Текст книги "Воронье царство (СИ)"

Автор книги: Ifreane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

– Рад это слышать, – Корвус, сложив руки на груди, встал над мертвецом и окинул того взглядом. – Рассказывайте, что произошло.

– Ворон поднял крик, когда этот, – Хальвард кивнул под ноги, – явился. А потом он просто проткнул себе горло, будто за этим и пришел.

– Ничего не сказал? – старший жрец присел возле покойного собрата и принялся обшаривать да осматривать его, насколько это позволял свет убывающей луны.

– Только лыбился.

Арндис наконец-то смогла совладать с собой, сбросить оцепенение, понимая, что происходящее важно для безопасности ее жреца.

– Его глаза, – проговорила она, обращаясь именно к Ривану. – Они были белыми, словно закатились в припадке.

– Он явно не владел собой, – встревоженно заключил Раунхильд, оставив в покое мертвого, – хотя и не вижу никаких следов. Ума не приложу, как кто-то проникает в лагерь, но очень похоже на твоих вестников, Корвус, – жрец сцепил пунцовые от чужой крови пальцы в замок и взглянул снизу вверх на своего царя. – Только вот тебе никогда не удавалось подчинить богослужителей.

– Им и не нужно проникать в лагерь, – отозвался Корвус, раздраженно впившись ногтями в собственные локти и скорбно надломив брови так, что между ними прорезалась глубокая морщина – удивительная картина, но не приносящая Арндис никакого удовольствия сейчас. – Они приходят с «той стороны».

========== 30. Безрассудство ==========

– Нет! – строгий глас Бога-Ворона громом пронзил безмолвный простор.

Другого Раунхильд не ожидал. Впрочем, если начистоту, он и вовсе ни на что не надеялся, поскольку прежде мудрый бог неизменно был глух к вопросам, касающимся Корвуса. Но задавать их жрец не уставал. Воодушевившись такими переменами, Раун позволил себе вольность:

– Мы ведь можем сделать для тебя куда больше! Просто дай нам шанс.

Но могильная всепоглощающая тишина стала единственным ответом. Тень Бога-Ворона могучим колоссом нависала над пустошью, надменно вскинув клюв белоснежной изрезанной рунами маски, давая понять, что этот вопрос исчерпан, но не гнала, нет, ждала иных. Которые на мгновение показались жрецу совершенно бессмысленными. Какая разница, на что способен враг, если исход уже предрешен? Но Раунхильд обуздал свои чувства. В конце концов это «нет» означало, что, вопреки опасениям, их судьба все еще не вышла из намеченной колеи. Хорошо бы еще узнать, как в ней не увязнуть. Перед тем как задать новый вопрос, Раунхильд обвел взглядом серое поле и выступающие на горизонте седые горы. «Та сторона» выглядела такой же умиротворяющей, как и всегда, тут и дышалось, и мыслилось легче да ровнее, но все же Рауну придется попрощаться с этим местом на долгое время. Как бы не навсегда.

Ему и сейчас, по-хорошему, не следовало сюда приходить, но последние дни дались Раунхильду крайне тяжело. Строжайший запрет на посещение «той стороны» давил на всех врановых жрецов без исключения. Ни одно лишение походной жизни так не тяготило, как невозможность освободиться от накопившегося напряжения, очистить свой разум и сердце, окунувшись в покой обители богов. Но опасность, поджидающая здесь, не оставляла иного выбора. Оторванность от бога с каждым днем ощущалась все острее, подопечных Раунхильда поглотили растерянность и страх, кто-то и вовсе начал проситься обратно на север, практиковать на захваченных землях. Но старшему жрецу приходилось отказывать. Во-первых, оставленная за спиной гвинландская армия была не меньшей угрозой, во-вторых, Раун, к сожалению, не мог предсказать реакцию Корвуса на подобное дезертирство.

Вот уж кто действительно был сам не свой, а Раунхильду доводилось видеть его едва ли не в любом расположении духа. От переполняющей Корвуса бессильной и бесцельной ярости разве что воздух вокруг не искрился. Даже жаль, что Скарв вызвал гнев на себя так рано, Корвусу бы не помешало на ком-то выместить злобу, и Раунхильду хотелось, чтобы это был хоть в чем-то контролируемый процесс. Но после казни полководца остальные военачальники, от воевод до последнего капрала, держались тише воды, опасались, словно чувствовали, насколько истощено царское терпение, пусть и не понимали толком причины.

Раунхильд не просто понимал, он знал. В руки Корвуса вручили долгожданный и по-настоящему ценный инструмент, а затем тут же лишили возможности им пользоваться, обязывая снова вести людей за собой вслепую. И если раньше противники не могли ни удивить его, ни уж тем более дать отпор, то сейчас дела обстояли иначе. А воля Бога-Ворона как стояла поперек здравого смысла, так и продолжала – Корвус вынужден был рисковать многотысячной армией, но не мог себе позволить подвергать опасности жизнь одного-единственного жреца.

Думая о Риване, Раунхильд не переставал удивляться выбору мудрого бога. Вот насколько царь и обещанный ему жрец были схожи внешне: оба темноглазые да вороные, гвинландцы чистых кровей, настолько противопоставлены были их сердца. Слепой бы заметил, что для незлобивого Ривана общение с Корвусом являлось настоящим испытанием, а ведь ему предстояло находиться рядом с ним даже тогда, когда остальные отступят. И, захочет того Риван или нет, он будет. Ибо в чем в чем, а в безграничном доверии своей судьбы Богу-Ворону царь и жрец были по-настоящему близки.

Ровно как Корвус Ривана, Раунхильд ни за что не стал бы подвергать риску никого из своих подопечных. Старшему жрецу было более чем достаточно того укора, что виделся ему в пустых глазницах масок павших в этой проклятой войне братьев. Но незаданные вопросы душили Рауна похлеще петли на шее, и как бы он ни силился прогнать их прочь, они все больше и больше подтачивали его волю. «Та сторона» манила, суля ответы, обещая передышку. И Раунхильд поддался ее зову, пусть и знал, что облегчение станет кратким, словно холодная рука опущенная на лоб больного лихорадкой, а последствия могут оказаться самыми скорбными.

– Те, кто преследует твоих жрецов, кто они? – собравшись, спросил Раунхильд.

– Они приходят без зова, без дозволения, – Бог-Ворон склонил голову, обратив взор пустых глазниц на своего последователя. – Ведут за собой голодную судьбу, скармливают ей и свет, и тьму.

– Как они подчиняют себе жрецов?

– Овладевают пустой оболочкой, – подтвердил страшную догадку мудрый бог.

– Как их одолеть?

– Силой, что я даровал.

Об этом Раунхильд мог догадаться и сам. И, похоже, он зашел в тупик: все, что ни шло в голову, упиралось в предначертанное Корвусу, о чем Бог-Ворон, вероятней всего, не станет говорить со жрецом.

– Что я могу сделать для тебя и твоего сына? – отчаявшись, попытал удачу Раунхильд.

– Не дай ей до него добраться.

– Ей? – переспросил жрец. – Судьбе?

– Ее кормилице.

Тень неожиданно припала к серой траве, опустила голову совсем низко, позволив заглянуть в одну из глазниц, как в распахнутое окно, за которым вместо безликой пустоши раскинулось белесое море. На дымчатом песке, омываемом набегающей волной, лежал выброшенный на берег черный кит. Жизнь давно покинула могучее тело левиафана, чью плоть изъел тлен, открыв взору антрацитовые кости, но не признать в этом остове стража морей было невозможно.

Бог-Ворон выпрямился в полный рост так же резко, как до этого склонился:

– Здесь больше не безопасно. Уходи.

Раунхильд без замедления подчинился, закрыл тяжелые веки и позволил яви взять верх. А открыв глаза в своем шатре, жрец первым делом увидел направленный на себя гневный взгляд сидящего рядом, скрестив ноги, царя.

– Ты? – зажав меж пальцев резную костяную иглу, коротко спросил Корвус.

– Я, – так же кратко ответил Раунхильд, унимая бешено колотящееся сердце в груди.

Только сейчас, глядя на острый атрибут, что Корвус явно не из любопытства взял в руки – свои дары-то он и так прекрасно знал – Раунхильд понял, да столь ясно, словно его отпустило некое наваждение, как сильно рисковал.

– Ну и на кой полез? – сухо спросил Корвус.

– «Та сторона» была весьма настойчива, – все еще пытаясь прийти в себя, проговорил жрец, а, подумав, добавил: – Прости.

– Раун, – в голосе Корвуса звучала сталь. – Запрет касался всех. И уж от тебя такого безрассудства я никак не ожидал. Что изменило бы твое «прости», если…

– Мы потеряли Орку, – перебил его Раунхильд. Он понимал, что поступил опрометчиво, но злость во взгляде и голосе Корвуса ощутимо причиняла ему боль.

– Уверен? – опешил тот.

– Бог-Ворон не в первый раз показывает мне мертвых богов, ты же знаешь, – Раун подхватил стоящую перед ним чашку с отваром, без которого в этот раз едва ли удалось бы успокоиться для ритуала.

– Сучье насекомое, – в сердцах процедил Корвус, бросив иглу обратно к обагренному перу, и забрал отвар из рук жреца. – Что еще он сказал?

Раунхильд передал все слова Бога-Ворона, касающиеся их врага. Корвус залпом допил снадобье и уставился, казалось, невидящим взглядом куда-то за спину жреца. Злоба отступила, но пришедшая ей на смену угрюмость, добавляющая Корвусу еще с десяток лишних зим, была ничуть не лучше. И когда он только стал таким смертельно уставшим? Как Раун смог пропустить и допустить это? Уже не в первый раз за эти годы Раунхильда захлестнуло гнилое чувство, что своей помощью он делает только хуже, будто, ставя Корвуса на ноги после общения с «той стороной», саморучно продлевает муки дорогого ему человека.

– А я ведь их видел, – вдруг прервал молчание Корвус. – В детстве. Чувствовал их чуждость, но принял тогда за души мертвых. А, выходит, это смертные шляются на «той стороне» без одобрения богов. Что ж, кормилица, говоришь? Времени осталось не так много, скоро она должна себя проявить, – он ухмыльнулся и наконец снова взглянул на Раунхильда, к его облегчению куда мягче. – Буду ждать. Плесни чего-нибудь еще.

Раун встал на ноги и подал Корвусу руку, помогая подняться.

– Вина у меня нет, – наливая в чашу крепкую настойку, зачем-то оправдался жрец.

– Будто я не знаю, – фыркнул Корвус и, сделав добрый глоток, поморщился. – Ох, но не перестану удивляться, как ты это пьешь.

– Молча. Зато помогает расслабиться.

– Мой дорогой Раун, кажется, ты стал забывать, как принято расслабляться, – Корвус расплылся в ехидной улыбке.

– Все забавляешься?

– Почему нет? Конечно, гибель Орки плохая новость, я тебе уже говорил, нам это наверняка выйдет боком. Но ты принес и добрые вести. Убедил меня в одной мысли. Иснан силен, очень силен, но он не властен над собой. Его ведут как натравленного пса. А его натасчики, его кормилица, вот они мне по зубам. Справимся с ними – выиграем для Бога-Ворона время.

– И как много времени? – с надеждой спросил Раунхильд.

– Не знаю. Но это будет уже не наша война, Раун, – Корвус задумчиво повертел чашу в руках. – И кстати, о нашей. Завтра мы достигнем Теорана. Увижу воочию склоны и решу, как обезопасить переход. Мне нужно, чтобы ты был готов разделить жрецов. Не хочу, в случае чего, потерять всех разом.

– Хорошо, – скрепя сердце согласился старший жрец, – я понял.

Корвус неожиданно подошел ближе и по-хозяйски поправил на шее Раунхильда выбившуюся из-под рубахи подвеску-перо.

– Не знаю, что ты вбил себе в голову, но ты мне все еще нужен, так что будь добр, не делай так больше, – требовательно заявил он и, хитро сощурившись, добавил: – А захочешь расслабиться, заходи, напомню.

– Стервец, – цыкнул на него Раунхильд.

Корвус хохотнул, вернул пустую чашку и напоследок бросил:

– Доброй ночи, Раун.

– Доброй, – буркнул тот в ответ, отгоняя очередное наваждение, но в глубине души радуясь даже таким незначительным переменам в настроении своего царя.

========== 31. Глашатай ==========

Одинокая светлая фигура не спеша пересекала зажатую в смертельные тиски каменистую долину под нетерпеливым взором тысяч глаз. Вела коня спокойно, но уверенно, словно серое полотно на ее плечах было не традиционной просьбой о переговорах, а несокрушимым щитом.

Корвус так и не сказал, для чего позвал Ривана с собой, но жрец и без того ощущал себя не в своей тарелке. Борясь с невесть откуда взявшимся предчувствием неладного, он старался держаться подальше от собравшихся на холме, выбранном реильским царем для наблюдения за червлеными знаменами по ту сторону долины. Возможно, нечто похожее чувствовал и Хальвард, точно так же стоя особняком от Корвуса и Раунхильда, но с той лишь разницей, что под изогнутыми бровями гвинландского солдата горел небесной яростью взгляд, направленный на раскинутое у подножия гор имперское войско.

Вскоре стало ясно, что облаченным в песочный хитон посланником была молодая южанка. Спешившись, она остановилась в нескольких шагах и почтительно опустила коротко стриженную голову в легком поклоне.

– Провидица от лица Его Императорского Величества приветствует тебя, Государь Реильский, – говорила она на манер улимийских языков протяжно, но довольно ладно. – И в знак уважения предлагает отказаться от заранее проигрышной войны.

– Звучит не очень убедительно, – прыснул Корвус, сложив руки на груди. – И это все, что ты желала сказать?

– Ты проделал долгий и сложный путь, Государь, – белоснежная беззлобная улыбка осветила смуглое лицо. – Но оглянись: ты терпишь поражение, едва начав битву. Тебе не попасть к Акташу в срок. Горы служат нам лучше любых крепостных стен, такие не обойти, не сковать в осаду. Выше по склону разместились наши лучники и стрелометы, а по ущелью мы бесконечно долго сможем получать продовольствие и подкрепление.

– А ваши новые союзники в скором времени прижмут меня со спины, – от Ривана не ускользнул изумленный взгляд Хальварда, которым тот наградил брата. Речь могла идти только о Гвинланде, что для солдата, всю жизнь бившегося с гаршами, было предательством похлеще его собственного. – Нет нужды тратить время на то, что я знаю и сам. Но посмею огорчить его величество, – с нарочитой небрежностью проговорил Корвус, – мое войско уже завтра продолжит путь.

– Тебе стоит остерегаться собственной кичливости, Государь, пренебрегать щедростью Императора опасно.

– Меня правда должны трогать угрозы той, кто боится произнести их собственными устами? – Корвус довольно ухмыльнулся при виде гневно нахмуренного лица южанки. – Тебе бы не о моей безопасности заботиться, а о своих людях. Если ты вообще находишься где-то здесь, а не трусливо прячешься за стенами Акташа.

– Мне не нужно собственное тело, чтобы наказать тебя за дерзость, – зло процедила посланница. – Быть может, сам ты и не страшишься смерти, но готов ли ты похоронить в песках кости тех, кто сопровождает тебя?

По коже острыми иглами прошелся неприятный холодок, и, прежде чем Риван успел осознать его природу, в ушах раздался оглушительный треск, а в глазах вмиг потемнело. Но едва жрец, зажмурившись, обхватил голову ладонями, все встало на свои места, так же быстро, как и началось. Судя по оторопевшему виду Раунхильда и Хальварда, они почувствовали то же самое, один лишь Корвус стоял недвижно, опустив руки и сжав кулаки с такой силой, что меж побелевших костяшек пальцев заструилась кровь. Риван завороженно проследил за первой алой каплей, сорвавшейся к земле, и предчувствие нехорошего с новой силой поглотило жреца. Тотчас под ногами Корвуса вздыбилась тень, точно такая же, как повстречались Ривану с Арни по дороге, и черной неотвратимой молнией метнулась в сторону посланницы.

– Ты сильнее, чем кажешься, колдун, но у всех есть слабости, – не сходя с места, произнесла южанка и рухнула на землю за долю мгновения до того, как тень успела до нее добраться.

– Зараза, – склонив голову набок, прошипел Корвус, глядя на нависшую, словно в замешательстве, тьму, что так и не коснулась девы.

– Что это, Бетхор ее дери, было? – подал голос Хальвард.

– Судя по всему, та самая кормилица, да? – обращаясь к Корвусу, Раунхильд неодобрительно помотал головой. – Бог-Ворон велел держаться от нее подальше, а ты ее провоцируешь.

– Должен же я был убедиться, что это она, – фыркнул колдун в ответ, переведя взгляд на кровавые отметины от острых ногтей на своей ладони.

– А если бы ты не успел принять удар на себя?

– То сегодня бы все и закончилось, – пожал плечами Корвус, после чего обернулся к Ривану и, осмотрев того с ног до головы, бросил: – Цел?

– Цел, – с неохотой отозвался жрец.

– Это главное.

– И что теперь? – не унимался Раунхильд.

– А теперь надо устранить препятствие. Мне понадобится обережный сбор и расковник, – не обращая внимания на молчаливое недоумение старшего жреца, произнес Корвус. – Принесешь?

– Принести-то принесу, но что ты задумал?

– Увидишь, – строго ответил Корвус. – Я жду.

Проводив крайне недовольного, но подчинившегося Раунхильда взглядом, Корвус отошел в сторону южанки. Резким взмахом руки прогнал тень, а заодно и без того напуганного коня, и сорвал с плеч девы серое знамя – символ нейтралитета и «той стороны».

– Она мертва? – спросил Халь.

– И да, и нет, – ответил Корвус, возвращаясь. – Тело живо, но души в нем нет.

– Ей можно помочь? – встрепенулся Риван.

Корвус обвел взглядом обоих и усмехнувшись, ответил:

– Я знаю об этом не больше вашего.

Вскоре вернулся Раунхильд с ведовскими атрибутами. В угрюмом молчании он протянув Корвусу чашу с горячей водой и горсть сухоцвета, забрав из его рук ткань.

– И ничего не скажешь?

– А что мне сказать? Сдохнешь, за лекарством не приходи?

– Сдохну, – хохотнул Корвус, – но не сегодня. А Риван сейчас мне в этом поможет.

– Не втягивай меня в свое колдовство, – запротестовал Риван, невольно сделав шаг назад.

– Ты сам слышал Провидицу. Мы можем застрять тут надолго и понести огромные потери. Не бойся, от тебя потребуется лишь передать мое слово.

– Ты убьешь его, – вмешался Раунхильд, в голосе которого Риван впервые услышал едва ли не панические нотки.

– Не убью, – отрезал Корвус. – «Та сторона» уже вставала на его защиту. А ведь ему даже собственную кровь не пришлось проливать.

Ривану сделалось донельзя неловко, будто его только что уличили в чем-то невероятно постыдном. Сердце мучительно заколотило в груди, а к горлу подкатил тошнотворный ком – чтобы ни запланировал Корвус, ни к чему хорошему это не могло привести.

– Риван, – мягко проговорил колдун, ссыпая с все еще кровоточащей ладони в воду сухие травы, – буду откровенен, и Раун не даст мне соврать: мои силы на исходе. Поэтому я и прошу тебя мне помочь. В твоих руках жизни моих солдат.

– Которые они смогут положить под Акташем, – процедил сквозь сжатые зубы жрец.

– Да, – хмыкнул Корвус, – многие из них. Но разве это плохо – отсрочить кровопролитие?

– Почему там? Что такого в этой крепости?

– Эти горы, – Корвус кивнул в сторону Теорана, – граница, которую проложила природа и приняли люди, но у богов свои рубежи. Ты поймешь, когда мы окажемся там.

Принимать участие в черном ритуале, призванном нести смерть – неважно, врагам иль союзникам – Риван отчаянно не желал. Взглянув в сторону лагеря, в котором реильские солдаты ожидали приказа своего царя, жрец болезненно поморщился. Как бы это ни претило, но союзниками они, выходит, стали. И Корвус, будь он неладен, только что взвалил на Ривана ответственность за жизни тысяч из них.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – обреченно проговорил жрец.

– Одно, – отчеканил Корвус, – слово. Станешь моим глашатаем.

– И что это за слово?

– Не имеет значения. Просто скажи, что принес им мою волю, мой отказ, все, что угодно. Но только там, – Корвус указал рукой с чашей на имперское войско. – Как только я передам тебе эту силу – ни звука. Иначе погубишь всех нас. Договорились? – и не дождавшись ответа, он скомандовал: – Халь, будь добр, подведи коня.

– Я поеду с ним.

– Смотри, сколько у тебя защитников, а, – усмехнулся Корвус и отрицательно помотал головой. – Не поедешь. Оттуда только он сможет вернуться.

С искренней благодарностью Риван взглянул на Хальварда, кивком давая понять, что все в порядке. Ах, если бы это действительно было так. Риван уставился на красные знамена гаршаанской армии, силясь вспомнить все, что он слышал о бесчинствах южан на родных землях, все, чему свидетелем был сам, но не помогало. Куда хлеще и ярче врезались в память зверства реильцев, но даже этого было недостаточно, чтобы желать хоть кому-то смерти.

– Я не могу, – взмолил Риван, яростно замотав головой.

– Ты хочешь провести сегодняшнюю ночь в объятиях своей ловчей или в опасениях, переживет ли она эту битву?

– Не смей, – неожиданно даже для самого себя прорычал Риван. – Не вмешивай ее.

Корвус молча испытующе уставился на жреца, перебирая пальцами бледное соцветие разрыв-травы. Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Риван тяжело вздохнул и, кивнув, сипло проговорил:

– Хорошо.

Корвус опустил во взвар расковник и жестом велел Ривану подойти ближе. Не удовлетворившись результатом, сам сделал несколько шагов навстречу неуверенному жрецу. После чего залпом осушил чашу и, ухватив Ривана за подбородок, внезапно прильнул своими губами к его. Опешив от неожиданной близости Риван попытался отстраниться, но цепкие пальцы до боли впились ему в челюсть. Казалось, холод чужих уст овладел жрецом, пробрался в глотку, оттуда в легкие, где сей невиданной силе тут же стало тесно и, скребясь ледяными когтями в поисках выхода, она принялась зверствовать внутри.

Корвус отпрянул от Ривана, но лица его не отпустил.

– Ш-ш-ш, ни звука, – тихо повторил он, с явным довольством разглядывая Ривана из-под полуприкрытых век. – Потом расскажешь все, что обо мне думаешь. Чувствуешь?

Риван чувствовал. Еще как чувствовал! Словно его душа и сердце стоят на пути к свободе у бешеного хищника и их вот-вот разорвут на куски.

– И я. Каждый раз.

Позади раздался конский топот.

– Ступай, – Корвус наконец разжал свою хватку.

Плотно сомкнув губы, не поднимая взгляда, Риван забрал у Раунхильда серое знамя, а у Халя поводья. Взобравшись в седло, жрец вжал пятки в бока коня, желая поскорее убраться с холма. И не столько ради того, чтобы как можно быстрее освободиться от пожирающей его изнутри тьмы, сколько из-за страха не совладать с ней в такой близости от лагеря. От Арндис.

Думалось плохо, очень плохо, дышалось с великим трудом и время от времени мутнело в глазах. Одно лишь Риван понимал ясно – он совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Но поворачивать было попросту некуда. Борясь со снедающей его волю силой, Риван не заметил, как оказался у подножия гор, у самых строев гаршаанской армии. Спешился и подался навстречу выступившим к нему пехотинцам. Сердце сжалось при виде их юных лиц цвета меди, от их звонких голосов, вопрошающих к нему на улими, хотелось провалиться на месте, умереть самому, но не дать свершиться страшному.

– Я… – Риван в страхе сглотнул, почувствовав, как холод рвется обратно вверх по глотке. – Я принес его слово…

Терзающая его сила была не хищной тенью, какую Корвус призвал сегодня, нет, на волю вырвался черный туман, в мгновения ока разлившийся по земле вокруг жреца. Встретившие посланника солдаты в панике попытались убежать, но тьма оказалась в разы резвее. Едва коснувшись их ног, она повалила одного за другим замертво наземь и могучей бурной рекой устремилась к остальному войску.

Крупные слезы застили опущенный к каменистой почве взор. Ривана трясло, как никогда в жизни, хотелось выть от боли, какой он не испытывал даже в момент собственной казни. Он не мог выносить творящегося вокруг, но и сил двинуться с места жрец в себе не находил. Так и стоял, пока зло, принесенное им, свершало свою расправу, слушал крики отчаяния и страха, понятные на всех языках Солиума.

– Подумать только, такая чистая душа на службе у вороньего ублюдка.

Риван поднял обезумевший взгляд. Среди затихших мертвых солдат неподалеку от него стояла южанка в светлом одеянии. Нервно смахнув влагу с глаз, жрец разглядел, что эта гаршаанка была старше посланницы на десятки зим, а ее безволосую голову и оголенные руки обвивали белые змеи-узоры.

– Что же тебя связывает с ним? – женщина сделала несколько плавных шагов в сторону Ривана и, остановившись, склонила голову набок, разглядывая его. – Что-то между вами есть, что-то столь тонкое, неуловимое.

– У меня нет ничего общего с Корвусом, – прохрипел Риван.

Гаршаанка довольно улыбнулась и подошла еще ближе.

– Не-е-ет, – протянула она. – Нет, ты ошибаешься. Но я попробую узнать.

Риван попытался сделать шаг назад, но голова закружилась и в который раз за день взор затянула пелена. Серая, как бескрайняя пустошь «той стороны». Жрец затряс головой, но бесцветная завеса никуда не делась. И тут осознание, что это и есть она – изнанка мира – острой иглой пронзило разум.

Отчаянно пытаясь почувствовать связь с явью, со своим телом, Риван оглянулся. Над ним и безликой долиной возвышались белые горы, пронзая вершинами черный небосвод. Страх, не имея власти над жрецом в обители богов, отступил, но Риван прекрасно понимал, что его выбросили на «ту сторону» без его воли и это сулило беды, похлеще случившихся. Неясное движение привлекло внимание, и жрец, сделав еще один оборот вокруг, увидел несколько теней, отдаленно напоминающих людей, блеклые силуэты, ступающие в его направлении.

«Бежать!» – пронеслось в голове. Не позволить им приблизиться, не дать завладеть его душой. Риван неуверенно попятился прочь, но вдруг над его головой перемахнула глубокая тьма. Жрец замер, лицезрея, как исполинская хищная тень накрыла грозной лапой один из белых силуэтов, вынудив остальные броситься врассыпную, как стремительным рывком догнала второй и сомкнула свои угольные зубы на нем. После чего черный зверь выпрямился во всю великую стать и уставился на Ривана своими бездонными глазницами.

– Уходи, человек!

Страха по-прежнему не было, нет, было всепоглощающее благоговение перед могучей силой, перед богом, вставшим на его защиту.

– Уходи! – повторил Ульвальд и Риван больше не посмел испытывать его терпение.

Повернувшись к нему и его добыче спиной, Риван выбрал единственное возможное для себя направление: долой от гор, в сторону холма, над которым только сейчас жрец заметил бьющий в темное небо тончайший белый луч.

Комментарий к 31. Глашатай

Я скажу весьма очевидную вещь, но фидбэк – это топливо, не позволяющее автору остановиться. И сейчас, когда Царство так близко к финалу, он важен как никогда. Каждая последующая глава кажется сложнее другой и мне очень нужно знать, что я все делаю правильно. Надеюсь на ваше понимание :) И на то, что мне хватит топлива через неделю отметить двухлетие Царства новой главой :)

========== 32. Откровения ==========

Стоило бы распорядиться о подготовке строя к переходу. И об организации отряда на подъем, раз склоны оказались достаточно пологими. О постах с сигнальными кострами на протяжении всего пути следования армии, благодаря которым Корвус сможет узнать, с какой стороны исходит угроза, дабы взять ее на себя. Но сейчас его хватило только на то, чтобы напомнить про наказ разделить жрецов и отослать Рауна с Халем в лагерь.

Отчего же так паршиво? Что это, усталость или тревога? Да, во рту стоял отвратный медный привкус собственной крови, но сил Корвус потратил не в пример меньше обычного, возложив основную нагрузку на Ривана. Однако и беспокоиться Корвусу было не о чем. Эхо «той стороны» не причинит жрецу вреда, а гаршаане об этом даже помыслить не успеют. Колдун всего единожды прибегал к этому проклятию, самолично заронив его на ваомийской земле, но прекрасно помнил, с какой прытью смерть косила неприятельские ряды. Что же тогда не так?

До рези в глазах Корвус вглядывался в простор долины и едва ли не вздохнул с облегчением, увидев наконец пешую темную фигуру, возвращающуюся к нему. Но скверное самочувствие так и не отпускало, даже когда, казалось, целую вечность спустя, Риван ступил обратно на холм. Опущенные плечи жреца и покрасневший взгляд из-под опухших век говорили сами за себя, вот только в глазах вместо ожидаемой скорби плясал нездоровый огонек.

– Мы можем поговорить? – просипел Риван.

– Конечно. Говори.

– Не здесь, – с горечью в голосе попросил жрец, оглянувшись через плечо.

Корвус кивнул и жестом пригласил Ривана идти вперед. Тот твердым шагом направился вниз по покатому склону, прямиком к установленному посреди лагеря царскому шатру. Колдун напоследок бросил взгляд на покосившиеся ряды красных знамен и последовал за жрецом.

Скрывшись от посторонних глаз под навесным куполом, Риван развернулся лицом к Корвусу и уставился на него не просто с вызовом, а с явным задором, отчего впору было решить, что малец тронулся умом после массовой казни.

– Итак, что ты хотел сказать? – настороженно поинтересовался Корвус.

– Я хотел повторить, – неожиданно ответил Риван, едва заметно облизав губы.

Легкий будоражащий трепет мгновенно охладила отрезвляющая мысль: «Риван ли?» В груди глухо екнуло и мерзкий холодок прошелся по хребту – погубил, как пить дать погубил своего жреца! Не подавая виду, Корвус попытался взять себя в руки. Вскинул бровь, ухмыльнулся и осмотрел его с головы до ног. Да, не только взгляд был чуждым. Риван всегда рядом с Корвусом держался скованно, чувствовал себя неуютно, это виделось в его осанке, ощущалось в движениях, но сейчас последние обрели еще большую неловкость, но вместе с тем незнакомую плавность.

«Ох не того жреца ты выбрала, дорогая моя, – утомленно подумал Корвус. – От этого я могу ждать чего угодно, кроме того, что пылает сейчас в его глазах».

Но, надо признать, крайне соблазнительно пылает. Выходит, не так уж сильно она и ошибалась. Корвус поднял взгляд:

– Хочешь – возьми.

Жрец сорвался с места и подошел так близко, что Корвус отчетливо услышал, как гремело сердце в его груди. Такая близость невольно возбуждала, да что там – откровенно дурманила. Плюнуть на все, поддаться – и будь что будет? Глупо, конечно, хоть и желанно. Но что, если немного подменить правила игры? Корвус прильнул к жрецу и прошептал ему на ухо:

– Подари мне его. Тебе же ничего не стоит.

Пусть думает, что попался, купился и готов заплатить. Корвус почувствовал горячее дыхание на шее, мимолетное, почти случайное касание губ под скулой. И услышал шепот, пробирающий до самых потаенных уголков души:

– Отступись, и он всегда будет твоим.

Корвус с неохотой отстранился, всеми силами прогоняя разбушевавшееся влечение.

– Чего ты добиваешься?

– О, теперь ты готов поговорить? Конечно, ведь этот жрец был важен для тебя.

От слова «был» злобной судорогой свело скулы, а в груди неприятно сдавило.

– Чего. Ты. Добиваешься, – требовательно повторил Корвус.

– Мира.

В молчаливом удивлении Корвус вскинул брови. Наваждение отпустило. Хоть он и продолжал смотреть в карие глаза Ривана, чуть свысока благодаря каблукам верховых сапог, но он больше не видел своего жреца перед собой.

– Ведь не будет богов – не станет и войн, – продолжила Провидица похищенными устами.