Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
— Кажется, тяга говорить двусмысленности заразна, — хохотнул Джирайя. — Хотя вот Кабуто-кун в таком не замечен... Может, все-таки врождённое?
— Как можно сравнивать искусство Орочимару-самы и наглое плагиаторство Учихи? — возмутился Кабуто.
— Кабуто, — подозрительно ласково сказал Саске. — Жри свой леденец и заткнись.
— А то что? — фыркнул Якуши.
— А то их съем я, — невозмутимо заметила Сакура, запуская руку в пакет с конфетами.
— Эй, это мои леденцы! — возмутился Кабуто, отбирая сладости.
Джирайя прислонился к стене, наблюдая за перепалкой молодежи. В груди разливалось такое странное, почти незнакомое чувство.
Кажется, он чувствовал себя вернувшимся домой.
***
— Да ну нахуй, — было первое, что сказал Орочимару, оторвавшись от стакана с очищающим организм составом.
— Согласен, коллега, — простонал Наруто, повторяя его манёвр.
Похмельное утро пьяных философов начиналось сурово. Сначала в их уютное гнёздышко ворвались вопящие обезьяны, которые разделили духовных братьев и начали что-то громко втирать. Похмелье, обеспеченное супер-забористым зельем, которое пробило даже воскрешённого-перевоскрешённого медика и джинчурики, рвало голову и смазывало фигуры. Но наконец кто-то сжалился и дал им это божественное средство!.. Как оказалось, в роли благих созданий выступали Сакура, уже привычно взявшая на себя приведение Узумаки в порядок, и Кабуто, не допустивший к любимому саме никого другого.
— Что вы вчера пили? — с профессиональным интересом спросил Джирайя.
Какие там модификации проводил с собой Орочи, он, конечно, не знал, зато скорость восстановления джинчурики изучил досконально. Напоить Наруто до похмелья... Алкоголь и в самом деле должен быть очень забористым.
— Специальный состав, — Змей потер висок. — Специально для себя делал, обычное саке на меня слабо действует... Ксо, я действительно признавался вчера тебе в любви?
— Ага, — Наруто кивнул, чуть не уткнувшись лбом в декольте Сакуры. — Я, кажется, тоже.
От Учихи, который в реанимационных действиях участия не принимал, донесся шорох, подозрительно похожий на звук вынимаемого из ножен меча. Узумаки скосил глаза в его сторону, уточнил:
— В интеллектуальной любви.
— И я позвал тебя в ученики? — продолжил сверять факты Змей.
— Ага.
— И ты согласился?
— Ага. Но только если ты пойдешь в ученики ко мне.
— Ксо. Я что, тоже согласился? — от попытки стукнуться лбом обо что-нибудь удержало то, что головная боль еще не до конца прошла.
— Ну, после того как мы полночи выводили взаимосвязь джуина и тяги к укусам... Ага.
— Бля-а-а... Вот меня таращило-о-о... Никогда больше не буду пить с тобой. Чёрт, а мы действительно разработали алгоритм диагностики ментального тела?
— Ага.
— А ты что-нибудь помнишь?
— Ну-у-у...
— Бля, надо было записывать, — Орочимару всё-таки стукнулся лбом об столешницу.
— Орочимару-сан, а одолжите одну бутылочку своего специального состава? — вдруг попросила Сакура.
Исследовать такой убойный состав и впрямь было интересно. К тому же мелькнула мысль проверить, как он подействует на Тсунаде-сенсей... Если такое жуткое похмелье отучит хокаге от тяги к спиртному, вечная благодарность Шизуне-семпай ей обеспечена!
— Для Тсу? — разгадал её мысли Орочи. — Дам. Но учти, ей может понравиться... Бля, какой позо-о-ор... Я должен стереть вам всем память. Или убить, да, убить...
Наруто сочувствующе похлопал его по спине.
— Чтобы никто не узнал, что вы вообще-то милый парень? И умеете надувать пузырьки из соплей?
— Вот тебя я точно прибью, — пообещал Змей.
— Орочи-са-а-ан хоро-о-о-оший, — протянул Наруто, приобнимая его. — Орочи-са-а-ан до-о-обрый!
— Не порть мне репутацию, скотина!!! — вопль сердца Орочи был слышен по всему подземелью.
Саске, уже собиравшийся в тон Наруто добавить: «Орочи-сана убьют первым», поперхнулся и от греха подальше убрал Кусанаги обратно в ножны. Не хватало ещё себе пальцы отхватить собственным оружием.
Такого Орочимару он ещё не знал.
— Мы никому не расскажем, — тоном пай-девочки заверила его Сакура. — Нам же всё равно никто не поверит.
Джи, честно старавшийся не заржать все это время, растрепал Наруто волосы:
— Ну что, доверишь мне Орочи? Или меня — ему?
Узумаки поднял голову, очень серьезно кивнул:
— Да.
— Эй, а как меня так чуть ли не волоком в Коноху тащил, — возмутился Учиха.
— Тебе здесь было плохо, — мотнул головой Наруто. — А эро-санину — нет. Тебе же сейчас лучше? — заглядывая в лицо Саске, уточнил он.
Учиха, в очередной раз чуть не подавившийся словами, только отрывисто кивнул. В самом деле, спорить с тем, что сейчас ему намного лучше, было глупо.
Кабуто, которому высказаться не давал инстинкт самосохранения, изо всех сил хрупнул леденцом.
— Са-а-аске, не дуйся, — протянул Наруто, с трудом вставая и топая в сторону Учихи. — Тебя я всё равно люблю больше. К Орочи-сану у меня, ик!.. Чисто деловой интерес.
И тут же повис у него на шее, прижимаясь всем телом.
— Никогда больше не буду пить, — поклялся Узумаки.
— Больше тебе и не дадим, — буркнул Учиха, все-таки обнимая его в ответ.
Дальнейшее пребывание гостей в убежище Орочимару не затянулось. Конечно, у змеиного санина было много чего интересного, только вот он не горел желанием проводить экскурсии. Так что вскоре после приведения джинчурики в порядок посланцы Конохи засобирались обратно.
— Саске-кун! Саске-ку-у-ун! — послышалось ненавистное из коридора.
Учиха недовольно обернулся. Но это оказался не кто-то из девчонок, а запыхавшийся и необычайно возбуждённый Юкимару, тащащий огромную кадку с помидорами.
— Во, — вручил он растение Учихе.
— Э-э-э...
— Они здесь были твоим домом, — на голубом глазу проговорил Юкимару и улыбнулся: — Пусть твой дом будет вместе.
Саске подумал, поудобнее перехватил кадку, кивнул Юкимару и снисходительно бросил:
— Не судьба тебе, Кабуто-чан, лакомиться моими помидорками.
========== Эпилог ==========
Убежище Орочимару, как обычно, было очень хорошо скрыто — выдать его не могли ни нахоженные тропы, ни паразитные излучения чакры. Джирайя в очередной раз восхитился тем, как филигранно подобранна система фуин, покрывающая стены подземного комплекса — не блокируя сенсорику изнутри, печати полностью отсекали попытки засечь лаборатории змеиного санина снаружи. Случайно найти убежище было очень и очень сложно.
Впрочем, теперь у Джирайи был надежный маяк. Жабий санин подозревал, что при желании Орочимару может заблокировать ощущения от джуина, но пока что такого желания у Змея не возникало. И хвала ками, иначе «подарочек» Джи до нового убежища бы не донёс. Очередной змеёныш был не только наглым и не слишком умным, но еще и хамил по любому поводу. В бессознательном состоянии он проблем не вызывал, а вот стоило ему заговорить, как через полчаса хотелось не тащить его Орочи, а тихо придушить. Джирайя даже объяснительную заранее написал.
— Эгей, Кабуто-кун, хватит прятаться. Я все равно знаю, что ты где-то рядом.
Тот возник рядом и хмуро на него посмотрел.
— Задание выполнил, по бабам не ходил, змеёныша не убил, — бодро рассказал Джи. — Хотя очень хотелось. Держи шоколадку.
Получив подношение, верный пёс Орочимару заметно подобрел:
— А Орочимару-сама по вам скучал.
— Правда?
— Угу. Орочимару-сама очень больно скучает, — Кабуто потёр плечо и мечтательно улыбнулся.
— В каком плане больно? — удивился Джи.
Тяги к двусмысленностям за Якуши раньше вроде бы не водилось, но вот так сходу понять, что именно он имел в виду, не удалось.
— Я говорю о тренировках, — Кабуто посмотрел на него с лёгкой снисходительностью. Но сволочное выражение лица сменилось детским восторгом, когда он укусил шоколадку. — Отметелил нас всех в пух и прах, мы вчера еле-еле по комнатам расползлись. А вы ему цветы не подарите? Юкимару вон подарил, и его не убили. А цветы даже стоят в вазе на рабочем столе...
— Цветы? — Джирайя озадаченно почесал затылок.
Разумеется, он пришел не с пустыми руками и не только с приятными мелочами вроде хорошего шоколада из Кумо. Орочи хотелось радовать и баловать — просто так, чтобы сделать приятное. Но цветы? Джи просто не подумал, что Змею будет приятен именно такой знак внимания. И вообще считал, что лилии в волосах Орочимару носит исключительно чтобы подразнить окружающих.
— Сегодня нет. А вообще, спасибо за подсказку, Кабуто-кун.
Отношения с Якуши, не в пример остальным змеёнышам, наладились вполне нормальные. Кабуто, убедившись, что присутствие Джирайи влияет на Орочимару-сама только положительно, успокоился и даже начал находить некоторую прелесть в том, что эро-санин постоянно будоражит тишину очередного убежища. Особенно развлекали медика попытки прочих носителей джуина устроить засаду и тихо закопать Джирайю где-нибудь на очередном выходе. Санина требовалось сперва найти — маршрутами он ходил самыми непредсказуемыми, — потом догнать и выждать. Зато возмущённые рассказы этих неудачников подтверждали, что шататься по купальням Джи и впрямь перестал.
А вот книги писать — нет.
Видимо, вдохновение он получал и без купален.
Книги Якуши тоже ответственно проинспектировал. Акцента на груди стало меньше, зато появились подробные описания изящных рук и восхитительных шей. Также увеличился эмоциональный накал, заставляя даже шиноби с отличным самоконтролем анянякать и мимимикать от невыносимой няшности и всеобщей любви.
Сборник хокку он так и не опубликовал, но Кабуто и его стащил на почитать... Хватило на две странички, а потом он записки вернул... Красный как рак. Появилось ощущение, что это нечто такое интимное, что не предназначено для чужих глаз. Аж даже у него вдруг внезапно обнаружился стыд.
После этого он к Джирайе стал относиться почти с пиететом, хотя старался не показывать этого. То, что половина хокку была написана рукой учителя — только добавляло эффекта.
Джирайя прошёл вглубь катакомб, только чтобы наткнуться на равнодушный взгляд жёлтых змеиных глаз. Орочимару всегда его так встречал, словно до сих пор не привык искренне радоваться или мучиться, предпочитая забивать всё безразличием.
— Привет, — Джирайя без всяких сомнений шагнул вперед, обнимая. — Я скучал.
Возможность того, что Змей в порыве особенно плохого настроения всадит ему кунай под ребра, Джи и в самом деле не волновала ничуть. Сам всадит, сам и залечит. Зато видеть, как безразличие в желтых глазах сперва чуть заметно колеблется, а потом начинает медленно растворяться... Это проходилось по сердцу мягким пушистым пёрышком и заставляло сладко щемить в груди. Орочи. Его Орочи.
В первый раз Джирайя нешуточно обиделся на то, что Орочимару считал, будто он может уйти — сам или же глупо подставившись на задании. Иначе зачем заранее готовить себя к худшему? Потом просто принял. Если Орочи так легче — пускай. Отогревать его раз за разом не менее ценно. Тем более что джуин работал без перебоев, а значит, его все-таки ждали.
Вместо ответа Орочимару втянул его в долгий, мучительно нежный поцелуй, что временами переходил в страстность. Что-то вроде «Я по тебе скучал», «Где ты шлялся, скотина?!» и «Пошто ты оставил маленького бедного змеёныша одного?» одновременно. Что этого змеёныша не всякий каге победить может — это пустое. Всё равно он маленький и очень скучал без наглаживания. Джирайя застонал, вжимая его в себя, жадно-жадно скользя руками по плечам и спине — не под властью похоти, а от выжигающего желания почувствовать, что Орочи рядом. Свой, любимый, желанный, живой. И в самом деле соскучился, раз даже ни о чём не спросил.
Логику расположения комнат в подземелье Джи уже понимал, равно как и вплетенные тут и там в систему фуин тайные знаки. Но сейчас шёл, куда ноги несли, почти не отрываясь от подхваченного на руки Орочимару. То, что при этом они успешно добрались до комнаты самого Змея, можно было отнести только на счёт везучести и некоторого опыта в подобных перемещениях.
Осторожно уложить Орочи на кровать. Нависнуть сверху, улыбнуться:
— Знаешь, а я все-таки закончил твой храм. Он уже начал работать. Как ты и хотел, в пустыне, чтобы сухо и жарко.
Глаза Орочимару вспыхнули, как два подсвеченных солнцем янтаря.
— Оу. М-м-м... Надо бы навестить. Он ведь красивый?
— Тебе понравится... — Джи тронул его губы легким поцелуем. — Я принес рисунок, потом посмотришь.
На самом деле, в вещах санина был не только рисунок, но и все документы, подтверждающие собственность на землю и здание. Благо с Суной сейчас у Конохи были более чем тёплые отношения, а кусок пустыни, пусть и достаточно близко к границе плодородных земель, особой ценности не представлял. Так что продали его охотно, даже не выразив удивления, зачем кому-то понадобилась столь бесполезная покупка.
С тихим шуршанием заблаговременно вызванный клон расстелил на полу ковер — тот самый, который Джирайя обещал переносить в новое убежище самостоятельно, — распечатал из свитка фрукты, напитки и ароматические палочки. Дым от них причудливыми завитками поплыл по комнате, смещаясь вслед за движениями воздуха и словно бы ластясь к коже. Джи медленным, почти трепетным движением огладил бледную скулу:
— Орочи-но-ками...
Змея тряхануло. Его способностей более чем хватало, чтобы понять — Джирайя говорит более чем серьёзно. Серьёзно и не по глупости. Сколько лет он карабкался к этому знанию, сколько сделал, чего достиг... И признание было как капля влаги на пути по пустыне. Причём не от найдёнышей — они просто ничего в своей жизни не видели, как хочешь, так и назовут. Да и не признание это силы, можно быть сколько угодно сильным, и не быть ками. Не быть достойным. Это признание...
...всего.
И полностью добровольно. Без понукания и намёков с его стороны. Джи сам придумал и сам сказал.
А еще ками могут уважать, поклоняться... Но не любить. Не прикасаться так нежно и осторожно, словно опасаясь оставить синяк. Не сжимать крепко, до хруста рёбер, не вминать в кровать всем телом, давая почувствовать восхитительную тяжесть и жар. Не смотреть — так, будто душу вынимая взглядом и отдавая на протянутой ладони собственную.
— Люблю тебя...
Тихим выдохом, одновременно, стонущей нежностью, патокой страсти.
Они были неидеальны — проблемы возникали то там, то тут, невзирая на накал чувств. Например, Джирайя слишком сильно старался не мешать. Благое намерение, но Орочи достало, что всё время инициативу приходится проявлять ему, а Джи стоит как вовсе не Джи, а предмет мебели. Или долгий путь признания Орочи самому себе, что ему до дрожи в груди нравится... Когда о нём заботятся. Для созданного им имиджа, имиджа, в который он сам поверил, это было невыносимо, но... Но результат того стоил.
Не идеальны, однако справлялись, кирпичик за кирпичиком выстраивая откровенность и ломая каждую скорлупку, что так и норовила закрыть сердце. Орочимару не раз удивлялся, какой у них огромный прогресс, как он сильно изменился...
...и как он жил без этого раньше.
Пальцами — по коже, губами — к бьющейся жилке, дыханием — по губам. То ласково-тягуче, то жадно, почти захлёбываясь, оставляя царапины и алые следы засосов. Жадно, словно изголодавшись, вдыхать запах — и замирать в восхищении, не в силах справиться с собой. Молиться не словами и каллиграфией, а вот так, заменяя слова поцелуями и ласками. Говорить — у Джирайи за время отсутствия накопилось достаточно слов, — но чаще всё же молчать из-за сбившегося дыхания. И таять, умирать, возрождаться, чувствуя, как размеренный, слишком медленный для обычного человека пульс ускоряется, а бледная кожа становится почти горячей.
После первого насыщения Орочимару расслабленно раскинулся на простынях. Он был разнежен и любим, однако чего-то не хватало. Какая-то навязчивая идея грызла ему мозг.
— Джи? А тебе не кажется, что в нашей милой компании... Как-то не хватает Тсу?
Джирайя повернул голову, хитро посмотрел на Орочимару:
— Мне кажется, она будет счастлива присоединиться.
