355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Jeddy N. » Маска (СИ) » Текст книги (страница 11)
Маска (СИ)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 05:27

Текст книги "Маска (СИ)"


Автор книги: Jeddy N.



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

  Наконец, я услышал звук открываемой двери и голоса. Чезаре, граф Колонна и Джованни Борджиа вышли вместе, все еще оживленно обсуждая какие-то дела в Неаполе. Я повернулся и посмотрел на Джованни; мне необходимо было сделать что-то, естественное для слуги. Отыскав в кармане смятый клочок бумаги, я с молчаливым поклоном передал его герцогу Гандии. Он быстро взял бумажку и прошел мимо меня.

  – Любовные приключения? – спросил Чезаре игриво. – Кто присылает тебе записочки, братишка?

  – Успокойся, это не имеет отношения к Лукреции.

  – Очень надеюсь. К тому же, если ты соврал, я все равно узнаю...

  Они вышли в коридор, и я с облегчением перевел дух. Судя по всему, Чезаре действительно не догадался, кто скрывается под маской, но мне следовало быть еще осторожнее. Покинув покои Джованни, я пошел к себе и до вечера помогал Никколо, обсуждая с ним последние дворцовые сплетни. Никколо сказал, что папа намерен пожаловать своим сыновьям новые важные назначения. Личный секретарь кардинала-канцлера уже готовил приказ о передаче Джованни Борджиа герцогства Беневентского и Террачины, а кардинала Чезаре ждала особо важная миссия, но о ней пока не было объявлено.

  Новости встревожили меня. Беневенто и Террачина, насколько я знал, считались спорными территориями, на которые всегда претендовал Неаполь, и врагов у Джованни, судя по всему, должно было прибавиться. Впрочем, его растущее могущество и влияние должны были защитить его. Что касается Чезаре – я понимал, что его молодость и низкое положение среди кардиналов не позволяли ему рассчитывать на получение особых полномочий, но папа мог рассудить иначе.

  Мой господин явился вечером, когда еще не совсем стемнело, принял ванну и позвал меня к себе в спальню. Я зажег свечи, разделся и молча лег рядом с ним.

  – Лукреция беременна, – устало сказал он, глядя мне в глаза. – Андреа, эта бессмысленная ревность убивает меня. Я не знаю, кто отец ребенка.

  – Ты думаешь, что это Джованни?

  – Он вполне мог бы им оказаться. Мой брат не слишком разборчив в женщинах, ему просто нужны развлечения. Что до Лукреции, я уверен, что она встречается с ним. Не знаю насчет Хофре, хотя подозреваю, что и он получает от нее свою долю ласк.

  Я коснулся его груди.

  – Забудь об этом, ведь ты и сам...

  – А, я забыл еще и нашего отца! Знаешь, что говорят в городе? Лукреция Борджиа приходится папе дочерью, женой и невесткой... Черт побери, я не могу истреблять всех мужчин, на которых посмотрит моя сестра!

  – Нет. – Я поцеловал его руку, и он до боли сжал мои пальцы в своих.

  – Сегодня утром она отправилась в монастырь Святого Сикста. Мне она сказала, что хочет отдохнуть от шума и суеты и позаботиться о своей душе. Да, ее душа нуждается в самой неустанной заботе, потому что дьявол давно ждет ее в самой глубокой бездне ада!

  – Если она сказала тебе правду, ты можешь быть спокоен.

  – Я давно не припомню, чтобы Лукреция говорила правду. Скорее всего, она намерена уединиться с одним из своих любовников и...

  Я закрыл ему рот ладонью.

  – Неужели ты думаешь, что Джованни последует за ней в монастырь?

  – Джованни, похоже, увлечен знатной дамой, – пробормотал он. – Ему носят любовные записочки лакеи в черных масках...

  – Не говори, что тебе самому их не носят.

  – Ты прав. – Он рассмеялся и, толкнув меня в грудь, опрокинул навзничь, а потом лег сверху и коленом раздвинул мне ноги. – Я всегда найду себе девушку... или мальчика. Что скажешь?

  – Поцелуй меня, – попросил я шепотом, взяв в ладони его лицо. Он исполнил мою просьбу; его поцелуй был неистовым, жестким и обещающим. Я застонал, обвивая его бедра ногами.

  – Ведь я нравлюсь тебе? – требовательно спросил он. Его пальцы отыскали и слегка сжали мой член.

  – Я люблю тебя, – выдохнул я, извиваясь, и это было правдой.

  Он стал целовать мое лицо, шею, грудь, воспламеняя меня своими ласками. Он был немного груб, и я отчего-то вспомнил подземелье замка Святого Ангела, людей, привязанных к столбам, и неумолимое лицо Чезаре в алом как кровь свете факелов.

  – Встань на колени, – велел он и, схватив меня за волосы, притянул мою голову к низу своего живота. Я со стоном обхватил руками его колени и стал ласкать его так, как ему хотелось. Он направлял меня, временами тихо вскрикивая от удовольствия. Затем я лег перед ним, и он овладел мной, забросив мои ноги к себе на плечи. Мы раскачивались в упоительном ритме, пока я не почувствовал, что он кончает. Я закричал, не в силах сопротивляться захлестывающему меня наслаждению, и излился, стискивая его руки в своих. Экстаз опустошил меня. Тяжело дыша, Чезаре опустился рядом со мной на ложе; его лицо и тело блестели от пота.

  – Порой мне кажется, что ты лучше любой девушки, – прошептал он, целуя меня в висок. – Мне не так уж часто хочется удовлетворять свою страсть с мужчиной, но когда я прикасаюсь к тебе, то забываю обо всем на свете... Я знаю, что у меня впереди целая жизнь, и мой путь только начинается. Хочешь ли ты пройти его со мной?

  – Чезаре... ты же знаешь.

  Он улыбнулся, погладив пальцами мою щеку.

  – Сегодня отец сказал, что намерен поручить мне важное дело в Неаполе. Ты понимаешь, что это означает?

  – Неужели его святейшество хочет избавиться от нового короля?

  Чезаре рассмеялся.

  – Совсем напротив. Чехарда правителей на неаполитанском троне мало кому нужна. Молодой король Федерико устраивает нас как нельзя лучше, так что теперь осталось только официально признать его и вручить инвеституру. Обычно это поручают кардиналу-легату.

  – Но я думал, что такие поручения дают самым влиятельным и старым кардиналам! – удивился я. – Ведь это большая ответственность...

  – Я тоже так думал. У моего отца иное мнение – и неограниченная власть. Моя миссия будет официальной и почетной. Так начинается дорога к вершинам мира, мой мальчик.

  Я посмотрел в его темные непроницаемые глаза и почувствовал леденящий страх. Вполне возможно, он станет следующим папой, если его отец сумеет обеспечить ему высокое положение и сторонников в коллегии. О богатствах его святейшества ходили легенды, он дарил замки и титулы, как ребенок разбрасывает камешки... Тогда уже не будут иметь значения ни ревность, ни обиды, ни ненависть. Чезаре будет неизмеримо выше своих братьев, да и выше всех людей в христианском мире; ему поклонятся короли...

  Закрыв глаза, я прошептал одними губами:

  – ...И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?

  Чезаре тонко улыбнулся и подхватил:

  – И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира... Но я не зверь Апокалипсиса, Андреа.

  Я ощутил его дыхание на своей щеке, и его губы легко коснулись моих.

  – Сейчас или никогда. Раньше мне казалось, что Джованни достается все самое лучшее, что отец ослеплен любовью к нему, а он совершенно того не заслуживает. Теперь все меняется... Я очень люблю своего отца, Андреа, и начинаю понимать его замысел. Он доверяет мне гораздо больше, чем Джованни или Хофре, но все, что он делает для меня, он делает постепенно и с осторожностью. Кардиналов трудно обмануть, старики протестуют против решений, хоть в чем-то ущемляющих их права, особенно итальянцы. Когда кардиналами назначили меня и Ипполито д'Эсте, поднялся такой шум, что я думал, они тут же прикончат нас обоих и низложат отца...

  – Ипполито едва ли старше тебя, – заметил я.

  – Младше. Но за ним стоят силы, которые надо поддерживать. Его сделали епископом в восемь лет. А Джулиано Медичи рукоположили в шесть. Неслыханно, скажешь? Это только политика, и отец знает, как правильно использовать свою власть. К концу недели он объявит в консистории о своем намерении направить меня легатом в Неаполь; посмотрим, как они это проглотят...

  – У тебя станет еще больше врагов.

  – Я не боюсь их. Когда я вернусь, они поймут, что со мной надо считаться. Недовольным придется смириться или уйти. Что же касается тебя, то я намерен попросить у отца дать тебе должность в апостольской канцелярии. Что скажешь?

  Я задумался. Мне казалось, что для служителя канцелярии мне не хватает грамотности, но Чезаре истолковал мое молчание по-своему.

  – Может быть, тебе больше по душе карьера священника?

  – Нет, конечно, – быстро сказал я. – Но...

  Он рассмеялся.

  – Ну, солдата из тебя точно не получится. Я мог бы поговорить с Джованни, чтобы ты мог получить назначение в армии, да только ничего хорошего из этого не выйдет. Ты неплохой шпион, мой маленький убийца, мастер тайных поручений, обученный владению шпагой и кинжалами лишь в той мере, в какой это необходимо для тебя. Ты слишком утончен для насилия и грубой войны. Подумай над тем, что я предложил тебе; должность в курии приносит хороший доход.

  – Спасибо. Я подумаю.

  Я уже знал, что папы делали много для своих избранников, так что порой кардинальские шапки и епископства доставались людям неспособным и недостойным, известным лишь услужливостью или пороками. Темные слухи, ходившие о кардинале Джулиано делла Ровере, упорно утверждали, что благосклонность к нему папы Сикста и стремительный взлет его к вершинам власти объяснялись не умом и заслугами, а плотской связью, которая существовала между ним, тогда еще молодым человеком, и папой. Я не считал себя достойным принять от Чезаре должность подобным образом. Мне казалось, что мой долг перед ним и так чересчур велик, а я уже проявил неблагодарность, полюбив его брата и тем самым предав его самого.

  – Спи, – улыбнулся он. – После завтрака мы с тобой прогуляемся за город.

  – Надеюсь, мы не будем ловить преступников? – зевнув, спросил я. Он обнял меня и засмеялся, вместо ответа поцеловав в макушку. В его руках было так уютно и спокойно; устроившись поудобнее, я закрыл глаза и прижался к нему, и совсем скоро меня действительно одолел сон.

  Наутро после завтрака мы выехали из Рима. Чезаре, одетый в неизменный черный камзол и черную же рубашку, в высоких сапогах со шпорами, на гнедом жеребце, казался веселым и шутливо спрашивал меня, не желаю ли я послужить в кавалерии. Разумеется, он посмеивался надо мной: я плохо ездил верхом, а тяжелая шпага мешала еще больше, так что я почти постоянно чертыхался и несколько раз выронил поводья, пока поправлял ножны. Наконец он сжалился и пристроил мою шпагу так, чтобы она не колотила меня по ногам.

  Мы ехали мимо виноградников и полей, я наслаждался свежим ветром, несущим с лугов запахи цветов и меда, глубокой синевой неба в легких облаках, теплом и неторопливым шагом лошади. Навстречу попадались обозы, везущие в Рим товары и продовольствие, всадники, кареты и крестьянские повозки; путники победнее шли пешком, неся свои дорожные пожитки в заплечных сумах. Мы встретили даже трех августинцев-миноритов, по уставу босых и в мешковатых рясах, подпоясанных веревками. Чезаре небрежно бросил им несколько золотых монет и велел помолиться за его душу.

  Вскоре я начал догадываться, куда лежит наш путь. Монастырь Святого Сикста, куда накануне уехала Лукреция, был не так уж далеко от города, так что добраться туда можно было за четверть часа. Вскоре мы были уже у монастырских стен. Чезаре спешился и постучал в ворота; вышедший навстречу привратник получил золотой дукат и приказание немедленно проводить нас к сиятельной мадонне Лукреции Борджиа.

  Лукреция занимала не самую скромную келью; ее покои больше подходили императрице, чем кающейся грешнице, каковой она представлялась. Она приняла нас в комнате с высокими сводчатыми потолками, выходившей двумя широкими окнами на дорогу, луга и дальние горы. Отослав служанок, Лукреция с радостной улыбкой бросилась на шею брату.

  – Боже, Чезаре! Какой сюрприз... Я весь день думала о тебе.

  Он ласково взял сестру за подбородок и поцеловал отнюдь не братским поцелуем. Она застонала, обнимая его за талию.

  – Зачем ты это делаешь? Я же говорила, что приехала сюда, чтобы подумать о вечном и помолиться в уединении, а ты...

  Рука Чезаре легла на ее грудь и потянула вниз ткань платья. Затем его пальцы захватили обнажившийся сосок, легонько сжимая его.

  – Мне трудно без тебя обходиться, сестричка. Ну же, мне нужно лишь немного твоего внимания. Разве ты не рада мне?

  – Да, хорошо... О, Чезаре, ты заставляешь меня желать того, от чего я решила отказаться. Не искушай меня, потому что мое тело сильнее моей души...

  Кардинал обернулся ко мне.

  – Андреа, ты знаешь, как я ждал встречи с моей дорогой сестрой. Подойди сюда, мой мальчик.

  Я приблизился, избегая смотреть в прекрасные сверкающие глаза Лукреции, и опустился на колени подле Чезаре. Мне достаточно было лишь протянуть руку, чтобы коснуться твердой выпуклости под его штанами.

  – Смелее, – прошептал он. – Покажи ей, как я хочу ее.

  Я стал ласкать его через плотную ткань, затем ослабил его пояс и осторожно высвободил жестко стоящий подрагивающий член. Задыхаясь, Чезаре притянул к себе Лукрецию и стал целовать, забираясь руками ей под платье. Я слышал их стоны и влажные звуки поцелуев; легко проводя пальцами по напряженной плоти Чезаре, я одновременно начал ласкать самого себя, не в силах справиться с возбуждением.

  – Чезаре, довольно, – прошептала Лукреция, пытаясь оттолкнуть брата. – Я уже говорила тебе, что мы не должны...

  – Только потому, что ты беременна? Я не откажусь от тебя, милая, да и ты можешь получить удовольствие от любви. Скажи-ка, ведь кроме служанок с тобой приехали поэты, музыканты и твой дворецкий, верно? А ведь они все мужчины, и многие их них молоды и красивы. Неужели тебе никогда не хотелось удовлетворить с ними свои желания?

  – Прошу тебя, Чезаре... – Она попыталась отодвинуться, но он принялся медленно снимать с нее платье.

  – Твой отъезд очень расстроил меня, отца и Джованни.

  – Ты приехал по поручению отца?

  – То, что я делаю сейчас, он мне не поручал, – усмехнулся Чезаре, обнажая ее грудь. – Андреа, помоги мне раздеть ее, я уже изнемогаю...

  Вдвоем мы быстро раздели Лукрецию и, невзирая на ее слабое сопротивление, отнесли на кровать. Чезаре сбросил камзол и рубашку; его сильное тело казалось отлитым из теплой сияющей бронзы. Лукреция уже не пыталась остановить его, отвечая на его поцелуи и извиваясь под ним. Он опустился на нее сверху, продолжая ласкать, а я лег рядом, молча глядя на них и поглаживая собственный член. Чезаре посмотрел на меня и улыбнулся, и Лукреция тут же широко развела ноги, обхватив поясницу брата и с силой направляя его в себя. Он чуть приподнялся на руках и, качнувшись вперед, проник в нее с тихим стоном.

  – Андреа, – прошептал он и взял мою руку. Я догадался, чего он хотел. Иногда ему была приятна такая ласка; обычно мы делали это более привычным способом, но сейчас я просто стал ласкать его двумя пальцами, подстраиваясь под ритмичные движения его бедер. Лукреция вскрикивала и металась, я видел ее запрокинутое лицо и остро торчащие алые соски. Чезаре размеренно двигался, все быстрее пронзая ее, и я чувствовал, что скоро один из них не выдержит. Наконец она выгнулась, как тетива взведенного лука, мягкие волны судорог сотрясли ее гибкое тело, и ее долгий мучительный вскрик был полон сладострастного наслаждения.

  – О, Чезаре... Как хорошо!

  Он хотел продолжать, но она оттолкнула его, и тогда он, оставив ее, притянул меня к себе. Я лег перед ним, и он тут же овладел мной. Его движения стали неистовыми; я кричал, чувствуя боль и удовольствие, и он шептал мне слова любви, рукой быстро лаская мой мужской орган. Я кончил, изливаясь в приступе невероятного наслаждения, и Чезаре тут же выскользнул из меня. Сев мне на грудь, он придвинулся ближе, и я коснулся губами набухшей алой головки. Он протяжно застонал, стиснув мои руки, и белая густая жидкость брызнула мне в рот и на лицо.

  Я закрыл глаза, тяжело дыша и слушая гулкий стук собственного сердца. Надо мной склонилась Лукреция, ее шелковистые кудри щекотали мое лицо. Мягкие теплые губы нежно касались моих щек, губ, век. Она слизывала с моей кожи семя брата, а потом стала целовать меня в рот.

  – Довольно, – сказал Чезаре. – Удели и мне немного внимания...

  Открыв глаза, я увидел их над собой. Они целовались, и я несмело положил ладонь на грудь Лукреции. Ее шелковистая кожа была теплой и чуть влажной. Чезаре перехватил мою руку и засмеялся, а потом наклонился и поцеловал меня в губы. Я любил его, любил их обоих в этот момент, в скользящих полуденных тенях начала лета, в теплом золотом свете, ложащемся на наши обнаженные тела, в ленивой сладостной неге утоленной страсти.

  Мы оставались в монастыре до самой ночи. Когда Лукреция удалилась на вечернюю молитву, мы с Чезаре пили вино и разговаривали, а затем его сестра вновь присоединилась к нам, и после ужина мы опять занимались любовью втроем. Я уже знал, что Лукреция беременна, и был вдвойне осторожен, когда она предложила мне себя. Мне казалось, что мой член, погружаясь в ее лоно, может побеспокоить маленькую жизнь, зародившуюся внутри ее. Почему-то я был уверен, что отцом ребенка был Чезаре; это заставляло меня содрогаться от желания и одновременно от ужаса. Мой господин пристроился позади меня, его ласки сводили меня с ума, я задыхался и кричал, не в силах справиться с запредельным наслаждением, впиваясь пальцами в бедра Лукреции, и она билась подо мной, насаживаясь на мой извергающийся орган. Последним кончил Чезаре, я принял в себя его семя, как делал это много раз, и мы упали на ложе, переплетаясь в страстном объятии.

  Наутро Чезаре простился с сестрой.

  – Передавай привет отцу, Джованни, Хофре и Санчии, – сказала Лукреция, провожая брата в монастырском атриуме. – Я уже скучаю по ним, но хочу отдохнуть здесь от суеты, которая неизбежно затягивает меня при дворе.

  – Тебе стоило бы поберечь себя. – Чезаре улыбнулся. – Мне хочется увидеть своего ребенка здоровым...

  Она засмеялась, поцеловала на прощание его и меня, и мы отправились в обратный путь, пообещав вернуться в самом скором времени.

  – Проклятье, я до сих пор не уверен в своем отцовстве, и она играет со мной! – пробормотал он, когда мы выехали за ворота. – Я знаю, что она продолжает спать с нашим отцом, потому что у нее появляются все новые наряды и драгоценности, а ни один из ее любовников не может позволить себе такие подарки. Не скажу насчет Джованни и Хофре, но и они вполне могут навещать ее. Почему нет, ведь они ее братья...

  – Вы не можете неотлучно быть при ней.

  – Это верно. Но попомни мои слова – в конце концов она будет принадлежать только мне.

  Я рассеянно кивнул, вспоминая легкую улыбку Лукреции, ее золотистые локоны и гибкое тело. Она будет внушать мужчинам желание до самой старости, и даже Чезаре не в силах ничего с этим поделать. Что же касается его обещания – оно могло быть исполнено, и я знал способы, которыми Чезаре мог устранить самых безрассудных своих соперников. Что до остальных – у них, вероятно, хватило бы ума отступиться...

  Во дворе возле апостольского дворца нас встретил капитан личных охранников папы.

  – Монсеньор, его святейшество просит вас срочно явиться в консисторию, – сказал он, беря под уздцы жеребца Чезаре. – Заседание начнется совсем скоро, и ваше отсутствие беспокоит его святейшество. Он уже трижды спрашивал о вас.

  – Я уезжал по делам. – Кардинал спешился и обернулся ко мне. – Ступай, Андреа, на сегодня ты свободен. Похоже, до самого вечера.

  Он быстро взбежал по ступеням и скрылся во дворце. Я отдал лошадь подошедшему конюху и направился следом за Чезаре. Мне не нужно было торопиться, ведь меня никто не ждал. После дня, проведенного с Чезаре и его сестрой, я не осмеливался явиться к Джованни, хотя желание увидеться с ним было нестерпимым. Я не смог бы смотреть ему в глаза, потому что одного его взгляда было достаточно, чтобы заставить меня раскаиваться в своей пагубной чувственности.

  Весь день я провел в своей комнате, читая Горация и умирая от любопытства. По-видимому, папа вознамерился, наконец, объявить о новых назначениях, которыми он почтил своих сыновей. Джованни, герцог Гандии, синьор Сессы, должен был получить во владение Террачину и Беневенто, а Чезаре – чрезвычайные полномочия папского легата в Неаполе.

  Мы пообедали с Никколо, а затем я все же решился отправиться к Джованни. Мне безумно не хватало его, и тишина пустой комнаты давила почти ощутимо. Надев плащ и взяв маску, я вышел в приемную и неожиданно для себя обнаружил там Микелотто. Этот молчаливый испанец был тайным душителем, цепным псом моего господина; Чезаре прибегал к его услугам, когда требовалось отомстить особенно жестоко. Я никогда не расспрашивал о его методах, но когда в городе находили разрезанные на части или исколотые кинжалами трупы людей, вставших на пути у папы или его сына, я знал наверняка, что без Микелотто здесь не обошлось. Чезаре достаточно было сказать лишь несколько слов, чтобы Микелотто начал действовать. Человек этот вызывал у меня отвращение и ужас, и одновременно я восхищался его мрачной уверенностью. Если он брался за дело, смерть врагов была неизбежна.

  Сейчас Микелотто сидел в приемной кардинала Борджиа и со скучающим видом разглядывал большой портрет Лукреции, висевший на стене. Я смущенно поприветствовал его.

  – А, малыш Андреа. – Его непроницаемо черные глаза скользнули по мне. Шрам, рассекавший лицо, делал его поистине страшным, и я избегал смотреть на него прямо. – Что, решил немного пройтись?

  Я через силу улыбнулся, стараясь выглядеть как можно беспечнее.

  – Пожалуй. Монсеньор вернется поздно.

  Микелотто лениво кивнул, помолчал и, когда я уже собрался выйти, проговорил:

  – Не хочешь, чтобы я немного развлек тебя?

  Задохнувшись от потрясения, я молча вцепился в дверную ручку, и он рассмеялся:

  – Не бойся, ты не в моем вкусе.

  Я выскочил в коридор, все еще слыша за спиной его презрительный смех. Микелотто знал обо мне больше, чем я думал. Сам же я не знал о нем почти ничего. Он появлялся и исчезал, как тень, исполняя приказания Чезаре, и это была другая, тайная сторона жизни моего господина. Что он делал в приемной кардинала? Явился с докладом или выполнял очередное поручение? Кого еще завтра найдут на римских улицах с перерезанным горлом?

  Мои ладони вспотели, и я вытер их плащом, но страх после встречи с Микелотто все не проходил. Медленно идя по коридору, я размышлял, куда направиться. Ноги сами несли меня к покоям герцога Гандии, однако я чувствовал, что не имею права появляться там. Остановившись у окна в галерее, я рассеянно водил пальцем по линиям свежей росписи проема и смотрел в темноту поздней июньской ночи. Мне оставалось сделать лишь несколько десятков шагов, чтобы оказаться у дверей комнат Джованни. Я мог бы сделать их... Войти в его спальню, увидеть его лицо, коснуться его руки; несмело поцеловать в губы, наслаждаясь теплом и смущенной отзывчивостью его стройного тела, лечь рядом, ласкать и смотреть, как он вскрикивает от наслаждения и кончает, отчаянно сжимая зубы, чтобы сдержать стон...

  От этих мыслей мне стало жарко. Вытащив из кармана маску, я быстро огляделся. Охранник в конце коридора, еще один прохаживается у дверей покоев герцога Джованни; двое писцов, проходящих в свете факела по галерее, слишком занятые разговором, чтобы обращать внимание на посторонних. Я расправил маску, все еще сомневаясь, и в этот момент мне показалось, что еще одна легкая тень метнулась в коридоре за охранником позади меня. Вздрогнув, я почти физически ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд и поспешно засунул маску в рукав. Мне следовало бы надеть ее раньше. Микелотто сбил меня с толку, и я с самого начала вел себя как последний дурак. Кто угодно мог видеть меня идущим к комнатам герцога Гандии.

  Не спеша повернувшись и заложив руки за спину, я пошел обратно, делая вид, что прогуливаюсь, и тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь в конце коридора. Охранник не обратил на меня никакого внимания, но кроме него, я так никого и не увидел. Вернувшись к себе, я с облегчением обнаружил, что Микелотто уже успел уйти, и в приемной не было никого, за исключением дремавшего на стуле гвардейца.

  Прокравшись в спальню Чезаре, я зажег свечу и забрался в кресло, все еще дрожа от странного ощущения близкой опасности. Кто-то следил за мной, или мне действительно померещилось?

  Я заснул прямо в кресле, так крепко, что очнулся только когда Чезаре взял меня на руки и перенес на кровать. Он был обнажен, с мокрых после ванны волос стекали капли воды.

  – Спи, – сказал он, уложив меня и поцеловав в лоб, как ребенка. Я сонно погладил его мускулистую грудь и спросил:

  – Тебя назначили легатом?

  – У тебя были сомнения? – ответил он вопросом на вопрос, ложась рядом со мной. – Спи, мой мальчик.

  Я обнял его и улыбнулся. Он не стал меня тревожить, так что вскоре я снова уснул.

  На следующий день мы проснулись лишь после полудня. За завтраком Чезаре рассказал, как прошло заседание коллегии кардиналов накануне.

  – Вначале отец объявил, что намерен распространить свое влияние на приграничные области Неаполя. Ему, как обычно, удалось сказать это так, что ни у кого не возникло подозрений и недовольства. Однако на многих лицах появилось раздражение, когда он представил подписанную им грамоту о пожаловании Джованни и его потомкам в вечное владение герцогства Беневенто и городов Понтекорво и Террачины. Я ждал шума. Видел бы ты физиономии Орсини и Колонна! Они имели право рассчитывать, что эти бенефиции получат они. Но они молчали, как и прочие. Возмущался только Пикколомини, но я уверен, что отец ему этого не забудет.

  – Молчание еще не говорит об одобрении, – заметил я.

  – Все верно. Но отец знает, кого из них чем припугнуть. Кого нельзя запугать, того можно купить. Если же не помогает ни то, ни другое, можно просто убрать недовольных с дороги.

  Я не стал спорить; эти методы были мне хорошо известны.

  – Значит, Джованни теперь отправится в свои новые владения?

  – Думаю, да.

  – А ты?

  Он помолчал, пристально глядя на меня, разломил хлеб, намазал его медом.

  – Обо мне речь еще не шла, иначе это вызвало бы настоящий бунт, но сегодня будет второе заседание консистории.

   Я подумал, что папа мог бы не откладывать сообщение о назначении Чезаре на следующий день, а порадовать коллегию разом двумя хорошими новостями.

  – Вчера вечером заходил Микелотто, – как бы между прочим сказал я.

  – А. – Чезаре доел хлеб и запил его водой. – Ну, зайдет еще раз.

  Его лицо осталось невозмутимым. Между нами повисло молчание – тяжелое и отчего-то неловкое. Никогда прежде я не чувствовал такого страха в присутствии Чезаре. Я ожидал, что он спросит что-нибудь еще, но он молчал. Мрачные глубины души моего господина и возлюбленного оставались для меня вечной тайной.

  – Я должен идти к обедне, – сказал он. – Пойдешь со мной?

  – Да, конечно. – Я подумал, что в последнее время накопилось слишком много грехов, которые мне нужно было замаливать. – Его святейшество будет вести службу?

  – Ты же знаешь, отец никогда сам не служит, как, впрочем, и я. Думаю, сегодня это поручат Склафенати.

  – Но я всегда считал, что папа должен...

  Он зло рассмеялся.

  – Он никому ничего не должен, Андреа. Он делает то, что необходимо. Между человеком и Богом нет посредника, папа лишь направляет людей, чтобы они выполняли волю Бога. – Чезаре поднялся из-за стола. – Праведность и святость – пустой звук, когда речь идет о простых человеческих интересах.

  Я чувствовал его правоту, но отказывался смириться. Папу Александра называли апостолом сатаны. Разумеется, никто не осмелился бы сказать ему это в лицо. Перед ним склонялись не только верующие и сановники церкви, но даже короли, отлично понимая, что его оружие – не только анафема. Он умел заставлять людей делать то, что ему было нужно, и всегда мстил тем, кто ему не подчинялся. Я видел его только издали: высокий, статный, несмотря на полноту, с улыбчивым привлекательным лицом и ледяным темным взглядом. Он действительно был всемогущ и мог решить любой вопрос и выполнить любую просьбу, если видел в этом выгоду для себя.

  Во время службы в базилике я стоял, низко опустив голову, слушая голос кардинала, отчетливо произносившего слова молебна, и от всего сердца просил Бога о милосердии. Я боялся поднять глаза, чтобы взглянуть на Джованни Борджиа, стоявшего тут же вместе с младшим братом Хофре и его женой Санчией. Мне казалось, что даже случайный взгляд может выдать меня.

  – Я вернусь только завтра, – сказал Чезаре, когда мы спускались по ступеням после окончания службы. – Можешь пойти куда-нибудь развлечься, вот немного денег, этого хватит, чтобы снять девчонку или паренька на ночь.

  Я взял кошелек и почтительно поцеловал его руку. Он усмехнулся и обронил через плечо, уходя:

  – Только выбирай бордель почище.

  Поклонившись, я посмотрел ему вслед. Кошелек был тяжел, но вряд ли золота в нем хватило бы, чтобы купить любовь единственного человека, которого я хотел до безумия – герцога Джованни Борджиа. Я дождался, пока Джованни вышел из базилики. Он говорил о чем-то с Санчией, она смеялась, прикрывая рот ладошкой. Хмурый Хофре шел следом, глядя на старшего брата и жену почти с ненавистью. Вряд ли у них все ладно, подумал я. Джованни не мог остаться равнодушным к красоте Санчии, оставалось только гадать, как далеко все зашло. Я подошел ближе, и взгляд герцога упал на меня. Он вздрогнул, смущенно отвел глаза и отпустил на время руку Санчии. Хофре посмотрел на меня равнодушно, как на любого из тех, что толпились возле базилики, желая лицезреть папу и получить благословение. У юного Борджиа было холеное бесстрастное лицо с маленьким подбородком и тонкими губами; его можно было бы назвать привлекательным, если бы не его злое, оценивающее выражение. Я знал, что Хофре не любил никого из своих братьев, да и вообще, похоже, не испытывал ни к кому теплых чувств. Чезаре презирал его, и я постепенно научился относиться к нему точно так же.

  До дворца я шел следом за ними, а потом направился в свою комнату, надел плащ и, убедившись, что Микелотто не ожидает в приемной Чезаре, закрыл лицо маской, прежде чем выйти в коридор. До покоев Джованни я почти добежал, сгорая от нетерпения. Меня впустили беспрепятственно; герцог собирался обедать вместе с младшим братом и его супругой, но согласился уделить мне несколько минут.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю