Текст книги "Идеальный (СИ)"
Автор книги: La_List
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 22. «Карпаты очень красивы».
Приходит в себя Том в собственной постели, накрытый до самого подбородка одеялом, прижатый к широкой груди Хемсворта. Тут же вспоминаются вчерашние слова Криса.
– ...просто попробуй хотя бы подумать о том, что я сказал! Они заставили тебя верить в реальность, которую внушили тебе. Ты сам создавал себе всю эту боль! Тебе стоит просто захотеть! Вот, гляди!
Хиддлстон судорожно вцепляется пальцами в растрепанные пряди, дергает. И глухо смеется, понимая вдруг, что голова не болит. Нет этого отвратительного ощущения стука крови в висках, нет больше тошноты, головокружения. Ничего из этого. Даже глаза больше не слезятся.
Что, черт возьми...
Том испуганно оборачивается к Хемсворту, протягивает было руку, чтобы разбудить и замирает: Крис спит, чуть приоткрыв рот, подложив ладонь под щеку. Прядь светлых волос упала на лоб. И музыкант, едва дыша, боясь разбудить, касается кончиками пальцев щеки Криса. Гладит, проводит по щетине, наслаждаясь ощущением. А потом рвано втягивает воздух, подаваясь назад, потому что Крис вдруг ловит его за запястье и целует в ладонь.
– Доброе утро, – Хемсворт улыбается. – Чего ты дергаешься? Удивлен, что в кровати? Прости. Не хотел будить, отнес сам.
– Вчера... – том неосознанно облизывает губы, – Крис, вчера мы ведь из больницы приехали. Ты меня вроде бы сразу в постель положил?
В голубых глазах Хемсворта мелькает целая гамма чувств, сменяющих друг друга. Непонимание, удивление, отчаяние и, наконец, боль. Настолько яркая, ощутимая, что Том вздрагивает и подается к Крису в неосознанном желании утешить.
– Что?.. – шепчет он почти в самые губы Хемсворта. – Что случилось, Крис? Если это из-за моей болезни, то тебе не стоит...
Тот закусывает губу, качает головой. И выговаривает глухо:
– Ты снова забыл. Боже, Том...
В его голосе отчаяние. И Хиддлстону становится страшно. Он обнимает лицо Криса ладонями, прижимается лбом ко лбу и просит:
– Скажи мне! Что я забыл? Что произошло? Крис, если я виноват... Если я что-то сделал – скажи, я исправлю! Я сделаю все, чтобы...
– Тише... – Крис перебивает его. – Ты только верь мне, хорошо? Я объясню. Выслушаешь?
– Да, конечно.
В голове толкутся сотни разных мыслей. Какие-то обрывки, странные образы.
– Ты здоров, Том, – тихо начинает Хемсворт. – Уже четыре дня. Тот наш разговор, который ты помнишь, – то, что остается в твоей памяти после каждого пробуждения, а остальное стирается. У тебя, скорее всего, что-то не так с кратковременной памятью. Из-за стресса, наверное. Я не знаю, может, надо было обратиться к врачу, но они... Нет уверенности, что врач будет не подставным, что они не навредят тебе еще больше. А день назад пришло письмо. Ты, наверное, помнишь, я рассказывал тебе о Старейшине, который помог нам?
В ответ Том только виновато мотает головой:
– Я помню только обрывками, Крис, – он опускает глаза, боясь снова увидеть во взгляде Хемсворта ту боль. – Мне было очень больно. Но ты...
– Я наговорил тебе тогда, прости, – Крис гладит пальцами его запястье. – Но так было нужно. Иначе ты бы просто не среагировал. Я должен был сделать тебе больно. Именно боль заставляет твои силы действовать. И я...
– Ты должен причинить мне боль, – резко выговаривает Хиддлстон, внезапно решаясь. – Ты должен причинить мне такую боль, чтобы я вспомнил. Если мои... – он заминается, – если боль является катализатором – ты должен обеспечить мне его.
– Нет, – хрипло выговаривает Хемсворт. – Нет, Том. Я не смогу ударить тебя или еще как-то...
А перед глазами стоит измученное мертвенно-бледное лицо музыканта с залегшими под покрасневшими глазами черными тенями. И слышатся собственные слова:
– Что ты помнишь, Том?! Тогда, когда он трахал тебя, что ты помнишь?!
А Том вдруг отталкивает его, выскальзывает из-под одеяла и бросает:
– Тогда я сам.
Крис вскакивает следом, хватает Хиддлстона за предплечье и дергает на себя.
– Не смей, – голос хрипит. – Только попробуй и я...
В ответ Том как-то некрасиво усмехается и с издевкой уточняет:
– Ты? Что ты сделаешь? Ударишь? Давай. Может, что-то и выбьешь из моей памяти, – в прозрачных глазах словно тьма.
А потом Крис бьет. С хриплым криком впечатывает кулак куда-то в щеку музыканта. Тот со вскриком отлетает к кровати, ударяется о край спиной, съезжает вниз. И Хемсворт припечатывает его ногой ровно в солнечное сплетение. Потом еще раз. Куда-то в бок. Нагибается, хватает за ворот выцветшей зеленой майки и бьет по лицу. Разбивая тонкие чуть приоткрытые губы в кровь.
Время сливается в кошмарную вечность. Отчаянные вскрики, ладони, закрывающие окровавленное лицо, хрупкое тело, так покорно принимающее каждый удар.
В себя Крис приходит от того, что исчезает даже то минимальное сопротивление, которое Тома заставлял оказывать инстинкт самосохранения.
Хемсворт понимает, что Том лежит на спине на заляпанной кровью постели, а он сам сидит верхом, сжимая ладони на шее музыканта.
Захлестывает холодный ужас. Вина, страх...
Крис прижимает трясущиеся измазанные кровью пальцы к жилке на шее Тома и хрипло нервно смеется, не контролируя себя. Пульс есть.
Живой.
– Как же это... – хрипло шепчет Хемсворт, вдруг осознавая, что не может понять, почему вдруг ударил.
Лицо музыканта залито кровью, лоб рассечен, губы разбиты так, что на них страшно смотреть. Волосы мокрые, слиплись.
Неужели он способен так избить человека?!
Тома.
Неужели он способен так избить Тома?!
А ресницы музыканта вдруг вздрагивают, измазанные кровью веки приподнимаются. И разбитые губы невнятно шепчут:
– Ты сказал... сказал, что любишь. Я помню. Сказал, что я прекрасен... Ты остался во мне. Крис... поцелуешь меня так же?
Хемсворт сглатывает слезы и осторожно прижимается к губам музыканта. Мягко целует, пытаясь причинить как можно меньше дополнительной боли.
– Я помню, – Том снова шепчет это, отстраняясь. – Вспышками. Ты оставил метку. Здесь, – тонкие пальцы касаются еще не сошедшего пятна у основания шеи, больше похожего на синяк. – Ты просил, чтобы я помнил... Я помню, Крис. Я помню.
И с каждым словом дыхание музыканта становится все тяжелее, голос срывается, переходит в хрип.
– Как я мог, боже! – Крис дрожащими пальцами стирает кровь из-под носа Тома. – Я даже... Том, я...
– Это я, – Хиддлстон слабо шевелится. – Я просто заставил себя чувствовать ненависть. А она... Мои чувства передаются, ты же знаешь. Так нужно было, ты не виноват. Только я... Я боюсь, я не могу пока встать.
– Я все сделаю, Том, – Крис перетягивает Тома на подушку, приподнимает его майку и ужасается: светлая кожа музыканта усеяна синяками, кровоподтеками. На левой стороне груди – рваная царапина. – Мы все исправим. Ты отлежишься сегодня, а завтра мы уедем. Улетим. Далеко отсюда. Туда, где они нас не достанут. Денег нам хватит, купим дом. Нас никто не найдет.
– В письме... Я должен умереть, да? – Хиддлстон осторожно касается кончиками пальцев ладони Криса. – Может... может, ты сейчас сделаешь это? Они ведь замнут дело, тебе не предъявят никаких обвинений.
– Слушай меня, – Крис заглядывает в замутненные болью глаза музыканта. – Слушай и запоминай. Сегодня ты будешь лежать и пытаться меня простить. Я залезу в интернет и закажу билеты на завтрашнее утро. В... Румынию. Да, мы поедем в Румынию, в Карпаты. Мне рассказывали по работе о небольшой гостинице там. А потом мы найдем дом. Тебе будет хорошо. Нам.
– Твоя работа... – Том пытается приподняться, но Хемсворт останавливает его и качает головой:
– Я уволюсь. Уйду. Денег нам хватит, у меня есть приличный счет в банке, я же один жил. Да и у тебя что-то должно быть. Мы все устроим, слышишь? Воды хочешь?
И Крис, не дожидаясь ответа, встает, подхватывает со столика возле окна графин, наливает в стакан воду и возвращается к постели. Приподнимает голову музыканта и подносит к его губам стакан.
Том пьет жадно, проливая на подбородок.
А потом Хемсворт мочит в той же самой воде носовой платок, стирает с лица и шеи Тома кровь. И целует в лоб.
– Теперь отдыхай, – просит он. – Хорошо?
– Останешься здесь? Ноутбук на полке, – Том едва заметно кивает на шкаф. – Я просто...
– Лежи тихо, – Крис поднимается за ноутбуком. – Я никуда не денусь.
Засыпает Том под едва слышное жужжание вентилятора компьютера и клацанье клавиш. Последней мелькает мысль о том, что наверняка Карпаты очень красивы.
_______________________________________________________________
30 seconds to mars – City of angels
Глава 23. «Аэропорт».
Ночной рейс из Хитроу до Отопени, устраивающий Криса, нашелся почти сразу. Собственно, как и гостиница в Бухаресте. Крис забронировал двухместный номер с расчетом на то, что после перелета, в промежутке перед отправкой поезда, Тому обязательно нужно будет отдохнуть. Все же сто четырнадцать миль из Бухареста до Брашова – это почти три часа. А в пятидесяти милях от города, на склоне горы, заросшей лесом, Крис отыскал по спутниковой карте глухую деревушку.
С въездом в страну не должно было возникнуть проблем – Румыния входила в состав Евросоюза.
***
На сбор вещей уходит почти полдня. Хемсворт перебирает вещи в шкафу Тома, складывает в сумку аккуратно свернутые рубашки, идеально белое белье, потертый черный свитер с воротником на пуговицах, зеленую тонкую майку.
– Возьми шарф, – Том говорит совсем тихо, но Крис вздрагивает все равно, дергается, оборачиваясь.
Хиддлстон полусидит в постели, подтянув подушку повыше. Синяки на лице потемнели, расплылись. На лбу запеклась кровь. И Крису думается, что рану обязательно нужно будет зашить.
– Я возьму, – кивает он. – Клетчатый?
– Да, – музыкант тяжело сглатывает. – Во сколько у нас рейс?
– В два пятнадцать, ночью, – Хемсворт стягивает с полки мягкий шарф и кладет его к свитеру. – Такси я закажу на одиннадцать – заедем в больницу. Тебе надо... зашить царапину на лбу. Иначе будет шрам.
В ответ Том пожимает плечами и сползает вниз, натягивая одеяло до самого подбородка.
– Как ты собираешься решить вопрос с нашим проживанием там? – через долгую паузу спрашивает он, поворачивая голову к Хемсворту. – Если что, то наше пребывание в Румынии ограничивается только девяноста днями.
– Там, где мы будем – этот вопрос не встанет, – Хемсворт застегивает сумку. И добавляет неуверенно: – надеюсь. Кому нужна глухая деревня в пятидесяти милях от Брашова?
– Боже, ты словно ребенок, – Том вдруг улыбается. – Хочешь просто так жить в стране, никому об этом не сказав? Нам нужно будет сначала оформить вид на жительство, хотя бы.
– А ты подумал о том, – перебивает его Хемсворт, – что если мы обратимся в официальные организации – нет уверенности, что они нас не найдут? Нам нельзя рисковать, Том! А в той деревне... По крайней мере, у нас будет девяносто дней, чтобы решить все эти вопросы. Нам просто уехать надо для начала, это тоже непросто. Как знать, может, они уже знают.
– Я вообще не понимаю, зачем нам уезжать, – музыкант отворачивается, – нас найдут в любом случае, от этого не спрятаться. Особенно мне.
– Мы сделаем, как решили, – Крис раздраженно шлепает сумку на пол. – Мы хотя бы попробуем что-то изменить. Неужели не помнишь, чем тебе угрожали в этом письме?
– Как раз письмо я помню отлично, – резко бросает Хиддлстон. – Даже слишком хорошо. Но наш отъезд все равно ничего не изменит.
– Посмотрим, – зло отвечает Крис и захлопывает дверцы шкафа.
Он и сам не уверен в том, что делает. Но что еще остается?
***
Такси, естественно, опаздывает. Не на много, но за эти десять минут Крис успевает перебрать все возможные варианты причины задержки. Том с усмешкой называет его параноиком и советует успокоиться, на что Крис отвечает какой-то грубостью, содержащей в себе не менее двух оскорблений.
Хотя, в общем-то, Хемсворт прекрасно осознает, как все это выглядит со стороны, но поделать с собой ничего не может. И поэтому когда с улицы доносится сигнал, оповещающий о том, то такси прибыло, он испытывает ни с чем не сравнимое облегчение. Наверное, на его лице оно читается слишком явственно, потому что Том тонко улыбается, издевательски вскидывая брови. Но тут же болезненно морщится – видимо, движение растравило царапину на лбу.
Хемсворт подхватывает с пола сумку и молча идет к двери.
В салоне тепло и тихо. Играет какая-то ненавязчивая инструментальная музыка, а еще Крис ощущает запах кофе.
Хемсворт бросает быстрый взгляд на Тома, съежившегося на сидении, и называет водителю адрес больницы.
– Подождете нас там, – добавляет Крис.
Мужчина кивает, и автомобиль мягко трогается с места.
За окном мелькают сначала аккуратные дворы, светящиеся мягким светом окна домов, круглые старомодные фонари. Давешнее кафе. Рядом с распахнутой стеклянной дверью машины полиции и скорой.
А потом авто сворачивает на широкую оживленную улицу, наполненную шумом и светом. Фары, фонари, витрины.
– Они следят, Крис. Они знают, – вдруг тихо говорит Том, не поворачивая головы. – То, что в кафе – это предупреждение.
– С чего ты взял? – шипит Крис, чувствуя, как в груди чернильным пятном расплывается страх. – Мало ли что там могло произойти? Это просто твои домыслы. И кто из нас еще параноик?
– Я все это уже проходил, – музыкант слабо пожимает плечами. – Думаешь, я не пытался сбежать? Это было бы даже странно. Но они находили меня везде, включая Австралию. Так что несложно догадаться, что все наши с тобой передвижения отслеживаются и фиксируются.
– В Австралии? – от неожиданности Хемсворт даже повышает голос так, что водитель слегка оборачивается назад. – Подожди, ты был в Австралии? – это Крис спрашивает уже тише.
– А что? – Том говорит это с едва заметным вызовом. – Как мне казалось тогда, отдаленность этого континента от Англии поможет мне исчезнуть из их поля зрения. Как видишь, не помогло.
– Я не в том смысле, – Крис качает головой. – Ты ведь не знаешь... Я сам из Австралии. Американское гражданство я не так давно получил, семь лет назад.
– Ты не говорил, – Том вдруг улыбается. – Значит, ты австралиец? А в каком городе родился? Или нет, погоди! – он перебивает сам себя. – Я сам. Сидней?
– Нет, – Крис улыбается тоже, он и не надеялся, что удастся разрядить атмосферу. – Не угадал. Я из Мельбурна. Ну, в общем-то, тоже крупный город.
– А я как раз там и был, – музыкант почти с восторгом смотрит на Хемсворта, в темноте синяки на его лице кажутся почти черными. – Как-то даже было дело, что играл у станции метро. У меня тогда с деньгами туго было.
И Крис застывает.
Тут же вспоминается солнечное чуть ветреное утро почти год назад, когда Крис приезжал погостить к родителям в свой короткий десятидневный отпуск. Картинка встает перед глазами, словно кадр из фильма: станция Ройял Парк, толпа людей, спешащих по делам, и худая спина уличного музыканта в мешковатой зеленой футболке, его вьющиеся черные волосы. А еще мелодия.
Он ведь так и не подошел тогда. Постоял, сверля взглядом черноволосый затылок и, не решившись, сел в припаркованную у тротуара машину.
– Ройял Парк, да? – тихо спрашивает Хемсворт. – Около перехода, под деревом. Это ты был, Том?
– Был, – в глазах Тома странное нечитаемое выражение. – И ты это помнишь?
– Я помню даже мелодию, – Крис осторожно кладет ладонь на колено музыканта. – Я ведь нашел ее потом. Бах, Сицилиана. Верно?
– Да, наверное, я играл тогда ее, – Хиддлстон поджимает губы, видимо, вспоминая. – Она очень красивая. Я еще ребенком ее выучил.
Холодная ладонь накрывает пальцы Хемсворта. Как-то несмело, почти невесомо. Будто Том боится, что Крис отдернет руку.
– Мы на месте, – голос водителя разбивает тонкую атмосферу.
– Мы будем через полчаса, – Крис закусывает губу, когда Том отдергивает руку и открывает дверь, удостоверившись зачем-то, что сзади нет машин, хотя на полупустой больничной парковке проверять это нет никакого смысла.
Дежурный хирург-травматолог принимает их сразу. Крис заходит в кабинет вместе с Томом, а тот почему-то даже никак не комментирует этот поступок Хемсворта.
Они здороваются с врачом, Том объясняет, что неудачно упал с лестницы, а Крис молча сидит на банкетке, сверля взглядом пол. Снова накатывает неприятное чувство вины, смешанной со стыдом.
– ...а вы? – голос врача вырывает из прострации.
– Я? – глупо спрашивает Хемсворт, поднимая глаза. – Простите, я не...
– Это мой двоюродный брат, – Том улыбается своей открытой немного детской улыбкой. – Он помог мне доехать, у меня голова кружилась. Наверное, легкое сотрясение.
– С такими синяками наверняка. – Врач качает головой и кивает Тому на кресло, – Садитесь. Я зашью рассечение и обработаю остальное.
Хирург работает быстро. Он управляется как раз за те самые полчаса, что Крис просил подождать таксиста.
Накладывает марлевую салфетку, фиксирует пластырем. Обрабатывает синяки на лице Тома каким-то странным прозрачным составом, что-то записывает в карте.
А когда они уже уходят, говорит вслед:
– Будьте аккуратней, мистер Хиддлстон, с вашим сотрясением вообще хорошо бы полежать несколько дней. И я выписал вам рецепт на обезболивающее, хорошо бы вам сразу купить его.
– Я учту, – Том улыбается снова. – Спасибо вам.
– До свидания, – Крис, перед тем, как затворить дверь, улыбается тоже. Этот средних лет доктор произвел на него приятное впечатление, и настроение отчего-то сразу поднялось.
А еще улыбка Тома. Он улыбался по-настоящему. Так, как Крис не видел давно.
Обезболивающее они покупают здесь же, в больничной аптеке. Крис настаивает, чтобы Том выпил сразу; ему кажется, что еще немного, и Хиддлстон просто упадет. Тот насмешливо улыбается, но просьбу выполняет.
***
В аэропорт, как и ожидалось, они приехали заранее. Регистрация на посадку еще не началась, и им осталось только усесться в зале ожиданий.
– Мне не больно, – вдруг тихо и почти удивленно выговаривает Том. – Даже спина больше не болит. Спасибо.
– Я бы поцеловал тебя, – Крис улыбается. – Но могу только сказать о том, как мне хочется это сделать.
– Я в туалет, – Хиддлстон поднимается. – Тебе не нужно?
– Как раз думал об этом, – кивает Крис и тоже встает.
И ему отчего-то думается, что на регистрацию они придут последними.
___________________________________________________________________
И.С. Бах – Сицилиана (Флейта, обязательно B-dur)
Глава 24. «Sir Orhideea».
– Я больше не позволю делать это со мной в туалете, – Том облизывает припухшие губы и откидывается в кресле.
– Не позволишь что? – Крис скользит ладонью по бедру музыканта. – Трахать тебя в туалете?
– Тише! – Хиддлстон вздрагивает и бросает косой взгляд на соседние кресла. – Ты словно с другой планеты сегодня.
– Просто хочу тебя, – Крис осторожно гладит спину Тома, а потом проскальзывает ладонью за пояс его штанов. Проталкивает пальцы вниз, скользит по влажной ложбинке меж ягодиц, задевает все еще слегка расслабленный вход.
Музыканта прошивает судорога. Он выгибается в кресле, вцепляется побелевшими пальцами в подлокотники. Тяжело сорвано дышит.
– Крис...
– Нравится? – Хемсворт чувствует, как в голове плывет, от какого-то безумного, почти болезненного возбуждения. Словно голод.
– Контролируй себя, – хрипло выдыхает Том, перехватывая его запястье. – Ты чувствуешь мое возбуждение и свое одновременно. Ты должен это понимать.
– Я понимаю, – Крис почти задыхается. – Но я...
Ему до дрожи хочется впиться сейчас во влажные припухшие губы музыканта, запустить ладони под тонкую ткань его рубашки, сжать меж пальцев острые вершинки сосков и почувствовать, как Том выгибается навстречу, стонет сладко...
А тот вдруг крепко обхватывает его запястье и замирает. И Хемсворта словно обдает холодом, возвращая контроль над взбунтовавшимся телом. Теперь он, по крайней мере, может четко видеть окружающие предметы.
– Лучше? – почти равнодушно интересуется Том, разжимая пальцы.
– Что ты сделал? – Крис озабоченно вглядывается в его бледное лицо.
– Просто заставил себя успокоиться, – Хиддлстон пожимает плечами. – Более-менее.
– Прости, – виновато выговаривает Крис. – Обезболивающее еще действует?
– Все нормально, – музыкант как-то неестественно улыбается. – Я просто немного устал.
– И когда перестало? – на душе становится муторно. – Ты должен был сказать.
– Тебе не стоит волноваться об этом, – Хиддлстон прикрывает глаза. – Правда, Крис. Мне было хорошо.
– Я люблю тебя, – тихо говорит Крис, накрывая ладонью руку Тома. В салоне уже притушили свет, как это обычно бывает на ночных перелетах и можно больше не беспокоиться о любопытных взглядах.
– Я знаю, – Том тепло, чуть по-детски улыбается. – Я тоже.
***
У него черные крылья. Перепончатые крылья, сложенные за спиной. На худом обнаженном теле засохшие пятна крови, какие-то шрамы. Черные волосы, слипшиеся на концах, растрепаны, торчат в разные стороны.
– Том? – неуверенно выдыхает Хемсворт, делая шаг к неподвижно стоящему существу.
– Том, – повторяет оно голосом музыканта. И оборачивается. На Криса смотрят два залитых чернотой глаза. – Ты пришел ко мне, Крис. Я ждал.
– У тебя...
– Иди сюда, – Том перебивает его. – Иди ко мне, Крис.
И протягивает худую руку с черными, чуть загнутыми когтями.
– Ты же еще любишь меня?
– Да, – почему-то шепчет Крис, касаясь протянутой ладони. – Люблю.
– Тогда поцелуй, – Том подставляет тонкие сухие губы, закрывает черные глаза. И Хемсворт жадно приникает к этим губам. Целует, чувствуя, как больно впиваются в плечи острые когти. Но ему уже плевать. В его руках Том. Его Том. И это самое важное.
– Я скучал, – шепчет Том, отстраняясь. – Так скучал...
– Я же всегда рядом, – Хемсворт осторожно запускает пальцы в спутанные волосы музыканта. – Я никогда тебя не оставлю. Ты же знаешь.
– Я теперь один, – когти буквально вспарывают кожу на плечах. – Совсем один! Ты больше не со мной... Ты оставил меня.
– Я не сделал бы такого никогда! – Крис шипит от боли, накрывает ладонями руки Тома на своих плечах. – Том, никогда, слышишь?!
– Клянись, – залитые чернотой глаза словно заглядывают в душу. – Поклянись мне, Крис, что никогда не оставишь меня, что бы ни произошло.
– Да, – Хемсворт приглаживает черные растрепанные волосы музыканта. – Я клянусь тебе.
– Теперь ты полностью мой, – Том гладит его по щеке испачканными в крови пальцами, чуть царапая когтями. А Крис обнимает и шепчет на ухо:
– Я всегда был твоим. Идем домой? Тебе босиком холодно...
– Я покажу тебе...
За спиной музыканта вдруг с хлопком распахиваются черные крылья, и Крис, не успев даже осознать происходящее, оказывается в воздухе. Том держит аккуратно, почти бережно. Как ребенка.
– Не надо бояться, – музыкант грустно как-то улыбается. – Просто не смотри вниз.
И Крис опускает взгляд.
Выжженная пустошь, вот что теперь внизу. Пепел и прах. Серо-черная пыль и ветер, гоняющий мусор по мертвой земле.
– Это ад?! – слова вырываются сами собой.
– Ад, – Том некрасиво улыбается. – Наш с тобой ад. Красиво звучит.
Секунда – и они на земле. Перед лондонским домом музыканта. И аккуратное белое здание так чужеродно смотрится посреди этого запустения, что Крис вздрагивает. Отступает на шаг. Голова кружится, в глазах двоится. Он невольно опускает глаза и понимает, что поверхность теперь испещрена трещинами, наполненными огнем. И в уши врывается вой тысяч голосов. Надорванные вопли.
– Боже... – шепчет Хемсворт, отступая назад. – Боже...
– Его нет здесь, – на лице у Тома все та же улыбка, но в голосе боль. – Здесь только мы. Никто не услышит нас.
– Как это произошло?! – Крис чувствует, как подкатывает истерика. – Что это все значит?!
– Прости меня. В этом я виноват. – Хиддлстон осторожно берет его за руку. – Простишь?
– Но как? – тихо просит Крис. – Я не верю. Ты же...
– Зато я не один теперь, – Том вдруг наклоняется к плечу Хемсворта и начинает зализывать рваные царапины от своих когтей. И Крис чувствует, как уходит боль.
Он закусывает губу и прижимает музыканта к груди. Понимания происходящего нет. Только тянущее болезненное чувство неправильности. Абсурдности.
– Люблю тебя, – шепчет он в ухо Тома. Гладит по голове. Тот ластится к руке, закрыв глаза.
И все вдруг накрывает непроглядная чернота, кто-то оттаскивает его от истошно кричащего Тома, цепляющегося за его ладони, заламывает руки и швыряет куда-то вниз.
А потом Крис просто просыпается. От того, что самолет снижается, и по громкой связи просят пристегнуть ремни. Во рту сухо, ноет от долгой неподвижности спина.
Хемсворт вздрагивает, впивается взглядом в усталое лицо музыканта. Хочется схватить, прижать к себе...
Но Крис только хрипло спрашивает:
– Который час?
– Семь пятнадцать по местному, – Хиддлстон внимательно смотрит на него. – Ты беспокойно спал.
– Знаю, – Крис кивает. – Плохой сон.
– Я там был, – полуутвердительно выговаривает Том. – Ты звал меня.
– Да, – Хемсворт зачем-то поправляет куртку.
– Сейчас все уже хорошо, – Хиддлстон легко, почти незаметно касается пальцев Криса. – Ты должен успокоиться.
– Я успокоился, – онемевшими губами выговаривает тот. Почему-то очень четко видятся залитые мутной чернотой глаза Тома. И перепончатые крылья.
– Ты весь мокрый, – музыкант нервно оглядывается. – Тебе плохо, Крис.
– Сейчас все пройдет, – Криса буквально трясет. Отчего-то болит плечо. Именно там, где кожу вспороли черные когти. Но только одно. Крис забирается пальцами под куртку, прижимает ладонь к больному месту и вздрагивает: под пальцами теплая густая влага. Он вскидывает испуганный взгляд на Тома, обтирает пальцы о подкладку куртки и вынимает руку.
– Во сколько поезд? – тихо спрашивает Том.
– В двенадцать пятьдесят семь, – заученно выговаривает Хемсворт. – Не скоро.
– Хорошо, – кивает Том и замолкает.
***
Они молчат и в такси. Крису теперь плохо настолько, что он не понимает и половины происходящего. В глазах двоится. Наверное, поднялась температура, потому что жарко и больно дышать. Он смутно слышит, как Том объясняется с таксистом, называет ему отель.
– Тише, вот так... – Том помогает ему сесть, захлопывает дверь. И через несколько секунд садится с другой стороны.
Машина мягко трогается, а Крис, больше не контролируя себя, укладывается головой на колени Тома. И когда Том кладет руку на его лоб, Хемсворту чудится, что пальцы его заканчиваются черными, чуть загнутыми когтями.
***
– Крис, просыпайся, – голос Тома, словно раскаленным железом заливается в уши. – Мы приехали.
Хемсворт поднимает голову и видит серое здание с вывеской «Sir Orhideea». То самое, что было на картинке в интернете.
– Потерпи, – Хиддлстон поддерживает его под локоть. – Сейчас, только с номером разберемся.
Криса хватает только на невнятный кивок.
Процесс регистрации он почти не запоминает. Только спокойный голос Тома, клацанье клавиатуры и красные капли, падающие с пальцев на вымытый до блеска пол.
В номере Том молча стягивает с него куртку, за ней и рубашку. Толкает на кровать, снимает ботинки, потом штаны. Крис вяло сопротивляется, что-то мямля о том, что может справиться с этим и сам. Но Тому, похоже, плевать. Он велит Крису лежать тихо, а сам куда-то уходит.
Хемсворт, впрочем, по-другому и не может. Он вглядывается в бежевый расплывчатый потолок и изредка облизывает пересохшие губы.
Потом возвращается Том. И Хемсворт стонет от удовольствия, когда он кладет на его лоб мокрое холодное полотенце.
– Теперь потерпи, – слова доносятся, словно сквозь вату. – Я обработаю плечо.
И Крис шипит от боли, когда Том прижимает к его плечу ватный диск, пропитанный чем-то дезинфицирующим.
– Откуда эти царапины? – голос Тома звучит у самого уха.
– От когтей... – тянет Крис. – От черных когтей. У тебя. На другом бы тоже были... Но ты залечил.
– Хорошо, – Том переворачивает полотенце прохладной стороной. – Отдыхай. Я пойду куплю жаропонижающее.
– Останься, – просит Крис, чувствуя, как плывет в голове.
– Тебе нужны таблетки, – холодные губы прижимаются куда-то к подбородку. – Аптека совсем рядом. Это пять минут.
Том снова целует, теперь в губы. И, погладив по голове, уходит.
А Хемсворт просто закрывает глаза и сосредоточивается на своем дыхании.
_________________________________________________________
The Killers – Human
Сессия у меня закончилась, так что, думаю, главы буду выкладывать почаще.
