Текст книги "Не без греха (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

И защебетали со всех сторон, как подговоренные. Они смешивались в одну звенящую массу, расползались зловещими тенями, но Чимин старательно выдерживал напор.

– С ума сойти! Эй, Чимин, не хочешь вступить в наш клуб?

– А в наш?

– На футбол запишешься?

– Чимин-а, а каким бальзамом ты пользуешься? – одна из девушек указала на свои губы. – Так приятно пахнет!

– И парфюм! – подхватила другая.

Чимин едва отделался от приставучих и внезапно заметивших его товарищей. Таковы они, люди, падкие на красивые обёртки. Ничуть не удивившись, Чим надвигался к человеку, уснувшему за последней партой, рядом с которым сел и спокойно разложил свои вещи.

Ему вовсе не хотелось вызывать ажиотаж, смущающий до безобразия, но на этот раз даже его растерянность посчиталась «милой». Когда прозвенел звонок, Чимин смог вздохнуть спокойно: студенты, наконец, расселись по своим местам, хотя многие оборачивались и хихикали, а то и пытались строить глазки. Чимин, покраснев, уткнулся в конспект и решил, что быть ярким чертовски сложно. Как только Тэхён это выдерживал?… Угнетали и те мысли, что возвращали на несколько дней назад, в раздевалку, к Хосоку. Туда, где душно, невыносимо.

…Где-то посреди лекции Тэхёна разбудили чересчур въедливые басы, он вяло сел и вытянул наушники, выключил плеер и сонно похлопал глазами. Как бы его ни терзали вопросы о том, что у них с Юнги, унылая рутинная жизнь продолжалась.

Тут он краем глаза заметил какую-то экстраординарную контрастность, медленно повернул голову и уткнулся в профиль, сначала решил, что незнакомый, потом вздрогнул и приоткрыл рот в изумлении. Если подумать, в последний раз он смотрел на Чимина… Даже и не вспомнить когда, и без того хватало забот.

Приглушенная совесть сорвалась в Тэхёне со скалы и разбилась насмерть, он постарался найти вздох, а получился почти кашель. Как это понимать? Тэхён почти надругался над его жизнью и свободами, а Чимин не только не отказался от борьбы, но и посмел показаться здесь, похвастаться? Впрочем, Тэхён поздно осознал, что затравленно искал пути отступления и туго думал над тем, как контролировать шокированное лицо. Да, пожалуй, это случилось неожиданно.

Задумчиво подперев рукой подбородок, Чимин плавно повернулся в его сторону. Их взгляды не пересеклись, но надломили пространство. Чимин, всё ещё взбудораженный воспоминаниями о поцелуе, съедал бальзам для губ. На какую-то долю секунд им почудилось, что в аудитории слишком жарко для двоих сильных персон. Но войны это ни в коем случае не предвещало.

Тэхён оценил зримые пропорции и посмотрел иначе, с каким-то зверским подтекстом, на равных. Чимину почему-то понравилось. Это чувство отличалось от того, что он испытывал рядом с Хосоком. Здесь не стояло ограничителей и норм, лимитов. Чимин как будто нуждался в той боли, что мог доставить только Тэхён, ему подсознательно хотелось, чтобы он презирал его, унижал и продолжал измываться.

Если сможет.

А сможет ли?

Вспыхнув, Чимин вернулся к записи лекции. Ему предстояло выдержать многозначительный осмотр: Тэхён бесстыдно уставился на него, отметил интересные серёжки в ухе, тонкую шею, дивную рыжину, отливающую на свету осенним пожаром.

– Мне жаль, если ты думаешь, что меня это как-то задевает, – Тэхён положил руку Чимину на плечо и приблизился. – Лучше бы тебе заниматься благими делами и не строить из себя крутышку.

– Я и не планировал, – Чимин скинул его руку и нашёл в себе силы посмотреть сердито. – Много о себе возомнил.

Впрочем, подъём Чимина с низин в каком-то роде радовал Тэхёна: приносить запоздалые извинения не имело смысла. Благодаря Тэхёну, возможно, Чимин и встал на путь преображения. Что ж, ему же на пользу. И пока тот купался в золотых лучах, предназначавшихся раньше единоличному носителю короны, сам он проводил дни в беспокойстве за Юнги и их тайную связь. Тревожили его отдалённость, нервозность и грубость, а та зеркалом отражала на Чонгука, нарушающего правила дорожного движения или курящего чаще обычного.

– Чонгук, ты не хочешь мне ничего рассказать? – Тэхён заимел привычку садиться на переднее сиденье, чтобы видеть его лицо и учиться понимать телепатически. – К гадалке не ходи, между вами с братом что-то странное происходит, но я-то тут каким боком? Один молчит, другой ворчит. Заебись вам, наверное.

Конечно, он имел право обижаться. Чонгук взглянул на него с долей сочувствия, но телефон не достал. Объясняться он не обязан.

Хождение по минному полю – вот, что напоминали Тэхёну “свидания”. Всё чаще вечера обрастали теплотой одних рук и объятий, плюшевой нежности и рафинированной сладости. Юнги словно напивался Тэхёном впрок, а тот не мог отказаться – у него никогда такого не было.

Нынешняя встреча ознаменовалась признанием. Тэхён услышал, что на его выборе некогда сыграли и слетели в тартарары. Поступком отца Тэхён и не подумал удивиться, чем бы дитя не тешилось… Юнги схватился за бутылку пива и оглушил с половину, пока Тэхён, застыв, переваривал услышанное. На торги выставляли не его, как душу, а всего-то чаши на весах тогдашней сделки.

– Много ты проиграл? – спросил он тихо.

– Много, – тяжело выдохнул Юнги.

– Это моя вина?

– Не знаю. Я же мог отказаться.

– Ты что, правда, так в меня верил?… – Тэхён подошёл и присел на колени, обнял его, уткнувшись лицом в ладони, пахнущие табаком. – Я идиот. Ты идиот. Разве мы не идеальная пара?

Не должно было быть возвышенного и уютного, того, чего Тэхён ждал и лелеял прочувствовать в духе мыльных опер. Начиналось иначе, клеилось не как полагается. Он зацикливался на стереотипном, когда у них с Юнги всё совсем по-другому. Он уже любил Юнги ни за что и просто так, испорченным и запутавшимся, любил без памяти и бесповоротно, с его проблемами, долгами, нехилым самомнением и занудством. Когда поднял глаза, ощутил укол на губах: Юнги поцеловал рывком и по-отцовски ласково провёл рукой по его волосам.

– Мы идеальнее некуда, Тэхён-а. Идеальнее некуда.

Глаза у него посеребрило безотчётной грустью. Тэхён накладывал контуры и видел, что у Чонгука точно такое же лицо, обременённое заботами, о которых знать положено не каждому.

Тэхён словно вернулся в детство, где его старались не волновать по пустякам или попросту скидывали со счетов, как неразумное создание. Но Юнги не игнорировал. Да, бывало срывался, наговаривал лишнего, встречал подвыпившим, но со всеми его косяками и неразберихой, он становился уникальной картой, где Тэхён захотел залечь единым маршрутом. Неожиданно для себя – единственным, и не каким-нибудь графитным пунктиром, а маркером, чтоб ничем не вывести.

Поэтому всякий раз, когда Юнги просил остаться подольше, не отпускать рук, не оставлять холода и говорить шёпотом, Тэхён чувствовал, как его разламывает на части, он маркировал его поцелуями и переставал цепляться за их заглавный завет. «Мы просто трахаемся». Когда они вздыхали на одной ноте, сливаясь по линиям тел и горячих бёдер, чувствовали: всё уже давно не просто.

***

Чимин ещё никогда не уставал от преследования. Поскорее бы утихла буча вокруг, хоть обратно перекрашивайся и толстей… Ей-богу, дурдом какой-то!

Вырулив на главную аллею, он увидел, как рядом приостановился чёрный мерседес, и засеменил быстрее, выдумав невесть что о похищении средь бела дня. Его мания величия отъедалась день ото дня обратно пропорционально значимому похудению.

Однако, сцен с мешком на голову не последовало: его просто вежливо подозвали по имени. Чимин колебался, не зная, подойти или нет. Догадывался. Склонившись, он застал почтительное и славное лицо.

– Чимин, присаживайся. Есть разговор.

– Вы тот, кто я думаю?

– Если ты думаешь, что я знакомый твоего друга Хосока, то да.

Кивнув, Чимин отшатнулся и осмотрелся, оттягивая момент принятия решения. Затем взвесил все за и против. Раз Хосок никак не доберётся до этого человека, у Чимина есть шанс поговорить с ним и что-то выяснить. Хорошо бы, что-то полезное для Хосока.

Не раздумывая больше ни секунды, он последовал предложению. Ехали они в туманной тишине, заволоченной дымом от папиросы, которой баловался джентльмен по левую сторону. Чимин прижался к правой двери и всю дорогу крепко обнимал рюкзак, слыша причмокивание и тонкий свист кипучего воздуха.

Наконец, они добрались до стеклянных дверей незнакомого здания. Внутри вкусно пахло, учтивый персонал кланялся чуть ли не до земли. Чимин до сих пор ходил чересчур аккуратно, страшась задеть несуществующими складками фарфоровую посуду, выставленную на треногих столиках.

Наверное, ресторан дорогущий, столик зарезервирован в части наглухо закрытых друг от друга комнатушек. Получив заказ, официантка удалилась. У Чимина часто билось сердце, он кое-как отыскал смелости начать разговор.

– Вас зовут мистер Зет?

– Есть у меня такое имя, – согласился он и обвёл Чимина изучающим взглядом. – А ты здорово изменился с тех пор, как я видел тебя в последний раз.

– Мы встречались?

– Да, но не обоюдно, ты забегал в клуб как-то раз. В первый и последний, – он ухмыльнулся и деловито достал из кармана кожаный портсигар.

Чимин присмотрелся к надписи, прищурился. Там красовалась надпись на немецком: «Kämpf für deine Sünden». Заметив любопытствующий взгляд, мистер Зет охотно пояснил:

– А, это. «Борись за свои грехи». Подарок, – он элегантно прикурил сигариллу и подтянул пепельницу ближе. – Ты как думаешь, за них стоит бороться?

– Смотря, что под ними подразумевать.

– Умный малый, как и ожидалось.

Кончик сигариллы дымом плёл из тоненьких струек косы, пока та не истлела до фильтра и не погибла. Чимин присматривался. Человек другого разряда, сословия. Он смотрел на кольца, богато украшенные камнями, на утончённые черты. Закралось подозрение, что он мог бы выглядеть приблизительно так же. Наконец, им принесли по чашечке эспрессо, мистер Зет пригубил и лучезарно улыбнулся.

– Потрясающе. Угощайся. И всё же, мне интересно, что ты считаешь грехом.

– То, что идёт в противовес с законами морали, – отчеканил Чимин.

– Разве такие законы пишут не те же самые люди?

– Да. Но они подписываются большинством. А то, что у большинства – всегда сильнее и правдивее.

– Тебя послушать, так у меньшинства всегда карты хуже. Выходит, ты не совсем уверен в том, что говоришь. А вот если у меня свой свод законов, в котором не учитывается иное мнение, а что иное – то грешно? Как всё относительно, как всё чертовски запутано, – мистер Зет горестно вздохнул. – Великая беда человечества в том, что мы пытаемся придумать общий свод правил для всех и каждого, но жить по нему не хотим, а потом ещё раздаём права мыслимому “большинству”, хотя в этой массе найдётся от силы парочка лидеров, тянущих за собой остальных. Не смешно ли? Жизнь отдельной личности превращается в сплошное прозябание. Ты спросишь, чем я занимаюсь? Даю людям понять, что каждый по-своему лидер и хозяин своей судьбы, а не тварь дрожащая.

Замявшись, Чимин отвёл взгляд. Он не понимал, почему его пытались ввести в заблуждение и наматывали лапшу на уши, он пришёл говорить о Хосоке, а не водить круги по воде, слушая мучительные сентенции.

– Ты, верно, думаешь, будто предметом нашей беседы должен стать непременно Хосок? – мистер Зет распознал ответ по румянцу, уложил подбородок на сцепленные ладони. – Но о нём и идёт речь. Может, не только, но в том числе. Знаешь ли, почему он согласился драться за деньги?

– Потому что хотел помочь сестре, – уверил Чимин.

– Такую правду ты знаешь? А я знаю другую.

– О том, что вы пообещали рассказать, из-за чего пострадали его родители, я тоже в курсе, – Чимин нахмурился и стиснул кулаки.

– Не сомневаюсь. Вы хорошо дружите. И раз так, то ты заметил, полагаю, что он пристрастился? – мистер понизил голос, заставляя прислушиваться к взлетающей манерной интонации. – И знаешь, какое приятное оправдание он себе придумал? Будто одним выстрелом убьёт двух зайцев. Да-да! В мгновение ока решит проблемы. Поможет Сонхи, поймёт, что случилось с его семьёй. И это при том, что я дал ему выбор.

– Назвав сумму, которую бы он ни за что не смог заработать за неделю, – сердито сказал Чимин.

– Да. Но он ведь и не пробовал торговаться. Он даже не поинтересовался, есть ли другой путь и не могу ли я запросить сумму поменьше. Он из тех, кто нуждается в безысходности, эдакий рождённый ползать. Вспомни, с какой скоростью он бросил танцы, как метнулся к тому, что, казалось бы, ненавидел – к низам…

За Хосока стало обидно. Чимин стушевался, преодолевая желание плеснуть эспрессо прямо в самодовольное лицо напротив. Пусть его друг и не самый праведный человек на материке, но уж точно не мерзавец, гоняющийся за рисковыми авантюрами. Чимин неожиданно почувствовал к нему прилив нежности, как к человеку, которого хотел защитить всевозможными силами.

– Хосок не святой, это правда, – нахмурился Чимин, зазвучал пылко. – Он склонен принимать импульсивные решения, но я знаю, что он делал это из добрых побуждений. И даже если ему нравится ходить по лезвию бритвы, никто не может его осуждать. Как вы и говорили, он сам хозяин своей судьбы.

– Только распоряжается ею едва ли…

– По-моему, – перебил Чимин, – вы себе дохрена позволяете, встревая в чужие дела. Вас вообще не должно касаться то, что происходит у других!

Кажется, Чимину хотели зааплодировать. Мистер Зет замер, наблюдая, как гадкий утёнок обращается в лебедя.

– Ну а если это, скажем, моё хобби? Ты ущемляешь мои права и свободы, нет?

Чимин поднялся и наклонился к собеседнику, отрезая:

– Ваша свобода заканчивается там, где начинается свобода другого. Меня так учили.

– Тогда Тэхёну нет оправданий. Ты пожалел его, а потом ещё разок. Он же из большинства, которого ты всегда так боялся.

Чимин прикусил язык и сел, запал заканчивался. Его читали, как открытую книгу. Недаром Хосок заикался о какой-то всемогущей осведомлённости этой персоны.

– Признаю. Но не всякий конфликт стоит решать кулаками и криками.

– Потому лишь, что крик этот ничего не стоит, – подался вперёд мистер Зет и прищурился. – Как бы ты ни изворачивался против Тэхёна, его отец, его влияние – подмяли бы всё под себя, словно каток. И ты поступил по-своему разумно. Ты стерпел укус, дав змее подавиться своим ядом.

– Я не нуждаюсь в вашем одобрении.

– И верно. Ты пример человека, который действительно знает, чего хочет, знает, за что бороться. Почему? Потому что отсиживался в сторонке и долго наблюдал со стороны, не соприкасаясь с шаблонами. Вот почему я решил, что ты можешь знать всё, и я могу тебе доверять.

– О чём вы?…

Встав, мистер Зет всплеснул руками.

– О тайне, покрытой мраком, – он дошёл до двери и вернулся, оперся рукой о спинку дивана. – Почему отец Хосока, успешный малый, вдруг прострелил себе висок? Всё так просто.

Уставившись в недоумении, Чимин сомневался в том, хотел ли слышать продолжение. В глотке у него пересохло, но покрывшийся плёнкой чёрный напиток мерещился зеленоватым ядом.

– Удивлён? Да, я лично был с ним знаком. Тогда мне исполнилось двадцать три или около того, я подрабатывал помощником секретаря в его офисе и однажды подслушал разговор с близким другом, который прознал об их семейной драме и грозился заявить о ней во всеуслышание. К несчастью, я попался на подслушивании, но заметил меня этот самый друг, а не наш протагонист. Я заявил, что в ужасе от услышанного и что могу помочь, поскольку разбираюсь в юриспруденции. Сначала тот не проникся доверием, но позже наш союз был укреплён. Мы разрабатывали план действий, но далеко не зашли: потому как мой компаньон скоропостижно скончался, а с ним сгорели и его показания, всё, что у нас было на тот момент, – мистер Зет прикрыл глаза, словно действительно скорбел. – Позже я выяснил, что это отец Хосока заказал его убийство, боясь разоблачения. Разочарованный в справедливости, я прибегнул к тому, что называется блеф. Не напрямую я воздействовал на этого человека, подсылая анонимные письма на электронную почту, нашёптывая ему, что знаю, что происходит. Я стал его кошмаром, бредом. И поставил ультиматум: либо он сдастся с повинной, либо я приведу к нему полицию. О, как он метался! Не верил, пробовал откупиться огромными суммами… Он не мог вынести того осуждения, каким бы его окатило, выйди правда наружу и выбрал замечательный вариант: избавил планету от своей бесполезной туши. Боже, а я так и не сказал, в чём он повинен?

– Нет. В чём?… – Чимин всё-таки разом хлебнул горечи остывшего кофе.

– Он спал с собственной дочерью. Да, регулярно вступал с ней в интимную связь, спасаясь от фригидной жены.

Комната сужалась и раздувалась, как на мехах, терракотовые плитки словно кишели червями. Потрескивал свет в фигуристом бра. У Чимина перехватило дыхание. Голос продолжал вести монолог.

– Кажется, это началось, когда Сонхи и вовсе было не больше двенадцати, продолжалось какое-то время и успешно покрывалось матерью: она не верила, а если и верила, то ей было плевать. Неприятная замкнутая особа, впоследствии не раз пыталась покончить с жизнью, однажды ей это почти удалось. Так что, то был не несчастный случай. Вернее, не совсем. Есть люди, которые говорили, что она сама бросилась под блок. Не странно ли, что из всей коллегии, пострадала только она?

Что же касается Хосока, то он является одним из свидетелей надругательств над сестрой, но из-за того, что детская память легко травмируется, а тем более подавляется страхом перед старшими и чувством вины, чистых воспоминаний об этом у него не осталось, кашица и кадры. Он точно уверен, что знает, только вспомнить не может. Когда видит плоть, кровь, когда соприкасается с ней, я думаю, он сталкивается с пазлами прошлого и стремится собрать их воедино. Я предположил, что такой метод будет интереснее, нежели обычный гипноз.

Парализованный, Чимин только и хлопал глазами, испытывая ужас и омерзение. Ему хотелось оторвать свои уши и отложить их до того момента, пока этот человек не замолкнет.

– Зачем вы мне это рассказываете? Не может такого быть, не может…

Дав рыжему отдышаться, мистер Зет осмотрел лаковые листья драцены, торчавшей из резного горшка.

– Видишь ли, Чимин, я добросовестно занимаюсь тем, что мне нравится и изучаю предлагаемые инциденты со всех сторон. Случай семейства Чон – первый в моей реальной практике. И можешь поверить, что, почти шестнадцать лет занимаясь разнообразными историями, я ошибаюсь всё реже. Рано или поздно ты учишься понимать людей, как механизмы. Да, они выдают что-нибудь новенькое, но в основах всегда лежит один и тот же компонент, масса, набор, как угодно.

Наконец Чимин осознал, что ему неодолимо страшно. Он мог быть впутан в это далеко неслучайно.

– Подождите. И вы делаете на похожих ситуациях деньги?…

Взгляд на него пал почти оскорблённый.

– Нет, с похожими я и работаю идентично. Что касается собраний – это эксперимент внутри эксперимента. Зачем люди играют и делают ставки? Думаешь, дикий бездушный скот? Нет. Дети эпохи потребления? Нет. Люди, падкие на соблазны, как и в любые другие времена, не больше. С ними бывает интересно, – вдруг мистер Зет наклонился над ухом Чимина. – Ты, малыш, ещё довольно мал, чтобы объять разумом то, что я делаю исключительно из благих намерений. Не отрицаю, что получаю от этого удовольствие. Но если бы только это, я бы не стал тратить столько сил и времени. Согласись, это глупо.

Он сел на место и проверил телефон, что-то быстро напечатал. Чимин думал со скоростью света, сшивая выводы в одно заключение.

– Выходит, без согласия Хосока, вы используете его в качестве подопытной крысы, – рассудил Чимин, избегая прямого взгляда. Он старался не думать о прошлом Хосока, но волосы на руках продолжали стоять дыбом. – Таким же образом вы поступаете со всеми участниками, кому считаете нужным оказать… помощь.

– Именно. Помощь.

– Тогда я…? – Чимин осёкся.

– Ты? – он покачал головой. – Нет. Ты элемент случайный, но полезный. Такое тоже часто бывает. Результаты зачастую и зависят от тебе подобных.

– Вы психиатр или что-то вроде того? – Чимин настаивал в тоне допроса.

– Что-то вроде того, – ответили ему с ухмылкой.

– Сколько вам лет?

– Тридцать девять.

– Ваше настоящее имя?

– Ким Сокджин. Я такой же гражданский, как и ты, только старше и богаче. Ничего особенного.

Но Чимину подумалось, что на «не особенного» Сокджин как раз не походил (если это вообще его реальное имя). Он вёл себя иначе, говорил, действовал и мыслил. Возможно, долгое время жил заграницей, только и всего? У Чимина раскалывалась черепушка.

– Информации чересчур для одной беседы, да? – Сокджин взглянул проникновенно и понимающе. – Но вижу, что вопросов у тебя хоть отбавляй. Природная любознательность. Ты жаден до знаний, Чимин, вот что ещё мне в тебе нравится.

Тот не счёл за комплимент и потёр переносицу, натужно соображая.

– Вы занимаетесь случаями, которым срок не один год… и успеваете отслеживать их все?

– Их не так уж и много – длительных. К тому же, у меня есть помощники и последователи. Нет, не те, с которыми я играю на деньги, действительно свои люди. К Хосоку, ты правильно заметил, я питаю особый интерес. Но это же первое дело, сам понимаешь, оно самое вкусное. Первые впечатления вообще самые важные, тебе ли не знать…

И улыбнулся с издевкой, как будто знал, что произошло между Чимином и Хосоком, стоял между ними или висел над потолком. Чимин содрогнулся и отёр о колени вспотевшие ладони.

– Допустим, что так. Допустим, вы помогаете отдельным истцам вроде Хосока. Потом, бойцовский клуб – он вроде поля для масштабного эксперимента. Но там простые законы наживы, хотя не исключаю, что вы наблюдаете и за бойцами, и за их отношениями с хозяевами, Хосок говорил, что есть такое. А люди на собраниях, вероятно, считают, что происходящее и впрямь игра, а в случае, если что-то пойдёт не так: вы всегда вмешаетесь. Типа шоу со скрытой камерой. Такое отношение просто делает участников свободными в выборе и суждениях, исключая зависимость от той же общепринятой морали.

Глаза Сокджина заблестели. Одинокое отрочество Чимина не прошло даром, как у многих похожих молодых людей. Он начитался книг, эссе, философских трактатов, но он умел вычленить главное и разобраться сходу, используя собственный живой ум. Сокджин наслаждался.

– Я рад, что ты понимаешь. Порядок таков: бойцовский клуб, собрания, индивидуальные заказы, от большего к меньшему, но от сложного, к более сложному. Тем паче, я не охватываю эти объекты в одиночку, руководить всеми проектами физически невозможно.

Чимин посмотрел выразительно, без какого-либо признака потрясения.

– В вашей схеме есть кто-то вроде заказчика, участника и площадки со случайными персонажами, есть примерный план развития событий, по ходу которого вы и ваши люди делаете необходимые заметки и выстраиваете дальнейшую программу. Блин, это похоже на большое исследование к диплому для самого бога.

Сокджин звонко рассмеялся.

– Что верно, то верно. Богу не пригодится, поскольку его нет, но людям и нашим последователям вполне. И ты правильно подметил структуру. Без заказчика нет и дела, собственно. Потому-то, ты преждевременно возмущался тем, что мои действия неправомерны. Все заказчики знают участников, а значит, это неправомерно ровно наполовину. Иной раз, я не за всякое дело и возьмусь. Вот подобное-то, не требующее глубоких разбирательств, и уходит в качестве лота для ставок. А остальное я оперирую тонко, без швов и лишних свидетелей, как с Хосоком.

– И вы берёте на себя ответственность принимать решение, требует ли дело разбирательств или нет? Поставят на него деньги или же вы снизойдёте? – опешил Чимин. – Ну вот же, синдром всевышнего!

– Ты мне льстишь, – не то пошутил, не то не совсем, Сокджин.

– А в деле Хосока заказчика нет, потому что оно первое? – скороговоркой спросил Чимин.

– Не совсем. Формально – нет, но фактически мой погибший знакомый им являлся.

Ещё через несколько минут Сокджин помазал руки пахучим кремом, брызнул немного парфюма за воротник дорогого костюма.

– Das Leben ist ein Spiel. Жизнь – игра. Я, знаешь ли, и не планировал говорить Хосоку, это лишает проделанную работу всякого смысла. Вспомнит он сам или же ты или Сонхи ему поможете, а может быть, правда так и не всплывёт, я сделал всё, что мог. С этой минуты я передаю его в твои руки.

– Почему я?

– Я же сказал, ты подходишь.

– «Вот и живи теперь с этим», – удручённо вздохнул Чимин, чуть ли не плача.

– Что?

– Так говорят, шутка такая, – пояснив, Чимин махнул рукой и взмолился: – Не сваливайте это на меня. Расскажите ему сами, как обещали. С какой стати он мне вообще поверит?

– А вот в этом и вся соль, дорогой друг: с какой стати он тебе поверит, – Сокджин аккуратно двинул пальцем по столу визитку. – Мне кажется, ты мог бы составить нам компанию, Чимин. Будет интересно – свяжись со мной.

– Постойте…

Сокджин трагически взглянул на часы.

– Прошу извинить, но мне пора на важную встречу. Надеюсь, ты хорошо знаешь город и доберёшься до дома самостоятельно.

Он подмигнул и удалился, оставив свежий запах духов. У Чимина в голове с сумасшедшей назойливостью продолжала вертеться непонятно откуда взявшаяся фраза: «Если где-то прибыло, значит, где-то убыло». Как будто за стенами ресторана рушилось всё, к чему он так привык. И такого не могло быть, но он всегда жаждал этих разрушений, переворотов, нечаянной гибели.

А ещё он мечтал вернуться на аллею и не садиться в чёртов мерседес. Теперь вся боль, какой ему когда-либо хотелось упиваться, копилась в Хосоке, его прошлом и той правде, что точила язык.

========== Глава 13. Брат. ==========

Проходив из одного конца квартиры в другой, Хосок не придумал ничего лучше, чем поговорить с Чимином напрямую. Не случилось ничего фатального, они зашли не так уж и далеко. Поцелуй, прикосновения… Память кожи – странная штука, топит, мурашки ведёт толпами. Хосоку скрутило живот. Он зло прикусил губу. Всё же не стоило распускать руки, ставя Чимина в неловкое положение. Когда-то им довелось обсуждать тему интима, Чимин тогда покрылся пятнами от смущения, но мнение своё высказал без запинки.

«Может, я старомодный, как валенок, конечно, но я за то, чтобы всё развивалось постепенно. Вот когда ты сразу начинаешь с секса… Ну, как по мне, это всё равно, что грубо сорвать цветок, который понравился. Сорвать для того, чтобы вплести его в желаемый венок. А потом что? Увянет ведь, бейся или нет ты за его свежесть. Когда ты за этим цветком присматриваешь, восхищаешься им, вздыхаешь о нём и радуешься тому, как он радуется солнцу и дождю, проходит особый процесс, который ведёт к особому результату. И ты учишься понимать, что срывать-то и не обязательно».

…Хосок в последний момент пихнул проездной в карман и уверенно шагнул за порог. Сколько можно не отвечать, не брать трубку, равнять их дружбу с землёй? Если не застанет Чимина дома, то уж точно найдёт в зале. А если нет, то прямиком в «Хель» – отыскать ниточки, ведущие к главному, потому что неопределённость уже поперёк глотки. Очередной повод выйти из дома и деть себя хоть куда-нибудь, отправить на выгул, прочь от спёртого воздуха квартиры и молчащей матери.

Либо родители не желали выдавать присутствие Чимина дома, либо тот затаился на неведомом для Хосока дне, но достать и найти его не удалось. Расстроившись, Хосок нехотя приступил ко второй части плана. На подходе к клубу, как по волшебству, застал посадку главного в машину.

Славно, что таксист ещё не успел отъехать. Влетев в салон, Хосок велел ему следовать за нужным авто, держась отдалённо. Конечно же, за отдельную немалую плату. И чем ближе они подъезжали, тем безумнее чувствовал себя Хосок, попадая в кошмар наяву. Потому что здешние улицы, скверы и уголки он выучил наизусть.

В сопровождении телохранителя мистер Зет проследовал за ворота лечебницы. Хосок прошатался поодаль, пританцовывая на холодном осеннем ветру, успел выпить кофе и съесть пару сэндвичей в забегаловке неподалёку. Он надеялся застать выход мистера и задать ему пару вопросов. Жуткая догадка мотала ему нервы, как ураган высоковольтные провода.

Наконец, мужчина появился со стороны входа в общежитие, он уветливо прощался, спустившись с крыльца. Хосока перекосило, когда в его распростёртые объятия вклеилась… Сонхи. Та самая Сонхи, что велела держаться от него и его проклятущего клуба подальше.

Хосок попросту не смог вклиниться, шагу не ступил, отморозив и конечности, и мозги. Главный отъехал. Долго проковырявшись в поисках пропуска, Хосок нагнал Сонхи только на подходе к комнате и свирепо её окликнул. Выглядела она непринуждённо и спокойно, даже не оправдывалась. Брат накинулся с обвинениями.

– Как ты можешь с ним водиться?! Он тебя всё это время навещал?! Ты знала, ты знала, что я дерусь, отрабатывая твой долг! Да какого хрена происходит?!

– Успокойся, Хосоки, – вздохнула Сонхи и посоветовала не привлекать внимания, она отвела его в комнату и прикрыла дверь. – Никаких долгов не было, дурачок. Если бы ты тогда отказался, ничего бы не изменилось.

Он вымученно улыбнулся, обезумев от этой наглости и дури. Она пыталась доказать ему, что не стоило связываться с клубом изначально в такой манере, словно Хосок обязан был предвидеть будущее и продумывать до мельчайших деталей смысл чужих намерений.

– Что ты такое несёшь, Сонхи? Он тебе мозги промыл?

Однако, он чувствовал себя единственным пострадавшим по части отбеленных извилин. А то и вовсе сумасшедшим.

– Нет, Хосоки. Он помог мне. Сокджин всегда помогал, с самого начала. А ты просто глупый маленький ребёнок, который боится вырасти и признать свои ошибки. Никто тебя не держал. Ни мать, ни я. Только ты сам.

– Что…?

Она будто перестала его слышать и замечать, заходила по комнате, обняв себя за плечи.

– Я пыталась избавиться от грязи, потом избавиться от героина. Я столько тебе неприятностей принесла, ужасно. Когда я просила покрыть меня перед мамой – ты всегда соглашался, просила достать денег, чтобы раздать долги – и снова согласие. Тебе всегда мешали чувства ко мне, Хосок. Трезво оценивать реальность, когда дело касается близких – не твой конёк. И маму ты всегда жалел. А сейчас ты её ненавидишь, но сдать в дом инвалидов якобы не позволяет совесть.

– Что с тобой? Она наша мать, Сонхи… – Хосок округлил глаза. – Мы не можем выкинуть её из дома, что за чёрт?!

Сонхи запрокинула голову, точно закидываясь невидимыми таблетками, горько всхлипнула или хохотнула, снова посмотрела на Хосока налитыми кровью глазами.

– Боже! Если бы ты только знал, какая она в самом деле сука, ты убил бы её собственными руками.

Как мужчина, как брат, он стоял на ватных ногах и не шевелился, сжав челюсти. Но как сын, он уже шёл на неё и, круто замахнувшись, влепил пощёчину. Схватившись за горящую щёку, Сонхи отступила назад.