Текст книги "Не без греха (СИ)"

Автор книги: -Канамуля-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Глава 1. Чимин никому ничего не должен. ==========

Жир.

Он вываливается из-под пояса джинсов, обрастает лишними слоями на конечностях.

Свисает.

Жир.

Он хоронит под собой намёки на талию и пресс.

Любые контуры.

Жир.

Щёки размером с бейсбольные мячи.

Одышка.

Мрак.

Жир.

Его избыток отвратителен.

Фу.

– Фу.

Безобразным. Уродливым. Убогим. Вот таким себя чувствует Чимин. Настолько убогим, что держит зеркало в шкафу и занавешивает чёрной шторкой (маминым старым халатом). Все эти шмотки с ярлыками «XXL», купленные на рынке, настолько огромные, что их можно раздать современным пиратам в качестве парусов.

Бывает до боли смешно, но на самом деле, не очень. Не очень – прятать в ящике лезвия и иногда коситься на пустующую холодную ванную. Но чересчур хорошо развитое воображение Чимина преподносит ему картинки, от которых тошнит. Вот его здоровую тушу лапают чужие руки, вот для него вызывают подъёмный кран, и со всего мира съезжаются телевизионщики для срочного репортажа, люди ходят по площади с транспарантами и с омерзением выкрикивают: «Жирный мёртв! Смерть жирным!». И все кипят от ненависти.

Какая-то мания величия, так? Скорее всего, никто, кроме родителей по Чимину плакать не будет. Никаких глобальных сокрушений и перемен его исчезновение не принесёт. Как и исчезновение многих других людей, не отличающихся или не успевших отличиться ничем выдающимся.

Разволновавшись, Чимин идёт на кухню, открывает холодильник и думает, что ещё один двойной чизбургер, наконец, успокоит его нервы.

***

Перерыв между парами в полчаса летом – это не компанейские душевные разговоры в молодёжной среде, а снова мокрая насквозь футболка, пропотевшие складки, вода на сгибах колен и локтей, взмокший затылок.

Терпеть приходится потому, что одногруппник обожает лужайку перед университетом, потому что она «как будто из американских сериалов». Ким Тэхён волей судьбы или злого рока (спасибо всем совместным проектам в рамках обучения) приставлен к Чимину в качестве собрата по несчастью, им предстоит провести вместе две недели, клепая скучное исследование по социологии.

Солнце печёт, как ошалелое, оно сходит с ума, а штиль добавляет перца. В такие минуты Чимину хочется умереть раньше, чем его тело расплавится. Он боится ненарочно затопить Сеул.

Даже в тени под зонтиком нет спасения. Приложив ко лбу бутылку с ледяной водой, Чимин держит наготове уже бесполезный для использования носовой платок, каким до этого вытирал пот.

А Тэхён, насупившись, сидит в телефоне. Ему плевать на задания, ему нужно договориться о встрече на выходных. Он славится своей безбашенностью и многочисленными связями (Чимин не думает, что тут уместно считать отца из Министерства по образованию). Помимо того, что Тэхён красавчик, каких поискать, он – мега общительный. Для Чимина, чей уровень связи с социумом равен «выйти из комнаты, чтобы поздороваться с маминой подругой, давай, мальчик, ты сможешь» – в нереальной степени. Практически непостижимой. Конечно, Чимин стесняется. Он заметил, что Тэхён сел подальше и даже не стал придвигаться, прекрасно понимая, что уже сам факт – быть прилюдно выставленным к доске с «тушкой» приравнивается к наказанию или проклятью.

Тэхён рождён вызывать восхищение. Экстраординарный, эффектный, пафосный и дерзкий, милашка? О нём. Красить волосы в нежно-розовый с сиреневыми кончиками? Норм. Да, он мажор, может быть, не совсем хорошо воспитанный и годным характером не отличается, но… Чимин привык верить, что даже в самых гнилых людях обязательно найдётся что-нибудь потрясающее.

– Так, сколько ты, говоришь, весишь? – Тэхён доедает второй сэндвич и облизывает окольцованные тонкие пальцы.

Он может есть, сколько угодно, потому что – гляньте-ка, у него богическое телосложение, так ещё и фитнес три раза в неделю.

…Задыхаясь от жары и высунув язык, Чимин вяло поворачивает голову.

– Что? Сколько вешу? Я не говорил вроде.

Чёрт, он снова густо раскраснелся по самые уши. Тэхён язвительно ухмыльнулся, и в его прекрасном лице прорезалась чуть ли не дьявольщина.

– А что, сто кило – такой уж секрет? – он залился смехом, его изумительную шутку услышали подошедшие друзья, и тоже начали ржать.

Не смеяться. Ржать. Чимин знает, в чём отличие. Знает и то, что большинство, гнетущее меньшинство, увеличивается в геометрической прогрессии и чаще в том случае, если у большинства есть лидер. Тэхён такой и есть. Он поднимается с подстеленного полотенца, кидает его Чимину.

– На, утрись, – он наклонился и шепнул на ухо: – Надеюсь, что через две недели ты обеспечишь нам зачёт, тушка. Бывай.

Он уплыл со звенящим потоком радостных голосов, а Чимин так и остался сидеть, прикрытый тканью и чувствуя, как спина наливается тяжестью, как вспыхивает лицо и запотевают стёкла очков. На какие-то несколько секунд все взгляды на площадке уставились на него, как на гнилостный волдырь, выросший из глины.

Конечно, Чим не мог знать наверняка, что многие даже не заметили, что произошло, но это ощущение… О, это непередаваемое ощущение, скользкое и страшное, будто прямо сейчас всем есть дело только до тебя, и они обязательно запомнят и сохранят в памяти твою оглушительную неудачу, прорезавшую молнией ясный день. И будут говорить о ней часами. Годами. Столетиями передавая из поколения в поколение, из уст в уста, подобно легендам. История о неповоротливом жиробасе.

…Тихонько скрутив полотенце в рюкзак, чтобы выстирать дома и по возможности вернуть Тэхёну, Чимин поднялся и побрёл в сторону главного входа, но на последней ступеньке сделал разворот на сто восемьдесят градусов. Люди расходились, уступая ему дорогу, некоторые морщились, нечаянно соприкасаясь с влажной кожей, некоторые смеялись (возможно, всё ещё о своём) или делали страшные глаза. И ни один. Ни один человек не улыбнулся искренне или исподтишка, мол «наплюй на них, ты клёвый». Никто не заметил: «Эй, чел, а знаешь, если ты постараешься и прекратишь нападать на холодильник – из тебя выйдет такой милашка!».

Они ничего ему не должны, разумеется, как и он им.

Чимин невольно «врезается» в глаза тем, кто беспокоится о своём весе, тем, кому нужен повод донять слабого, некая отдушина, тем, кому больше нечего делать, кроме как насмехаться над грузным парнем. Иными словами, об него запинаются такие же люди, только вместо знака «+» в колонке «толстый», у них «!».

========== Глава 2. Чимин слышит «Бом-бом-бом». ==========

Итак, он бесцельно брёл прочь, обогнув людную аллею, пролегающую по прямой от университетских стен, и свернул в проулок, ведущий к узеньким улочкам. Довольно приятным, учитывая прорастающую то тут, то там зелень и поднявшийся в низине ветерок. Народу в будний день здесь куда меньше. Витрины магазинов, преимущественно, с красивой одеждой (отсутствие забегаловок и кафе по пути – для Чимина одновременно разочарование и радость).

«Все проблемы зарождаются в голове».

Чимин голову жалеть не любил, одно из его достоинств – умение вести мысль от исходной до конечной точки, рассуждать, при этом, не пользуясь подсказками всемогущего интернета, тыкая в гаджет.

Он шёл, глядя под ноги, на затёршиеся мыски кед, и размышлял. Почему люди жирные. Не те – накопившие парочку лишних кило или девочки, визжащие о ставших тесными джинсах. Настоящие.

Жирными становятся по двум причинам.

Либо ты ешь, как свинья, причём всё подряд и нечеловеческими порциями (что-то тщательно заедая), либо тебя кормят, тщательно вмещая то, что «заедается». Любовь ли то искомое, а может страх, или в учебниках по психологии сплошь и рядом кривда – в каждом конкретном случае рассматривается отдельно. Генетические и биологические факторы Чимин не берёт во внимание, хотя бы потому, что его родители люди довольно компактные. Кстати, низкий рост – ещё один булыжник на бусы под названием «ко дну».

Также Чимин знает две дочерние причины – лень (с ней всё понятно) и эгоизм, тот самый плохой «эгоизм» равный жалости. Образно, когда ешь, ругаешься на себя и тут же гладишь по животику. Совокупность проходит метаморфозу и шьёт канву комплекса неполноценности, аккуратно и почти незаметно. И если так, то дальше – страшнее.

Чимин действительно страдает от избыточного веса, но он готов признать, что ничего не делает для того, чтобы изменить ситуацию. Когда начинает делать: не хватает выдержки, он срывается, и наваливается новая волна депрессий. Замкнутый круг набрасывает на шею удавку и раскручивает со скоростью карусели.

И поэтому – да. Положение можно считать заслуженным, как и все лавры, сыплющиеся следом: отсутствие друзей, ущербные социальные навыки и заниженная самооценка. В глубинах причин он разбираться побаивается. Кому охота нырять в болото и тащить бегемота за просто так, да и с риском для жизни? Мало ли что может случиться.

Это началось когда-то давно… Когда-то в детстве, где каждый взрослый почти всегда может найти ответы на все вопросы. С малых лет единственного ребёнка окружала любящая семья, которая с ним и по сей день, в горе, и в радости. И не то чтобы они его баловали, потому что тогда, насколько знает Чимин, родители ещё не открыли свой замечательный ресторанчик, а значит, не особо располагали финансами. Не было и покупок всего, на что бы он ни указал. Обычное детство, даже водились товарищи во дворе, лица которых со временем подёрнуло туманом.

Но вдруг, со второго семестра начальной школы, Чимин начал расти. Вширь. Обильно. Возможно, трудности при покорении школьных стен, не дававшаяся учёба, минимальная свобода воли: Чимина непременно отводили и встречали из школы, контролировали выполнение домашних заданий. Он также посещал (волоком тащили) музыкальную школу и пел в хоре. «Мы хотим вырастить тебя полноценной личностью. Без образования так сложно!». Безумие, какое маленькому Чимину представлялось ничем иным, как выпавшие испытания, продолжалось вплоть до второго класса средней школы.

К той весне Чимин, в свои неполные тринадцать, задыхался на физкультуре и пропускал мимо ушей насмешки и унижения от сильных мира сего – шпаны своего возраста, считавшей, что жиробасам отведена роль боксёрской груши. Ему то и дело приходилось слышать оскорбления, подтрунивания и прочие прелести «детей-лапочек», но Чимин терпел. Стоически терпел всё, что происходило, полагая, что только так можно выжить. Если хочешь, например, в час после уроков спокойно посидеть на качелях, слушая музыку, или завернуть в кондитерскую, где знакомая аджума всегда давала к купленной сладости бесплатную конфетку.

Тот март выдался влажным, по пути на ветровке собирались капельки, и Чимин помнит, как стряхивал их с рукавов, называя «стразиками». Тогда же Чимин попробовал дать отпор напавшей ребятне, они снова пристали, тыкая в него прутьями, докучали и просили не рассказывать мамочке.

В Чимине пробудилось безжалостное чудовище, которое собиралось ломать и крушить. Конечно, в ответ ему разбили нос и сломали ребро, зато посетило чувство, что это чертовски правильно – не давать себя в обиду. В ужасе забравшие его из медкабинета родители, грозились подать в суд. Впервые Чимин вспылил и накричал на старших, пробуя себя защитить. И как-то так вышло, что они хотя бы перестали сопровождать его в учёбе (мама иногда заезжала, чтобы отвезти в музыкалку, но это не считается). Хулиганы точили зуб, но в открытую лезть перестали. Чимин смог благополучно сдать экзамены и перейти в разряд старшеклассников, снова сменить коллектив, по умолчанию поделившийся на тех, кому было до фени на его существование, тех, кого он раздражал и тех, кого раздражал чересчур.

Несмотря на пережитые невзгоды, вырос он юношей скромным и мирным, отзывчивым, не склонным к спорам или отстаиванию мнения. Он многого пугался и многого не умел, стыдился своей тучности, часто прятался, избегая событий и движения. Иногда мог блеснуть умом, и тогда едва не горел вместе с партой, слыша похвалы учителей.

Как и все, он имел мечты, любимые песни, блюда (большой список), цвета и книги. Ему нравилась староста – девушка высокая и строгая, похожая на млеющий в сумерках южный кипарис, от одного взгляда на который теплеет. Он и не думал ей признаваться, предпочитая восхищаться на расстоянии, как редким видом прекрасного цветка, втайне изображал на полях черновика её завуалированное под рисунок имя и посвящал стихи. Она была такой… Красивой? Да. Умницей? Да. Старательной и магически притягательной. До одного вечера, в который разбила этот образ, проронив в ранимой душе Чимина семена, которые прорастут в будущем.

…Чимин вдруг оказался прижатым к кирпичной стене дома – проехавший велосипедист чуть не снёс его с ног и, обернувшись, прикрикнул:

– Смотри, куда прёшь, танк!

Что ж, это не самое обидное, что приходилось слышать Чимину. Зря. Зря он стал вглядываться в витрины, в те костюмы, рубашки, брюки и джинсы, шитые на стройных и прекрасных, богатых… Таких, как Тэхён, например. В любом из нарядов он выглядел бы сказочно.

Настроение упало совершенно. Мысли вернулись в прежнее русло, и Чимину пришлось вспомнить, откуда и куда он идёт, по какой причине. Задетое плечо у него заныло и, отвлёкшись на его потирание, Чим застрял у развилки на разные улицы, почувствовал, что футболка подсохла, зато под лямками рюкзака скопились новые озёра.

– Чёрт…

Тут случилось занятное.

«Бом-бом-бом».

В фильмах так обычно гремит отзвук громкой музыки. Но на дворе далеко не ночь, и клубов поблизости нет. Подумав, что до окончания занятий где-то прошататься всё равно нужно, Чимин отёр испарину рукой и, держа ухо востро, шагнул по направлению к звуку. Побродив вокруг, он вскоре вышел дворами к небольшому зданию, от больших окон которого под козырьками струились радужные пылинки. Он встал у одного из них на теневой стороне, где содержимое из-под открытых жалюзи просматривалось всё равно, что в океанариуме.

Сердце Чимина замерло. Не остановилось и снова пошло, вовсе нет. Именно замерло. Как будто его окунули в тёплый соус и шепнули помолчать немного.

За стеклом, в большом и светлом зале, напротив зеркал порхала бабочка. По крайней мере, Чимину так почудилось, ведь только они могут так плавно перемещаться в пространстве, порхать.

И хотя громоподобный звук, как оказалось, разносил стены соседнего помещения, Чимин растворился в той тишине и грации, что поражала в этом.

Лёгкость. То, чего Чимин не мог подать и донести до других, хотя ощущал, какова она – воздушная материя, похожая на шёлк, что перекладывается на мышцы и выглядит так красиво, делая человека ангелом.

Там танцевал юноша и каждое из его движений не просто отточено, а благословлено свыше, светится. Чимин на мгновение прикрыл глаза и… представил, что летит. Нога влево, переход… выброс эмоций фонтаном. Если бы позади не послышалось смеха, то Чимин бы так и не понял, что пробует шевелиться в такт беззвучию, и что с его комплекцией это должно было выглядеть, как минимум, нелепо.

Зардевшись, он бросил опечаленный взгляд на танцора, закончившего сессию плавным падением, и оглянулся. В компании потешавшихся подростков никто не отличался крупными габаритами. Но Чимин также догадывался, что никто из них и не умеет танцевать.

========== Глава 3. Несчастья, угрозы и циферки. ==========

Мечты об идеалах опасны. Это красивые нимфы, имеющие способность к перевоплощению. Иногда бывает ужасно проснуться и вдруг обнаружить себя искусанным или почти сожранным ими.

Чимин как-то раз пробовал наклеить на стены постеры с изображениями подтянутых моделей и актёров, айдолов. Парни хоть куда. Загляденье. Но сколько они вызывают зависти, злобы, как давят на бессилие…! Ухудшают положение в разы.

Утренний ритуал: подняться, пропасть в ванной комнате и встать на весы. Сильно расстроиться. Ничего не изменилось со вчерашнего дня, часа пешей прогулки и нескольких неуклюжих па в танце. С кожей тоже беда, Чимин замучался с прыщами, жирным блеском и расширенными порами, он зовёт себя «прыщефермером», хотя дела обстоят не так уж и плохо, воспаления единичные, но выглядят не ахти, прибавляясь очевидным грузом к имеющейся сумме недостатков.

Сняв с сушилки полотенце, Чимин погладил его, следом свою бесконечно свободную рубашку, расправил джинсы, оделся и плотно позавтракал, аккуратно намазывая маслом тёплые тосты. Он не из тех, кто не может есть с утра. Если он не поест, то будет испытывать тревогу, которой и так сверх меры в течение дня.

В прихожей он проверяет рюкзак на наличие необходимых конспектов и присматривается к зеркальному отражению. Очки, фигура, безысходность…

Вот бы люди не отражались ни в чём и нигде.

***

Лужайка пустовала по причине опрокинувшегося на город ливня. В столовой, как всегда, шумно. Чимин настолько же любит это уютное место, где тают в воздухе вкусные ароматы, насколько и ненавидит. Получив обычную порцию, Чим берёт поднос и идёт в дальний угол.

Обаятельный и яркий Тэхён хохотал в окружении компании. Как правило, за центральным привилегированным столом собираются самые сливки, беседы оплетены новомодными английскими словечками. Люди с обложки, одетые с иголочки, пахнущие дорого. Чимину немного завидно. Даже если эти друзья ненастоящие – картонные, Тэхёном всё равно восхищаются, без него не так весело, он их идол.

Стараясь проскользнуть мимо так, чтобы Тэхён, не дай бог, не заметил, Чим подумал, что лучше всего вернуть полотенце после занятий. В столовой слишком людно.

Добравшись до своего места и облегчённо выдохнув, Чимин настроился на еду и только-только взялся за палочки, как услышал:

– Чимин! Дружище! – Тэхён привстал и похлопал в ладоши. – Иди сюда, садись с нами!

Эта глупая инсценировка дружелюбия обязана закончиться плачевно. По-другому просто не бывает. Покрывшись испариной, Чимин вежливо улыбнулся и помотал головой. Тогда Тэхён, терпеливо постучав пальцами по спинке стула, подошёл, элегантно наклонился, взял его поднос и отнёс туда, где сидит. Чим, чувствуя, как наливаются свинцом ноги, поплёлся следом. Тэхён закинул ему руку на плечо и ядовито улыбнулся.

– Этот человек делает мне проект для зачёта, ребят. Вы все его знаете, представлять не имеет смысла. Прошу любить и жаловать.

– Льготник, что ли? – язвительно заметил один из парней.

– Добро пожаловать, – говорил следующий с надутыми щеками, дразнясь, но Чим не стал обижаться.

– Тэхён, ты слишком добр, – вскинулась эффектная блондинка, но Чимину улыбнулась достаточно искренне. – Садись, не стесняйся.

Остальные предпочли не разбрасываться репликами.

Понимая, что отказ чреват последствиями, Чимин остался и поел. Процесс поглощения пищи увлекателен настолько, что Чим беззастенчиво опустошил тарелки и осторожно вытер рот салфеткой. К счастью, его не задирали и почти не трогали, исключая серию взглядов типа «о, боже», к которым он привык, как к небу над головой. Да, от него отодвинули стулья соседи по столику, но тишина в его адрес покрыла все нюансы.

Чем-то загруженный Тэхён перестал отвечать на диалоги и вскоре скомандовал прекращать застолье. Иногда ему хочется вернуться на пары и послушать что-то умнее, чем речи своих собеседников.

– Чимин, иди первым.

Выпрямившись и отвесив поклон, тот отправился к окошку сдачи посуды. Тэхён смотрел вслед с неприкрытым презрением, которое медленно распадалось в удовольствие. Он поднял руку вверх, и один из проходящих мимо Чимина знакомых, отреагировал с должным послушанием.

Подножка. Классика жанра. Феерически и неуклюже Чимин оступился, подбрасывая вверх поднос, и вся посуда, приземлившись, разлетелась вдребезги. Упав плашмя, Чимин, по всей видимости, порезал об осколки руки, потому что появились винные пятна на рубашке, об которую он, присев, вытер дрожащие ладони. Затем, густо краснея и хватая воздух ртом, он поспешил подняться, отряхнулся и показал несчастное испуганное лицо с перекошенными очками. Растерянно обернулся к Тэхёну, будто надеясь на его помощь и покровительство.

Но Тэхён сделал вид, что ничего не заметил и отвернулся.

Зажужжав, публика ахнула, а потом вернулась к своим делам. Возможно, некоторые успели посочувствовать.

Вальс длился меньше минуты, но Чимин успел прожить несколько лет наперёд. Сильно закусив губу, он собрал осколки, принял помощь подбежавших старших и сказал, что виноват сам – меньше зевать надо, он обязательно заплатит за разбитое. Затем он ушёл, отказавшись от услуг пришедшей медсестры.

Чтобы остаться незамеченным, Чимин вплоть до звонка просидел в туалете, бессмысленно пялясь в шершавую серую дверь. Отмывая пятна, яростно растирая их руками под напором воды, он вдруг осел на колени и вжал лоб в холодную раковину. Растёкся по плитке, жир мешал ему дышать, а рвущийся наружу плач раздирал глотку.

Какие бы неприятности не сваливались на его голову – это его выбор. Мир несправедлив, мир не любит слабых и не будет тех, кто вылезет, как рояль из кустов и защитит. Супергерои, случайные красавчики и прочие замыленные образы… Возможно, они где-то и есть, но шанс встретить их крайне ничтожен.

К сознательному порыву подняться, выключить кран и скрыться, взобравшись на унитаз с ногами, Чимина заставил приближающийся отзвук шагов.

– И что? Что значит – мы больше не можем видеться?

Так резко начинался разговор, открывшийся грубым мужским голосом.

– Я устал.

Выпучив глаза, Чим узнал Тэхёна, его нахальную интонацию, и крепче обнял колени, боясь, что свалится на пол, сокрушив этаж землетрясением.

– Это не оправдание, чёрт возьми!

– А ты не думаешь, что кто-то сидит сейчас на толчке и греет уши? За репутацию не боишься? – спросил Тэхён.

Чимин зажмурился, слыша шаги, и, уже готовый к разоблачению, взмолился всем святым, задержал вздох. Но проверяющий не дошёл. В порыве он накинулся на Тэхёна: ему явно хотелось высказать всё, что на уме.

– Да плевать мне! Обрывать таких полгода, Тэхён! Ты хоть представляешь, на что я шёл ради тебя? Неужели тебе было плохо?

Почему-то Чим хорошо представил, как Тэхён, привалившись к стене, скрещивает руки на груди и издевательски смеётся.

– Поначалу ничего так, спорить не буду. Но мне надоело трахать озабоченного женатика.

Пожалуй, не зажми себе Чимин рот рукой, и из него вырвался бы удивленный возглас. Он покрылся мурашками от одного неприличного слова «трахать», а когда сопоставил части разлетевшейся мозаики, и вовсе оторопел.

Тэхён – мужеложец. Идеальный, восхитительный Тэхён, мечта многих девушек, оказывается геем.

– Значит, всё? – второй мужчина не был потерян, скорее, зол. – Да ты зазнался, Тэхён. Я этого так не оставлю.

– Моему папе расскажешь? О, ему плевать, поверь. А экзамен ты мне не завалишь, кишка тонка. Поэтому катись вон.

Напоследок случился какой-то шорох, воздух свистнул, и Чимин вздрогнул. После того, как захлопнулась дверь, Тэхён (Чим узнавал его по дыханию), сплюнул (возможно, кровь), и, умыв лицо, подошёл прямо к кабинке. У Чимина заледенели жилы, мокрая рубашка, так и оставшаяся накинутой на одно плечо, безжизненно свисла вниз.

– Кто бы ты ни был там, уясни одно: если кому-нибудь расскажешь, если я узнаю, а узнаю я обязательно, клянусь – я тебя убью, – Тэхён растягивал слова и царапал ногтем по двери. – Дело не в том, что я пидор, сечёшь? Это многие знают. Дело в том, что я ебал одного уважаемого профессора. Мне не нужны проблемы, слухи и гадости. Да и тебе, наверное, тоже шкура дорога. Береги себя.

Выйти в коридор Чимин смог лишь спустя полчаса, убедившись, что никто не ожидает снаружи. Рубашка не отстиралась, прилипла и приятно охлаждала тело. И Чим подумал, что если забьёт на ещё один (невероятно напряжённый) учебный день, то ничего плохого не произойдёт.

Куда уже хуже.

***

Отдавало чем-то ненормальным. Воспользовавшись советом Тэхёна беречь себя, Чимин прогуливал занятия и не спешил трудиться над проектом, отодвинув работу к выходным. Он продолжал приходить и караулить окно заветного зала, иногда беря в руку пачку чипсов или что-нибудь из аппетитных снеков. Чем не кино?

За всю неделю звезда грёз Чимина не появился там ни разу, и тот приготовился снова расстроиться, но в пятницу ожидания оправдались. Стройный, божественный, он появился в сопровождении группы молодых людей. Они такие подтянутые и классные, лучше всех виденных моделей. Чимин подозревал, что имеет дело с танцевальным коллективом, и когда те начали репетицию, немного приуныл.

Никаких бабочек. Синхронный мощный танец с множеством движений и фишек, трюков. Такого по телику навалом.

Доев шоколадку, Чимин отправился домой, но заметил, что обходит здание по периметру и зачем-то заходит внутрь. Хореографическая школа, как он и думал. На входе охранник поднял на него глаза в лёгком недоумении. Кажется, он мечтал пошутить: «Макдональдс дальше по улице», но промолчал и сухо поинтересовался, по какому поводу большой человек таки нанёс визит.

– Я жду кое-кого. Можно присесть?

Хорошо, что он носит с собой паспорт (из страха быть убитым или попасть в передрягу). В ожидании не пойми чего, Чимин прогуливался по уютному вестибюлю, рассматривал информационные доски, завешанные фотографиями с чужими успехами, понюхал декоративную акацию в горшочках на подоконнике и устроился на диванчике, заняв его полностью.

Спустя двадцать минут вестибюль заполонили взрослые, встречавшие детей: из балетного класса высыпали маленькие щебечущие девочки, следом за ними школу покинули молоденькие девушки, предпочитавшие хип-хоп, потом ещё толпа молодёжи…

Умаявшись, Чимин задремал, и снилось ему, как ни странно, прошлое. Староста, по которой он вздыхал. Тот февральский вечер, когда она прилюдно унизила его, швырнув подаренную валентинку в лицо. Чимин не подписывался, но она видела его у своей сумки, и кричала на него, вызвала своего бойфренда (о существовании которого Чимин, конечно, не знал), и тот поймал его с дружками после школы. Его били ногами, больно и долго. Чим кричал.

…Кричал, дёргаясь во сне.

– Слушай, может у него приступ, пойдём отсюда, а?

– Ты дурак?! Ему надо помочь!

К щекам Чимина прикоснулись чьи-то ладони, легонько ударили.

– Эй, проснись!

Чимин открыл глаза. На него смотрел обеспокоенный человек. Тот самый танцор.

– Всё в порядке? – спросил он.

– Да… Да, спасибо.

– Кошмар приснился? Бывает. Наверное, ждёшь кого-то из младших? – парень глянул на часы. Неужели он не видит, что перед ним жирный… – Сейчас вроде малые самбой занимаются.

Чимин закивал, застеснявшись.

– Хосок, блин, ты идёшь?! – взмолился его спутник.

И тот, кого зовут Хосок, вдруг безо всякой причины добродушно улыбнулся Чимину. Чимин опешил, видя поблёскивающие на его зубах металлические брекеты, делающие улыбку несколько глуповатой и чуточку уродливой.

– Иду! – Хосок помахал на прощание. – Ну, пока.

Нет, серьёзно…? Он даже не обратил внимания, не скривил рта, не отпрянул, он прикасался к нему. Чимин потрогал вскипевшие щёки, ощутил невесомость. Так вот они какие – бабочки.

***

Подъём в 5:30 – правило, к которому сложно привыкнуть. Цифры – тонюсенькие зеленые палочки на электронных часах, доставшихся даром по вине сколотого уголка на дисплее. Мелодия на будильнике заводская, и на марш к пробуждению не катит, но Юнги не отлёживается. Некогда.

Переступая хлам в остывшей за ночь студийной квартире, он спотыкается о пустые банки из-под пива и задирает жалюзи. Пролившийся солнечный свет прячет тонны пылинок, проявляя позади разобранный диван, на который спешно закинуто лохматое покрывало, столик слева и маленькую кухонную гарнитуру. Единственное окультуренное место – оборудовано под рабочее и занято коробками, инструментарием, пучками проводов, паяльником, отвёртками, стопкой дисков с программами и распотрошённым на детали ноутбуком.

Курево закончилось, в холодильнике вообще ни черта. И как славно получить от друга уведомление о том, что к нему нужно заскочить часиков в десять.

Закончив утренние ритуалы, Юнги надевает чёрный балахон, вечные джинсы и убитые сникерсы, параллельно доедая вчерашний кусок пиццы. С 6:30 до 9:00 он занимается разгрузкой грузовиков на продовольственном складе, с 9:30 до 18:00 сидит за кассой супермаркета, а оставшееся время, вплоть допоздна, трудится в мастерской радиорынка, где чувствует себя, как рыба в воде.

Головокружительно быстро меняющиеся подработки и их обилие – не прихоть, а вынужденная мера. Ещё подростком Юнги начал вляпываться в неприятности, хотел быть не как все, свободным от обязательств, отойти от стереотипного пути. Отошёл к пропасти. Он хотел сделать родителей богатыми, а семью ни в чём не нуждающейся. Окольными связями вышел на общение с бандой, помогал приторговывать наркотиками, потом увлёкся азартными играми, благодаря которым годы спустя заимел несусветные долги во множество нолей. В восемнадцать он проигрался на такую сумму, что любой другой на его месте предпочёл бы вскрыться. Но только не Юнги, он не сдаётся, не лох, его так просто не взять. Он на мушке у тех, кому должен и факт того, что просыпается по утрам – есть своеобразный залог жизни.

К назначенному часу Юнги идёт по коридорам местного агентства занятости, где имеет связи в виде одного хорошего друга, с которым рос на одной улице. Заходить к нему на чай или кофе всегда предполагает маленький нервный момент: одна подработка идёт в топку по тем или иным причинам.

Для Ким Намджуна, парня состоявшегося как человек и живущего в квартире с видом на центр, Мин Юнги как был раздолбаем, так им и остался. Но всё же, раздолбаем в хорошем смысле слова. Он не парится, не паникует, просто подавлен. Беспощадный реалист, который выучился принимать действительность без радуги и розовых пони.

– Кассир, которого ты замещал, вышел с больничного, так что получите-распишитесь.

– Уборщик? – Юнги метнул отчаявшийся взгляд на протянутую Намджуном бумажку.

– А что?

– Ничего.

– Тебе нужны деньги или как? – вскинул бровь Джун.

– Ещё спрашиваешь…

– Тогда не бухти, а поставь уже подпись.

Позавтракав у Намджуна и поболтав о пустяках, Юнги направился к метро, проверил адрес, указанный в направлении на работу, и пожал плечами. Все работники нужны, все работники важны.

========== Глава 4. В которой борьба – не пустой звук. ==========

Просидеть, тупо пялясь в стену, с час. Юнги может. Особенно, когда сдерживается, борется. Насильно ставит мысленную преграду не рвануть прочь и не наломать дров. Он вспотел, покосился на зарплату, лежащую в конверте. Итак, он отнесёт её одному из ростовщиков и баста. Отнесёт. Точно.

Юнги взял конверт и принюхался к содержимому, издав стон больного фетишиста.

Блядь.

Эти сраные бумажки просто созданы для того, чтобы их тратить. Иногда, но не каждый раз, ему сносит крышу. И поздний вечер в подпольном казино выглядит закономерно правильным.