Текст книги "Рысюхин, вы в четырнадцать не шалили? (СИ)"

Автор книги: Котус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– До свидания, Юрий Викентьевич.

Адъютант позвал меня за собой, так что из кабинета я вышел не через ту дверь, через которую вошёл. С точки зрения тех, кто ждал своей очереди за мной – вошёл к Государю и не вернулся. И им остаётся только гадать, что там он со мной сделал. Дед бы тут явно ляпнул что-то типа «убил и съел», но он тщательно прячется от Императора. Не хочет быть представлен ко двору, должно быть, опасается слишком горячего приёма.

Семён Аркадьевич ждал меня не один, а с парой помощников, которые со всеми реверансами сняли с меня мундир и, повесив тот на манекен, стали отпарывать старые погоны. Секретарь поздравил меня с новым званием, после чего мы перешли к делам, и занимались ими добрых часа два с лишком. Начиная с патентов, которых было сильно больше, чем я рассчитывал, и заканчивая передачей мне нужной информации. Императорские специалисты даже в РДА нашли, что запатентовать, более того, накропали целых пять заявок! У меня бы фантазии не хватило отдельно патентовать, например, конструкцию люка в крыше и, дополнительно, запора в нём и фиксатора половинок в открытом состоянии. В голову не приходило искать в этом какую-то новизну! И по «Кроне» тоже.

– С нарезами вы чуть было не вляпались в германский патент, точнее – саксонский. Они лет двадцать назад предложили заменить в артиллерийских орудиях три-четыре глубоких нареза на большое, не меньше дюжины, количество нарезов мелких[2]. Есть целая горсть мелких, как те нарезы, отличий, но их одних хватило бы разве что на затягивание тяжбы до момента, пока вопрос потеряет актуальность, как то количество нарезов – по саксонской методике их на ваш калибр должно быть двенадцать. Но главное отличие – у немцев в формулу патента входит упоминание того, что крутизна нарезов должна меняться, ближе к концу ствола шаг нарезки у них увеличивается. У вас шаг постоянный, но гребни становятся тоньше или, что то же самое, нарезы выполнены шире, но мельче. Нам даже удалось взять на это отдельный патент, доказав существенные отличия от саксонского!

– Если нужно, я готов подписать бумаги на свободное использование этого патента для нужд Императорской армии.

– Думаю, Его Императорское Величество будет благодарен. Далее, запатентовали идею трассирующего выстрела. Не знаю, где вы слышали или читали, но нам удалось найти только рассуждения самого общего толка, восходящие к горящим стрелам древности или заклинаниям магов, которые могут иметь ясно видимый движущийся компонент. В формулу добавили описание, что пиротехнический состав может быть «белого или цветного огня», идею совместить трассирующий и зажигательный состав мы решили для широкой публики не озвучивать.

– И это хорошее решение. Я, признаюсь, экспериментировал с заменой в миномётной мине готовых осколков на магниевые и с воздушным подрывом. Получился настоящий огненный дождь, но я, если честно, испугался полученного результата и решил никому не показывать. Просто чтобы это изобретение не было связано с моим именем. Но десяток таких мин на склад положил, могу прислать для ознакомления и патентования на чьё угодно имя.

– Не думал, что вы настолько сентиментальны.

– На испытаниях мы забросили три мины внутрь строения, имитировавшего вражеский форт. Там был контактный взрыватель, но и с ним получился настолько жуткий результат… Если же совместить в одном залпе боеприпасы наземного и воздушного подрыва, огонь с земли и неба, получается и вовсе кошмар. Я до сих пор радуюсь каждый раз, когда вспоминаю, что мы разместили внутри для имитации вражеских солдат туши местных животных, а не живых. Поверьте, если вы увидите результат воздействия… У моих офицеров аппетит отбило на срок до трёх суток, а жареное мясо некоторые не могли есть две недели.

– Я думаю, Государь найдёт, кому подарить такой патент, так, чтобы это было воспринято как награда. И вас тоже не обидит. И не спорьте, по ряду причин для Государя и Его Императорского Высочества очень важно проявлять особую справедливость в отношении своих прямых подчинённых, если вы понимаете, о чём я.

Так же «закрытым», то есть – внутри имперским патентом оформили нарезную вставку в гладкий ствол. Подобным образом немало экспериментировали при переходе от гладкоствольной к нарезной артиллерии, но большинство экспериментов оказались неудачными. Но вот специально изготовить гладкую основу с лёгкой конусностью, которая напоминает чок-бор охотничьего оружия, и поместить вставку со стороны казённой части, и потом запрессовать её выстрелом[3]…

По поводу придворного чина всё оказалось одновременно и так, и не так, как я думал. Поскольку я офицер запаса, и имею отдельное длительное поручение Государя, то в график дежурств по дворцу и сопровождения Государя в поездках меня ставить не будут. При этом знаки принадлежности к Свите являются обязательными для постоянного ношения. На парадном и повседневном мундире – это эполеты и погоны с Императорским вензелем и аксельбант, на полевом – те же погоны с короной и вензелем, и так далее, и тому подобное. Даже, к моему удивлению, для партикулярного платья были предусмотрены свои варианты! Почему к удивлению? Так чин флигель-адъютанта присваивался только штаб– или обер-офицерам, а офицерам запрещено ходить иначе, чем в форме, даже вне службы!

Семён Аркадьевич пояснил, что такое придумано для офицеров, находящихся в длительном отпуске, например, для лечения или вышедших в запас, но которых Государь счёл возможным оставить в должности офицеров Свиты. То есть – мой вариант, но, боюсь, мундир мне в любом случае придётся носить гораздо чаще, чем до этого. Из приятного: в седьмом классном чине звание давало денежное довольствие три тысячи рублей в год, равными долями ежемесячно, то есть – по двести пятьдесят в месяц. Кроме этого, тысяча рублей мундирных раз в два года и пятьсот рублей единовременно при производстве в чин: флигель-адъютантский мундир строился из генеральского сукна, а золотые и серебряные элементы были таковыми не только по названию. Даже шнуры и кисти – как минимум с использованием металлических нитей, прочая фурнитура если не из драгоценных металлов, то плакированная ими. И, в довершение того, прогонные: поездки по делам службы за счёт Министерства двора. Причём, как мне сказали, если не наглеть выкупая, например, целый вагон в разгар сезона в курортном направлении, то никто и никогда не будет проверять характер поездки или требовать доказательств того, что она связана с делами службы. И я могу брать с собой до двух ассистентов – опять же, никто и никогда не спрашивает их личности. Даже если мы с жёнами поедем в Крым в июле. Более того, при предъявлении документов флигель-адъютанта билеты будут в наличии ВСЕГДА.

Из достаточно очевидного: комнаты в гостевом крыле закрепляются за мной на постоянной основе, даже табличка с номером апартаментов будет заменена на именную, как в Летнем Дворце, так и в Зимнем. Так же – право доступа ко Двору «без доклада», то есть, не оповещая ту же Канцелярию о времени и цели визита и право личного обращения к Государю без ограничения количества этих самых обращений, да ещё и по упрощённой процедуре: достаточно заявить дежурному коллеге, то есть – флигель-адъютанту, о необходимости встретится с Государем, уточнив, должна ли быть встреча приватной, и он вставит меня в график встреч Его Величества в ближайшее возможное время.

Дольше всего согласовывали цену на «Кроны» и патроны к ним. Прокречетов разнёс мои расчёты на корню, просто из-за того, что я не внёс туда свои трудозатраты. Вот по определению их количества и цены споры и шли. В итоге себестоимость оказалась в два с половиной раза больше, чем насчитал я сам, а потом Семён Аркадьевич недрогнувшей рукой добавил двадцать процентов прибыли, сказав, что это тот минимум, на который позволил согласиться Его Величество. И что он не начал торговлю с пятидесяти просто для того, чтобы не терять время. И даже так продажная цена «Кроны» оказалась на порядок ниже, чем заявленная себестоимость траншейной полуторадюймовки, которой «грозит» стать первой в Империи противотанковой пушкой, пусть нет пока ни танков, ни противотанкистов.

[1] 38.1 мм или, другими словами, 1,5 дюйма.

[2] Здесь и далее – описание патента Круппа, который в нашем мире взял его в 1860-х.

[3] Да-да, ствол разобрали и нашли в нём лейнер. О котором знал дед, но даже не догадывался сам Юра.

Глава 9

Уже перед уходом не утерпел, спросил про те самые события в Туркестане, хотя бы ту часть, что мне можно знать. В первую очередь – почему в приграничном гарнизоне оказались старые пушки.

– Не в «приграничном гарнизоне», а «на пограничной заставе». Пограничники – они же, как вы знаете, по финансовому ведомству, там свои правила обновления парка.

– Тогда вопрос меняет полярность: стопятка, пусть старая, это же полковой калибр, если «лёгкая», а «батарейная» и «осадная» уже и вовсе дивизионный. Там, кстати, какая была?

– Застава – она не сама по себе, это подразделение пограничного отряда. Отряд по статусу приравнивается к полку, хоть личного состава там не всегда и на два батальона наберётся. Правда, к ним ещё минимум батальон финансистов прилагается. И батальон таможенников, м-да. Так вот, на отряд и выделили батарею – старых пушек по старому штату.

– То есть – четыре «лёгких»?

– Даже не лёгких, а вьючных, они же – горные! Там ствол длиной девять с половиной калибров, а не девятнадцать, как у лёгкой и тем более не двадцать шесть у батарейной[1].

– Но это же убожество вообще!

– Не скажите! Там, в тех краях, любая пушка вызывает уважение, просто по факту своего существования, даже китайская мортира, а её наличие превращает простой глинобитный сарай в крепость. Банду немытых пастухов она же превращает в «отряд», а если в банде больше сотни рыл, то и в «полк». По бандитам палить – лучше и не надо, лёгкая, поворотливая, достаточно скорострельная, да ещё и снаряды со складов списанного армейского имущества, почти бесплатные, и перевозить куда как проще во вьюках, чем на упряжке четвериком. Вот командир отряда и разделил батарею поорудийно по самым проблемным заставам. Так что, на самом деле, выбор осознанный и разумный, но вот против броневиков не работает, как оказалось, вообще никак.

Про магов я даже спрашивать не стал: мощные заклинания на дальности в четыре сотни метров – это к ребятам и девчатам, имеющим хотя бы пятый уровень. Или четвёртый, как у меня, но «правильную» стихию и очень особенную подготовку. Я, например, своими «Призрачными клинками» более-менее прицельно и убойно могу метров на двести пятьдесят пехоту накрыть, на площади метров пятнадцать-двадцать квадратных, а полдюйма катанной стальной брони пробить – где-то с сотни. Маги против магов воюют, как правило, на расстоянии не больше полусотни метров, а то и вовсе «белым» оружием, на расстоянии длины клинка, так сказать. Это, опять же, если не брать в расчёт высокоуровневых «монстров». Тот же уже упомянутый в связи с предпоследней волной Вишневецкий эти броневики с восьмисот метров раскатал бы четырьмя разными способами, даже мяукнуть бы не успели.

Собственно, артиллерия в последнее время и развиваться начала по двум направлениям, помимо прежних задач разрушать вражеские укрепления при наступлении и ряды пехоты противника при обороне: нагрузить щиты вражеских магов, а то и выбить их, и не дать вражеским пушкарям сделать то же самое со своими магами. Пока пушки были бабахалками, пуляющими круглое ядро на полмили с точностью «примерно в тот полк», они ни магов, ни верховное командование особо не интересовали. Разве что как сомнительная замена тех же магов там, где их нет, для прореживания рядов неодарённой пехоты.

Поговорили и о «Кронах», в частности, секретарь Императора поинтересовался, где я вижу место этим ружьям?

– В составе миномётных и особенно артиллерийских подразделений: для целеуказания, самообороны и даже пристрелки, по одному на батарею, плюс в комплекте хотя бы одного из штатных РДА, для тех же целей. На бронеавтомобилях, всё то же, плюс для подавления пехотных огневых точек и стрельбы по целям, на которые «настоящего» снаряда жалко, а пули – много. В пехоте – по одному в каждом взводе, для борьбы с вражескими расчётами тяжёлого оружия и, как выяснилось, с броневиками противника. И для качественного усиления огневой мощи пехоты в атаке, то есть, почти те же цели, что и траншейной пушки.

– Вот то-то и оно, что цели практически те же самые, а раз так – то зачем две разных системы? Нет, я понимаю, что ружьё легче, дешевле, и выстрел к нему тоже стоит меньше, но всё равно, как-то оно избыточно получается. А ведь в рассуждении всей армии это ого-го, какие суммы получаются.

– У повара тоже много разных ножей, хотя назначение у всех одно – резать.

– Иные повара и одним справляются…

– Вообще-то, использовать одни и не же инструменты для сырых рыбы и мяса и для готовых продуктов, это, мягко говоря, плохая идея, с чисто медицинской точки зрения.

– А все аналогии – лживы.

– Согласен. Если понимать их в лоб, а не как повод для размышлений и выводов. А без аналогий – на бронетехнику окопную пушку в оригинальном виде не поставишь, с их колёсным лафетом на турель не влезешь.

– Ну, разве что…

В общем, хорошо поработали, продуктивно. Я напоследок набрался наглости и истребовал у Прокречетова поставки растительных макров нулевого и, особенно, первого уровня, для восполнения запаса патронов к «Кроне» и его увеличения. Не бесплатно просил, за деньги, причём готов был даже переплатить сверх средней по рынку, лишь бы не бегать по всей своей губернии и парочке соседних в поисках, где добыть. В ответ на такую свою просьбу был обозван «неисправимым кустарём-одиночкой», после чего получил обещание завтра же оформить контракт на прямые поставки с одной из казённых шахт.

Я даже успел вернуться в свои комнаты до того, как закончилось обеденное время, причём сегодня аппетит у меня был хороший, а не как всю прочую неделю, так что наелся до «состояния не стояния», потому пришлось себе и тихий час устроить. Ну, а после оного, с новыми силами, успел заказать себе билет до дома на завтра, а также получить в кассе «мундирные» и «подъёмные», про которые секретарь мне сказать забыл, или считал, что это я и сам знаю. Не то, чтобы для меня это было принципиально, но – для порядка в отчётности, получить надо, да и лишними эти полторы тысячи точно не будут. Ещё во время ожидания обеда попросил произвести замену знаков различия на повседневном мундире, за что пришлось заплатить отдельно, серебряное шитьё, как-никак, но не ходить же всё время в парадном, это неуместно. Сменили мне погоны и пришили шнуры пока я спал после обеда, так что под вечер уже в обновлённом повседневном мундире сходил и оформил себе на адрес имения подписку на добрую полудюжину изданий, от «Военного вестника» и «Вестника ГАУ» до аналогичных иностранных изданий. Вот тоже интересный момент: такая подписка была доступна только для штаб-офицеров и тех обер-офицеров, кто получал на это особое дозволение, и это считалось нормальным, мол, зачем какому-нибудь поручику знать лишнее? Примут в штабе решение об использовании нового оружия или боеприпаса – до него доведут. А вот дед был уверен, что такая подписка обязательно должна быть в каждом офицерском собрании, для повышения технической грамотности, а подшивки доступны любому офицеру. Более того, в обзорной форме – даже и унтерам, мол, надо давать, в пределах их рода войск и деятельности. Зачем⁈

Перед отъездом мне искренне лень было переодеваться только для того, чтобы за полчаса добраться от дворца до вокзала, всё равно в поезде снова переодеваться, так что статский костюм пошёл в чемодан, а я остался в повседневном мундире. И не прогадал: соседом по купе оказался артиллерийский же полковник, но из линейных частей. Чин у него на класс выше моего, но оба мы относились к штаб-офицерам, а мои аксельбанты сильно добавляли статуса, так что попутчик сразу предложил перейти на общение «без чинов». Правда, видно было, что его раздирают противоречивые чувства: придворный статус с одной стороны и боевой орден – с другой. Да ещё и инженерные петлицы в сочетании с ромбиком значка штатского ВУЗа. Пришлось сжалиться, и в ответ на очередной намёк сказать, что чины и награды получены за разработку нового оружия и его испытание в боевой обстановке, после чего напряжение в разговоре исчезло, а меня признали за «своего».

Полковник оказался командиром осадного дивизиона, имея под началом дюжину гаубиц устрашающего калибра, сравнимого с диаметром люка в крыше РДА, которые он сам время от времени обзывал мортирами. Я сообщил, что имею отношение к новомодным миномётам, которые тоже ведут происхождение от мортир, в итоге мы всю дорогу вели весьма интересные и познавательные беседы ко взаимному удовольствию и просвещению. Например, узнал, что его мортиры перевозятся в разобранном на несколько частей виде, и десять из них так и хранятся по частям. Их периодически распаковывают, стирают старую смазку, проверяют комплектность, наносят смазку новую и упаковывают обратно. А две мортиры стоят собранные, выполняя сразу ряд задач: впечатлять заезжее начальство, стращать новобранцев и служить учебным пособием для тренировок расчётов. Ну, и вечный способ наказания провинившихся – чистить эту бандуру, в том числе от того, что в ствол падает.

– А почему не закрыть ствол чехлом, например? Сшить брезентовое ведро соответствующего диаметра не трудно ведь?

– Сшить – нетрудно, а вот узаконить… В росписи оснащения и принадлежностей чехла нет – значит, использовать его не положено! И каждая проверка на это указывает.

Полковник вздохнул.

– Но и ворон, что вечно норовят там гнездо построить, гонять постоянно – тоже надоедает. Приходится изображать из себя слепого болвана, который «не видит» этого самого чехла, который «самовольно» надевают мои подчинённые. Есть ещё пробка, которая ввинчивается по нарезам при перевозке, но её использовать в собранной мортире тоже нельзя, а вытаскивать дольше, чем брезентовый колпак сорвать.

Коснулись и штатного расписания. Поскольку по дорогам его пушки перевозятся каждая на четырёх упряжках, запряжённых восьмериком, а к ним ещё много всего, включая снаряды по шестьсот двадцать кило каждый, то ездовых и прочих коногонов в дивизионе просто конское количество, простите за каламбур, как и коней. Да и расчёт у каждой мортиры двадцать три человека. Да ещё тылы, поскольку дивизион отдельный. Вот тылы особенно тщательно обсудили: что есть, чего не хватает, а от чего можно и отказаться.

Потом ещё и оказалось, что его дивизион стоит в Бобруйске, буквально под боком от Викентьевки, куда я его и пригласил в гости. Попросил только предупредить хотя бы за пару часов, чтобы я успел прилететь. Слово «прилететь» его заинтересовало, в итоге у нас появилась ещё одна тема для разговоров: роль и перспективы авиационной разведки и наблюдения в артиллерии. Оказалось, что в осадном дивизионе уже лет тридцать как ввели в штат наблюдателя на привязном аэростате, которого поднимали на тросе метров на пятьдесят вверх над командным пунктом, и откуда тот сообщал результаты стрельбы. Ором через жестяной рупор сообщал. Или писал записки, которые опускались вниз или поднимались вверх в плетёной корзинке на верёвочке. Там особая верёвочка была, а на ней – две корзинки, одна всегда вверху, вторая – внизу. В теории и в идеальную погоду всё это работало хорошо, но при ветре или дожде начинались «приключения»: и не слышно ничего толком, и записку в болтающейся на ветру корзине воздушного шара написать – задачка та ещё. А прочитать её внизу – вторая задача, ничуть не проще. На вопрос, почему бы не выдать наблюдателю мобилет, как сделали наши пожарные, полковник только рассмеялся, но был это смех сквозь слёзы:

– Если только за свой счёт его купить, и потом от всех проверяющих прятать.

– Да уж, мне в дружине проще. Тоже всё за свой счёт, но зато что и куда положено, а что просто «здеся покладено» тоже сам определяю. Как и направление движения любой комиссии.

В общем, к Смолевичам мы подъехали как-то подозрительно быстро, зато мобилетными контактами обменялись уже как со старым знакомым. Аппараты у обоих оказались не просто отечественные, а в одинаковом армейском исполнении, что тоже вызвало ощущение «своих».

Когда мы с Муркой моей выезжали на бал, погода, несмотря на май, стояла просто летняя, не жарко, но градусов двадцать, солнышко – замечательно просто, так что дорожные костюмы брали летние. А вот пока я сидел неделю в столице, погода испортилась. И речь даже не о ночных заморозках, нередких во время цветения садов, но и днём было сыро, пасмурно и на уличном градуснике, по словам Маши, столбик не поднимался выше десяти. Так что и выходить из поезда пришлось в мундире, взгляд в окно напрочь отбивал желание пробежаться от вагона до «Жабыча», на котором меня должны встречать, в летнем костюме и шляпе в сеточку. Ну, а раз уж я всё равно буду производить фурор на вокзале новыми знаками различия, то не вредно будет сделать крюк и заглянуть к графу Сосновичу. И не только представиться в новом придворном чине, но и договориться о сотрудничестве: у меня до полного штата отдельной батареи много техники не хватает, а это четыре или даже «шесть раз по многу» полуосей, причём в некоторых автомобилях ещё и раму переделывать надо. У меня же пока возможностей для этого нет. Не то, чтобы совсем нет, но представляет огромные сложности.

На перроне встречали дружинник и загодя им привлечённый на помощь работник вокзала, которые вдвоём и донесли мои вещи до автомобиля. Железнодорожник на новые регалии никак не отреагировал, видимо, как и я раньше, не знает значения всех этих шнуров с кистями, но и ладно. Зато в приёмной графа значение шнурка на груди и буковок на погонах знали отлично, судя по тому, что радушность приёма превысила виденную ранее. И ждать в приёмной не заставили, секретарь только предупредил своего начальника о моём приходе, причём по телефону – граф всё ещё пристально следит за техническими новинками. Сам Семён Борисович при виде меня только вздохнул и, после приветствия с предложением «без чинов» задумчиво произнёс:

– Вот как вы, Юрий Викентьевич, так умудряетесь, что после каждой поездки ко двору возвращаетесь с обновкой? Иные годами пороги обивают, а всё впустую.

– Так я с пустыми руками не езжу. Вот Государь и отдаривается, и за себя, и за Наследника Цесаревича.

– Я вот даже не буду интересоваться, что за такие «запчасти к автомобилю», за которые такой вот шнурок на мундир получить можно. Чтобы потом ко мне не пришли интересоваться причинами моего интереса господа в одинаковых костюмах и с одинаковыми, очень добрыми, глазами. Как те, что на прошлой неделе с вашими вассалами беседовали: теперь-то понятно, зачем и о чём.

С этими словами граф порылся в бумагах на столе, вытащил несколько сцепленных между собой листочков и, поморщившись, разорвал их на четыре части. Потом пару секунд подумал и бросил их в разожжённый по причине заморозков камин. Пошевеливая дрова кочергой, он спросил:

– Вы ко мне просто из вежливости заехали, или?..

– Во-первых, несомненно, представиться в новом чине, как предводителю дворянства. Во-вторых, посоветоваться с вами по вопросу формата и состава участников, которым будем отмечать «обновку», вас-то я в любом случае не могу не пригласить. Ну, и несколько деловых, точнее – технических вопросов решить надо, которые из задания от Его Величества проистекают.

Обсудили, почему бы и нет. Заказал и полуоси, и детали рам, и корпуса мин – ехать на манёвры без боеприпасов это глупо, а тратить запасы почти впустую – обидно. Когда речь зашла о сроках и цене, Семён Борисович меня немного удивил:

– Сделаем в первую очередь и с особым контролем качества. Лично прослежу. А насчёт оплаты – просто заверите ведомость своей личной печатью, и я её выставлю в оплату по инстанции, раз уж работы для исполнения распоряжения Самого выполняются.

– А так можно? Там же, наверное, сроки оплаты будут те ещё. Может, я с вами рассчитаюсь, как обычно, а по инстанциям уже сам буду бумаги слать?

– По срокам – да, всё грустно. Но выполнение такого рода работ очень сказывается на деловой репутации и в целом авторитете, так что можно и подождать. Выгода всё равно превысит любые потери от ожидания. Причём оно даже при наличии такого, как у вас, статуса поставщика Двора и то скажется на репутации.

Так и договорились, а почему бы и нет, если ко взаимной выгоде?

[1] Кому лень считать: у вьючной пушки длина ствола метр (997.5 мм в теории), у лёгкой, она же полевая – 2 метра, у батарейной и осадной – 2.75 метра. Две последние отличаются станком и зарядной каморой, она у осадной больше, а потому и ствол толще.