Текст книги "Созвездие Грейнджер или Новый Мир (СИ)"
Автор книги: Kitty555
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Я хочу тебя… пожалуйста…
– Что ж, я не могу отказать, когда меня так вежливо просят, – и с этими словами, сорвав между ними последнюю преграду, он одним резким движением вошёл в неё…
Реальность была лучше, чем его самые смелые фантазии. Гермиона отдавалась ему без остатка, чувственно отзываясь на каждое прикосновение, каждый горячий поцелуй. Её тело казалось музыкальным инструментом в его руках, подчиняющееся каждому велению умелых пальцев. Нежные ладони скользили по его плечам, сжимая мышцы в такт сильным, уверенным толчкам, поначалу нежным и осторожным, постепенно становившимся более резкими. Целуя, он пил её срывающиеся с губ стоны, и хотя к его некоторому разочарованию, Гермиона не кричала в голос, как некоторые более громкие его «бывшие», каждый её вздох, каждое тихое слово, музыкой звучало в его душе, знача намного больше, чем все крики Паркинсон вместе взятые. Краешком сознания, он отметил, что в мгновения нестерпимого удовольствия, Гермиона выдыхает маггловское «о, господи» вместо принятого «Мерлин», и с удивлением обнаружил, что это намного приятнее и приносит в разы большее удовлетворение, чем слушать имя знаменитого волшебника.
Они достигли пика блаженства вместе, и Гермиона обмякла в его руках, прижимаясь к груди мужчины и сжимая плечи. Поцеловав её в губы, он подхватил девушку на руки и отнёс в спальную…
========== Глава 7 ==========
Гермиона Грейнджер сделала глубокий вдох, пытаясь заставить себя успокоиться. Прошло столько лет, но память о её последнем посещении Малфой-менора была настолько свежа, словно все случилось только накануне. Нынешний министр магии будто наяву ощутила на коже цепкие пальцы притащивших её сюда «псов», в ушах звучали насмешки и оскорбления, казалось, тело всё ещё помнило пытки. Уродливое слово, врезанное в кожу руки проклятым кинжалом Беллатрикс вновь прожгло огнём, и молодая женщина несознательно возобновила чары неподвижности, накладываемые каждые утро на рукав любой одежды. Вот уже много лет её предплечья всегда прикрыты: перчатки до локтя, которые Гермиона носит с каждым вечерним платьем, длинные рукава блузок, кофт и свитеров, непременные пиджаки. Мадам министр заставляет себя мысленно усмехнуться внезапно пришедшей в голову мысли, что большинство чистокровных тоже никогда не оголяют руки, правда, немного по другой причине: тёмная метка. Как и её собственная память о войне, их уродливая татуировка осталась с ними навсегда, правда, она говорит о принадлежности чистокровных снобов к противоположной стороне.
В приглашении Астории было указано аппарировать на площадку перед Малфой-менором, на время приёма, с парка были сняты защитные чары. Конечно, можно было прибыть через каминную сеть, но Гермиона почему-то решила не отказать себе в удовольствие на этот раз зайти в менор через основной вход, высоко подняв голову и своим ходом. Да и не очень любила она путешествовать через камин, всегда оставлявший хоть где-то, но следы сажи, которые нужно было внимательно убирать магией. Конечно, её благородные учителя подробно объяснили, как все чистокровные выходит из камина в безукоризненном состоянии, словно, сухие из воды, но Гермиона навсегда запомнила, как ещё в детстве была свидетелем путешествий через камин некоторых волшебников, вечно неопрятных и чумазых.
Наконец, собравшись с духом, молодая женщина, элегантно придерживая рукой подол струящегося в пол, длинного платья, и придав лицу надменное выражение, достойное любой из чистокровных леди, присутствующих здесь, вплыла в зал. Домашние эльфы, одетые в опрятные, но забавные «фраки», заставившие Гермиону мысленно полюбопытствовать, приказывают ли маги эльфам самим делать себе одежду, приветствовали её низким поклоном, тут же предложив шампанское. Гермиона не отказалась, чувствуя, что немного «жидкой смелости» ей отнюдь не помешает, и одним махом опрокидывая бокал в рот. Если большеглазый слуга и удивился такому поведению мадам министра магии, то виду не подал, тут же протянув ей поднос с другим, наполненным бокалом. Поблагодарив предусмотрительное и вежливое существо, Гермиона оглянулась по сторонам, но в ту же минуту перед ней грациозно возник сам хозяин менора, лорд Люциус Малфой.
– Счастлив, что Вы оказали нам честь своим присутствием, мадам министр, – Люциус элегантно склонился к её руке и запечатлел на внутренней стороне запястья поцелуй, умудрившись коснуться руки самым интимным образом и при этом ни на мгновение не выходить за рамки приличия.
– Благодарю за приглашение, милорд, – Гермиона практически всегда обращалась к чистокровным лишь по титулам, избегая называть имена. Конечно, она прекрасно знала, что обычно министры магии в прошлом в таких случаях предпочитали оказывать некую фамильярность с аристократами, но называть, скажем, Люциуса Малфоя «Люциусом» – ей элементарно претило.
– Конечно, конечно, и позвольте ещё раз отметить, мадам министр, каким сюрпризом оказался для меня сегодняшний день, – Люциус растянул губы в тонкой усмешке, и Гермиона вопреки себе обнаружила, что пытается угадать, чего в ней было больше: искренности или откровенной насмешки.
Впрочем, давно прошли уже времена, когда Гермиона Грейнджер всё, что было связано со Слизеринцами, аристократией, снобами и Пожирателями смерти принимала в штыки. Годы, проведённые в Отделе Тайн, не прошли впустую: девушка, всегда стремившаяся восполнять свои знания, если она даже подозревала, что в них имеется пробел, занялась изучением традиций волшебного мира, а одновременно, она тщательно ознакамливалась с древними родами. Гермиона уже очень давно поняла, что история мира магии неотъемлема от истории чистокровных волшебников, а ещё, что каким-то непонятным образом, они всегда подтверждают свою репутацию.
Когда-то, когда она только начала читать трактаты, магглорождённая девочка долго ухмылялась, что описание чистокровных родов очень напоминает ей описание характеров различных пород собак. Кто-то, преданные, кто-то, своенравные, а кто-то просто способен очень быстро приспособиться к меняющейся обстановке. А потом мозг, натренированный в мышлении, соответствующим схемам отдела тайн, начал строить параллели.
И вдруг оказалось, что о каком бы представителе рода Блэк, например, ни шла речь – преданность, даже слепая, была их единственной самой точной характеристикой. Лестрейнджи повиновались и следовали за лидером. В принципе, как и Нотты, Крэббы, Гойлы. А вот Малфои испокон веков приспосабливались. Самое забавное, что когда девушка теперь вспоминала поведение своих одноклассников – слизеринцев даже в самом начале их знакомства, все подчинялось именно этой характеристике, обнаруженной в описании древних родов в библиотеке отдела тайн.
Все представители рода Блэк, которых она знала, были преданные, как самые верные псы. Сириус – Джеймсу Поттеру, Дамблдору и новым идеалам, как, впрочем, и Андромеда. Нарцисса – роду своего мужа и семье. Беллатрикс – Тёмному Лорду. Знакомство с супругом свирепой и сумасшедшей Пожирательницы и его братом тоже не выбивалось из описанных схем, как и характеристики её одноклассников: Теодора Нотта, Грэгга Гойла, Винсента Крэбба.
Описывая Малфоев и откидывая показную преданность «на публику» идеям Тёмного Лорда, Гермиона могла назвать поведение и старшего, и младшего лишь одним словом: приспособиться. От протянутой Драко Малфоем руки Поттеру в первый момент знакомства в Хогвартс-экспрессе, до дальнейшего развития событий. После, Люциус тоже приспосабливался. Когда-то казавшийся юной девушке самым рьяным из сторонников Волан-де-Морта, на поверку старший Малфой слишком быстро отказался от всех прежде поддерживаемых идеалов, быть может, лишь только поспешно женив сына на чистокровной.
Впрочем, насколько Гермионе было известно, на том его придерживание прежним идеалам закончилось. Последующие действия Люциуса демонстрировали довольно либеральные взгляды, и Гермионе было прекрасно известно, что идеи чистоты крови преподавались внуку бывшей правой руки Волан-де-Морта умеренно, а её собственное избрание министром магии прошло далеко не без участия Люциуса. Лорд Малфой действовал исподтишка, практически оставаясь в тени, не светясь в широкой прессе, но именно он, выражаясь словами мира магглов, был основной движущей силой за её предвыборной кампанией, обеспечивая поддержку других чистокровных.
Магглорождённая Гермиона Грейнджер была официальным кандидатом от всех приверженцев идеи чистоты крови. Можно ли было когда-либо придумать что-либо более смехотворное? И ещё несколько лет назад, мадам министр бы в лицо рассмеялась любому, кто даже предположил бы подобный абсурд. А теперь она точно знала, что так оно и случилось…
Вежливо извинив себя, лорд Малфой отошел в сторону, чтобы приветствовать кого-то из вновь прибывших, но Гермиона недолго оставалась в одиночестве. К ней тут же подошла Астория, на правах хозяйки вечера любезно приветствуя и затевая светскую беседу. И вновь Гермиона не могла не подивиться приветливости супруги Драко. Неужели младшая леди Малфой каким-то образом умудрилась пропустить очевидное? Впрочем, возле них уже собиралась небольшая группа бывших слизеринцев во главе с Теодором Ноттом.
Мадам министр слегка напряглась, слишком хорошо осведомленная обо всех перипетиях в семействе старого товарища Драко, и мысленно любопытствуя, известно ли Тео о близком сотрудничестве её самой и Паркинсон. Наверняка, он не мог не знать, ведь в конце концов, сотрудничество последнее время афишировалось, а следовательно, Теодор должен был быть прекрасно осведомлён и о недавнем возвращении своей бывшей супруги в магический мир. Меж тем, Нотт следил за Гермионой с напряжением, и было слишком очевидно, что он дожидался подходящего момента, чтобы переключить разговор на интересующую его тему. Но Теодора опередили…
– Фасоны ваших платьев и костюмов всегда отличаются отменной элегантностью, – меж тем сделала ей комплимент Астория. – Я восхищаюсь вашим вниманием к деталям гардероба.
– Благодарю, но не могу взять полный кредит. Большую часть из того, что я ношу последние время, я выбираю с помощью стилиста, – Гермиона подняла насмешливый взгляд на Нотта: что ж, тебе так хотелось перевести разговор на эту тему, изволь.
– Я не узнаю эту линию одежды, – мягко проговорила Астория, нахмурившись. – Хотя, это безусловно зачарованные ткани.
– Совершенно верно, я уже несколько лет одеваюсь с помощью стилиста, на самом деле обитающей в мире магглов. Впрочем, Мисс Паркинсон никогда не теряла связи и с волшебной индустрией, поэтому является бесценным кладезем идей, как и их воплощения.
– Панси? Да, она с недавних пор снова активно участвует в жизни магического мира, – Астория сделала глоток воды. – Я рада, что она вернулась, хотя ещё не имела возможности с ней пересечься.
– Мисс Паркинсон и её экспертиза абсолютно бесценны для меня в моей работе по некоторым законопроектам, – спокойно улыбнулась Гермиона, глядя прямо в глаза Теодора. – И я более, чем счастлива принимать её помощь, как и использовать огромный энтузиазм и опыт. Ну, а поскольку последние годы она провела, занимаясь работой в индустрии фасона и моды, то одновременно великодушно согласилась ассистировать мне в роли стилиста.
– Я слышала, мисс Паркинсон, с которой я персонально не была близко знакома, но которую очень хорошо знает моя старшая сестра, имеет несколько отличных бутиков в Лондоне и Париже? – Астория была совершенно невозмутима.
– Совершенно верно, а когда её сын увлёкся фотографией, мисс Паркинсон заняла себя и в этой индустрии.
– Её сын? Вы имеете ввиду Андреаса? – кивнула Астория, а Нотт побледнел.
– Да, он чудесный молодой человек, – теперь, Гермиона уже не сводила взгляд с Теодора. – Умён, вежлив, политкорректен. Если бы он хотел, то мог бы построить блистательную политическую карьеру в не магическом мире, – Гермиона вновь улыбнулась. – Юный мистер Паркинсон безусловно добился бы чрезвычайных успехов. Но в данный момент, Андреас интересуется фотографией, и Панси пока его поддерживает.
– Он тоже сейчас в Англии? – голос Нотта едва заметно дрогнул.
– Нет, он остался в Италии, Андреас считает, что Рим – это столица интересующей его индустрии, и в этом году будет учиться там. Впрочем, он ещё слишком молод, и я не исключаю возможности, что он изменит свое мнение и приедет в Оксфорд.
– Похоже, события в жизни юного мистера Паркинсона происходят не без вашего участия, мадам министр, – к их разговору присоединилась невысокая аристократка, тут же мертвой хваткой вцепившись в руку Теодора. Гермиона усмехнулась: вторая жена Нотта, если и не такая блистательная партия, как Паркинсон, во всяком случае обеспечила род подходящим наследником и очевидно проявляла намного меньше упрямства.
– Конечно, – Гермиона равнодушно повела плечами. – Когда мисс Паркинсон была нужна информация о мире магглов, у меня не было причины отказать. Мы с ней близко сотрудничаем, я счастлива помочь советом, миссис Нотт.
– Мисс Грейнджер никогда не отказывает ни в помощи, ни в информации, которой обладает в неизмеримом количестве и из всевозможных источников, – появившийся из ниоткуда, Люциус протянул Гермионе ещё один бокал шампанского. – Именно поэтому наш министр магии и является неоценимым сокровищем для магического мира: мисс Грейнджер самая умная ведьма за последние сотни лет.
– Благодарю вас, милорд, вы как всегда слишком добры ко мне, – Гермиона усмехнулась, склонив голову в вежливом поклоне.
Незаметно, Теодор отвёл свою супругу в сторону, Люциус вновь исчез, а Астория принялась о чем-то щебетать. Грейнджер окинула комнату взглядом… Драко по-прежнему нигде не было видно.
– Ты наверняка считаешь меня полным чудовищем, – Гермиона, задумчиво смотревшая на раскинувшийся перед окном цветник, обернулась, вновь встретившись глазами с Тео. Его супруги рядом с ним не было.
– Почему я должна так считать, лорд Нотт? – Гермиона пожала плечами, проглотив готовое сорваться с губ продолжение: «И вообще, неужели тебя волнует, чем я тебя считаю и что о тебе думаю».
– Во-первых, Гермиона, брось свои «лорд-милорд». Ты меня знаешь с одиннадцати лет и ни разу до этого «лорд Нотт» не назвала.
– Хмм, если память не изменяет, за все шесть лет нашего знакомства в Хогвартсе, ты меня Гермионой тоже не величал ни разу, – её глаза сузились. – Так почему я должна считать Вас чудовищем, мистер Нотт?
– Я же хотел отправить своего сына в мир магглов, плюс, отрёкся от него, бросил свою жену за нежелание повиноваться подобному плану…
– В точном соответствии с древними обычаями, – Гермиона пожала плечами. – Почему это должно меня возмущать?
– Да брось! Ты реально будешь меня убеждать, что Гермиона Грейнджер, вечный борец с несправедливостью, не находит такое циничное и потребительское отношение к собственному ребёнку мерзким?
– Древние обычаи существуют с древних времён, Нотт. И существуют они, потому что несут в себе логику и целесообразность. Сквибы должны отправляться в мир немагический, потому что они не маги. Быть может, через много лет их потомки вернутся, как «магглорождённые» – к тому моменту, их кровь разбавится кровью мира магглов, быть может, пересекаясь с кровью потомков других отправленных туда сквибов. Вернувшись, они смогут вновь воссоединиться с родами, влиться в них, но не как их потомки.
– Но мы бросаем своих детей… – Тео пристально смотрел на Министра Магии.
– Наш мир закрыт для немагов. Если бы мы оставляли сквибов, то есть детей, чья магическая сила иссякла, и чьи потомки Магии заведомо лишены – это в союзе с магглами рождаются Волшебники, потомки сквибов всегда немагические, наш мир бы исчез.
– А своей подруге Панси ты тоже эту лекцию читала?
– Мисс Паркинсон знает мое мнение.
– И это что? – Тео, открыв рот, смотрел в глаза Гермионы Грейнджер.
– Что с точки зрения логики и законов круговорота Магии, ей следовало бы забыть о ребёнке-сквибе и найти себе менее блистательную партию, чем наследник рода Ноттов, чья линия в пересечении с Паркинсон пришла к немагическому концу. Или, попробовать ещё раз, как ты и хотел. А вот как человек и женщина, я её прекрасно понимаю. Впрочем, Панси ещё молода. Мне кажется, что когда Андреас окончательно покинет «гнездо», она попробует забеременеть опять. В принципе, магглорождённые волшебники были бы для неё самым верным с точки зрения Магии ответом: мы – ваша «свежая кровь». Именно «свежая», потому что, думаю, не «новая»…
– Мерлин и Моргана, – Нотт ошеломлённо покачал головой. – Теперь, Мадам Министр, я вижу, почему Люциус за вас не просто стоит горой, но и других строит рядами.
– Я всего лишь изучила этот мир и его обычаи, – пожала плечами Грейнджер. – То есть, сделала то, что должна была бы ещё по моему прибытию сюда. Но тогда подобное не входило в школьную программу и вообще никем не рекомендовалось.
– Потому, что от того, что ты говоришь, Грейнджер, до идей Гриндевальда и догмы чистоты крови один шаг…
– Нет, мистер Нотт, – Гермиона снисходительно усмехнулась. – На самом деле дальше, чем до Луны пешком. Потому что эта теория, наоборот, отстаивает круговорот Магии, а не замкнутость на браках между ограниченным количеством достойных. Есть только магия, волшебство и сила, – и с этими словами, Гермиона слегка склонила голову, показывая, что разговор закончен.
Закончив разговор с Тео, она задумчиво отошла в сторону, намереваясь какое-то время побыть одной. Её теории строилась на долгих годах изучения древней магии по самым старинным фолиантам, которые только можно было найти в библиотеке отдела тайн, да и частных собраниях. А потом, ей пришлось на время уйти в мир магглов. Проблема заключалась в том, что Гермионе стало очень быстро понятно: традиции, описанные в старинных книгах, как, впрочем, было и со всеми другими старинными описаниями в любом, магическом или не магическом мире, строились на наблюдениях и догадках.
Например, в какой-то момент чистокровные маги стали замечать, что в то время, как в их семьях рождается сквиб, в магическом мире практически одновременно появляются волшебники, рождённые не от магов. Древние традиции безжалостно требовали отправлять рождённых без магии детей в мир магглов: то, что в отличие от детей волшебника и не волшебника, потомки сквибов все поголовно были тоже сквибы, стало заметно незамедлительно. Объяснить явление в магическом мире могли лишь в понятных им терминах: заклинания, проклятия, зелья, колдовство, и… воровство магии.
Наложив все это на боль родителей, вынужденных отказаться от своего ребёнка – и многовековая ненависть к магглорождённым обретала вполне логически объяснимые с точки зрения психологии причины. А если учесть, что всё винили на проклятия семьи – термин «грязнокровки» был обоснован.
Поначалу, Гермиона пыталась найти объяснение происходящему в литературе мира магии, но очень быстро сообразила, что дальше «проклятие» дело не пойдёт. Как-то, она стала думать о магии с точки зрения генетики. И снова все было очень сложно: в одних обстоятельствах, магия передавалась по наследству, как доминирующий ген, например, при браках волшебников и магглов, а в других – рецессивный, если рассматривать тех самых сквибов, с которых всё и началось. И в поисках истины и ответов, мисс Грейнджер пересеклась в мир не волшебный, с благословения отдела тайн принявшись изучать генетику в лучших учебных заведениях мира.
Анализируя генетику редчайших заболеваний, передаваемых по наследству, Гермиона в конце концов пришла к единственному логическому выводу. Магия – очень сложная генетическая характеристика, и это не один ген, а скорее комбинация промоутера и ингибитора, то есть, стимулирующего и подавляющего гена. Обычно, наличие кодонов проявления магии берет верх и любой ребёнок волшебного родителя становится волшебником. Но вот если слишком долго «вариться в собственном соку», что чаще всего демонстрировали чистокровные рода, постоянно создавая союзы с близкими родственниками, начинают соединяться очень редкие ингибиторы. А вот от них спасения только одно: «разбавлять» кровь теперь уже сквибов кровью магглов, пока у кого-то из отдалённых потомков не проявится промотор, позволяющий проявиться магии, а ингибитор исчезнет.
Эта теория «наследия магии», представленная Гермионой Грейнджер сперва перед отделом тайн, потом – министерством магии, долгие месяцы изучалась практически всеми специалистами волшебного мира, и была принята. Оставалось лишь найти способ, скорее из любопытства, чем необходимости, чтобы определить исходный род или роды потомков, прежде называемых «магглорождёнными». Именно этим сейчас и занимались вместе с Гермионой гоблины, всегда использовавшие связи крови при определении наследства. А вот колдомедики, по рекомендации мадам министра, наподобие маггловских генетических тестов разрабатывали способы обнаружить тот самый злосчастный ингибитор.
Гермиона Грейнджер, самая блистательная волшебница своего поколения, стояла на грани введения в волшебный мир медицинского теста для желающих войти в брак чистокровных – «генетической консультации». Не зря самые хваткие из чистокровных практически сразу избрали её своим чемпионом: каким-то образом, все её нововведения, вроде бы направленные на равноправие и братство, немыслимым образом помогали им самим. Единственное, что насторожило некоторых, это что им придётся отказаться от идеи чистоты крови, но даже здесь мадам министр нашла способ сгладить острые углы. Магглорождённые волшебники, как потенциальные партнёры, подходили не всем.
Грейнджер терпеливо объясняла, что не отходит от древних традиций, всего лишь добавляет к ним: перед тем, как одному древнему роду соединиться с другим, следовало проверить, не приведёт ли союз к активизации ингибитора, который, проявившись, станет тем, что в мире магглов и генетики называется «кодоном стоп»…
Самое смешное, что о возможности её собственной принадлежности к древнему роду подсказал Кричер. Домашний эльф, прежде так яростно возненавидевший её при первой встрече и обзывавший грязнокровкой, впоследствии пояснил, что его отношение строилось не только на многовековой предвзятости, но ещё и на некотором сходстве самой Гермионы с наследницами его рода в детстве, которые давно прислуживающий Блэкам, Кричер сходу заметил.
Оказывается, Гермиона Грейнджер была очень похожа на Андромеду, Беллатрикс, и других истинных наследниц рода. Грейнджер долго смеялась, когда эльф указал ей на слишком очевидное для него: её собственные корни идут именно от этого рода, что также объясняло моментальную преданность семейного эльфа Александру. Впрочем, все это могло быть просто совпадением, или, помешанному на роде Блэков, Кричеру очень хотелось видеть сходство, ведь проверить принадлежность роду было невозможно: сквибов с семейных древ убирали.
========== Глава 8 ==========
Зябко поёжившись и обхватив себя руками за плечи, Гермиона прошла немного вперёд по коридору, надеясь выйти в оранжерею или в какую-нибудь уединенную комнату. Невозможно было не заметить, что интерьер менора был изменён до неузнаваемости: теперь, декор был выдержан в светлых тонах, даже мебель была обменяна на более современную и, как девушке казалось, менее устрашающую. Портреты, к огромному удивлению Грейнджер, одаривали её уважительными взглядами, и Гермиона в который раз подивилась: неужели, даже картины семейства Малфоев предпочитали «плыть с политическими течениями»? Или, просто следовали примеру главы рода?
Однако, её личная реакция на особняк, обстановку, даже сам воздух резиденции были нелогичными и слишком эмоциональными. Животный, липкий страх и чувство тёмной неизбежности оплетали душу, заставляя всё внутри сжиматься от ледяного предчувствия. Конечно, Гермиона прекрасно знала, что с ней происходило. После войны, многие волшебники испытывали остаточные явления шока и ужаса. В мире маглов с прошлого века это называли «посттравматическим стрессом», и по какой-то причине, магглорождённые были подвержены синдрому в десятки раз сильнее.
У магов подобное лечилось успокоительными зельями, которые предоставляли только временное облегчение, в отделе тайн учили контролировать сознание, и хотя девушка успешно использовала все доступные в мире магии способы, проблема не отпускала. Посоветоваться ей после войны было не с кем. Добрые, простодушные Уизли переживали по-другому, своих родителей, на которых Гермиона привыкла полагаться в медицинских вопросах, у неё больше не было. Ведь обливиэйт так и не удалось снять, хоть пробовали это сделать самые сильные маги-менталисты. В конечном результате, среди специалистов появилась ещё одна причина восхищения юной ведьмой: её заклятия памяти были признаны перманентными и необратимыми.
– Твой мозг слишком силён, – говорили ей опытнейшие маги волшебного мира.
Гермиона лишь кивала, в душе обливаясь слезами. Плюс, было огромное чувство вины. Она выжила, в то время, когда другие исчезли, оставив позади семьи, детей, родителей. Умерли те, кому было для кого жить, а она, совершенно одинокая в этом мире за исключением друзей, продолжала существовать. Ей было стыдно, стыдно жить, стыдно дышать, радоваться восходам и закатам солнца – и она ушла в себя, не чувствуя ничего и только боясь поделиться с кем-либо своими чувствами, которые считала слабостью.
Через какое-то время, совсем незадолго до перевернувших всю её жизнь и перечеркнувших будущее событий, Гермиона встретилась с одним из магглорождённых Гриффиндорцев, чьи родители были врачами, и тот мгновенно почувствовал проблему. Марк учился на Колдомедика, что только развивало его наблюдательность, но как оказалось, послетравматический стресс лечить нужно было в не волшебном мире. Спокойным голосом парень всё объяснил и протянул карточку психолога, занимающегося как раз этими проблемами, к которому несколько раз в неделю ходил он сам.
Гермиона не успела. Она только начала посещения специалиста, появляясь в клинике три раза в неделю, только научилась немного понимать и контролировать, что с ней происходит, когда из-за непредвиденных обстоятельств пришлось покинуть Англию. Поначалу, она продолжала работать с психологами, а потом родился Александр, появились новые заботы, и девушка совершенно забыла о своих проблемах. Только вот, похоже, проблемы совершенно не забыли о ней.
В первый раз Гермиона вновь почувствовала, что что-то неладно, когда, зайдя в комнату в доме Гарри Поттера, чуть не выпрыгнула из окна, неожиданно столкнувшись с Андромедой Тонкс. В тот день, не зная, что Гермиона вернулась в Англию и приедет к друзьям, бывшая Блэк приехала с распущенными вьющимися волосами и в тёмном одеянии, то есть в образе, который давно уже избегала в присутствии пострадавшей от рук Беллатрикс девушки.
Впрочем, тогда сама Гермиона не обратила на это внимания, впредь Андромеда была намного аккуратнее, даже поменяла цвет и текстуру волос, и постепенно девушка и думать перестала об инциденте, ведь отрицание – самый лёгкий из способов справляться с проблемами. Потом были другие «колокольчики», дружно оповещавшие об опасности, но Грейнджер избрала ничего не замечать, постепенно научившись избегать присутствия в домах чистокровных, на их сборищах и вечерах, ограничивая само общение с ними, строго выдерживая дистанцию и при этом оставаясь безукоризненно вежливой и политкорректной…
Вот только сейчас, пообщавшись с теми, кого уже так давно избегала и не почувствовав даже малейшей ненависти или угрозы с их стороны, но ощущая, как в каждой комнате светлого и совершенно не устрашающего Малфой-менора её сковывает дикий и необъяснимый, липкий страх, Гермиона поняла: проблема в ней. Нет, едва почувствовав опасность, заметив, как её кожа покрывается мурашками, бывшая сотрудница отдела тайн тут же ментально проверила особняк на наличие тёмной магии и ловушек, сделав это ничем не хуже самых опытных авроров и притом намного быстрее, но вывод был один: дом был чист. А вот она сжималась от каждого шороха, звука шагов, от каждого движения воздуха
Что ж, придётся взять немного времени для себя и вновь начать посещать психологов, это Грейнджер решила сразу, но, отвлёкшись на свои мысли, совершенно не заметила, как забрела в огромный зал с тяжелой хрустальной люстрой и тут же застыла на месте, как вкопанная. Как и все остальные комнаты, зал изменился до неузнаваемости: выкрашенные в светлый цвет стены, невесомые занавески, практически воздушная мебель, даже камин был перестроен и покрыт другим мрамором, но Гермиона узнала его кожей. Это была та самая комната, в которой её пытала Беллатрикс, где убили Добби, где её выдала Нарцисса…
– Мисс Грейнджер, я вас узнала, что вы здесь делаете? – Гермиона вздрогнула, резко обернувшись. Прямо перед ней, вежливо улыбаясь, стояла Нарцисса Малфой, её выражение лица из приветливого медленно сменяясь шоком.
– Мисс Грейнджер?
За спиной Нарциссы появился Люциус, и уже краем сознания Гермиона отметила, что его всегда холодное выражение уступает место точно такому же, как у супруги. Но самая молодая министр магии за последние Мерлин знает, сколько лет уже мало, что понимала. Перед глазами все затянулось мраком, комната медленно теряла свои светлые очертания, превращаясь в зловещий зал для пыток. Гермиона уже не слышала, как старший Малфой бросился к ней, чем-то напуганный, не видела, как в ужасе поднесла ладони к губам Нарцисса; из всех углов на неё теперь бросались тени во главе с безумно хохочущей Беллатрикс.
Гермиона вскрикнула, инстинктивно рванувшись и пытаясь аппарировать прочь, но вместо спасения, перед глазами вновь возникла комната для пыток, резким ударом отбросив её на пол. Выхватив палочку, министр магии вновь рванулась, не в силах бороться с поглощающим её чувством ужаса, не в силах осознать, что защита менора её не выпустит.
– Отец, сними антиаппарационные чары!
Одного беглого взгляда примчавшемуся в зал на шум Драко хватило, чтобы оценить сложившуюся обстановку. Грейнджер, словно птица о прутья клетки, бьющаяся о защитные чары комнаты, в её глазах – невообразимый ужас и страх. Мать, непонимающе наблюдающая за всегда собранной волшебницей, и на мгновение остолбеневший отец. Впрочем, замешательство старшего Малфоя длилось не дольше секунды. Чертыхнувшись, отец щелкнул пальцами, и через мгновение Гермиона исчезла из зала. Драко последовал за ней менее, чем через долю секунды, используя магический след…
***
Гермиона медленно приходила в себя. Постепенно, зрение сфокусировалось на окружающих предметах, дыхание восстанавливалось, а мысли приобретали свойственный молодой женщине порядок. Краешком сознания она всё ещё видела перед глазами застывшую с выражением шока на лице Нарциссу, Люциуса, бегущего к ней, бледного Драко… и замершую в углу комнаты Риту Скитер.
