватывает ладонью, проходится по всей длине, заставляя Тома почти закричать. Мягко отстраняет музыканта от себя, толкает, роняя на спину, и склоняется, намереваясь взять в рот. Но едва губы касаются потемневшей влажной головки, Хиддлстон вдруг вскидывается, прихватывает за плечи, мотает головой и шепчет:
– Я кончу... Сейчас кончу, если ты сделаешь...
И Крис улыбается, отмечая заминку. Даже сейчас Том не может расстаться со своей воспитанностью.
– Ты боишься кончить, если я отсосу тебе? – Хемсворт проговаривает это, глядя музыканту в глаза.
– Я... – Том закусывает губу, – да. Я слишком...
– Ты стесняешься озвучить то, что только что сам делал, – Крис шепчет это в самые губы, почти касаясь, – кого, Том? Меня? Или себя? Мы и так нарушили все правила.
– Все правила? – в голосе Тома появляются странные нотки. – Ты хочешь... до конца? Чтобы я...
И вдруг снова опрокидывает Криса на кровать. Садится верхом, трется возбужденным членом и выдыхает, чуть улыбаясь:
– Все правила, Крис. К черту.
И ведет ладонью по лицу Хемсворта, гладит пальцами губы, нажимает, словно... И Крис приоткрывает рот, принимая игру. Старательно облизывает тонкие пальцы, смачивает слюной. А потом Хиддлстон мягко отнимает руку и заводит за спину. И всхлипывает, выгибаясь. А Крис хрипло стонет, подаваясь вперед.
– Том, Боже... я хочу видеть! – слова вырываются против воли. И Крис испуганно замирает. Но музыкант только непристойно как-то улыбается и разворачивается, опускается в коленно-локтевую, раздвигает бедра шире и легко гладит влажными пальцами вход. Кружит, словно дразня.
В глазах темнеет, тело будто чужое. То, что творит Том, не поддается анализу. Это словно... сон.
А тонкие пальцы мягко надавливают... Том проталкивает в себя сразу два. Стонет глухо, прогибаясь в спине. Двигает рукой, тяжело дыша.
Хемсворт вздрагивает, перехватывает тонкое запястье. Целует светлую кожу, поднимает музыканта на колени, разворачивая к себе лицом.
– Что? – шепчет Том. – Тебе ведь нравится.
– Прекрасный... – Крис осторожно опускает Хиддлстона на спину, – я люблю тебя, знаешь?
И прижимается губами, предупреждая все слова. И шепчет на ухо:
– Я буду медленно растягивать тебя. Так, что ты будешь стонать и умолять... Ты будешь кричать мое имя, сжимая в себе мои пальцы... Хочешь?
– Смазка, – хрипло напоминает Том, привстает и тянется к нижнему ящику шкафа. Он стоит далеко, поэтому музыканту приходится выгнуться, почти полностью соскользнув с кровати.
Пару секунд и Крис забирает с руки Хиддлстона ярко-оранжевый тюбик крема для рук.
– Надо купить нормальную, – Хемсворт выдавливает густую субстанцию, растирает меж пальцев.
– Я туда... – Том всхлипывает, вцепляясь в плечо Криса, потому что тот проталкивает первый палец, – туда...
– ... не пойдешь? – заканчивает фразу Хемсворт, склоняясь над спиной музыканта.
– Да, – тот неловко кивает, подаваясь назад.
– Трахаться ты не стесняешься, а в магазин не пойдешь? – Крис усмехается. – Двойные стандарты, Томас.
– Это... боже... разные вещи! Крис! Что ты...
– Если повернешься на спину и раздвинешь ноги шире – будет еще лучше, – срывающимся голосом информирует Хемсворт. – Хочешь так?
– Хочешь так? – срывающийся голос Хемсворта пробирает до самого сердца странной вибрацией.
Хочет... Он хочет. Хочет, чтобы Крис делал все. Все то, о чем люди стесняются даже думать...
– Я втолкну свои пальцы в тебя и одновременно возьму у тебя в рот... – Крис шепчет это, переворачивая на спину. Разводит его колени в стороны и приводит свою сладкую угрозу в исполнение.
Буквально трахает пальцами все еще плохо растянутый вход, одновременно обнимая губами блестящий от смазки член.
И Том кричит. Он больше не контролирует себя. Не ощущает себя отдельно... Есть только пальцы, губы... боль, удовольствие...
– Крис! Крис... боже... – слова вырываются вместе с криком. Но Том не слышит себя. Дергается, словно марионетка в умелых руках. Именно такое ощущение. Будто пальцы Криса внутри управляют его телом. Резкое движение – и боль... Или не боль? Простреливает с головы до ног, словно электрическим разрядом...
