Текст книги "Звездочет (СИ)"

Автор книги: inatami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Но только почти.

Джона преследовал страх. Парализующий страх потерять Шерлока снова, остаться одному, пережить смерть Шерлока или его уход. Джон боялся сделать буквально любое неверное движение. Что, если Шерлок не понимает, что происходит? Что, если Шерлок соскучился по Джону, но временно, а утолив этот временный голод, снова станет прежним? Что, если Джон неверно оценивает собственные чувства? Или, если оценивает верно, насколько больнее будет пережить смерть Холмса в случае состоявшихся отношений? Насколько больнее будет пережить разрыв, если гений решит, что отношения в принципе не для него?

И еще есть Мэри. Вот уж кто создан для отношений.

Ох, мысли о Шерлоке проросли в самое нутро Джона, заполняли голову исподволь; чтобы подумать о Мэри, приходилось насильно переключаться.

Мэри была чудесной. Мэри любила его. Мэри появилась из ниоткуда в беспросветном кошмаре Джона и терпеливо, шаг за шагом, помогала вернуться к жизни. Если бы не Мэри, не было бы сейчас работы в Бартсе и квартиры на Бейкер-стрит, он бы бросил это все, измученный и опустошенный, и уехал бы в глухую деревню, чтобы умереть там от ненависти и горя. Мэри возродила его, потратив на это почти год жизни и несметное число нервных клеток. По всем законам вселенной, таких как Мэри не должно существовать в природе.

Но она существовала.

И Джон не любил ее.

Джон не любил ее так, как Шерлока.

Мэри никогда ничего не требовала – в отличие от Холмса, который требовал всего и сразу. Как-то Уотсон даже подумал навсегда покинуть Бейкер-стрит и переехать к Мэри, в ее светлую квартиру с большими окнами и уютными креслами, где для него всегда было место. Однако мысль эта не получила своего развития, прерванная драматичным возвращением Шерлока после восемнадцати месяцев “смерти”.

Отношения застыли в одной точке, и Мэри, будучи мудрой и понимающей – иногда даже слишком понимающей, – ни на чем не настаивала, не устраивала сцен, если любовник не появлялся и не звонил несколько дней подряд, не давила. Изредка благодарность к ней настолько затапливала Джона, что он отчаянно жалел, что Мэри не станет его женой и матерью его детей, но потом одергивал себя – не благодарность должна быть основой брака. Вовсе не она.

Хотя бы один вопрос Джон для себя решил: с Мэри придется расстаться, потому что это все просто свинство по отношению к ней. Молодой и красивой Мэри нужен молодой и красивый спутник, а вовсе не сорокалетний бисексуальный врач с кошмарами из прошлого и болезненной тягой к собственному соседу. Оставалось только осуществить расставание на практике, но возникла благословенная отсрочка, которая помогала Джону набраться решимости. В конце недели Мэри должна была вернуться из туристической поездки, куда отправилась со своей мамой и тетушкой. В пятницу. Я скажу ей в пятницу, пообещал себе Джон.

В отношении же Шерлока никаких однозначных решений не было.

Джон словно снова был подростком в пубертате, запутавшимся, мечущимся, мнительным. Тысячи вопросов ежесекундно взрывались в его голове, но он старался потушить эти вспышки усилием воли.

Уотсону хотелось некоторое время вообще не думать, не принимать решений. Он жаждал оставить все по-прежнему, но одновременно желал позволить себе любить Шерлока по-новому, не так, как раньше. Это были взаимоисключающие альтернативы, они раздирали Джона изнутри. Профессиональная выдержка военного давала шанс успешно замаскировать метания, но иногда они прорывались вовне неосознанно – как сегодня днем. Только покинув квартиру, Джон понял, как могла выглядеть в глазах Шерлока беседа о “подарке хорошему детективу”. Как непристойное предложение, кретин! Мысленно отвесив себе подзатыльник, Джон снова постарался перестать думать об этом.

Но улыбаться, читая смс от Холмса, Джон себе разрешал.

“Я в кафе через улицу.”

Через пару минут дверь кафе распахнулась, грозно звякнув колокольчиком и запустив порыв холодного ветра внутрь помещения. Шерлок окинул беглым взглядом занятые столики (свободных почти нет, большинство посетителей завсегдатаи, живут рядом и любят зайти сюда перекусить в выходной, чтоб не возиться с готовкой) и подошел к тому, за которым сидел Джон.

Джон выглядел довольно бодро, учитывая обстоятельства. Пережитое потрясение он словно стряхнул с себя и оставил в доме, где жил Миллс. На столе стояла тарелка с двумя сэндвичами с огурцом и тунцом и большая кружка чая с молоком.

– Я не успел пообедать, – улыбнулся Уотсон, будто оправдываясь.

Шерлок уселся на твердый стул напротив и жестом подозвал официантку. Юная округлая блондинка приняла заказ на кофе совершенно безмолвно, но сделала это с такой очаровательной улыбкой, что вызвала у посетителей ощущение горячего гостеприимства.

Шерлок с минуту молча разглядывал жующего Джона, пытаясь решить, можно ли говорить с ним об этом проклятом покойнике, или же лучше отвезти домой, предоставив Лестрейду самому разбираться с делом. Внезапно вздрогнув, Холмс с ужасом осознал, что никогда раньше он бы не стал всерьез рассматривать перспективу бросить дело, в котором убийца оставляет ему, Холмсу, намеки.

– О, да ладно, Шерлок, серьезно? – Джон прищурился. – Ты правда думаешь, что сможешь затащить меня домой сейчас?

Шерлок не удержался от одобрительной усмешки – Джон кое-чему научился за годы их работы:

– Тоже мысли читаешь? Я как раз раздумывал, нужно ли будет тебе подоткнуть одеяло на ночь или достаточно будет чашки какао в постель.

Джон едва заметно покраснел и покачал головой:

– Что ты выяснил о жертве? Этот человек как-то связан с тобой?

Шерлок решил, что пока он примет это нежелание обсуждать произошедшее – всё-таки место для душеспасительных бесед не слишком подходящее. Что ж, о трупе так о трупе.

– По имеющимся данным – нет. Нет известных связей с криминалом, его бойфренд утверждает, что врагов и семьи тоже нет, только коллеги и бывший парень, пропавший с горизонта больше года назад.

– Миллс – гей?

– Очевидно.

– Очевидно? – Джон откинулся на стуле, с наслаждением включаясь в их вечную игру и не давая проскользнувшим снисходительным ноткам в голосе Холмса обмануть себя. Они оба получали удовольствие от этого – и оба это прекрасно знали.

– Это даже не дедукция: в квартире два десятка фотографий, но ни одной – с девушками, только Миллс один или со своим бойфрендом Тедом; он очень тщательно следил за собой, делал маникюр; он не прятал журналы и фильмы соответствующего содержания. И я понимаю, что ты мог не заметить, но у него плакат с Элтоном Джоном над диваном висит!

Уотсон не выдержал и рассмеялся:

– Все-все, я тебя понял. Я слепой как трехдневный котенок, не замечаю очевидного, и лишь свет твоего гения направит меня к выходу… откуда? из пещеры дремучести, вот! – Джон пытался добавить своему голосу немного трагического пафоса, но ему было весело.

– Нет.

Это прозвучало неожиданно серьезно.

Джон подавился смехом:

– Нет? Что нет?

– Нет, ты не слепой, – Шерлок накрыл лежащую на столе руку Джона своей ладонью, не сжимая, не поглаживая, лишь обжигая мучительным теплом, от которого начиналась тахикардия. Сейчас будет пульс считать, обреченно подумал Уотсон, уставившись на две руки на столе и боясь спугнуть этот нежданный союз.

– Джон, ты можешь не делать вид, что это ничего не значит. Мы оба понимаем, что это не так. Жертву убили не из-за личности Миллса, кто-то хотел ударить именно по нам, и мы не станем отрицать, что удар частично достиг цели. Мне бесконечно жаль, что это стало потрясением для тебя, и если ты попросишь – я немедленно забуду об этом деле, пусть полиция разбирается.

Казалось, что тишина в кафе стала абсолютной, хотя люди по-прежнему сидели за столиками и разговаривали, а из динамиков под потолком лилась негромкая музыка. Джон сделал усилие над собой и посмотрел в глаза этому новому – заботливому, жертвенному, абсолютно нереальному – варианту Шерлока:

– Ты же знаешь… – тут Уотсону пришлось прокашляться, потому что голос его внезапно осип, – ты же знаешь, что я никогда тебя о таком не попрошу. Сейчас нет ничего важнее, чем найти убийцу, потому что его послание явно сигнализирует об опасности. Ты же не отдашь наши жизни на откуп компетентности Андерсона?

Холмс улыбнулся словно через силу и аккуратно убрал свою ладонь с пальцев Джона:

– Тут ты прав – опрометчиво полагаться на нечто, чего не существует в природе. Тогда у нас по плану поездка в Сохо.

Рука Джона осиротела.

***

Клуб “Энотера”, где работал Миллс, был маленьким и, безусловно, для небольшого круга постоянных клиентов, судя по неброской вывеске и скромному местоположению.

– Вряд ли Миллс работал с клиентами на дому, – слегка разочарованно протянул Шерлок, оглядывая темные, выполненные явно на заказ двери. – Заведение очевидно другого уровня.

– Проверить никогда не помешает, – сказал Джон и нажал пузатую кнопочку медного звонка. Дверь распахнулась почти немедленно.

В полутемном уютном холле детективов встретил невысокий, изящный молодой мужчина в черном костюме и очках в роговой оправе. Он кивнул вошедшим и приветствовал их, умудряясь поддерживать в голосе идеальную пропорцию доброжелательности и скорби одновременно:

– Мистер Холмс, мистер Уотсон, пожалуйста, проходите. Я беседовал по телефону с детективом-инспектором Лестрейдом, и он предупредил меня о вашем визите. Как жаль, что наша встреча обусловлена столь трагическими событиями. Эдвард Хаккет, к вашим услугам, джентльмены, администратор и распорядитель “Энотеры”. Прошу в мой кабинет!

И, не дожидаясь ответа, Хаккет плавной походкой бесшумно поплыл к одной из нескольких одинаковых дверей, выходивших в холл. Шерлок и Джон, переглянувшись, молча отправились за ним.

За тяжелой на вид дверью скрывалась вполне современная приемная, обставленная элегантной, но функциональной мебелью. Имелся и полный набор офисной техники, отсутствовала только секретарша.

Заметив взгляд Холмса, скользнувший по столу секретаря, Хаккет любезно пояснил:

– Сегодня у моей ассистентки выходной.

Шерлок, слегка раздраженный услужливостью администратора, вздернул бровь и холодно произнес:

– Вообще-то я вас об этом не спрашивал.

Хаккет, судя по всему, совершенно не был задет тоном Холмса и еще более любезно проговорил:

– Мистер Холмс, мне платят за то, чтобы я догадывался о том, что нужно нашим клиентам, еще до того, как они об этом попросят.

– Но я не ваш клиент.

– Но, возможно, вы захотите им стать. Прошу!

Распорядитель открыл перед гостями еще одну дверь – на этот раз ведущую в его собственный кабинет – и предложил им удобные кресла и разнообразные напитки. Первым визитеры воспользовались, от второго отказались. Хаккет сел за стол, сложил руки перед собой и изобразил лицом полнейшее внимание. При достаточном освещении стало заметно, что он старше, чем можно было разглядеть в холле, – пожалуй, около сорока.

– Как долго у вас работал Роджер Миллс? – Джон начал разговор, потому что Холмс, казалось, собирается сверлить взглядом невозмутимо-приветливого Хаккета целую вечность.

Администратор немедленно переключился на Джона:

– Достаточно долго, чтобы зарекомендовать себя как исключительно надежный сотрудник, – уже три года. Мы проверяем каждого потенциального работника, но никогда не знаешь, что может произойти. Роджер не давал поводов для нареканий. Безупречен.

– Это гей-клуб? – резко спросил Холмс, но Хаккет с готовностью ответил и на это:

– Нет, хотя, разумеется, мистер Холмс, среди наших клиентов есть люди нетрадиционной ориентации. Кроме того, я в курсе, что Роджер был геем, но это не было ни препятствием для его работы здесь, ни преимуществом. Наши клиенты – это богатые и не слишком публичные люди, которые любят побаловать себя. Я имею в виду невинные удовольствия – редкие сорта коньяка или особые блюда. Они просто говорят нам, чего хотят, а мы это делаем. Ничего противозаконного, само собой, и ничего, связанного с сексом, – Хаккет снова улыбнулся, и Джон не мог не признать, что любезность администратора выверена ровно настолько, чтобы не походить на подхалимаж и угодничество.

– О, ваших клиентов перестали устраивать рестораны? – Шерлок пытался быть язвительным, но Джон уже слышал по голосу, что это напускное.

– Не всё есть в ресторанах, – покачал головой Хаккет, будто действительно сожалея о такой нерасторопности коллег по цеху. – Иногда нашим клиентам хочется увидеть редкую картину, произведение искусства, находящуюся в частной коллекции. Это особая услуга – и она стоит дорого. Но мы умеем договариваться о таких вещах. У нас немного клиентов, господа, но они любят нас.

– О, как я счастлив это слышать. Вернемся к Роджеру. В чем именно заключались его обязанности? Разливать редкий коньяк по бокалам?

– Наш клуб, джентльмены, состоит из нескольких помещений, каждое из которых можно использовать как отдельный кабинет или зал. Но есть и большой, главный зал, общий, где расположен высококлассный, но по существу обычный бар. Там вы можете заказать все что угодно – от тоника до того самого коньяка. Бармена у нас три, они сменяют друг друга по графику, в вечернее время на работе одновременно не менее двух человек. Обязанности бармена нашего заведения заключаются в основном в том, чтобы помнить о вкусах каждого клиента. Например, если приходит условный мистер Смит и он не в духе, Роджер точно должен знать, что мистер-Смит-не-в-духе предпочитает “Кровавую Мэри” с перцем. Наши клиенты ценят такой подход, смею вас уверить. Они весьма огорчатся, когда не увидят Роджера за стойкой.

– Мистер Хаккет, Роджер когда-либо ссорился с клиентом? У него были конфликты? На него жаловались?

– К счастью, нет, мистер Уотсон. Правила нашего заведения не позволяют нам держать сотрудника, на которого поступила жалоба. Сдержанность, осмотрительность и манеры – вот что помогает человеку получить работу здесь.

– А что насчет коллег? С ними у Миллса могли возникнуть трения? – спросил Холмс.

– Мне было бы известно об этом, полагаю. В клубе сотрудники под контролем постоянно, они об этом знают. Если допустить, что кто-то потерял голову настолько, чтоб опуститься до конфликта и даже убийства, – это произошло вне стен клуба. Может, вы хотели бы поговорить с двумя другими барменами? Они как раз на смене. Разговоры сотрудников разных подразделений на рабочем месте не приветствуются, так что Роджер общался тут только с непосредственными коллегами.

– Это будет очень удобно, не придется вызывать их в Скотланд-Ярд, – произнес Холмс, вставая. На эту реплику Хаккет лишь коротко рассмеялся и проводил их до двери:

– В холле вас встретит Джейн Грантэм, одна из двух барменов. Она уполномочена показать вам все, что вас заинтересует, кроме тех залов, где сейчас есть клиенты. Она же познакомит вас со вторым барменом, Остином Ашером. Если будут вопросы ко мне – мои двери открыты для вас, господа, – Хаккет едва заметно склонил голову в знак прощания. Джон протянул ему руку:

– Спасибо, мистер Хаккет, вы очень любезны!

– Но все-таки перестаньте трахать свою секретаршу на диване, где же ваши осмотрительность и манеры! – с притворным возмущением воскликнул Холмс и, эффектно взмахнув полами пальто, вышел в холл. Джон, смутившись, почти выбежал за ним.

Только после этого мистер Хаккет обнаружил, что его рот абсолютно несдержанно открыт.

***

– Ну зачем надо было устраивать это представление, Шерлок? – прошипел Джон за дверью, пытаясь подавить рвущийся из горла смех.

– Он мне наскучил своими рассуждениями о манерах. Он даже ни разу не соврал нам, судя по всему, и не сообщил ничего полезного.

В холле их уже ждала девушка, миловидная, стройная, с длинными русыми волосами, убранными в затейливую косу. Она улыбнулась им, но не очень уверенно.

– Роджера правда убили? – спросила она мужчин первым делом, но, сразу спохватившись, извинилась. – Прошу прощения, я не представилась – Джейн Грантэм. Добрый вечер. Мне поручено ответить на ваши вопросы и показать, что потребуется.

– Боюсь, мисс Грантэм, это правда. Роджер сегодня был убит в собственной квартире. Вы там бывали? – Шерлок перешел к делу мгновенно, но при этом голос его был мягким и убеждающим.

– Нет, – покачала головой Джейн, – я никогда не заходила к Роджеру, хотя знаю, где он живет. Иногда мы завтракали вместе, и я заезжала за ним. Он был очень хорошим человеком, – глаза девушки наполнились слезами, но ни одна так и не пролилась.

– Что вам известно о его личной жизни? Он посвящал вас в свои дела? – ласково спросил Джон.

– Роджер очень любил свою бабушку и очень горевал, когда она скончалась – от рака, пару месяцев назад. Еще у него есть друг Тед – о, вы знаете, да? – мне кажется, Роджер был влюблен в него. А больше никого и не было. Может, приятели школьных лет, с которыми они изредка встречались в пабе. Роджер был замкнутым человеком. Впрочем, тут другие и не работают.

– Почему это? – быстро уточнил Джон.

– Политика руководства. Клиенты особенные и иногда обсуждают здесь свои деликатные дела. Чем работник замкнутее, чем меньше его круг общения – тем меньше шансов случайно разболтать что-то важное.

– Как вы думаете, мисс Грантэм, у Роджера могли быть денежные проблемы, большие долги?

– Нет, это не про него, – улыбнулась Джейн. – Он был такой предусмотрительный, умел считать деньги. Роджер хотел купить небольшой домик поближе к морю, копил деньги на свою мечту. Он бы ни за что не влез в какую-нибудь сомнительную аферу.

– Люди иногда поступают совершенно непредсказуемо, мисс Грантэм, – протянул Шерлок задумчиво. – Познакомьте нас с мистером Ашером, прошу вас.

– Да, конечно, – кивнула Джейн, – нам сюда.

Остин Ашер отошел от стойки, куда немедленно встала Джейн – клиентов нельзя было оставлять без внимания ни на секунду. Впрочем, в зале находилось всего два человека, и оба не проявляли к бару ни малейшего интереса. Один из них поглощал невероятных размеров обед, а второй, кажется, просто уснул в кресле.

– Вот как люди наслаждаются изысканными удовольствиями, которые может предоставить ваше заведение, – объедаются и спят, – насмешливо протянул Холмс. – Шерлок Холмс. Это мой коллега доктор Уотсон.

– Смысл изысканных удовольствий в том, чтобы не быть слишком частыми, мистер Холмс, – вежливо ответил Ашер, сверкнув темными глазами и вяло пожимая предложенную доктором руку. – Постоянные клиенты знают, что здесь доверительная атмосфера и можно позволить себе просто расслабиться.

– У мистера Миллса были особо любимые клиенты? Или наоборот? – спросил Джон.

– Роджер мог думать о любом члене клуба что угодно, но нам категорически запрещено обсуждать это между собой.

– То есть вы тут работаете несколько лет бок о бок и не представляете, что ваш ближайший коллега думает обо всех этих типах? – скептически приподнял бровь Шерлок. – Позвольте вам не поверить.

Остин слегка поморщился:

– Я, конечно, могу делать некоторые предположения. Есть клиенты, которые не слишком приятны в общении в принципе, думаю, к ним мы все относимся одинаково. Были такие, которые делали неприличные намеки Роджеру, мне или Джейн, но мы это просто игнорировали. Клиенты заранее предупреждены, что неформальные контакты с сотрудниками клуба запрещены, – ну они и не настаивают. Что, разве не найдут они себе другого смазливого бармена, если потребуется?

– А мог кто-то из них оказаться чересчур настойчивым? Мог кто-то наплевать на правила? – вкрадчиво уточнил Холмс.

Ашер спокойно выдержал взгляд нависшего над ним Шерлока (Джон позавидовал стойкости молодого человека):

– Вряд ли клиент оповестил бы меня о нарушении правил. И я совершенно точно не слышал о таком от Роджера.

***

– Замечательное место, – выдохнул с силой Холмс, когда они с Джоном вышли на улицу. – Никто ничего не видит, не слышит и не скажет.

– Но они говорят куда больше и охотнее, чем в “Диогене”, – улыбнулся Джон. – Теперь домой? Кстати, как ты узнал, что Хаккет трахает секретаршу?

– Кожаный диван в его кабинете. Отличные отпечатки влажных ладоней на спинке, заметные под определенным углом освещения, а между ладонями – такие смазанные, округлые, будто кого-то нагнули и прижали пышной грудью. На самом деле, просто догадка.

Шерлок пожал плечами и направился к улице, где можно было поймать такси. На улице стемнело, но жизнь и не думала замереть до утра – не в этой части Лондона, по крайней мере. Люди хотели веселиться даже ночью в воскресенье.

Домой ехали молча. Джон прикрыл глаза и казался задремавшим, Шерлок, вперившись в одну точку, пытался разложить по полочкам информацию – ее отсутствие! – полученную на месте преступления и в “Энотере”.

Зачем душить, стрелять и проламывать череп? Зачем этот нелепый способ убийства, о чем он говорит? Удар по голове в данном случае был самым логичным действием – он позволял получить материал для кровавой инсценировки, если она была целью, а не жалкой попыткой сбить полицию со следа. Но Шерлока не душили перед прыжком с крыши, в него не стреляли. Значит, послание о “мертвом” Холмсе – это не послание целиком, лишь его часть. Может, это вообще послание не ему?

Но кому же тогда может быть интересен такой труп? Полиция и так интересуется всеми трупами без исключения. Да ладно, Шерлок, некоторые покойники очевидно более эффектны. Наверняка Андерсон был счастлив целую секунду. Однако, справедливости ради, ни Андерсон, ни Донован счастливыми не выглядели. Шерлок по-прежнему считал идиотами всех вокруг, а этих двоих и подавно, но догадывался, что ни эксперт, ни сержант не желают ему смерти всерьез. Через одну его “смерть” они уже прошли: после возвращения Холмс изводил парочку особенно старательно, если, конечно, на секунду переставал думать о Джоне.

Шерлок уже перестал бороться с тем, что его мысли возвращаются к Джону всегда, в ходе любого рассуждения. Словно мозг больше не мог иначе функционировать. Джон не был просто его соседом, блогером, другом, партнером, возлюбленным – это была константа, единственная устойчивость в ненадежности жизни, точка опоры, благодаря которой Шерлок мог перевернуть землю.

Фактически он и перевернул – из-под земли выгрыз Себастьяна Морана, самого смертоносного наследника Мориарти, который выполнял приказы почившего босса с яростью и железобетонной целеустремленностью. Моран был чрезвычайно коварен и скрытен, но от его смерти зависела жизнь Джона, и одно это было достаточным стимулом. Холмс никогда не планировал рассказывать Джону, что он, Шерлок, лично выпустил всю обойму в тело ненавистного врага.

***

Дома было тепло и пахло корицей – миссис Хадсон испекла маленькие сдобные булочки и принесла несколько штучек своим жильцам. Булочки, в маленькой корзинке, накрытой полотняной салфеткой, стояли в центре девственно чистого кухонного стола. Шерлок рассеянно подцепил длинными пальцами одну из них и в два приема проглотил. Джон, сняв и повесив куртку, стоял в дверном проеме кухни и с легкой усмешкой наблюдал за Холмсом.

– Чай будешь? – спросил Джон.

– Буду, если ты будешь, – пробормотал Шерлок, облизывая губы.

Джон кивнул и прошел к плите. Вообще-то в доме был отличный электрический чайник, но Джон предпочитал старинный металлический и немного помятый раритетный сосуд, принадлежащий миссис Хадсон, которым та любезно разрешила пользоваться. В некоторых местах металл потемнел от времени, но на вкус чая это не влияло.

Джон достал кружки, сахар и молоко и оперся бедром о буфет. Шерлок уселся за стол напротив.

– Джон, ты… – нерешительно начал Холмс после паузы и умолк.

– Нет, Шерлок.

– Что “нет”? Я же еще ничего не сказал!

– Просто “нет”. “Нет” на всякий случай. Со мной все в порядке, и я не намерен обсуждать то, как я сегодня впал в прострацию на глазах у посторонних. С твоей стороны было бы тактично дать мне забыть об этом позоре, – улыбнулся Джон, но в улыбке его была твердость.

– Джон, никто в здравом уме не будет считать это позором. Это было естественной реакцией на шок.

– И тем не менее, Шерлок, я что-то не увидел там других зрителей, распластанных по стенам. Все, я хочу закрыть тему. Я серьезно.

Чайник вскипел, и Джон отвернулся, чтобы приготовить чай. Несколько минут прошли в тишине. Шерлок хотел прекратить разговор, раз этого пожелал Джон, но вместе с тем ему отчаянно хотелось вычислить, что чувствует тот сейчас. Стыд: за свою реакцию? Страх: за Шерлока? Вину? За что ему испытывать вину? Всегда равнодушный к чувствам других людей и плохо ориентирующийся в эмоциональном мире, Холмс готов был жадно впитывать любые проявления чувств от Джона. Но именно сейчас, после возвращения Шерлока, Уотсон стал сдержанным как никогда. Словно он боялся выдать нечто, что может испортить их отношения. Он винит меня в том, что я бросил его, но слишком благороден, чтобы открыто возненавидеть? Шерлок остро ощущал эту недосказанность, и она бесила его сильнее, чем все нераскрытые дела прошлого.

Но пока у него еще хватало терпения не требовать от Джона ничего.

Две кружки ароматного чая оказались на столе, и Джон снова сел.

– Итак, что мы имеем по делу Миллса? – проговорил Уотсон, сделав большой глоток и удовлетворенно вздохнув.

– Пока немного. Миллс – идеальный сотрудник, у него нет врагов, долгов и семейки со странностями. Он живет тихонько в своем мирке, почти ни с кем не общается и никому не переходит дорогу. Я бы на его месте сдох от скуки самостоятельно. Но он жестоко убит, и из этого следует два возможных вывода, – Холмс, покручивая чашку в руках, вопросительно посмотрел на Джона, как бы передавая ему эстафету рассуждений.

Джон немного помолчал, обдумывая варианты:

– Либо кто-то что-то скрыл и Миллс не так безобиден, либо… Миллс выбран случайно?

– Эти трое в клубе были бесполезны, но достаточно правдивы. Правда, Джейн немного влюблена в своего приятеля-гея, но вряд ли нас интересует такая мелочевка. Если это убийство вообще не имеет к Миллсу никакого отношения, то искать скрытые пороки в жертве бесполезно. Но убийца все равно выбрал его по какой-то причине, нам надо только выяснить, по какой. Возможно, имеет значение, что у Миллса были темные и достаточно длинные волосы, чтобы их легко было сделать похожими на мои. И еще очень важно – кто мог знать, что Миллс будет один? Все-таки надо проверить контакты. Завтра подкину Лестрейду несколько идей, пусть его люди тоже пошевелят… что там у них вместо мозгов? А мы с тобой…

– Ты, Шерлок, ты один – я-то завтра работаю, – напомнил Джон.

Шерлок фыркнул:

– Неужели ты не можешь взять отпуск ненадолго? У нас же важное дело.

– Дело, от которого ты меня еще несколько часов назад хотел отлучить! Так что я иду на работу, ты в Ярд – и все приносят пользу, и каждый на своем месте.

– Ну и ладно, – пробурчал Шерлок, – хотя твое место рядом со мной.

Последнюю часть фразы он вслух не произнес.

Джон улыбнулся и отнес чашки к раковине:

– Сейчас я помою посуду и пойду спать. Есть шанс отлично выспаться, раз мне больше не снятся кошмары.

Внезапно Уотсон почувствовал присутствие Шерлока прямо у себя за спиной. Резко развернувшись, Джон оказался в кольце рук. Жар бросился в лицо, пронзил каждую клеточку тела, в горле мгновенно пересохло. Джон сколько угодно мог держать себя в руках, но тело реагировало на близость Холмса безотказно. Застыв словно соляной столп, Уотсон постарался бесшумно выдохнуть.

Шерлок медленно положил свои ладони ему на плечи, немного наклонил голову и уперся лбом в горячий лоб Джона.

– Джон… – Шерлок говорил шепотом, – Джон, тот разговор в Бартсе… Я говорил серьезно и сейчас скажу: я не оставлю тебя никогда. Я знаю, что ты страдал после моего исчезновения. Мне больно оттого, что я стал причиной твоего горя. Прости меня, Джон. Я больше никогда так не подведу тебя. Ты мне веришь?

Тонкие пальцы сжали плечи Уотсона, словно Шерлок старался справиться с желанием притянуть к себе Джона настолько крепко, насколько хватит силы рук. Джон с трудом сглотнул, прикрыл глаза, пытаясь не потереться лбом о голову Холмса, и прошептал в ответ:

– Всегда, Шерлок.

Холмс шевельнулся, и Джон изумленно вздрогнул, почувствовав целомудренный поцелуй где-то над правой бровью.

– Спокойной ночи, Джон.

========== Глава третья ==========

Шерлок падал с крыши вместе с Джоном. Тот обхватывал непослушное тощее тело руками и ногами, пытаясь воображаемыми крыльями утянуть его обратно наверх, на крышу, но Холмс раскрывал черный провал рта и безумно хохотал. Иногда сквозь клекот смеха пробивались слова – трюк, волшебный трюк! – и руки Джона наливались тяжестью, а тротуар приближался и приближался, но никак не мог приблизиться, а потом все-таки обрушился на спину Джона сокрушительным ударом. Тело, навалившееся сверху, внезапно радостно ухмыльнулось лицом Мориарти и полезло кроваво целоваться.

С судорожным всхлипом-полустоном Джон выдрался из сна. Щеки его горели от слез, горло словно распухло и начало болеть, перед глазами мелькали черные фигуры Холмса и Миллса. Кошмаров такой интенсивности и болезненности не было у Уотсона уже больше года. Можно не надеяться, что удастся заснуть до утра.

Джон включил ночник. Сходил в ванную. Умылся. Сел на краешек кровати, в изножье. Подумал о чашечке чая, но отверг идею, решив просто попытаться задремать. Лег.

Саднила на подкорке мысль о том, что утром его вид будет далёк от потрясающего, и Шерлок опять спросит его о кошмарах. Джон не любил это обсуждать. Кошмары оставались непобежденным наследством войны, а капитан Уотсон, поборовший – не без влияния Шерлока – хромоту и тремор, старался избавиться от всех афганских “подарков”.

С невозможностью избавиться от шрамов на теле он смирился.

Впрочем, после “смерти” Шерлока характер ужасных снов сильно изменился. “Чистый” Холмс ему не снился почти никогда: обычно это была тошнотворная мешанина боевых действий в Афганистане и мертвого Холмса. Но кое-что оставалось в кошмарах неизменным – Шерлок умирал всегда.

И после пробуждения страх не оставлял Джона Уотсона.

***

Ночь Шерлока Холмса тоже не была спокойной.

Со времен юности и краткого, но насыщенного периода экспериментов, сексуальное напряжение не донимало его. Все изменилось с появлением Джона. Собственно, это началось почти сразу после знакомства – в ту ночь, когда Джон застрелил таксиста, Шерлок проснулся с таким болезненным стояком, что даже решил сначала, что кто-то ударил его в пах. Удивление от эрекции было настолько сильным, что Шерлок некоторое время терпел дискомфорт, пытаясь вспомнить, что ему снилось непосредственно перед пробуждением. Перед глазами стоял образ Джона с пистолетом, с горящими глазами, прямой спиной и почему-то голого, чего на месте событий, разумеется, быть не могло. Картинка была отвергнута как бесперспективная, а разбушевавшаяся плоть успокоена стандартным способом.