Текст книги "О воинстве немертвых (СИ)"

Автор книги: Конъюнктурщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Итогом множества встреч стало привлечение на сторону Зеланда отрядов, что послужат легкой пехотой в грядущем противостоянии. Но главное, чем заручились помочь хозяева, это деньги и провизия, воинов же, владеющих магией, было немного. Отрядам легкой пехоты Зеланд мысленно уже уготовил суровую учесть.

После юго-восточных крепостей, Зеланд направился в Змеиную нору, где собрались по его приглашениям многие орденские представители. И уже по пути туда он получил весть.

Ужасную весть.

Совет Белого города принял решение об отводе войск из Вольного. И новость эта смутила Зеланда.

Стоя на обочине горной тропы, в отдалении от серых братьев, что охраняли его в пути, он устремил взгляд задумчивый на север, где разворачивались события, взгляд пробил толщи воздуха и местность, умчавшись в мысли, и там впился в худшие из образов, какие представлялись Зеланду в эти недели. Войска белых рыцарей, давящие горстки серых гвардейцев на столичных улицах, а позже и в катакомбах, последние серые братья, тела которых со страшной магической силой разрываются на части от колющих ударов мечами со всех сторон одновременно. И затем одна только кровь, заливающая этот взгляд. Развеявшись, это видение освободило место для живописной картины белеющих колонн, сталкивающихся с темнеющими колоннами на фоне ступенчатых пирамид. Знамёна, знамёна и знамёна, и труба, зовущая к бою.

Зеланд мечтательно улыбнулся. Разве можно сомневаться в Новой эре, разве можно сомневаться в серой гвардии… сомневаться, значит быть заведомо мертвецом. А что если, лишившись сомнений, он окажется неправым, а значит также заведомо мертвым… Это не имеет значения, уже ничего не имеет значения кроме грядущего восстания. Зеланд был этим восстанием, его духом, не ощущал в себе ничего, кроме сил, напрягающихся с одной, лишь одной целью.

Отбросив всякие дурные мысли, Зеланд продолжил путешествие.

Затем ещё несколько дней пути, содержащих в себе лишь перестановку ног и щекотливые переживания, лишь раззадорившие главаря новой элиты.

По прибытию же в Змеиную нору они направились в отведённый для них длинный дом. Просторные улицы этого города к ночи пустели полностью. Здесь ух угостили мёдом, и они легли спать.

А на утро Зеланд стал вновь получать плохие вести. Ещё до принятия решения об отводе войск, серые братья из числа белых магов, приближенных к Совету и занимающих высокие посты в управлении города, стали спускать вниз сведения о готовящемся отводе войск. И эти сведения уже дошли, долетели и доползли до ушей представителей из убежищ. И теперь Азенет докладывал ему о том, что письма из окрестностей города имеют весьма холодный тон. Теперь не только город, но скоро и область отвернется от Новой эры, боевое крыло потеряет средства, поддержку, приток новых братьев.

Погрузив руки в волосы, Зеланд сидел над планами и бумагами, глазами пожирая тексты, не видя слов, не видя букв, но лишь прокручивая узнанное в голове, а сознание билось в стену безысходности, рождая в ней все новые трещины, потому как демонически сильный ум не знал предела своей изощренности. Лишь увеличивалась боль, с которой рождались новые решения в этой все более сложной ситуации.

На четвертый день по прибытию Зеланд поручил Азенету донести до горных лагерей серых гвардейцев, чтобы они выступили в Змеиную нору.

Воспаленный разум Зеланда принял решение провести парад, продемонстрировав, несмотря ни на что возрастающую, мощь серой гвардии. Необходимо было показать всем серым братьям, что военное крыло непоколебимо в своей решимости. Отпугнет он этим трусливых перевертышей, мечтающих занять свое место в совете… это не имело больше значения, ведь теперь подле него останутся лишь преданные гвардейцы и те из серых братьев, что истинно верят в Новую эру, эру магии и магического народа.

Прошла ещё неделя.

Обычный пасмурный день.

На главной улице перед домом хозяина городища небольшой деревянный помост.

На помосте стоит, устремив озабоченный судьбами народов взгляд, Зеланд в теплом сером плаще с одноручным мечом на поясе; рядом также одетый невзрачный хозяин крепости, плод смешения жителей юго-востока и пришельцев с севера.

Ветра задули…

Порывы частиц несли завесу пустынность вдоль горных троп. Из завесы этой ровными рядами квадраты идеально ровных отрядов стали заходить в город, деревянные ворота которого отворились.

Люди же столпились вдоль улиц. Старики, молодые, дети, взрослые, женщины и мужчины, местные торговцы и ремесленники, смотрел на то, как гвардия заходит в городище.

Большие квадратные щиты, лес стальных дротов, а над всем реет серый штандарт с изображением черной пирамиды. И лица, лица, лица. Разные челюсти, но везде сжатые губы, бесчувственные глаза, устремленные перед собой. Уже не воинство это было, но армия.

Идеальный шаг, идеальное равнение. Зеланд пришел в восторг, глаза его загорелись, дыхание участилось.

– Какое строгое знамя теперь у ордена… – сказал хозяин крепости.

Повернувшись, Зеланд многозначительно посмотрел на него.

– Это знамя гвардии, – и крайне твердо добавил, – у ордена нет знамен.

– Брат Зеланд, прости мне мою беспечность, – смутился хозяин городища.

– С этого дня называй меня магистр.

– Слушаюсь, магистр.

Зеланд вновь обратил свой взор, полный наслаждения, к шагающим мимо отрядам, головы гвардейцев были повернуты к нему.

_____

Отношения с Зэорисом портились с каждым днем.

Дело близилось к настоящему расколу. Орден был бы разорван на куски.

По прошествию трех дней после парада в Змеиной норе, в другом убежище под названием Драконий клык проходило расширенное заседание коллегии Серого ордена, на котором кроме членов коллегии присутствовали представители самых важных крепостей и лидеры городских братьев.

Прибрежное убежище, стоящее на высоком утесе, что сам был подобен великой волне, застывшей в камне. Окруженный стеной квартал, а позади него высокая широкая цитадель. Когда-то владелец этого замка командовал одной из конных рот в северной области, воевал с воинами Стремительного, а потом сам же пал в битве за этот град.

Внутри же цитадели зал для пиршеств на втором этаже. Слуги подают мёд и вино, эль, пиво; на столе всевозможное мясо, овощи, сладкие фрукты.

Азенет, Инхерит и сам Зеланд, а также хозяин Змеиной норы, сидели на одном краю стола. С другой же стороны сидел Зэорис, при нем Исеп, Эвлалия, которая о чем-то с ним оживленно беседовала, но Зеланду оттуда не было слышно. Меж них же предводители и представители.

Пришло время решить, в чем дело.

– Поднимем кубки, – громко сказал Зэорис, поднимаясь, все затихли, и один только Зеланд с Азенетом и Инхеритом не подняли своих кубков, но смотрели на Зэориса исподлобья, – за то, чтобы орден наш процветал, за то, чтобы мы сами решали, какую судьбу нам избрать, не отдавали себя на растерзание врагам, а твердо шли к своей цели.

Представители и предводители дружно выпили.

– Ну хватит, – гаркнул Зеланд.

– Что-то сегодня боевое крыло не в духе, – без радости на лице сказал Зэорис.

– Ну, ну, – начал кто-то из предводителей.

– Держите себя в руках, братья, – сказал ещё кто-то.

Эвлалия молча поднялась и прошлась в сторону Зеланда, заняв ближе к нему пустой стул.

Зэорис усмехнулся.

– Что ж, Зеланд, ты хочешь сказать нам что-то?

– Все, что я хотел сказать, сказано в моих делах, пересказано теперь в моем взгляде. Но вот что хочешь сказать мне ты?

Зэорис поставил кубок.

– Да только то, что правды нет в твоих делах. Чего ты пытаешься добиться? Для чего ты собрал вокруг себя стольких братьев, сладкими речами ты их привлек, и гонишь на верную смерть. Ведь ты же убьешь их всех, и что хуже всего, ты это понимаешь.

– Я не ослышался, ты знавал меня убийцей?

– Да, Зеланд, ты убийца.

– Зэорис, – произнес тревожно Исеп.

– Я знаю, что говорю! – воскликнул Зэорис, – ты уже убил их всех! Они все мертвы, все, кого ты собрал, это трупы!

– Свинья! – рявкнул покрасневший от гнева Азенет.

– Тише… – Зеланд великодушно приподнял руку в утихомиривающем жесте.

– Кто это там рот раскрывает? – нахмурился Зэорис.

– Так нельзя продолжать это заседание, – встал хозяин замка, статный мужчина с длинной каштановой бородой и черными густыми бровями, одетый в багровую тогу, – серые братья не должны так общаться между собой, ведь это не сборище каких-то отбросов. В своей обители я не потерплю такого.

Ненадолго воцарилась полная тишина, прерываемая шагами слуг, уносивших блюда и кувшины.

И тогда встал уже Зеланд.

– Позволь и мне сказать.

– Говори, – немного помедлив ответил хозяин замка.

– Я скажу вам от лица всех братьев, вступивших в боевое крыло ордена, вступивших в серую гвардию. Мы, гвардия ордена, верим в свою цель, мы верим в Новую эру, верим в магический народ. Пока нас ловят, пока нас терзают, как преступников в рыцарских казематах, трусливые соглашатели и перевертыши убеждают всех в нужде смириться с мощью совета, кажущейся им непоколебимой. Но для истинных братьев нет ничего непоколебимого, мы пришли в этот мир, чтобы поколебать его основы, мы восстали из пепла самой жуткой войны не для того, чтобы унижаться в этом грязном существовании, какое сейчас влачат люди в катакомбах города. Вы думаете мы, серая гвардия, позволим этому продолжаться? – и почти что с шипением полным самого острого омерзения, он добавил, – мы лучше сдохнем, насаженные на копья и порубленные мечами, чем будем мириться с этой властью.

Но предводители и представители смотрели на Зеланда с тревогой и недоверием. Не выдержав этого, он отшатнулся от холода тех, кого считал когда-то своими товарищами.

Развернувшись, он просто вышел из зала, а следом поднялись и направились к выходу Азенет, Инхерит, Эвлалия и хозяин Змеиной норы.

Только теперь Зеланд начинал медленно терять надежду.

На следующий день он покинул всех и ушел в далёкий храм в горах. Преодолев в короткий срок, в сопровождении охраны из гвардейцев, многие мили, он достиг небольшого каменного фундамента, по краям которого наблюдались лишь укрытые мхом остатки некогда внушительных стен.

Встав на колени среди пробившегося меж камня мелкого кустарника, Зеланд начал произносить едва слышно полные отчаяния слова.

Молитва богу небес тянется беспокойным шепотом, сбивается, вновь становится плавной…

Так он молился с утра и до утра следующего дня.

И когда тусклый рассвет превратился в день, через гвардейское оцепление ворвался гонец и внес весть, и услышал Зеланд.

Чёрное рыцарство вошло в город и захватило главный зиккурат.

Глава VI. Черный рассвет

Глава VI

Черный рассвет

_____

Триумф.

Это будет его триумфом.

В своих вороных с позолотой латных доспехах господарь Государства Черного ордена стоял на краю массивного каменного уступа, подобного вырастающему из чрева горы клыку, под ним же было множество таких же, растущих вверх, а вершина же та звалась Пастью демона.

Пред уступом пролегал изгиб магической трасы. Колоссальная река света лежала здесь в воздухе, источая легкое гудение.

На этом уступе собралась тысяча черных рыцарей, опустив штандарты. Их ровные ряды словно тёмная ткань легли на неровный склон горы.

Клык демона смотрел на равнины, где вдалеке темнели, словно иглы, стволы погибшего леса альвов.

Небо в горах было особенно близким и тяжелым.

Альтиген опустился на одно колено, ощущая себя великим полководцем, загреб горсть сухой почвы в ладонь, а затем посмотрел, как она рассыпается сквозь пальцы латной перчатки. Так и рассыплется доминирование Белого города, ускользая из рук у врагов его, Альтигена, как эта почва, лишенная влаги и жизни, ибо сами они лишено духа истинной жизни. Поднявшись, господарь обернулся и снял шлем.

Из рядов появились неспешно и важно трое магов в черных мантиях, капюшоны скрывали их лица, длинные белые бороды торчали из-под них. Шли же они так, словно вокруг них не существовало ничего.

Небеса потемнели. Сухой гром раздался высоко.

Тысячи мутных глазах засверкали искрами страждущего разума, а руки, пропитанные магией, сжали крепче древки копий. Одна пятая всех рыцарей собралась здесь. Копья их крепки, мечи их заточены, тела их насыщены силой, а воля и разум едины с волей и разумом господина, за которого жизнь отдадут, будучи счастливы.

И оглядев воинство это, Альтиген наконец вновь скрасил свой лик той улыбкой, что свидетельствовала о его власти над ситуацией.

Маги же простерли руки к магической реке, и вылилось из неё русло, медленно, выливался из него светящийся жидкий туман, искры летели, но русло росло, взращивали его маги усилием своей мысли до самого клыка. И к самым ногам господаря протянулся светящийся мост.

И Альтиген ступил на него латным ботинком и, ощутив твердую землю, а когда снова обернулся к войску, то вытащил свой меч и поднял его к небу со словами:

– Мы идем на Белый город!

Воинство один раз стукнуло копьями и двинулось единой массой.

Альтиген пошел по мосту, и рыцари за ним. И огромная река магистрали потемнела.

Они будут идти две недели, днем и ночью, не замедляя ни на мгновение своего марша. Магическая река вошла в их тела, многие облака и озера энергии прошли сквозь них.

И вскоре на горизонте покажутся девять зиккуратов.

_____

О так называемых серых братьях в совете заговорили ещё до того, как было принято решение об отступлении.

Несмотря на то, что их было крайне мало, все же серых братьев было существенное количество среди магов приближенных к совету и самым высоким должностям в управлении городом. Они были. Нельзя было не заметить этого.

Серых братьев ловили на квартирах в нижних этажах зиккуратов, избивали до полусмерти, пытали, кого-то до смерти. Об этом говорили многие. А потом, на предыдущем заседании нескольких таких, искалеченных и трясущихся сам Альтиор ввел в помещение совета.

Кинув их к ногам верховного мага, он воскликнул:

– Предательство и ложь среди нас!

Поднялся, как всегда, страшный шум, гам, буря негодования.

Фракции в спешке обсуждали случившееся, никто не знал и не понимал, как реагировать. Несмотря на слухи, белые маги были слишком напыщенными, как правители, а потому не могли признать внутри себя, что есть нечто вне их идеи, пусть и подле неё, но нечто, что борется с ними и их властью на уровне мышления.

И такие люди все же были. Вот они. Изуродованные, пострадавшие за свою борьбу, но когда Альтиор сжал их волосы и поднял голову, то показал Протелеону их глаза, и тот ужаснулся. Стремление было в них.

Страх стал медленно растекаться по совету, по всему магическому сословию.

Серые… предатели, лжецы, шпионы, мечтающие посеять вражду и хаос в городе, люди, что скрываются среди горожан, в катакомбах, в кварталах, подбивающие толпу на мятеж медленно отравляющие сердца ремесленников и крестьян.

На следующем же заседании Зэорис поднялся и открыто заявил:

– Грядет мятеж! На город готовится поход!

Совет ответил смятением.

– Какие есть доказательства этому? – вдруг спросил Гликон.

– Вот вам доказательства, – с этими словами Зэорис достал свиток, прошелся по мраморному полу во внезапно наступившем затишье и вручил свиток Гликону.

Развернув же, Гликон пробежался глазами, и поднял растерянный взгляд к членам своей фракции, и вскоре выражение их лиц становилось одинаково тревожным, злым и полным панического разочарования.

– Это приказ о наступлении! Подписан магистром Зеландом!

– Зеланд? – усмехнулся Кронид, будто ждал этого, – магистр мятежников?

– Поэтому его уже давно не видно в совете, – продолжил Зэорис, – мои приближенные перехватили этот приказ у одного подозрительного человека, долго он пытался скрыться, а когда мои люди настигли его в тупике катакомб, тот он перерезал себе глотку кинжалом, душа его была для нас потеряна. Но эта бумага говорит обо всем. Зеланд предал нас. Он собрал вокруг себя множество смутьянов, и теперь идет сюда, чтобы оспорить власть белого совета.

К Гликону стали сбегаться и другие члены совета, чтобы посмотреть на злополучный документ, крик о несущейся на город угрозе, объятой быть может сталью и ненавистью.

Спокойствие, что лишь крепло с начала осады черными рыцарями града Вольного, теперь улетучилось, остался пульсирующий страх, вплетённый во взрыв ненависти.

– Мерзкие свиньи! – закричал Гликон, – мерзкие свиньи!

– Я предвидел это, – тихо сказал Альтиор Стратонику, сегодня они оба сидели в белоснежных тогах.

Эти двое присутствовали в тот день в зале совета и видели, как наливались кровью глаза тех, кто ещё недавно желал мира. Теперь, когда опасность стала реальной, их ноздри уловили аромат непокорности, что пробудило в них тех цепких тиранов, какими они были внутри.

Альтиор самодовольно улыбнулся.

– Обожаю погромы. Что-то вспомнилось мне… А ты когда-нибудь участвовал?

– Нет, – серьёзно ответил Стратоник.

– Жаль, это как грабеж при взятии города. Также весело! Только бьешь тех, кого давно знаешь, что вдвойне приятно.

– Ты навеселе, – Стратоник не мог не приободриться при виде оголтелого кровожадного веселья Альтиора, – сейчас они спросят тебя, наступит твой триумф, император.

Глаза у Альтиора загорелись.

– Слово императору белого рыцарства! – огласил в нужный момент Протелеон и отошел от своей трибуны, сопроводив Альтиора при этом взглядом, полным требовательности.

Прошел тогда и Альтиор к мраморной трибуне.

Совет слегка успокоился.

Взявшись крепкими руками за края трибуны, император сделал глубокий вдох:

– Белое рыцарство со всей мощью ответит на эту угрозу, какого бы не было число врага, у нас достаточно сил, чтобы отразить одномоментное нападение всех сил континента. Однако, громкими должны быть действия, а не слова. Потому прошу совет незамедлительно дать мне разрешение на начало нового военного похода, дабы разбить врага на подступах к городу!

_____

В коридорах зиккурата под зданием совета бродят стаи магов, живо обсуждая предстоящие изменения.

Тем временем Зэорис, Исеп и Протелеон сидят в одной из комнат на квартире Зэориса.

Кругом все та же аскетичная обстановка.

– Этот мужеложец не ведает, что творит!

– Да, мы знатно просчитались, – Протелеон в мрачной задумчивости разглядывает язычок пламени свечи.

– Протелеон, мы не контролируем его! Этот башенный пёс сорвался с цепи, ему плевать на все!

– Он уверовал, – раскачиваясь повторял Исеп, – он уверовал! Уверовал в то, что сам говорил...

– Ха... – усмехнувшись, Зэорис непристойно ругнулся, – маги всегда верят в то, что говорят. Как же ты был прав, Протелеон.

– Я... Я отдал приказ, две тысячи латников войдут в город, кроме тог, те войска, что стояли под Вольным, сейчас идут сюда.

– Этот мясник, Альтиор, поди торжествует, – заметил Исеп.

– Мы все ещё контролируем ситуацию, Зэорис, я понимаю твой гнев. Зеланд покушается на то, на что ты заслуженно претендуешь. Но то, чем он управляет больше не является в моих глазах серым орденом. Мы разобьём его, а городские серые круги сольются с магическим сословием. Так мы укрепим власть, обновим сословие.

– Протелеон, – Исеп попытался заговорить ровно, – твой план вышел из-под контроля, пора признать это.

– Хватит! – крикнул Протелеон.

Исеп и Зэорис обомлели.

– Верховный маг... – прошептал Зэорис.

– Не для того, вы здесь, чтобы в решающий момент дрогнуть. Это наш город, и этот город уже слишком велик, чтобы кто-то мог захватить его. В нем можно только раствориться, добравшись до вершины. Помните об этом.

Пауза.

Исеп нарушил тишину:

– И Зеланд не должен добраться до этой вершина.

– А как же Альтиор? – вдруг встревожился Зэорис.

– Что же с ним? – Протелеон достал трубку, приготовившись её раскурить.

– Ведь он введет белое рыцарство в город? Этого нельзя допустить.

– Совет и на следующем заседании не позволит ему этого сделать. Закон от одиннадцатого года запрещает рыцарям пребывать в городе в количестве, превышающем восемь сотен.

_____

На высоте полутысячи шагов над землей по светящейся дороге тысяча рыцарей мерным марше приближалась к плоской вершине опоры.

На ней дежурили помощники совета, молодые белые маги, одетые в стеганки с белым плащом поверх и вооруженные мечами, более для парада, нежели для обороны, потому как никто из них и не мыслил о том, что нападение возможно. При виде же надвигающего воинства, они сперва долго всматривались, а затем побежали к зиккурату.

Но воинство уже не спешило гнаться за кем. Альтиген исполнил свой план в то мгновение, когда стражники поняли, что случилось.

Тысяча черных рыцарей входили на вершину опоры, которая была больше в несколько раз любой цитадели даже самого крупного замка, когда-либо построенного людьми на континенте. Энергия растекалась по желобкам, что ломанными линиями образовывали причудливый рисунок.

От магистральной опоры к восточному зиккурату вел столь же колоссальных размеров виадук, шириной в три тележки. Рыцари двинулись дальше по нему. Словно две тысячи звезд засияли холодными пламенем их неживые глазницы, сияла в них магия, смешанная со сложным оттенком злобы, азарта и страха, сдобренная восхищением. Они все неслись лавиной ненависти и страсти к заветной цели, победе, какую человек не одерживал над другим человеком вот уже многие десятки лет. Столь велики были люди, что возвели сей град, и сколь же были велики те, кто сумел ворваться в него при свете дня, пусть и померкшем со смертью мира…

На плоскую крышу зиккурата стали выходить с лестниц по краями стражники на фоне кипарисов, колышущихся на легком высотном ветерке, здесь все было усеяно пышущей зеленью пирамидальных садов, демонстрировавших роскошь большую, нежели все вместе взятые золотые украшения.

Из ряда стражников выбился один.

– Именем Белого города, приказываю остановить…

Острие дротика вышло у него из затылка, изрыгая кровь потоком он пал на колени и обмяк, будучи трупом, досматривающим последние мгновения своей жизни.

Прочие же стражники разбежались.

Подойдя к началу виадука, ведущего к зданию Совета, Альтиген насладился в полной мере видом на город.

В толще воздуха окрашивались в голубоватый оттенок соседние пирамиды. Стаи прекрасных тропических птиц вспорхнули с деревьев и пролетели мимо. Лучи солнца отвесными столбами поливали столицу.

Здесь царили богатство и власть, мощь и сила магии и человеческого гения, выразившиеся в потрясающем масштабе.

А позади черные знамена бога земли поднялись.

Где-то внизу забили колокола.

Обернулся господарь и рукой указал на здание совета, украшенное мужественными архитектурными излишествами в виде укрепленных карнизов под плоской крышей и подпорок вдоль стен.

– Вперёд, над городом и к той пирамиде!

Вороное воинство двинулось по виадуку.

Белые маги на крыше совета встали в ряд и протянули руки свои, вокруг них заискрился воздух, словно россыпь мелких теплых звезд озарила небо над зиккуратами.

Черные маги ордена, затерявшиеся где-то в рядах, стали спешно читать молитву. Вороные доспехи покрылись белёсой пленкой.

С крыши вдруг ударили лучи, но потонули в воинстве.

Защита сработала, чародеи ордена распространили на своих воинов оболочку, впитавшую силу. Затем пленка испарилась, озарив все на один миг вспышкой.

Тогда сами черные маги отправили несколько лучей на карниз, откуда полетели осколки, а белые маги скрылись.

На крышу же центральной пирамиды в спешке выбегали белые рыцари, выстраиваясь в сплошную линию щитов, копья выросли впереди, лес острых наконечников. Белые знамёна поднялись. Лица в щелях шлемов светились магией, переполнявшей позитивно мутировавшие тела защитников города.

Все колокола города били беспрерывно.

Темные латники сжали свои копья крепко. Они все шли и шли, пока не подошли на расстояние двух шагов, и обрушились тогда копейные удары на ряды щитов, трещало дерево, лязгала сталь. И вот один за другим, рыцари падали, с пробитыми в щель для глаз шлемами, чудовищные удары магических тел рушили броню и черепа; валились в кучу темные и светлые латники.

Страшная рубка продолжалась, пока не уменьшилось число враждующих вдвое.

В первых рядах неутомимо сражался Альтиген, поражая копьем своих врагов одного за другим. Копья ломались, в первые ряды тогда подавали следующие.

Но вот, на флангах темные латники прорвались, окружая белых рыцарей, увидев это они сжались в круг и стали отступать к зданию, и там вороное воинство вдавливало их в стену.

И теперь уже белых рыцарей зарубали одного за другим, валили на землю и крушили, мяли латы, вскрывали, резали гранёными кинжалами.

И перебили так всех, кто вышел на крышу в тот день стоять за совет Белого города.

А закончив это побоище, темные латники окружили совет, но к вратам его подоспел Альтиген и встал пред своими воинами, что на мгновение забылись в пылу сражения.

– Никому не входить в это здание, власть священна, какой бы она не была, рыцари сражаются за власть! Власть магии на земле! Уйдем от этого здания, враги сами пригласят нас в него, – зычным голосом Альтиген снял слепоту гнева со своих людей.

Тогда хлынуло воинство в коридоры под советом, но там их встретили удары лучей, сжигающие латников десятками, и они вынуждены были оступиться, но чародеи ордена вновь начали читать свою молитву, окружающую темных латников силовой пленкой. Овеянные магией, латники ринулись внутрь зиккурата, и белые маги бежали.

Вскоре темные рыцари заняли зиккурат целиком, перебив стражу у ворот на верхние улицы и взяв под контроль лестницы, ведущие на нижние этажи и подземелья.

Тем временем восточный зиккурат уже был захвачен в том же объеме.

Был немедленно устроен патруль в садах и выставлены посты у всех входов.

Альтиген же занял одну из самых роскошных квартир, по всей видимости, принадлежащих самому Стратонику. Везде там была тяжелая резная мебель, алые ткани на стенах, золотая утварь. Здесь не стали ничего трогать, только вывесили орденские черные знамена с золотой головой быка у входа и внутри кабинета господаря.

На том штурм остановился.

Распылять силы и тратить рыцарскую силу на захват новых пирамид Альтиген не хотел, здесь у рыцарей вскоре будет гораздо больше войск, чем у него, но вряд ли они так легко выкурят его из этого здания, которое само по себе было неплохой крепостью. И разрушать его с помощью, ужасающей силы, магии они тоже не будут.

Свершилось главное, он посеял хаос в самом сердце вражеского государства.

Авторитет врага подорван, его власть под вопросом, а его способность защитить себя никогда не была столь низкой. И все это в самом крупном городе мира, который был в один день поставлен на колени.

Теперь грядущей была не война, а мир на выгодных условиях. Стоя в центре комнаты, проведя рукой по дубовому столу, Альтиген улыбнулся при мысли об этом, грядущий мир, грядущий на выгодных условиях.

Так хорошо, как после этого сражения, господарь Государства Черного ордена не ощущал себя никогда за свою долгую жизнь. Он победил тех, от кого произошел духом и душой, что может быть ещё большим выражением уважения…

_____

Белый город содрогнулся от хаоса.

Беспорядки захлестнули в один час все столичные улицы.

Ненависть, что томилась в людях годами, наконец выплеснулась наружу.

Весть о падении совета разлетелась по всему городу, не успело солнце скрыться за кромкой туч, стоящих над миром за пределами столицы.

И вышла толпа на нижние улицы, и поднялись нищеброды из катакомб, что ещё ниже и гаже, чем нижние улицы, все в грубых рубахах и штанах, оборванные и грязные, голодные, ибо вместо пищи в желудках у них только ненависть.

Толпы соединились на перекрестках и ломились в нижние этаже, где ремесленные мастерские уже закрылись и оборонялись пирамидальной стражей и нижними чинами белых магов. Лучи света вырывались из проломленных бушующей толпой дверей, сжигали заживо нищебродов, оставляя лишь пепел, одна душа которого могла рассчитывать на покой в тонких мирах.

Тогда в страхе люди бросились прочь. И близ зиккуратов опустели нижние улицы, а белые маги вышли, чтобы лучами истреблять всех, кто там был. Но из-за углов и люков, ведущих в катакомбы в них полетели стрелы, неизвестные стреляли из арбалетов, и маги ретировались в зиккураты.

Тем временем стаи самых разъяренных людей ломанулись в жилые кварталы, окружающие пирамидальный центр города.

Изящные дома-башни и каменные дворы с уютными садами, к которым вели узкие лестницы. Башни были украшены множество карнизов, полуколоннами, окна же их были арочными, закрытыми ажурными железными решётками, а по стенам же садов спускался зелёный плющ. Внутри на ровно остриженных лужайках благоухали цветы, заботливо выращенные садовниками. На маленьких столиках стояли чашечки с чаем, привезенным с чайных плантаций в укрепленных предместьях Золотого храма, пар поднимался от них, манящий запах нарезанных фруктов, по которым стекал сладкий сок, всем этим в седьмой день недели наслаждались купцы и их семьи. Такой дворик для отдыха был у каждой башни и кварталы состояли из них, подле башен были небольшие пристройки для слуг и домашней птицы. Все это хозяйство, лелеянное торговыми людьми, процветало более полутора десятилетий.

Но простые люди, конечно, плевать хотели на всю эту уединённость, и харкнув на каменную плитку, они размашистым шагом двинулись на эти кварталы, в богатстве которых воплотились все их страдания в мастерских и мануфактурах, на полях и на торговых путях между убежищами.

И люди эти с третьего удара ноги выламывали деревянные двери или разрубали их кем-то раздобытыми топорами и наконец врывались внутрь. А внутри покой и уют...

Ненависть…

Ненависть, ненависть, ненависть.

Нищеброды ненавидели в эти моменты всё. Ненавидели купцов, ненавидели себя, ненавидели всех, кто жил без их собственных страданий и лишений.

И кинулись, словно с цепи сорвались, к купцам и их прислуге. Хватали их, били, валили на землю и запинывали, а потом выдавливали глаза, били кулаками по голове, пока те не умирали, ломали им челюсть, отгрызали уши, брали за ноги вдвоем, втроем, вчетвером, выворачивали их, рвали суставы, ломали, пытались разорвать на части, хватались за садовые принадлежности, дробили кости и били по пальцам тем, кто ещё был жив, чтобы выпустить из них как можно больше криков и воплей непереносимой боли, а позже топорами отрубали головы и насаживали на грабли и косы, которые обламывали, чтобы заострить конец. Женщины же и дети прятались в башнях, запирали двери и поднимались вверх по лестницам, но нищеброды вламывались и туда. И с семьями купцов учиняли то же, что и с самими торгашами и прислугой их.

И с детьми купеческими расправлялись так же, как и со взрослыми. Одного новорожденного выкинули из окна, отняв у истошно кричащей матери. Другого младенца прикололи кинжалом к столу, рядом с овощами, которые кто-то не дорезал, не успел бросить в котел, где варился вкуснейший суп. Голову того младенца потом отрубили и бросили в котел. Кто-то из разъяренных горожан даже успел съесть пару ложек, отметив при том, что соли маловато.