Текст книги "Я тебе изменил. Прости (СИ)"

Автор книги: Инна Инфинити

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– С того, что ее отец русский!

– И что? Я прекрасно общаюсь с ней на английском.

– И ты даже не пытался научить свою дочь русскому?

– Нет. А надо было?

Я аж теряюсь. Пока молчу в замешательстве, Тимур делает новый глоток чая.

– А как с ней общается твоя бабушка? Она знает английский.

И вот тут по лицу Тимура пробегает едва заметная тень печали.

– Нет, моя бабушка не знает английский. К сожалению, разговаривать с Эшли она не может. Я показываю ей видео своей дочки.

Раз Тимур говорит об этом с толикой горечи, то в глубине души понимает, что я права.

– Почему ты не женился на матери своей дочки? – перехожу к новому вопросу.

– Не хотел.

Ответ немного обескураживает меня.

– Почему?

– Я в принципе не хочу жениться. Ни на ком.

– Почему?

– Просто не хочу, – пожимает плечами.

– Но она ведь родила от тебя.

– И что? Мы и так были вместе.

Ладно, понятно. Тимур из тех, кто считает, что штамп в паспорте ничего не значит, поэтому ставить его не нужно. Вот только хочется спросить: «Если штамп в паспорте ничего не значит, то почему так боишься его поставить? Он же ничего не значит». Но это будет долгий и бессмысленный спор с Тимуром. Я лучше спрошу то, что меня интересует.

– Почему ты расстался с матерью своей дочки? Рэйчел, кажется?

– Да, ее зовут Рэйчел.

– Так почему вы расстались?

– Потому что я вернулся в Россию.

Слова Тимура вгоняют меня в ступор.

– Извини, не понимаю, как твое возвращение в Россию влияет на расставание?

– Очень просто влияет. Я уехал в Россию, а Рэйчел осталась в США.

– Она не захотела ехать с тобой в Россию? – уточняю.

– Я не предлагал ей.

Я снова зависаю на несколько секунд. Тимур терпеливо ждет.

– А почему ты не предложил Рэйчел переехать с тобой в Россию, если у вас общий ребенок и вы жили вместе??

– Не захотел.

У Тимура на все один ответ: хочу – не хочу. Я так понимаю, он всю свою жизнь выстроил вокруг собственного «хочу», и это лично для меня очень странно. Ведь не всегда жизнь строится вокруг нашего «хочу». Особенно, когда есть дети. Вообще, с появлением ребенка о собственном «хочу» можно забыть.

– Я тебя не понимаю, – говорю после очень долгой паузы.

Тимур отворачивается к раковине и выливает недопитый чай. У меня снова появляется ощущение, что он не хочет рассказывать. Возможно, мне не следует лезть к нему в душу. Так-то какая мне разница? Да вообще никакой. Даже если у Тимура десять детей – меня это не касается.

– Мы с Рэйчел были вместе два года, когда она забеременела, – Тимур снова поворачивается ко мне корпусом и наконец-то начинает говорит откровенно, а не сухо отвечать на заданные вопросы. – Я не бросил ее, но и не предложил пожениться. Мы жили вместе, и между нами ничего не изменилось. Через девять месяцев родилась Эшли. Было сложно. Мы столкнулись с классическими трудностями молодых родителей без опыта. Я работал, Рэйчел была дома с ребенком. Когда Эшли подросла, стало полегче. По крайней мере она начала спать по ночам, чего не было в ее первый год. А полгода назад я захотел вернуться в Россию. Ничего не произошло, просто меня потянуло домой. Прожив в США почти восемь лет, я захотел домой. Я сказал Рэйчел, что хочу вернуться в Россию. Я не предложил ей поехать со мной, а сама она не просилась. Мы оба понимали, что однажды настанет день, когда мы расстанемся, несмотря на общего ребенка. Не было скандалов, ссор, обид. Я уехал, Рэйчел осталась. Наши отношения завершились. Но я продолжаю содержать их с Эшли. Я не знаю, есть ли у Рэйчел кто-нибудь. Мы общаемся только на тему ребенка и на тему денег. Рэйчел присылает мне счета, и я их оплачиваю. Вот и вся история.

Тимур замолкает. А я вдруг чувствую сильную жалость к Рэйчел.

Глава 29. Эгоист

– Никак не отреагируешь? – спрашивает, когда молчание слишком сильно затягивается.

– Ты эгоист.

Тимур смеется.

– Это плохо?

– Мне жаль людей, которые тебя любят. Ты совсем о них не думаешь.

– Если ты решила читать мне нотации и учить жизни, то не советую, – в голосе пацана прорезается сталь.

Это такие же неожиданные нотки в его голосе, как снег в мае. Ладно, допустим, с «пацаном» я перегибаю. Тимур вполне себе молодой мужчина, как выяснилось, даже отец ребенка. Но при этом он не производит впечатление строгого человека. И тут вдруг такой жесткий и бескомпромиссный тон.

– Боже упаси. И в мыслях не было. Я с тобой не для того, чтобы чему-то тебя учить.

Лицо Тимура смягчается.

– Наличие у меня ребенка как-то влияет на наши отношения?

– Нет, никак не влияет. Мне все равно, даже если у тебя десять детей.

Пацан довольно улыбается.

– Хорошо, Вера.

– Можно еще один вопрос?

– Конечно.

– Почему именно я? В нашей компании полно красивых девушек. И не только в компании, а вообще повсюду. Почему ты прицепился именно ко мне?

Пожалуй, этот вопрос беспокоит меня гораздо больше, чем все предыдущие вопросы о личной жизни Тимура. И слово «прицепился» – очень правильное. Тимур действительно прицепился ко мне, как банный лист. Сама я ни с кем отношений и свиданий не искала. Если бы не настойчивое внимание Тимура ко мне, я бы сейчас куковала одна дома, проливая слезы в подушку и жалея себя.

В глубине души я благодарна Тимуру за то, что отвлекает меня и не дает скатиться в депрессию и самобичевание.

Пацан пожимает плечами.

– Не знаю. Я тебя захотел.

– И всё? Ты просто захотел меня, когда увидел, и тебя не смутило, что я старше, что я жена твоего босса, что у меня взрослая дочь, что мы вместе работаем?

– Нет, не смутило.

– Но почему? – я не могу перестать удивляться.

– А почему это должно было меня смутить? Я увидел тебя, захотел. Не понимаю, что и почему должно было меня остановить.

Да, это еще одно подтверждение тому, что Тимур выстроил жизнь вокруг собственного «хочу». И, конечно, это его право. Но меня до глубины души задело, что он сначала не женился на Рэйчел, а потом вовсе бросил ее и ребенка. Но если Тимуру сейчас об этом сказать, то он, конечно, начнет доказывать, что ребенка он не бросал, что он общается с дочерью, содержит деньгами и так далее и тому подобное. Вот только маленькая девочка все равно растет без отца.

Мне жаль всех людей, которым не повезло полюбить Тимура. Он никогда не ответит им взаимностью.

– Хочешь, теперь я скажу тебе голую правду? – спрашиваю.

Тимур издает смешок. Сегодня голую правду говорил только он. Я лишь задавала вопросы.

– Скажи.

– Ты хреновый отец.

Ни один мускул не дергается на лице Тимура, но я замечаю стремительно вспыхнувший и быстро погасший огонь в его глазах. Не успеваю понять, что он означал. Должно быть, недовольство моей голой правдой.

– Я поеду домой, – поднимаюсь со стула.

– Ты не останешься на ночь? – удивляется.

– Нет я не могу. Меня дома ждет дочка. Ей, конечно, не три с половиной, а пятнадцать, но все же.

– Тогда давай я отвезу тебя.

– Ты же пил вино, – напоминаю.

На самом деле проблема не в вине, а в том, что я не хочу, чтобы Тимур отвозил меня домой, и это кто-то видел.

Тимур недовольно цокает.

– Блин! Я думал, ты останешься у меня, поэтому выпил.

– Не расстраивайся, я доеду на такси.

– Я вызову...

– Не надо, – Тимур уже взял в руки телефон, я останавливаю его жестом.

– Скажи свой адрес.

– Не скажу.

Я направляюсь в сторону прихожей.

– Вер, что за принципы? – Тимур выходит следом.

– Нет никаких принципов. Я не хочу, чтобы ты отвозил меня домой, потому что нас может кто-то увидеть. А что касается такси, то я в состоянии сама его вызвать. Все в порядке, Тимур, – я обулась и накидываю на плечи пальто.

Он подошел ко мне вплотную, внимательно вглядывается в мое лицо. Видимо, переживает, что я не захочу с ним отношений из-за его ребенка. Ерунда, конечно. Чисто по-человечески мне жалко дочку Тимура и девушку Рэйчел, но, в общем и целом, мне нет до них никакого дела.

– Когда у нас будет следующее свидание?

– Можно завтра или послезавтра.

– А какие у тебя планы на выходные?

– Никаких. Можем провести их вместе.

Тимур победоносно улыбается.

– Давай поужинаем в ресторане завтра после работы?

– Давай.

Он опускает ладони мне на талию и притягивает к себе.

– Ты мне очень нравишься, Вера, – говорит в мои губы.

– Ты мне тоже.

Я обнимаю Тимура за шею и целую. Он долго не выпускает меня из рук, заходя на новые поцелуйные круги. Отрываемся друг от друга, когда звонит таксист и говорит, что ждет меня уже несколько минут.

Глава 30. Воспоминания

Как только я переступаю порог дома, груз проблем сразу наваливается на меня, словно мешок с песком и камнями. Под дверью комнаты Майи горит полоска света, но дочь не выходит встретить меня, как обычно. У Майи бывают состояния, когда она не хочет никого видеть. Сейчас как раз такое.

Я захожу в ванную и раздеваюсь, чтобы принять душ. Долго стою под струями горячей воды, трижды мою голову. Смываю с себя руки, губы и запах Тимура. В комнате опускаюсь на кресло и делаю глоток чая с лимоном. В квартире нет ни Давида, ни его вещей. Но в то же время Давид повсюду.

Рана в груди, нанесенная его предательством, начинает остро жечь. Каждый новый вдох дается с трудом. Я отставляю чай на журнальный столик, падаю затылком на спинку кресла и прикрываю веки, через которые уже проступили слезы. В одиночестве я не могу убежать от мыслей о Давиде. Отвлекаться и не думать получается только на работе и с Тимуром.

Невольно начинаю сравнивать мужа и любовника. Прежде я никогда не сравнивала ни с кем Давида, потому что сравнивать было не с кем. У меня не было мужчин, кроме него. А сейчас вырисовывается параллель между ним и Тимуром.

Может, я старомодна, но я не понимаю, как можно не жениться на любимой девушке, если она от тебя забеременела. Я была ровно в такой же ситуации. Мы с Давидом поженились по залету. Поэтому поступок Тимура мне непонятен.

Наш с Давидом первый раз случился в день моего совершеннолетия в конце декабря. Я хотела отметить день рождения только с Давидом. Мне не нужны были ни родственники, ни друзья. Он встретил меня днем после занятий в институте, вручил цветы. Мы долго стояли во дворе вуза и целовались на глазах у моих однокурсников. Потом мы пошли в ресторан, там Давид вручил мне другой подарок: золотую цепочку с кулоном в форме сердца. Рука тянется к груди. Чуть раздвинув края халата, беру кулон в пальцы. Я до сих пор его ношу.

После ресторана мы пошли на выставку. Давид бродил по музею со скучающим видом, а я липла к каждой картине. Я понимала, что Давид не разбирается в искусстве, ему оно неинтересно. Тем больше я ценила, что ради меня он потащился в музей. После выставки встал вопрос, куда двигаться дальше. Было поздно и темно. В такое время, как правило, Давид провожал меня до дома. Но в тот день нам совсем не хотелось расставаться друг с другом. Давид предложил поехать к нему. Я сразу согласилась.

Мы не планировали заниматься сексом в мой день рождения. Все получилось спонтанно. Давид рано потерял родителей и жил один. Зайдя в квартиру, мы начали целоваться и не смогли оторваться друг от друга. Я написала маме сообщение, что не приду ночевать домой, и мы с Давидом провели вместе всю ночь, не смыкая глаз до самого утра.

После этого мы занимались сексом очень часто и очень много. Я почти перестала жить дома, проводя у Давида по несколько дней подряд. Я была самой счастливой девушкой на земле, пока неожиданно у меня не случилась задержка, а тест не показал две полоски.

Это было ни с чем несравнимое потрясение. От ледяного ужаса, охватившего все тело, шевелились волосы на затылке. Я чувствовала себя так, будто жизнь кончена. Мы с Давидом любили друг друга, были счастливы, но не было ни слова ни о свадьбе, ни тем более о детях. Я не знала, как Давид отреагирует. В голове у меня выстроился самый пессимистичный сценарий: я сообщаю возлюбленному о беременности, а он меня бросает. Был у меня и другой страх: вдруг Давид подумает, что я беременна не от него?

Поэтому я признавалась Давиду в беременности так, будто шла на казнь: с красными глазами, опухшим от слез лицом и заикаясь. Произнеся страшное признание, я опустила голову. Из глаз моментально закапали новые слезы. Давид возвышался надо мной. В тот миг он казался особенно большим и сильным. Я не видела его лица, но чувствовала, как напряглось его тело.

А затем Давид сделал то, чего я никак не ожидала. Он крепко обнял меня, упал лицом мне в шею, поцеловал и произнес:

– Не бойся. Я с тобой.

Не поверив собственным ушам, я наконец-то подняла на Давида заплаканное лицо. Он улыбался. На его лице играла счастливая радостная улыбка. Это был колоссальный контраст с моей траурной физиономией. Давид оторвал меня от пола и закружил по своей кухне.

– Вера, я люблю тебя! – воскликнул. – У нас будет ребенок!

– Ты рад!? – я никак не могла в это поверить.

– Конечно, рад! – Давид бросился целовать меня. – Ты станешь моей женой?

Земля поплыла у меня под ногами. Я зарыдала пуще прежнего. Но теперь уже от счастья. Давид не просто не бросил меня, не засомневался, что ребенок его, а оказался очень рад и сделал мне предложение. В тот же день мы отправились за кольцами в ювелирный, а потом к моим родителям: объявлять о нашей скорой свадьбе и о беременности.

Через девять месяцев у нас родилась Майя. Мы жили в квартире Давида, он работал айтишником в крупной компании, получал очень приличную зарплату и пробовал начать собственный айти-бизнес. А я взяла в институте академ на год и сидела с ребенком. Мы были абсолютно счастливы.

Поэтому мне кажется крайне странным, что Тимур не женился на своей любимой девушке, когда она забеременела. Еще более странным мне кажется, что он уехал, оставив и девушку, и дочку. Я даже в самом страшном сне вообразить не могу, чтобы Давид вот так оставил меня с Майей и поехал жить в другую страну, просто потому что ему так захотелось.

Даже больше: у Давида была возможность уехать, но он отказался из-за меня и Майи. Его друг, Арбатов, который давно и успешно жил в США, предлагал Давиду тоже переехать. Муж тогда спросил меня, что я об этом думаю. Я сказала, что не хочу переезжать в другую страну, и Давид ответил Арбатову отказом. Больше вопросы переезда у нас никогда не поднимались.

Казалось бы, сравнение Тимура и Давида не в пользу первого. Вот только Тимур в отличие от моего мужа своей девушке и матери своего ребенка никогда не изменял.

По коридору раздаются шаги Майи. Вздрогнув, я прогоняю из головы картинки счастливого прошлого с Давидом. Время, проведенное в воспоминаниях, – потерянное время.

Глава 31. Внук

Тимур

Мимо меня по тротуару проносится доставщик продуктов из популярного сервиса, и грязь от колес его не то велосипеда, не то мопеда летит прямо на мои белые кроссовки. Чёрные капли падают небрежными кляксами на носы и шнурки. Я смотрю на свою обувь и чувствую, как горлу подступает тошнота. Память сразу меняет черные капли на красные, а нос вместо холодного весеннего воздуха ощущает металлический запах свежей крови.

Сглатываю тошноту и усилием воли прогоняю воспоминания из раннего детства.

– Придурок, – вырывается вслед уехавшему курьеру.

Сажусь в машину, завожу мотор и еду к бабушке. Пора навестить ее.

Я один раз солгал Вере во время игры в голую правду. Я сказал, что никогда не видел своих родителей. Это не так. У меня есть одно воспоминание о них – как на глазах у меня двухлетнего отец с такой силой ударил мать, что она не устояла на ногах, упала виском на угол кухонного гарнитура и рухнула на пол к моим ногам. Кровь из ее рассеченной головы брызнула на меня, и маленькие красные пятна покрыли мою светлую одежду, мои руки и мое лицо, а нос уловил запах крови. Алая лужа под маминой головой растеклась по полу и намочила мои пальцы в смешных детских носках.

Больше я никогда не видел своих родителей. Мама умерла в тот же день в больнице, а отца посадили и через несколько лет он скончался в тюрьме. Меня вырастила бабушка по отцу. Родители мамы отказались от меня, потому что я «отродье того ублюдка, что убил их дочь».

– Ба, привет! – открыв дверь своим ключом, прохожу в квартиру. – Ты дома?

Из зала доносится звук работающего телевизора, и через несколько секунд выходит бабушка.

– Тимоша! – она идет ко мне с доброй улыбкой на лице, распахнув руки для объятий.

– Привет, ба, – обнимаю ее и целую в исполосованную морщинами щеку.

– Как я рада, что ты приехал. Проходи, проходи, – оглядывает меня с головы до ног. – Ты как будто похудел, – недовольно цокает языком. – Давай борщ тебе погрею. И пирожки с капустой есть. Твои любимые.

Я невольно улыбаюсь. Бабушке всегда мерещилось, что я голодный и худой.

– Буду и борщ, и пирожки, – отвечаю, чтобы не обидеть ее. – Но сначала мне нужно почистить кроссовки. Испачкал.

Я прохожу в ванную, достаю из рюкзака средства для чистки белой обуви, которые всегда ношу с собой, и быстро устраняю грязь. Я ненавижу пятна. Никакие. Будь то пятна от уличной лужи, жирной еды или крови.

– Как твои дела? Как Эшли? Ты давно не присылал новых видео.

Я прохожу на кухню и сажусь на свое любимое место за столом у стены. Бабушка поставила кастрюлю борща на плиту, аромат от него уже разнесся по помещению. Бабушка категорически отказывается пользоваться микроволновкой, называя ее бесполезным предметом, который «греет тарелку, но не греет еду».

– Извини, забыл. Сейчас скину тебе, – лезу в карман за телефоном.

Пока бабушка греет борщ, отправляю ей последние видео своей дочки, которые присылала Рэйчел. На одном они гуляют на детской площадке, Эшли играет с другими детьми. На втором Эшли плавает в бассейне. На третьем Эшли на дне рождения своей подружки из садика.

Бабушка надевает очки, берет в руки телефон и с грустной улыбкой на лице смотрит видео. Ее глаза становятся влажными от слез.

– Тимоша, она так на тебя похожа.

– Да, есть такое.

– Я купила кое-что для Эшли. Мы можем сходить на почту и отправить посылку?

– Конечно.

– Помру, наверное, так и не увижу правнучку, – бабушка вытирает слезу, выкатившуюся из уголка глаза.

– Ба, ну хватит! – прошу с раздражением.

Тяжело вздохнув, машет на меня рукой – мол, ну тебя – и встает выключить

погревшийся борщ. Я оглядываю простенький интерьер кухни, в которой вырос.

Бабушка не хочет делать ремонт. Она вообще от всего отказывается, что я ей предлагаю. «Мне ничего не надо» – вот ее ответ. А если я сам, не спрашивая, что-то ей покупаю, то она либо не пользуется вообще (как микроволновкой), либо сдувает пылинки (как с нового большого телевизора).

Бабушка привыкла жить в бедности и вечной нехватке денег Она не понимает, как можно просто пойти и купить что-то новое и дорогое, ведь нужно копить деньги пару лет. Я рос в этом бесконечном дефиците денег абсолютно на всё: продукты, одежду, обувь, мебель. При этом бабушка все равно старалась дать мне все самое лучшее, что могла, отказывая себе в элементарных нужных вещах типа нового пальто или новых сапог. И на мой первый компьютер она копила два года. Тогда в детстве я и пообещал себе: однажды я буду зарабатывать столько, что моя бабушка ни в чем не будет нуждаться, а у меня будет все, что я захочу.

Я исполнил свое обещание. Только бабушка по привычке живет, на всем экономя (зачем тратить деньги, даже если их много!). Ну а я действительно имею все, что мне хочется: от конкретной квартиры, в которой хочу жить, до конкретной девушки, с которой хочу спать. Сейчас это Вера.

– Меня все соседи спрашивают, чем ты занимаешься. Я отвечаю, что ты айтишник. Но они просят рассказать подробнее, а я не могу. Что именно ты делаешь, я не могу никак понять. Мне эти твои компьютеры непонятны.

Я ем борщ и улыбаюсь.

– Моя работа не столь осязаема, как была твоя.

Бабушка всю жизнь проработала акушеркой в роддоме. У нее каждый день был день рождения, а то и не один.

– По-моему, компьютеры только портят молодежь, – разводит руками. – Как посмотрю, кто по улицам ходит. Ужас! Не поймешь, то ли это мальчик идет, то ли девочка. А как страшно матом ругаются! Я аж не выдержала, сделала замечание в автобусе одной молодой компании. Ну хоть не стали огрызаться, а правда замолчали. Это все влияние компьютера и интернета, потому что в наше время такого не было. А по телевизору недавно сказали...

Я молча слушаю бабушку и киваю. Она убеждена, что компьютер испортил современную молодежь. И ни капли не согласна с тем, что телевизор испортил родителей. А я слишком сильно люблю свою бабушку, чтобы спорить с ней из-за такой ерунды.

Накормив меня борщом, бабушка ведет меня в гостиную, чтобы показать, что она купила для Эшли. Здесь несколько платьев, кофт, юбок, куклы и другие игрушки, а также русские сладости: шоколад «Аленка», конфеты «Мишка косолапый», батончики, вафли... Эшли любит наши сладости. Она будет рада получить такую посылку.

Мы собираемся и идем на почту. Там я помогаю бабушке сложить все в коробку и пишу американский адрес Рэйчел. Потом мы немного гуляем по близлежащему парку. Бабушка рассказывает про своих подруг их детей и внуков. Я слушаю и киваю, задаю какие-то вопросы про тех людей, которых помню из детства. Через час прогулки провожаю бабушку домой. Там кладу в хлебницу на кухне несколько пятитысячных купюр. Если буду совать деньги ей в руки, она их не возьмет и начнет убеждать меня, что ее пенсии на все хватает. Она и эти-то вряд ли потратит. Скорее всего, купит что-нибудь для Эшли, чтобы отправить новую посылку. Но я спокойнее себя чувствую, когда знаю, что у бабушки есть деньги, а не одна мизерная пенсия.

В машине долго кручу в руках телефон, не решаясь набрать номер Рэйчел. Самые трудные разговоры – те, в которых за вежливыми фразами скрывается океан боли и недосказанности. В Калифорнии на десять часов назад. То есть, сейчас утро. Должно быть, Рэйчел уже проснулась и готовит завтрак для Эшли. Дочь еще болеет. Вчера я снова разговаривал с ней, температура не проходит.

Нажимаю кнопку вызова. Гудки идут долго. Это странно для Рэйчел, обычно она всегда носит телефон с собой, и я начинаю немного беспокоиться.

– Алло, – наконец-то, раздается слабый сонный голос.

– Привет, Рэйчел. Я разбудил тебя?

Она кашляет в трубку.

– Все в порядке, уже пора вставать.

Я хмурюсь.

– Ты тоже заболела?

– Да, мы с Эшли вдвоем. Какой-то ужасный вирус.

– Оу, она не говорила, что ты тоже болеешь.

– Ты что-то хотел? – переходит сразу к делу.

Рэйчел всегда так делает, когда я звоню. Она намеренно сводит разговоры только к ребенку или к оплате счетов. Больше ни о чем она со мной общаться не хочет.

Откидываюсь затылком на подголовник и прикрываю свинцовые веки.

– Да. Я отправил вам посылку для Эшли. Это от моей бабушки. Придет через несколько недель.

– Хорошо. Что-то еще?

Да. Что-то еще. Куча чего еще. Я, блядь, хочу знать, как ты. Чем ты занимаешься. Что у тебя нового. Как дела на новой работе. Я даже не знаю, что это за работа.

– Как твои дела, Рэйчел? – спрашиваю в лоб.

На том конце провода висит растерянное молчание.

– Нормально, – отвечает после паузы в несколько секунд. – Ну, если не считать этого дурацкого вируса.

– Вы были у врача? У вас есть лекарства? Тебе кто-нибудь помогает?

– Да, все в порядке.

Теперь я растерянно молчу. Потому что мой последний вопрос был немного опрометчив. Рэйчел некому помочь, кроме пары замужних подруг, у которых своих забот по горло. Ее родители живут в другом штате, в четырех часах езды на машине. И они не очень любили навещать нас в Калифорнии, предпочитая, чтобы это мы ездили к ним. Даже когда родилась Эшли.

– Точно? – переспрашиваю с подозрением. – У тебя есть помощь?

– Да, не переживай. Все в порядке. Обо мне есть кому позаботиться.

Блядь, я не понимаю, что она имеет в виду под «обо мне есть кому позаботиться». Ее родители приехали из другого штата? Она попросила о помощи подруг? Или у Рэйчел появился мужик? Последнее – куда более вероятно, чем помощь от родителей или друзей. В висках появляется пульсирующая боль.

– Ладно, Тим. Эшли проснулась. Мне пора идти.

Я хочу попросить ее не класть трубку. Я хочу попросить еще поговорить со мной. Я судорожно пытаюсь придумать предлог, чтобы продлить разговор, но в голову ничего не приходит.

– Мне приехать? – вопрос вырывается быстрее, чем успеваю осознать его.

– Что? – изумляется. – Зачем?

– Ты болеешь, и ты одна с Эшли, которая даже минуты не может усидеть на стуле. Думаю, я смогу приехать. Работу могу делать удаленно...

– Нет, Тим! – перебивает. – Что за ерунда? Тебе не нужно приезжать из-за этого. Мы правда в порядке. Мы уже идем на выздоровление. Еще пара дней, и Эшли снова пойдет в садик, а я на работу. Все в порядке. Правда. Не бери в голову.

– Что у тебя за работа? Зачем ты вообще пошла на работу? Ты же пока не собиралась.

Снова напряженное молчание.

– Мне пора идти, Тим. Спасибо, что позвонил.

Короткие гудки раздаются быстрее, чем я успеваю сказать «пока».