Текст книги "Не без греха (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

…Голова раскалывалась, Тэхён застонал на тон громче, чаще, воздушные массы разгоняемого воздуха ощутимо колыхались над кожей, зубы Юнги вкололись в шею, движения стали быстрее. Тэхён выпятил грудь, забился в оргазме и выронил недопитое пиво, то растеклось и быстро впиталось в пышные складки сбитого одеяла. Юнги ещё не кончил, и потому Тэхён знал, что ему предстоит повернуться и доделать работу ртом. Впрочем, понадобилось два-три глубоких захвата, чтобы Тэхёну простили нечаянную неуклюжесть. Он проглотил и взглянул на Юнги исподлобья, не плакал, но веки покраснели. Юнги снизошёл до него, схватив за подбородок, но не поцеловал, намагничивая дистанцию. Тэхён делал вид, что прогибался под ним, но как бы не так. Равнозначный распил на части, а никто и не вздумает свалиться замертво.

Разумеется, они просто любовники.

– И это пройдёт, – после душа сказал Тэхён вслух, наблюдая за тем, как Юнги озлобленно пихает постельное бельё в стиральную машинку.

Так прозвучал остаток от витиеватых размышлений, в какие Тэхён впадал чаще, чем в экстаз. Юнги нажал на несколько кнопок, встал с корточек и посмотрел в его сторону, в сторону застегивающихся налету пуговиц белой примятой рубашки.

– Иногда я думаю, что ты чересчур чистенький для таких, как я, Тэхён.

– Отбеленный, – поправил Тэ. – Это разные вещи.

– В любом случае, тебе лучше не задерживаться рядом со мной надолго.

Он сказал это не просто к слову, а с какой-то долей беспокойства, подозрительно отвлекаясь на зашумевший за окном двигатель какого-то соседского авто.

И Тэхёну захотелось думать, что о нём наконец-то проявляют заботу. Впрочем, откуда он мог знать, что это такое, если всё, что он знал и видел, зиждилось на дисциплине, порядках и строгих порциях показушной любви.

За свои слова Юнги не ждал объятий, но отталкивать Тэхёна не стал, закрепил руки на его талии. Слабости, подобные этой, они ненавидели. Двигатель продолжал издавать заунывные кашляющие звуки. С приближением осени всё начинало болеть.

***

Планов на каникулы Чимин не строил никогда, на фотографию зачётки, сделанную для родителей, даже не смотрел дважды, успехи не утрировал. Голова его была занята одним вопросом: что вынуждало Хосока идти и драться (за деньги?). Тяжёлые семейные обстоятельства? Скорее всего. Чимин не мог одобрить, не мог осудить. Господи, он и Хосока-то совсем не знал! И это злило его ещё больше, чем отражение в зеркале.

Отныне, чувствуя взбучку нервной системы, Чимин заставлял себя не заедать энергию, а расходовать, он надевал найковскую поношенную толстовку и шёл на пробежку, спуская пар, а ещё три раза в неделю посещал спортзал (приобрёл абонемент на родительские деньги). К слову, со старшими продолжался режим холодной войны. Чимин не собирался извиняться, накопав столько тонн обиды, сколько сумел за бессонные ночи. Он отчаянно желал отскрести себя ото дна и сделать хоть что-то полезное в жизни, кажущейся бестолковой.

И занимался с упорством, отрезая себя от соблазнов, глядя на тех, кто уже добился идеальных тел и пропорций или тех, кто старался с тем же усердием. Чимин заметил, что не он один страдает лишним весом, не одному ему, оказывается, тяжко. Немного, но это вдохновляло, позволяло расспросить о тонкостях в вопросах питания, поделиться опытом. Чимин искал новые магазины со здоровой пищей, выучился готовить в пароварке и каждый раз, когда готов был сорваться – искал зеркало, витрину или что угодно иное, в чём мог ужаснуться внешним видом. Животный голод отступал. Килограммы таяли неохотно, но Чим утешал себя тем, что результаты не придут сразу. Ни к кому не приходят. Он не сверхчеловек.

Снова мучая беговую дорожку, Чим волей-неволей вернулся к тому вечеру. Весь ужас пережитых впечатлений поблек, но осадок остался, кисловатый и сухой, словно от прожеванной грязной салфетки.

Чимин ни в коем случае не поддерживал идей о неизбежности морального разложения, но признавал, что разврат и криминал составляют базовый фундамент в любом обществе, что расфасовано на слои и законсервировано в одной банке. Если человек не пробился наверх и не смог удержаться на «своём» месте, в тот или иной момент, при трудных ли обстоятельствах или под влиянием собственного недовольства, он начинает бегать, мельтешить и волноваться, напоминая таракана, загнанного в ловушку. Не обязательно его тянут вниз, но обязательно давят сверху (или ему так кажется). Догадаться о том, где он окажется впоследствии, нетрудно.

А если человек всё-таки хороший?…

Чимин сбавил скорость дорожки и переключил песню на плеере. Нет, за отсутствием идеалов – хороший в большей степени, хотя бы добросовестный? При разных условиях, мотивах и целях наверняка будет меняться и человек. Он и железо, и глина. Он и прочен, и бесхребетен, легко привыкает к рутине, легко адаптируется и подвластен распаду. Постоянен и не совсем, подобен воде, переходящей в разные состояния.

Элементарно. Чимин пробовал найти оправдание и Хосоку. Парню, о котором стыдно строить догадки. Но что поделать, если в мыслях он прописался посуточно?

Приходило ощущение, что о том подвале Чимину нужно узнать подробнее. Соваться туда в одиночку он не стал бы, вряд ли стоило рассчитывать на везение наткнуться на того сурового охранника и быть вовремя спасённым… Чимин подумал о Юнги. Штат обслуживающего персонала на лето, конечно, сокращают, но стены университета всё же содержатся в чистоте, что значило – уборщика вполне могли перевести чистить то крыло, где заседали методические советы и ректорат.

Что ж, догадка ущипнула тщетностью: никакого Юнги Чимину найти не удалось, в отделе кадров на его вопрос, а не работает ли тут такой-то и такой-то, Чимин получил четыре пары нарисованных бровей, поднявшихся выше. Покопавшись в компьютере, одна из женщин любезно изрекла: «Уволился».

Расстроившись, Чимин направился к остановке, шагнул было к закусочной, но живо отрезвел и свернул в другую сторону. Отметил Чимин и любопытное: спустя месяц занятий ходить ему стало чуть легче, отдышка уже не вынуждала останавливаться каждые десять минут, и до хореографической школы он добрался в два раза быстрее обычного. Глянув на наручные часы, решил подождать полчаса. Не повезёт – в другой раз или как-нибудь по-другому.

Фортуна ему улыбнулась. В лице Хосока, на чьём светлом лице количество увечий значительно уменьшилось. Заминка. Кажется, он забыл, как зовут странного парнишку, появляющегося именно тогда, когда на душе паршивее некуда.

– Пак Чимин, – напомнил он.

– Да, точно. Извини.

Говорить им особо не о чем. Хосок одержал две пятничные победы, но настроения у него всё равно не прибавилось. Именно в тот день он забирал сменную одежду из шкафчика: с танцами снова приходилось завязать. Чимин будто бы чувствовал.

– Бросил, да?

Хосок вздрогнул, по спине его побежал холодок.

– Откуда ты знаешь?

– Предположил.

– Ух ты, умник.

– Мозги – то единственное, что не успело заплыть жиром, – улыбнулся Чим.

– По-моему, ты стал немного меньше, – заметил Хосок, прищурившись.

Брекеты с его зубов исчезли, и Чимин засмотрелся. Он заалел, как маковый букетик, и чтобы разрядить обстановку, Хосок предложил перекусить на пару.

– Буду только кофе, – отрезал Чимин.

– Взялся за себя хорошенько, да? Молодец.

Они зашагали нога в ногу. Наверное, что-то тревожило Хосока много больше, чем такая мелочь, как прогулка рядом с толстым человеком. Чимину такой расклад пришёлся по душе. Совсем неплохо, если они смогут дружить и иногда видеться.

Иногда – действительно стало получаться. Хосок не спешил делиться проблемами и держался закрыто и несколько отстранённо, не посвящая Чимина в личное. Говорили они о музыке, книгах и происходящих вокруг событиях. Хосок только и знал, что работал, заявлял об этом честно. Чимин поддерживал его, считая, что образование не означает великого ума, а наличие кучи бумажек в качестве доказательств оного – уже пора считать рудиментом. Современность научила людей юлить.

– Будь ты хоть сто пядей во лбу, не сдвинешь с места те горы, которые заняли люди со связями.

– Сопротивление бесполезно? – хохотнул Хосок. Они встречались в скверике недалеко от диспансера, где Хосок навещал сестру. – Зришь в корень.

Чимин узнал, что если привязывался к кому-то и проникался, то переставал испытывать неловкость. Его подмывало расспросить Хосока о семье, но держался он деликатно. Самому бы ему точно не понравилось, попытайся кто пролезть в душу.

– И что нам остаётся? Влачить жалкое существование.

– К сожалению, да, – согласился Хосок. – И это мы жалкие.

Беседы с Чимином успокаивали, обычные долгие разговоры без обещаний о будущем и исповедей о прошлом. Чимин не был активным и беззаботным, как товарищи и знакомые, он – чудесатый маленький взрослый, заключенный в большом человеке, почти старик. По крайней мере, слушая его мысли вслух, Хосок ненадолго растворялся в умиротворенном состоянии и наслаждался тем, что его не просто слушают, а слышат. Довериться Чимину полностью он всё же не мог, слишком уж часто обжигался о болтунов и предателей.

Тем не менее, встретившись с ним через пару дней избитым и проигравшим, залепленным пластырями, он выговорился начистоту, полный эмоций, и ждал, что Чимин испугается и убежит, найдёт себе уйму внезапных дел, лишь бы скрыться у маминой жилетки от набежавших проблем.

Хосок повернул голову. Глаза Чимина сожалели, но оставались ясными. Оставались рядом. Он молча взял Хосока за перебинтованную руку и продолжил смотреть за тем, как у фонтана мочат пёрышки птицы. Чимин боялся, что Хосок отнимет руку. Но тот замер и обратил внимание, какая у него маленькая и аккуратная ладонь; и непонятно, как в ней умещалось столько тепла.

***

В клубе под загадочным названием «Хель» Тэхёну не понравилось сразу. Убого. Давящая блеклость холодных стен, тени и запахи круто щекотали нервы. Проходя по закруглённому коридору, Тэхён слышал звенящую присказку няни: «Камень помнит всё». Да и короткий рассказ Юнги только добавил антуража в стиле фильма ужасов.

К моменту, когда они вошли в главный зал, Тэхён уже жалел о съеденном час назад салате. Если взгляды типа «я бы тебя трахнул» Тэхёну лестны, то контингент лиц, желающих разбить ему морду просто за то, что он скрывается под медицинской маской – симпатии не вызывал, что вынуждало прижиматься к Юнги, который чувствовал себя, как дома. Они заняли места на первом ряду, и Тэхён уверовал, что у спутника те ещё привилегии, хотя до этого сомневался.

Народу набралось достаточно, никто не скрывал лиц. Тэхён обалдело огляделся по сторонам и узнал некоторых бизнесменов и представителей элиты, в которой крутился сам. В уме проскочило: «Падаль».

– Хочешь спросить, почему никто здесь не прячется? – Юнги вжался губами в ухо, чтобы Тэхён смог расслышать вкрадчивый шёпот. – Потому что для них это одно и то же, что и светский раут. Результат важнее. Никто ведь не стесняется ипподрома, верно?

На ринг молча вышли двое отменно сложенных мужчин в длинных шортах, провели шуточный спарринг, посветили телами. Затем грянул удар в гонг. То, что Юнги называл «веселухой» оказалось жёстким мордобоем из серии гладиаторских боёв. Толпа не скандировала «хлеба и зрелищ», но явно пребывала не в себе, покатились восторженные крики, аплодисменты. Один боец ломал другому рёбра, зажав захватом. Тэхён смотрел в пол, слыша, как хрустят кости. Его не отличало великое человеколюбие, но и бездумное насилие он не поддерживал.

Ставки на людей. На бойцов. Те, кому они принадлежали, получали наибольший процент. Тэхёна волновало, с чьей казны вели денежный распил, кто мог вкладываться в подобное. Все те мужчины и женщины, окружавшие его и находящие посещение зверинца отличным вариантом отдыха. После они разъедутся по ближайшим VIP-залам и проведут незабываемые ночи, а эти несчастные с ринга ещё несколько недель будут еле переставлять ноги. Индустрия развлечений не знает пощады.

Он коротко взглянул на Юнги, тот наблюдал за происходящим хладнокровно. Да, Тэхён в курсе, что Юнги играет здесь иногда наряду с другими уродами, но… Это Юнги. Его нездоровое увлечение подсознательно хотелось прощать, он не рос в роскошных апартаментах и цену жестокости знал наверняка.

Во время тайм-аута ринг отмывали от крови, «гладиаторов» приводили в чувство, умывали и накачивали какими-то таблетками, Тэхён поспешил покинуть залу, решив донести приступ тошноты до уборной. Юнги метнулся следом, подтолкнув его к нужной двери, и встал у кабинки, скрестив руки на груди.

Старые толчки со ржавым налётом страшно воняли, и дребезжащая лампочка, не знающая, сгореть ей или ещё немного потрепать обитателям нервы, раздражала зрение. Тэхён ухватился за бачок. После того, как его стошнило, легче не стало. Раньше он чувствовал себя частью непобедимого легиона, затем начал испытывать муки совести, считая, что инфицирован заразой, и та разъедает день ото дня, а теперь грянули осложнения. Нет, он не часть большинства и быть им не может.

– Полный отстой, – Тэхён привалился к стенке и ощутил себя бесконечно пустым.

– Согласен.

– Они даже не брезгуют здешними условиями.

– Ты же не брезгуешь, – Юнги заглянул и помог подняться.

– Сейчас я вынужден.

Юнги промокнул его губы оторванной бумажкой, бросил клочок в переполненную урну.

– Многие из них обдолбаны, пьяны, многие отрываются. Впереди выходные и перед тем, как показывать свои намазанные «бибиком» рожи, они хорошенько отоспятся. По-моему, каждый имеет право на персональный метод расслабления.

– Вижу, ты намекаешь и на меня.

– Но ты из их числа, Тэхён, как ни крути. Ты сынок важного чиновника. Тебе, в принципе, нельзя здесь находиться без охраны.

Тэхён выучился лгать так, чтобы его не подозревали, сбегать из дому и путать нити, покупать телохранителей, приставленных в обязательном порядке.

– Да, ты прав. По сути, я слабак, – кивнул он и положил руки Юнги на плечи. – Мне противно, а я продолжаю деградировать, я выставляю идиотами других, а сам ем экстази и трахаюсь с кем попало. Классно.

– Ну, это ты загнул, мальчик, – Юнги нахмурился. – Я не кто попало, это раз. А потом, что тебя вдруг на откровения потянуло? Ты не знаешь голода, холода и многодневного отсутствия воды на коже, а тут проблевался и нечаянно задумался о высоком? Хорош нести пургу. Ты это ты.

– Я не хочу…

Тэхён прислонился к его лбу и прикрыл веки, задерживая выдох, близкий к слёзному. Юнги боялся отыскать в его глазах что-нибудь не присущее их болтающимся отношениям. Они обнимались в туалете. Никому не претило.

– Слушай, Тэхён, это нормально. Тебе, как маленькому принцу, уже лизнувшему говна с вишенки, должно быть известно. Мы живём в стране, гигиенически чистой снаружи, но копни – и в поддоннике увидишь кишащих в гниющей плоти червей. И так повсюду и везде. Свежие морепродукты в ресторанах и мусорные баки с объедками на заднем дворе, галереи и отхожие места, вылизанные столицы и запущенный пригород, улыбки в лица и оскалы за спиной, срущие золотыми слитками и дохнущие от нищеты… Я пытаюсь сказать, что одно с другим постоянно. И если ты принадлежишь одной касте и видишь, что в другой лучше, то это нихрена не так. Понимаешь? С моей точки зрения, тебе повезло. С твоей – мне. Мать твою, это старо, как мир, ты же умный, знаешь…

Тэхён осознал, что выплюнул Юнги то нытьё, которое никому прежде не доверял. Конечно, он знал. Они не те, кто создан друг для друга. Жаль, что Юнги не появился раньше. Знакомство, о котором не жалеешь и жалеешь. Вселенная стоит на законе хаотического движения частиц, ни хорошего, ни плохого, сплошное и вперемешку. Цветы, растущие на дерьме.

– Пойдём отсюда скорее, – всего-то и попросил Тэхён.

На выходе Юнги выцепил на разговор какой-то знакомый, и Тэхён встал в сторонке, от скуки прошёлся вдоль сетки забора. Тут же мимо него прошла группа людей, плывущая на забитую битком парковку. Тэхён взглянул мельком, но отвести взгляд снова не посмел.

Один из компании остановился, словно по тайному сигналу, оглянулся и смотрел прямо в глаза Тэхёну всего десять-двадцать секунд. Смотрел насквозь, отдирая от него кожу или поворачивая на вертеле, мешая угли до однородной массы. Он изучал его, как изучают диковинку не дети, но уже исследователи. Тэхён почувствовал себя беспомощным и уязвимым, подавленным. Инстинкты подсказывали, что нужно немедленно спрятаться, но подспудное желание избавиться от ноши бренного тела приблизила Тэхёна на пару шагов.

Связь оборвалась, незнакомец удалялся.

Закончив болтать, Юнги потянул Тэхёна за руку, и тот дёрнулся от неожиданности.

– Не знаешь, кто это там? – он указал вдаль, замер.

Юнги пригляделся, лицо его помрачнело, но сказать однозначно, скрывает он что-то или нет, было невозможно.

– Какая разница.

Послезавтра заканчивались каникулы, и Тэхён понятия не имел, как было бы здорово, длись они вечно.

========== Глава 8. Отход от курса. ==========

Начало второго семестра не отличалось от других пережитых начал, Тэхён пришёл в новенькой форме, чистенький и со свежим цветом волос, близким к каштановому. Холодный неприступный красавец. У него вновь в избытке имелось внимание, влияние и абсолютно наплевательское отношение к окружающим, напускное, не совсем правдоподобное. Его угнетала новая пучина, и имя ей было Юнги. Человек, могущий утопить его незаметно, а могущий переправить на другой берег. Тэхён вообще сомневался насчёт прочности их связи, но и обрывать её не стал, поскольку за порочное могу ручаться наверняка. Отходить от намеченного курса прожигателя жизни оказалось делом не из простых.

Притихший Чимин, показавшийся бесстрашным и каким-то другим, снова попал под пяту: Тэхёну не нравилось, что с ним не считаются, к тому же, не хотелось тратить время на задания, которые мог сделать Чимин – новый «великолепный друг», который должен молиться на то, что в его друзьях в соцсети и в записной книжке телефона появился вселенски прекрасный Ким Тэхён.

Тэхён же, несмотря на внутренние противоречия, разраставшиеся до признаков серьёзных расстройств, гнался за удовольствиями, как смертник гонится за осуществлением последнего акта веры. Одухотворённо, со рвением, готовый к последнему прыжку на финишной прямой, он грезил об избавлении от мыслей о плоти и пожирал двойные порции.

Он по-прежнему часто развлекался с Юнги, отодвигая прочь знаки и символы, его теплоту и то, что они могли дать друг другу. В «Хель» они сходили ещё не один раз, но лишь единственный из них Тэхён досидел до конца. В том бою принимал участие очень гибкий парень и, пожалуй, он не столько дрался, сколько эффектно уклонялся от прямых атак противника, нанося урон в самые неожиданные моменты. Юнги шепнул его имя и спросил, не желает ли Тэхён познакомиться поближе. От нечего делать, тот согласился.

– Хосок, да? – Тэхён почти поманил, заходя в затхлую комнатушку.

Хосок как раз перематывал ладони бинтами, с опаской взглянул на вошедших гостей и кивнул.

– Ты крут, – Тэ лопнул жвачный пузырь и ухмыльнулся. – Правда. Дерешься, как танцор.

– Может потому, что танцами он и занимался, пока не пришлось появиться здесь, – безразлично ввернул Юнги, привалившись плечом к косяку.

Хосок слышал о нём. О всезнайке и игроке, чья удача изменяет ему чаще, чем какая-нибудь замужняя шлюха примерному мужу. Но случались и такие меткие выходы в плюс, с каких Мин Юнги богател стократно. Однако, Хосок не питал симпатии ни к нему, ни к его спутнику, выглядящему почти идеально, а потому держался особняком.

– Что вам нужно? Автографы я не раздаю.

Смех Юнги зазвучал наигранно.

– Да ты посмотри-ка на него! Парочка успехов – и уже зазнался?

– Было бы от чего, – повёл плечом Хосок и перевёл взгляд на восторженного красавчика, протягивающего руку.

– Ким Тэ-эхён, – жеманно представился он.

Пожать его гладкую ладонь явно считалось великой честью, но не для Хосока.

– И что из этого?

– А то, что Тэхён наверняка желает поставить на тебя в следующей схватке, – неохотно ответил Юнги, на такие страстные позывы у него чутьё.

Оно не подвело. Тэхён обещался появиться на следующей неделе и, попрощавшись, потащил Юнги за собой.

– Их можно покупать, – вдруг проронил тот по пути.

– Что? Кого?

– Бойцов.

– В смысле…? – Тэ остановился, глаза его заблестели, в голосе проступило что-то похожее на благоговеющий страх. – Покупать людей?

– Ну да, – пожал плечами Юнги, сунул руки в карманы. – Но не всех, разумеется. Есть «контрактники», такие вот, как Хосок – пашет тупо за долги. А есть категория без царя в голове и без гроша за душой, такие соглашаются на клеймо и передаются «хозяину».

– Жесть какая, – Тэхён наконец выплюнул жвачку, поёжился.

В дальнейшем ему ничто не мешало подавлять рвотные позывы и наблюдать за тем, как хорош Хосок. Честно говоря, он не раз обсасывал идею его «купить». Но отступал, понимая, что потеряет интерес, едва только получит желаемое.

Приходя в клуб по наитию, Тэхён чувствовал, что должно произойти ещё нечто особенное, связанное с этим местом, предвкушал и надеялся. Надеялся, что ответ возникнет на горизонте, что угрюмость тамошних стен снова вызовет в нём прилив решительности, как впервые. Он и впрямь намеревался измениться в лучшую сторону, но всякий раз просыпался у Юнги под боком, находя под языком горечь от принятых увеселительных. И хорошо, если рядом действительно оказывался Юнги, а не кто-то другой.

Тэхён терялся, не зная, куда направиться и где пустить якорь, не знал, что нравится ему сильнее. Свобода и блядство под соусом лжи и лицемерия или же истинное желание разорвать вакуум изнутри. Он отрекался от себя и тут же защищал, нежась в теплоте взбитой постели и вкушая еду, приготовленную кухаркой, влезая в вещи, выстиранные прачкой, и получая деньги, заработанные родителями. Таким образом, он превращался в змею, кусающую себя за хвост, и злорадно щёлкал зубами, продолжая угнетать тех, кого считал слабыми. Таких же заключенных в тюрьмах своего эго.

Юнги не считал партнёра правым, но и разбирать на шестерёнки не планировал. Их дороги с Тэхёном пролегали параллельно и на разных высотах. Если упадёт Юнги – что ж, ему не впервой, Тэхёну же предстояло разбиться – трещин на нём с лихвой. Вылизывая его ванильную шею, Юнги предчувствовал, что с мальчиком творится неладное, но как и всякий чёртов раз – он ставил на то, что Тэхён разберётся или исчезнет. Ко всему прочему, его не касается.

«Не касается ведь, правда?»– спрашивал Юнги у своего отражения и находил в глазах прямо противоположный ответ.

***

В назначенное время Хосоку пришлось ждать у метро дольше обычного, он начал нервно поглядывать на дисплей телефона. Проскочи ещё несколько минут, и он бы написал Чимину, чтобы добирался сам. И как по волшебству, Чимин бежал навстречу, активно размахивая руками.

Чимин удачно пристроился в уборщики и скрывал род деятельности от родителей. И с того дня, как они начали работать вместе, Хосок стал замечать, что утерянное настроение возвращалось частями. В Чимине таилось что-то такое, чего Хосоку хотелось бы получать ежедневно. Понимание. Многотонное. Какое всегда присутствовало в отношениях с сестрой. Даже если молчишь или не так дышишь – Чимин обязательно заметит и подберёт нужные слова, тональность. Он не упрекал Хосока в том, каким способом тот отрабатывает долг, а также сознался, что видел его на ринге, но больше туда ни ногой. Хосок решил, что им каким-то образом суждено пересечься.

– Спринт? – подшутил Хосок, пойдя навстречу опоздавшему. – Самое то перед вечерней сменой, старина.

– Есть… немно… го… Ага, – разгибаясь и тяжело дыша, Чимин поднял голову, смахнул пот со лба и улыбнулся. – Прости, я задержался: хреновы учебные дела.

О том, что его добила контрольная, которую он дописывал за Тэхёна, он предпочёл промолчать. Хосок смотрел так, словно бы догадывался.

– Не умеешь ты врать, Чимин.

Ох, он умел. Только у Хосока срабатывало на него необъяснимо острое чутьё.

– Ну, не всё рассказывать – не значит врать, – возмутился он и смешно поморщил нос. В такие минутки Хосок успевал рассмотреть бесконечно милое лицо и мимику. – К тому же, я здесь, так что вопросов никаких.

– Полчаса… – сокрушился Хосок. – Менеджер озвереет.

– Я тебя прикрою, – подмигнул Чимин.

Этой дружбе ничего не мешало, в неё не вносили мусор, просто мирились с тем, что он повсюду, в ней не старались казаться лучше, чем есть и вкладывали максимум искренности, разделяя мысли и чувства, недоступные для других.

Хосок считал, что страхи Чимина прямиком из детства. Ему уделяли слишком много внимания, и тот не научился быть отдельной частью общего организма, из-за чего так или иначе заделался зависимым от оценки со стороны.

Вообще, Хосок не делил людей на категории, не испытывал неприязни: своих проблем навалом. Чимин переживал, что не влезает в вещи, которые ему нравятся, Хосок поддерживал: «Забей, а. Не похудеешь – я знаю один классный магазинчик, там любого одеть можно». Он знал, что Чимин отреагирует против, заворчит. «Ещё чего! Вот увидишь, настанет день, когда магазины сами захотят меня примерить!». Они смеялись и ели свои диетические салаты.

Сильнее всего Хосока поражала целеустремлённость этого большого человека, его нескончаемое терпение и готовность к самопожертвованию… Чимин проявлял стойкость, и тут же мог предстать сущим ребёнком, а потом рассуждал по-стариковски и мудро. Между прочим, он ужасно сочувствовал Сонхи, но всё же заметил, что она здорово виновата и сама. Хосок не отрицал и не искал оправданий. Да, им пришлось нелегко, но паять боль героином всё же последнее дело.

И на ходу, и на месте любые разговоры клеились у них так ладно, что Чимину казалось, начни он любую фразу – и Хосок непременно продолжит. Ему не претило то, что Чим открыто восхищался его талантами. То есть, его самооценка пребывала в полном порядке. А Чимину так не хватало кого-нибудь, кого не штормило бы от излишней гордости и не убивало ничтожностью, кого-то обыкновенного и всё же достаточно уверенного в себе.

Чимин шёл рядом с Хосоком, стройным, красивым и заметным, он так гордился тем, что имеет подобного друга, готов был превозносить все его лучшие качества до уровня божества. Внимательный к его нелёгкой судьбе, внимательный к любому состоянию, он в кратчайшие сроки изучил Хосока и уже придумал, что дарить ему на Рождество и на День рождения. Пожалуй, он боготворил его. И благодаря его же появлению в роли идеала, сдерживал слёзы в тренажёрке и не набрасывался на холодильник. Хосок непринужденно шутил, непринужденно общался и даже веселился, Чимин растворялся в его компании и переставал заботиться о том, как смотрится, о том, с какого боку на него не так косятся. Всего один человек – и твой мир не такой, как прежде.

Хосок неохотно говорил о пятничных схватках, проходящих раз в две, а то и три недели. Свой долг он отрабатывал успешно. На вопросы Чимина, где учился драться, отвечал, что посещение секции каратэ в школе не прошло даром. Хосок надеялся, что его новый друг будет как можно дальше от всего дерьма. Странное желание защитить его появилось самостоятельно и почти незаметно.

Позже Хосоку открылось, что Чимин обаятельный малый, и когда однажды он сможет танцевать, он увидит это первым. И его интриговал тот далёкой парящий Чимин, становившийся его собственной рухнувшей мечтой.

***

Дни обрывались быстрыми закатами, погода продолжала портиться и капризничать, промерзали улицы, небо налегало на пики высоток и всё чаще прятало солнце за толстым слоем туч.

В один из таких сонных дней Чимин проснулся и встал на весы. За три с половиной месяца он распрощался с десятью килограммами, но похвалил себя скромно. До параметров Хосока, скажем, ему предстоял ещё долгий и несъедобный путь.

В тот же день, когда делать ничего не хотелось, а в послеобеденный перерыв и рюкзак отягощал уставшие плечи, случилась краска. Именно так. Лимонно-жёлтая яркая краска, плывущая подтёками вниз по дверце шкафчика в раздевалке. На полу изодранными валялись учебники и блоки, акт вандализма и насилия над неодушевлёнными предметами выглядел жутко.

Студенты косились на владельца, пытаясь не подавать виду из соблюдения субординации: Тэхён всё-таки не последний человек в вузе. Осторожно выглянув из-за плеча высокого сокурсника, ошарашенный Чимин прижал к груди учебники и выдавил вздох, отчеканив не вслух недвусмысленное оскорбление.

«Педик».

Лицо Тэхёна пребывало в каменном спокойствии, но Чимин, побыв с ним дистанционно «рядом» на протяжении нескольких месяцев, почувствовал: нет. Изнутри Тэхёна колотило и жарило, окажись у него в руках пистолет – он бы выстрелил в лоб любому, кто посмел бы отпустить шуточку.

Окинув зевак презирающим взглядом, Тэхён убрал раскиданное и удалился в сторону лестницы. Звук каблуков его лакированных ботинок отдавался эхом по коридору, и Чимину казалось – все замерли потому, что необходимо выждать, пока он уйдёт на безопасное расстояние и не сможет услышать, что о нём говорят. Слухи, подобно змеям, сплетались, чтобы вить гнёзда, свет мерк и обращался тьмой. Как ни рвись, Чимин не смог бы стать центром внимания. Он чувствовал себя невидимкой, свободным, частью того незримого большинства, всегда стоявшего судьями над его достоинством. И он мог примкнуть к ним немедля.

А потом он скривился, за полшага до того, чтобы открыть рот и что-то сказать рядом стоящему человеку, ощутил мерзкое послевкусие. Ему не нравилось происшедшее, но где-то ликовала одичалая бессовестная частичка, поющая о победе над несокрушимым. В каком-то роде, то походило на месть и восторжествовавшую справедливость.

И нет.

Не такая уж и приятная справедливость, если кому-то в голову приходит издеваться и нападать из-за спины. А Чимин не понаслышке знал, насколько это отвратительно. Медленно минуя ступеньки, он прогонял сомнения. За этим мог стоять тот незнакомый профессор, мог подослать каких-нибудь уродов, он собирался попортить Тэхёну печень, достать его и обломать крылышки, припугнуть. Чимин был уверен в одном: он должен пойти.

После дождя на крыше зябко. Чимин смотрел за тем, как Тэхён чертыхается в тщетных попытках прикурить, как затаптывает упавшую сигарету и пинает ящик с инструментами. Нос и скулы слегка покраснели от холода, он чуть продрог, но зол был, как чёрт. Облачка дыхания таяли в воздухе, словно дым.

Вдруг он увидел протянутое пальто. Его тёмно-синее пальто, снятое с вешалки шкафчика, который он так и не закрыл. Чимин робко протягивал его и попросил надеть. Не какой-нибудь дружок из компании, а Чимин, на котором Тэхён так удобно ездил.

Чим думал, что он ударит его, прибьёт на месте и размажет по бетону, но Тэхён только грубо выдернул пальто, накинул и выдохнул суровое: «Спасибо». Рано или поздно интрижка всё равно бы всплыла, вопрос времени. Правда, Тэхён надеялся, что успеет окончить университет без лишних горячих историй.