Текст книги "Дом для демиурга Том 1: Поднимается ветер... (СИ)"

Автор книги: Kriptilia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

– Вот! – поднял солидный указательный палец капитан. У некоторых табуретов ножки тоньше бывают. – И я о чем. На это у них деньги есть, а на корабли новые – не допросишься! А то вот еще что выдумали: летом велели уволить из флота всех, кто родом из Литы, ну и с прочего севера тоже. Тех, правда, всего двое нашлось. А литцы? Да лучшие ж моряки, не считая бруленцев! Только с королевским указом не поспоришь...

На последних словах Краст понизил голос, но не сдержался и саданул кулаком по столу. Тарелки-чашки так и подпрыгнули с перепугу, а супница едва не опрокинулась, хорошо, Марта успела поймать ее за ручку.

– Да уж, чудит его величество... – тоже тихо сказала она.

– Не нужно нам такое величество! – заявил Элибо. Так сдуру громко брякнул, что, наверное, в соседней зале глухой – и тот услышал.

– Тебя спросить забыли, – показала ему кулак Марта. – Хочешь, как барон Литто – на эшафот с головой, обратно без головы?

Сынок хмыкнул и стал похож на годовалого бычка, только рогов не хватало. Сила у него тоже бычья, а вот разума-то, у телка, наверное, побольше будет. Тот мычит себе, да траву жует, и ничего не говорит, особенно на людях и на такую тему. Баронесса уже жалела, что вовремя не оборвала капитана, да еще и сама ему поддакнула. Куда родители – туда и дети, вот Элибо и решил, что можно болтать.

– Так почему тамерцы нас не одолеют? – громко спросила Марта.

– Во-первых, – капитан тоже обрадовался возможности поговорить о чем-то другом. – Навигаторов хороших у них мало. Раб даже если с чутьем родится, то все едино душу вкладывать в службу не будет. Ему не все ли равно, когда полжизни прикованным к мачте сидеть приходится? Что к месту корабль выйдет, что на три десятка миль промахнется, а то и вовсе на скалы вылетит – сильно пороть не будут, убить побоятся, а так они к порке от рождения привычные. Навигатор свободный должен быть. Чтоб за свое дело ратовал, чтоб победы желал. А свободные – те к контрабандистам идут, там на себя работаешь, а не на барина.

– Ясное дело, – кивнула Марта. – Кто похитрее – бегут к нам.

– Еще их хокнийцы гоняют, как щука карасей. Они бы и рады, может, с западного берега корабли убрать, да сюда к нам привести, но тогда "зелененькие" им быстро все побережье распотрошат. Да и огандцы нам скорее союзники, чем враги. Вздумай "кесарята" зайти в залив, им быстро в спину ударят. Невыгодно Оганде, чтоб торговля прерывалась. Так они и вертятся: сильно хочется, еще сильнее колется, остается только междуреченские болота месить. Мы их тоже не задавим, правда. Погнать можем, задавить – слабо пока. Да и корабли они строят... – Краст усмехнулся и поднял кружку пива. – Вот чтоб и дальше так строили!

– Да и то верно, – кивнула Марта и вновь покосилась на сына. Тот слушал внимательно, очень внимательно – будто решил податься в военный флот.

Поездка удалась, а вот следующая седмица словно решила расквитаться за предыдущую. Марта давно ждала визита Блюдущих чистоту: давешнее загадочное убийство пока так и оставалось нераскрытым, а без монахов тут не справиться. Лодку опознали: ее в ночь убийства украли у перевозчика, но тот напился и не помнил, на каком берегу ее оставил и где заночевал. Из пяти подозрительных владений осталось три, но не станешь же врываться с обыском в поместья лишь потому, что лодку украли где-то поблизости? Вассалы любимые такого не простят, обидятся до смерти.

Баронесса втихаря отправила людей посмотреть, что творится в деревнях, стоявших вдоль Ролены, но те ничего не нашли.

Блюдущие прибыли аж втроем. Все, как и положено, в серых рясах, в слишком тонких для зимы плащах и босиком. На рясах спереди вышивка голубыми нитками: поток воды. Двое – лет за шестьдесят, а с ними юноша, не старше Элибо. Высокий, стройный, хорошенький. Марта удивилась: что такому пареньку делать в монастыре, да еще и у Блюдущих? Сперва она подумала, что младший – послушник, но именно он и оказался главным. Звали его брат Жан, судя по выговору он был алларцем, а, может, эллонцем. По манерам оказался явно из благородного семейства: и говорил иначе, чем остальные двое, и за столом держался, словно у короля на приеме.

После ужина – монахи хоть и соблюдали аскезу и от кроватей с перинами и подушками отказались, но за столом ломаться не стали, – брат Жан попросил баронессу о разговоре наедине. Марта провела его в свои покои, усадила к камину и вручила кружку с вином. Паренек попытался спорить, но баронесса, глядевшая на его синие от холода босые ноги, стоявшие на тонком коврике, сказала:

– Вы, брат Жан, у нас явно человек новый, а то бы знали, что здесь зимой себя и уморить можно, если горячего не пить. Этого, что ли, от вас Сотворившие ждут?

– Благодарю за заботу, госпожа баронесса, – улыбнулся одними губами брат Жан. – Может быть, мои наставники нашлись бы с ответом, но я не буду оскорблять ваше гостеприимство отказом. Увы, я послан к вам с недобрыми известиями... Кратко говоря – мы не сумели понять сути дела. Если же говорить более подробно...

– Излагайте уж, – махнула рукой Марта. Последняя надежда была, и та пропала.

– Мы произвели наитщательнейшие исследования, а потом списались с нашими братьями из других монастырей. К сожалению, с севера мы ответа не получили, там идет война. В других землях же ничего подобного не случалось. Мы предполагаем, что погибшие участвовали в неком богохульном обряде, за что их постигла кара Сотворивших. Но суть этого обряда нам постичь не удалось. Если вы позволите прибывшим со мной братьям пройти вверх по Ролене до самых истоков и поговорить с людьми...

– Да позволю, конечно, – кивнула Марта. – Искали там. Может, вам повезет...

– Мы приложим все усилия, госпожа баронесса, – поднялся монах со стула. – Я сам прослежу за ходом расследования.

– Уж проследите, – мрачно ответила баронесса Брулен. – Нам здесь никаких богохульных обрядов – не надо!

Ко второму визиту в дом герцога Флэль подготовился заранее. Шансы встретить прекрасную девицу были высоки, а в том, что слуги ни за какую плату не передадут ей записку, он не сомневался, раз поглядев на суровых здоровяков с военной выправкой; но безымянная пока юная дама ранила его в самое сердце. Кертор даже рассорился со старой подружкой Лориной, чего раньше себе не позволял: любовница была и красива, и весьма умна, а потому с ней всегда было легко и весело. Но в один из визитов он невольно вспомнил стройную девочку с пепельными косами, посмотрел на свою пассию и вдруг разругался с ней в пух и прах из-за сущего пустяка: Лорина попросила сводить ее в театр нынче же вечером, услышав отказ – у Флэля были свои планы, – надула губки, и дело кончилось нешуточной перебранкой.

Чем справедливее были упреки Лорины, тем больше Кертору хотелось покинуть уютный чистый домик, который снимал для подружки уже второй год. Закончился скандал уж вовсе неприлично: Флэль швырнул на стол кошелек с полусотней сеорнов и вышел, хлопнув дверью.

Влюбиться в лишь раз увиденную девочку, поссориться из-за нее с любовницей, строить планы – ну что, что могло быть глупее? Глядясь в зеркало, Флэль видел там набитого дурака, но ничего с собой поделать не мог. Минутная встреча на лестнице, казалось, перевернула всю его жизнь. Он нашел писца, который вызвался начертать на кружевном платке куртуазную записку для девушки, и надеялся, что сумеет "случайно" обронить платок так, чтобы он остался в руках предмета страсти.

Несколько раз он совершенно без причины оказывался на Фонтанной площади, а потом снял в трактире напротив комнату, выходившую окнами на площадь. При помощи зрительной трубы можно было разглядеть окна особняка Гоэллона; правда, обычно они были прикрыты плотными занавесями, и увидеть ничего не удавалось. Стена, доходившая до середины второго этажа, мешала наблюдать за двором, но пару раз Флэлю повезло: он разглядел голубоглазую девушку, выезжавшую вместе с секретарем, какими-то двумя юношами и несколькими слугами.

Взрослому человеку было неприлично развлекаться подобным образом, но Флэль надеялся, что о его страданиях и деяниях никто в столице не узнает – иначе смеху было бы на девятину, а то и на две. Уж герцогиня Алларэ не преминула бы обточить о Кертора язычок, а где она, там и ее гости, так что смело можно было бы уезжать домой и прятаться там до следующей зимы.

Судьба благоволила к влюбленному: когда он въехал во двор, его драгоценная красавица оказалась там – ждала, пока слуга выведет для нее лошадь. На ней был темно-коричневый плащ с золотым шитьем. Ярко-рыжий лисий мех окружал лицо сияющим ореолом. Герба на плаще не было, но Флэль уже знал, кто эта девушка: одна из семьи Къела; вот только не знал, как ее зовут. У графа Къела было три дочери; кто же эта? Хильда, Линда или Керо?

Поблизости стояли те два молодых человека, которых Флэль приметил в зрительную трубу: один – рыжий и коренастый, другой – высокий и черноволосый. Оба говорили о чем-то своем, не обращая внимания на девушку. Платок упал к ее ногам.

– Вы уронили платок, – сказала пепельноволосая.

– Нет, помилуйте, – улыбнулся Флэль. – Мой платок при мне, вот он, а на этом вышит ваш герб. Вы ошиблись.

– Неужели? Да, вы правы, – серьезно кивнула девушка.

Прикосновение к руке, когда Флэль возвращал девице Къела "потерю", заставило его вспыхнуть. Даже через две перчатки и на краткое мгновение, но этого было достаточно. Юная дама прекрасно знала, что не роняла платок, но не стала спорить и упираться, а спрятала его в кошелечек на поясе.

Флэль коротко поклонился на прощание и отправился в дом. Скорого ответа он не ожидал, но когда визит подошел к концу и он проходил под лестницей на первом этаже, мимо просвистело нечто ярко-красное. Кертор едва не подпрыгнул, но это оказался всего лишь клубок шелка.

– Ах, – раздался голос сверху. – Я уронила нитки... простите!

– Вы чудом не убили меня, так что я заберу ваше орудие на память, – с нарочитой небрежностью откликнулся Флэль, поднимая туго смотанный клубок.

Слуга неодобрительно хмыкнул, но ничего не сказал. Жонглируя клубком и даже дважды уронив его, Кертор удалился. Дома он размотал нитки и обнаружил внутри клочок бумаги, сложенный вчетверо.

Ничего особенного в записке не содержалось – не больше, чем в письме на платке, где Флэль написал, что с первого взгляда был очарован и хотел бы иметь надежду на встречу, присовокупив к вышесказанному изящное четверостишие Эллерна. Ответили ему примерно тем же:

"Господин Кертор, ваше послание, в котором вы столь явно желаете добра юной изгнаннице, было весьма любезным. Надеюсь, мы сумеем стать друзьями! Керо Къела". Доберись до этой записки герцог или его слуги, ничего крамольного о девице Къела нельзя было бы сказать, разве что поставить ей в вину тайную переписку, но Флэль надеялся, что герцог – человек разумный, а уж если Керо ему не любовница, а воспитанница – не слишком ревнивый.

Нужно было что-то делать, дабы развить неожиданный успех. Следующий номер с клубками и платками уже не удался бы, а второй раз увидев секретаря Гоэллона, керторец понял, что этот ему не помощник. Даже если и согласится передать записку, так отдаст ее не Керо, а герцогу.

Пришлось потрудиться: нанять трех мальчишек, чтобы следили за домом герцога. На следующую седмицу Керо в своем обычном окружении отправилась на прогулку в город и зашла в галантерейную лавку. К сожалению, ее сопровождал секретарь, знавший Флэля в лицо, но помог очередной мальчишка-посыльный, согласившийся за золотой втихаря передать девушке записку. Он не попался, и очередное послание перекочевало в муфту Керо.

Ответа пришлось ждать еще седмицу, но он был получен тем же образом – на этот раз уличный мальчишка принял очередное письмо и принес его Кертору. Следующий тур переписки Флэль провернул с еще большим изяществом: он зашел в ту же книжную лавку, что и девица с секретарем, небрежно поприветствовал их и сделал вид, что поглощен изучением свитков, сам же постепенно продвигался к копавшейся в картах Керо. В руке он держал сборник Эллерна.

Двигаясь спиной вперед, он неминуемо должен был налететь на свою пассию, что и случилось.

– Ах... – пискнула та.

– О, простите мою неловкость, – развернулся Кертор. – М-мм, кажется, мы знакомы?

Он очень, очень надеялся, что на его лице не отображается ничего, кроме вежливой скуки и легкого смущения после того, как он толкнул благородную девицу и, кажется, даже отдавил ей ногу.

– Вероятно, вы бывали в доме герцога Гоэллона, – так же равнодушно ответила северянка и отвернулась к картам, потом глянула через плечо. – Жаль, что вы меня опередили, я давно хотела найти сонеты Эллерна.

– Я виноват перед вами и уступлю вам книгу, – томик с золотым обрезом, отпечатанный на огандской бумаге, перекочевал в руки Керо.

– Благодарю, – бросила девушка. – Вы очень любезны.

Черноволосый секретарь повернулся в их сторону, вежливо кивнул Флэлю и отвернулся, должно быть, не заметив ничего лишнего. Кертор ушел, даже не затруднив себя вежливым прощанием. Напоследок он прикупил совершенно ненужный ему свиток с благочестивыми рассказами для юных девиц. Это тоже могло пригодиться впоследствии.

Теперь нужно было выждать: слишком многие случайные встречи могли бы насторожить секретаря или высокого светловолосого алларца, который служил капитаном охраны герцога. Если секретарь казался развесистым лопухом, то капитан был человеком серьезным и с ним Флэль связываться не хотел.

Такая разлука оказалась нестерпима. Кертор обнаружил, что у него пропал аппетит, потом бессонница стала его близкой подругой, а когда он отказался от вина, Эмиль Далорн опешил и принялся выпытывать, в чем беда. Краснея и стыдясь своей глупости, Флэль сознался во всем, но друг смеяться не стал, а сочувственно покивал.

– Я не вхож в дом герцога, но знаю, кто в силах помочь твоему горю. Герцог Алларэ передаст и письмо, и ответ. Да что там, он и украсть эту девицу для тебя сможет, – усмехнулся Эмиль.

– Мы не настолько близки, чтобы просить его о подобной услуге, – печально вздохнул Флэль.

– Передай письмо мне, а я отдам его Алларэ.

На этот раз Кертор расстарался, написал длинное и проникновенное послание. На треть оно состояло из стихов, на треть из комплиментов и на треть – из рассказа о чувствах Флэля и его терзаниях в разлуке. Он очень надеялся, что послание попадет к Керо, а не к Гоэллону: Реми отличался престранным чувством юмора, но за подобное могло крепко влететь обоим – и Керо, и ему самому. Кертор отлично представлял действия герцога Гоэллона в случае, если тот обнаружит, что гость состоит в любовной переписке с его воспитанницей, но готов был рискнуть.

Все прошло успешно. Правда, ответ юной дамы был куда менее страстным, чем надеялся Флэль, но зато длинным, не то что короткие записочки, которые он хранил в шкатулке. Каждую строку каждой записки Кертор выучил наизусть, а теперь получил целое настоящее письмо, написанное прекрасным изящным почерком.

Отправляясь в третий раз в дом Гоэллона, Флэль подготовил очередную записку. К сожалению, опять пришлось воспользоваться услугами писца: сам он не мог вывести чернилами по накрахмаленной ткани ни строчки, а коварный писец отказывался выдавать тайну, вместо этого просил за каждое письмо по десять золотых. Кертор очень надеялся, что возлюбленная простит ему то, что записка написана чужой рукой.

В этот раз Флэля не стали провожать до кабинета герцога. Слуга забрал у него плащ и шляпу, а потом кивнул на лестницу:

– Вас ждут.

Кертор обрадовался: если у Керо хватит догадливости ненароком пройти по лестнице или по третьему этажу – комнаты ее находились там же, где и кабинет, – то очередное послание попадет ей в руки.

Оно и попало. Этаж был совершенно пуст, зато девушка выходила из кабинета Гоэллона. Она уже притворила за собой дверь, так что Флэль протянул ей платок и удостоился рукопожатия. Мгновение случайной встречи хотелось растянуть надолго. Маленькая прохладная ручка лежала в его ладони, девушка стояла совсем близко, и Флэль уже понадеялся, что сможет прикоснуться губами к ее щеке...

Тут дверь распахнулась, и на пороге показался хозяин дома.

Керо вспыхнула до ушей и отдернула руку, но было поздно. К тому же, в левой руке был зажат злополучный платок.

– Рад вас видеть, Кертор, – улыбнулся Гоэллон. – Керо, дайте мне ваш платок и ступайте в свою комнату.

Девушка убежала, дробно стуча каблучками. Вдалеке захлопнулась дверь. Флэль застыл, не представляя, что будет дальше. Первым к нему вернулся дар речи.

– Герцог, вы не смеете... – начал Флэль, но его весьма невежливо взяли за плечо и втолкнули в кабинет.

Что делать, он не знал. То ли хватать с полки над камином кинжал, то ли прыгать в окно – но третий же этаж! – то ли просто молча покориться своей участи. Гоэллон кивнул ему на кресло, сам уселся на подоконник. Кажется, об убийстве речь не шла. Герцог улыбался, с интересом читая послание.

– Читать чужие письма... – дрожащим от негодования голосом сказал Флэль. – Это... это...

– ...ровно то, что должен делать опекун, – спокойно продолжил Гоэллон. – Разве вас не учили тому, что переписываться с девушкой, если вы не являетесь ее женихом, вы можете только через ее отца, брата или опекуна? Досадное упущение, Кертор.

– Я готов стать женихом! – заявил Флэль, поднимаясь из кресла. – Герцог, я прошу у вас руки вашей подопечной!

Он сам изумился тому, что сказал. Жениться? Час назад ему и в голову не приходило, что он собирается жениться. Но теперь все стало легко и просто: он женится на Керо. Брак по любви – то, что может позволить себе племянник барона Кертора. Пусть Филип женится на том, кого выберет ему отец, а Флэль от этого несчастья освобожден по своему положению.

– А я вам отказываю, – равнодушно ответил Гоэллон.

– Герцог, вы не можете быть столь жестоки! Разлучать влюбленных грешно! Мы любим друг друга и я готов жениться на Керо...

– Да бросьте, Кертор. В ваши чувства я верю, вы страдаете уже две девятины, но с чего вы взяли, что вам отвечают взаимностью? Юная девица просто упражняется на вас... и, кстати, не только на вас.

– Я вам не верю! – Как?! Его возлюбленная не может так поступить!

"Может-может, – ответил ехидный и злой внутренний голос, почему-то говоривший с интонациями герцога Гоэллона. – Ты и получаса не провел с ней наедине, ты ничего о ней не знаешь. Пяток записок, одно письмо, одно рукопожатие... да с чего ты решил, что она в тебя влюблена так же, как ты? Дурак...".

– Если вы мне не верите, то я позову саму Керо и вы сможете повторить свое предложение.

– Зовите, – обреченно вздохнул Флэль, уже предчувствуя неладное.

Герцог дернул за шнур, через несколько минут в кабинет сунулся слуга.

– Позовите мне девицу Къела, и побыстрее, – приказал герцог. – И еще принесите вина. Ужин подадите через полчаса.

Гоэллон так и сидел на подоконнике, заложив руки за голову. Вид у него был настолько довольный и ехидный, что Флэль уже понимал, что наступает час позора. Для него, разумеется, а не для Паука. Впрочем, отказываться было поздно, да и надежда еще не покинула керторца.

Керо вошла и остановилась на середине комнаты, сделав неглубокий реверанс.

– Слушаю вас, герцог, – негромко сказала она.

От недавнего румянца уже не осталось следа, а пряди на висках были мокрыми и плотно прилипли к щекам: должно быть, девушка умывалась, чтобы согнать с лица краску. Золотисто-коричневое домашнее платье с высоким воротом превращало ее в совсем юную девочку, и Флэль ошеломленно сообразил, что не представляет, сколько ей лет. Семнадцать? А вдруг – меньше, и она не сможет ответить согласием на его предложение? Законы строго запрещали подобные браки.

– Ну, Кертор, говорите. Керо, прошу вас внимательно выслушать господина Кертора.

Девушка перевела взгляд на Флэля, застывшего в двух шагах от нее. Он глубоко поклонился, потом сделал шаг навстречу. Северянка осталась неподвижна, только досадливо закусила губу.

– Госпожа Къела... в присутствии вашего опекуна я хотел бы... – запинаясь, начал керторец. – Хотел бы просить вашей руки. Если вы будете благосклонны к моим чувствам, я буду счастлив назвать вас своей законной супругой.

– Супругой? – удивленно повторила Керо, и Флэль вздрогнул – сказано было так, словно девица Къела произнесла название чего-то мерзкого, мокрого и скользкого: например, "лягушка". – Простите, господин Кертор, но я пока что не собираюсь становиться чьей-либо супругой, и, – заледеневший лазурный взгляд уперся в Гоэллона, – надеюсь, что законы Собраны охранят меня от этого!

– Как же, юная дама? Вы состояли с господином Кертором в отношениях, после которых единственным возможным выходом для обоих является свадьба. Господин Кертор, как благородный человек, готов спасти вашу честь...

– Вы... вы не можете принуждать меня к браку! – топнула ножкой девица.

– Вы свободны, Керо, – пожал плечами герцог.

Флэлю очень, очень хотелось провалиться сквозь землю. Куда-нибудь на первый этаж, поближе к выходу. Но ему пришлось стоять столбом, пока неверная возлюбленная покидала комнату, и пока соизволивший слезть с подоконника Гоэллон не толкнул его за плечо назад в кресло.

– Это горе нужно запить, Кертор, – усмехнулся он. – Надеюсь, вина в доме хватит.

– Давно вы знаете? – уныло спросил Флэль.

– Почти с самого начала.

– Что ж вы раньше...

– Этот урок пошел на пользу не столько вам, сколько моей подопечной. Теперь она трижды подумает, прежде чем раздавать авансы малознакомым людям, с которыми не собирается связывать свою жизнь. Что до вас – вы уже взрослый человек и сами все поймете.

Слуга принес вино. Флэль сцепил руки на кружке и не смог подавить тяжелого вздоха. Запах пряностей щекотал глаза, и на них наворачивались слезы. Неудачливый влюбленный боялся пить, чтобы не подавиться: спазм прочно стиснул горло.

Увесистую серую кружку с серебряной росписью хотелось швырнуть об пол, но так распускаться в присутствии хозяина дома Кертор не мог. Как глупо все вышло, как наивно и нелепо – влюбиться в девочку-подростка, которая сама не знает, чего хочет! Придумать себе романтический образ и отдать ему сердце... Поступи так кто-то из приятелей, Флэль хохотал бы, как сумасшедший, но теперь ему смешно не было.

– Пейте, – приказал герцог. – Пейте и не думайте об этом больше.

– Вы с нами играли... – выговорил керторец.

– Да вы наглец, господин Кертор! – расхохотался Гоэллон. – Лет сто назад я обязан был бы вызвать вас на дуэль, по нынешним законам должен потащить в суд, а вы ставите мне в вину то, что я позволял вам писать моей подопечной любовные письма!

– Герцог, вы хоть раз в жизни любили? – Очередная чушь и глупость, но, потеряв голову, по серьгам не плачут.

– Какой же вы еще мальчик, Кертор, – герцог оборвал смех и вздохнул. – Закончим этот разговор, а не то завтра вы станете стесняться того, что наболтали, и больше носа в мой дом не покажете. Вы мне еще нужны.

– Нужен? Для чего? – Флэль был ошарашен. Что ни суд, ни дуэль ему не грозят, он уже понял, но был уверен, что герцог откажет ему от дома.

– Через пару-тройку седмиц я попрошу вас дать несколько уроков фехтования другим моим воспитанникам. Пока с ними занимается Кадоль, капитан охраны, но Реми очень лестно отзывался о вашем мастерстве.

– Я буду рад оказать вам услугу, – кивнул несчастный влюбленный; уже бывший несчастный – от сердца отлегло. – Кстати, герцог, почему вы никогда не фехтуете?

– Будучи чуть старше вас, я дал обет браться за оружие лишь для защиты своей или чужой жизни. Глупый обет и глупая причина, но – что сделано, то сделано.

– Что же, вы и не упражняетесь? – удивился Флэль.

– Об этом я не говорил, но поединки для забавы – не для меня.

– Могу я спросить, в чем состояла причина?..

– Нет, Кертор, не можете. – Гость удивился изяществу отказа. Вроде бы ему сунули под нос кукиш, но он не ощущал обиды. Скорее уж, чувствовал себя так, словно его поймали за миг до падения с лестницы.

Он поднял голову. Герцог смотрел в окно и чему-то улыбался.

Дядюшка Алессандр примчался только в сопровождении полусотни своей личной охраны, и одно это уже не сулило Рикарду ничего хорошего. Если уж маршал Меррес сел на коня и десять дней провел в седле, останавливаясь только для ночлега, то племяннику нужно было спрятаться в самом дальнем из подвалов замка Саура. Однако ж, прятаться можно, если ты нашкодивший племянник, а если генерал армии, то изволь встречать старшего по званию как положено.

Только верность Агертора спасла генерала Мерреса от неожиданного явления маршала Мерреса в ставку армии. Керторца стоило наградить: он сумел задержать маршала у переправы на полдня, а за это время отправил курьера с известием. Тот не пожалел ни себя, ни лошадей, и пакет с письмом добрался до Рикарда чуть раньше, чем сам дядя Алессандр. За несколько сумасшедших часов в ставке удалось навести видимость порядка.

Маршала Рикард знал с трех лет; тот его и воспитал, когда родители отправились на суд Сотворивших намного раньше обычного срока. Своих детей у дядюшки не было, а потому он с удовольствием стал заботиться о племянниках. Потом Константин, старший брат Рикарда, погиб, и оказалось, что некогда большая семья состоит всего лишь из двух мужчин и нескольких девиц, дальних родственниц.

Племянника маршал любил, но от грядущего разноса никакая родственная любовь не спасла бы. Рикард сам не понимал, как все так вышло, но отлично видел, что северную кампанию он провалил. Проклятые бунтовщики возникали то здесь, то там. Атаковали разъезды и полки на марше, нападали и вновь скрывались в лесах. Поначалу потери казались несущественными, но, когда неугомонный полковник Эллуа явился со сводной ведомостью погибших и раненых, генерал Меррес схватился за голову и, забыв о субординации, прямо спросил у эллонца:

– Что теперь делать-то?

– Пишите маршалу, – жестко сказал тот. – Пока еще не поздно.

Рикард начал было спорить, но Эллуа только пожал плечами и собрался уходить; генерал сдался и принялся с помощью все того же полковника составлять рапорт в столицу так, чтобы он звучал не слишком уж позорно, но достаточно убедительно.

– Партизанскую войну нельзя выиграть, – сказал напоследок Эллуа. – Но можно отвести удар от себя.

Генерал Меррес, злой и потный после всех попыток не написать слишком мало и не рассказать слишком много, уставился на него, как на явление всех святых в бордель. То ли эллонскому кавалеристу сосулька на голову упала, то ли имелось в нем все же нечто человеческое, а не только храбрость, доскональное знание устава и педантичность рьяного служаки... в общем, как бы то ни было, а высказался он на редкость определенно: коли уж обгадился, то можно подкинуть штаны на стирку соседу.

Перед дядей было стыдно: он доверил племяннику важнейшую для королевства военную кампанию, и Рикард клялся, что не подведет. Но стыд стыдом, а маршал Меррес – все же родной дядя и единственный старший родич, он уж как-нибудь поможет племяннику выбраться из болота, которым оказался северный поход.

Маршал Алессандр Меррес начал, как Рикард и ожидал, с гневного рева. Ему не нравилось абсолютно все. Замок он обозвал гадюшником, внутренний двор, только что выметенный и засыпанный свежими опилками – сральней, офицеров – ленивыми тупицами, племянника – бездарным придурком. Наоравшись вволю и доведя всех до белого каления, дядюшка соизволил усесться за обеденный стол и через пару часов слегка отмяк.

Военный совет он начал тоже в своей обычной манере.

– Вы все – сборище идиотов и трусов! – заявил маршал, обводя взглядом собравшихся. – Вас поголовно нужно гнать из армии пинками. Ни один из вас не годен даже навоз за коровами вывозить. Что вы тут натворили? Что вы натворили, я спрашиваю?!

Маршальский жезл гневно ударил по карте. Рикард, сидевший по правую руку от маршала, на всякий случай втянул голову в плечи. Дядюшка мог и по лбу засветить. Офицеры молчали, словно набрали в рот воды. Генерал делал вид, что слушает маршала, а сам то и дело бросал взгляды на свой штаб. По сути, его интересовал только сидевший напротив Эллуа, но полковник делал вид, что с него пишут парадный портрет: не шевелился, не двигал даже бровью. Может быть, слушал, а может быть, думал о чем-то своем.

– Эти северяне, эти паршивые изменники, годные только по кустам прятаться, показали вам, офицерам королевской армии, чего вы стоите! Вас лупят, как хромых в приюте, а вы только уворачиваетесь! И кто вас бьет, кто? Какие-то северные выродки, которые коня от козла не отличают?!

Маршал замолчал, чтобы набрать в грудь воздуха, и в тишине вдруг звякнул о дерево металл. Рикард поднял голову. Подполковник Аллу, которого генерал так и не утвердил в должности командира полка арбалетчиков, но на совещаниях он присутствовал вместо выгнанного в тихую пока что Литу Фарона, уже бросил в центр стола шпагу и теперь откреплял от пояса жезл и мешочек с печатями. Через минуту и они полетели к маршалу Мерресу.

Не сказав ни слова, подполковник вышел за дверь. Оглушительный стук – и вновь тишина. Кажется, остальные затаили дыхание.

Качнулась от сквозняка кривовато повешенная на окно алая занавесь.

– Кто это был? – тихо спросил маршал.

– Подполковник Аллу, временно командующий полком.

– Аллу? – ухмыльнулся Меррес-старший. – Повесить!

Эллуа не шевельнулся, но Рикард заметил, что его сжатые в кулак пальцы побелели. Генерал хотел вступиться за Аллу – тот оказался действительно хорошим офицером и толковым стратегом, от него было много пользы... хотел – и не смог открыть рта. Прилюдно спорить с маршалом, да еще и после выходки подполковника? Это уж точно будет не армия, а приют убогих...

Маршал, конечно, погорячился. Для къельца было обидным все то, что он услышал. Сам Рикард за подобное бросился бы в драку, не раздумывая. В конце концов не все северяне изменники, есть среди них и верные королю, и Аллу как раз из таких. Но – кто ж его заставлял швыряться оружием и печатями?

– Может быть, здесь затесался еще какой-нибудь паршивый изменник-северянин? – еще тише спросил маршал. – Ну, давайте уж сразу выходите. Зачем два раза виселицу строить...

Генерал смотрел на полковника Эллуа. У него, кажется, мать из Литы. Если и он решит хлопнуть дверью, то будет обидно. Но эллонец смотрел в стол и не шевелился. По лицу нельзя было догадаться об его чувствах, как и обычно, хотя Рикард был уверен, что кавалерист зол. Аллу был его другом. Все же на рожон он не полез, хвала Воину!..

Скрипнул чей-то стул. Генерал Меррес с трудом подавил вздох. Нет, больше вставать никто не собирался.

– С сегодняшнего дня я заставлю вас вспомнить, что вы – офицеры армии Собраны! – продолжил маршал. – Я научу вас воевать, недоумки...