Текст книги "Идеальный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 30. «Отдай мне свою душу».
Том не помнил, сколько так пролежал скорчившись на холодном шершавом полу, среди луж собственной блевотины и крови. Он то приходил в себя, то снова проваливался в беспамятство. И в те редкие минуты просветления, когда боль в висках слегка отпускала, Том зачем-то пытался приподняться и отползти хоть немного в сторону. От каждого движения подкатывала дурнота, выворачивая наизнанку сухими уже спазмами.
Его даже не связали. Да и зачем связывать того, кто едва может пошевелить пальцем?
Несколько раз в камеру кто-то приходил. Итальянского Том не знал, а потому не мог понять, о чем говорили пришедшие. Впрочем, ему было плевать. И в такие моменты хотелось только одного – чтобы все ушли, и снова воцарилась благословенная тишина, ласкающая измученное болью тело.
Иногда он представлял себе лицо Криса, его пальцы, касающиеся кожи. Это было приятно. И Тому хотелось задержать эти ощущения подольше.
Когти с пальцев так и не исчезли. Том начертил зачем-то имя Криса на полу. И сейчас осторожно водил по бороздкам подушечками пальцев, наощупь считывая слово. Получилось вроде бы ровно.
Странно, но это каким-то образом успокаивало.
Но анализировать Тому сейчас не хотелось, поэтому он просто продолжал касаться линий, прикрыв слезящиеся глаза, которые невыносимо щипало – этот препарат, что ему ввели, наверное, вызвал аллергию, которой Том страдал с детства.
– Поднимайся! – резкий голос заставляет вздрогнуть.
Хиддлстон с трудом приподнимается, пытаясь увидеть источник звука. В дверях темный силуэт в какой-то длинной хламиде. Там, в коридоре, еще фигур десять. Неподвижные, словно статуи.
И Тому становится страшно. Он накрывает трясущейся ладонью надпись на полу и затравленно прижимается к стене. Выглядит это, наверное, совсем не по-геройски. Ведь все мученики-герои шли на казнь с высоко поднятой головой. Но умирать страшно. Умирать не хочется. И поэтому Том не может заставить себя подняться с пола. Он только сильнее вжимается в стену, испуганно глядя на пришедших.
– Поднимайся, тварь! – человек в плаще делает широкий шаг к Тому. – Не заставляй применять силу!
Смех рвется из пересохшего горла, словно воронье карканье. Тому и самому страшно слышать себя. Но остановиться он не может.
Заставить применить силу?
– Демонский выродок!
Его вздергивают на ноги, волокут за собой, потому что сам идти Том не может. Слишком сильной болью отдается каждое движение во всем теле.
– Почему? – хриплым сорванным шепотом спрашивает он. – Почему выродок?
И издевательский смех, заставляющий зажмуриться.
Но ему все же отвечают:
– Бог не давал человеку сил, что есть у тебя, они от дьявола. И мы освободим мир от тьмы, что ты несешь.
Том и не рассчитывал на такой обстоятельный ответ. Поэтому он выдыхает слова благодарности, за что получает тяжелый удар под дых.
– Демонское отродье пытается язвить, посмотрите-ка, – шипит один из конвоиров.
Ответить Том не может. Он занят тем, что пытается вдохнуть.
– Кстати, знаешь, твой любовник скоро тоже будет здесь, – слова доносятся словно сквозь вату. – Ему понравится то, что останется от твоего тела после казни.
– Мужеложство – мерзость перед богом, – замечает другой голос. – Ты совратил невинного. Грех нужно выжигать каленым железом. Он тоже понесет свое наказание.
– Не надо!.. – хрипит Том, дергаясь в руках конвоиров. – Он ничего не сделал!
– «Не ложись с мужчиной, как с женщиной, ибо это мерзость»*,– цитируют Тому. – «И если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти и кровь их на них»**.
Слова отдаются в голове эхом почему-то голосом проповедника из церкви, в которую Тома водила мать.
– Он умрет, глядя на твой труп.
Перед глазами темнеет. Том что-то шепчет, умоляет, кажется... А потом в голове что-то щелкает. В теле появляется необъяснимая легкость, чувства исчезают.
Хиддлстон просто выпрямляется, легким движением отшвыривая от себя конвоиров. Кажется, они настолько сильно ударяются о стены, что слышится хруст костей.
Остальные что-то кричат, слышатся щелчки затворов... Но Тому на это плевать. Он дергает на себя высокого мужчину в капюшоне и маске, того самого, что говорил о смерти Криса, и шипит в лицо, закрытое маской:
– Он не умрет. Умрешь ты.
Потом, когда все заканчивается, Том несколько секунд стоит посредине коридора, разглядывая испачканные в крови стены. И тихо говорит, глядя в мертвые глаза головы, которую держит за волосы:
– «Видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено»***.
Осторожно кладет голову рядом с телом.
– Святая земля теперь осквернена кровью... – шепчет он, распрямляясь. – Вы можете войти.
И улыбается, слыша жуткий, наполненный торжеством вой тысяч глоток.
***
Крис несколько минут стоит перед распахнутой дверью, не решаясь войти. Но потом все же перебарывает свой страх и ставит ногу на ступень.
В прихожей темно и тихо. Светятся цифры на электронных часах, показывающих без четверти полночь, хотя должно быть восемь утра.
Хемсворт нервно оглядывается и осторожно прикрывает за собой дверь. И тут же на плечо ложится холодная ладонь. Этот холод чувствуется даже через куртку.
Крис, не оборачиваясь, накрывает ладонь Тома своей. И понимает, что пальцы музыканта заканчиваются когтями.
Хемсворт осторожно сжимает руку Тома и чувствует, как тот подходит совсем близко, почти вплотную.
Обдает холодом и почему-то страхом.
– Том? – Крис говорит совсем тихо, боясь разрушить зыбкую тишину.
– Я ждал тебя, – Хиддлстон шепчет это, обдавая холодом и запахом крови. – Я думал, ты придешь за мной. Но ты бросил меня, Крис.
– Прости, – Крис зажмуривается, чувствуя, как когти впиваются в плечи. – Я не успел вовремя. Прости...
– Уже ничего не изменить, – судя по голосу, Том чуть улыбается. – Даже если я скажу, что прощаю.
– Это ты взорвал собор? – Крис пытается повернуться к Тому лицом. И тот позволяет, проворачивая когти в ранах на плечах Криса. Но боль почему-то не приходит, только холод.
– «И не останется камня на камне», – с полубезумной улыбкой цитирует Хиддлстон. – Так было сказано в их книге.
– Том... – Хемсворт осторожно поднимает руку и касается кончиками пальцев вьющейся пряди, упавшей на лоб музыканта. – Но там ведь погибло много людей!
– Они не были виноваты, – Том кивает. – Но я тоже не был. Я не хотел умирать, Крис.
Хемсворт не знает, что ответить. Вместо этого он притягивает Тома к себе, утыкается носом в шею и шепчет:
– Оставайся со мной...
И чувствует, как Том осторожно гладит его по голове, пропуская пряди сквозь пальцы. Прикосновения настолько приятны, что Крис едва не урчит от наслаждения.
В паху сладко тянет. А Хиддлстон вдруг опускает руку и сжимает член Криса через штаны. Осторожно поглаживает, заставляя Криса сорвано ловить ртом воздух. А потом вдруг убирает ладонь и шипит:
– Тебе приятны ласки демона, Крис? Нравится?
– Ты не демон, – Хемсворт ловит его ладонь и целует.
Безумно хочется поцеловать тонкие, испачканные чужой кровью губы, как тогда, во сне. Но Крис не знает, позволено ли это ему сейчас. Поэтому он просто покрывает жадными поцелуями ладонь музыканта. Пытается согреть дыханием.
– Идем со мной, – Том грубо дергает его за руку, распахивает дверь и выталкивает его из дома.
И Хемсворт испуганно замирает, отшатываясь: по обеим сторонам от крыльца замерли две отвратительного вида горгульи. Залитые чернотой глаза внимательно следят за каждым движением.
– Они не тронут, идем, – Хиддлстон подталкивает его, заставляя сделать шаг.
Крис ступает на асфальт и вздрагивает: под ногами пепел, битое стекло, какой-то мусор... Мусор? Нет... Это кости. Кости, покрытые пеплом.
Хемсворт, не дыша, отступает назад и зажмуривается, чувствуя, как хрустят под ногами мелкие косточки.
– Что это? – голос срывается.
– Это то, как я вижу теперь, – Том гладит по голове горгулью, чешет ей за ухом. – Знаешь, сколько гнили у людей в душах? Все наполнено мерзостью.
– И я такой? – Крис не может перестать смотреть в залитые чернотой глаза Тома, со светящимися на дне красными огоньками.
– Нет, – Том осторожно дотрагивается ладонью до его груди. – Нет... Тьму выгнала любовь. Ее так много в тебе, Крис... Отдашь мне ее?
– Она и так твоя, – Крис накрывает руку Тома своей и вжимает еще сильнее. – Я ведь люблю тебя.
– Отдай мне ее, – Том шепчет это в самые губы. – Отдай мне свою душу.
Береги свою душу, Крис Хемсворт.
Фраза эхом стучит в висках. Но Крису плевать. Он прижимает к себе холодное тело Тома, гладит его крылья у основания и шепчет в ответ:
– Ты можешь забрать.
_________________________________________________________
*– Левит, 18:22.
**– Левит, 20:13.
***– Мф. 24:1-2.
Hurts – Help (обратите внимание на текст)
Глава 31. «Ты спас меня».
– Они хотят убить тебя, – зачем-то говорит Крис, хотя уверен, что Том знает это и без него. Но ведь нужно же что-то сказать?
– Ты бы хотел, чтобы у них получилось? – Хиддлстон поднимает глаза и внимательно, совсем не по-человечески пристально смотрит на него.
От такого вопроса Крис на несколько секунд «зависает». А потом тихо спрашивает:
– Почему ты думаешь, что я могу хотеть этого?
Том пожимает плечами и опускается на нижнюю ступеньку крыльца, как-то неуклюже подгибая ноги. Утыкается лбом в колени и замирает. Хемсворт присаживается рядом, обнимает его за плечи, чуть прижимая к себе.
– Ты думаешь, что они не правы в своем желании убить меня? – голос Тома звучит глухо. – Думаешь, все те жизни, что оборвались в сегодня в Риме, эквивалентны одной моей?
– Не ты их убил, Том, – Хемсворт прекрасно понимает сейчас, что оправдывает преступление, но это не вызывает никаких чувств. – Ты не хотел этого, ведь так?
– Я не думал о них в тот момент, – Том слабо шевелится, приваливаясь к боку Криса. – Я просто хотел жить. Хотел, чтобы ты жил. Они сказали, что убьют тебя тоже.
Такая разительная перемена настроения Тома пугает. Пять минут назад перед Крисом стоял полубезумный демон с черными глазами, а теперь Хемсворт обнимал растерянного испуганного человека. И единственное, чего сейчас Крису хочется – чтобы все закончилось. Развеялось, как дурной сон.
– Убери это, – просит он. – Идем домой.
– Убрать что? – Том не поднимает головы.
– То, что на улице, – неловко пытается объяснить Хемсворт. – Этого ведь нет.
– Смешной... – в голосе Тома пустота. – Это нельзя убрать. Это всегда с нами. Можно просто посмотреть иначе. Через человеческое восприятие.
– Твоя флейта, – Крис окидывает взглядом засыпанную пеплом улицу. – Она заставляла смотреть иначе?
– Я не умел это контролировать тогда, – Хиддлстон выпрямляется. А Крис вздрагивает: улица разительно меняется. Исчезают припорошенные пеплом кости, обугленные деревья, трещины, остовы машин... Теперь Крис видит все как обычно. Как должно быть. Но теперь в этом благополучии чувствуется фальшь. И Хемсворту кажется, что, всмотрись он чуть внимательней, увидит сквозь призрачные контуры домов и машин настоящую картину реальности.
– Это рядом, – в голосе Тома Крис слышит страх. – Всегда рядом. Я всегда чувствовал. И то, что я такой... – Том показывает Хемсворту руку. – Всего лишь посмотреть иначе – и я не человек.
– Ты человек, – Крис ловит его ладонь и целует тонкие пальцы.
– Я забрал твою душу, – Том некрасиво улыбается. – Так поступают демоны, не люди.
– Я хотел, чтобы ты взял, – Хемсворт осторожно поглаживает его пальцы. – Так ты точно будешь знать, что я твой.
Тянет его к себе и прикасается к губам. Почти целомудренно, нежно.
– Мы отправимся в ад, знаешь? – Том шепчет это прямо в губы.
– Почему? – от едва сдерживаемого возбуждения по телу идет дрожь.
– Ты целуешь мужчину, Крис, – Том улыбается. – Знаешь, что про таких сказано в библии?
– Плевать на библию, – Хемсворт уже совсем бесконтрольно скользит руками по телу Тома. – И на все, что там сказано.
– Богохульствуешь... – Том выгибается, когда Крис забирается пальцами за пояс его брюк.
– Бог есть любовь, – Крис обхватывает Тома за талию и притягивает к себе.
– Отойди от него! – резкий голос заставляет вздрогнуть. Том инстинктивно прижимается к Хемсворту еще крепче и оборачивается на звук.
На дороге, рядом с машиной, группа людей. Костюмы, маски... Том бы истерично засмеялся, потому что все это слишком напоминало второсортное кино про мафию. Но вместо этого он позорно продолжает испуганно прижиматься к Крису.
Пальцы неосознанно сжимаются на предплечье Хемсворта, Том чувствует, как он дергается. И понимает вдруг, что вцепился в незащищенную кожу когтями. По руке Криса течет кровь.
– Прости! – Том испуганно отдергивает руку и вскакивает на ноги.
– Ты изменился, Томас, – знакомый голос заставляет вздрогнуть.
– Вы сами этого хотели, – Хиддлстон напряженно вглядывается в стоящих возле машины людей, пытаясь понять, кто из них говорит.
– Взрыв в Риме приписали Аль-Каиде, – в голосе говорящего нет ровным счетом никаких эмоций. – Сейчас ведется подсчет погибших.
В теле вдруг появляется противная слабость, и Том удивленно проводит рукой по губам, стирая кровь, текущую из носа.
А на грани восприятия Том вдруг слышит голос, начитывающий на латыни. Становится по-настоящему страшно. Он беспомощно оборачивается к Крису, чувствуя, как темнеет в глазах.
Сзади никого нет. Крыльцо пустое.
– Где он? – Том делает шаг к машине. Боль и слабость отступают на второй план.
– Он служил приманкой и должен был задержать тебя, – в голосе насмешка. – Мы знали, что ты не убьешь его.
– Вы все умрете, – шипит Том, – все до единого. Как те, кого я убил в Риме.
– Нет, Томас, – адепт делает шаг вперед. – Умрешь ты. И твой любовник, если не прекратишь сопротивляться. Оглянись.
И Том медленно оборачивается, уже зная, что увидит.
– В машине, Том! Он должен перестать читать! – Крис выкрикивает это, похоже, совершенно не заботясь о том, что курок могут спустить в любой момент.
– Сделаешь шаг, и он умрет!
– Смешно... – Том чувствует, как задыхается. – Думаете, вы быстрее меня?
Секунда – и он за спиной адепта, держащего Криса на прицеле.
Приглушенный выстрел уходит вбок, в лобовое стекло автомобиля. Шепот, высасывающий силы, на мгновение прерывается. Этого хватает для того, чтобы броситься к машине и рвануть на себя заднюю дверь. Плечо обжигает болью, другая пуля впивается в спину... Остальное принимают на себя крылья. Это безумно больно, но Тому уже плевать. Он одним коротким резким движением разрывает горло читающего. Брызгает густая темная кровь. Том отталкивает от себя мертвое тело и оборачивается:
– Уходите, – он не узнает собственного голоса. – Садитесь в машину и уезжайте.
А потом накатывает боль. Хиддлстон буквально чувствует, как вместе с кровью из тела уходит жизнь. Он тяжело опускается на асфальт и закидывает руку за спину, пытаясь дотронуться до раны.
– Боже, Том! – Крис почти падает на колени рядом, и Тому думается, что он здорово ушиб их сейчас. Волнует только один вопрос:
– Как ты узнал, что он был в машине?
– Тот, кто держал меня на прицеле проболтался, – судя по голосу, Крис пытается разрядить обстановку.
– Спасибо... – говорить нормально уже нет сил, поэтому это Том произносит шепотом.
– Нам нужно в больницу, – Крис настойчиво тянет его за руку, заставляя подняться. И Том честно пытается встать. Получается откровенно плохо. Перед глазами какие-то темные круги, все тело будто ватное...
Тогда Крис просто поднимает его на руки, и Том всхлипывает от боли, неожиданно пронзившей спину и плечо. Кожа будто горит огнем. А Крис говорит что-то, в его голосе страх, смешанный с удивлением. А Том глупо разглядывает свою руку, оплетенную тонкими линиями, светящимися золотым теплым светом.
– Что это?! – Крис заглядывает в прозрачные глаза музыканта. – Том!
– Ты... это ты... – невнятно шепчет Хиддлстон, вцепляясь трясущимися пальцами в руку Криса. – Ты отдал мне свою душу. Ты спас меня...
И Хемсворт понимает, что раны от пуль на плече и спине Тома больше не кровоточат. А на его мертвенно бледном лице проступил мягкий румянец.
Крис еще крепче прижимает шепчущего что-то Тома к себе и быстрым шагом идет к дому. Где-то уже довольно близко воет полицейская сирена, и до того момента, как приедет полиция, нужно успеть уложить Тома в постель.
***
Разговор с полицейскими получается недолгим. Крис просто рассказывает пожилому плотному сержанту о произошедшем, называет марку и цвет микроавтобуса и вежливо просит не беспокоить Тома. Полицейский оказывается понимающим человеком и просто дает визитку, со словами «если еще что-то вспомните».
Хемсворт прощается и закрывает дверь. Хочется просто лечь в постель и заснуть на ближайшие двенадцать часов.
Он поднимается по лестнице, осторожно приоткрывает дверь в комнату Тома, чтобы удостовериться все ли с ним в порядке.
Том спит, привычно натянув одеяло до самого подбородка. На лице у него так и не смытая засохшая кровь.
В груди что-то больно защемляет.
Крис закусывает губу и подходит к кровати. Присаживается на самый край, скидывает одежду и ложится рядом с музыкантом. Осторожно обнимает, боясь разбудить.
Сон приходит незаметно. И Крис уже не чувствует, как Том обнимает в ответ.
________________________________________________
Placebo – My Sweet Prince
Глава 32. «Покажи свою душу».
– Крис... – Том шепчет это ему прямо в ухо. – Крис, проснись...
Хемсворт скулит и пытается натянуть на себя одеяло. Том осторожно дергает длинную прядь выбившихся из-под резинки волос и снова шепчет, намеренно щекоча дыханием:
– Ну, Крис! Давай! Открой глаза.
– Ну, чего тебе, а? – Крис приоткрывает один глаз и страдальчески заламывает брови. – Давай еще немного поспим...
– Ты уже двадцать часов спишь, – не отстает Хиддлстон. – Я хотел тебя сводить кое-куда. Пожалуйста.
– Ладно, – сдается Крис. – Встаю. Изверг.
– Лентяй, – фыркает музыкант. – Тебе бы только поспать.
Хемсворт деланно обиженно отворачивается, а потом, улучив момент, дергает Тома к себе. Целует доверчиво приоткрытые губы, чувствуя привкус крепкого кофе.
– Сначала мы пойдем туда, куда хотели, – Хиддлстон ловко выворачивается. – На улице дождя как раз нет.
– И куда мы идем? – Крис выползает из-под одеяла.
– Увидишь, – обещает Том. – Тебе понравится.
***
– С этого моста я и хотел прыгнуть, – с улыбкой говорит Том. – Думал, это станет решением всех моих проблем. Тогда я еще не знал, что может быть еще хуже.
Они стоят на набережной Темзы. Уже темнеет – прогулка по городу вышла долгой. Крис окидывает взглядом конструкцию моста и глубоко затягивается. Сигарета истлела почти наполовину.
– И что тебя остановило? – голос слегка охрип.
– Мне стало жаль флейту, – Хиддлстон облокачивается спиной о парапет. – Я подумал, что она не виновата в моей слабости. А еще... испугался просто, – он снова улыбается. – Решил, что это будет больно. Умирать, в смысле.
Крис тушит бычок о перила и кидает в воду, руководствуясь тем, что все равно никто не видит. И запрокидывает голову, вглядываясь в серое темнеющее небо.
– Думаешь, это все? – серая хмарь, именуемая здесь облаками, двигается в одном, известном только ей и метеорологам, направлении. – В смысле... со всей этой мистической дрянью.
– Если ты про мои когти, то вот они, – интонация Хиддлстона холодеет, и Крис чувствует холодное прикосновение к ладони, когти чуть царапают кожу. – И да, твоя душа. Я не претендую ни на что. То, что я взял ее...
– Как это ощущается? – Крис машинально сжимает ладонь Тома в своей. – Я в том плане... Я ничего не чувствую.
– Ты и не будешь, – пальцы музыканта вдруг становятся снова человеческими. – Это просто... моя ментальная метка. Если кто-то взглянет, будет знать, что душа не свободна. Я могу...
– Оставь, – Хемсворт прижимает его руку к своей груди. – Так ты будешь точно знать, что я хочу только тебя.
– Я знаю, – Том надавливает ладонью так, что Хемсворту почти больно. – Я сейчас жив только благодаря тебе. Те пули... Клоун в машине был всего лишь приманкой, то, что он читал – не смогло бы убить даже муху. Им надо было неожиданно выстрелить в меня, чтобы я не успел среагировать. Я понял это слишком поздно. На пулях были выбиты слова заклинания, убивающего таких, как я. И если бы не твоя душа... Ее энергия помогла мне. Ты поэтому и спал так долго – тебе нужно было восстановиться. Именно поэтому я...
– Я думаю, что тебе она нужнее, чем мне, – Крис улыбается. – Серьезно. Я ведь даже не знал до этого момента, что она у меня вообще... есть, что это не сказки, которые рассказывают в церкви.
– Она не такая, как они ее описывают, – Хиддлстон ведет ладонь по груди Криса. – Она теплая. Родная. Не знаю, как сказать. Там много любви. Жаль, что ты не можешь видеть.
От слов Тома по телу ползут теплые волны. Хемсворт облизывает губы и, не совсем себя контролируя, подается к музыканту все телом. Вжимает того в ограждение, собственнически опускает ладони на ягодицы, утыкается лицом в шею Тома, втягивает теплый мягкий запах.
Хиддлстон ласково гладит его по волосам, словно ребенка. Тонкие пальцы чуть подрагивают.
– Знаешь... – в голосе нежность, – ты ведь единственный, кто любит меня. У меня больше нет никого, кроме тебя. Ты столько сделал для того, чтобы быть со мной...
– Я корыстен, – невнятно бормочет Хемсворт, занятый тем, что трется о бедро Тома. – Хочу тебя со мной. Всегда. Ты мой, понял?
И чувствует, как Том нежно улыбается, обнимая его за шею.
***
– Повернись на бок, – хрипло просит Хемсворт. – Том...
С пальцев капает смазка, Том тяжело сипло дышит. Крис закусывает губу и проводит кончиками меж ягодиц музыканта. Смазывает мягкую кожу. То, что Том такой гладкий сводит с ума.
Хемсворт кружит кончиками пальцев вокруг напряженного сжатого входа, одновременно гладит хрупкие плечи музыканта. Том, словно ребенок, поджимает колени к животу, сжимая ноги. Всхлипывает от каждого прикосновения. Подается за рукой Хемсворта, пытаясь насадиться на пальцы.
– Не спеши... – пошло шепчет Крис. – Почувствуй. Почувствуй, как я проталкиваю их. Медленно... Давай, расслабься. Вот так, Томас...
Музыкант ловит ртом воздух, вцепившись в ладонь Хемсворта. А тот осторожно, миллиметр за миллиметром, проталкивает сразу два пальца, дурея от ощущения растягивающихся бархатных мышц вокруг.
– Жарко... – одними губами шепчет Том. – Мне жарко... Крис, пожалуйста...
– Хочешь их полностью? – Хемсворт чуть шевелит пальцами. – Хочешь, да?
– Да... – жалобно просит музыкант. – Мне надо...
Крис облизывает губы и, придерживая Тома за бедро, резко двигает рукой, вталкивая пальцы на всю длину. Хиддлстон ахает, всхлипывает, весь выгибается – подушечки проехались по простате.
– Нравится? – хрипло интересуется Крис.
– Да... – почти скулит музыкант. И от его интонации волоски на коже Хемсворта встают дыбом. Хочется схватить за волосы, вжать в матрас и трахнуть. Войти в это хрупкое тело так глубоко, чтобы искры из глаз... Чтобы самому до боли...
– Твою мать, Томас... – шепчет Хемсворт, почти грубо растягивая уже тремя пальцами тесную дырку. – Твою мать...
Том комкает в кулаке простыню, шепчет что-то невнятное. Тянется к своему члену. Но Хемсворт перехватывает его руку, заводит за спину.
– Крис... – жалобно хрипит Хиддлстон. – Я не могу... Мне...
Хемсворта обдает волной возбуждения, хотя казалось, что больше уже просто не может быть. Низ живота болезненно сладко ноет.
– В тебе уже три пальца, знаешь? – Крис сжимает зубы и проходится подушечками по стенкам.
– Почему ты не можешь просто трахнуть меня уже?! – сипло стонет Том. – Я больше не могу!
– Я тоже, – Крис ускоряет движение пальцем и убирает ладонь с бедра Тома, позволяя ему подаваться назад, насаживаясь. – Но тебе ведь нравится.
– Блять, Хемсворт! – шипит Том. – Не мучай меня!
– Томас умеет ругаться? – восхищенно тянет Хемсворт. – Тебе идет... Хочется сразу чем-то занять твой рот.
– Это пошлость! – музыкант хрипло вскрикивает, потому что Крис проталкивает четвертый палец.
– А то, что я сейчас трахаю тебя пальцами – не пошлость? – Хемсворт снова прихватывает бедро музыканта, лишая того возможности двигаться.
– Пожалуйста... – в голосе Тома мольба. – Пожалуйста!
Крис вздрагивает. Мягко вынимает пальцы, переворачивает Тома на спину и целует в губы, одновременно устраиваясь меж его ног. Гладит внутреннюю сторону бедра и мягко толкается, почти легко проникая в растянутую дырку.
Том захлебывается дыханием, весь выгибается, обхватывая ногами талию Криса. Хемсворт гладит ладонями его живот, целует лоб, щеки, залитые слезами.
– Тише... – голос срывается. – Я в тебе. Все хорошо...
В ответ Хиддлстон подается бедрами, углубляя проникновение, царапает короткими ногтями грудь Криса, требуя, чтобы тот двигался. И Хемсворт просто не может больше держать себя в узде.
Перехватывает ноги Тома под коленями, задирает, разводя в стороны, мощно двигает бедрами, буквально вдалбливаясь в горячую тесноту тела музыканта.
Том хрипло стонет, почти кричит, податливо принимая каждое движение. И от этой покорности кружится голова. Хочется грубо брать, не обращая внимания ни на что. Но Хемсворт только сжимает зубы, одновременно мягко лаская Тома – ему должно быть хорошо. Боль недопустима – это он знает точно.
Проходится пальцами по груди Тома, касается набухших ярких сосков, обнимает губами левый, одновременно сжимая второй меж пальцев. Вылизывает, чуть прикусывает. Поднимается чуть выше, прижимается губами к изгибу шеи, впивается поцелуем. Так, чтобы до боли... Том запрокидывает голову, скулит, пытаясь одновременно и сильнее насадиться на член Хемсворта, и толкнуться в его кулак.
Крис в каком-то неконтролируемом порыве перехватывает руки Тома, разводит в стороны, сжимает запястья. Теперь музыкант словно распят под ним. Тонкие губы закушены, из уголков глаз катятся слезы.
Сломать...
И Крис с каким-то животным рычанием, ускоряясь так, что темнеет в глазах, впивается зубами в нежную кожу шеи.
Том жалобно всхлипывает, выгибается всем телом. Его острые напряженные соски трутся о грудь Криса. А с губ срывается шепот. В котором Хемсворт разбирает только одно слово.
Обдает какой-то болезненной нежностью. Крис расцепляет пальцы, сжимающие запястья музыканта, чуть приподнимает, подхватывая под спину, прижимает к себе.
– Я больше... – шепчет Хиддлстон, – больше не...
– Подожди! – Хемсворт лихорадочно двигается в тесном теле, чувствуя, как накатывает горячая волна. – Подожди...
Но Том не слышит. Он с едва слышным стоном кончает, как-то беспомощно раскинув руки. Крис дотрахивает его мощными грубыми движениями, просто не в силах остановиться. Наверное, Тому больно. Но он просто молча смотрит Хемсворту в глаза. И столько тепла в его взгляде...
Крис кончает долго. Со всхлипами, до побелевших костяшек вцепившись в плечи музыканта.
– Вцепился... – Том улыбается. – Я никуда не денусь, пусти.
– Прости, – Крис виновато утыкается лбом в его грудь. – Синяки останутся, это точно.
– И засосы, – смеется музыкант. – Мне нравится. Ты затрахал меня до полусмерти. Я ног не чувствую.
Хемсворт сползает вниз и прижимается губами к бедру Тома. Целует ниже. Колено, ступня... Прикасается губами к каждому пальцу. Трется щекой.
– Целуешь мои ноги... – потрясенно выдыхает Хиддлстон.
– А тебя это удивляет? – Крис мягко прикусывает косточку на щиколотке.
– Но это ведь... – Том растерянно замолкает. Беспомощно смотрит на Хемсворта.
– Это один из способов выражения любви, если ты не знал, – Крис устраивает голову у Хиддлстона на бедре. – Мне нравится.
– Мне тоже, – полушепотом выдыхает Том. – Я просто... не привык к такому.
– Привыкнешь, – Хемсворт подтягивается повыше и подгребает Тома к себе под бок. – Я тебе обеспечу эту привычку.
И чувствуя, как Том счастливо улыбается ему в плечо, понимает вдруг, что сделает ради этой улыбки все. Все, что Том попросит. И если раньше такая зависимость от кого-то испугала бы, то теперь Хемсворт просто целует музыканта куда-то в волосы и закрывает глаза.
– У нас стена трещиной пошла, – вдруг негромко говорит Том. – Или это...
Хемсворт приподнимается и оглядывает комнату. Стены абсолютно ровные, на них нет и следа каких-либо дефектов.
– Мы же договорились, что ты будешь смотреть, как раньше, – он касается растрепанных золотистых волос музыканта. – Изнанка есть, да, но необязательно на нее смотреть. Ты ведь можешь...
– Не могу, – Хиддлстон качает головой. – Это просто оболочка. Ложь. Тем более... Так я вижу свет в тебе, – касается ладонью груди Криса. – Ты не представляешь, как это прекрасно... Или... Идем! – он вскакивает, с силой дергает Хемсворт за руку, буквально вытаскивая из постели. – Я покажу! Я знаю как! – и тащит Хемсворта к двери.
Том отпускает его руку, только тогда, когда они останавливаются у огромного зеркала в пустующей комнате, предназначенной для гардеробной.
Хиддлстон прижимается грудью к спине Криса, прижимает обе руки к его груди и шепчет:
– Теперь смотри.
И реальность вдруг начинает плавиться. Стены коробятся, идут трещинами, какими-то пятнами, зеркальная поверхность мутнеет. А глаза у отражения Тома становятся черными, за спиной распахиваются крылья. И Хемсворт чувствует, каким холодным становится тело музыканта.
– Видишь? – благоговейно спрашивает Том, отнимая ладони от груди Хемсворта. И тот вздрагивает, подаваясь вперед: из середины груди словно идет мягкий полупрозрачный свет. Он чуть пульсирует в такт ударам сердца, переливается...
Криса хватает только на невнятное ругательство:
– Твою мать... – хрипло сообщает он застывшему за спиной отражению Тома. – Это...
– Я знаю, – светло улыбается музыкант. – Теперь и ты знаешь.
Хемсворт молча поворачивается к Тому и целует. Гладит по спине, касается пальцами шрама от пули. Он неровный, грубый. И Крис вдруг думает, что чуть левей и...
– А твоя душа? – он осторожно кладет ладонь на грудь музыканта. – Покажи мне.
Том опускает глаза и качает головой:
– Не могу, – в его голосе почти боль. – Она... Не очень красивая. Тебе не понравится. Я ведь не...
– Покажи, – перебивает его Крис. – Пожалуйста.
Том пожимает плечами, чуть отстраняется и прикрывает глаза. И Хемсворт удивленно выдыхает: свет в груди Тома делится на две части: одна – у самого сердца – яркая, на нее больно смотреть, а справа – густая чернильная тьма. Оплетает свет черными нитями, словно... пытаясь сожрать. А потом... потом Крис понимает, что от его груди к груди Тома тянется тонкая светящаяся нить.
– Том! – восхищенно шепчет Хемсворт. – Том, ты видишь это? У нас...
– Вижу... – заторможено отзывается тот. – Да... Раньше все было темным. Почти. А теперь...
– В Библии все врут, – зачем-то говорит Крис, прижимая музыканта к себе. – Мы только что трахались. Нарушили их запрет. И все равно чисты.
