Текст книги "Не без греха (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Как и Чонгук, какому открылось что-то совершенно новое. Хён всегда учил его смотреть по сторонам, хён учил наслаждаться тем, что есть. С его образом Чонгук засыпал и просыпался, мусоля теории и стратегии, сравнивая и мотая время назад, пока не добрался до пробелов, какие заполнять стоило лишь с протрезвевшей от горя головой.

В очередной будний день Тэхён ждал Чонгука после учебы, но тот опаздывал.

***

Хотя в зеркале и появился обожаемый стройный малый, Чимин ещё никогда так не ненавидел его, доведённого до желаемого, но по сути своей – неоправданно бесполезного. Он аккуратно поглаживал изгибы талии, крутился и обнимал плечи, вытягивался на носочках и опалял отражение туманом дыхания, быстро стирал рукой и отворачивался.

К несчастью, он думал, что всегда будет ангельски чист, надеялся, что пронесётся по жизни пушинкой, добьётся своего, а дальше – как в лучших сериалах: счастливый конец, какой-никакой принц и общие восторженные овации.

Овации заменило густое безмолвие опустевшего после мессы зала. Тяжелейшее привыкание к тому, что никому и задаром не нужны твои фантики, если не умеешь их правильно предложить. Чимин не умел, хотя и знал как, догадывался, что вложиться нужно апокалиптически, переродиться изнутри по новой. Зря он рассчитывал окружить себя друзьями и поддержкой, зря грезил о том, что выбьется из-под цемента живой статуей. Таких хорошеньких, как он – немало.

Теперь всё смешалось в кашу. Столкнувшись с необъяснимым, он зачем-то пытался помогать Тэхёну, вносившему ясность. И почему-то не мог достучаться до Хосока, а в вероятную причину верить отказывался, ведь не мог тот застать их с Тэхёном тем вечером?

Хосок заметно охладел, прекратил частые встречи и за две недели они виделись всего два раза. Стоило Чимину бросить работу из-за несовместимой с графиком учёбы, и поводов выцепить Хосока почти не осталось, зал он не посещал, а в клуб Чимин идти не решался и уж тем более – к нему домой, мозолить глаза и напрашиваться на неприятности.

Боясь расшатать отношения до крайностей, Хосок взял тайм-аут и нарочно избегал Чимина, предчувствуя, что меч, какой навис над ними, вонзит в него собственноручно. Мысли об измене Чимина были на редкость мучительны и злостны, ни о чём другом Хосок думать не мог. Вытрясти напряжение не помогало и размахивание кулаками.

К его удивлению, вскоре ему представился замечательный случай, чтобы избавиться от сомнений и получить мощную разрядку.

Неподалёку от университета (Хосок всерьёз собирался поговорить с Чимином), он увидел Тэхёна, равнодушно смотрящего в телефон. Возможно, он кого-то ждал.

Узнал он его не сразу, нахмурился.

– Хосок, да?

– Да.

– И… ты Чимина ищешь? – Тэхён спрятал телефон в карман. – У него сегодня факультатив.

– А ты много о нём знаешь, – издалека начал Хосок.

– Ну, мы же… одногруппники, – Тэхён не осмелился проронить «друзья», однако паузу Хосок воспринял враждебно. – Ты всё ещё дерёшься?

Поставив руки в бока, Хосок ошарашенно помотал головой.

– Ты ведь всё обо мне знаешь, Тэхён, тут и спрашивать нечего.

Он и не подозревал, как ненароком много он знает.

– Не хочешь отойти поговорить? – Хосок посмотрел так нехорошо и строго, что волосы подымались дыбом.

Тэхён сглотнул. Воздух какой-то накалённый. Он нервно улыбнулся и отступил чуть назад.

– Честно говоря, у меня нет времени, так что, давай в другой раз.

– Сейчас, – он грубо схватил его за локоть.

– Я никуда с тобой не пойду, отпусти, – не растерялся Тэхён.

Но прежде чем смог закрыться руками, удар уже проскочил по челюсти. Отлетев назад, Тэхён ударился спиной о каменную ограду и, стерев кровь с губ, обалдело выдохнул:

– Ты охуел…?!

– Не я, а ты. Мутишь с Чимином, так? Пудришь ему мозги?

– Не понимаю, о чём ты, – Тэхён попробовал нащупать окольный конфликту путь, но у Хосока руки чесались, всё его существо кипело.

Он наскочил на него и ногой ударил в живот. Согнувшись, Тэхён валился на землю, но вывернуться у него не вышло, только перехватывать ошалевшие предплечья.

– Спишь с ним, сука?! – Хосок насел сверху и, уцепившись за воротник, точно старался из него душу вытряхнуть. – Мало тебе блядства в жизни?! На чужих парней лезешь?!

– Да что ты несёшь, придурок?!

Признаться, у Тэхёна не было ни малейшего желания выдавать Чимина. Но и подавать физиономию на растерзание тоже в планах на день не стояло. Сопротивление содрало им кожу, покорёжило одежды. Кто-то из прохожих пытался вклиниться и разнять, грозился позвонить в полицию, но от них, впитывающих лужи и грязь, исходила чудовищная аура.

И ровно до тех пор, пока Хосока не скинула знакомая рука, Тэхён всерьёз был намерен не просто защищаться, а нападать, ловя отдушину в том, как пачкаются кровью костяшки. Хосок включал Тэхёна в ту реальность, где виноватые на каждом шагу. А ведь он только-только избавился от давления совести, перестал чувствовать себя изменником.

Спустя пару минут он сожалел, что Чонгук не опоздал. Когда поднялся, у Хосока словно не оставалось шансов сбежать. Чонгук ударил всего два крепких раза, отпустил.

– Пошёл отсюда, – рыкнул он.

Хосока подзадорила его напыщенность.

– Тоже его трахаешь, да? – он кивнул на Тэхёна позади, и в глазах того мелькнул неподдельный ужас.

Не стоило задевать Чонгука. Вообще, Тэ никогда не видел, как он дерётся, ему довелось ощутить его надобность, как телохранителя, в тот злополучный вечер, но становиться свидетелем его жестокости – не приходилось ни разу.

Началась какая-то дикая пляска, Чонгук встал в стойку, какое-то время соблюдая правила бокса: удары чётко с прямым локтем, уклоны плавные и быстрые. Хосок зацепил его незначительно, а самому попало прямо в нос. Капли красного брызнули на асфальт. Тогда он снова пустил в ход слова, какие именно Тэхён не расслышал, но Чонгук сбил его с ног и, плотно удерживая за шею, придавил к бетону, раздавая удары, от которых ноги Хосока подрагивали, как в припадке.

Собирались люди, толпа зароптала и схватилась за телефоны, кто-то начал снимать. Тэхён кричал на них, отгоняя, как навозных мух.

– Чонгук….! – бесполезный вопль. Удары сыплются, колотушка об мясо. Тэхён закусил губу и сквозь страх подступился к Чонгуку, потянул за шею, прижался к татуировке. – Перестань, твою мать, перестань! Ты его убьёшь! Хватит! ЧОНГУК! Я прошу тебя, пожалуйста…

Голос сорвался. На Хосоке живого места не осталось, и Чонгук вскинул бешеный взгляд ввысь, отдышался. Кого он пытался убить, если не себя самого? Тэхён надеялся, что им забыто, что прощение получено, но нет, Чонгук ждал момента, когда устроить наказание и заплатить по счетам. Насытился ли?

Успокоился он также быстро, как и взвёлся, невзирая на возмущение толпы и оскорбления, поднял Хосока и отнёс в машину. Тэхён поспешил следом.

В больницу ехали без малейших оговорок, Тэ попросту окаменел, не зная с какой стороны смотреть на случившееся, куда прятать дрожащие руки. Их всех что-то грызло на протяжении многих недель, и нашёлся отличный повод устроить переполох. Следовало связаться с Чимином, как-то объяснить всё это дерьмо. Чонгук вёл так, словно собирался их угробить, и позвонить Тэхён осмелился уже стоя у палаты. Суть: Хосок ревновал к нему Чимина, надумав чёрт знает что. Пусть теперь сами разбираются.

…А Хосок приходил в себя и видел руки в крови, снова отключился. В забытьи он смотрел на маленькую Сонхи, она тёрла синяки на плечах, плакала. То, чего ему недоставало для складывания большой картинки. Крошечный и важный фрагмент испорченной цветной мозаики. Начало и конец его семьи, сгнившие корни.

***

Хосок очнулся в поту, глаза мокрые, припухшие от синяков. Неужели проплакал весь сон? Идиотизм какой-то. И в то же время, всё разлеглось по полочкам, стало очевидным и простым. Он бился над задачей долгие годы, а ответ всё время маячил перед глазами.

«Ты знал».

Да, он знал. И вместо ненависти к матери испытывал отвращение. Она допустила то, чего не должно быть ни с кем и никогда, ни при каких обстоятельствах. Жизнь Сонхи, её мотивы, мысли – стали водой на стекле. И тем явственнее на её фоне проступала слабость Хосока, тем уродливее рисовалась картина раннего детства, чернильной акварелью.

…Половина лица перебинтована, сквозь обезболивающие покалывают мышцы. Круто же его отделали. Тут он увидел Чимина, сидящего у кровати, словно призрак на краю фотографии, побледневшего и напуганного.

– Дурак, – Чимин рывком склонился к нему и обнял, обвив ручонками шею, не сжимая и не налегая сильно. – Не делай так больше, я чуть не умер, когда мне позвонили.

– Тэхён…? – Хосок еле-еле шевелил губами.

– Тэхён, – кивнул Чим, отстраняясь, и шмыгнул носом. – Засунь свою ревность в задницу, понял? И теперь я буду говорить, а ты слушай: нет у меня с ним ничего. И никогда не было. Вообще.

Он добавляет ещё и ещё, про высокие идеалы и благородные цели, а Хосок кивает и кладёт палец поперёк его губ. Понял. Верит. Чуть всё не испортил, не разворотил. Как можно было вообще допускать, что Чимин способен на предательство?…

– Я кое-что… вспомнил.

– Может, потом расскажешь? – заволновался Чим. – Ты сейчас не в лучшей форме.

Хосок взял его за руку и заверил:

– Нормально, я справлюсь. Послушаешь? Просто послушай.

Кивая, Чимин слушал и сдерживался. А потом последовали кусочки воспоминаний, полушёпотом. Хосок больше говорил с собой, и Чимин всерьёз заволновался: не разломится ли его рассудок напополам.

– Мы как-то с ней складывали кораблики из бумаги и пускали в ванне, она заговорила о том, что у больших корабликов – маленькие похожи на детей. И у неё тоже будет ребёнок. Я всё думал, что за глупости, она о будущем ведь? Но оказалось… Оказалось, отец… Боже, боже…. Мой собственный отец!

Он сдавил Чимину руку, так тяжело и гулко закашлялся, что у Чимина внутри перевернулось всё, что ещё перевернуться могло. Опустошённость он чувствовал троекратную. За Хосока, за то время, что молчал, пытаясь его сберечь.

– Я не хочу её видеть, – сердито выдавил Хосок. – Мать. Не хочу её видеть. Даже смотреть на неё не хочу…

Капли впитались в бинты, щипало, пришлось щуриться. Чимин приблизился и губами медленно коснулся мокрых век, замотанной переносицы, разбитых губ, не отпуская пострадавшей руки, а напротив, прижимая её к сердцу.

– Я люблю тебя, Хосок, – выдохнул он.

Хосок распахнул глаза так широко, как мог. В нём что-то зашевелилось, затеплилось и понеслось по жилам, как могучая река. Он нашёл в себе силы сесть и, притянув Чимина, горячо обнял.

Пахло бинтами. Похожий на мумию, Хосок пробовал воскреснуть.

***

Непохоже, чтобы Чонгук был настроен на переговоры, Тэхён понятия не имел, куда они едут. После больницы Чонгук не проронил ни слова, пока машина не остановилась на подземной парковке. Тэхён уже понадеялся, что его наконец-то убьют, но раздалось сухое:

– Пойдём.

И они поднялись на лифте. Как оказалось, добрались до квартиры Чонгука. Здесь Тэхён ещё не был. Просторно и глухо, зеркальные тёмные поверхности: видно присутствие прислуги несколько раз в неделю. Санитарная чистота, отсутствие признаков жизни, музейная прохлада, хотя и мебель, и обстановка дорогие, а выглядят, как на лучших картинках из каталогов «Икеа».

– Душ там, – Чонгук указал в коридоре налево.

Тэхён недоумевающе взглянул на него и застыл на стадии снятия кроссовок.

– Одежду сейчас принесу, – добавил Чонгук и ушёл.

Смыть с себя дерьмовый день – идея неплохая, поэтому Тэхён направился в ванную комнату, разделся. Обнажившись, он разглядывал в зеркале подпорченный уголок рта, ссадину под скулой, повернулся и увидел поцарапанную спину. Потому так и ныла всю дорогу.

Дверь открылась, и вошёл Чонгук, посмотрел неоднозначно, положил на стиральную машину вдвое сложенное белое нечто, вышел.

– Спасибо, – бросил Тэ вдогонку.

Позже махровый белый халат повис на Тэхёне, как на вешалке, пришлось закатывать рукава. И совершенно невозможно было понять, то ли вещи пахнут кондиционером, каким пользовался и Юнги, то ли им самим, будто впитавшимся эфирным маслом в волокна всего, что имел Чонгук.

Пока тот принимал водные процедуры, Тэхён походил по квартире, забрёл в спальню. Ничего индивидуального и яркого, бездушная картонная коробка, в которой и жить-то страшно.

На комоде отыскалась одна фоторамка, настолько значимая, что покрывала пустоту каждого угла. Тэхён остановился и смотрел на неё, как завороженный. Оттуда ему живо и тепло улыбался Юнги, обнимающий Чонгука одной рукой, висок к виску, щека к щеке. Братья и не братья.

Тэхён сглотнул противный ком, но осадок не исчез. В конце концов, ничто не проходит бесследно. Взяв фото в руки, он погладил улыбающееся лицо пальцами, он так ясно и отвратительно поздно осознал вес соблазнов. Выстрелы раздались в его памяти. И те, какие он не смог предвидеть, и те, какие разбивали его тело в одной постели с Чонгуком. Он прошептал о прощении, поднёс фото к груди и прижал, словно уповая обнять невидимое тело. Оно мнилось настоящим, ощутимым. Но замены ему не найти никогда. И Тэхёну очень стыдно. Если разобраться глубинно и выкопать всё, до чего он сам достать не осмеливался, он стыдился того, что натворил.

В гостиной зашуршали, Тэхён вздрогнул и, вернув рамку, поспешил на звук.

Зачесав мокрые волосы назад, Чонгук предстал в простой белой футболке и джинсах, сурово указал на диван и открытую аптечку.

– Зачем мы здесь? – спросил Тэ.

– Тебе дома вроде не нравится?

– Да, но и сюда я не просился.

Аргумент не всесильный. Чонгук смазал Тэхёну боевые ранения, и настала его очередь. Тот упорствовал и от помощи отказывался.

– Сел. Быстро, – угрожающе приказал Тэхён. – Потрёпанный телохранитель мне нафиг не сдался.

Устав, Чонгук повиновался и хладнокровно перенёс процесс исцеления.

– Каким он был…? – Тэхён отложил окровавленный ватный тампон, пропитанный антисептиком, достал пластырь. – Каким Юнги был в детстве?

Он хотел утешить, услышал несвязные предложения, какие-то маленькие рассказы и эпизоды. Чонгук легко переключился на них, потому что прошлое оставалось его ангельским тайником, не опороченным и светлым.

Продолжая неподвижно сидеть, он внезапно обнял стоящего Тэхёна и прижался щекой к его животу, совсем по-детски. Тэ потерялся в пространстве, замялся и легонько погладил его по голове, утешая.

– Эй, тебя просили обо мне заботиться, а вот меня о тебе предупредить забыли.

Но он не ответил. Потому ли, что не переживал или переживал, да не о том. Тэхёну показалось, что такой у него способ принести свои глубочайшие извинения. Избивать Хосока Чонгук явно не хотел, с такой-то дурью. Но получилось, что получилось. С чего бы ему так реагировать? Приехал взвинченным? Тэхён не особо успел заметить…

– Где ты был, кстати? Почему опаздывал?

– Надо было кое-что уладить, – Чонгук разомкнул объятия и встал.

Кухня, совмещённая с гостиной, поблёскивала отражениями подсветки. Тэхён забрался на диван с ногами и, сев вполоборота, закинул руку на спинку. Подойдя к холодильнику, Чонгук извлёк бутылку «Джемесон» спокойно плеснул в стакан и кинул льда. Тэхён выпучил глаза. Что-то невероятное: Чонгук позволил себе выпить.

– Что стряслось-то? Ты это… может не будешь пить? – Тэ заёрзал на месте. – Тебе за руль.

– Переночуешь здесь, – отрезал Чонгук, садясь в кресло.

– Но…

– Или можешь сам добраться. Как угодно. Я хочу расслабиться.

– Типа – «отъебись, Ким Тэхён»? – Тэ не уверен, уместны ли шутки.

Следующие полчаса тянулись и тянулись, а привкусом отдавали противным, как палёная резина. Чонгук убивал бутылку и взялся курить, Тэхён молча сидел, обнимая колени. Показалось, что им двоим было, о чём поразмыслить.

– Как настроение? – Тэхён завязывал беседу.

– Никак, – Чонгук смотрел вдаль, пьянея и затягиваясь.

Весь вечер чувство, будто зашивает язвы вручную, а те рвутся, опять и опять. Тэхён запрокинул голову и вытянулся, ударившись в печальные мечтания. Полы халата разошлись в стороны, приоткрыв мягкую тень бёдер, тонкие ключицы скобами торчат из-под воротника, на розовых губах теплится запёкшееся пятно крови. Чонгук выпил ещё и отвёл глаза.

По правде, он был в участке, тряс следователя, занимавшегося делом Юнги. И вместо точных ответов добился только подтверждений многочисленным сомнениям. Потом решился на звонок по номеру, который незаметно вытащил у Чимина. А не надо было, совсем-совсем не надо. Он позвонил и услышал: «Да?». И эхо от той гласной проскочило через глотку пикой, затащило на распятие и накормило терновыми венками. Чонгук поверить не мог, не зная, радоваться ему или бесноваться, ненавидеть или каяться. Звонок оборвался гудками. Чонгук повторял ещё и ещё. Пустота и ощущение, будто использование по назначению прошло успешно…

Проголодавшись, Тэхён прошлёпал босыми ногами на кухню, стащил из холодильника шоколадный батончик, умял его. А когда обернулся, замёрз окончательно, врастая в плитку. Напротив источало жар уже полуголое свирепое тело, футболка валялась поодаль, пара пьяных глаз точила его до кости.

– Чонгук… – он попятился назад и врезался задом в столешницу.

Чонгук грубо оттянул его за волосы и прижался к губам, прикусил язык.

– Нет-нет, стой… Стой…! – Тэхён отпирался, но Чонгук оказывался в сто крат сильнее, горой мышц.

Взревев, Чон подсадил его на стойку и задрал халат, по знойным смуглым ляжкам прокатилась дрожь, проявились красные царапины. Тэхён отбивался и кричал, извивался, а Чонгук выпек на его шее засос и… застыл. Грудь его тяжело вздымалась и опускалась, поплывший взгляд не сулил ничего хорошего. Тэхён продолжал спрашивать: «Что случилось, что случилось?», и Чонгук снова слышал голос в голове. «Да?».

Голос с того света.

Вообще-то, он яро хотел изорвать вверенный подарок, изнасиловать его и выкинуть вон, спрашивая тем самым: «Какого чёрта? За что?!». Когда у него один хозяин, двоих быть не может. Так зачем ему иллюзия? Пусть он и хранитель, но не этого тела. А если сказанное верно, то не имеет права и портить.

Отряхиваясь от наваждения, Чонгук отпрянул и, отерев лицо ладонями, проговорил исчерпывающе грозно:

– Уходи. Прямо сейчас уходи, пока я хуже не сделал.

Запахивая халат, Тэхён воззрился на него в страхе, но всё же благодарный за остановку посреди хаоса. Он помотал головой, колени у него дрожали. Онемел. Ни слёз, ни слов.

И тогда Чонгук, набрав воздуха в грудь, вернулся в гостиную и принялся рушить и колошматить всё, что видит, ушёл вглубь квартиры.

– Блядь, блядь… блядь! – заводился Чонгук и сметал всё со столов, полок, крушил, ломал, пинал и разбивал к чертям собачьим. И звенело стекло зеркал, столько отражений кануло в лету. – В пизду это всё! Нахуй! Сука! Чтоб тебя! Ненавижу!

Надумав искалечить Тэхёна, Чонгук подсознательно желал причинить боль его истинному обладателю. Всего лишь потому, что любил. Потому что любовь, по его мнению, то единственное, за что вообще стоит бороться. Так почему одни сражаются до конца, а другие позорно сбегают?!

…Шум стих. Тэхён притаился, затем на негнущихся ногах прошёл в спальню. Чонгук сидел на полу за сброшенным абажуром напольной лампы и судорожно, почти беззвучно, всхлипывал, держа в окровавленных руках их с Юнги фотографию, засыпанную осколками.

Тэхён нихрена не понимал в причинах, он добрался до Чонгука и всё, что сумел – обнять его и прижать к груди, как это мог бы сделать любящий старший брат.

Чонгук зажал Тэхёна в руках и повторами вспарывался об острую, как лезвие, мысль:«Мёртвое должно быть мертво, мёртвое должно быть мертво».

========== Глава 17. Птички в клетке. ==========

А если бы он не всадил ярость в разгром, то направил бы на Тэхёна и разорвал его. Чёрт знает, чем бы кончилось. За всю жизнь Чонгук впервые надрался до почти беспамятства, ругался и проклинал, пользуясь силой слов наравне с заболевшим фанатиком.

Поднялся он рано, трещавшую голову замочил в душе. Убирая за собой, страдал от похмелья и чувствовал себя немного виноватым, грязным. На дне «Джемесона» осталось пару глотков: Чонгук добил, облегчая симптоматику, и выбросил.

Тэхён тревожно спал на его кровати, свернувшись калачиком у изножья. Где-то глубоко ночью, когда они ложились (Чонгук не помнил точно), Тэхён проронил: «Юнги». Или ему приснилось. Не важно. Всё это, возможно, всего лишь мучительный кошмарный сон и не более.

К моменту, когда Тэхён встал, в квартире мало что напоминало о вчерашнем: заметать следы Чонгук, право же, умел в совершенстве. Разве что, фотографии Тэхён нигде не застал, спрашивать не осмелился. Яичницу и рис, чашку кофе на столе принял за само собой разумеющееся.

Завтракали в гробовой тишине. Выглядел Чонгук болезненно припухшим и отчуждённым на тысячу световых лет. Тэхён чуял: что-то здесь не так, началось ещё вчера и залегает растяжкой под ногами. Чуть не туда ступишь – раздастся взрыв гранат.

– Мне надо как-то домой добраться, – отерев рот салфеткой, сообщил Тэхён, вкладывая контекстом: «Сам доберусь».

В разрез ожиданиям, Чонгук не махнул рукой.

– Я тебя отвезу, – всполошился он.

– Тебе лучше пару дней отлежаться, привести себя в порядок, – как можно мягче посоветовал Тэ.

– Не ерунди, я в порядке, – Чон вскинул воспалённый взгляд.

Тэхён склонился над ним и уложил руку на плечо.

– Чонгук, от тебя перегаром пасёт за версту, попадёмся – отстегнуть мне нечего.

– Похуй, – он встал и заторопился собраться, – у меня есть.

Закинулся аспирином, жвачкой. Казалось, если не займёт себя чем-нибудь – точно рехнётся. На взводе: таким Тэхён Чонгука никогда не видел. Потому и препятствовать не стал. Честно, его потрясывало от той стороны, которая вчера оставила на бёдрах глубокие царапины, саднящие и сегодня.

Спустя десять минут они уже ехали по привычным сеульским дорогам в строжайшем молчании, остановились у дома: Тэхёну нужно было сменить пострадавшее в драке пальто и одежду, а после направились к университету.

– В пять? – Чонгук будто напрочь забыл расписание.

– Да, – кивнул Тэ и вышел из машины, но мигом заглянул обратно. – Слушай, если у тебя какие-то проблемы, просто знай, что я готов выслушать. И за вчерашнее никакого гона, давай зачтём это, как некий урок. Нам обоим.

Дверь захлопнулась окончательно, Чонгук перестал сжимать руль и тяжело вздохнул. Зазвонил телефон. Дёрнувшись, Чонгук достал его дрожащей рукой. Номер незнакомый. В динамике вежливо промолчали, но намеренно сдались.

– Чонгук, эй. Привет. Птички напели, что ты прекрасно говоришь. Хотелось бы услышать.

– Намджун, – Чонгук уже не сомневался.

– Есть времечко пересечься сегодня? Надо кое-что обсудить.

Сохраняя спокойствие, Чонгук договорился о встрече. Он планировал закончить пораньше, чтобы забрать Тэхёна и не подводить его снова.

***

Уговоры родителей вернуться домой и продолжить караулить койку Хосока на следующий день не подействовали. Чимин упрямо заявил, что останется со своим парнем на ночь и будет беречь его сон, подаст воды, еды, что угодно. Но одного не оставит. И потому, что беспокоился за любое его движение, и потому, что чувствовал себя немного виноватым за то, что не набрался храбрости высказаться до переполоха.

То, что Хосок вспомнил – новость наполовину радостная. Пока он будет переваривать события и пропускать через мясорубку, Чимин не собирается отсиживаться в стороне и принимать безучастный вид.

Признаться в чувствах оказалось не так сложно, слова уже теплились на языке, но всякий раз, когда Чимин хотел их произнести, его сковывало и отбрасывало назад. Теперь никаких преград не осталось, кроме никому не нужных фактов, о каких Чимин сообщит как-нибудь позже, если сочтёт нужным (и если найдёт потерянную где-то визитку Сокджина, способную послужить доказательством).

И весь следующий день Чим провёл возле Хосока. После обеда тот с горем пополам поднялся с постели, чтобы прогуляться по коридору, взяв Чимина под локоть. Отлёживаться и превращаться в обузу – не в его стиле. Хосок смотрел на Чимина с нескрываемым обожанием, больше не повышал тонов и даже пошутил несколько раз по поводу своей ревности. Реабилитировался он быстрее обычного и надеялся, что в этом есть маленькое чудо присутствия Чимина.

За день до выписки Чимин побывал в университете (Хосок настоял), а когда вернулся вечером, столкнулся на входе с Сонхи. Впервые он виделся с ней вживую. Похожа на Хосока, только ниже ростом и пучок волос на голове презабавный. Сонхи не желали беспокоить, но она всё равно узнала и хвалить парочку за укрывательство не спешила.

– Тоже мне конспираторы великие, – вздохнула она. – Когда Хосок со всех радаров испаряется, а особенно, игнорируя мои звонки, я уже чувствую, что пора по больницам звонить.

– Извини… Мы не решились тебя волновать.

– Мы? – подчеркнула и улыбнулась. – Вам бы, ребята, стоило пожениться.

Чимин покраснел, и Сонхи ущипнула его за щёку.

– Какой же ты милашка, ры-ыжий! Неудивительно, что Хосок по тебе сохнет.

Для человека, наверняка говорившего о мучительном прошлом, Сонхи имела вид довольно воодушевлённый.

– Что? Гадаешь, почему я не расстроена? – прочла она по глазам. – Это легко, когда всю жизнь помнишь, тема со временем затирается и перестаёт быть больной. К тому же, мне нужно беспокоиться об этом госте, – она демонстративно погладила живот.

– Понимаю, – улыбнулся Чим. – Позаботься о нём.

– Или о ней. Если что, есть у меня на примете одна парочка, – подмигнув, Сонхи попрощалась.

В палате Хосок был занят чтением журнала, прихваченным из комнаты досуга. Повязки сняли, оставив пластыри, здоровье его успешно шло на поправку.

– Ну и видок у меня, да? – Хосок обернулся и шагнул к Чимину, обнял.

– Нам не впервой, – глухо пробормотал Чимин, пряча лицо на плече, пропахшем медикаментами.

Из уст Чимина «мы» наполнялось каким-то невероятным смыслом. Хосок пригладил рыжину волос и осторожно прижался к прохладным губам. Остаток вечера они просидели в обнимку до тех пор, пока Хосока под воздействием лекарств не сморило в сон.

Умаявшись, Чимин вскоре тоже задремал. Вдруг на виброзвонке заплясал телефон. Как оказалось, не его, а Хосока. Тихий дежурный голос сообщил страшные вести. Отнимая трубку от уха, Чимин механически потянулся другой рукой к Хосоку. Выходит, с матерью он поговорить так и не успел.

На этот раз у неё получилось.

***

Подбирая рассыпанную волю, Чонгук выходил из машины с целую вечность, предполагая, что застанет и Юнги, вывернувшегося с изнанки. Но в опустелом зале антикафе, попивая кофе, его в одиночестве ждал Намджун. Он поднялся с дивана и протянул Чонгуку ладонь, тот не пожал и сел напротив, не размениваясь и на элементарные приветствия.

– Что ж, надо думать, ты вымещаешь на мне обиду, – хмыкнул Намджун.

– Мы уже здоровались, – грубо напомнил Чон.

– А у тебя и впрямь красивый голос, – восхитился Намджун, однако, расположенности со стороны Чонгука не прибавилось ни на грамм. – Ладно. Ближе к делу, да?

– Объясни мне, что за дерьмо происходит. Где Юнги?

– Он в безопасности, не волнуйся. Ты и сам понимаешь. Юнги убил одним выстрелом кучу дичи – он так это называет.

Намджун словно хвастался тем, что проводил с хёном много времени, о наполненности которого никаких догадок. Мало Чонгуку несчастий. Намджун не рискнул испытывать его терпения.

– Ему действительно приставили дуло к виску, но образно на тот момент. А он же у нас предусмотрительный малый, обратился с заказом к Сокджину. Да уж, выступил заказчиком в теме, к которой всегда относился скептически. Что только человек не сделает, когда прижмёт. Здорово иметь таких друзей, как мы.

Озадаченный Чонгук стараний Намджуна показаться великим благодетелем не оценил. Успел насмотреться на их с Сокджином представления. Сокджин выступал в роли сценариста, а у Намджуна всегда хватало выдержки и сноровки для режиссуры.

– Понятно. Значит, Юнги заказал инсценировку своей смерти, чтобы… – Чонгук захлебнулся фразой, мучаясь предательством. – Чтобы… что?

– Освободиться, – Намджун, выражал взглядом искреннее сочувствие. – От долгов, от привязанности, от неуверенности Тэхёна и ещё – твоего молчания. Одно мощное эмоциональное потрясение всегда имело шанс подействовать и вытеснить то, что мешало тебе заговорить. Думаю, в каком-то смысле, Юнги придал этому больший приоритет, чем остальному.

Не залечило, но задело больнее. Хён та ещё эгоистичная задница, решившая за всех разом. Мол, так будет лучше. Для Чонгука это равно попытке избавиться от него, стерев многолетнее доверие.

– Перед тем, как мы это провернули, он договорился с родителями, – Намджун прощупывал вопросы, о которые логика Чонгука ударялась с разбегу. – Конечно, они едва согласились поучаствовать, ссылаясь на то, что ты с ума сойдёшь, но ради сохранения его жизни и ради твоего блага приготовились идти на жертвы.

Мерзкое чувство засело в груди. Чонгук возвращался к похоронам. Возвращался к мыслям о том, что родители выглядели скорбящими какой-то тайной, изнывая, скорее, от причастности ко всеобщему заговору, нежели от утраты. Обвинять их сложно.

– И что, разве долги не обязаны трясти с нашей семьи? Смерть в таких случаях не спасает, – холодно подметил Чонгук.

– Да, обычно так и происходит, – охотно закивал Намджун. – Однако, Сокджин любезно предложил свою финансовую помощь. В обмен на условие, приняв которое, Юнги обязуется беспрекословно подчиняться и не вмешиваться в процесс ни под каким предлогом.

Им довелось побыть фишками на цветастом поле пристрастий. Разрозненные неясности сшивались в один сочный гобелен, и Чонгук словно отходил назад, разглядывая неровности и не имея прав вносить изменения. Похоже на беспомощность.

– Когда я заметил Тэхёна и поехал за ним… – Чонгук сглотнул и сцепил руки в замок. – Мы застали ложное убийство. Как вам удалось подогнать часы?

– Случайная закономерность, – оживлённо пояснил Намджун, ему доставляло удовольствие разбираться в нюансах. – Юнги написал ему, что вечером им лучше не видеться, и Тэхён воспринял сигнал настороженно, как и любой зависимый человек. Он должен был выйти, рано или поздно. И не важно, попали бы вы на само аутодафе или застали весть после. Впрочем, в изначальном плане мы предполагали, что Тэхёна не подведёт интуиция, а тебя нюх. И вуаля!

Снова Чонгуку захотелось драться, поднять это самодовольное существо и раздробить. Он всегда отличался некоторым высокомерием, смотрел на людей сверху вниз. Неудивительно, что с Сокджином они спелись соловьями. То, что стоило Чонгуку и Тэхёну стольких страданий – оказалось продуманной и прописанной забавой. Но что ещё отвратительнее, забавой, заказанной Юнги. Испытывая потребность отдышаться, Чонгук встал и прошёлся вдоль широкого окна, остановился и постучал по подоконнику пальцами. Дыхание давалось ему трудно.

– Вообще, акт ещё не закончен, – продолжал травить Намджун. – Тэхён не подвёл черту. И в твоих интересах поддерживать и подпитывать в нём иллюзию смерти Юнги до тех пор, пока он не поставит жирную точку в своих отношениях с отцом.