Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Часть 1 ==========
Младенец, подросток, взрослый и старик лежали на койках и спали, усыплённые щадящим снотворным. Все они были гражданскими — Орочимару не видел смысла на начальных этапах привлекать для экспериментов шиноби. Все они счастливо улыбались во сне, ничуть не беспокоясь о том, что они находятся на десятиметровой глубине в компании одного из самых жестоких шиноби мира.
Орочимару ещё раз оглядел результаты, поджал губы. Исследование выходило скомканным и грубым: теории были сырыми, опытных образцов было исследовано категорически мало, а уж методы и вовсе граничили с ненавистным ему шаманизмом. Но когда на кону стоит собственная жизнь, приходится торопиться.
Гениальность санина заключалась в том, что он умел разбирать происходящее на маленькие-маленькие детали, а затем собирать их заново в своей голове, понимая глубинный механизм действий и явлений. Чем меньше деталь, чем провереннее она, тем эффективнее получится итоговая модель.
И он знал, что другие делают не так — нет, они пытаются проглотить всю картину целиком, как крошка-удав, пытающийся сожрать яйцо в три раза больше него. Это, в целом, быстрее, но часто приводит к ошибкам — неправильно выставленные причинно-следственные связи, придание не имеющим отношения к делу случайностям дополнительной важности... Люди живут в мире, в котором они не могут доверять собственным выводам — просто потому, что они слишком часто бывают ошибочными. Но всё равно живут, доверяют... И ошибаются. Снова и снова наступают на те же грабли, не двигаясь с места годами и поколениями.
Апогеем этого слишком общего мышления Орочимару считал разнообразные религиозные течения. Да, в них было рациональное зерно. Да, с помощью богов можно получить реальную силу. Но ско-о-олько же там мишуры! Сколько же бесполезных действий, которые никто не пытается обдумать, понять и актуализировать. И глубинное понимание своей неправоты, заставляющее бросаться на любого, посмевшего критиковать часть, с обвинениями, что он наезжает в целом.
И вот Орочимару пришлось самому залезть на их территорию. Смерть, воскрешение и бессмертие и так считались неприкосновенной вотчиной религиозных течений, но тут ему удалось хотя бы зайти с другой стороны. Однако его ранил шинигами, и пришлось ещё глубже зарываться во всё это, ступить на зыбкую почву предположений и допущений, поступиться своими принципами. Белому змею это безумно не нравилось, но выбора не было.
Он исследовал жизненную силу.
Не чакру — вполне понятную и доступную для исследований. Не химические процессы, которые, опять же, можно достаточно просто проверить. Не ментальные поля — легко проверяемые гендзюцу. А смутную, никому не понятную жизненную силу, о которой ходит столько мифов и легенд. Потому что если не она покидает его после клинка шинигами, то Орочимару уже и не знает, что думать.
Последняя идея. Последний шанс.
Пусть он и не доказал себе, что жизненная сила действительно есть, но, приняв её существование за аксиому, он выяснил несколько её интересных свойств. Во-первых, жизненная сила не даётся на всю жизнь, у младенца её ничуть не больше, чем у взрослого человека, а порой — гораздо меньше. Младенец желает дожить лишь до следующей кормёжки, крестьянин — до своих семидесяти и десяти внуков.
Орочимару хотел жить вечно, но вечность, похоже, с этим была не согласна.
Получалось, что жизненная сила вырабатывается самим... Организмом? Душой? Так что переливать её особого смысла не было, требовалось залечить «оболочку» души, чтобы избежать утечки, или увеличить обороты «моторчика», чтобы её покрыть.
Как? Увы, найти ответ на этот вопрос оказалось не так-то просто. В ходе наблюдений Орочимару пришлось побывать среди людей больше, чем за всю прошлую жизнь. Причём без какой-то конкретной цели, а наблюдая за всем. Никогда не знаешь, какая деталь может оказаться ключевой.
Результаты оказались... Любопытными. По всем показаниям, «моторчик» увеличивал обороты в случае большой радости или же смертельной опасности. Это объясняло, почему в бою или тренируя мелочь он чувствовал себя более-менее сносно... И почему смена тела приносила ему временное облегчение. Но постоянно находиться на взводе? В принципе, конечно, можно было попробовать...
Если бы увеличение оборотов не разрушало «оболочку». То есть как решение это было временным и весьма опасным, и для выживания требовалось хотя бы минимально восстановить «оболочку».
Проблема ещё заключалась в том, что найти людей с похожими — Орочимару даже в мыслях не заикался над «такими же» — повреждениями было сложно. Обычно «оболочка» истлевала за ненадобностью вслед за критическим снижением оборотов «моторчика» и естественным путём не восстанавливалась.
Тупик.
От безысходности санин взялся за религиозные практики. Продираться через бред в поисках зерна истины было сложно, особенно из-за того, что он не знал, как это зерно выглядит. Но всё же он справился. И даже не поубивал служителей культа, которые так радостно делились информацией с новым «адептом».
Но всё же он нашёл ниточку. Маленькую, хрупкую... Ведущую к ещё одной не самой любимой области знаний... Однако это был шанс, и Орочимару не собирался его упускать.
И вот сейчас первый этап испытания метода был с успехом завершён. Всего один сошедший с ума из пяти — неплохой результат, но, по-хорошему, надо бы провести испытание как минимум на полусотне людей... Мало ли, может, ему четверо особенных попались?
Да только время поджимало катастрофически, щерилось беззубой пастью в неумолимом обещании смерти. По расчётам Орочимару, он сможет сменить тело ещё раз пять-шесть, прежде чем повреждения его «оболочки» станут необратимы. И если делать всё правильно — он точно не успеет. А так... Так ему может повезти.
С идеальным опытным образцом вот повезло — был на примете один, совпадающий с Орочимару достаточно, чтобы можно было исключить влияние таких факторов, как пол, возраст и наличие чакры, её уровень и примерные характеристики.
В другое время Орочимару постарался бы изо всех сил избежать необходимости использовать Джирайю в качестве подопытного образца. Не считая чисто технологических сложностей с удержанием санина на лабораторном столе, были ещё и психологические заморочки. Прожитые годы из памяти просто так не выкинешь, как бы этого ни хотелось Орочимару. А когда на столе лежит не образец номер икс, а личность, на которую не наплевать — это всегда проблема.
Есть вполне существенный риск, что Джирайя помрёт не от самого эксперимента, а от того, что старый друг воткнёт ему скальпель в глаз.
Но время, время... Времени совсем не оставалось.
Ловушку Орочимару готовил быстро и даже несколько небрежно. Всё-таки были плюсы в том, чтобы хорошо знать будущий образец. Нет, ловил не на девушек — змеиный санин подозревал, что Джирайя свою тягу к женским прелестям сильно преувеличивает. И нет, не потому, что он думает слишком хорошо о бывшем друге, просто за это говорили факты: будь Джи действительно настолько увлечён сиськами, насколько заявляет, его бы подловили на этом ещё в шестнадцать. Смертельно так.
Нет, в качестве живца выступал он сам. Тем более что Джирайя всё это время его упорно искал. Для чего только — не совсем понятно. Поначалу Орочимару ещё думал, что верный пёс Конохи действует с целью «наказать и обезвредить», но последние события показали, что Джи вовсе не горит желанием драться с ним. И что, спрашивается, бегал?.. Наверняка этот идиот и сам не знал.
«Надо будет спросить, что ли... — подумал Орочимару, покивал своим мыслям и отредактировал план ловушки. — Заодно можно в подопытные пригласить. Хе, представляю, как его перекосит!..»
* * *
Джирайя и сам не мог сказать, зачем с таким упрямством пытается найти Орочимару. Чтобы убить предателя? Смешно. Не смог столько лет назад, вряд ли получится и сейчас. Да ещё и это нападение на Коноху... Практически в одиночку выйти против скрытой деревни и — нет, не победить, но уйти непобежденным... Жабий санин не льстил себе. У него такого не получилось бы.
У него вообще не получалось многое из того, на что был способен Орочимару. Впрочем, Джирайя считал, что так и к лучшему — умение безжалостно потрошить сотни подопытных ради одной-двух новых формул его ничуть не прельщало.
Но, несмотря на все, что Орочимару успел наворотить, они с Тсунаде продолжали считать его... Может быть, не другом, но важным для них человеком точно. Хотя можно ли было до сих пор называть Орочимару человеком? Эти его эксперименты... Не убили же они его, когда змеиный санин пришел к Тсунаде в попытке вылечить свои руки.
Хотя и то, что Орочимару попытался обратиться за помощью — было показательно. Ведь не мог не понимать, что боль от потери сенсея ещё слишком сильна... Джирайя не хотел схлестываться в бою с Орочимару. Не хотел все эти годы. Но думал, что в этот раз сможет — Орочимару перешёл границы в своем честолюбии. И, как бешеную собаку, его нужно было убить, пока не заразил окружающих...
Вот только в глазах Орочимару не было безумия. Боль, ярость, досада, что-то ещё, что Джирайя не мог толком понять и рассмотреть — но не безумие. А ещё испарина на лбу, повисшие бессильными плетями руки... Джирайя не знал, о чем тогда думала Тсунаде. Никогда не спрашивал — они безмолвно согласились не поднимать эту тему.
Но как бы там ни было, тогда змеиный санин смог уйти — практически без потерь. Не считать же за таковые подпорченные отношения с призывной змеюкой?
А теперь Джирайя, как гончий пес, искал малейшие следы бывшего сокомандника и не мог отделаться от чувства, что подбирается к нему всё ближе. Орочимару словно хотел, чтобы его нашли — свидетельства о том, что санина где-то видели, пусть и не сыпались градом, но по сравнению с пустотой лет после первого бегства змеиного санина были весьма обильны. Будто он оставлял засечки на своем маршруте. Кто-то другой, может, и не смог бы заметить львиную долю этих знаков, но Джирайя всё ещё знал бывшего сокомандника слишком хорошо. И уверенно шёл по этой цепочке незримых следов.
Вот только себе он так и не мог объяснить, почему же так стремится найти Орочимару.
Ради сведений об Акацки, в рядах которых змеиный санин когда-то состоял? Так сколько времени прошло, если и осталась у змеиного санина актуальная информация, вряд ли её много.
Чтобы отомстить за смерть учителя? Перегорело уже всё, хоть и продолжало саднить неприятными воспоминаниями. Впрочем, они стольких теряли... Хирузен далеко не первый в этом списке, и, скорее всего, не последний. Не убили Орочи сразу, нет особого смысла ставить месть во главе угла и теперь.
Но — Джирайя просто не мог не потянуть случайно зацепленную ниточку, ведущую к змеиному санину. И с непривычной для себя педантичностью начал искать прочие зацепки.
Искать — и, что странно, находить.
Постепенно желание добраться до Орочимару стало напоминать манию. Догнать, наконец, эту скользкую сволочь, прижать в угол, чтобы не мог вывернуться, вытрясти из него все, что нужно...
Джирайя вполне отдавал себе отчёт, что может и не пережить следующую «дружескую встречу» — но собственная смерть уже давно его мало волновала. Он был достаточно силен, чтобы не умереть по какой-нибудь совершенно дурацкой причине, и достаточно одинок, чтобы не опасаться причинить слишком сильную боль своей смертью. Наруто, конечно, расстроится... Но его найдется кому поддержать, особенно теперь. Тсунаде же наверняка разопьёт не одну бутыль саке, но уж точно не станет оплакивать, как Дана.
Они все видели слишком много смертей, чтобы переживать о своей собственной. Хотя Орочимару и тут отличился, надо признать.
* * *
Для Джирайи стало полной неожиданностью, когда Орочимару спокойно вышел из-за угла и встал перед ним, чуть улыбаясь. Он так давно бежал за ним, что совершенно забыл о том, что может и догнать. Да и слухи говорили, что змеиный санин покинул эти края ещё месяц назад, а убежище казалось полностью зачищенным, как десятки тех, что он видел до того.
— Ну, здравствуй, Джирайя, — проговорил змеиный санин с не менее змеиной улыбкой. — Вот ты меня и догнал.
— Здравствуй, Орочи, — Джирайя наклонил голову набок, рассматривая... Врага? Друга? — Хреново выглядишь для своих... Сколько там было твоему очередному телу?
Собственно, следов того, что это чужое тело, заметить не удавалось — Орочимару досконально изменил его под свой прежний облик. Можно было бы вздохнуть, что из их троицы Джирайя сильнее всех изменился с возрастом... Вот только тени вокруг глаз и общая изможденность змеиного санина прямо-таки бросались в глаза. Орочимару выглядел как тяжело болеющий человек. И, похоже, не только выглядел.
Хотя его опасности это, конечно, не уменьшало.
— Ай-ай-ай, Джи... — качнул головой Змей, обходя его по кругу и внимательно разглядывая. — У меня-то хоть уважительная причина. А ты почему живым трупом по свету бродишь?
За время своих исследований он достаточно изучил вопрос так называемой моральной смерти и прекрасно видел, что от Джи мало что осталось. С мертвецом — преувеличил, конечно, но «моторчик» работал едва-едва, а «оболочка» почти истлела. И это Джирайя! Тот самый Джирайя, что всегда был для него эталоном жизненной силы и упрямства!
— Да вот как-то закопать никому сил не хватило, а самому в гроб лечь некогда, — беспечно отозвался эро-санин, закладывая руки за спину и поворачиваясь вслед за движениями Орочимару. — Всё дела, дела. То Тсунаде помочь, то мелочь натаскать... То тебя вот найти, пока не загнулся. Не люблю пить за упокой знакомых. Уж лучше пить с ними... Даже если с тобой. Кстати, а пойдем выпьем? Подраться в любом случае успеем.
Змей закатил бы глаза, если бы отводить взгляд от Джи не было бы так опасно.
— А кто сказал, что я пришёл драться? — уточнил Орочимару, усмехаясь.
— Да? — удивился Джирайя. — Неужели ностальгия одолела? Тогда тем более пошли выпьем. Или тебе нельзя уже?
— Мне нужна твоя помощь.
Вот теперь Джирайю пробрало. Он даже «Кай» демонстративно сложил — чтобы Орочимару, да так прямо признал, что не справляется с чем-то сам? Это не считая того момента, что нукенин просил помощи у санина своей бывшей деревни.
— Ты шутишь?
— А ты моих шуток не знаешь, что ли? — Орочимару, похоже, такая реакция забавляла. — Я предельно серьёзен. Даже не облизал ничего. Но не волнуйся, от тебя требуется немного. Всего лишь побыть подопытным.
Джирайя неопределенно хмыкнул, пытаясь разобраться в сложной гамме эмоций, которую породило это заявление. Либо у Орочи все такое же поганое чувство юмора и это отвлекающий маневр, либо змеиный санин окончательно распрощался со здравым смыслом.
— Ты спятил? — подкорректировал свой вопрос Джирайя.
— А ты не заметил, Джи? — Орочимару усмехнулся, приближаясь. Слишком часто он слышал это вопрос. Так часто, что, наконец, сдался и надел маску безумца, которую так все хотели увидеть на нём. — Так как? Пойдёш-шь? Обещаю пытать нежно.
По лицу санина пробежала мимолетная дрожь — и не поймёшь, от отвращения или же какого-то другого чувства.
— А может, всё-таки выпьем? — уныло предложил Джирайя, понимая, что драться все-таки придется.
— Без допинга совсем не встаёт? — участливо поинтересовался Орочи. — Ну, а если выпьем, пойдёшь? Видишь, на какие жертвы я готов пойти? А тестировать я собираюсь всего лишь новое направление ирьёдзюцу. На себе бы провёл испытания, да неудобно отслеживать нюансы. Вернёшься ты в свою Коноху как новенький, ещё здоровее станешь.
Джирайя неопределенно хмыкнул. Ощущение, что его всё-таки подловили в какую-то хитрую иллюзию, только усиливалось. Орочимару, соглашающийся мирно выпить, не спешащий тащить в подопытные силой и подкалывающий, как в старые добрые времена... Такое гендзюцу даже сбрасывать было жаль.
— И где подвох? — санин мягко качнулся с носка на пятку, продолжая разглядывать Орочимару. — Ты ведь ничего не делаешь просто так.
Тот раздвинул губы в безумной улыбке и облизнулся, придвигаясь ещё на шажок ближе.
— Никаких подвохов, Джи. Мне нужны эти исследования... Как ты верно заметил ещё в самом начале. Для тебя риск, да... Ведь ты не можешь знать, вру я или нет. Но нельзя сказать, что у тебя есть особый выбор... — Орочимару медленно протянул руку и коснулся кончиками пальцев одрябшей щеки. Время Джи не пощадило. — Можешь пойти добровольно. Можешь быть потащен силком. Меня устраивают оба варианта, но первый всё-таки предпочтительнее.
Глядя, как Джирайя чуть ли не колеблется, Орочимару про себя смеялся. Сам он на его месте послал бы себя далеко, надолго и с десятком убийственных техник в сопровождении. Но... Этот безумный мир снова подтвердил свою безумность. И Змей бы соврал, скажи, что ему это не нравится.
