Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Тот сжал зубы посильнее и слизнул выступившую кровь. Очень хотелось перекусить кость, раздробить её на мелкие кусочки, причинить максимальную боль, чтобы этот идиот понял… Понял, что его надо бояться. Но здравый смысл подсказывал — не поможет. Не после почти вскрытия.
— Ненавижу, — злобно сообщил Орочи и потянулся за поцелуем. — Чего ж ты такой живой-то, с-сволочь?
Джи снова улыбнулся, все-таки очерчивая кончиками пальцев контур лица Змея.
— Это у тебя нужно спросить. Недавно назвать меня живым ты не мог.
И продолжил, без всякой связи с предыдущим:
— Какой же ты всё-таки… Тебе ученики стихи не посвящают?
Орочимару чуть приподнял бровь.
— У них нет времени на подобную ерунду! — заявил он, а потом осёкся. — А вот убийства — да, посвящали.
И, прежде чем Джи успел ещё что-нибудь ляпнуть, укусил его за нижнюю губу. Широкая ладонь тут же легла на затылок, не давая отстраниться, а укус как-то плавно и совершенно естественно перетек в поцелуй. Не ласковый — о нет, мягкостью тут и не пахло. Жадный. Требовательный. Глубокий. Как будто Джи хотел не то высосать что-то, не то наоборот — влить.
— А хочешь, посвящу? — спросил он немного погодя, облизывая прокушенную губу.
— Хочу, — неожиданно для себя заявил Орочи. — Всё хочу. Всё, что сможешь дать...
— Договорились, Орочи, — выдохнул Джи, откидываясь на подушку и увлекая Змея за собой. — Но смотри, я тебе ещё и роман посвящу… Если будет время на такие глупости, — последняя фраза была сказана с чуть заметной насмешкой, но такой… Не обидной. Максимум дружеская подколка. — А то посвящать убийства — это так банально.
— Что умеют, то и посвящают, — немного обиделся Змей. Всё-таки его ученики — тоже продукт его стараний. И уж чего-чего, а светского воспитания им точно неоткуда было достать. — Не всем же писателями быть.
— Одно другому не мешает… — Джи медленно провел ладонью по спине Орочимару, оглаживая позвонки. — Мне в любом случае не посвящали ни того, ни другого… Хочешь, натаскаю их?
Змей, представив такую перспективу, в ужасе распахнул глаза. Способность Джи уничтожать своим присутствием любую дисциплину было сложно переоценить. А уж чему знаменитый писатель-извращенец может научить… Среди найдёнышей и так дружба с головой — не самое распространённое явление.
— Нет, спасибо, — отказался он.
Джирайя отказу ничуть не обиделся, наоборот, даже рассмеялся — негромко, но от души. Запустил руку в волосы Орочимару, погладил затылок:
— Кусай, ты же хочешь.
И чуть голову запрокинул, как нарочно подставляя шею.
Впрочем, почему как?
У Орочимару перед глазами всё помутилось. Самоконтроль сделал ручкой и чуть ли не сам толкнул его к желанной шее, заставляя сжать зубы крепко, но метко и аккуратно, чтобы не задеть артерию. Сломать человека очень и очень просто, как физически, так и морально. Просто сделать так, чтобы человеку уже было всё равно на своё тело или он отдал его чуть ли не с радостью.
Но в том-то и дело, что Джи не был сломлен. Он был жив, почти здоров, с рабочими руками и чакрой. Он мог бы в любой момент слинять обратным призывом или начать сопротивляться. Но он сам подставлялся под укусы… И в склонности к мазохизму, опять же, подозревать не приходилось из-за полной живости и целостности.
Орочимару сжал зубы, прижимаясь со стоном, желая быть как можно ближе, под кожей, в сердце… Чтоб не смылся, не убежал… У него была возможность, а теперь всё. Нарвался. Никуда Змей его не отпустит.
Хотя кто ещё кого не собирался отпускать, оставалось вопросом открытым. Джирайя вроде бы не сжимал руки до хруста, не впивался зубами и ногтями… Но это было и не нужно. Орочи, он ведь змей и есть — попытаешься слишком сильно сжать пальцы, и выскользнет, да ещё и ядовитым укусом одарит. А протяни раскрытую ладонь — может, тоже укусит, а может, и заползёт погреться от тепла тела. И Джирайя протягивал, не обращая внимания на боль от укусов физических. Он её почти и не замечал. Что боль, если каждый раз, когда Орочи сжимает зубы, в груди сладко ёкает от того, что — нужен. И важен — потому что назвать ранами аккуратные следы от зубов было даже как-то неловко. Особенно если знать, что именно может сотворить с человеческим телом Белый Змей за считанные секунды. На фоне этого такие укусы выглядели даже деликатными… Но все эти мысли проходили фоном, потому что Джи буквально захлёбывался. Захлёбывался от того, что уже отвык быть настолько живым. Хотелось, чтобы Орочи мог тоже это почувствовать, но Джирайя просто не знал, как можно этим поделиться — и поэтому делился тем, чем мог. Тем, что Орочимару хотел и мог принять.
Сердце — значит, сердце.
Руки — значит, руки.
Но ведь на самом деле змеиный санин стремился не к этому.
* * *
После того как Орочимару окончательно убедился, что Джирайя совсем спятил… Раза эдак три убедился… Перед Змеем встала дилемма. Точнее, даже дилеммой её назвать было неправильно, потому что выбора как такового у него не было: между возможным безумием и смертью он уже выбирал безумие, и в этот раз менять своё решение не собирался.
Но, разумеется, ему было страшно. Не боятся только глупцы и мертвецы, и ни тем, ни другим Орочимару не был. Но он был санином и умел поступать наперекор той призрачной змее, что сжимает нутро.
Перед тем как приступить к первой фазе своего лечения, он проверил учеников, кто где накосячил. НЕ накосячить подростки не могли просто физически, этого даже обучение у змеиного санина не исправит. Зато его милая улыбка заставляла подростков быстрее шевелить задницами, чтобы сгладить последствия своих действий… Правда, требовалось проследить, чтобы ученики именно исправляли, а не расширяли свой косяк, но Орочи с этим справлялся.
Запугав всех до нужной кондиции, Змей отправился в девятую лабораторию, оборудованную под ритуал очищения. Закрыл за собой дверь. Активировал фуин. Лёг на ритуальный камень. Затянул ремешки нитями чакры…
Полезный инструмент, к слову, хотя извращаться до уровня марионеточника он не стал. Слишком много усилий ради такого посредственного результата.
Не отвлекаться. Погрузиться в медитативное состояние. Открыть «духовный глаз». Ужаснуться количеству консервированного горя в своей душе. И полопать сколько возможно, пока не накрыло.
Накрыло… Ну, скажем так, горло он себе посадил за первые три минуты, а для использования специфических техник звука — которые, например, помогали ему внятно говорить с высунутым языком, — катастрофически не хватало концентрации. Также не хватало концентрации, чтобы НЕ использовать техники — один из гранитных камней треснул и начал крошиться.
Орочимару несколько раз проваливался в спасительный обморок, но тут же, почти мгновенно, вытаскивался из него болью. Силы оставались, только чтобы шипеть… Сейчас, прикованный к столу ремнями с фуин, он казался себе донельзя беспомощным и ни на что не способным.
И самое ужасное — мысли и воспоминания, возникающие в мозгу, были не его.
К сожалению, не было образцов, чтобы внимательно и безопасно изучить, как смена тел влияет на душу… А она влияет, да ещё как.
Змея согнуло, но на этот раз не от боли, а от удовольствия. От чужого удовольствия, законсервированного в нём одним из бывших тел. Орочимару уже не помнил его (или её?) имени, но свой след он или она в нём оставила.
И затем снова всепоглощающая боль.
Когда всё закончилось и тишина комнаты вновь стала единственным, что он ощущал, Орочимару чуть не заплакал от бессилия.
От консервированных эмоций он избавился хорошо, если процентов на пять.
* * *
Джирайе было неспокойно. Вроде бы и причин для этого не наблюдалось — Орочи умотал его до состояния блаженной лужи, а сам пошел наводить страх и ужас среди своих… Подопечных? Подчинённых? Ками его разберет, кем были эти талантливые дети для змеиного санина. То, что сами они готовы на Орочимару буквально молиться, у Джирайи не вызывало ни сомнений, ни удивления. Скорее, сочувствие — сам был почти таким. Почти — потому что они с Орочи всё-таки изначально оказались почти на равных. Да, гений против бездаря… Но всё-таки потом, когда Джи немного повзрослел, они сражались плечом к плечу и шли наравне. А эти дети могли предложить Орочимару только свои тела с кеккей генкай в качестве очередного сосуда для перерождения.
Джирайя не сомневался, что делали они это добровольно и с отчаянным желанием быть нужными хотя бы так.
Равно как и в том, что у них было мало шансов стать для Орочи более значимыми, чем редкие инструменты или новые дзюцу.
И то, что среди них Змею ничего не грозило, сомнений не вызывало тоже.
Не грозила опасность и самому Джирайе — уж что-что, а направленную угрозу санин научился чувствовать предельно хорошо. Не всегда прислушивался к этому чувству, но ощущал — несомненно. Все шиноби, пережившие определенный рубеж, развивают подобное чутье на опасность. Джирайя по праву гордился своим, позволяющим ему не только успешно выживать, но и добывать необходимую информацию…
Но сейчас ему не грозило даже слабительное в чае от Кабуто. И, тем не менее, на душе было муторно, и вместо расслабленного валяния на кровати или, к примеру, написания обещанных хокку, внутренности сжимало в пружину непонятным направлением. Сорваться, куда-то спешить, что-то делать… А что — непонятно. Будто застыл с кунаем наизготовку, а противника-то и нет. Может, и не было, а ветка случайно хрустнула…
Только вот опыт подсказывал жабьему санину, что случайно не хрустят даже сугубо метафорические ветки.
Помаявшись ещё несколько минут, Джи решительно плюнул на возможные проблемы и решил разобраться с источником своего беспокойства. Правда, его сначала нужно было определить и найти, но такие мелочи санина давно не смущали. Фуин на комнате оказались скорее защитного свойства, так что обеспечить себе выход оказалось не в пример проще, чем из давешней комнаты-камеры. Кого-то встретить Джирайя не боялся. При всем уважении к педагогическим талантам Орочимару, тягаться с санином, причем основательно так приведенным в порядок, им было пока не под силу. Даже старательно хорохорящемуся Якуши. А если найдется сам Орочи… Ну, что-то Джирайе подсказывало, что все проблемы, как обычно, связаны именно с ним.
Но что могло случиться с Белым Змеем в самом центре его собственной базы?
Рационально мыслить и выбирать дорогу среди одинаковых коридоров Джиирайя даже не пытался — он в любом случае не знал, где находится спальня Орочи относительно хотя бы его прошлой комнаты, не говоря уж о лабораториях. Хотя лаборатории, по логике, должны быть рядом — чтобы далеко ходить не приходилось. А вот полигоны, по все той же логике, стоило расположить на окраинах сети пещер и переходов…
Очередная дверь показалась Джирайе смутно знакомой. Санин остановился, задумчиво разглядывая прихотливые завитки фуин на камне, припомнил, что вроде бы именно за этой дверью находилась та комната с каменным алтарем, в которой Орочи проводил ритуал. Догадка заставила задохнуться на миг, а ещё секунду спустя Джи лихорадочно взламывал охранные печати, готовый при необходимости хоть напрочь проклятую стену разнести.
— Сумасшедший, точно сумасшедший… Ну, почему один-то?!
— Туда нельзя…
— Сгинь! — рявкнул Джирайя, даже не глянув, кто это там попытался голос подавать. Ему как раз удалось нащупать слабое место в вязи защитных печатей.
Точнее, не слабину, а повреждение — но думать об этом было некогда. Джи вихрем влетел в лабораторию, не глядя шарахнул сферический барьер, отсекая дорогу любому, кто попытается шагнуть следом… И сглотнул в бесполезной попытке смочить мгновенно пересохшее горло при виде Орочи, привязанного ремнями к алтарю. Такого измученного, такого…
— Орочи… — Джи не заметил, как оказался возле этого алтаря на коленях. — Смотри на меня. Ты справишься. Обязательно. Я помогу.
— М-м-м, — тот повернул голову, отворачиваясь. — Тебя ещё тут не хватало. Уходи.
Вышло до отвращения хрипло и неуверенно.
— Ты не должен справляться один, — Джи усилием воли заставил руки не трястись, а мягко лечь на плечи. — Это не нужно. Я тогда тоже держался за тебя… Может, из меня не лучшая кандидатура, но твоих птенцов сюда пускать точно не стоит. Ты сильный, Орочи, очень сильный… Ты справишься и один. Я хочу, чтобы тебе просто было хоть немного легче.
— Думаешь, твоё присутствие что-то изменит? — злобно проговорил Орочи, дёргая рукой. Ему почти удалось отстегнуть ремень нитью чакры. Сознание будто раздвоилось: умом он понимал, что Джи тут совершенно не при чём, но остатки чужой боли в «крови» заставляли злиться, обижаться и капризничать.
«Так и до отравления недалеко», — понял Змей. Тут же на него будто обухом легло осознание, что затягивать процесс нельзя ни в коем случае, иначе душа адаптируется к этому уровню боли и сама будет её генерировать, разрушая оболочку.
— Ладно, — произнёс Орочимару, не давая подбирающему слова Джи высказаться. — Проверь фуин и продолжим.
— Я поставил барьер, — коротко сообщил Джирайя, всё же поднимаясь на ноги.
Он уже заметил растрескавшийся камень в одном месте и был согласен с мыслью, что лучше перестраховаться, чем позволить кому бы то ни было увидеть Орочимару уязвимым. Само осознание, что Змей может быть таким, наполняло душу щемящей нежностью. Впрочем, Джирайя знал, что самому Орочи он об этом не скажет — уж точно не сейчас. Слишком хорошо помнил, как хотелось цапнуть корень всех своих бед за волосы и приложить об камень. Чтобы лицо в кровь, и губы в лепешку, и не кривились больше в этой снисходительной усмешечке…
Наверняка у Орочимару хватало своих темных пятен, которые не хотелось бы вспоминать.
— Выйдешь или впустишь кого — и твоя смерть будет очень медленной и мучительной, — пообещал Орочимару. — Изобретательности мне хватит.
Затем невольно набрал побольше воздуха, закрыл глаза… И быстро, пока не передумал, полопал ещё порцию, заливая чёрным обжигающим ядом собственную душу.
Кричать он больше не мог, а вскоре и хрипеть получалось с трудом. Чужая боль выходила вперемешку с его собственной… Нет, он был уверен в каждом из своих решений и ни за что не поступил бы по-другому. Но уверенность в том, что лучшим выходом из капкана будет отрезание собственной руки, боль от процесса не блокирует. Разве что уменьшает. Чуточку.
Когда всё закончилось, Орочимару скривился. Медленно, слишком медленно… Он не может вот так останавливаться, собираться с духом и снова лопать… Слишком много времени уходит на это, слишком велик шанс привыкания.
Бездумно, на одном адреналине, он сформировал из своей «духовной крови» змейку, единственной целью которой было лопать законсервированные эмоции, несмотря ни на что. Змейка оказалась проворной и взялась за работу, даже не дав отдышаться.
Всё. Пан или пропал. Или он сойдёт с ума. Или всё закончится сегодня.
Джирайе было жутко. Так жутко, как не бывало даже под Ки Девятихвостого в полную силу. Так, как не колотило его совсем недавно во время сенсорной депривации, когда показалось, что он растворяется и исчезает. Орочимару выламывало так, что прочнейшие ремни натужно скрипели, едва справляясь с силой судорог. Это не считая низкого хрипа-шипения, потому что кричать Змей уже не мог, а уж взгляд мог заставить поседеть в самом буквальном смысле.
Хуже всего было то, что Джирайя не мог сделать почти ничего. Ни вмешаться, ни оттянуть часть боли. Только прижимать ладони к плечам Орочи, мелкими порциями передавая чакру — не потому, что Змею не хватало собственной, ради неуловимого чувства единения, когда обмениваешься энергией. Да ещё говорить. Не умолкая, обо всем, что придет на ум. Спроси его кто — Джи не смог бы ответить, говорил он о прошлом, нес полную ерунду или цитировал похабные романы. Самым важным казалось не молчать. Говорить, чтобы голос стал ещё одним якорем… ещё одним шансом, что Орочи действительно справится.
— Сними, — прохрипел вдруг Орочимару, замирая напряжённой статуей. — Сними ремни.
Мысль о том, что это может быть опасно, возникла первой же. Джи знал, какой пакостной сволочью может быть змеиный саннин. Примерно представлял, насколько ему сейчас должно быть хреново. Прекрасно отдавал себе отчет, что Орочи может попытаться выместить эту боль на нём, калеча и раздирая в лоскуты.
И с весёлой бесшабашностью плюнул на все доводы разума, сноровисто расстегивая ремни и размыкая фуин.
В конце концов, сразу убить его у Орочи не выйдет. А если ему так легче будет переносить свой ритуал… Ну, лечить потом тоже ему ведь.
Но вместо того чтобы ударить, Орочи скатился с алтаря на противоположную сторону, рукой захватывая волосы в хвост. И тут же его начало нещадно полоскать. Джирайя на целых три секунды застыл, пытаясь осознать тот факт, что Орочимару тоже может банально блевать. Совсем как Тсу, в очередной раз перестаравшаяся с саке… А потом присел рядом, осторожно подхватывая Змея под плечи правой рукой и придерживая волосы левой. У Орочи и так-то руки почти не работали, а ещё и ритуал.
