Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Людей в убежище оказалось немного — даже просторные залы и системы камер почти пустовали. Видимо, Орочи и в самом деле приостановил свои эксперименты и сбагрил подопытных куда-то в другое место. Или же просто не дал доступ к тем помещениям, в которых они содержались. Система коридоров, пещер и каменных комнат была тем ещё произведением искусства. Джи немало повидал этих убежищ — но уже оставленными и пустыми, как скорлупка выпитого яйца. Сейчас, пройдясь по функционирующему, жабий санин вполне оценил титаническую работу по организации чего-то подобного. Фуин, маяки, ловушки, система тайных обозначений… Главное, конечно, фуин. Судя по всему, целые сектора подземного комплекса можно было скрыть, как будто их и не было. Или заплести систему коридоров в кольцо, заставляя вторженцев блуждать по кругу. Впрочем, не только по кругу… Понимающий же значение едва заметных меток на стенах мог пройти коротким путем, а то и вовсе срезать через какую-нибудь ловушку. Интересно, красиво, изящно…
И невероятно скучно.
При всей своей гениальности в обустройстве убежища Орочимару был очень рационален. Поэтому интерьеры были утомляюще однообразны. Удобно, функционально… Но глазу отдохнуть не на чем. Да еще и змеёныши его… Видимо, старались подражать обожаемому Орочимару-сама, каким он был до недавнего времени. Но, поскольку Орочи был неподражаем, получалось у них из рук вон плохо.
На взгляд Джирайи здесь не хватало хотя бы небольшой доли хаоса. И у него была пара идей, как этот бардак тут обеспечить.
Он уже почти выбрался на поверхность — наведение хаоса требовало некоторых инструментов — как разговор на повышенных тонах заставил остановиться и прислушаться. А когда Джи разобрал, кто и о чем именно говорит, то губы сами расползлись в предвкушающей ухмылке.
– Что, Кабуто, ревнуешь? – это было сказано с такой надменной насмешкой, что внутренний счётчик стервозности Джи отвесил ей семьдесят баллов из ста.
К слову, Тсунаде по той самой шкале едва дотягивала до тридцати.
– Гурен, иди к биджу, третий раз уже намекаю.
– А мы куноичи простые, медицинскими техниками не владеем, намёков не понима-а-аем. Так долго метил на место, а его хоп – и заняли!
– Это ты о чём? – судя по голосу, Якуши действительно удивился.
– Да о месте в кровати Орочимару-самы, – жалостливым тоном, как юродивому, пояснила куноичи. – Можно подумать, кто-то не замечал твоих потуг, ш… Шалопай очкастый.
Джирайя, подкравшийся к говорящим почти вплотную, приподнял брови в весёлом изумлении. Неизвестная куноичи ему уже нравилась — так качественно протоптаться по чужим мозолям… Особенно если это мозоли Якуши.
Определенно, милая девушка, хоть и стерва редкая.
– Эй! Не зарывайся, с… Самочка булыжника! И вообще, моё восхищение Орочимару-сама носит исключительно платонический хара!..
Гурен заржала, не дав ему договорить.
– И вообще, чего ты тут забыла? Кыш-кыш, не мешай мне готовить!
– А ты не кышкай мне тут! Где хочу, там и сижу.
– Блин. И чего мне вдруг в голову пришло, что спросить у тебя мнения – это хорошая идея? Всего-то спросил, чем можно в кровати вдвоём заниматься…
Куноичи снова заржала, но на этот раз в неё полетело что-то металлическое. Судя по звуку, не кунай, а кухонный нож.
Впрочем, Джирайя ее отлично понимал — сам он не заржал только усилием воли. Ну, надо же до такого додуматься! И что добавляло ситуации прелести, Якуши не притворялся.
– И вообще, Орочимару-сама не мог! Он не такой! Да и этот Джирайя! Он же старый! – вопль души не смог сдержать никакой самоконтроль и сволочизм.
Санин даже не обиделся — слишком занят был борьбой с хохотом. Внезапный ржач за спиной, конечно, производит немалый эффект, но если подкрасться совсем вплотную и этак ненавязчиво положить руку на плечо… Бесшумно выступив из тени, Джи подмигнул сидевшей на столе куноичи. Гурен отреагировала на его появление расширенными глазами, но удивление в них быстро сменилось предвкушением.
— А по мне так в полном расцвете сил мужчина, — лениво протянула она.
— Слушай, ты!
— Вообще-то, мы с Орочи ровесники, — вкрадчиво сообщил Джирайя почти на ухо Якуши. — Он даже постарше на месяц будет.
Рефлексы у помощника Орочимару были поставлены как надо — Джи пришлось порядком поднапрячься, чтобы перехват очередного ножа вышел достаточно показательно ленивым.
— Как невежливо, Кабуто-кун, — укоризненно сообщил он. — Да ещё и при столь очаровательной девушке. Позволите? — не дожидаясь ответа, он подхватил руку куноичи и коснулся губами тыльной стороны ладони. — Вы поистине похожи на дивный цветок, чудом попавший в эти подземелья. Камелиям на этом кимоно не сравниться с вами, как булыжнику с дороги не сравниться со звездами…
Джирайя умел и любил заговаривать зубы, особенно если это белоснежные зубки какой-нибудь юной прелестницы. Маска великовозрастного идиота, пускающего слюни на любую аппетитную фигурку, была далеко не единственной, хоть и одной из самых удобных.
Скользнувший во вторую руку Гурен кунай санин проигнорировал — его волосы дзюцу выдерживали, не то что кунай в затылок — а больше никуда она ударить и не успеет. К тому же смотреть на то, как записная стерва почти паникует от не так уж изысканных комплиментов, было забавно.
Но удар пришёлся оттуда, откуда не ждали – массивная чугунная сковородка стремительно опустилась на хребет санина.
Кабуто сам был в шоке, что ударил, чем ударил и, главное, что попал. Но не растерялся и заорал:
– Нехрен клеится к бабам, когда!.. Орочимару-сама… – тут он как-то сдулся, не совсем уверенный, какие отношения связывают этих двоих.
Джи запрокинул голову и от души расхохотался — сейчас, взъерошенный и растерянный, Кабуто почти не был похож на марионетку. Скорее, на подростка, который сжимает кулаки перед дракой с более сильным и старшим соперником, зная, что не выиграет, но ни за что не согласный отступить. А уж сама мысль, что защищать он собрался честь, хи-хи, Змея, приводила Джирайю в бурное веселье.
— Кабуто-чан, женская красота подобна цветению сакуры, и восхищаться ею не зазорно, — сообщил он, отсмеявшись. — Наоборот, сильно облегчает жизнь. А если Орочи будет против, уж поверь, у него получится донести свое недовольство гораздо быстрее.
Продолжая улыбаться, Джи потрепал Якуши по волосам — тот чуть вздрогнул, потому как ожидал скорее удара — и, насвистывая, шагнул в коридор.
— Кстати, принести тебе леденцов, Кабуто-чан? — обернулся санин уже от самой двери.
– Конечно, – ляпнул тот, но тут возмутился: – И я вам не чан!!!
Из коридора снова долетел смех:
— Конечно-конечно, Кабуто-чан.
***
Сначала Орочимару даже не понял, что именно вызвало у него нарастающее ощущение неправильности. Опасности не было, это он мог утверждать абсолютно точно — особенно теперь. И все же что-то было неправильно.
В убежище стало… Шумно?
Тоже нет — толстые стены из камня, многочисленные коридоры и слишком малое число обитателей. Даже вздумай Кабуто с Гурен бегать наперегонки, обмениваясь техниками, это не слишком потревожило бы общую атмосферу. А тут прямо ощущение… Даже не ощущение, а нечто на грани все тех же отвратительно необъяснимых религиозных техник… Азарт? Испуг? Просто неясное томление?
Орочи нахмурился, пытаясь разобраться, что за сюрпризы ему подбрасывает собственное восприятие.
В сад с пронзительным мявом влетела кошка. Даже не кошка — ободранный уличный котяра, весь в жгутах мышц и шрамах от схваток с себе подобными. Угадывать, откуда он здесь взялся, нужды не было. И так ясно, что у кого-то детство в заднице заиграло.
— А ну стой! — вслед за котом ворвался растрепанный Кабуто, щеку которого украшали четыре полузажившие царапины. — С-скотина хвостатая! Ой. Простите, Орочимару-сама…
– Джирайя притащил кота? – полуутвердительно спросил Орочимару.
– Да, он!..
– И ты не можешь его поймать.
– Эм… Но котов несколько!
– Сколько?
– Ч-четыре…
– А сколько поймано?
– Ноль… – окончательно расстроился Кабуто.
– Тебе лучше поспешить, а то мне придётся в ученики брать этого кота вместо тебя.
– Я не подведу, Орочимару-сама! – вытянулся Якуши и помчался за диверсантом.
Кот сопротивлялся отчаянно, но Кабуто не иначе как вдохновился присутствием сенсея и все-таки выловил его из густых зарослей валерианы, даже не получив дополнительных царапин. Еще одного принес Юкимару, привычно улыбаясь своей потусторонней улыбкой и поглаживая опасливо затихшее животное. Третий выпал на долю Гурен, которая без всяких сомнений запаковала бедолагу в кристалл. Правда, голову все же оставила снаружи, чтобы не задохнулся. Рыжий, полосатый, пятнистый… на спинах были каллиграфически выведены ярко зеленые цифры — один, три и четыре. Змею пришлось сжать губы, чтобы удержать рвущийся наружу смешок. Такая старая шутка… Про которую его змеёныши, разумеется, не знали.
— Ну? — в притворной строгости свел брови он. — Ищите четвертого!
— Хай, Орочимару-сама!
Гурен и Кабуто столкнулись взглядами, успев за миг негласно поругаться и пообещать сопернику поймать последнего кота раньше него. Юкимару остался рядом, недоуменно подняв брови:
— Но их же всего три…
– А об этом, Юкимару, ты тоже молчи.
Ребенок удивленно моргнул:
— Хорошо, Орочимару-сама…
Джирайя явился всего через несколько минут, весело размахивая исписанным листком в одной руке и свертком с леденцами в другой. Жабий санин выглядел исключительно довольным собой и жизнью:
— Ловят? О, а тебе и вправду идет… Вот, держи, — небрежным движением распечатал откуда-то толстый талмуд и перебросил его Орочимару. — Там закладка в нужном месте.
Орочи приподнял бровь. К сожалению, ученики в суматохе цветов не заметили, за что им будут тренировки на внимательность. Джи тоже как-то вяло оценил… Неудачная провокация, или Змей хватку потерял?..
– Чёрная лилия… Чародейство, колдовство, – прочитал он. – Издеваешься? Я ненавижу все эти ненадёжные псевдотехники!
— Но не гнушаешься использовать, если они тебе нужны, — хмыкнул Джи. — Интересно, если я подарю Гурен кимоно, Якуши начнет за мной бегать со сковородкой, или ему котов хватило? Я специально самых диких ловил.
– Кабуто? Со сковородкой? – не понял Орочимару. Ему чудилось, что он упускает что-то важное. – Джи, какого хрена ты творишь? Что за диверсионная деятельность на моей территории?
— У тебя тут тихо, как в склепе. Я только немного добавил жизни, — улыбнулся Джирайя. — И эй, где моя честно заслуженная ревность по поводу того, что я собираюсь дарить кимоно грудастым куноичи? Кабуто-чан вон от возмущения за честь Орочимару-самы даже сковородой по мне попал.
– У меня не настолько всё плохо с самооценкой, чтобы к Гурен ревновать. Да и дарить одежду – знак того, что принимающий не в силах сам нормально одеться. Стоп, подожди. Кабуто? По тебе попал? Сковородкой? Защищая мою честь? Ками, я вспомнил, чего я от тебя тогда убежал – ты всё превращаешь в дурдом.
Змей приложил ладонь ко лбу и сокрушённо покачал головой.
— Я совсем чуть-чуть, — сообщил Джи, обнимая змеиного санина без всяких сомнений в своем праве. — Зато он сразу стал похож на живого человека… Интересно, леденцы съест, или они от возмущения у него в горле застрянут?
– О-о-о-о, – понимающе протянул Орочи. – Ты попал, друг. Леденцы он не только съест, но ещё и насядет на тебя, требуя ещё и ещё. Килограммами. С каждого выхода наружу. Если он что-то и любит больше меня, так это сладкое.
А мозг тем временем отмечал изменение в состоянии и реакциях. Ещё месяц назад Орочимару без сомнений сожрал бы Джирайю живьём за такие выкрутасы. В основном – за то, что осмелился посмотреть в сторону после того, как назвал его, Орочимару, красивым. Гурен бы пошла на самые болезненные расходники… А сейчас ничего, только посокрушался.
И такие реакции были признаны гораздо более эффективными.
Джирайя улыбнулся, потерся носом о висок.
— Какой же ты, Орочи… Просто слов не нахожу…
– К слову о словах! Кто-то мне стихи обещал! – Змей чуть отстранился и посмотрел на знаменитого писателя.
Правда, направление творчества… Кхм… Но что уж, Орочимару был готов и на похабные стишки, лишь бы посвящённые ему.
— М-м-м…
Джи забавно нахмурился, перебрал пальцами по плечу, будто отстукивая ритм. И мягко, почти нараспев продекламировал:
— Кровью запятнаны льды.
Битва закончилась утром…
Солнечный зайчик с клинка.
Орочи закусил губу, отстранился, скрывая взгляд, и взял его за руку, утягивая в сторону собственной спальни. Хокку было простое, последняя строчка не переворачивала всё с ног на голову… И в то же время – ещё как переворачивала. И очень, очень подходила ситуации.
Джирайя оказался впихнут в комнату, которая тут же крепко закрылась на фуин. Орочимару иррационально не хотелось, чтобы эти слова услышал ещё кто-нибудь, пусть даже случайно. Или чтобы их кто-нибудь прервал.
– М-м-м, хорошо… – медленно протянул он, усаживаясь на кровать в позу для медитации. – Ещё что-то?
Джи дернул уголком рта — неуверенно? — снова повторил жест, будто перебирает что-то пальцами. Шевельнул губами, пробуя на вкус еще не произнесенные слова. И тихо, так, что голос ощущается почти прикосновением:
— Жарко бывает к полудню,
Но гораздо ценнее прохлады
Ласковый взгляд от тебя.
Орочимару втянул воздух, словно пробуя слова на вкус, разбирая смыслы по цепочкам. Забавно… Вроде, с одной стороны, сказано, что взгляд холодный – потому что остужает в полдень, но с другой – желанный и ласковый. Хорошо… Наверное, назови кто его взгляд горячим, Змей посчитал бы это ложью и лестью. А тут… Да.
– Капля стекает с ладони, – вдруг заговорил он.
Падает, исчезает в земле.
Нескончаем источник.
Две секунды Джи стоял, не изменившись в лице. Потом медленно, медленно стало проступать не удивление даже — потрясение. Глаза широко распахнулись, губы тоже непроизвольно приоткрылись. Змей даже почувствовал гордость от того, что его попытка стихосложения произвела такой эффект. Джирайя с силой зажмурился, сжал двумя пальцами переносицу. Тряхнул головой. Открыл глаза — взгляд поверх не опущенной ладони был растерянным и беззащитным. Джи медленно и как-то протяжно выдохнул, таким же текуче-протяжным движением скользнул к кровати… И сел на колени.
— О-ро-чи, — почти выпевая, словно снова под действием наркотика. И правая ладонь к груди, накрывая метку джуина.
Тот невероятно естественным движением погладил его по виску, убирая с лица непослушную прядь.
– Я тоже люблю играть со смыслами слов. И тоже – не всегда в пошлом смысле. Очень… Забавное упражнение - подбор сравнений к слишком сложному образу, чтобы его можно было выразить обычными словами.
Звучало всё логично. Ну, кто бы сомневался, что и к поэзии Орочимару подойдёт рационально? Когда все бы сомневались, что он вообще к ней подойдёт.
Не дожидаясь ответа, Змей наклонился вперёд и поцеловал.
– Мягкость нужного прикосновения, – выдохнул он в губы.
Взгляд чужой пронзает плоть,
Струится жизнь в подарок.
Джирайю тряхануло, как от удара Райтоном. Рука метнулась вверх, вплетаясь в волосы и безжалостно сминая вплетенные в них лилии.
— Молчи… Пожалуйста, молчи… — задыхаясь, словно после долгого бега. — А то я просто не смогу это уместить… Сердце разорвет…
Со стоном прижаться к губам, потому что действительно слишком много, рвет изнутри, распирает, пытаясь обрести свободу, и так многим хочется поделиться… И Орочи – под руками и под губами, и везде дурманный запах этих лилий – колдовство, как есть колдовство, и что он там говорил про то, что не любит такого?.. И все так ярко, сильно, что просто вспыхнуть и сгореть, осыпаясь невесомым пеплом — но оно того стоит, стоит более чем, потому что…
— Орочи-и-и…
Тот дёрнул его на себя, заставляя забраться на кровать – чай, не мальчики на полу непотребствами заниматься, – позволяя губами и руками выразить то, что не помещается в слова.
– Я буду молчать, – выдохнул он, на мгновение освободив губы. – Но тогда говори ты.
И Джирайя говорил. Шелестел словами между поцелуями. Сбиваясь, выговаривал плавные, гладко-округлые, словно змеиные кольца-строки, скользя руками по белой коже. Прерывисто выдыхал перед тем, как захватить губами напряженную плоть — и даже тогда, кажется, продолжал чертить иероглифы языком прямо на головке.
Орочимару плавился. Плавился от рук, скользящих жадно, но в то же время осторожно и даже благоговейно. Плавился от слов, которые не могли врать. Сбивчивые, немного неуклюже выражающие небанальные, ни разу не повторённые образы… Рациональная часть змеиного санина раз за разом отмечала все признаки правдивой речи и позволяла самозабвенно плавиться.
– Джи-и-и… – протяжно выдохнул он, чуть выгибаясь. Просто потому, что захотелось. Как захотелось приподнять ноги и скользнуть ступнёй по спине, зарываясь под лохматый хвост.
Джирайю снова пробило дрожью удовольствия — то ли от этого выдоха, то ли от прошедшейся по лопаткам гладкой ступни, а может, от всего сразу. Происходящее было настоящим безумием — но с Орочи сходить с ума было сладко. Поэтому Джи рискнул пойти дальше.
Мягко, ладонями — вдоль поясницы. Языком — по выступающей тазовой косточке. Чуть сжать, огладить. Скользнуть глубже, нащупывая пальцами тугое и жаркое. Уткнуться лбом в бедро, пережидая судорогу удовольствия, подразнить кончиком языка поджавшиеся яйца — и тут же широко лизнуть, уверенно сползая ниже.
«Да, если ты против — остановлюсь. Но сначала все-таки попробую уговорить», – говорил он не словами, действиями.
