Текст книги "Маска (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

  – Не знаю, что у тебя стряслось, но лучше бы тебе отправиться домой.

  – Дома у меня тоже больше нет, – твердо сказал я.

  – Ну, в таком случае, ты пойдешь со мной, – заявил он.

  – В тюрьму?

  – Пожалуй, нет. Такие, как ты, не воруют и не убивают, так что тюрьма для тебя место не подходящее. Идем, ты мне все расскажешь, а потом я придумаю, что с тобой делать.

  Он медленно поехал вперед, я пошел за ним, держась рукой за стремя и благословляя судьбу за то, что на свете есть люди, подобные этому богатому парню. Мне было совершенно все равно, откуда он возвращался под утро и что делал, потому что он не сдал меня стражникам и не приказал швырнуть в подземелья городской тюрьмы для нищих и преступников.

  Из района дворцов мы попали в кварталы, где жили чиновники, банкиры и юристы, но мой спутник не остановился; дальше за Тибром высились стены Ватикана; мы направлялись, похоже, прямо туда.

  – Мы едем в Ватикан? – робко поинтересовался я.

  – Тебя что-то не устраивает? – бросил он и чуть отпустил поводья. – Поторопись и не задавай лишних вопросов.

  Я умолк и зашагал быстрее.

  Папский дворец был огромен. Мне не доводилось бывать здесь прежде, и теперь я был потрясен величественностью этого мощного сооружения, в котором запросто могло бы разместиться все население нашего района, да что там – половины Рима. Бесчисленные окна, двери и лестницы, колоннады и портики, галереи и террасы потрясали воображение. Во дворе было полно охранников с тяжелыми алебардами, десятки слуг уже спешили по своим утренним делам.

  – Я вернулся позже, чем рассчитывал, – сказал мой спутник, спешившись и бросив поводья подошедшему слуге. – Если ты не будешь так глазеть по сторонам, я еще успею распорядиться насчет того, чтобы о тебе позаботились.

  Я припустил со всех ног, пытаясь приноровиться к его легкой упругой походке. Мы прошли через колоннаду, поднялись по лестнице и через анфиладу внутренних комнат, на убранство которых я изо всех сил старался не смотреть, чтобы не потерять способность двигаться, прошли в западное крыло дворца.

  – Я здесь живу, – сказал мой благодетель, обведя жестом большую комнату с росписями на стенах, обставленную массивной мебелью из темного дерева.

  – Никколо, – позвал он. Явившийся молодой лакей окинул меня неодобрительным взглядом, но ничего не сказал. – Я поручаю твоим заботам этого юношу. Его нужно вымыть, прилично одеть и накормить.

  Никколо молча поклонился и ушел. Я переминался с ноги на ногу, не решаясь сесть в указанное хозяином мягкое кресло.

  – Ну, рассказывай, – нетерпеливо сказал он, сбрасывая плащ и камзол. – Что случилось?

  – Почему вы заботитесь обо мне?

  – Забудь. Ты помог мне, я помогаю тебе, только и всего. Борджиа всегда платят долги.

  – Борджиа?

  – Черт побери, Андреа, не прикидывайся наивным дурачком. Мне кажется, меня знает весь Рим.

  – Вы...

  – Ладно, забудь. Итак, почему ты оказался на улице до рассвета, без бочки, в перепачканной одежде?

  – Я убежал из дома и не намерен туда возвращаться.

  – Была причина?

  – Мой брат сошел с ума. Он набросился на меня с кинжалом, когда я хотел урезонить его.

  – И только-то? Из-за такой ерунды из дома не сбегают. Может быть, ты сам был неправ?

  – Я не могу говорить об этом с вами. Но если на небе есть справедливость, мой брат будет наказан.

  Он внимательно посмотрел на меня, потом улыбнулся своей теплой обаятельной улыбкой, памятной мне еще с самого первого раза.

  – Ладно, я тебе верю. Ты хороший парнишка, Андреа. Если захочешь, когда-нибудь ты мне расскажешь, а пока нам надо подумать, как тебе не угодить в тюрьму для бродяг. У тебя есть родня, которая могла бы тебя приютить?

  – Нет, разве что я собирался попросить портного Риноцци взять меня подмастерьем.

  – Хорошо. Считай, он это уже сделал. Я напишу рекомендательное письмо, и он не посмеет мне отказать.

  Я покраснел.

  – Не стоит этого делать, ваше сиятельство. То, что синьор Риноцци сделает из сострадания ко мне, будет гораздо ценнее, чем то, что он сделает по вашему распоряжению.

  Он посмотрел на меня с изумлением.

  – А ведь ты прав. Впрочем, если он заупрямится, я готов помочь. – Он подошел к двери в соседнюю комнату и крикнул. – Никколо, ванна готова?

  Затем повернулся ко мне.

  – Мы обязательно поговорим позже. Если отец вызовет меня, я должен быть готов.

  Он сбросил рубашку, и я поразился его атлетическому сложению. Он был почти так же мускулист, как Джанни, но изящнее: все-таки Джанни был кузнецом, а Чезаре не приходилось утруждать себя тяжелой работой. Двигался он с небрежной грацией пантеры, в осанке и походке чувствовалась властность. В приоткрытую дверь комнаты я видел, как он, нимало не смущаясь, разделся донага и уселся в большую ванну, позволив Никколо растирать ему плечи и спину пеньковой мочалкой.

  Пока он мылся, я с интересом осматривал его комнату. Такой мебели и таких тканей мне не доводилось видеть прежде. Обивка кресел была на ощупь мягкой и бархатистой, а на полу лежал самый настоящий ковер – вроде тех, что я видел однажды в лавке богатого купца, по словам которого, каждый такой ковер стоил не одну сотню дукатов. На стенах висели гобелены со сценами битв и охоты, но в них я был не знаток, а потому предпочел коллекцию холодного оружия – кинжалы, стилеты, шпаги и эспадроны. Оружие было явно сделано на заказ: по лезвиям шла искусная гравировка, рукояти были украшены драгоценными камнями. Кроме того, в отдельном ящике лежали пистоли, и я не смог побороть искушение рассмотреть их поближе. Взяв в руку тяжелый ствол, я погладил его и с опаской заглянул в дуло, стараясь держать пальцы подальше от спускового крючка. Трудно было поверить, что такое странное оружие может с легкостью убить человека в одно мгновение...

  – Осторожнее с этим, – услышал я голос Чезаре. – Положи на место, если не хочешь лишиться руки или глаза.

  Он стоял передо мной, завернувшись в чистое полотенце, с черных волос еще капала вода.

  – Ты тоже можешь принять ванну, – улыбнулся он. – Ступай, Никколо тебе поможет.

  С сожалением вернув пистоль в ящик, я отправился мыться. Ванна оказалась настоящим блаженством, я наслаждался возможностью расслабиться и смыть с себя усталость и грязь после ночевки на улице. Впрочем, я не позволил Никколо притрагиваться ко мне, выхватив у него из рук мочалку и заверив его, что справлюсь сам, на что он только пожал плечами и вышел.

  Закутавшись в широкое мягкое полотенце, я выбрался из ванны и подошел к висящему на стене большому зеркалу. Хм, вид у меня был просто сияющий. Сам себе я показался здоровенной сахарной головой с торчащей из нее глупо ухмыляющейся физиономией. Вернувшийся Никколо положил передо мной сложенную чистую одежду, и я торопливо сказал, что привык одеваться самостоятельно. Он засмеялся и ушел.

  Я принялся одеваться, путаясь в застежках и завязках. Мне удалось натянуть штаны, оказавшиеся несколько длинноватыми, когда я внезапно вспомнил о дукате, оставшимся в кармане моих старых штанов. Вот проклятье!

  – Никколо, – позвал я, – где моя старая одежда?

  – Его сиятельство приказал выбросить ее. – Невозмутимость лакея окончательно вывела меня из себя.

  – Ты уже выполнил его приказание?

  – Я могу принести твою одежду обратно, если ты так к ней привык.

  – Просто покажи, где она.

  Он махнул рукой в сторону стоящей в углу корзины. Я торопливо бросился к ней и, к своему огромному облегчению, быстро отыскал свое сокровище. Еще не успев разогнуться, я услышал голос Чезаре:

  – Побудь здесь до моего возвращения, хорошо?

  – Ваше сиятельство...

  Я выпрямился и посмотрел на него, от изумления лишившись дара речи. На нем была лиловая мантия кардинала, а в руках он держал алую шляпу. Этот наряд смотрелся на нем немного нелепо, напомнив мне о днях карнавала. Почти против воли я усмехнулся. Но, похоже, удивлен был не только я.

  – А ты, оказывается, красавчик! – присвистнул он с улыбкой.

  Смущенно отведя глаза, я попытался прикрыться своими старыми штанами, которые все еще держал в руках. Чезаре поморщился:

  – Немедленно выкинь эту мерзость. Никколо, я же велел тебе убрать все эти лохмотья! Когда Андреа оденется, принеси ему завтрак.

  Он подошел ко мне и слегка обнял за плечи.

  – Ты можешь почитать что-нибудь, пока я не вернусь, или посмотреть оружие. Только умоляю, не трогай пистоли, не то мне придется отвечать за твои увечья.

  Одетый в белую рубашку с кружевами и костюм из темно-синего бархата, я постоял перед зеркалом, размышляя, что сказали бы мои родные, увидев меня теперь. Может быть, у Марко поубавилось бы спеси, а отец подумал бы немного, прежде чем назвать меня дурачком.

  Из рук приведенного Никколо парикмахера я вышел и вовсе другим человеком. Мои волосы расчесали и уложили по последней моде, но это мне уже не понравилось: как я пойду в таком виде наниматься подмастерьем к Риноцци? Скорее это ему теперь впору наниматься ко мне в услужение...

  После сытного завтрака я взял с полки одну из книг и забрался в кресло у стола, приготовившись приятно провести время, как подобает знатному господину. Книга оказалась на удивление скучной: читать я умел, но буквы никак не складывались в привычные слова, и текст оказался какой-то тарабарщиной, звучавшей, однако же, складно. Посмеявшись, я стал рассматривать картинки – корабль, странные птицы с женскими головами, поединок двух воинов, колесницы и львы. Наконец, меня сморил сон. Устроившись поудобнее, я отложил книгу и почти тут же уснул. Было не слишком удобно, но все же лучше, чем на земле у ограды.

  Кажется, мне даже что-то снилось. Но выспаться всласть я так и не успел – меня разбудил Чезаре, тряся за плечо.

  – Андреа, почему ты всегда ведешь себя не как все нормальные люди?

  – Почему? – пробормотал я спросонок, морщась от света.

  – Нормальные люди спят на кровати.

  Выбравшись из кресла, я потянулся, чтобы размять затекшее тело.

  – Ничего, все в порядке. К тому же здесь только одна кровать, и она ваша.

  Он засмеялся.

  – Хорошо, дело твое, хотя я не рассердился бы, если бы узнал, что ты спал на моей кровати. Итак, я полагаю, сегодня ты не пойдешь наниматься на работу?

  – В таком-то виде?

  Он подошел ко мне, легко взял пальцами за подбородок, со смехом посмотрел в глаза.

  – Да, сейчас тебя возьмут только в бордель.

  – В бордель? – Я растерялся, потом почувствовал, что краснею. – Я что, похож на шлюху?

  – Разумеется, нет. Приятные мальчики тоже пользуются успехом.

  – В каком смысле? – пролепетал я.

  – Забудь. – Он сел напротив меня, бросил взгляд на книгу на столе и усмехнулся. – Вот уж не думал, что ты понимаешь по-гречески.

  – Да нет, конечно. – Я пожал плечами. – Картинки интересные, но слов я так и не разобрал.

  – Это "Одиссея" Гомера. Если хочешь, я как-нибудь расскажу тебе. А вообще читать умеешь?

  – Умею и люблю. Мама научила. У нее было много времени, чтобы заниматься со мной.

  – Разумеется, мама – это не университет, но уже кое-что. Расскажи о себе.

  Я никогда не думал, что моя жизнь может кому-то показаться интересной, поэтому даже не знал, с чего начать рассказ. Сказав, что мой отец кузнец, я замолчал, собираясь с мыслями, потом немного осмелел и заговорил более связно. Чезаре слушал, не перебивая, пока я не дошел до своих взаимоотношений с Марко.

  – У меня тоже есть брат, – сказал он, – с которым мы не слишком ладим. Знаешь, мы с тобой похожи: мне кажется, мой отец гораздо больше любит Джованни, чем меня. Он того не заслуживает, потому что глуп и тщеславен, но его положение заставляет меня завидовать ему. Ты не завидуешь Марко?

  – Вот еще, – сказал я. Потом, немного подумав, добавил. – Разве что в том, что отец доверяет ему больше, чем мне. Джанни и Марко сильные, Джанни – настоящий молотобоец, а Марко может легко согнуть и выпрямить кочергу, а я вот слабак... Поэтому отец и презирает меня.

  – У твоего отца тоже собственный взгляд на вещи. Оттого-то он и вручил тебе бочку с водой?

  – Он хотел, чтобы я был полезен.

  Он помолчал, в его темных глазах была грусть.

  – Неважно, богат ты или беден, – проговорил он. – Любимчики есть в каждой семье, как и изгои.

  – Но ведь вы не изгой, – возразил я.

  – Разумеется, мой отец любит всех своих детей. Могу ли я жаловаться? Мне восемнадцать лет, и я кардинал Святой Церкви. Я сижу в консистории среди стариков и обсуждаю святые декреты и буллы, до которых мне нет никакого дела! Мой отец – Папа, повелитель всех христиан, и мне суждено однажды занять его место. О да, он все подготовил для моего избрания, потому что он не собирается жить вечно, и я должен унаследовать святой престол... Но я не хочу этого, Андреа.

  Я подумал, что он сошел с ума, так же, как мой брат Марко. Как можно не хотеть величайшего в мире трона, всех этих почестей и богатства?!

  – А чего же вы хотите? – спросил я.

  – Я военный, а не кардинал. Духовная власть не прельщает меня, я предпочитаю власть светскую. Будучи кардиналом, я никогда не смогу жениться, а это закрывает мне доступ к политике и к власти, которой мне так не хватает. Кроме того, я хочу иметь детей, которым мог бы передать по наследству свои титулы и привилегии.

  – Разве кардиналы не могут иметь детей? – спросил я. – Но почему же ваш отец...

  – Потому что все дети моего отца – незаконнорожденные. То, что он делает для нас, вызывает возмущение людей и оскорбляет Бога. Что значит обет безбрачия, если кардиналы и епископы не соблюдают воздержания? Они спят с проститутками и приживают незаконных детей, которые потом, в свою очередь, становятся кардиналами. Некоторые из них называют своих детей племянниками, но это лишь прикрытие, не меняющее сути дела...

  – Ну, наверное, есть кардиналы, не прикасающиеся к женщинам, – неуверенно сказал я. – Я же знаю, что у некоторых из них нет детей...

  – Либо они слишком омерзительны, либо их грех другого рода.

  – В каком смысле?

  – Я не думаю, что нам стоит это обсуждать. Знаешь, я устал. – Он достал из шкафа бутылку вина и пару бокалов. – Не выпьешь со мной?

  – Я никогда раньше не пил вина.

  Он улыбнулся, налил в бокал рубиново-алой жидкости и протянул мне, затем плеснул вина себе.

  – Твое здоровье, Андреа.

  Я выпил залпом и поморщился. Кисловатый вкус мне не понравился, но из уважения к Чезаре я не стал ничего говорить ему. Почти тут же по телу разлилось приятное тепло, руки и ноги отяжелели, снова захотелось спать. Я зевнул.

  – Нам нужно выспаться, – усмехнулся он. – А вот вина я тебе больше не налью, не то ты совсем опьянеешь.

  Сбросив одежду, он остался в одних тонких полотняных штанах, подошел к кровати, улегся и, откинув покрывало, приглашающим жестом указал мне на место рядом с собой.

  Я заколебался. С одной стороны, мне безумно хотелось спать, а в кресле выспаться было невозможно. С другой стороны, это все же была постель кардинала и сына папы, а я, несмотря на удивительный поворот судьбы, оставался водовозом и сыном кузнеца.

  – Иди сюда, – настойчиво позвал он, и я подчинился. Раздевшись, я бережно сложил одежду на сундуке в изножье кровати и улегся на краю постели, не решаясь устроиться поудобнее.

  – Черт возьми, – выругался он и засмеялся. – Можно подумать, ты укладываешься в гроб. Здесь хватит места на двоих.

  Вздохнув, я придвинулся ближе к нему, невзначай коснувшись его обнаженного бока, и тут же отпрянув.

  – Я не чумной, – сказал он. – Можешь спать спокойно.

  Я немного расслабился и закрыл глаза, но заснуть не мог. Меня трясло от сознания, что нынче утром я едва не угодил в тюрьму за бродяжничество, а теперь лежу в постели кардинала Чезаре Борджиа, причем вместе с ним самим. Он был так добр ко мне, что это требовало благодарности.

  – Ваше сиятельство, – прошептал я, не открывая глаз.

  – Да? – сонно спросил он.

  – Я расскажу, почему я убежал из дома, – решился я.

  – Ты сказал, что поссорился с Марко.

  – Да. То есть, нет... Не совсем. Была другая причина. Марко... – я замялся, не находя слов. – Он... напал на Нани и...

  – Напал? Что ты имеешь в виду? Набросился с кинжалом, как на тебя?

  – Нет... Он... – Я совсем смутился, не в силах описать то, чему был свидетелем. – Он ее...

  – Ты хочешь сказать, что он ее изнасиловал? – Его тон был почти равнодушным.

  Я открыл глаза и кивнул.

  – Понимаете, я не мог спокойно смотреть на это. Он повалил ее на землю и... В общем, я решил вмешаться, а у Марко оказался кинжал. Он грозился, что убьет меня, и я ему верю.

  Чезаре задумался. Мне казалось, что он посмеется надо мной, но он просто смотрел на меня, ничего не говоря. Потом спросил:

  – Тебе невыносимо было это видеть, потому что ты любишь своих сестер.

  – Конечно. Кроме того, ведь это ужасный грех... разве нет?

  – Я слабо разбираюсь в грехах, – усмехнулся он, и на мгновение его взгляд показался мне страшным, словно я заглянул в адскую бездну. – Но ведь ты хотя бы раз желал своих сестер... как женщин?

  – Что? – Я потрясенно уставился на него и с негодованием сказал, стараясь держать себя в руках. – Вы, должно быть, думаете, что в бедных семьях принято кровосмешение. Клянусь Богом, вы ошибаетесь. Марко – отщепенец и ничтожество, и вы не могли нанести мне большего оскорбления, чем сравнить меня с ним, да еще заподозрить меня в ревности! Я никогда не думал о Нани или Беатрисе... так.

  – Я не думаю, что они некрасивы. – Его улыбка была странной и порочной. – Нет ничего ужасного в том, что ты хочешь обладать красивой девушкой... Но ты слишком невинен, чтобы даже представить себе такую возможность. Может быть, тебе вообще неинтересны девушки?

  Я покраснел, вспомнив приключение с цветочницей на рынке, а также знатных дам, которых я видел в районе дворцов. Я робел всякий раз, когда женщины смотрели на меня, считая себя недостойным их внимания.

  – Ну почему же неинтересны, – пробормотал я, отводя глаза. – Просто мои сестры – это мои сестры, и я не желаю больше обсуждать это. Если в вашей власти наказывать за грехи, считайте, что я донес вам на своего брата.

  – С этим ничего не поделаешь, Андреа. Такое случается, и никакие наказания этого не изменят. – Он протянул руку и взъерошил мне волосы. – Ты славный паренек. Мне кажется, я мог бы устроить так, чтобы тебе не пришлось работать у портного.

  – Что вы задумали?

  – Завтра я все тебе расскажу. Спи.

  Я вздохнул и закрыл глаза, все еще не чувствуя себя в состоянии уснуть рядом с ним, в огромной мягкой постели. Все это было слишком похоже на сказку. Должно быть, он подобрал меня из любопытства или из жалости, так же, как порой подбирают бездомных котят, а теперь забавлялся моей наивностью. Он был настолько опытнее и выше меня по положению, что у меня замирало сердце. Не просто старше и богаче – в нем было что-то, заставлявшее меня трепетать. Я не мог бы с уверенностью сказать, что именно: ум, обаяние, сила, властность, а может быть, какая-то особенная осведомленность в жизни, свойственная лишь ему. Его присутствие успокаивало меня, хотя я прекрасно сознавал, что, обратись ко мне любой другой кардинал, я, вероятно, убежал бы, а то и просто лишился чувств от страха. И все же мне не пришло бы в голову просить у Чезаре благословения...

  Я тихо усмехнулся, но он услышал.

  – Спи, – повторил он, и его рука слегка сжала мои пальцы.

  Я повернулся на бок, стараясь не тревожить его, и вскоре уснул.

  Проснулся я среди ночи и, не открывая глаз, не сразу вспомнил, как оказался в этой роскошной постели под пологом, а когда вспомнил, решил, что для меня лучше было бы перебраться в другое место.

  Сев, я протер глаза. Чезаре в комнате не было. Свеча в серебряном подсвечнике оплывала каплями воска, освещая разбросанные по столу бумаги и принадлежности для письма. Должно быть, мой благодетель вел ночную жизнь, уделяя сну совсем мало времени. Я оделся, прошелся по комнате, выглянул в окно и, прихватив из вазы с фруктами большой персик, вышел в коридор.

  Охранник, стоявший у дверей, посмотрел на меня со смесью раздражения и любопытства.

  – А... монсеньор кардинал ушел? – спросил я, чтобы завязать разговор.

  – Тебе лучше знать, – хмыкнул солдат, разглядывая меня. – Ты же спишь с ним, верно?

  Оттенок пренебрежения в его голосе заставил меня нахмуриться.

  – Это не ваше дело, – сказал я с достоинством. – Он... дает мне поручения, которые я выполняю.

  – Да уж известно, какие у тебя могут быть поручения. – Солдат осклабился, потом вдруг обхватил меня за талию и притянул к себе. – У его преосвященства хороший вкус...

  – Пустите! – рявкнул я, и мой голос позорно сорвался. Ударив наглеца обеими руками в грудь, я вырвался, отступил назад в комнату кардинала и захлопнул за собой дверь. Оставалось только ждать, когда вернется Чезаре, чтобы потребовать у него объяснений.

  Ночь тянулась медленно. Я съел три персика, потом достал бутылку с вином и налил себе полный бокал в надежде, что выпив, смогу снова уснуть. Не тут-то было: мне просто стало плохо. Голова закружилась, я без сил рухнул в кресло, сжимая руками виски. Похоже, я действительно опьянел.

  За окнами уже светлело, а я все никак не мог придти в себя. Откинувшись на спинку кресла, я беспомощно перекатывал голову из стороны в сторону, жалобно мыча от протестующего состояния в животе.

  Так меня и нашел вернувшийся кардинал.

  – Андреа, что это с тобой? – встревоженно спросил он, присев возле меня на корточки. Взяв за подбородок, он заставил меня держать голову прямо. – А ну-ка посмотри на меня.

  Я попытался сфокусировать глаза на его лице, но не смог и только глупо рассмеялся.

  – Проклятье, да ты напился, как монах!

  Он подхватил меня на руки и перенес на постель, потом снял с меня камзол и рубашку, уложил головой на подушки и сел рядом.

  – И как же тебя угораздило?

  – Ваше сиятельство, я никогда раньше не пил вина, – пролепетал я, держа его за руку. – И никогда больше не буду, честное слово...

  – Безделье плохо на тебя влияет. – Он покачал головой. – Отныне я крепко подумаю, прежде чем оставить тебя без присмотра.

  – Дайте мне немного отлежаться, а потом я уйду и больше не доставлю вам забот.

  – Нет, ты мне еще понадобишься.

  Я закрыл глаза. Мир кружился в медленном хороводе пятен и вспышек, то разгорающихся, то угасающих перед моим многострадальным взором.

  – На что я вам? – прошептал я, и он сжал мои пальцы в своих.

  – Мне нужен поверенный для тайных поручений. Человек, которому я мог бы доверять. Тот, кто выполнял бы небольшие задания, относил письма, следил за людьми, которых я укажу...

  – Я не смогу, – печально сказал я, – я слишком неуклюж.

  – Это ничего. – В его голосе сквозила улыбка. – От тебя не потребуется многого, пока только ходить по городу и делать то, что я скажу.

  Я замолчал и облизнул пересохшие губы.

  – Ты красивый, – сказал он, склонившись ко мне, и я ощутил на своем лице его дыхание. Его рука легла на мою грудь и стала поглаживать ее, но я почти ничего не чувствовал.

  – Мне так плохо, – пожаловался я. – Еще немного, и меня стошнит.

  Он засмеялся.

  – Надеюсь, это послужит тебе уроком, мой маленький Андреа.

  Мне вдруг захотелось, чтобы он обнял меня и прижал к себе. Мне отчаянно нужна была его забота, его участие, может быть, даже спокойная ласка. В конце концов, я был для него всего лишь ребенком, которому он оказывал покровительство. У него были такие сильные руки...

  Я бессильно лежал перед ним, и он легонько гладил мои плечи и грудь. Когда я открыл глаза, наши взгляды встретились, и я улыбнулся, погружаясь в темные озера его глаз, в которых вспыхивали и гасли золотистые огоньки. Пожалуй, мне было хорошо. Он был со мной, его терпения и доброжелательности хватило настолько, чтобы не покинуть меня, пока я не почувствовал себя лучше. Когда хмель немного выветрился из моей головы, я несмело обнял его.

  – Почему вы делаете все это для меня?

  – Просто ты мне понравился. – Он улыбнулся и высвободился из моих объятий. – Ну, довольно, я тебе не сиделка. Сейчас я напишу одно письмо, и ты должен будешь отнести его во дворец Лукреции Борджиа на Виа дель Пеллегрино – тебе известно, где это?

  – Да, монсеньор.

  Он усмехнулся, когда я назвал его кардинальским титулом, но ничего не сказал, а молча сел за стол и начал писать.

  – Отдашь письмо лично монне Лукреции. – Он отдал мне сложенный лист, запечатанный восковой печатью. – Ответа можешь не дожидаться. Если у тебя есть собственные дела в городе, до вечера распоряжайся своим временем как тебе вздумается. Ночевать возвращайся ко мне. Никколо приготовил для тебя комнату рядом с моей, так что теперь нам не придется делить постель на двоих. – Он улыбнулся, а я смутился и отчего-то почувствовал легкое сожаление.

  Он заставил меня хорошо позавтракать, и я отправился исполнять его первое поручение, втайне надеясь, что и дальше ничего сложнее мне делать не придется. Район дворцов располагался неподалеку от Ватикана, так что далеко идти мне не нужно было. Проходя по коридорам и галереям, я теперь уже без спешки любовался скульптурами, фресками и резьбой. Впрочем, проходившие мимо папские гвардейцы поминутно заставляли меня напрягаться: я никак не мог свыкнуться с мыслью, что выгляжу теперь не как трущобный водовоз, а как придворный знатного вельможи. На меня стражники обращали не больше внимания, чем на любого из проходивших мимо обитателей Ватикана, так что вскоре я немного успокоился и к цели своего путешествия добрался вполне уверенно, как подобает хорошему посыльному.

  В приемной роскошного палаццо на улице дель Пеллегрино меня встретил чопорный слуга, спросив о цели моего визита, на что я ответствовал, что должен передать личное послание госпоже Лукреции от кардинала Борджиа. Слуга протянул руку, чтобы забрать письмо, но я упрямо повторил, что передам письмо только лично госпоже Лукреции. Он попытался спорить, я повысил голос, и в это время с лестницы послышался звонкий юный голос:

  – В чем дело, Алонсо?

  Я как можно учтивее поклонился, с восхищением взглянув на сбегающую по ступенькам девушку. Она была поистине прелестна: легкая, золотоволосая, с бледной кожей и бездонными голубыми глазами, сияющими, как сапфиры. Ее платье, открытое на груди чуть больше, чем позволяла мода, безупречно облегало стройную фигурку. Мне она показалась почти девочкой, едва ли старше меня самого.

  – Синьора, этот юноша утверждает, что принес вам послание от кардинала Борджиа, – сдержанно сказал слуга, с неодобрением посмотрев на меня.

  – Хорошо. – Она подошла ко мне и обворожительно улыбнулась. В ее улыбке было что-то, напомнившее мне Чезаре. – Я никогда раньше тебя не видела.

  Я молча протянул ей письмо. Она нетерпеливо сломала печать и, пробежав бумагу глазами, кивнула.

  – Ты принес радостное известие. Ступай, теперь я тебя запомню.

  Я смотрел на нее, наслаждаясь звуком ее голоса, каскадами золотистых локонов, сбегающими на плечи, гордой посадкой головы на точеной шее. Она была самой прекрасной девушкой из всех, что я когда-либо видел.

  – Благодарю вас, монна Лукреция, – пробормотал я, неловко кланяясь, и направился к двери.

  На улицу дель Пеллегрино я теперь готов был ходить хоть каждый день. Выйдя из дворца, я побрел через площадь, размышляя о том, была ли несравненная госпожа Лукреция любовницей Чезаре, или их связывали иные отношения. Судя по выражению ее лица, когда она читала письмо, она, несомненно, его любила. Я ощутил укол ревности и тут же рассердился на себя самого: ну какое право я имел ревновать это божественное существо к моему господину? У властителей свои дела, а я всего лишь бедный сын кузнеца, милостью кардинала Борджиа вытащенный из грязи и унижения...

  День я провел, гуляя по улицам Рима, а ближе к вечеру направился в Ватикан, как и требовал от меня мой хозяин. В приемной меня встретил Никколо и сразу же проводил в комнату, которая теперь была отведена мне для проживания. Комната оказалась не такой большой, как у кардинала, зато там были стол, два стула, сундук для одежды и вещей и большая кровать. Все это, как объяснил Никколо, было в моем полном распоряжении. Затем он пригласил меня поужинать в столовую для прислуги, располагавшуюся на первом этаже, и я имел удовольствие познакомиться с равными себе. Здесь были конюшие, кравчие, повара, кастеляны, денщики, один художник с хмурым лицом и весельчак плотник, сыпавший скабрезными анекдотами к удовольствию всех присутствующих мужчин. Женщины неодобрительно покачивали головами, но тоже не могли удержаться от смеха. На меня смотрели с любопытством, но вскоре приняли как своего. Эти простые люди были гораздо ближе мне, чем окружение кардинала, даже Никколо казался вельможей по сравнению с ними. Я с аппетитом уплетал суп и пироги, вместе со всеми смеясь над шутками плотника, а затем мы с Никколо отправились в покои кардинала.

  – Вы личный слуга монсеньора? – спросил я.

  – Да, я его камердинер. В мои обязанности входит содержание комнат в чистоте и уход за одеждой, а также я помогаю монсеньору переодеваться, умываться и выполняю небольшие поручения.

  – Вроде доставки писем? – насторожился я.

  – Нет, для этого у него есть другие люди. Я слуга, а не курьер.

  Я не мог бы сказать, что было в его тоне – гордость или сожаление, поэтому промолчал. Должно быть, слугой быть почетнее, решил я. Целый день быть при кардинале, следить за его гардеробом, выполнять мелкие поручения – для этого надо быть собранным и ловким, не допускать промахов и успевать делать много дел одновременно. Я невольно проникся уважением к Никколо и подумал, что завоевать его дружбу было бы неплохо.

  Оставшись в своей комнате, я осмотрелся. В сундуке обнаружились пара чистых смен белья, серый костюм из добротной ткани, еще один роскошный костюм из алого бархата с белыми вставками, чулки и великолепная батистовая рубашка, отделанная кружевами. Я не мог поверить, что это все для меня, и, закрыв сундук, подошел к окну, из которого был виден купол белого летнего домика Папы, утопающий в зелени огромного сада.

  Справа от моих окон располагался небольшой балкон, на который выходила одна из комнат моего господина, и сейчас я услышал доносившиеся оттуда тихие голоса. Говорили мужчина и женщина. Голос кардинала Борджиа я узнал сразу же, а вот женщину было почти не слышно. Славно, подумал я, мой хозяин ничем не лучше прочих кардиналов – тайком встречается с любовницей, да еще в стенах папского дворца. Интересно, кто она – знатная синьора или обычная проститутка?

  Усевшись на широкий подоконник, я мысленно попросил Бога простить меня за недостойное любопытство и стал прислушиваться.