Текст книги "Воронье царство (СИ)"

Автор книги: Ifreane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Ты равняешь церемониальное жертвоприношение с казнью невинных людей? – не понял Хальвард.

– Ну что ты, мои жрецы в честь праздника вовсе не молодых бычков забивают. Реилия придерживается куда более старинных традиций, – артистично, на грани издевки, проговорил Корвус, шагнув в распахнутые для него двери. – Не волнуйся, сегодня во имя Бога-Ворона свою кровь прольют мои же солдаты, опустившиеся до мародерства. Ну, и чего ты замер?

Хальвард ожидал, что оставшаяся пара стражников сопроводит его обратно в темницу, откуда, казалось, целую вечность назад узника вывели наблюдать за казнью. И всем своим нутром Халь желал вернуться в сырой полумрак и глухую тишину казематов. Но вместо этого ступил вслед за Корвусом под высокие своды дворца, еще хлеще ощутив на сердце груз предательства, что с каждым шагом по светлым залам да устланным яркими коврами коридорам делался невыносимей.

– Итак, с чего начать?

За спиной захлопнулась дверь, оставив их наедине в просторном, освещенном множеством свечей кабинете. Хальвард с порога осмотрел тяжелую резную мебель, что стояла вдоль стен, увешанных незнакомыми пейзажами в позолоченных рамах и портретами таламийской царской семьи, возможно, ныне полностью покойной. Затем его взгляд остановился на массивном столе с возвышающимися аккуратными стопками исписанных бумаг, к которому, скрестив руки на груди, вальяжно прислонился Корвус. Халь позволил себе воспользоваться моментом и без стеснения рассмотреть того. Ничем не удерживаемые ниспадающие до пояса локоны скрывали часть лица, но уголок черного ока и край шрама настойчиво притягивали взгляд. Он всегда отличался бледностью да худобой, и с возрастом это только усугубилось. Кожа Корвуса приобрела нездоровую белизну, лицо сделалось более резким, скулы острыми, а россыпь морщин возле глаз напоминала о тех десятилетиях, что Хальвард считал брата мертвым. Реильский царь не отказывал себе в броской роскоши: из-под короткого камзола виднелась лощеная рубашка, кисейный ворот которой удерживала фибула в виде вороньего черепа, в ушах красовались крупные серьги, а пальцы с острыми смоляными, точно птичьими, ногтями венчали кольца да перстни.

– Ты сказал, что укажешь на истинного врага, – чуть осипшим голосом ответил Хальвард.

– А как же: как ты выжил, брат, как докатился до такой жизни? Нет? – Корвус подхватил со стола полупустой винный бокал, сделал глоток и, поморщившись, отставил его. – Ну, ладно. Если кратко: наш враг ждет нас на юге. И, судя по последним событиям, весьма нетерпеливо ждет.

– Что нового в войне с южанами? – удивился Хальвард.

– Ничего, – согласился Корвус, – но боги давненько не вмешивались в эту грызню.

– Но ведь богам издавна поклоняются независимо от границ. К чему им стравливать север и юг?

– У богов свои интересы в этой войне.

– А какой интерес тебе в это ввязываться? Где Реилия, а где Гаршаан.

Следовало, наверное, узнать, как Корвуса вообще в Реилию занесло, но Хальвард пытался сосредоточиться на действительно важных вещах. Хоть и не был уверен, что ему удастся выяснить что-то, способное помочь его родине, а уж тем более – передать эти сведения.

– Я начал исполнять волю Бога-Ворона задолго до того, как оказался в Реилии, – правый уголок рта растянул губы Корвуса в кривой ухмылке, – собственно, с того самого дня, как мне облагородили лицо.

– Неужто, ты и правда мнишь себя его избранником?

– Не сочти меня безумцем, но он сам назвал меня своим сыном, прежде чем указать этот путь.

– И ты поверил?

– Твоя мать тоже однажды нарекла меня своим ребенком, – Корвус снисходительно улыбнулся. – И я никогда не подвергал ее слова сомнениям, прекрасно зная, что я найденыш. Не вижу особой разницы.

– Если ты и твой бог собираете войско для борьбы с югом, то для чего истязаете наши же земли? За что губите свой же народ?

– Это вынужденные жертвы, – Корвус коротко пожал плечами, словно речь не шла о тысячах жизней. – Ни одно государство не смогло бы отразить этот удар в одиночку, север необходимо было объединить.

– Но не такой же ценой! – Халь чувствовал как невозмутимость Корвуса заставляет его собственную кровь закипать в жилах. – Неужели не было иного способа? Нам же не впервой вместе отражать набеги гаршей.

– Мы никогда не сталкивались с подобным. Тут не помогла бы пара отрядов, отправленных соседям в помощь, я говорю о полномасштабной мобилизации. И как много правителей доверились бы словам беспризорного сироты? Пророк, признаться, из меня никудышный, потому власть пришлось забирать силой. И только благодаря страху мне удается вести народ в нужном направлении.

– Так говоришь, словно люди – это стадо.

– Так и есть, – Корвус развел руками, – для богов мы не более, чем скот. Только не молоком и мясом мы потчуем наших покровителей, а своей раболепной покорной верой. И пролитой кровью.

– А ты, стало быть, и пастух, и забойщик, что поит Бога-Ворона кровью северян? – едва ли не прорычал Хальвард, чувствуя, как нить за нитью обрывалась та слабая надежда увидеть в нем хоть что-то от Кевина.

– Скорее, вожак стада, что рано или поздно положит свою голову на тот же алтарь, – угрюмо проговорил Корвус, уперевшись руками в край стола. – Но да, ты правильно понял суть этой войны. Каждая загубленная жизнь идет на пользу Богу-Ворону, без кровопролития не обошлось бы никак.

– Что же должно было случиться с тем беззлобным мальчиком, которого я знал, чтобы начать так рассуждать о людях? – не удержался от вопроса Халь.

– Теперь тебе интересно? – ехидно сощурился Корвус, сверкнув глазами. Пламя свечей отразилось в правом карем и словно утонуло в чёрном. – Ничего. Я лишь принял дар бога-отца. И тот, кого ты знал, перестал существовать. Передо мной встала задача, которую я обязан был выполнить любой ценой. Которую выполняю и посейчас. Ни для жалости, ни для сожалений, ни для тоски по дому не осталось места. Совсем.

– Какими бы неизбежными ни были жертвы, как может сердце кровью не обливаться, когда губишь всех без разбору, детей, стариков?

– Получается, как-то может. Я ни в коем случае не отрицаю, что мои методы жестоки. Но я с самого начала знал, что иного выхода нет и никогда не испытывал угрызений совести по этому поводу. Я начал воровать и убивать еще по дороге в края, где культ Бога-Ворона был развит лучше всего, а мне, прошу заметить, на тот момент было всего восемь зим.

– Что же он с тобой сделал? Остался ли ты вообще человеком?

– Если ты судишь о человечности только по тому, насколько хорошо спится по ночам после содеянного зла, то знай, мой сон крепок.

– И для чего ты мне это все рассказываешь?

– Я понимаю, что сдача лживого жреца – это не доказательство верности мне, а всего лишь твой просчет. Но зато я убедился, что твои честность и прямодушие никуда не делись с годами. И это хорошо. Возле меня не так много людей, неспособных на удар в спину. После полудня моя армия покинет Равницу, и я хочу, чтобы ты отправился со мной. Лично взглянешь на то, что подготовили для нас южане, – Корвус ненадолго умолк, пятерней закинул волосы назад, открыв лицо, после чего продолжил: – А рассказываю для того, чтобы у тебя не возникло ложных представлений, что я за человек.

Может, и стоило бы согласиться, попытаться выведать как можно больше, выполнить задачу, вверенную Ривану, а по прибытии в Гвинланд попробовать сбежать или как-то иначе передать сведения. Но тугой ком подкатил к горлу от одной мысли о том, чтобы встать на сторону Реилии, пусть и вынужденно, пусть для виду, а на душе стало отвратительно неловко, словно, прими Халь предложение Корвуса, об этом тут же узнают его соотечественники, а он даже объясниться не сможет. Нет, Хальвард так не мог. Хватит, наубеждался. Он не желал больше ни видеть и ни слышать того, кто когда-то был его братом.

– Я не могу последовать за таким человеком, как ты, – как можно спокойней проговорил Хальвард.

– Понимаю. Но попытаться стоило. Надеюсь, и ты поймешь, что отпустить тебя я, в любом случае, не могу. Но я рад знать, что тебя не зашибет где-то случайно во время моего марша по нашей родине. Брат как-никак, – и снова снисходительная улыбка на прощание.

Позже, в долгожданной тишине каменных стен, сидя на низкой лавке, Хальвард прокручивал раз за разом в голове этот разговор, силясь понять причины своего смятения. Сначала он жаждал выслушать Корвуса, да так, что даже не удосужился оценить риск, признаваясь, что послан сюда не один. А затем отказался от возможности хоть как-то окупить свою ошибку. Знания, что Корвус фанатично следует воле Бога-Ворона или того хуже, думает, что следует, никак не помогут в этой войне, и уж точно не стоят загубленной жизни.

Сложно понять, сколько времени он так провел, прежде чем скрипнула тюремная дверь. Хальвард ожидал увидеть кого угодно, но не белокурого жреца Корвуса. Тот дождался, когда дверь за ним запрут, скрестил руки на груди, повторяя жест своего господина и, взглянув на Хальварда сверху вниз, сухо спросил:

– Так значит, ты – тот самый брат, о котором я столько наслышан?

Не поднимаясь, Хальвард бросил хмурый взгляд на визитера, не зная, что и ответить.

– Скажи мне, почему ты сначала обвиняешь жреца в шпионстве, а потом отказываешься присоединиться к Корвусу? – сердито вопросил реилец. – Чего ты добиваешься?

Хальвард хотел было возмутиться, какое вообще дело этому Рауну до того, чью сторону он принял, но увидев осуждающий взгляд жреца, вдруг понял, что вовсе не в этом причина его негодования.

– Я не ожидал, что он поступит вот так, – признался Халь.

– Никто не ожидал, – внезапно сменив гнев на милость, жрец опустил руки и прислонился спиной к двери. – Риван мог послужить, независимо от того, кто и зачем его послал, а Корвус с ним даже не поговорил толком. Собственно, поэтому я и здесь. Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Я хочу, чтобы ты принял предложение Корвуса.

– Зачем? – удивился Хальвард.

– Продолжительное общение с «той стороной» выматывает его, делает раздражительным, лишает терпения, – проговорил жрец, понизив голос. – Сегодня он погорячился с жрецом, завтра он может совершить куда более серьезную ошибку. Ему нужно, чтобы рядом был кто-то трезвомыслящий.

– Подожди-подожди, почему ты решил, что меня это заинтересует? Любая ошибка Корвуса – это…

– Это, возможно, чья-то жизнь, – перебил Хальварда жрец. – А, судя по тому, что я о тебе слышал, ты не упустишь шанса заступиться.

– Если ты такой правильный, то отчего сам не вмешиваешься? – Хальвард поднялся. – Боишься потерять место возле царя, переча ему?

– Я перечу ему столько, сколько другие его подданные не переживают. Другое дело – слушал бы он меня.

– А с чего ты решил, что меня будет?

– Не знаю, – вздохнул жрец. – Может, и не будет. Но лишний голос совести ему не повредит. И твой мне кажется хорошим вариантом.

– Даже если я и соглашусь, – вторил его вздоху Хальвард, – Корвусу я уже отказал. Вряд ли он даст мне второй шанс.

– Об этом я позабочусь.

Халь не был уверен, что сработает, что он осилит, да Бетхор бы их всех побрал, он ни в чем не был сейчас уверен. Но присутствие в стане Корвуса хоть какого-никакого единомышленника внезапно ободряло, пусть у них были и различные мотивы.

– Если Корвус перестанет себя контролировать, – продолжил жрец, – он себя погубит. А вслед за поражением Бога-Ворона пострадаем все мы.

– Я понимаю армия южан, но что значит поражение бога? От смены покровителя еще никто никогда не умирал.

– А еще никогда не умирали сами боги…

========== 14. Рассвет ==========

– Пр-р-роснись! – всеобъемлющую тишину разорвало на части пронзительным криком, от которого сами собой распахнулись глаза, но перед ними предстала лишь точно такая же бесконечная тьма.

В необычайно пустой голове не обнаружилось ни единой мысли, только гулким эхом разносился сбитый ритм собственного сердца. Грудную клетку вдруг стало неприятно распирать, как оказалось, требуя хотя бы глоток воздуха. Но вместо вдоха получился сдавленный хрип, легкие же взорвались огнем, словно их доверху наполнили раскаленным свинцом. А вместе с болью пришло и осознание.

– Вставай! Ка-а-ар!

Он вскочил на ноги и чуть не расшиб лоб, ударившись о низкую деревянную балку, но едва ли заметил это, поскольку все внимание было сосредоточено на тугом узле, что сковывал запястья за спиной. Резкими рывками, подгоняемый горящими в агонии легкими, рискуя затянуть веревки еще сильнее, он смог-таки ослабить путы и трясущимися онемевшими руками сорвать удавку с шеи. С хрипом и тихим стоном от саднящей глотки и жжения в груди Риван сделал первый вдох.

И только сейчас позволил себе осмотреться, с трудом соображая, где он находится. Балка, о которую жрец приложился головой, оказалась частью опоры деревянных подмостков, едва различимых в окружающем мраке. Над головой квадратным провалом зияла скупая на свет безлунная ночь, а с края этой ямы за копошением Ривана, склонив голову набок, наблюдал крупный ворон. Нет, не ямы – люка. Наконец-то все встало на свои места. Мерзкий холодок пробежал по спине и засел где-то глубоко в душе. Его же повесили! Риван аккуратно провел пальцами по шее и обнаружил весьма ощутимую борозду на коже, отозвавшуюся на прикосновение режущей болью. Точно, повесили. Это что же, получается, веревка порвалась? В сердце кольнула игла страха и жрец успел подумать, что вот сейчас его вытащат из-под помоста да найдут петлю покрепче. Но никто не шел, а вокруг царила гробовая тишина. Риван снова поднял голову и понял, что на улице стояла глубокая ночь, а, если он ничего не путал, казнь состоялась рано утром. Но не мог же он тут весь день провисеть без сознания?

Проглотив свои опасения, Риван схватился за край люка, подтянулся на руках и уселся на пол эшафота. На площади не было ни души, если не считать его пробудителя, продолжающего с почти человеческим любопытством следить за жрецом, да двух других оставленных болтаться висельников. Неподвижных, бездыханных. В отличие от него самого. Рука невольно вновь потянулась к шее, а взгляд уставился на растрепанный в лоскутье конец веревки.

– Твоего клюва дело? – осиплым шепотом спросил Риван у ворона.

Тот в ответ цокнул упомянутым клювом по деревянному настилу, расправил мощные крылья и, взлетев, гаркнул:

– Пор-р-ра!

Ворон дело говорил, как бы это ни было странно. Впрочем, стоило ли удивляться говорящей птице после того, как обнаружил себя пережившим казнь. Риван начал подниматься на ноги и с досадой заметил, что бос, хотя в этом-то как раз ничего необычного он не видел, кто ж оставит висельнику добротные сапоги. Бегло осмотрев и ощупав себя, жрец убедился, что больше ничего не пропало, украшения и атрибуты остались при нем, должно быть, сказалась суеверность палача, мало кто позарится на побрякушки с покойника. При мысли о себе в таком ключе, нутро Ривана вновь похолодело. Суеверный или же задумавший обчистить казненных без посторонних глаз – это не имело значения, в любом случае, стоило поскорее убраться отсюда. Риван спрыгнул на холодную брусчатку и на мгновение замер, сомневаясь, а куда ему, собственно, идти. Но тут же решил воспользоваться единственным предложенным ему направлением и последовал за вороном, что терпеливо ждал на перилах зрительского помоста. Тот не подвел, при приближении жреца вспорхнул и полетел в сторону чернеющих силуэтов жилых домов. Ступая по едва освещенным безлюдным улицам, выискивая своего проводника на крышах и навесах, Риван догадался, что тот повел его в сторону северных ворот.

Насколько благоразумно было выходить из города среди ночи, Риван не знал, ровно как и пропустят ли его вообще. Но оставаться в Равнице он не мог. Утром обнаружат порванную петлю и наверняка начнут искать, если уж не его самого, то того, кто украл труп. «Труп…» – Риван поежился. Для трупа он был слишком сильно измотан и чересчур громко хрипел подранной глоткой. Но как бы ни хотелось провести ночь в тепле и уюте, жрец не мог себе позволить даже самую захудалую ночлежку, все деньги до единого гроша остались с его вещами в святилище. Вместе с маской. Сердце сжалось от горечи и будто бы на миг остановилось.

«Все, теперь-то точно все!» – Нестерпимо больно было это признавать, но больше он ее не увидит. Полжизни маска служила ему верой и правдой, полжизни она являлась неоспоримым символом благосклонности Бога-Ворона к нему. Риван прекрасно помнил, с каким трепетом подбирал дерево, которому предстояло обрести форму в его руках, с какой заботой окаривал и протравливал прутья чернолоза, сплетая их с перьями, и как довольный результатом впервые надел маску, позволив мудрому богу заговорить его устами. Теперь этот путь был закрыт навсегда, больше Риван не сможет приносить пользу людям, маска у жреца одна и на всю жизнь, без нее Бог-Ворон не откликнется на мольбы чаявших его совета. Воспаленным разумом жрец понимал, что даже без оставленной маски, неизвестно, смог бы он когда-нибудь вернуться к привычной и спокойной практике, а главное – захотел бы после всего случившегося, но боль утраты была едва ли не мучительней, чем та, что терзала его изнуренное тело.

В мрачных раздумьях, осторожно ступая голыми пятками по мощеным булыжником улицам, Риван, не заметил, как добрался до ворот.

– Эй, жрец! – тут же окликнул его дозорный, показавшийся в тусклом свете тяжелого фонаря, держа его одной рукой, второй же сжимая древко пики. Риван невольно вздрогнул и нервно сглотнул, вызвав болезненное недовольство в горле, но не успел отозваться, как караульный продолжил: – Ты бы не шлялся тут один, небезопасно это.

– Я не… – надеясь, что голос не сорвется, начал было Риван, но тут на его плечо, громогласно заявив о своем присутствии, опустился ворон.

Пришел черед вздрогнуть дозорному. А судя по тому, как тот отступил в сторону, стало ясно, что вопрос исчерпан. Риван молча прошел мимо стражника в малую арку ворот, предназначенную для пеших путников, и поспешил прочь от города.

Реильский солдат был прав, врановому жрецу в одиночку легко нарваться на неприятности, а поскольку накидка с капюшоном осталась в гонтине, стоило принять иные меры. Тяжело вздохнув, Риван неуверенно нащупал перья в косе.

– Если мне понадобятся новые, – все так же шепотом, не напрягая связок, спросил жрец у ворона, мирно восседающего у него на левом плече, – я могу на тебя рассчитывать?

– Кар? – вопрошающе отреагировала птица на его голос.

– Вот и договорились.

Жрец аккуратно сорвал перья с косы и браслетов, почувствовав себя при этом крайне неуютно, словно оголившимся перед многочисленной толпой. Не сразу он смог разжать пальцы и позволить ветру унести легкие перышки.

Уже на незначительном расстоянии от ворот, мир вокруг погрузился в кромешную тьму и в глухую тишину, нарушаемую лишь стрекотом насекомых. Сколько Риван ни вслушивался, он не смог уловить звуков, что должны разливаться по округе, если рядом находился военный лагерь.

«Неужто ушли? – промелькнуло в голове. – Может, рано поспешил из города?»

Но возвращаться совершенно не хотелось, потому следовало решить, куда же ему идти. Если армия выступила на Гвинланд, то путь домой отрезан. Ни в Заречье, ни обратно на восток отправляться не имело смысла, там все еще могли не затухнуть очаги сражений. Оставался только север, на захваченных землях Риван мог бы осесть, но и туда душа не лежала. Жрецу нужен был совет, но здесь и сейчас он его получить не мог.

Риван помнил о деревушке, про которую рассказала Арндис, но сама мысль о том, что именно там в случае опасности должен был встретить жреца Хальвард, заставила и без того истерзанное сердце щемиться от тоскливой обиды. Да, у солдата могли найтись свои причины разменять жизнь жреца, но за те недели, что они провели вместе в пути, у Ривана сложилось иное представление о Хальварде. И чего уж там, он успел начать считать его своим другом. Хотелось верить, что Халь продолжает служить своей родине, но это не помогало унять озноб по хребту, вызванный мыслью о последнем, что помнил Риван перед тем, как его поглотила тьма.

Жрец попытался взять себя в руки. В его-то положении ему не пристало воротить нос. Эта деревня была действительно лучшим вариантом, там он мог прийти в себя, раздобыть все необходимое для обряда и обратиться к Богу-Ворону за советом, как же ему поступить дальше.

– А главное, зачем он послал мне тебя? – тихо спросил жрец ворона.

– Кор-р-рвус! – внезапно гаркнул тот в ответ и вспорхнул.

От этого имени передернуло, как от удара кнута. «Да провалился бы он сквозь землю, этот ваш Корвус», – подумалось Ривану, а к горлу подкатил тугой ком при мысли, что это еще не конец, что мудрому богу все еще что-то требуется от своего жреца и это что-то связано с колдуном.

Но пока Риван не спросит, он не узнает. Потому, определившись с целью и надеясь, что он верно запомнил направление, указанное Волчицей, Риван сосредоточился на дороге, отринув все гнетущие мысли.

Ступать босыми ногами по немощеному тракту было немногим теплее, чем по улицам Равницы, осенней ночью земля быстро остывала, а вот неприятных ощущений добавилось с лихвой – мелкие камешки нещадно кололи замерзшие ступни. К тому моменту, когда по правую руку задребезжали первые лучи восходящего солнца, идти Ривану стало откровенно больно. Но при этом до чего же отрадно было снова увидеть рассвет. Особенно после того, как во время прошлого попрощался с жизнью.

До этой поры ворон не показывался, но стоило жрецу начать видеть округу чуть дальше собственного носа, он убедился, что тот не оставил его, а просто держался впереди, перелетая с места на место. Когда же утро полностью вступило в свои права, Риван различил очертания долгожданной деревни. Ковыляя к широкому покосившемуся дому, наиболее всего напоминающему трактир, Риван не мог думать ни о чем, кроме как о теплой еде. Расплатиться ему по-прежнему было нечем, одна надежда оставалась на украшения.

В трактире жреца окутало нежное тепло, сухая солома, брошенная на пол, показалась мягче любого ковра, а запахи, раздающиеся с кухни, вскружили и так плохо соображающую голову. Риван отправился сразу к стойке, опасаясь в глубине души, что его прогонят.

– Хозяин, – обратился он к седому трактирщику, расстегивая серьги. – Чем можешь накормить за них? Это серебро.

Тот сурово осмотрел жреца с головы до пят, возможно и правда подумывал выгнать бродягу, но, вдруг смягчившись, ответил:

– Чем-нибудь да накормлю.

Жрец выдохнул с облегчением.

– Только посмей продать сережки! – резкий, звонкий, но до щемящей боли родной голос заставил сердце жреца подскочить в груди.

Риван, не раздумывая, обернулся и буквально упал в ее пахнущие травами объятия, тихо прошептав:

– Арни…

========== 15. На юг! ==========

– Вот же сукин сын! – уже не в первый раз в сердцах сокрушалась Арндис. – А я говорила…

– Я помню, – тихо отозвался Риван, неспешно расправляясь с густой кашей, на которую и рад был бы наброситься, только каждый глоток по-прежнему давался с трудом.

Думать о предательстве Хальварда не хотелось, как, впрочем, ни о чем другом. Наесться бы да очутиться в теплой постели, больше ничего и не надо.

Арндис все понимала. Едва увидев, в каком состоянии находился Риван, и ужаснувшись синюшной отметине на его шее, она поспешила заказать у трактирщика что-нибудь «посытнее да побыстрее», велела жрецу вернуть серьги на положенное им место и увела за свой стол. Ривана хватило только на то, чтобы сказать, что его выдали, а она и не стала терзать расспросами. Не удержалась Волчица только от отборных проклятий в сторону гвинландского солдата, грозясь личной мучительной расправой.

Несмотря на ругань, ее голос успокаивал, а потом, становясь все тише и дальше, вовсе убаюкал. Как оказался в ее комнате, Риван уже не уловил, помнил только, что потребовала снять пыльную одежду, прежде чем упасть в кровать.

Спал жрец неспокойно, оказавшись в плену гнетущих бесформенных снов, не оставляющих после себя никаких следов в памяти, кроме тревоги. Но очнувшись сильно за полдень, Риван обнаружил себя, на удивление, бодрым. Туман в голове рассеялся, и не терпелось поскорее получить ответы на мучившие вопросы.

Пока он отсыпался, Арндис раздобыла баночку с дегтярной мазью и пару не новых, но добрых сапог, которые после нескольких лишних оборотов онучей пришлись жрецу почти впору.

– Так что произошло в Заречье, почему ты здесь? – опередил Риван с вопросами.

– Да ничего не произошло, – хмуро ответила Арндис, аккуратно натирая дурно пахнущей мазью шею жрецу, – не успели мы. К тому времени, как добрались до поля боя, таламийское войско было в него уже втоптано. А Корвус во главе сотни солдат двинул к переправе. Честно, думала, что тут-то Равнице и конец. Хотела было рвануть за изувером, рота все же не армия, можно что-то придумать, но побоялась. Представляешь? Не за себя, правда, мальчишек погубить испугалась.

– А где они сейчас?

– Отправила обратно в Бесвану, велела им сидеть и не высовываться. А сама решила, что раз вы условились об этой деревушке, то подожду вестей от тебя, а там будет видно, как дальше поступить. Но Хальварда, чтоб ему пусто было, я тут не нашла. Уже думала, как бы назад к Нигриму вернуться да решила подзадержаться, подождать, мало ли. Хорошо, что дождалась. Теперь давай ты рассказывай, как угораздило?

– Да что тут рассказывать. Быстро смог попасть к жрецам и еще быстрее оказаться в темнице.

– Про колдуна удалось что узнать?

– Считай, ничего.

Арндис, разочарованно вздохнув, снова щедро зачерпнула из баночки.

– А душили-то за что?

– Не душили – повесили.

– Как это? – рука Арндис замерла.

И Риван рассказал, сначала про казнь и пробуждение, а потом и обо всем, что довелось увидеть и услышать в Равнице, важном и нет, просто для того, чтобы выговориться, не держать все в себе. А Арндис сидела рядом на кровати и внимательно слушала, недоверчиво нахмурившись, но не перебивая.

– Но как ты выжил? – спросила она сразу, как Риван умолк.

– Знаешь, – посмурнел жрец, – я не думаю, что выжил.

Арндис отрицательно завертела головой:

– Никто не возвращается с «той стороны».

– Я знаю, но… Арни, я не дышал. Очнулся и не мог вздохнуть из-за веревки, – рука было вновь потянулась к шее, но девушка резво шлепнула по ней, прежде чем жрец угодил пальцами в мазь.

Риван не сдержал смешка и только сейчас понял, как недоставало рядом этой бойкой девчушки, казалось, будто он знал ее всю жизнь, и расстаться им пришлось целую вечность назад. От одного взгляда в ее серо-зеленые глаза, смотрящие на мир с вызовом, на вздернутый, словно вторящий взгляду, носик становилось светло на душе, и даже сурово сведенные брови и недоумение на лице ничуть не портили этого ощущения. Жрец аккуратно коснулся тугих косичек в ее висках и с тоской осознал, что Арндис, как и он, скрыла все атрибуты, не было ни ожерелья на груди, ни бусин в волосах.

– Не знаю, как и почему, но намерен выяснить. Я должен поговорить с Богом-Вороном.

– А может, ну его, твоего ворона? – проговорила Арндис, заглянув Ривану в глаза. Что она в них увидела, жрец не знал, но девушка тяжело вздохнула и добавила: – Ладно, и что тебе для этого нужно?

– Игла, надеюсь, подойдет любая, перо и травы: расковник, вереск, донник… – начал перечислять Риван, но запнулся, поняв, что эти названия ни о чем не говорят культистке. – Вы курения ведь не используете?

– Нет, – покачала головой Арндис. – Ты же знаешь, мы на «ту сторону» не ходим.

– А где найти местного знахаря или травника?

– Уехал знахарь, как и большинство ремесленников, мазь я у его бабки брала. Твой вороний царь знатно распугал тех, кому есть, что терять.

Риван невольно поморщился.

– А есть поблизости молитвенный холм?

– Не холм, конечно, так, пригорок, но есть. Но ты же понимаешь, что вашего идола там больше нет?

– Да боги с ним, с идолом. Возле молитвенных холмов часто высеивают обрядные травы.

– А, ну тогда идем, покажу. Игла-то у меня есть, надо ж как-то вещи в походе штопать. А вот перья придется поискать, если, конечно, твой приятель не дожидается тебя снаружи.

– Думаешь, привиделся? – Риван уловил нотки сомнения в ее голосе.

– Ну, ты вон с какой высоты шлепнулся, – фыркнула со смешинкой Арндис.

Риван мягко улыбнулся ей в ответ, но промолчал.

«Может, и правда привиделся», – подумалось жрецу, когда они вышли на улицу. При солнечном свете все события последних дней казались какими-то нереальными. Но ноющая шея напоминала, что петля в его жизни все же случилась.

Торопливо шагая мимо дворов, Риван убедился в словах Арндис. Многие дома выглядели покинутыми, окна и двери некоторых оказались заколочены, а по дороге встречались в основном старики. А неподалеку от деревни показалась обещанная поросшая и явно рукотворная насыпь, служившая местом для молений. На вершине стояли скромные, в половину человеческого роста, идолы, заботливо украшенные рыжими лентами в честь минувшего праздника, в изножьях каждого из которых лежали подношения. Риван был приятно удивлен тому, что в этом маленьком святилище нашлось место всем северным богам. Вернее, когда-то всем, сейчас же между истуканами коршуна и совы зиял провал затоптанной земли.

Спиной к идолам, разместившись прямо на земле, не боясь запачкать опоясанную бурым кушаком длинную светлую рубаху, сидел давно немолодой, но крепкий мужик, а вокруг него, разинув рты, расположилась ребятня. Риван и Арндис остановились, прислушиваясь к его рассказу.

– … словами ничего не решат, и тогда свет и тьма, Сол и Сот, схлестнулись в грозном бою, дабы выяснить, кто же из них сильнее. И бились они целую вечность, и никто не мог одержать верх над противником, поскольку силы их были равны. Не желая уступать, изнуряли они себя до тех пор, пока не нанесли друг другу смертельные раны и не пали замертво в единый миг, – детишки, старшему из которых было от силы зим семь, охнули в изумлении. – Плоть Сола образовала землю, жилы его стали реками и ручьями, мертвый лик озарил светом небосвод, а последнее дыхание породило жизнь – так и возник Солиум. Плоть же павшего Сота стала изнанкой мира, его тенью, «той стороной». Темные капли крови Сота, что брызнули в миг убийства на тело Сола, стали ничем иным, как богами Солиума. Из крупных капель зародились шесть великих божеств, равных между собой, – повернувшись вполоборота, старик принялся указывать на идолов и перечислять: – Яростная богиня-мать Артула, бог вечной охоты Ульвальд, страж морей Орка, бог славной победы Баркуд, хранительница тайных знаний Калиппа, – затем, опустив руку, добавил: – И Бог-Ворон – мудрый бог. А светлые капли крови Сола на теле Сота дали жизнь божествам и духам на «той стороне». Шесть великих, но также равных: ткач судеб Иснан, богиня-воительница Ифри, Унсар – покровитель благородных духом, богиня плодородия Ренетут, бог-наставник отцов Бетхор и повелитель течения времени Уффин. Так и жили боги на разных сторонах мира. Богов Солиума почитали и одаривали люди, зародившиеся из предсмертного вздоха Сола, взамен те делились с ними своей мудростью и благословением. Подношения наделяли богов силой и влиянием, и всё их устраивало в таком союзе, покуда не стали люди докучать богам по каждому вопросу, будь то рождение ребенка, сбор урожая или ссора с соседом. Не в силах более терпеть человеческую ненасытность, но и не желая отказываться от их даров, боги собрали своих приближенных и научили их, как воззвать к себе в час нужды. А затем отправились на «ту сторону» и попросили у своих собратьев прибежища, взамен поведав тем, как получать жертвы от людей из Солиума. И с тех пор все порождения от крови Сота и Сола обитают на изнанке мира, среди духов и теней, а их последователи несут им подношения и восхваляют в своих молитвах по всему Солиуму, множа их влияние.